Необитаемый остров… или нет?!

Теперь за мной следили ещё больше, что угнетало. Постоянно хотелось сбежать, так как ненавижу быть под чужим контролем, особенно когда кое-кто тебе враг. Не знаешь, где безопаснее. Однако союзники всё же были — Пруссия, который гонял меня, как собаку, Канада, Оля и моё отечество — Россия. Однако чем больше я думала о будущем, тем сильнее переживала. Сколько мы здесь? Кому мы понадобились и зачем? Где мы вообще? И кто то существо, воскресившее меня? Ни одной позитивной мысли. В свободное от тренировок время я вела дневник и гипнотизировала пламя костра по вечерам. Тоска по дому становилась всё сильней. Ночью, во сне я видела своего демона и не могла её изгнать, оставалось лишь болтать с ней, выслушивая жалобы на УКРФ и просьбу дать ей свободу. — Нет. — Ну почему?! — Потому. Либо ты исчезаешь, либо подчиняешься мне. Сейчас мы находимся в моём мире, следовательно силы и власти у меня больше. — Ты не имеешь права осуждать меня. Ты создала меня. — Я не осуждаю, а контролирую. Она злилась, её глаза сияли кроваво-красным светом, а лицо искажалось оскалом. И я видела каждый день этого душевного монстра, осознав, что сбежать невозможно — она — это я, и не забывая руку помощи, которую мне протянули и дали тем самым надежду. Но среди нас оставались те, кто погружён во тьму гораздо дольше простых смертных, за кем тянется цепь страданий, страха, ненависти… Наверное, у меня и вправду много гордыни, потому что думаю, что несу тяжёлую ношу — вместе со своими страданиями несу страдания других, что мучает меня. Да, определённо гордыня. Я слишком высокого мнения о себе. Ненависть переплетается с сочувствием. Разве такое может быть? Оказывается, может. Вечер за повседневными действиями, направленными на наше выживание на этом проклятом острове, ссорами, драками и моими тренировками прошёл. Англия незаметно для всех исчез. Но не для меня, и я решила последовать за ним. Не знаю, что мной двигало в этот момент. Он сидел на корточках и курил. «У него что, сигареты бесконечные?!» — первая мысль. Потом я вспомнила своего отца — он сидит точно также. Боже, я ошибалась, верни меня домой! Чтобы не предаваться ненужной тоске, я заговорила первой. Безусловно, он меня заметил. — Англия, вам одиноко? Тишина. — Мне вот одиноко. Не бойтесь признаваться в этом. — Нам нельзя. — Ну да. Кто я такая, чтобы это говорить? Появилась пауза, которую я осмелилась нарушить вопросом: — Можно присесть? И не дождавшись ответа присела рядом сама, обхватив руками колени и закашлявшись от сигаретного дыма. — Чего тебе надо? — Вы не так давно, обучая магии, без слов упрекали меня в подозрительности. Что ж, не отрицаю. Однако вы ничем не отличаетесь от меня, напротив, даже хуже. — А ты не много болтаешь? — он потушил сигарету в море. — А вы не чересчур много молчите? — Почему ты отвечаешь вопросом на вопрос? — А вы думаете я это специально? — С какой целью ты это затеяла, девочка-демон? Жалость? — Жалость… ,— я усмехнулась и отрезала твёрдо,— жалость — это низменное чувство. Нет. Это не жалость. Это эгоизм. Заметив боковым зрением на себе взгляд зелёных глаз, я обернулась. Англия смотрел на меня очень пристально, как и я на него, пытаясь хоть что-то уловить, хоть какую-то зацепку, выражающуюся в мыслях и чувствах. — О чём вы думаете? — спросила я полушёпотом. — О прошлом. И…, — он взял в свою ладонь мои волосы, которые я тотчас же выдернула, — о своей знакомой, давней знакомой. Я встала и зашла в море так, чтобы вода доставала мне до щиколоток, и стала гулять вдоль берега. — Опять? — Если бы я и собралась топиться, то точно не в вашем присутствии. Морская вода разительно отличается от речной воды у меня дома. Тут по вечерам она была тёплой, а не прохладной. На душе было спокойно, шум моря действовал успокаивающе, как и тишина вокруг. Закат не был красивым, впрочем, мне было плевать. Лёгкая рябь от ветра прошлась по водной глади. Второй порыв ветерка задел мои волосы, которые я поспешила заправить за ухо вновь. — Красивые серёжки. — Спасибо. Мне их подарила мама, на день рождения. — Идём обратно, пока Россия меня не убил. Англия вновь достал пачку сигарет, но я отобрала её. — Эй! — Хватит курить. — Я бессмертен. — И что? Тем более быть больным вечность — ужасно. Если уж я болеть не люблю, болела немного и представлять чьи-то мучения вечность… нет уж. Я пошла вперёд, ступая голыми ступнями по песку и веткам.