***
— Т'Чалла, я все придумала! Не волнуйся! — Шури с воодушевлением влетела в кабинет брата и, не обращая внимания на сидящую тут же Окойе, затараторила: — Мы наденем на него твой костюм! — Что?.. — Т'Чалла приподнял мрачное лицо, взглянув на нее. — Ну, не вот этот вот, конечно, — Шури ткнула в его узорчатый лацкан, — а твой костюм пантеры! Он же непробиваемый! Он точно защитит его от когтей и зубов! — Шури, — Т'Чалла потер лицо ладонью, — не держи духов за дураков! — Ну, а что! Можно надеть его под одежду. Он ведь облегающий… — не сдавалась принцесса. — Без шлема… — Во-первых, он ему не подойдет по размеру, — вновь тяжко вздохнул Т'Чалла. — А во-вторых… Так нельзя! Духи не дураки и все видят. Мы спрашиваем у них одобрения, но при этом заранее будто бы неприемлем никакой иной ответ, кроме — «да»! Их это только разозлит. И даже если они хотели бы его одобрить, то после такого точно разъярятся! — Ну, тогда можно надеть ему шейное монисто Доры Милаж! — не сдавалась Шури. — По крайней мере, это защитит его горло, а там ты подоспеешь! — Ничего этого не нужно! — произнесла Окойе серьезным тоном. — Его Величество прав. Если мы будем прибегать к уловкам, это скорее разозлит духов. Они не потерпят такого! — Ооо! — всплеснула руками Шури и села на стул напротив. — То есть, вы предлагаете совсем ничего не делать? — В этом вся суть данного действа, — мрачно выдавил Т'Чалла. — Мы спрашиваем одобрения духов. Отдаемся полностью в их власть… Отдаем его на их суд… Т'Чалла смолк и медленно закрыл глаза, тяжело вздохнув. Окойе покосилась на него. — Ну, подстраховаться-то можно? — воодушевление начало покидать принцессу, сменяясь напряженной мрачностью, как у брата. — Я буду рядом, — тихо произнес Т'Чалла. — Полностью в боевой готовности, но на положенном расстоянии. Это единственное, что я могу. Надеюсь, что я успею в случае чего… — Вы собираетесь драться с духами?! — пораженно выдохнула Окойе, глядя на короля. — Я собираюсь спасти его, если вдруг… — произнес Т'Чалла и смолк, стиснув зубы. — Если они его не одобрят… — Это неправильно, — покачала головой Окойе. — Они прочтут ваше намеренье… — Генерал, — одернул ее Т'Чалла, оборачиваясь через плечо, — я все это знаю. Но я не могу заставить себя просто стоять там и смотреть, как его растерзают, если они так решат. Я не собираюсь препятствовать их воле, но я попытаюсь спасти его, если успею… И пусть духи прочтут это намеренье. Я и не собираюсь его скрывать! — Может, ему лучше отказаться? — в лице принцессы появился неподдельный страх от осознания всей серьезности положения. — Он же ведь может отказаться? — Может, но тогда Совет вышлет его из страны, — вздохнул Т'Чалла. — Ну, уж лучше это, чем… — пожала плечами Шури. — Он не откажется, — буравя взглядом стол, произнесла Окойе. — Да. Он не откажется, — кивнул Т'Чалла. — И мы должны уважать его волю. — Не забывайте о нашем разговоре, Ваше Величество, — подняла глаза Окойе. — Вы должны верить. Вы должны доверяться. Это ваша жертва! — Так! Мне все это совсем перестаёт нравиться. Как бы я скептически не относилась ко всем этим духовным практиками…. Вся это неопределённость, основанная на зыбких понятиях веры, меня очень напрягает. Может быть, лучше задействуем «запасной план»?.. — Шури уставилась в лицо брата. — Да что это еще за «запасной план», принцесса?! — не выдержав, всплеснула руками генерал. Т'Чалла накрыл лицо ладонями и сильно растер его. — Нет, Шури. Я не думаю, что это решит проблему. Совет это точно не устроит. Я чувствую, что мы должны довериться духам. Хоть мне это и чудовищно трудно. Но я чувствую, вот здесь, что так и должно быть! — с этими словами Т'Чалла положил ладонь себе на область сердца. Шури некоторое время мрачно смотрела на него, потом тяжко вздохнула: — Тогда надо связаться с Капитаном… — Зачем? — уставился на нее брат. — Что мы ему скажем? «Твой друг тут подвергается смертельной опасности, участвуя в наших ритуалах и обрядах. Ничего?..» К тому же, — Старк… — Я думаю, Баки имеет право хотя бы просто поговорить с ним перед всем этим! — решительно произнесла Шури. — Особенно, если это… Если это может плохо закончиться… Хотя, конечно же, я хочу верить, что все закончится хорошо… — Ты же знаешь, мы не можем с ним связаться… Это опасно! — перебил ее Т'Чалла. — Придется рискнуть! — решительно хмуря брови, встала принцесса. — Он его близкий друг! Они оба через многое прошли! Капитан должен быть в курсе. И Баки тоже должен иметь возможность увидеться и поговорить с дорогим ему человеком. — Это может навлечь на нас новые проблемы, принцесса, — произнесла Окойе. — Мы можем подставить Капитана. Или же из-за него подставимся сами. — Это нечестно по отношению к ним обоим! — яростно произнесла Шури. — Я знаю другой способ, — нехотя выдавил Т'Чалла. — Он безопаснее. Но эффект будет почти таким же.***
«Принцесса, мне надо сходить в деревню кое-что забрать. Постараюсь быстро». Баки надиктовал текст на кольцо, и некоторое время смотрел на всплывшую табличку с ним, потом неуверенно улыбнулся. В прозрачном квадратике появился смеющийся смайлик в виде черной кошачьей мордочки. Баки некоторое время смотрел на него, потом затряс головой, и мордочка исчезла. — «Отправить», — буркнул Баки и пошел по знакомой тропинке к своему дому. Недалеко от него снова паслись козы, и было все еще пустынно и безлюдно, хотя деревенские жители обычно вставали довольно рано, видимо, просто все были заняты какими-то своими делами. Баки почти уже подошёл к своему дому, когда его окликнул какой-то прохожий. Барнс медленно развернулся к нему лицом. — Что ты здесь делаешь? — произнес незнакомец, негодующе глядя в глаза Баки. — Зачем притащился в мою страну? Ты оскорбляешь Великую Баст и всех наших предков, ступая по этой земле своими мерзкими ногами! Баки оторопело замер, приподнимая брови и не зная, что на это возразить. Незнакомец же все не унимался, наступая на него с яростным выражением лица. — Из-за тебя у нашего короля проблемы! Ты порочишь его честное имя! Я слышал, что ты сделал на «Ритуале Достоинства», ты чертов убийца! Тебя не должно здесь быть! Убирайся из моей страны! Ты навлечешь на всех нас гнев богов! Баки опасался, что незнакомец сделает какой-нибудь резкий жест, и в нем сработает инстинкт раньше, чем он сам успеет сообразить, и он причинит мужчине какой-либо вред. Поэтому он медленно отступал от незнакомца, но тот понимал это по своему, видимо, думая, что Баки боится его, и наоборот продолжал сокращать расстояние, размахивая руками и брызжа слюной. — Явился сюда и расхаживаешь, как у себя дома! Живешь под боком у короля за его счет, а расплачиваемся мы! Содержим и кормим убийцу! Да еще и белого! Ты думаешь, так и должно быть? Нет, не должно! Тебя не должно здесь быть! Убирайся отсюда! Убирайся к себе, в свою страну! Найди в себе смелость не прятаться за чужими спинами, чёртов убийца! Баки ощутил, как уперся спиной в стену собственного дома, молча и спокойно глядя в глаза разгневанного мужчине. Он не собирался ничего отвечать, надеялся, что тот выскажет все и сам успокоится, но тот наоборот только еще больше раззадорился. Мужчина вскинул руку, собираясь ткнуть пальцем в грудь Баки, но внезапно из кустов в него полетели комья травы с землей, палки, маленькие камушки, и с дружным воплем на полянку к дому Баки выбежала ватага ребятни. Мужчина, ошарашенно прикрываясь руками, попытался что-то произнести, но град комьев земли, палок, камешков все не прекращался, и тот, накрыв голову руками, отскочил подальше. — Кого вы защищаете?! — произнес он раздраженно и удивленно на местном диалекте, но его никто не слушал, продолжая обстрел с воинственными воплями. Маленькая девочка, подойдя, взяла Баки за руку и решительно повела куда-то за дом, а пухлый парнишка с палкой наперевес также решительно загородил их обоих собой, глядя вслед чужаку и тоже выкрикивая что-то вместе со всеми. Баки лишь растерянно хлопал глазами и не знал, что сказать и сделать. Девчушка успокаивающе гладила его по руке. — Я же говорила, что ты преступник! — раздалось откуда-то сзади, и Баки резко обернулся. Окойе вышла из-за соседнего дома и, криво усмехнувшись, посмотрела Барнсу в глаза. — Украл их маленькие сердечки! Даже вмешиваться не пришлось. Ребятня, отогнав «противника» подальше, вернулась обратно с умильно серьёзными лицами и принялась наперебой что-то говорить Барнсу, ободряюще хлопая его по плечу. — Они говорят, — что ты можешь не бояться, ты под их защитой, — хмыкнула генерал. — Скажи, что я им всем очень благодарен! — наконец выдавил из себя Баки, чувствуя, как горло вновь сжимает от чувств признательности и благодарности к его маленьким друзьям. Окойе сказала несколько слов, нагнувшись и погладив нескольких ребятишек, и те, кивнув ей, гордо побрели прочь. Последней царственно удалилась девчушка, Баки смутно признал в ней ту, которой он доставал когда-то с дерева воздушного змея. — Ты все-таки не можешь без приключений! — хмыкнула Окойе, но без злости. — Я просто хотел кое-что забрать, и я предупредил принцессу, — выдавил Барнс. — Ладно, не оправдывайся. Думаю, приключения находят тебя сами, а не ты ищешь их. Она внезапно посерьезнела и уставилась в его глаза. — Ты можешь отказаться от обряда. Ты в курсе? Баки хмыкнул. — Согласиться на Совете перед всеми, а потом отказаться за их спиной? Нет, я так не привык. Тем более, раз это поможет Т'Чалле… — Ты не боишься за свою жизнь? Ты ведь можешь умереть, — перебила его Окойе. Баки снова хмыкнул и посмотрел долгим взглядом куда-то вдаль. — Когда меня «расчеловечивали», — произнес он тихо, — первым делом отучили беспокоиться за свою жизнь. Нет, инстинкта самосохранения меня не лишили. Но главным всегда было выполнить поставленную задачу. Если для этого нужно было умереть, я должен был быть готовым умереть, не раздумывая ни секунды. Ценность моей жизни была ниже ценности жизни моего командира или успешности выполнения его приказа. А если ты не ценишь важность своей жизни, ты не ценишь и чужую… Так что… нет, за себя я не боюсь. Разучился. Окойе все еще смотрела ему в глаза, Баки смотрел вдаль, потом он перевел взгляд на нее и мрачно улыбнулся. — А что на счет других? Тех, кому ты важен? О них ты не думаешь? — произнесла, наконец, Окойе. Баки снова хмыкнул. — Таких, к сожалению, или к счастью, не осталось. — А Капитан?.. Лицо Баки помрачнело, во взгляде мелькнули искорки боли и сменились тоскливой чернотой в глубине зрачков. — Стив, — произнес он тихо и вздохнул. — Он всегда значил для меня больше, чем я для него. Я думаю, теоретически для него даже будет лучше, если меня не станет. Не скажу, что его это обрадует, но, в целом, ему станет проще. Я вишу у него на шее тяжким грузом, который он не может сорвать и сбросить с себя по собственной воле. Но который тянет его на дно и мешает двигаться дальше. Из-за меня он лишился друзей, того, что ему было дорого и важно всегда — уважения своей страны. Лишился всего и стал изгоем. Так что… С этой стороны все к лучшему. Окойе ступила еще чуть ближе, глядя ему в глаза. — Не думаю, что твоя мать была бы счастлива, услышав такое. Не знаю, какие у вас были отношения, но вряд ли она рожала тебя и растила для того, чтобы ты теперь так просто отвергал эту жизнь, словно что-то неважное и ненужное. Баки уставился в глаза Окойе, та смотрела в его. — Тебе ничего не грозит. Просто знай это! — произнесла она и быстро пошла прочь.***
Баки рассматривал свои старые блокноты и записные книжки, которые забрал из хижины, в которые он записывал обрывки памяти, пока жил в Румынии. Все, что смог вспомнить тогда. Потом все это пришлось отложить из-за известных событий, а после «разморозки» Баки как-то было все не до этого. А сейчас, наконец, пришло время и для этих записей, и для новых воспоминаний, которые время от времени всплывали в его голове, но в которых он все еще был не на сто процентов уверен. К тому же, разговор с Окойе всколыхнул внутри него что-то ностальгическое и уже привычную тоску по Стиву, которую заглушить было совершенно не чем. Только эти блокноты каким-то непостижимым образом дарили ему ощущение чего-то родного, так как были связаны со временем, проведенным со Стивом еще до приезда в Ваканду. Баки раскрыл самый потрепанный блокнот в синей потертой обложке из «кожзама», когда в его квартиру внезапно постучали. Баки, поднявшись с пола, пошел в прихожую. За дверью оказался Т'Чалла, чего Баки совершенно не ожидал. В последнее время его общение с королем ограничивалось появлением на официальных мероприятиях да во время ЧП на «Ритуале». Т'Чалла, видимо, был очень занят делами, либо же старался поменьше с ним видеться ввиду сложившихся обстоятельств, чтобы избегать новых обвинений. — Привет, Джеймс, — грустно произнес король, стоя на пороге, как обычно с руками, заведенными за спину. Баки кивнул ему, и тот медленно вошел внутрь. — Я ненадолго. Просто хотел отдать тебе кое-что… Ты в порядке? — глаза Т'Чаллы судорожно сканировали лицо и фигуру Баки, словно они не виделись целых полгода, и он пытается сравнить свой старый образ, сохранившийся в его мозгу с того времени, с новым и понять, какие изменения возникли за этот период. — Все хорошо, — криво улыбнулся Баки. Т'Чалла шагнул чуть ближе. — Решил заняться ландшафтным дизайном? Проредить наш сад? — хмыкнул Т'Чалла и, мягко взяв его ладонь, бережно погладил посиневшие, но уже заживающие костяшки. — Простите меня, я не… — начал было Барнс, но Т'Чалла его перебил: — Не извиняйся. Это ерунда, все нормально, я не сержусь, — он некоторое время мягко поглаживал его костяшки большим пальцем руки, потом выпустил его ладонь и снова заглянул в глаза. — Ты ведь не откажешься от обряда…? — Т'Чалла, я же уже все сказал… — Я помню. Но, вдруг… — Нет, я не откажусь, — решительно произнес Баки. Т'Чалла тяжко вздохнул. — Мне невыносимо тяжело это слышать, но я уважаю твою решимость и твой выбор, хоть и не одобряю… — произнес он тихо, чуть помедлил и, достав из кармана что-то, протянул это Баки. — Возьми это… Баки протянул руку и взял знакомый ему уже талисман с двумя кисточками. — «Найу-Найу»?.. — удивленно взглянул он в лицо Т'Чаллы. — Мы ведь договорились… — Возьми его! — Т'Чалла подпихнул его ладонь обратно. — Я помню наш разговор. Я помню, что ты ничего этого больше не хочешь. Но ты собираешься рискнуть жизнью, и я подумал… Я не все тебе рассказал тогда… Баки напряженно уставился в лицо короля Ваканды. — Да, эту штуку используют влюбленные. Если хочешь заманить кого-то к себе в сон, даешь ее ему или ей, и она… он придет в него. И все будет, как в реальности! Вы увидите один сон на двоих. Вы будете вместе там. Это почти реально! Ваши души будут общаться между собой. Все будет по настоящему, но в иной, духовной реальности. Баки нахмурился еще больше, смутно припоминая свои странные сны, которые снились ему тогда, когда Т'Чалла подсунул ему этот талисман как оберег от кошмаров. — Но есть еще кое-какие нюансы, о которых я не сказал тогда, — Т'Чалла, глядя ему в глаза, шагнул еще чуть ближе. — Если человек, о котором ты думаешь и который дорог твоему сердцу, будет думать о тебе в тот момент, когда ты засыпаешь с этим талисманом, он также придет в твой сон, или ты в его. Вы также встретитесь, даже если ты и не давал его ему. Просто это будет… не совсем добровольно с его стороны. Баки несколько раз моргнул и, раскрыв ладонь, посмотрел на вещицу, лежащую у него на руке. — Не думаю, что я… — Просто возьми его! — Т'Чалла вновь прижал его ладонь к груди. — Возможно, у тебя есть человек, которого ты хотел бы увидеть и с кем хотел бы пообщаться перед… перед всем тем, что тебя ожидает. Они еще некоторое время стояли, молча глядя друг другу в глаза, затем Баки сжал ладонь и кивнул королю. Тот грустно улыбнулся, погладил Баки по щеке и развернулся к двери. — Увидимся завтра, Джеймс.***
«До завтра!» Баки отправил последнее сообщение Шури, получил взамен подбадривающий смайлик и пошел убирать со стола. Он не врал Окойе, что не боится за свою жизнь. Он чувствовал странное безразличие к завтрашнему обряду духов. «Делай, что должен, и будь что будет», — вертелось у него в голове. От него ничего не зависело. Он привык к этому. Может быть, поэтому он и не волновался, как перед «Ритуалом Достоинства». На нем он боялся перегнуть палку и навредить, и одновременно боялся подвести ТЧаллу, ему приходилось балансировать между этими двумя опасениями, и это создавало внутреннее напряжение. Сейчас же такого напряжения не было. Баки вымыл посуду, вытер стола и, пройдя в гостиную, забрался на диван. Взял один из блокнотов, но так и не раскрыл его. Сидел, глядя куда-то в стену и думая о Стиве. О том, какова будет его реакция, если ему сообщат, что Баки погиб в Ваканде. Возможно, он никак не подаст виду, лишь скажет что-то вроде: «Как это произошло?» Кивнет головой и продолжит свои повседневные дела. И лишь только ночью, оставшись наедине с собой, позволит себе чувства. Может, сломает пару стен или проклянет Т'Чаллу в сердцах, но быстро успокоится. Потому что, — это новая реальность, с которой он уже ничего не сможет сделать. Подумав, он поймет, что так будет лучше. Больнее, но лучше. Он всегда так делал. Всегда выбирал между менее болезненным и правильным — второе. Значит, и здесь будет также. Баки вспомнил, каким отстранённым был Стив во время их заданий с «Ревущими». Как, не дрогнув и мускулом, рвался в гущу событий, под пули, под взрывы, как игнорировал легкие ранения, и как глаза его лишь на секунду останавливались на ком-то из команды, когда тому доставалось, — кивок головы, обратный кивок в ответ, означающий, что «все в норме», и Стив забывал об этом эпизоде, продолжая операцию, доводя ее до победного конца. И уже только после всего начинал расспрашивать подробнее, осматривать, отправлять в медчасть, если ему казалось, что там все более серьёзно, чем утверждает раненый. Баки вспомнил, как его восхищала и одновременно пугала эта сторона Стива. Способность отключать все чувства и действовать, используя только холодный разум. Но иногда эта отстранённость причиняла Баки странную ноющую боль. Но он понимал, что теперь у Стива есть другие приоритеты. Что он вырос не только физически, его значимость выросла и превратила его в важную персону, личность, которую боялись и ненавидели враги и обожали и восхищались друзья и союзники. А Баки… Баки так и остался просто хорошим парнем, приятелем детства. Он и не спорил с этим, а старался изо всех своих сил не подвести Стива, не осложнить его задачу. Старался соответствовать ему, хотя и чувствовал, что это безмерно сложно временами. Они слишком по-разному думали, и Баки только тогда это осознал. Стив оперировал более крупными категориями, он думал масштабнее, шире, он отрекался от самого себя, всецело служа своей стране и своему народу. Баки же служил Стиву. Он отложил блокнот и взял со спинки дивана талисман. Увидеться со Стивом хотелось очень сильно. Но Баки боялся, что эта встреча выбьет его из колеи, взбудоражит в нем что-то, от чего ему станет сложно идти на смерть. К тому же, специфичность снов его тоже напрягала и смущала. Он помнил свои сны, которые снились ему в прошлый раз, когда ТЧалла давал ему «Найу-Найу». Они были с очень большим эротическим подтекстом, и Баки не был уверен, что готов к этому. С другой стороны, никто никогда не узнает о том, что ему снилось. Даже Стив, несмотря на то, что, по уверениям Т'Чаллы, они увидят один сон на двоих, и все будет как в реальности. Да, к тому же, не факт, что Стив вообще будет думать о нем в этот момент, так что нет никакой гарантии, что они все-таки увидятся там. Подумав так, Баки решительно опустил ладонь и запихнул талисман под резинку трусов. Улегся на диване и некоторое время смотрел в потолок. — Скоро все закончится. Так или иначе, — сказал он себе и, тяжко вздохнув, закрыл глаза.***
Чернота. Абсолютная всепоглощающая чернота и пустота. Лишь легкие неясные всполохи где-то на периферии зрения. Баки помнит эту пустоту и тишину. В первые пять минут после того, как аппарат запускает смесь жидкого азота с чем-то еще, тебя всего сковывает и пронзает снаружи и изнутри. Холод чувствуется только секунду в самом начале на обнаженных участках кожи, а потом просто стягивание и распирание, словно тебя изнутри выдавливает наружу из собственной кожи. Боли почти нет, она вспыхивает и затихает в тех местах, в которые не проник раствор, предотвращающий кристаллизацию и деформацию тканей и сосудов. В этих местах нервные окончания чуть более чувствительны. Хуже всего, когда промораживаются легкие, и дыхание останавливается: в этот момент в мозгу включается паника, и инстинкт самосохранения конвульсивно бьёт тревогу, но тут же сам беспомощно отключается. Сознание великодушно покидает тело, и наступает тишина и чернота… Еще через какое-то время начинаются галлюцинации. Странные картины, деформированные лица, обрывки фраз, пугающие бредовые кадры, вроде таких как: ты — большая черная капля, застывшая на краю обрыва, которая вот-вот должна слететь в пропасть, но все никак не слетает. Все никак не накопит критическую массу и не упадет, притянутая гравитацией, и это все длится и длится, и кажется вот-вот, но нет… А потом ты, наконец, срываешься и летишь. Летишь и падаешь на поверхность и разлетаешься на сотни себя, а потом мучительно ждешь, когда все твои «Я» соберутся обратно в большую каплю, и она снова упадет вниз, достигнув критической массы… К счастью, такие видения длятся не особо долго. Потом все исчезает окончательно. Ты исчезаешь. Ничего нет. Только чернота. Очень странно, но каждый раз, когда Баки отправляли в крио-камеру, в первый момент заморозки он всегда видел одно и то же — свое падение в пропасть с поезда. Видел искаженное криком лицо, протянутую к нему руку, быстро отдаляющуюся вверх, чувствовал обжигающий холод и слышал свой собственный вопль, застревающий в ушах. Все это происходило в долю секунды, но каждый раз. А в этот раз не было. Значит, это не оно. Значит, его не заморозили? Баки пробует пошевелиться и чувствует обе свои руки, потом обе ноги. Он на чем-то стоит. Значит, он может идти! И он идет. Сперва медленно и неуверенно, потом все увереннее идет на свет, мелькающий где-то очень далеко. Маленький яркий квадратик, и Баки завороженно движется к нему, словно мотылек на ночник. Квадратик становится все больше и ярче, Баки уже даже может разглядеть внутри какие-то силуэты и слышит голоса. Сперва очень приглушенные и невнятные, но он прислушивается к ним, и голоса становятся все отчетливее. Их два. Два мужских голоса, которые о чем-то спорят. — Ты же понимаешь, что это не аргумент? — раздраженно произносит один. — Мы уже сто раз это обсуждали, давай остановимся! — Ты сам опять начал! Я предлагал сходить в макдак… — Тони, в этой истории все жертвы! — И ОН тоже жертва? — И он. — А моя мать тогда кто? «Жертва жертвы»? — Не передергивай. — Нет, Стив! Это ты передергиваешь! Твой дружок убил моих мать и отца — это факт. И жертвы в этой истории — они и я! А он — убийца. И то, что им управляла Гидра, факта не меняет, а лишь добавляет кое-какие нюансы. — Смягчающие обстоятельства… — Ни черта они не смягчают, Стив! Не для меня! Баки, тревожно вслушиваясь, останавливается напротив яркого, наполненного теплым светом ламп прямоугольника, словно вырезанного во всепоглощающей черноте. В нем виднеется стол, холодильник, часть стены. За столом сидит человек, склонив голову и держа в руках чашку. Баки сразу же узнает эту белобрысую макушку. Второй человек мечется туда-сюда рядом. Его Баки тоже узнает, это Старк-младший… Баки судорожно сглатывает слюну, глядя на него. — Тони, я понимаю твою боль! Говард ведь был мне другом… Но то, что случилось, уже не исправишь. Тут ничего не сделаешь! Ничего не изменишь, никак! — Кое-что сделать можно… — Месть? Когда и кому она помогала?! Он сам винит себя во всем, что натворил! Но он делал это не по собственной воле, и ты это прекрасно понимаешь! У него не было выбора, он ничего не мог сделать! Я знаю, что глубоко в душе ты это все понимаешь, но продолжаешь упрямо винить его во всем и ненавидеть за свою боль, которая не стихает. Остановись! Боль утихнет, если ты позволишь себе его простить… — Нет, моя боль утихнет, только когда я собственноручно сверну ему шею! Баки оглядывается по сторонам, он больше не хочет всего этого слушать, он хочет уйти. Его сердце вновь сжимается тисками от осознания чудовищности своего поступка и того, что ему придется с этим жить. Больше ничего не остается. Только жить с осознанием того, что он убил Говарда и Марию Старк и разрушил этим дружбу между Стивом и Старком-младшим. Баки разворачивается на месте, но кругом непроглядная тьма, и идти больше некуда. Нет ни неба, ни земли, ни верха, ни низа, только чернота и желтый треугольник с двумя людьми в нем. — Что это?.. — неожиданно произносит Старк, и Баки замирает на месте, а потом медленно оглядывается через плечо. Старк подходит к проему и замирает, прислушиваясь и присматриваясь, потом делает неуверенный шаг во тьму к Баки. Протягивает руку и чем-то щелкает. Вспыхивает свет, и через мгновение Баки обнаруживает себя стоящим в каком-то коридоре с кирпичной стеной с одной стороны и торчащим утеплителем с другой. Старк стоит напротив него, и его черные глаза расширяются и округляются, видя и узнавая его. — Ты?! — выдыхает он яростно. — Какого черта ты здесь делаешь? — Я… — растерянно выдыхает Баки и делает шаг назад, не зная, что еще сказать. — Какого черта ты сюда приперся?! — рычит Старк, вытягивая руку куда-то в сторону, на которую тут же надевается рука от костюма Железного Человека. Слышен звук запускающегося репульсора, и Старк направляет раскрытую ладонь на Барнса. — Проваливай обратно к себе в ад, гребаный убийца! — рычит Старк. Баки закрывается рукой, понимая, что это вряд ли поможет. Но где-то сбоку мелькает тень, схватив Старка за шею сзади, она шарахает его об стену головой. Один раз, второй, третий... Тот бьется лбом и всем телом об кирпич и вскрикивает, но тут же смолкает и обмякает безвольной куклой. Но железная рука продолжает и продолжает безжалостно долбить его лбом об стену. — Нет! — в ужасе выкрикивает Баки. Старк повисает в руках окровавленным мешком, Солдат некоторое время смотрит на его разбитый вдрызг окровавленный лоб, потом небрежно отшвыривает его в сторону. — Нет! — в ужасе произносит Баки, глядя на упавшее тело, а потом переводит ошеломленный взгляд на человека, стоящего напротив. — Что ты наделал… Что ты наделал?! — кричит Баки. — Зачем?.. Зимний Солдат делает шаг к нему, Баки пятится. — Какого черта? — произносит он, ошарашенно глядя в свое же собственное бесстрастное лицо, в свои же ледяные глаза. Его пронзает нечеловеческий ужас от встречи с самим собой. И Баки, развернувшись, срывается с места, собираясь бежать куда угодно, куда угодно, лишь бы не видеть это лицо, эти глаза. Но Зимний Солдат настигает его спустя всего мгновение и хватает за руку. — Нет! — вновь кричит Баки и вырываясь падает на пол. Развернувшись, он задом отползает подальше от фигуры в черном, увешанной всевозможной амуницией, ножнами и ремешками кобуры. Солдат делает шаг к нему, протягивая руку. — Нет! — вновь кричит Баки, уже не от страха, а с яростью. — Отвали от меня! Убирайся! Но Солдат не слушая его, решительно подходит ближе и, все-таки схватив за предплечье, пытается поднять его на ноги. Но Баки сопротивляется изо всех сил, выдергивая рукав своей синей форменной куртки, в которой он служил в «Ревущей команде». — Отвали от меня! — раздраженно кричит Баки, когда Солдат вновь хватает его и пытается поднять. — Отстань!!! Он бьет Солдата в грудь, но тот не сдвигается с места. Баки снова бьет, но Солдат небрежным жестом, отбивает этот удар в сторону и перехватывает обе руки. Баки, яростно сопя, пинает его ногой и, вырвавшись, сам падает от этого маневра. Солдат отшатывается в сторону, потом, нагнувшись, хватает Баки за ногу и подтаскивает к себе. — Да отцепись же ты уже! — кричит Баки в отчаянии, собираясь пнуть его второй ногой. Солдат перехватывает его стопу и резко выворачивает в сторону, слышится щелчок выворачиваемого сустава и звук рвущихся сухожилий. Баки истошно кричит, зажмуриваясь от ослепляющей боли. Солдат выпускает его, и Баки, кривясь и корчась, судорожно отползает к стене. Часто дыша и постанывая, Баки с ужасом глядит на Солдата. Теперь он не может убежать. Баки в ужасе. Солдат молча подходит Ближе и вновь хватает его за руку, Баки, собрав все силы и злость, вырывается и бьет его хуком снизу, целя в подбородок, но Солдат уворачивается, и, поймав руку на излете, резко отводит ее в сторону, упираясь железной рукой в плечо. — Нет-нет-нет!!! — перепуганно лепечет Баки, понимая, что дальше последует, и вновь срывается на истошный вопль, когда его плечо вырывается из сустава, разрывая хрящи и сухожилия. Баки орет от боли, почти ничего не соображая, но вскоре берет себя в руки и, закусив губу, просто тихо стонет, катаясь по полу и держась за предплечье. Солдат вновь подходит к нему и некоторое время глядит на него сверху. Баки затихает и, открыв глаза, смотрит на него в ответ. Смотрит в эти холодные безжалостные глаза, понимая, что тот не остановится. Его ничего не остановит, только смерть. Но это еще надо постараться. Баки так страшно смотреть в свои собственные беспощадные, ледяные глаза и понимать всю эту обреченность, леденящую душу, безысходность, которую испытывали все жертвы Зимнего Солдата. Барнса трясет от болевого шока, он тяжело дышит, по лбу катится холодный пот. Он понимает, что никогда не сможет одолеть его. Никогда. Он слишком силен. И на его стороне безжалостность и бесчувственность, дающая еще больше силы. Баки обреченно замирает на месте. Солдат приседает рядом, подсовывает под него ладони и, подхватив на руки, куда-то несет. Баки свисает в его руках беспомощной куклой, терпя боль в плече и голеностопе, и, запрокинув голову, смотрит на серый неоштукатуренный потолок с торчащими проводами вместо ламп, едва освещенный тусклым искусственным светом. Пока вдруг откуда-то не начинает пробиваться яркий дневной свет. Баки приподнимает голову, Солдат вносит его в какую-то просторную комнату с витражными окнами, мягким белым ковром под ногами, старомодной, но добротной деревянной мебелью и большой кроватью с высокой спинкой в углу. На кровати кто-то спит, отвернувшись к стене. Солдат подходит ближе и аккуратно кладет Баки в ноги к спящему. «Словно жертву на алтарь», — мелькает в голове у Баки. Человек в постели вздрагивает и приподнимается, растерянно моргая и глядя на Баки сонными глазами. — Баки? — пораженно выдыхает Стив. Баки растерянно хлопает глазами в ответ, глядя на него и боясь пошевелиться, чтобы не потревожить плечо. — О, Господи… Баки! — лицо Стива расплывается в счастливой улыбке, которая сияет не меньше, чем солнечный свет, заполняющий комнату. Стив выбирается из под одеяла и, придвинувшись к другу, осторожно прикасается теплой ладонью к его щеке. — Баааки… — мягко и протяжно повторяет он, — я так люблю, когда ты мне снишься! Он приподнимает его и, обхватив, крепко прижимает к себе. Баки сперва шипит, а потом, все же не выдержав, вскрикивает и стонет от боли в плече. Стив тут же отстраняется, его счастливое поначалу лицо медленно меркнет, в голубых глазах вспыхивает грусть. Он осторожно разворачивает Барнса к себе спиной и, обхватив сзади, кладет подбородок на неповрежденное плечо, утыкаясь грудью в кожаную кобуру на спине. — Прости меня… — тихо произносит он. — Мне пришлось это сделать… Ты бы не отступил, а времени было мало. Нужно было во что бы то ни стало остановить программу «Озарение»… Он нежно потирается носом о висок Баки, ероша его длинные растрепанные волосы, а затем показывает пальцем куда-то на стену между двух окон, залитых солнцем. — Тебе нравится картина? Я нарисовал ее для тебя! Баки непонимающе хмурится, глядя на большое полотно. Сперва ему кажется, что там просто какие-то красные пятна на белом фоне. Но постепенно, пока он приглядывается, пятна формируются в какую-то композицию. И Баки кажется, что он видит себя, лежащего без руки на кровавом снегу, но потом образ меняется, и Баки понимает, что на картине изображены белые кувшинки и красные розы, среди которых лежит белый волк. — Тебе нравится? — шепчет ему на ухо Стив, медленно и аккуратно упираясь одно рукой ему между лопаток, а второй очень бережно и осторожно отводит его пострадавшую руку назад. Баки понимает, что тот собирается сделать, но не подает вида, послушно и расслабленно глядя на картину. — Да, красиво… — тихо произносит он, и в этот миг Стив резко дергает его руку назад и вниз. Баки вскрикивает и зажмуривается, закусив губу, — сустав со щелчком встает на место. Баки стонет и мычит, кусая губы. — Извини, извини, извини! — шепчет Стив, прижимая его к себе и быстро гладя и целуя в щеку. — Извини меня! Извини! Сейчас все пройдет! Потерпи! Все пройдет… От боли Баки теряет ориентацию в пространстве, а, открыв глаза, видит все со стороны. Видит себя, скорчившегося от боли, сидящего на кровати, и видит, как Стив переживает за это, нежно прижимая его к себе, пытаясь успокоить, утешить. Он гладит и быстро нежно целует его. Гладит и целует, сам зажмуриваясь от боли, как будто ему также больно. А потом медленно заваливает его на кровать и нависает сверху, с тревогой глядя в лицо. — Все хорошо? — почти без звука, одними губами произносит Стив. Баки кивает. Боль действительно стихает. Рука вновь кажется нормальной, как и нога. А Стив все продолжает и продолжает нежно гладить его по лицу, мягко улыбаться, глядя в глаза. И Баки кажется, что солнечный свет, заполняющий эту комнату, льется от Стива. Льется из его глаз прямо на него. — Баааки! Мой Баки… — улыбаясь, мягко произносит Стив, гладя по лицу Зимнего Солдата, а затем наклоняется и целует его в губы. — Нет, нет! — Баки в ужасе смотрит на то, как Солдат протягивает свою смертоносную руку и обхватывает ею Стива за шею. Одно мгновение, и он свернет ему шею, сломает позвонки, размозжит гортань, ведь Стив этого не ожидает. Он непривычно расслаблен и рассредоточен. Он в смертельной опасности, но сам этого не понимает! — Нет, Стив! Нет! — Баки срывается к ним, пытается отпихнуть Стива в сторону, но тот не обращает на это внимание. Солдат обхватывает Стива двумя руками, и резко перекатывается в бок, оказавшись сверху, подмяв его под себя. — Нет! — кричит Баки в ужасе, а Стив беззаботно смеется. — Все еще хочешь выяснить, кто сильнее? — улыбается Стив. — Даже во сне ты все такой же! — Убирайся! — Баки пытается спихнуть Солдата, но его рука проходит сквозь него. Смертоносная рука Солдата бережно гладит Стива по лицу. Он делает толчок бедрами и Стив, закрыв глаза и запрокинув голову, громко стонет. — Отвали от него! — кричит Баки в ярости, пытаясь спихнуть Солдата в сторону. Стив снова стонет, и эти стоны совершенно очевидно не от боли. — Нет, Стив! — Баки, сдавшись, опускается рядом на колени, глядя в его лицо. — Баки… — томно выдыхает тот, снова запрокидывая голову и выгибаясь назад. — Ох… — Это же не я! — бормочет Баки. — Это не я! — Я так люблю тебя! — выдыхает Стив. И Баки внезапно оказывается сверху на нем, чувствуя, как руки Стива почти до боли сжимают его бока, задевая чехлы от ножей, а его колени намертво стискивают его бедра. — И того «восторженного юнца», и этого уставшего от войн Белого Волка, и даже Зимнего Солдата, люблю… — бормочет Стив, и Баки растерянно глядит на него сверху. Руки Стива скользят по его бокам вверх к лицу, он гладит его щеку, и Баки прижимается ею к этой горячей ладони. — Ты вся моя жизнь… — выдыхает Стив и снова выгибается, запрокидывает голову и стонет так откровенно, что Баки чувствует, как его лицо начинает пылать от смущения. Дыхание Стива все учащается, глаза теряют фокусировку и лихорадочно блестят, лицо напряженно каменеет, раскрасневшиеся губы исторгают новый, еще более откровенный и томный стон. Стив резко обхватывает его за шею и, потянув, рывком приваливает к своей груди. Его горячие и влажные губы судорожно обхватывают губы Барнса… - Баки резко открыл глаза и некоторое время пытался успокоить бешено бьющееся сердце. Он не понимал, что происходит. Что он чувствует? Что он думает? Все смешалось, все запуталось. Страх, грусть, боль, отчаяние, вина, злость, ярость, желание… Он схватился за голову, не зная, как реагировать, потом внезапно вспомнил про талисман. — Плохая была идея… Плохая… Плохая… — пробормотал он, растирая лицо ладонью, но вместе с тем… Он ощущал что-то странное очень глубоко внутри, что-то, чего он давно уже не ощущал. И он никак не мог понять, осознать, что это? А еще он чувствовал досаду от того, что все так резко оборвалось. Весь этот свет, тепло, близость Стива к нему вдруг, как по щелчку выключателя, исчезло. И он снова лежит на диване в своей одинокой квартире, в полной темноте и с полным хаосом в голове. Он протянул ладонь вниз, нащупал талисман и, вынув, положил его на спинку дивана. Тяжко вздохнул и снова закрыл глаза.