Я мечтаю представить свою жизнь без тебя

Где бы клоун не ошивался большую часть суток, Биллу наносил визит примерно в одно и тоже время — Пеннивайз после своего взрыва вернулся тем же вечером. Надежда, что истеричный гуманоид сегодня не придёт, конечно, тлела в душе Билла, но когда скрипнула ненавистная дверца ненавистной шкафа удивления не последовало. В тишине тихий перезвон колокольчиков и шелест одежды казались оглушительными. Почти кричали о медленном приближении уже осточертевшего гостя. И мальчик сел на постель в ожидании. Билл больше не боялся. За прошедшие месяцы ада, он наконец-то прозрел. Вспомнил о маленьком сокровище, который жил с ним под одной крышей и которого не замечал, поглощенный собственным бессилием и ущербностью. Того, кто всегда поддерживал во всем, не требуя ничего взамен. И пусть сейчас Билл в тюрьме наедине со своим кошмаром, он более не позволит страху овладеть собой. Весь сегодняшний вечер Билл посвятил младшему брату. Чуть не расплакался от теплоты и доброты заполнившей сердце, согревшие тело изнутри. Хотелось улыбаться опять и опять и с трепетом в душе думать о лучших днях минувших и тех, что обязательно случатся, как только они оба покинут этот дом. Уж Билл позаботится об этом. И Джорджи непременно заберёт с собой. А за ужином окончательно убедился еще кое в чем — Билл не просто не любил родителей. Он их ненавидел. Погруженные в свои проблемы, они не способны были увидеть творящееся у них под носом. Билл всегда для них был как невидимое пустое место. Для матери так давно уже не существовал, а внезапные порывы отца с вопросами о самочувствие вызывали раздражение и злобу. И такая же судьба постигнуть Джорджи не должна! — Твои мысли и эмоции очень горькие на вкус, — раздалось над головой. Вырванный из дум, Билл поднял презрительный взгляд. Из темноты в ответ прожигала пара ярко-жёлтых огоньков. Клоун стоял вплотную, а затем опустился перед кроватью на корточки, становясь на один уровень с Биллом. — Билли, Пеннивайзу очень стыдно, — сказал клоун, сымитировав самое виноватое и скорбное выражение. Извинения или сожаления, чтобы это не было, Билл не оценил. Он давно перестал верить этой яркой выразительной мимике, даже если она излучала доброту и заботу. Разве что фальшивое раскаяние клоун может засунуть себе туда, куда каждый день засовывает Биллу. Но учитывая телепатию и уже раздавшийся смех, в озвучивании мыслей не было необходимости. — Иди сюда, котёночек, — потянулся клоун, голос его стал менее писклявым и звучал будто обладатель был восхищён. — Пеннивайз подлечит тебя. Ладони легли на бедра, аккуратно помассировали и начали подниматься вверх. Клоун не отводил взгляд от мрачного лица напротив. И действительно удивился, хлестко получив по этим же рукам. Зрительный контакт при этом не разрывая. У Билла ни один мускул на лице не дрогнул. Натянутая улыбка, не сулящая ничего хорошего, должна была вызывать ужас. Но мальчишка не реагировал. Смотрел колко и не отступал. — Пеннивайзу по нраву пылкий настрой. Это будоражит. Безумная улыбка перекосила лицо. Полыхающие алым огнём глаза закатились будто в экстазе. Клоун даже отклонился и от дрожи пробежавшей по его телу зазвенели колокольчики. Зрелище не для слабонервных. Одно представление, что клоун от предвкушения обкончал штаны, Билла всё-таки пробрало отвращение. В порыве он замахнулся, желая смазать искаженную улыбку с похотливой клоунский рожи. Но запястье было перехвачено до того как кулак достиг цели. — Может откусить ручки? — игриво спросил Пеннивайз, глядя мальчишке перед собой прямо в глаза. Склизкий длинный язык мокро облизал перехваченную руку. — Малыш Билли даже без некоторых частей будет мил Пеннивайзу. Билл хотел вырвать запястье, но сам был ловко опрокинут на постель. И рослая тушка уже взобралась сверху, интенсивно потираясь. Сквозь ткань одежды отчётливо ощущалось хаотичное движение того, что было у клоуна между ног. Сграбастанному в объятия оставалось только терпеть ощутимые покусы в плечи сквозь пижаму и мокрые поцелуи в шею и щеки. Не выдержав долго извращенной ласки, Билл рявкнул. — Д-делай уже, что соб-бирался и пров-валивай из моей к-комнаты, м-муд-дак! На мгновение, всего на мгновение клоун оторвался от лобызания и гнев просочился, явив кроваво красный огонь в глазах. Отпусти контроль Оно хоть на мгновение дерзкий мальчишка оказался бы с вывернутыми внутренностями. Но клоун быстро погасил жажду убийства, вернув маску прежней блаженной наивности на лицо. — Билли злой. Обиженно боднув мальчика носом в висок, и тут же прижавшись губами к уху, клоун продолжил. — Совсем не хочет любить Пеннивайза! От прикосновений кожа горела. Громко урча от удовольствия, клоун вылизывал и покусывал то щеки, то губы, норовя прорваться в желанный рот. Билл не давался. Задавленный, мог только с трудом отворачиваться, подставляя горло. Тем временем рубашку уже задрали, а его ногу закинули себе на бедро, не забывая жадно обшаривать руками и мять тело со знанием дела. Истерзанная шея с яркими отметинами уже саднила. Но Билл продолжал подставлять ее, сам всячески уклонялся и уворачивался от так и норовивших прижаться ко рту красным губам. И когда клоуну это надоело, он сжал рукой мальчонку за подбородок, не давая отвернуться. Надавил на щеки, таки зафиксировав моську перед собой. Извилистый язык уже намеревался разомкнуть губы и тут внезапная оглушительная пощёчина вышибла из пылкого настроя. В удивление Пеннивайз уставился на мальчишку на котором восседал сверху. Надбровные дуги взлетели вверх. Клоун переводил недоуменный взгляд, ставшими ярко лазурных глаз с лица мальчика на его покрасневшую ладошку. Шарахнуло будто электрическим разрядом. Кажется, это и называлась боль. Пеннивайз провел по горящей половине лица ладонью все еще пребывая в растерянности и недоумении. Его никогда никто не мог ударить так — не со страхом — с жгучей ненавистью и мысленным превосходством. — У меня есть кого любить! И кто меня любит не меньше! А ты мерзок! Рявкнул Билл без единой запинки. И сила каждого выкинутого слова нехило хлестала ментальным кнутом по сознанию, делая больно еще и физически. Это было…нечто новое. Колючее. Неприятное. Пугающее существо являющееся самим воплощением страха. — Извинись, — тихо сказал клоун, убрав руку от полыхающие части лица. Голос его звучал низко и хрипло. — Или ч-что? — Сделаю тебе очень-очень больно. Пеннивайз ответил сразу. Не раздумывая. Не шутя. Совершенно в другой манере речи. Но Билл значения этому не придал. Он не поддался страху как того и хотел, но в конечном итоге его поглотил гнев, перекрывший инстинкты самосохранения и не давший здраво мыслить. — Вал-ляй, может с-сдохну наконец и не буд-ду л-лицезреть т-твою раз-зукраш-шенною, уродскую р-рожу! Более не удерживаемый, Билл выполз из-под мучителя, дотянулся до первого попавшегося под руку и швырнул в непрерывно пялившуюся на него морду. То оказалась подушка. Врезавшись в лобастую голову она бесшумно упала перед клоуном. Долгая минута тишины и затем: — Ахаха, подушечка. Реакция выбила из колеи. Клоун засмеялся. Сначала тихо хихикал, постепенно громче и громче закатываясь в истеричном смехе. И по мере нарастания страшного хохота, волна дрожи вновь и вновь пробегала по телу Билла. Он думал, клоун сейчас психанет, набросится, сломает что-нибудь, откусит, и в конце концов отымеет. Но тот просто ржал. Страшно. Громко. Но даже так в комнату никто не пришел. Зловещая аура давила, вызвав уже физический дискомфорт. Пеннивайз на протяжении нескольких минут не делал ничего, просто заходился в приступе какого-то веселого и безумного прихода. Затих он также внезапно. И от резкой тишины, Билл тоже вздрогнул. Пеннивайз прищурился, как-то нехорошо зыркнул. А затем встал с постели и не оборачиваясь вошел в шкаф, аккуратно закрыв за собой дверь. А мальчик еще долго гипнотизировал предмет мебели, не зная радоваться или плакать. Пару недель спустя Билл так и не смог почувствовать себя лучше. Неприятное мерзкое взобравшееся под кожу предчувствие никак не хотело покидать. Смесь этих эмоций отражалась и на физическом здоровье. Билл толком не спал, из-за чего был еще более слаб и вял. Ожидание неизвестного каждую ночь вызывало раздражение и приступы бешенства. Но клоун не приходил. Биллу бы радоваться, но кажется параноидальное чувство преследования окончательно сводило его с ума. Если б не боль после последнего раза и шрама на бедре, оставленного клоуном, Билл бы решил, что на самом деле двинулся и последние несколько месяцев реально были лишь в воспалённом мозгу. — Билли, пойдем пускать кораблики. На улице чудесная погода. Забежавший в комнату малыш был как всегда весел. Билл глянул в окно на непроглядный ливень. В подтверждение слов прогремел раскатистый гром и дождь забарабанил сильнее. — Н-наш-ше с тоб-бой п-представление о чуд-десной погоде в корне о-отличается. Вялый, Билл безучастно сидел на кровати, подавленный тяжёлыми думами и сильной слабостью. Ребенок взобрался к нему, принявшись трясти за плечо. — Билли, ну вставай. Мы давно ведь не гуляли вместе! Ты же обещал! И мама ругаться будет, если ты со мной не пойдешь… — Т-тогда отстань от мен-ня! — Билл вырвал руку. — Раз м-мама ругаться б-буд-дет, вот пусть она и ид-дёт с тоб-бой! Испуганный внезапным гневным выпадом ребенок съёжился весь будто от удара. Старший брат никогда не кричал и не обижал. Джорджи отсел подальше и тихо всхлипнул. Красная пелена внезапной злости испарилась в миг. От осознания что только что сделал, Билл прикрыл рот рукой. Что он несёт?! Неужели как бы не отрицал, все-таки он ревновал любовь родителей? Билл чуть не разрыдался от обуявшего чувства вины. Он очень хотел поддержки как никогда. Но что черт возьми он творил? Обидел единственного кто эту самую поддержку давал — понимающего и любящего его человека. Джорджи все еще сидел перед ним, подрагивал от тихих рыданий. Резко поддавшись вперёд, Билл крепко обнял его за плечи и прижал к себе. Они сидели покачиваясь из стороны в сторону, пока малыш не перестал всхлипывать. — П-принес-сешь парафин? — тихо спросил Билл. — Из подвала? — Угу. — Но ты же говорил, что там монстр. Билл перевёл уставший взгляд на свой шкаф. — Нет, я з-запер его в ш-шкафу. Мальчик с опаской посмотрел на предмет мебели. А затем улыбнулся брату и радостный умчался за парафином. Стараясь игнорировать все еще не прошедшую боль в пояснице, Билл переместился к своему столу и принялся кропотливо делать игрушку. — Я бы п-пошел с тоб-бой сегодня, если бы не п-подыхал. Он не врал, что болел. Простая ходьба была мучительна, поскольку лечение тогда так и не получил. — Ты не подыхаешь! — быстро ответил Джорджи. Не любил он даже в шутку слушать подобное. Но через секунду серьезно спросил: — Тебе правда так плохо, да? — Нет, — улыбнулся и почти не соврал Билл. — Но т-ты же в-видел как как мен-ня рвало через нос этим у-утром. — Фууу, — скривился малыш. И они оба захохотали. Кораблик тем временем был готов. Билл протянул братику сделанную собственными руками игрушку. — Она г-готова. — Она? — П-посудина. — Спасибо, Билли, — тепло улыбнулся Джорджи и крепко обнял брата за шею. — Я тебя люблю. — И я теб-бя. Довольный, мальчик на всех парах рванул из комнаты. — Джордж! — крикнул в последний момент Билл. — Н-ничего. Будь ос-сторожен. — Есть, сэр. Брат помахал ручкой и вышел из комнаты. На самом деле Билл хотел извиниться за свой срыв. Но малыш был так доволен. Не хотелось портить такой момент. Билл обязательно извинится, когда Джорджи вернется с рассказами как быстро плыла посудина. Сделает для него еще кучу новых игрушек и обязательно в следующий раз пойдет гулять вместе с ним. Посвятит всё свое время только ему одному. Только Джордж больше не вернулся никогда.