Бокал на двоих

Комната Луки как обычно была в творческом беспорядке: повсюду валялись наброски и записи, на столе стояла кружка с уже засохшим на донышке кофе, видимо, так и стоящая тут несколько дней, потому что хозяин не находил сил ее вымыть. Наиб развалился в единственном кресле посреди всего этого хаоса, смотря как хозяин жилища спешно собирает записи и скидывает их в одну кучу на столе. На подлокотнике умостился и Джек, с безразличием соглашаясь составить компанию бывшему охотнику и человеку. Откровенно говоря он был бы не прочь закусить ученым еще там, в переулке, и дело с концом, но вот только присутствие Наиба заставляло нечисть с любопытством наблюдать за действиями обращённого, который даже сейчас уже ощущался совершенно другой личностью. Субедар не стеснялся выражений и был более открытым в своих действиях, будто нормы человеческой морали отодвинулись для него на второй план, хоть некоторые свои старые черты он все же сохранял. Джек видел с какой жадностью и с каким омерзением тот смотрит на разодранную грудь ученого, явно желая утолить жажду, но сдерживая себя и смиренно делая вид, что ему хватило и того. Вот только Потрошитель и сам прекрасно знал, что это не так: новообращенные были как дети - их организму нужно было питание. И многие просто иссушали до смерти своих первых жертв, не в силах противиться новому чувству, не знакомому ранее. Изменилось и отношение Субедара к Джеку. Осторожность, с которой он обращался с вампиром, будучи человеком, исчезла, и Наиб вел себя так, будто Джек ему приходится старым другом, а то и вовсе прислугой - бывший охотник практически не обращал внимание на мнение Потрошителя, заставляя играть по его правилам. ...и какой же восторг эта самодельная "корона" вызывала у Потрошителя. - Ты говоришь, что та ящерица была человеком еще полгода назад? - Лючино. Его зовут Лючино, - Наиб отмахнулся, кажется, ему было все равно на чье бы там ни было имя, - да, он был моим коллегой. Все, что я знаю - он вел эксперименты, связанные с модификацией человеческого тела. Наиб задумчиво хмыкнул, опуская глаза на свою ладонь, куда присела одна из белоснежных бабочек, складывая крылышки. Казалось, он вовсе не слышит окружающее, увлеченный рассматриванием насекомого. - В город пришло не меньше пяти вампиров, - вмешался в разговор Джек, наблюдая как Бальзу передергивает, а лицо Наиба обращается в его сторону. - Если знал, то почему не сказал мне сразу? - вопрос Наиба звучал логично, ведь знай они количество прибывших сразу, могли бы оценить масштабы происходящего и ввести в экстренное положение город, - их же сейчас развелось в два раза больше, как минимум. Джек любил город, но не настолько, чтобы становиться верной собакой на страже закона, скорее занимая кресло активного наблюдателя, изредка участвуя в представлении, чтобы его дом не треснул по швам. Вот только внимание Субедара все еще было обращено лишь на одного вампира, а не на сам город. И в голове бывшего охотника теплилась странная, но отчего-то приятная мысль - было бы неплохо использовать Луку как приманку для ящера, таким образом вычисляя и место, где прячутся все остальные. Этот план был жесток по отношению к ученому, но стойкий аромат духов Наир все еще кружился в памяти, напоминая о холодном полу в крови, на котором он лежал. Пальцы Наиба, заостренные после обращения, впились в кожаную обивку кресла, протыкая ее и сжимая подлокотник, на который с хитрой ухмылкой смотрел Джек, чувствуя настрой своего подопечного. Вот только от активных действий Наиба уберег голос Луки, прозвучавший неожиданно и заставивший поднять взгляд. - Слушай, а может поможешь найти человека? - по рукам ученого ползут мурашки от холодного взгляда, обращенного на него, но вскоре Бальза откидывает плохие мысли, а Наиб выдыхает, становясь мягче, как прежде, - мой друг Эндрю Кресс исчез недавно. Быть может парнишка тоже угодил в лапы вампиров? Не только Наиб удивленно вскидывает брови, но даже Джек тихо усмехается, отмечая забавное совпадение: случайный прохожий на улице оказывается не только связанным с вампирами, но и с охотниками одновременно.

***

Мрачные улицы уже давно стали ему домом, а одиночество - обыденным делом, хоть в последнее время Кресс и избегал его всеми силами, пугаясь каждого шороха. Но все пошло абсолютно не по плану ровно в тот миг, когда все охотники оказались заняты, и Эндрю пришлось патрулировать одному, тоскливо скитаясь по переулкам в ночном безмолвии. С появлением Джозефа охотников стало пропадать только больше, что не скажешь про людей: граф и правда сдержал обещание, приводя город в спокойствие. Жертвы были, но они не шли ни в какое сравнение с тем, что было буквально неделю назад. Но Кресса это ничуть не утешало, ведь половину пропавших он уже успел увидеть вампирами, а половину - мертвыми. Символы на стенах были хоть какой-то гарантией, что его не убьют мгновенно, но все же охотник сжимал лопату в руках до скрипа. И не зря. В этот раз он успел среагировать быстрее, чем в прошлую их встречу, и отскочил, тут же касаясь символа на стене и активируя его. Джозеф хватает воздух и отходит на пару шагов, прекрасно зная дистанцию барьера. - Добрый вечер, Эндрю, - граф усмехается и отвешивает издевательский поклон противнику, выставившему лопату вперед себя и готовому к драке в любую секунду. Альбинос в нерешительности мнется, но Дезольнье не атакует, застыв в поклоне и смотря из-под бровей на того. В итоге Кресс все же сдается, все так же настороженно смотря на графа и отходя к следующей метке, после чего позволяет себе опустить оружие и выдавить из себя: - Здравствуйте, граф... Джозефу нравится, что тот согласен играть по его правилам и он шагает вперед, вновь останавливаясь перед тем местом, где предположительно кончается действие барьера. - Джозеф, зови меня Джозеф, - вампир гладит саблю в своих руках по лезвию, смотря то в свое отражение, то поднимая глаза на Эндрю, готового в любой момент коснуться символов на стене. - Джозеф, - кажется, и сам Эндрю не против поиграть в его игру, надеясь на то, что это растянет время и пройдет оставшаяся половина ночи. Граф убирает саблю и отступает в тень, отчего взволнованный Эндрю оглядывается, и замечает того позади себя, чувствуя как от ужаса поднимаются волосы на затылке. Дезольнье смотрит с обманчиво нежной улыбкой, стирая следующий символ и оставляя Кресса запертым около единственной ближайшей белой надписи, на этом обманчивом островке безопасности. Оба понимают, что однажды эта защита рухнет и останутся только они двое. Один на один. - Эндрю, ты знал, что та женщина с паучьим телом родилась с отсутствующими конечностями? - Джозеф облокачивается на стену, будто бы не хочет приближаться к охотнику, но Кресс буквально чувствует этот пронзительный взгляд пустых глаз и морозную сталь чужой сабли у себя в животе, - люди издевались над Виолеттой, а охотники подумали, что она нечисть и попытались убить, когда она еще была человеком. - Твои слова... звучат жестоко, - Эндрю и правда не по себе от разговора, в который его затянул вампир, эти слова вызывали сотни мыслей и воспоминаний в голове альбиноса, и, надо сказать, не самых приятных. Кажется, на это и рассчитывал Джозеф, с интересом смотря как меняются эмоции на бледном лице. - Мы взяли тебя еще мальчишкой, но что было до этого, Эндрю? Ужас и одиночество. Город в пепле и крови, и маленький мальчик, бегущий и от людей, и от нечисти. Мальчик, живущий по принципу: забери то, что им не понадобиться, ведь они сделают так же. Он не раз стоял в трупах и в крови и с трудом мог сказать что значит добро. - Робби и Виолетта пришли в наш город из-за охотников, - Джозеф проводит пальцем по губам и замечает как охотник опирается локтем о стену, практически выпуская лопату из рук, - ты не думаешь, что с твоим городом могло быть точно так же? И в этот момент Дезольнье срывается с места, отталкиваясь от стены и хватая Кресса за горло, но тот успевает-таки активировать знаки на стене, касаясь их кончиками пальцев и хрипя слова, отчего нечисть резко отпускает чужое горло и падает на колени, сжимая ткань одежды на своей груди, а Эндрю успевает отскочить, хватаясь за свое горло и вновь поднимая вперед лопату. Из носа графа идет тонкая струйка крови, ведь он оказался в самом эпицентре, а сердце отдается ноющей болью, но вампир встает, вытаскивая саблю из ножен и подходя на пару шагов к отступающему Крессу. - Нам незачем сражаться, пойми, - он смотрит пронзительно, но голос звучит странно из-за того, что граф прикрывает рукой нос. Слова и действия Джозефа не складываются в одно целое, но почему-то... Эндрю кажется, что тот и правда не хочет его убивать. Вот только первобытный страх берет свое, и Кресс нападает, целясь графу в ноги и только чудом парируя древком лопаты удар сабли, нацеленный на его плечо. Стальное лезвие с лязгом отскакивает от железного древка, и Эндрю мысленно благодарит всех тех, кто сделал ему в этот раз такое оружие. Вот только был один нюанс. Лопата была тяжёлой, и следующий удар графа оказался просто быстрее: лезвие воткнулось в правое предплечье, отчего рука тут же выпускает инструмент и тот повисает в левой тяжелым камнем. Чувствуется и разница в силе человека и нечисти: вампир хватается свободной рукой за оружие Кресса и надавливает, отчего альбинос спотыкается и падает на лопатки, тут же прижимаемый к земле коленом графа. - Эндрю, разве этот мир для тебя? - Джозеф ухмыляется и склоняется к чужой шее, отодвигая пальцами ворот плаща, а затем осторожно царапая клыками тонкую болезненную кожу. Он не прокусывает сонную артерию, нет, граф слизывает маленькие капельки крови с пореза и отстраняется, смотря как выронивший оружие охотник прикрывает лицо крест-накрест руками и рвано дышит от испуга. Дезольнье склоняет голову на бок, убирая от лица своей жертвы руки и нежно проводя тыльной стороной пальцев по впалой щеке охотника, заставляя того дрогнуть, - какой тебе смысл их защищать? И это... правда. Он и сам не знает чья сторона ему важнее. Видимо, Джозеф все же был прав, сравнивая их - им обоим не было места ни днем, ни ночью. Эндрю не знал, когда Джозеф встал и ушел, и не понимал сколько уже лежит там на холодной брусчатке, но как же охотнику хотелось исчезнуть, чтобы все это просто прекратилось. Исчезнуть из жизни людей, разрушивших его прошлое, и из жизни вампиров, дробящих его настоящее. Или просто... любить и быть любимым в этом неоднозначном мире.