The flame of posthumous love

      Ночью никогда не спящий город привлекает больше. В нём больше загадки, больше тайны. Хаято он тоже привлекал, но... Не сегодня. Невидящий взгляд молодого мужчины не цеплялся ни за одну деталь дольше, чем на долю секунды. Все в этом клубе уже давно слилось в одно сплошное пятно, к тому же это усугублялось алкоголем. Но ничего, завтра он уже покинет этот чертов Токио и вернётся домой, в родную Италию. Блондин тряхнул седыми волосами, сгоняя наваждение - иначе невыносимо. А ведь ровно до сегодняшнего момента все шло хорошо: у него была девушка, которой он сделал предложение, была работа преподавателем музыки. Но все это было словно бы и не его, он не ощущал себя в этом. И сегодня наступила точка невозврата - увольнение и расторжение помолвки. Резко, спонтанно. "Хоть что-то осталось прежним", - пьяно усмехнулся Гокудера, имея ввиду свою вспыльчивость и непостоянство.       Парень резко откинулся на диване и запрокинул голову, щурясь от постоянных вспышек света и слишком громкой музыки. Уж напоследок можно сделать что-нибудь эдакое. С этой мыслью он поднялся на ноги, чуть покачнувшись. В ушах зашумело, но оно и к лучшему. Только Хаято двинулся к танцполу, как прямо ему под ноги кто-то упал. Блондин тормозил буквально пару секунд, и, наконец, выдал:       - С Вами все хорошо? Выглядите хреново.       Он подал руку, но незнакомец не нуждался в этом. Шатен поднялся сам, что-то пролепетал, чего Хаято не разобрал, но он четко услышал три слова, прошелестевшие у него над ухом: "Переспи со мной". Гокудера не был бы собой, если бы все его эмоции не были бы, словно на ладони. Изумление, смущение, жаром прилившее к щекам. Или же это был алкоголь. Застыв на доли секунды от неожиданности, Гокудера поймал себя на мысли, что перед ним настоящий красавец. Но почему он перед ним, а не перед каким-нибудь другим более удачливым что ли? Или же блондин недооценивает свое везение?        - Ты пьян, - заплетающимся языком произнес парень, понимая, что собственные слова в его-то состоянии звучат смешно.       Мысли Хаято спутаны. Он понял, что засматривается на красивое лицо незнакомца и совершенно не хочет упускать момент. Гокудера успел прослушать все, что происходило, помимо того, что шаловливые руки брюнета сползли до талии. И уже ничего не нужно было.       - Кстати… что ты сказал, я не расслышал тебя?       Эта фраза отрезвляла, и теперь, когда до блондина пришло осознание, что его первые слова не дошли до шатена, то в двойне он не хотел упускать возможность натворить напоследок что-то безумное.       - Я сказал, что не против, - Хаято был уверен, что они видятся впервые, но мозг отчаянно говорил другое. Такие знакомые черты лица, прекрасные глаза и невероятное тело. Все казалось нереальным, но таким необходимым.       ***       Гокудера не разбирал дороги, полностью отдавшись чувствам. Им, как и Савадой, впервые управляло настолько спонтанное, но в то же время горячее желание, они оба отдавались в это волнующее, словно море, начало. Ноги сами куда-то вели их, а в памяти Хаято внезапно возникло воспоминание о том, что он заприметил коридор в отдельные комнаты, когда только пришёл сюда. Надо же... Пригодилось. Тсунаёши, напротив, не отдавал себе отчета в том, куда они идут, он был слишком увлечен и цеплялся буквально за каждый сантиметр тела парня, скользил пальцами по спине, ухватываясь за ткань рубашки и начиная тянуть ее вверх, одновременно с поцелуями, которые глушили сознание похлеще, чем паленый вискарь в этом заведении. Хаято ни на секунду не отставал, исследуя горячими ладонями тело партнера. Водил пальцами по его спине, скрытой приятной на ощупь тканью, чувственно и требовательно целовал, то прижимая шатена к стене, то отлипая от неё, чтобы, наконец, добраться до кровати.       Мир ушел из-под ног, сменяясь мягкостью одеяла и упругой задницей на бедрах шатена. Секунда. Две. Он давал рассмотреть себя, словно они не трахаться собрались, а играть в гляделки, чем Хаято так беззастенчиво пользовался и рассматривал тело под собой, даже в пьяном состоянии подмечая каждую деталь, которая отпечатывалась в памяти.        Терпеть с каждой секундой становилось сложнее, это ощущалось теснотой в джинсах и волнами жара и желания по всему телу. Гокудера торопливо заскользил пальцами по пуговицам собственной рубашки цвета красного вина, хоть и не всегда получалось расстегнуть с первого раза. В итоге он избавился от этого элемента одежды и вновь жадно приник к телу незнакомца, впиваясь в его губы глубоким крышесносным поцелуем.       Возбуждение то сжималось тугим клубком где-то внизу живота, то разжималось и сметало последние остатки терпения, с которыми Савада налетел на блондина, буквально опрокидывая его на спину и нависая сверху. Секунду они смотрели в глаза друг другу, а затем Тсуна впился в его губы слегка грубоватым поцелуем, смакуя целый набор ощущений, что поплыли по крови. Руки принялись скользить по чужому телу, где-то слегка царапая кожу короткими ногтями, где-то сжимая ее.       Мир резко перевернулся, и, оказавшись на спине, Хаято схватился за рубашку парня, чтобы удержать реальность хотя бы в этой точке. Уже толком не ощущая себя, а действуя лишь на инстинктах, парень каждую секунду старался быть ближе к источнику тепла. Пока они целовались, он блуждал ладонями по торсу шатена, по его бокам, нащупывая рельеф под тканью одежды, но почему-то не заходил дальше, постоянно одергивал себя, когда пальцы норовили подобраться ближе к коже. Оттягивал момент близости? Чего-то боялся? Первое вероятнее всего. Такой опыт в его жизни - первый. Он помнил первую любовь, помнил расставание и боль, затем замкнутость и озлобленность на несколько лет. Затем снова попытка счастья и опять провал, но уже по собственной инициативе. Но то все были девушки. Блондин знал, как с ними обращаться, а тут... Все совсем иначе. Не плохо, но по-другому. Это даже начинало нравиться. А потом… Он к черту сорвал все пуговицы, и стук некоторых из них раздался где-то на полу. Больше терпеть было невозможно, они снова слились в поцелуе, и Гокудера уже мог позволить себе исследовать тело шатена в открытую, ощущать мягкость его гладкой кожи, его жар и желание, наконец, слиться воедино.       С губ поцелуи Савады перешли на шею, смешиваясь с укусами, которые прокладывали на коже замысловатый узор, спускаясь все ниже и ниже. Тсуну уже потряхивало от возбуждения, впервые в жизни он готов был сделать все без прелюдии, но это ведь было бы слишком просто? Спустившись поцелуями до живота, он быстро, насколько позволяли пальцы разобрался с чужой бляшкой на ремне, после возясь с пуговицей и расстегивая ширинку.       - Сagna calda. Continua? (Горячая сучка. Продолжать?) - почти шепотом произнёс шатен, ухватываясь за петли джинсов и начиная стягивать их с парня. Закономерности становились интереснее, ведь блондин был почти раздет, в то время как сам Тсуна был в одежде, и раздеваться не спешил, словно выжидая, в какой момент одежда сама слетит с него.       - Sì... (Да...) - сорвалось с пересохших губ. - Mi stai facendo impazzire... (Ты сводишь меня с ума ...)       Странно было говорить это человеку, имени которого даже не знаешь, но Хаято казалось, что так надо. В эту самую минуту, именно сейчас. С придыханием итальянец прижимался к парню, не желая отпускать от себя. Теперь он был уверен, что хочет провести эту ночь именно с ним. В какой-то момент Гокудера потерялся, а обнаружил, когда уже цеплялся за каштановые волосы, а горячее дыхание ощущалось где-то внизу. Стоило только опустить взгляд, чтобы понять - нечестно. Вся его натура вообще не любила несправедливость, поэтому, приподнявшись на локтях, парень потянулся к шатену, хватая его за воротник и притягивая к себе.       - Спасибо…- шатен не понимал, к чему сказал эту фразу, которая, не смотря ни на что, была к месту.       Чем ближе к блондину, тем хотелось сильнее сграбастать его в охапку и утонуть в нем, навечно и без возврата. Тсунаёши никогда раньше не ощущал такого желания, которое перебивало все, затмевало все остальные мысли и, словно наркотик, тягуче распространялось по крови. Сжигающие дотла поцелуи, пальцы, лихорадочно скользящие по спине, накаляющаяся атмосфера, которую было необходимо разрядить. Но раздевать его не спешили, и Савада даже пытался найти этому причину, перебирая всевозможные варианты, теории и прочее, придираясь то к одной, то к другой. В чужую душу залезть было нельзя, да только вот эта душа не казалась ему почему-то чужой. Было ощущение, что они давно знакомы, особенно если шатен касался обнаженной кожи на шее, скользя пальцами вниз по груди.       Седые волосы настойчиво лезли в лицо, но это не помешало Гокудере сдернуть с партнера рубашку, чтобы хотя бы немного уравнять их положение. С тихим стоном Хаято приник к чужому телу и коснулся обнаженной спины, с каким-то садистским удовольствием царапая кожу. Все было правильным, настолько правильным, что хотелось кричать, но вместо этого Тсуна склонился, вгрызаясь в горячие губы парня поцелуем, чувствуя, как те закровили, что лишь сильнее завело. Дальше он плохо помнил что делал, все его внимание завлекло прикосновениями, которые скользили по открытым участкам тела, отчего возбуждение лишь сильнее скручивалось в клубок, заставляя кусать губу. Ожидание было слишком томительным, отчего Савада буквально вжался в бедро партнёра пахом, хрипло выдыхая, а затем склоняясь к его шее, которую хотелось заклеймить всю без остатка. И боже, какой же красивый у него был голос, особенно когда нотки итальянского прорезывались в них. Каждую фразу, каждое слово он отпечатывал в голове, чтобы не забыть, и это должно было казаться странным, ведь гарантии того, что после этой ночи они снова встретятся, не было от слова совсем. Исход событий был предрешён в ту секунду, когда с Савады все-таки стянули рубашку, давая разгоряченной коже ощутить прохладный воздух и острые коготки, которые выбили воздух из лёгких, вызывая толпу мурашек по коже, ухмылку, с которой Тсуна снова склонился к манящим губам, ловя тихий стон.       Чужие поцелуи и прикосновения распаляли все больше, и тело Хаято прошибла мелкая неконтролируемая дрожь. Неужели можно настолько желать человека? Откинувшись на подушку и тем самым разрывая поцелуй, парень запустил пальцы в собственные волосы и застонал, уже не особо сдерживаясь. Да и к чему? Он сам согласился на это. Его привлек шатен, хоть никогда раньше Гокудэра не замечал в себе симпатии к парням. Блондин закусил нижнюю губу и перевел расфокусированный взгляд на партнера, подаваясь бедрами вверх, словно это была немая просьба. Но что-то было не так. Что-то... Хаято внезапно подорвался, полностью стягивая джинсы с себя и заваливая шатена на спину. Он тоже хотел дарить ласку, потому сам стал выцеловывать каждый участок обнаженной кожи, оставлять свои метки на плечах и ключицах, которые завтра будут напоминать о прошедшей ночи. А Тсуна и не сопротивлялся, когда его повалили на спину, а поцелуи обрушились как ураган, такой приятный, заводящий, отчего хотелось утонуть в нем, но вместо этого парень издал стон, запуская пятерню в свои волосы и слегка откидывая назад голову. Острые ощущения передвигались по венам, словно иглы, коля в самые неожиданные моменты. Метки на ключицах приятно горели, оповещая о том, насколько же яркими будут следы и как долго они будут сходить.       Тем временем руки Гокудеры жили своей жизнью, цепляясь за края чужих штанов и стягивая их вместе с бельем, что сопровождалось тихим матом Савады. Откинув небрежный комок одежды в сторону, блондин встал на колени, пожирая взглядом обнаженное соблазнительное тело партнера. Волна дрожи вновь пронеслась по телу от одного только вида. Но как же Хаято боялся посмотреть в глаза, снова утонуть в них, словно в бескрайнем закатном небе. Быть готовым на все ради них. Это что? Обостренные чувства, вызванные алкоголем? Мимолетная влюбленность? Бред... Но плевать. Отогнав противоречивые мысли, итальянец усмехнулся уголком губ и провёл ладонью по внутренней стороне бедра шатена, подбираясь к самому сокровенному и, наконец, захватывая член в плен горячих пальцев.       Стоило лишь Тсуне поднять голову, как ухмылка сама расползлась по его лицу. Котёнок попал в сети, и это было видно по его реакции, которую Савада успел изучить, прекрасно понимая, насколько мало терпения осталось у него. Все это время он выжидал, давая подобраться ближе к нему, вызывая у себя внутри такую бурю эмоций, несравнимую ни с чем. Он был хищником, и сейчас вводил свою добычу в заблуждение, позволяя думать, что решение за ней. Рука скользнула по бледной коже блондина, царапая слегка спину и подбираясь выше. Уже через мгновение шатен схватил парня за волосы, резко сжимая у корней и не давая двинуться. Его прошлое бездействие было лишь обманом.       - Usa la bocca, stronza. (Работай ртом, сучка.)       Итальянский Савада изучал ещё в университете и не думал, что он когда-нибудь пригодится ему, но сейчас, в сплетении горячих тел, в обжигающем воздухе, что одним своим касанием мог содрать с обнаженного тела кожу, он был как никогда кстати.       - Fanculo… (Блять…) — хрипло выругался итальянец, скрывая усмешку за спавшими прядями своих волос. Со стороны можно было подумать, будто он недоволен, но через секунду влажный горячий язык с готовностью и жадно мазнул по всей длине члена. Хаято уже сам начал задаваться вопросом, а впервые ли он это делает? Не было смущения, не было неловкости, лишь страсть. Её Гокудера выплескивал в виде ласк и заходящегося в быстром ритме сердца.       Чувствуя, как чужой орган твердеет в его руках, парень добрался кончиком языка до головки и поднял взгляд на партнера. Его глаза потемнели, и где-то в глубине зарождалось необузданное пламя. Это продолжалось всего миг, после чего Гокудера прикрыл глаза и насадился ртом до самого основания, выдыхая теплый воздух на кожу шатена. Ему самому это несомненно нравилось, поэтому, не теряя времени, блондин начал двигать головой, быстро наращивая темп и не давая возможности даже привыкнуть ни себе, ни партнеру. Он положил одну руку на бедро парня, а второй скользнул по животу, с каждым своим движением царапая кожу и даже не задумываясь о том, что потом наверняка останутся саднящие царапины. Но так он мог показать, что сам чувствует.       Шатен расплылся в улыбке, лишь сильнее сжимая пальцами мягкие пряди чужих волос, слегка с призывом дёргая вниз. Именно сейчас хотелось ощутить этот юркий язык, который обжигал словно раскалённая лава, доводя до такой степени блаженства, что не хватит слов это описать. Влажная, горячая дорожка, оставленная языком на коже, снова выбила тихий стон, разбивший тишину, нависшую в комнате. Желание вперемешку с неким азартом сильнее стали било ключом, а пальцы свободной руки скользнули по лицу блондина, успевая оттянуть слегка вниз его нижнюю губу. Ждать долго не потребовалось, член, будто оловянный солдатик, поднялся моментально, а кончик желанного языка снова коснулся головки, призывая к действию.       Савада склонил голову, вглядываясь в полутьме в глаза парня и улавливая нутром пожар, который разгорался на самом дне. Всего одно мгновение, не потребовавшее никаких других действий, и шатен расслабленно выдохнул, откидывая голову назад. Горячий плен желанного рта, дыхание, подобное электрическому току, прошибающее настолько, что было хорошо, даже больше, чем просто хорошо. Верх наслаждения, с которым Тсуна сжимал светлые волосы почти у самых корней, пока не руководя процессом, а наслаждаясь тем, что накрывало его с головой. Возбуждение вперемешку с новыми, ранее не изведанными ощущениями, которые били под дых, мешали думать, сводили с ума.       — Dannazione… Sei il primo a non arrendersi a questo gioco, e mi piace sicuramente il percorso da cui abbiamo iniziato. Pronto a passare al livello successivo? (Черт возьми… Ты первый, кто не сдался в этой игре, и мне определенно нравится то, с какой стези мы начали. Готов перейти на новый уровень?)       Он произнёс это так быстро, что блондин не мог ни расслышать его, ни дать одобрения, которое было с какой-то стороны и не нужно. Пальцы сжались сильнее в чужих волосах, удерживая голову парня в нужном направлении, и Савада начал двигать бедрами, толкаясь в горячий рот и при этом продолжая говорить между стонами, что срывались из его губ.       — Fino a che punto siete disposti ad andare? Diavolo… la tua bocca è così calda e seducente che voglio scoparlo. (Как далеко ты готов пойти? Черт… твой рот настолько горячий и соблазнительный, что я хочу трахнуть его.)       Если бы у Хаято была возможность хотя бы что-то сказать, он бы непременно разразился тирадой. Но в своём положении он мог только шумно дышать и ещё глубже принимать член шатена в рот. Эти слова ему безумно льстили, но все же, чтобы показать характер, блондин слегка сдавил плоть зубами. Он не делал больно, но давал понять, что и сам не из робкого десятка.       Совершив свою маленькую шалость, парень немного отстранился, выпуская орган изо рта и облизывая губы.       — Lo fai già, ma… sono d'accordo. Non mi sarei arreso così facilmente (Ты уже это делаешь, но… я согласен. Я так легко не сдамся), — окончание фразы утонуло в шелестящем шепоте, и язык Гокудеры вернулся к ласкам, желая доставить партнеру лишь удовольствие. Это было странно. Это первый раз, когда хотелось больше отдавать, чем получать. Тем более, видеть реакцию шатена — нечто несравнимое. Он слишком привлекателен, слишком горяч, слишком хорош.       Из горла парня вырвался утробный рык, и он вновь вобрал член в рот, упирая его в горло. Тихие стоны проводили вибрацию по нему до органа, доставляя больше наслаждения вместе с резкими, даже яростными движениями головой. Цепляясь рукой за бедро шатена, Хаято ни на секунду не смел отпустить его. Вдруг это все лишь сон, вызванный опьянением? Хотя кое-что Гокудера мог сказать с уверенностью — с этим парнем он мог быть пьяным и без капли вина.       Алкоголь, кажется, прекратил свое действие, но шатен все равно был пьян, чертовски пьян от блондина, того, насколько тот близко, и в тоже время далеко. Не спорит, не показывает зубки. Так он думал по началу, постепенно следуя своему плану, который бы заставил ноги подгибаться, если бы он стоял. Стоны, подобно музыке разлетались по комнате, заполняя каждый уголок, не только в пространстве, но и в сознании. Было чертовски хорошо, настолько, что даже манипуляцию парня с подобием укуса Савада воспринял с ухмылкой, двинув бедрами, а после скользнул ладонью по лицу Хаято, проводя большим пальцем по его губам.       — Non ti arrendi senza combattere, va tutto bene. Ma puoi vincere questa battaglia? (Без боя не сдаешься, уже хорошо. Но сможешь ли победить в этой битве?)        Последнее слово, было произнесено настолько тихо, что даже сам Тсуна не понял, он это говорил или нет. Надо было отдать блондину должное - такой качественной работы, с такой отдачей, желанием и шармом шатен нигде не встречал. От этого в нем просыпалось странное желание. Тихие стоны, теснота горячего, словно раскалённая печь, рта и влажный язык, выбивающий из него последние остатки разума. Хотелось как-то показать, рассказать, но последнее было невозможным, а вот первое даже более чем. Пальцы схватились за светлые пряди, упавшие на лицо, собирая их в импровизированный хвостик, после чего Тсуна потянул за него, заставляя блондина поднять голову вверх и буквально отстраняя его от члена, склоняясь к его губам и шепча в них, прежде чем поцеловать.       — Invece di migliaia di frasi, parole e azioni. La luna è bella oggi, non è vero? (Вместо тысяч предложений, слов и действий. Луна сегодня прекрасна, не так ли?)       — Senza dubbio. Non sottovalutarmi… (Без сомнений. Не недооценивай меня…) — загнанно выдохнул Хаято в губы парня и через мгновение слился с ним в поцелуе. Таком жарком, страстном и нужном. Чужой вкус все еще присутствовал на языке, уже ассоциировался с этим человеком. Даже с закрытыми глазами блондин четко представлял его образ, видел эти роковые глаза, тонул в них и отдавал всего себя без остатка. Так и хотелось сказать: «Вот же я — распоряжайся, как хочешь». И душой, и телом.       Они целовались, будто в последний раз, Гокудера цеплялся за него, касался груди, шеи, пропускал каштановые волосы через пальцы. Все — чтобы завлечь, чтобы партнер даже не подумал отстраниться. Чтобы хотел быть с ним. Прижавшись к шатену всем телом, Хаято простонал ему в губы и зашипел от того, что ранки начало немного щипать. Но это вообще не важно, когда рядом с ним такой человек.       С трудом разрывая поцелуй, блондин надавил руками на плечи парня и заставил его лечь на спину. Краем сознания он отметил, что, в отличие от партнера, он ещё наполовину одет. Нетерпеливо рыкнув, Хаято избавился от остатков собственной одежды и только тогда почувствовал себя полностью раскрепощенным и свободным. Теперь нет никаких граней, никаких препятствий, теперь они один на один.       — Non sto guardando la luna ora. Vedo solo te. (Я сейчас не смотрю на луну. Я вижу только тебя.)       Савада оценивал своего партнёра «от» и «до», зная, на что тот может быть способен, более того, он видел, насколько большой потенциал у блондина. Жаркий поцелуй согревал, добавляя в организм нотки чего-то недостающего. А если уж быть честными, то Тсуна за короткие секунды успевал соскучиться по этим губам, которые успели полюбиться ему. Пара мгновений, словно пара недосказанных слов, раскрывающихся в ходе контакта. Парень прикусил нижнюю губу блондина, прошептал что-то несуразное, после снова впиваясь поцелуем. Было чертовски мало, слишком желанно, слишком нереально, чтобы быть правдой. Руки шатена скользили по обнаженной коже плеч, возвращаясь к шее, затем спускаясь ниже, прочерчивая пальцами линию вздымающейся груди.       Терпение кончилось ещё в середине, но Тсуна хотел поиграть, насладиться сполна этой отдачей, которая запала ему в душу. Он не заметил, как собственные ладони легли на чужие бедра, а затем перекочевали на упругие ягодицы. Но, кажется, блондин и сам не заметил этого, прижимаясь к партнеру ещё ближе, отчего жар буквально полыхнул языками пламени, адреналин ударил в голову так, что перед закрытыми глазами посыпались звёзды. Но никакие звёзды не могли сравниться с главной звездочкой этой ночи.       Савада спокойно лег под напором тонких музыкальных пальцев, привставая на локтях и наблюдая за тем, что же будет дальше. При свете луны, что пробивался сквозь толстые шторы, блондин выглядел ещё более привлекательным, более загадочным. Он так соблазнительно двигался на бедрах шатена, имитируя секс, что его хотелось взять прямо сейчас.       Тихое рычание, секунда бездействия, и теперь они равны. Не только по критериям, фактам или чему-то другому. Больше ждать не было сил, и Тсуна пошёл ва-банк, резко поднимаясь и ухватывая парня за ногу. Придержав его за поясницу, парень склонился, мягко поцеловал его в колено и прошептал:       — Sdraiati sulla schiena, italiana. (Ложись на спину, итальяночка).       Савада мягко провел пальцами от колена Гокудеры до его бедра, потом на рельефный живот и надавил, помогая лечь, а после продолжил свои ласки, постепенно спускаясь поцелуями к внутренней стороне бедра, медленно и неторопливо, позволяя себе оставить следы и здесь. Прикусывал кожу, пока другая ладонь скользила по второй ноге парня, добираясь до паха и мягко обхватывая возбужденный член пальцами.       — Solo tu sei più bella della Luna, e ti prendo ora. (Только ты прекраснее Луны, и я возьму тебя сейчас.)       По телу Хаято пробежала очередная волна жара, посылая вдогонку стаю горячих мурашек по спине - ему ещё никто и никогда не говорил таких слов, не хотел его настолько сильно и не желал его близости.       — Cazzo, fallo e basta. Voglio te… (Блять, просто сделай это. Я хочу тебя…), - хриплый шепот одновременно с несдержанным низким стоном, и Гокудера готов отдаться прямо здесь и сейчас. — Fottimi e basta… (Просто трахни меня …)       Требуя ласки, но не говоря этого из-за гордости, блондин хаотично шарил рукой по своей груди и животу, желая больше прикосновений. Но определённого человека. Хаято развел ноги шире, пряча глаза в сгибе локтя. Не от смущения — его давно нет, а от того, что он не в силах терпеть. Больше не сможет или начнет умолять, что противоречит его вспыльчивой и непокорной натуре. Поцелуи в районе бедер и паха сводили его с ума и не оставляли ничего, кроме животных инстинктов. Седые волосы беспорядочно разметались по подушке и липли к влажной от пота шее, а глаза были поддернуты похотливой дымкой. Чертовы губы постоянно пересыхали, из-за чего их приходилось облизывать. Это в какой-то мере бесило, и хотелось тупо целоваться.       Неожиданность всегда рождает новое чувство, и иногда оно даже куда сильнее, чем любая другая человеческая эмоция. Тсуна не знал того, что сделает в следующее мгновение, что скажет, но точно знал, что сделает то, чего они оба так желают. Он был приятно удивлен, слыша хриплый, но такой долгожданный ответ, отчего прикусил сильнее нежную кожу в районе бедра Хаято, после поднимая голову и оценивания обстановку. Такой гордый, казалось бы, непокорный, но именно сейчас блондин был словно на ладони, из-за этого хотелось дать ему все, довести до такого состояния, чтобы тот кричал. Пальцы сильнее сжали его член, скользя по нему вверх-вниз, цепляя большим пальцем головку. Затем, подумав и высунув язык, Тсуна провел самым его кончиком по ней, с едва заметной ухмылкой открыл рот и вобрал горячий орган наполовину. Проблема была только в том, что он хотел захватить все и сразу, быть везде и ласкать партнера во всех местах одновременно. Савада от себя не ожидал такого нетерпения, ему пришлось отстраниться, склониться ещё ниже и приподнять блондина за бедра, подкладывая под его поясницу подушку. После он развел ягодицы парня и добрался языком до сжатого кольца мышц.       — Non c'e ' bisogno di chiederlo due volte. Prossima domanda. Sei pronto a rompere la tua voce e gemere più forte che puoi? (Не нужно дважды спрашивать. Следующий вопрос. Готов ли ты сломать свой голос и стонать так громко, как можешь?)       Ответа не последовало, но это было и не нужно, шатена уже начало вести. Он протолкнул кончик языка, пытаясь огладить изнутри, попутно скользя ладонями по телу парня, давая ему ласку, больше прикосновений. Язык постепенно проник глубже, а руки устроились на бёдрах, сжимая их мёртвой хваткой. С каждым движением, терпение Савады приближалось к той самой точке, когда невозврат будет обеспечен.       Тсуна резко отстранился, продолжая держать блондина одной рукой за бедро. Он возбудился достаточно, чтобы количества естественной смазки хватило для безболезненного проникновения, но нетерпение долгожданной близости свело на «нет» это обстоятельство.       Савада размазал предэякулят по члену и приставил головку к сжимающейся от возбуждения дырочке. Склонившись, он уже не сдерживался, толкаясь в Хаято. Успокаивающий шепот – последнее, на что был способен его здравый смысл, чтобы в последние секунды дать блондину возможность настроиться:       — Tieni duro. Fara ' male. (Держись. Будет больно.)