Обещанный Неверленд: Новый рассвет

Песок прожигал ноги сквозь подошву ботинок. В этой пустыне погода никогда не менялась — солнце шпарило и нечем было дышать. Сухой ветер обдувал лицо, засыпая глаза и нос пылью, а компания всё шла и шла между барханов и красных песчаных скал. Но оставалось совсем немного. К раннему вечеру этого дня они должны были добраться до цели. Ви, Найджел, Тео, Бен и ещё несколько ребят посменно тащили носилки Оливера, Зак уже шёл сам, опираясь на трость, которую Лукас сделал для него ещё во время пути по горам. Сам Лукас тоже опирался на свою трость. Но остальные, кроме перечисленных членов отряда и совсем уж малых детей, держали уверенный темп. Месяц горных дорог не прошёл для них даром и по равнине их окрепшие ноги шагали твёрдо. Рэй же за время похода на практике научился читать карту и теперь каждый раз, когда начинал сомневаться в верности курсу, запросто сверялся с бумагами и соотносил данные с координатами на голограмме. Карта помогала предсказывать будущие препятствия на пути и подсказывала правильные решения словно ведьмин шар. Это сильно упрощало дело. Последние две недели относительного спокойствия без стычек с чудовищами, дали Рэю время для отдыха, привели в покой мысли и душу, но чем меньше километров оставалось до бункера, тем сильнее его охватывало беспокойство. Он не рассчитывал избавиться от тревоги насовсем — за месяц бесполезных попыток убедился, что это невозможно. Но самообман всё ещё работал и, пусть ненадолго, разум умудрялся ловко превращать тревожность перед чем-то плохим в волнительное ожидание чего-то хорошего. Прошёл месяц. Целый долбаный месяц! За такую кучу времени уж точно должно случиться… «нечто хорошее». Рэй боялся представлять желаемое более ясно, чтобы не накликать беду словно какой-то суеверный неандерталец. Но проблема не в суеверности — как реалист, Рэй не мог обманывать себя слишком долго, как бы ему ни хотелось не мог полностью поверить, что за какой-то жалкий месяц жизнь успела сильно измениться к лучшему. Слишком велика вероятность, что что-то могло пойти не так. Ему казалось, что он хорошо подготовился к худшему, однако это только предстояло проверить. Когда голограмма показала, что до входа в бункер осталось всего пара точек, Рэй услышал металлическое поскрипывание над головой. Механическая сова засекла приближение группы, и скоро жильцы убежища сами выдали своё точное местоположение, открыв люк бункера изнутри. Несколько фигур выбрались на белый песок. В самой высокой сразу узнавался Старик, он же Мистер, он же Юго. Да, теперь определённо лучше звать его по-человечески, без всех этих глупых прозвищ. Низкий силуэт, — явно кто-то из младших — попробовал дёрнуться прочь от люка, но Юго удержал его на месте. — О! Похоже кто-то очень сильно хочет тебя видеть, — улыбнулся Найджел, оглядываясь на Рэя. — Угу, — ответил Рэй, а про себя подумал: «Надеюсь, Юго по-хорошему уговорил его остаться». Группа подошла ближе, и он узнал остальных: Дона и Доминика. Младший брат тоже узнал Рэя среди толпы и побежал. На этот раз старшие не стали его удерживать. — Рэй! — едва приблизившись, Доминик набросился на него с объятиями. — Наконец-то! Ты вернулся. От младшего брата веяло домом, тёплым чувством чего-то старого и знакомого, а неподдельная детская радость взывала к ответным чувствам. Рэй почти не ощущал неудобства, когда обнимал Доминика, мягко поглаживая тощую мальчишескую спину, и даже смог найти в себе силы для искренней улыбки. Доминик так и не отпустил его руку, пока они не дошли до люка. Рэй снова оглядел встречающих, обменялся приветствием с Доном, и друг, широко улыбаясь, похлопал его по плечу. Юго в первую очередь пожал руку Лукасу. Больше не угрюмый тип — теперь лицо его казалась насмешливым и слегка нахальным. По виду Юго был здоров. В дороге с ним ничего не приключилось, а значит Эмма тоже жива. Однако среди встречающих Рэй её не видел. «Она бы ни за что не пропустила прибытие долгожданных гостей», — прошептал внутренний голос. Верно. Рэй ощутил лёгкий озноб и в надежде найти хоть какой-то знак, уставился на Дона. Смотрел он так пристально, что увлечённый знакомством с новыми старшими ребятами брат вздрогнул, когда столкнулся с его взглядом. Дон неловко усмехнулся и, почёсывая затылок, весело сказал: — Хорошо что ты вернулся, Рэй, мы скучали. В реакции Дона не было ничего примечательного. Рэй кивнул и, немного успокоившись, переключился на Старика: — Йоу, Юго. Юго добродушно усмехнулся: — Тоже рад тебя видеть, Рэй. — Как вы? В голосе сквозило напряжение, Рэй слишком плохо скрывал, о ком на самом деле был вопрос. Юго, конечно же, понял правильно. — Как видишь, нас не съели. И мы вовремя добрались до убежища. Это самое главное. А там… дело за временем. Что значит «дело за временем»? Рэй с трудом втянул воздух в лёгкие. Это не то, что ему хотелось услышать. Широкая фантазия с готовностью принялась работать против него, подкидывая самые ужасные варианты, но он сопротивлялся пессимистичным мыслям. «Возможно, она пока не достаточно поправилась, чтобы лазать по лестнице. У неё не какая-то лёгкая царапина, конечно Эмме потребуется больше времени для полного выздоровления. Она наверняка ждёт внизу». Он бы попытался выведать правду по лицу Доминика, но малыш снова обнял его, прижавшись щеками к подолу пыльного плаща, и Рэй не стал упорствовать, решил остановиться на последней мысли. Ему так по-детски хотелось верить в лучшее. — Пойдёмте! Нечего торчать на ветру, — заявил Юго. — Думаю, вы чертовски устали. Собрание только этого и дожидалось. Обессиленные и обезвоженные, голодные и помятые с долгой дороги беженцы Золотистого пруда спешили оказаться в прохладных недрах подземного укрытия. Одна за другой макушки скрывались в тёмной дыре, по очереди спускаясь вниз. Рэй шёл одним из замыкающих, потому что помогал Джине и Найджелу нести Оливера, привязанного к носилкам остатками простыней. В коридоре собралась вся семья. За головами новеньких, Рэй увидел и Гильду, и Нэта, и Анну. Очевидно, Юго передал им новость о приходе гостей, потому что старшие дети Благодатного дома подготовились и тут же принялись раздавать прибывшим стаканы с водой и влажные полотенца для обтирания пересохших от жёсткого пустынного воздуха рук и лиц. Хотя среди большой шумной толпы Рэй не замечал младших, они-то его видели и, просачиваясь между леса ног, выбежали к нему навстречу. Их собралось так много и обнимали они так крепко, что он едва удерживался от падения на пол. Казалось, комната переполнилась до верху. Слишком много голосов, слишком много лиц. Рэй не мог разобрать, что говорили малыши, но это было не важно. Очевидно, они счастливы наконец увидеть его живым. Рэй пытался отвечать им тем же, но его улыбка получилась вымученной. Видеть родных здоровыми и весёлыми — это ли не счастье? Рэй ощущал себя счастливым… почти. Если бы к радости не примешивалось ещё одно чувство… Он никак не мог найти рыжую макушку. «Где же она?» Хотелось подойти к кому-нибудь из родных и задать вопросы, но он понимал, что ещё не время, и заставлял себя терпеть. Он так усиленно концентрировался на контроле своей растущей тревоги, что не сразу заметил, как упорно Джамима продолжала цепляться за край его плаща даже когда остальные начали разбредаться. Опомнился только когда шагнул вперёд и почувствовал её хватку. — Джамима, ты чего? Сестра дёрнула носом и отчаянно обхватила его руками. Да у неё глаза на мокром месте… — Я-я боялась, что ты… и ты тоже… как… Рэй застыл. «Как… кто?» — хотелось крикнуть ему, но какой спрос с ребёнка. Ощущая дрожь в ногах, он вырвался из рук Джамимы и бросился прямо к Гильде. — Где Эмма? Что с ней? Прямой вопрос огорошил Гильду, а затем по её лицу скользнула мрачная тень. Рэй слишком хорошо понимал, что это означало. «Всё хуже, чем ты думал, дурак!» Он не мог больше ждать. Не обращая внимание на тревожные взгляды родных и новых знакомых, схватил молчаливую сестру за плечи и начал трясти: — Отвечай, Гильда! Где она? Гильда побелела от ужаса и пропищала всего два слова: — В палате. Рэй не обернулся на оклики, помчался по коридору вниз к третьему уровню. Медицинская палата была там, рядом с кладовыми, садом и спортивным залом. Прошёл целый месяц, а Эмма не то что не на ногах — она всё ещё в палате! Он рывком распахнул нужную дверь, и ослеп от белизны стен и пола. Два ряда кроватей рябили перед глазами, но все они пустовали. Где? Снова оглядев помещение, Рэй вдруг заметил дверной косяк на противоположной стене. Совсем забыл, что здесь была ещё одна комната. Стоило перешагнуть порог и, как по нажатию кнопки, со всех сторон раздались взволнованные причитания Сианы: — Рэй, постой! Входить в палату можно только в сменной обуви! Я объясню… Но он будто оглох, бесцеремонно рванул на себя сверкающую дверную ручку. Его объяло прохладой. Помещение совсем маленькое, но свободного места много. В углу одинокая высокая кровать, белая как и всё вокруг. Единственное яркое пятно — рассыпанные по подушке волосы Эммы. Она лежала неподвижно, вся опутанная проводами. Трубки тянулись от рук и кислородной маски к капельницам и аппарату у изголовья, машина мигала и издавала мерный писк. Глаза и губы Эммы были плотно сомкнуты, лицо не такое бледное, как сразу после ранения, но немногим лучше — румянец так и не вернулся на впалые щёки. Она сильно исхудала, Рэй видел это по незакрытым одеялом запястьям и шее. Внезапная слабость в ногах заставила прислониться к дверному косяку. Рэй искал опору. Он не решался приблизиться к ней. Всё, что нужно было увидеть, уже увидел, стоя в дверях. «Значит, она даже не открывала глаза…» — Спокойнее, — фигура Сианы беззвучно материализовалась из воздуха в углу палаты. — Эмма попала к нам вовремя. Юго доставил её так быстро, как только смог. Мы оперативно провели переливание крови, я обработала раны и наложила новые швы. Состояние было тяжёлым, но Эмма хорошо справилась. Могло быть хуже, если бы не её крепкое здоровье. Однако у организма сильное истощение… Она говорила спокойно и чутко, но Рэй её почти не слышал. Он зациклился на единственной мысли. — Она умирает? — Нет! — воскликнула Сиана. — Вовсе нет. — Но может умереть? — Рэй, — в её голосе было столько сочувствия, что ему стало противно от самого себя. Неужели он настолько слаб, что его можно только жалеть? — Я не хочу тебя расстраивать, но обманывать тоже не буду. Возможен любой исход. Если она не придёт в себя через две недели… — Ясно, — перебил он и прикусил губу. Всё и так понятно. Без объяснений. Внезапная усталость навалилась на плечи и начала давить к земле. Прежде Рэй не часто вспоминал, что целый месяц почти без отдыха слонялся по горам, лесам и пескам — только сейчас задумался какой путь пришлось преодолеть. А ради чего? Всё было зря. Эмма не поправилась. Он не сдержал обещание. Ни в каком виде не смог сдержать. За спиной раздались голоса: Дон и Анна шли между рядами кроватей. Чья-то рука тронула Рэя за локоть, но он проигнорировал попытку утешения и не взглянул в озабоченные лица близких. Уж было прошёл мимо них, да совесть не позволила поступить так грубо — вынудила остановиться в дверях и сказать через силу: — Простите, я очень устал. Поговорим позже. После посещения палаты он направился прямиком к своей комнате. Резкое желание закрыться от всего мира не могло быть осуществлено немедленно: дети Золотистого пруда заселялись в пустующие комнаты и всё вокруг пребывало в хаосе. В коридорах убежища кипела жизнь, но Рэй не ощущал этого. Суета не заражала его. Когда все, наконец, вышли вон, и он остался один — запер дверь изнутри, погасил режущий глаза свет и рухнул на кровать. Упадок сил настиг слишком быстро. Разве ожидаемый удар должен быть таким сильным? Это ведь не впервой. Совершенно не впервой. Он же готовился заранее, так же, как делал каждый раз перед очередной отправкой, как поступил после известия о неминуемой отправке Нормана… Но на этот раз что-то изменилось. Рэй не чувствовал злости от очередного доказательства своей слабости, не плакал от несправедливости — просто неподвижно лежал на матрасе, отвернувшись лицом к стене. Он ни о чём не вспоминал, ни о чём не думал. Совсем забыл, что в комнате кроме него жил ещё и Доминик. Может, сюда собирался заселиться ещё кто-то из родни, ведь придётся потесниться, чтобы хватило места для новых жильцов. О них Рэй тоже не думал. Через бесчисленное множество часов в дверь постучался Юго. Он звал на обед или ужин или на всеобщее собрание в гостиной, но Рэй не ответил. Ему не хватило воли оторваться от постели и есть совершенно не хотелось. Голода он не чувствовал так же как и всего остального. Прошла целая вечность прежде чем он уснул или погрузился в смутное забытье. Это был сон без сновидений, поверхностный сон где-то на границе с бодрствованием. Утро же поприветствовало звоном колокола, шумом в коридоре и головной болью. Превозмогая себя, Рэй смог сесть. И заметил, что не сменил одежду — теперь вся простынь была в серых разводах. Он поспешил скинуть с себя грязный плащ. Воспоминания о вчерашней апатии и увиденном сохранились во всех подробностях, но отчего-то мысли об Эмме совсем не трогали, не находили в нëм даже слабого отклика. Новый призыв прийти за обеденный стол подействовал. Рэй открыл двери и по лицам Юго, Гильды и малышки Алисии понял, что выглядит ужасно. Ни о каком завтраке не могло быть и речи, пока он не посетит душевую, а ещё пока не приведёт себя хотя бы в мнимый порядок. Младшая сестра слишком испугалась при виде него. Не хорошо. Перешагнув порог столовой, Рэй пытался выглядеть нормальным вопреки напряжённым взглядам собравшихся. Может быть, он не слишком тревожился о своём вчерашнем поведении, но Дон, Гильда и все остальные, сколько бы не пытались скрывать замешательство и беспокойство, явно не разделяли его беспечности, но и заговаривать о его самочувствии не решались. В точности как сам Рэй, они решили делать вид, что ничего не случилось, и он лишний раз убедился — так лучше для всех. Как минимум у половины обитателей убежища сегодня был повод для праздника: новоселье и воссоединение Юго с другом. Сиана ничего не помнила о Лукасе из-за самоуничтожения воспоминаний обо всех «первых детях» и теперь знакомилась с ним по-новой, но Лукас не забыл старую знакомую, и благодарная улыбка не сходила с его лица. Приятно видеть радость доброго человека. Рэю хотелось разделить всеобщее счастье, насладиться вкусом сладкого свежеиспеченного печенья для праздничного завтрака, но каждая попытка открыться новым чувствам, отстранившись от собственных сожалений заканчивалась одним и тем же: взглядом на пустующий стул слева. Место Эммы оставалось пустым. Наверное, никто из близких не хотел занимать этот стул в надежде на скорое возвращение хозяйки. Рэю нужно было подумать так же, но он не смог, и при виде одинокого опустевшего стула что-то внутри него надломилось. Внезапная нестерпимая боль ослепила, как вспышка холодной лампы. Рэй разом вспомнил почему всё обернулось катастрофой, и кто был причастен больше всех. Как он посмел прийти за общий стол? Как ему хватает совести наслаждаться жизнью и праздновать, пока она без сознания лежит там внизу? Да, Эмма лежит одна в палате и мучается, а он здесь. Почему? «Должно быть наоборот». Она доверилась ему. В тот самый день, когда они обсуждали дальнейшие действия и решали, что делать, только одна Эмма согласилась последовать его плану невзирая на опасность. Её отвага, готовность пойти на всё и отдать что угодно ради блага родных — то, за что можно было восхищаться Эммой в итоге погубило еë, потому что Рэй не оправдал надежд и снова подвёл её. Ему казалось, что они-то уж точно справятся с любым препятствием. Эмма — одна из лучших детей с плантации, и он ничуть не хуже. Кто ещё если не они, самые хорошо подготовленные и старшие в семье? Но он ошибся. Слишком сильно полагаясь на свои знания, переоценил себя и, поддавшись странному порыву, дал обещание, которое заведомо не мог выполнить. «Не беспокойся. Мы вернёмся сюда. В целости и сохранности», — его слова. Они раздавались в голове снова и снова. Каким же жалким он оказался на самом деле. Всего лишь беспомощный ребёнок. Рэй с трудом досидел до конца завтрака, так и не попробовав ни одного печенья. После Дон, Гильда и Анна всё же поймали его на выходе из столовой, поинтересовались состоянием, предложили помощь, и от этого ему стало только хуже. Они целый месяц следили за Эммой и заботились о ней, а теперь предлагали принять под опеку ещё и его. Но ведь он не в коме — он жив и здоров, а почему-то приходилось настаивать, убеждая их в этом. Тревожное ожидание и постоянное самообвинение сказывались на физическом здоровье: сон испортился, к Рэю вновь вернулись кошмары и бессонница. Упадок сил призывал спать больше, но в то же время заснуть не получалось. Ночи превращались в череду пыток, а наступление утра не приносило облегчения. Изо дня в день повторялось одно и то же: Рэй с трудом поднимался с постели, шёл на завтрак, справлялся с делами, послушно выполняя всё, что от него просили и затем сразу же возвращался обратно в свою комнату или, взяв очередную книгу, забивался в тёмный угол архива, чтобы никто не подходил. Он через усилия общался даже с малышами и друзьями, а про новых жильцов бункера и говорить нечего. Одиночество же странным образом успокаивало или же просто оберегало от чувств. Именно. Все они что-то чувствовали, чего-то хотели, были такими живыми, но Рэй не ощущал себя живым, и яркое биение чужих жизней утомляло его. Но как объяснить это остальным? Доминик и Алисия постоянно пытались затянуть его в игры, но он едва находил силы для стирки и работы в саду, что уж говорить о пинании мячика. Крис, Иветта и Марк показывали ему свои рисунки и несколько раз предлагали порисовать с ними — Сиана научит, — но Рэй не чувствовал никакого желания созидать, и единственное, что он мог делать, чтобы хоть как-то показать вовлечённость — это наблюдать за успехами малышей. Дети понемногу отстали, однако взрослые не уступали, тоже цеплялись со своими просьбами и советами. Лукас постоянно привлекал его к делам по обустройству сада, будто грядки могли чем-то помочь Эмме. Юго то заманивал в вылазки за свежими плодами или рыбой, то пытался завязать разговор. Разговор! Однажды Рэй почти поддался, но одного «послушай, малыш» и упоминания той девушки, которую Юго любил в своей юности, хватило чтобы надолго отбить у Рэя желание ещё раз дать ему слово. Он не был влюблён в Эмму! Что за бредни! Его беспокойство не основывалось на том, на чём стояло горе этого старика, тогда как они могли прийти к пониманию? По-видимому, только Сиана учла неудачный опыт чужих попыток занять Рэя делом или разговорить и, сменив тактику, стала принуждать его к возобновлению занятий в спортзале. «Сейчас же иди на тренировку!» — говорила она, однако тут же добавляла: — «Пожалуйста. Нагрузка на тело вызывает всплеск эндорфинов и помогает лечить уныние». Её ничтожные попытки играть грозную маму не вызывали ничего кроме жалости и только поэтому в один день Рэй решил её послушаться. В зале он был не один — Зак уже достаточно поправился, чтобы приступить к оздоровительным тренировкам, но этот товарищ не отличался болтливостью и не мешал Рэю работать. На удивление, занятия и правда помогали. Помогали отвлекаться от тревоги и чувствовать, что делаешь что-то действительно полезное. Рэй достаточно испытал себя, чтобы понимать: нельзя довольствоваться теми успехами, что уже есть. Он слишком слаб, но его сила ограничивается лишь степенью натренированности, а пределы ещё не достигнуты, не изведаны. Так он и решал проблемы: уходил либо в зал, либо в архив, убегая от реальности, находил убежище в тренировках или в созданном книгами мире фантазий. Постоянное навязчивое внимание угнетало и делало только хуже. Друзья и близкие тоже беспокоились об Эмме, все обитатели бункера волновались о ней ничуть не меньше Рэя, но, вместо того чтобы позаботиться о себе и своих чувствах, стремились развеселить его. Будто ему требовалась помощь больше чем кому-то другому. Будто он сам призывал их к этому. Рэй ощущал себя ещё более жалким человеком — эгоистом, и его презрение к себе лишь усиливалось. Из всего бункера, казалось, один только Оливер догадывался в чём дело. — Не трогайте его, — сказал он однажды за завтраком. — Ему нужно время. И только время. Больше ничто не поможет. Так прошла неделя, но Рэю показалось, что целая вечность. Однажды ночью, когда его снова измучила бессонница, он отправился в архив. Уставший взгляд медленно бегал по страницам, а голова усваивала прочитанное с задержкой, но всё лучше чем лежать и ничего не делать. Внезапно дверь архивной комнаты распахнулась, и вошла Гильда. Рэй не ожидал увидеть еë: все уже улеглись спать. Сестра легонько улыбнулась, извиняясь за вторжение: — Как ты себя чувствуешь? Рэй потёр глаза и вздохнул: — Достаточно бодро, раз сижу здесь. Поздновато ты. — Сегодня моя очередь дежурить. «Дежурить» означало сидеть у кровати Эммы и следить за её самочувствием. Сиана контролировала работу аппаратуры в медпалате, но помимо этого управляла камерами наблюдения и всей остальной системой убежища. Она могла не успеть заметить, что с Эммой что-то не так. Гильда смотрела на Рэя выжидающе. — Ясно, — он не понимал, чего она добивалась, и потому опустил взгляд в книгу, намекая на желание остаться одному. Но Гильда не отступила: — Не хочешь пойти к ней? Рэй вздрогнул. Пойти к ней? Ещё раз? — Можешь подежурить у неё со мной или вместо меня, — продолжала сестра. — Ребята сказали, что ты ни разу не заходил в палату за все эти… — Что мне там делать? — сказал он слишком громко и слишком резко, отчего Гильда содрогнулась и отступила к двери. Осознав ошибку, Рэй попытался смягчиться. — Вы хорошо справляетесь с заботой о ней. Гильда вдруг погрустнела: — Но Эмма была бы рада увидеть тебя… Эти слова чётко достигли его разума. Да, здоровая Эмма была бы рада ему как части семьи, как и всем другим родственникам. Но Эмма не поправилась. Она не мертва, но и не жива. Где-то посередине. — Она не может, — с трудом проговорил он. — В этом нет твоей вины. «Нет? Есть и ещё как!» — Ты не понимаешь… На удивление, Гильда тут же согласилась с ним: — Да. Не понимаю. Но в одном я уверена: будь Эмма в сознании, она бы хотела увидеть тебя. Не важно, что ты сделал или чего не сделал. Сомнения зародились заново как только Рэй задумался и попытался представить Эмму здоровой. Конечно, будь она в сознании она бы… она бы обругала его за то, что он делал все эти дни. Эмма бы сразу простила его, не стала винить, но это ошибка потому что Рэй был виноват и знал это. Другие прекрасно заботились о ней и без его помощи — он был ей не нужен. Но хотелось ли ему увидеть её ещё раз, пусть даже едва живую? Часть его личности упорно твердила: «да». — Я… Мне нужно немного времени, — наконец, сказал он. Гильда кивнула и сразу после вышла за дверь: — Хорошо. По прошествии часа Рэй, наконец, решился и пошёл к палате. В конце концов, лучше пойти сейчас, ночью, пока все спят и никто не увидит, что он там был и не примется утешать его, чтобы заодно утешить и самого себя. В общей палате на десять кроватей было темно: Оливер и Зак спали. Сиана настояла на том, чтобы двое раненых жили здесь под её надзором до полного выздоровления, и Оливер проводил в палате большую часть дня, в то время как Зак приходил за лекарствами и оставался только на ночь. Гильда сидела на ближайшей к изолированной палате кровати, прислонившись спиной к изголовью. При беглом взгляде Рэй подумал, что она просто отдыхает, но он ошибся — сестра дремала. Не удивительно, что она поддалась искушению, ведь уже должна быть середина ночи. Рэй прошёл к тумбе с тапочками — их нужно было надевать каждому, кто собирался входить в изолированную палату, — и едва слышно, чтобы никого не разбудить, позвал: — Сиана? Она ответила не сразу и осторожно: — Да, Рэй. Гильда устала, и я предложила ей немного поспать. Но ты можешь зайти, если что я всегда бодрствую. — Угу, — Рэй немного смутился. Не ожидал, что Сиану предупредили о его вероятном приходе. Если бы он позволил себе хоть секунду раздумий, наверняка бы застрял у двери, но не стал медлить и одним движением дёрнул ручку, после чего очутился в палате. И снова его пробрал холод. Этот вездесущий белый цвет просто невыносим. Полнейшая тишина комнаты прерывалась только негромким машинным писком. Рэй не смог сразу же посмотреть на измученное, разбитое тело на постели. Пока он приближался к стоящему у кровати табурету, взгляд его бесцельно блуждал по комнате. Многое укрылось от внимания, когда он впервые ворвался в палату: оказывается сбоку от кровати притаилась тумба для лекарств и прочих мелочей. Сейчас там стоял небольшой горшок с букетом свежих цветов — Виолетта принесла их с вчерашней вылазки. Рядом с горшочком лежала какая-то книга, а на стене, прямо над кроватью и кислородным аппаратом, висели ряды детских рисунков. Подарки для Эммы от младших. Рэй присел на табурет и сделал глубокий вдох прежде чем решиться опустить взгляд на подушку. Когда он всё же посмотрел на Эмму, с неким подобием успокоения отметил, что за неделю её восковое лицо не осунулось ещё больше. Она не выглядела хуже. Но и не лучше. — Рэй… Он понял, что не может сказать ни слова и безмолвно кивнул. — Большая часть моей системы занята контролем работы аппаратуры в этой палате, — сообщила Сиана. — Я могу наблюдать за состоянием Эммы сама, но не заменю ей живого собеседника. Иными словами Гильда и другие приходят сюда, чтобы делать то, чего я сделать не могу: менять Эмме повязки и разговаривать с ней. В бессознательном состоянии мозг людей нуждается во внешних стимулах. Это положительно сказывается на самочувствии и поддерживает мыслительную активность. Рэй кивнул. Недавно он прочитал о подобном в одной из рукописных архивных книг. — Понял. Я поговорю. Сиана не ответила, и в палате снова воцарилось молчание. Нестерпимо долгое и неудобное. Как начать разговор с тем, от кого не дождаться ответа? Рэй опустил взгляд в пол и, поëрзав на стуле, решил начать с самого банального. — Привет… Ответа не было. Однако, он ощутил внезапное облегчение, словно на одну короткую секунду ему удалось воспарить над землёй и подняться на ноги впервые за эту бесконечную неделю. Рэй продолжил увереннее: — Извини, что не навестил раньше. Это немного странно, да? Имею ввиду… обычно ты за словом в карман не лезешь, но сейчас… Он заткнулся на полуслове. Какой же бред только что сказал! Полную бессмыслицу. Нужно что-то другое… — Знаешь, за эти дни у нас произошло много нового, — он привёл в порядок мысли и начал монолог заново. На этот раз старался говорить искренне, от сердца. — В теплицах растёт урожай. Недавно Алисия и Джамима собрали первые салатные листья, скоро поспеет морковь и можно будет пустить её на морковный пирог. Пока нас не было, Крис научился рисовать. У него хорошо получается. Его рисунки на голову выше обычной детской мазни. Ребята из Золотистого пруда понемногу обживаются. Наши неплохо ладят с ними, особенно младшие. Найджел учит Иветту и Росси основам механики, они вместе собирают интересные штуки из железных деталей, учатся мастерить. Оливер и Зак идут на поправку и уже обедают за столом вместе со всеми, Виолетта ходит на разведку со Стариком, а Реджина занимается домашними делами. Гильда неплохо сошлась с этими девочками. Да и Анна тоже. Лукас и Старик теперь каждый вечер играют в карты. Не думал, что когда-нибудь увижу этого сварливого урода таким довольным. Ладно. Пожалуй, он больше не та сволота, каким был, когда мы его встретили… Ты оказалась права… Он не так уж плох. Теперь я тоже это вижу. Но вот он сделал это: признал её правоту, хоть она этого и не слышала. Рэй улыбнулся собственной глупой категоричности и продолжил: — Да уж… в убежище, с тех пор как мы с отрядом добрались сюда, стало меньше свободного места. Здесь много тех, кого я почти не знаю. Знакомиться с чужими людьми — та ещë задача, по крайней мере для меня. Несмотря на то, что мы шли вместе столько дней, я ещё многих не знаю. Не совсем понимаю, о чём с ними говорить. Наверняка, у тебя бы такой проблемы не возникло. Ха, возможно, ты их пока не знаешь, зато, похоже, все они знают тебя. Некоторых ты спасла, другим дала надежду. Эти дети благодарны тебе за то, что ты сделала для них. А наши близкие скучают. И я… тоже. Он опомнился слишком поздно, не хотел говорить, но в итоге сказал. От невольного признания стало неловко, Рэй откашлялся и надолго замолчал, снова начал оглядываться вокруг и, наткнувшись на книжную обложку, ухватился за неё, как за спасательный круг. — Хочешь, почитаю тебе? Внутри оказалось ничто иное как сборник сказок о приключениях Уго. Секретный базовый путеводитель по миру демонов и по совместительству любимая книга Эммы. Хорошая идея принести сюда именно её — Эмме бы понравилось. Он открыл книгу на последней закладке в начале нового рассказа и принялся за чтение, но застопорился на первом же абзаце. В приюте его редко просили читать вслух и, когда выпадал шанс почитать для кого-то, у него получалось слишком плохо: быстро, но монотонно, без выражения. Внезапно Рэй вспомнил, что в последний раз его просили почитать вслух совсем недавно. И это была Эмма. Они шли к Пруду и сидели у костра вечером, ей было скучно и она сильно волновалась о будущем, потому хотела отвлечься, а он отказал ей в такой мелочи. Картина всплыла перед его глазами будто он был сторонним наблюдателем: Эмма потянулась к нему, а он грубо оттолкнул её. «Сама ты читаешь как черепаха, и мне придётся дожидаться, когда закончишь», — так он сказал. Испугался, что ей не понравится его манера чтения, и отчего-то побоялся подпустить её поближе к себе. Как глупо! Тогда он ощущал неловкость, но теперь ему стало стыдно за своё поведение. Рэй не выдержал и опустил книгу на тумбу. Но вместо того чтобы успокоиться и найти другую тему для разговора, резко метнул руку к прохладным пальцам на белой простыне и судорожно сжал их. Эмма не слышала, что он говорил, и не чувствовала, как он гладил её ладонь, но для него это больше не имело значения. Ещё одни оковы где-то внутри души разбились на части и он отчаянно зашептал: — Очнись. Слышишь? Ты нужна всем, Эмма. Нам не справится без тебя! Ты обещала спасти Фила, помнишь? Он ждёт и будет ждать тебя. Слышишь? Ты слышишь? Пожалуйста… Ну, пожалуйста. На какой-то момент Рэй окончательно потерял власть над собой и начал трясти её, крепкой хваткой впиваясь в бледные пальцы, а потом, когда понял что делает, захлебнулся в горечи. Уткнувшись лицом в простынь, он впервые за долгое время расплакался. Слёзы не помогали сбежать от реальности — приносили настоящее облегчение. Совсем как разговор с Эммой. Эмма не была его единственным другом. Рэй чувствовал, что может полагаться на других родных, которые после побега стали ему ближе: Дон, Гильда, Анна и Нэт, а теперь ещё Юго, Лукас и Сиана. Не одиночество заставило разрыдаться, а страх. Страх лишиться не единственного друга, но самого близкого человека. Он сам не заметил как уснул, да так и проспал всю ночь, опустив голову на её постель. Это была единственная ночь, в которую Рэй смог выспаться без кошмарных обрывочных сновидений. Да, ему определённо нужно было прийти к ней раньше. И делать что-то полезное для неё, вместо того чтобы наказывать себя. Оставалось всего семь дней. Убедить друзей отдать ему все ночные бдения оказалось легче, чем сквозь стыд объяснять Сиане почему он хочет ночевать оперевшись о стену напротив кровати Эммы. Странным образом нахождение в палате приносило успокоение: придёт Эмма в себя или же умрёт, он хотя бы узнает об этом одним из первых. Вечерами Рэй общался с ней обо всём и ни о чём, ночью спал, а наутро более-менее выспавшийся менял ей повязки, взбивал подушки и аккуратно переворачивал, чтобы у неё не появилось пролежней. Так прошло четыре дня и осталось три. Настрой не мог омрачиться ещё сильнее, тревога стала фоновой, и Рэй больше не концентрировался на ней. Главное что Эмма снова была рядом, постоянно на виду. Утром пятого дня настало время устроить уборку. Рэй отправился за влажными тряпками и раствором хлорки, а когда вернулся и принялся вытирать тумбочку, краем глаза уловил движение. Эмма нахмурилась и дёрнула носом. Он был почти уверен, что ему показалось, однако уставился на неё в ожидании. Внезапный тяжкий хрип и… её глаза приоткрылись. Рука дёрнулась, Рэй обронил тряпку, пригнулся к изголовью. Нет, ему не почудилось. Эмма медленно открывала глаза, зрачки обводили комнату. И Сиана тоже засекла активность: — Рэй! Кажется, она приходит в себя. На секунду Рэй заметил, что взгляд Эммы замер на нём, но, должно быть, она пока мало что видела. Он всё ещё не мог поверить. — Сиана, зови всех сюда! — Я тоже хочу рассказать всем и позвать сюда, но стерильность… — Я протру всё ещё раз, — заверил он, широко улыбаясь, как дурак. Волна радостной вести понеслась по комнатам, первыми в палату влетели малыши, за ними пришли остальные. Дон, Гильда, Нэт, Анна, Тома и Лани, Виолетта, Найджел, Тео, Реджина, малышка с двумя косичками — Мэгги, Зак и даже поддерживаемый костылями Оливер, а последними шли Лукас и Юго. Чертовски шумное сборище. Рэй не думал, что их тут так много. Младшие хотели подойти поближе к кровати и, чтобы не оказаться сбитым с ног, Рэй шагнул к дальней стене. — Эмма! Эмма очнулась! Мы так волновались! Боялись, что ты умрёшь! — вопили Крис и России, причём последний уже успел залиться слезами. Сиана предупредила всех, что прыгать, залезать на кровать и как-то тормошить Эмму нельзя, но никто не говорил, что нельзя заваливать её информацией. Ей тут же принялись наперебой рассказывать, как Юго принёс её сюда и сколько времени она находилась без чувств. Эмма не могла говорить с кислородной маской, но Рэй видел как она улыбалась и слабо шевелила рукой, хватая младших за пальцы. Её лицо немного корчилось, вероятно, двигаться было больно. Сиана разрешила снять маску, и Виолетта помогла Эмме избавиться от опеки кислородного аппарата. — С возвращением, Тыковка, — сказала она, когда Эмма сделала глубокий самостоятельный вдох. — Вот это да! — вдруг воскликнул Юго. — Я знал, что ты так просто от нас не отцепишься. Снова здорова. Эмма повернула голову на голос и слабо улыбнулась: — Мистер… — Помолчи, — оборвал он. — Ты ещё слаба, чтобы что-то говорить. Рэй усмехнулся. Конечно, она так и послушает. Эмма продолжала смотреть на него с благородным блеском в глазах и даже не думала молчать: — Спасибо. Вы спасли меня. Юго отмахнулся: — Да ну, ерунда полнейшая. Будто у меня был выбор. — Может, настал подходящий момент? — Лукас с мягкой насмешкой подтолкнул его в бок, а Алисия вдруг схватила за рукав и потянула ближе к постели больной. Юго сопротивлялся, но слабо и без упрямости. — Ай ладно, — фыркнул он, смирившись. — Слышишь, Антенна? Хочешь знать моё имя? Эмма закивала, и он одарил её улыбкой: — Юго. Меня зовут Юго.