Бокал на двоих

Ле Роя чуть не вырвало, когда он подошел к штабу, возвращаясь вместе с Элисом с ночной смены. К одному из окон было привязано обожженное человеческое тело, определенно женское и уже, вероятно, мертвое. Догадка пришла моментально, когда Сервайс понял, что это окно лазарета - несчастной женщиной была Эмили Дайер. Врач сгорбилась, просто чудом удерживаясь на маленьком подоконнике с внешней стороны окна и присохла к стеклу правым боком. Видимо именно в таком виде солнце и застало ее врасплох. А вот Элис все же не выдержал, опустошая содержимое своего желудка на пыльную брусчатку. Это было совершенно не то, что ожидали увидеть охотники приходя с ночного патруля. Однако все вокруг не было сном, не было миражом или галлюцинацией - это все было реальностью. Всего за полчаса к шокированным охотникам присоединился Эзоп, которого позвала взволнованная Фиона, так же недавно вернувшаяся с дежурства. И лишь Карл решился подойти ближе к обгоревшей коллеге первым, внимательно рассматривая иссушенную кожу девушки. Ее нужно было убрать пока никто не поднял шум - вот только как? - Кто мог сделать такое?.. - Элис осторожно подкрался ближе, стараясь смотреть без отвращения, но предательский ком в горле все же по-прежнему стоял. Эзоп знал лишь одного вампира, которому так сильно не нравилась охотница. Вот только осознавать, что Джозеф способен на такое зверство все же не хотелось - Карл знал бывшего графа уже очень долго и испытывал к нему только приятные чувства, хоть последний и стал нечистью. Более того, охотник винил именно себя в том, что не смог остановить друга, утопающего в собственных мечтах о мести. А тут столь неожиданный поворот. Ле Рой хмыкнул где-то за спинами охотников и отправился в штаб, наконец перешагивая порог и исчезая в стенах когда-то безопасного убежища. Оставшиеся же столпились вокруг Эзопа и терпеливо ожидали от того хоть каких-то действий. Карл нерешительно протянул руку к окну, но было очевидно, что снаружи мертвую так просто не достать. Хоть лазарет и находился на первом этаже, его окна были подняты достаточно высоко - у Эмили попросту не было ни единого шанса убежать. - Не достану, - охотники переглянулись, и Элис без лишних слов убежал на поиски лестницы в здание, оставляя Фиону и Карла единственными наблюдателями за несчастной сгоревшей девушкой. Стоило им остаться одним, на плечо Эзопа легла хрупкая маленькая ладонь, слегка его сжимая, и тот обернулся, смотря на охотницу. - Эзоп, мне жаль... Вот только искренности, на удивление, в словах Гилман совершенно не было. Но еще более странным было то, что она жалеет именно его - не Эмму, не кого-то еще. Эзоп никогда не испытывал особой любви к их доктору, ограничиваясь рабочей этикой. Неужели Фиона догадалась, что это дело рук Джозефа, которому он был когда-то другом?.. Охотница сложила ладони вместе и что-то произнесла на языке который за долгие годы никто так и не смог из них понять. Вот только жест был вполне однозначным. Карл буквально почувствовал как леденеют его пальцы, а от лица, - и без того бледного, - отливает последняя кровь, делая его похожим больше на призрака, чем на живого человека. Охотник развернулся полностью, хватая Фиону за плечи и заглядывая ей в глаза. - Где Виктор?

***

Первое, что он почувствовал после недолгого тревожного сна - как занемели конечности от неудобной позы, в которой пришлось дремать. Он попытался встать, и с трудом, но все же это удалось сделать - ноги совершенно не слушались. Такая анемия никогда не предвещала ничего хорошего. А затем пришел голод... вампир с радостью впился бы в абсолютно любой кусок плоти, попавшийся ему сейчас на пути, лишь бы не чувствовать это нечеловеческое чувство, сжимающее буквально все его нутро и выворачивающее наизнанку. Вот только вокруг были лишь стены комнаты, ноги по-прежнему не слушались, а кричать не очень получалось. Скорее изо рта Виктора вырывались нечленораздельные куски речи. Беглый взгляд на собственное отражение в прозрачном стекле, закрывающем ряд книг на стеллаже, вызвал у бывшего охотника только удивление. Странно, но Гранц спокойно воспринял то, что стал вампиром, видимо смирившись и поняв, что выбора перед ним и не ставили... Он не боялся их никогда, но и ненависть не испытывал - просто делал свою работу, пытаясь защитить то, что ему дорого. Возможно именно поэтому кипельно-белые волосы в отражении его не сильно пугали. Куда сильнее напрягала собственная речь, превратившаяся в кашу. Он и до этого был не очень разговорчив, теперь же открывать рот вовсе не хотелось, уж тем более пытаться говорить с помощью обрубленного языка. Вопросов где он тоже не было - Гранц прекрасно помнил, что Джозеф затащил его в свой особняк за чертой города и бросил одного в комнате, заперев. На всякий случай новообращенный, скользя по стене добрался до двери и подергал ручку, не теряя надежды, что хозяин дома открыл замок, пока Виктор спал. На удивление, так и было: деревянная дверь без проблем поддалась, чуть не уронив бывшего охотника в коридор. Гранц удержался, падая на очередную стену и шумно дыша. Как бы он себя не корил за то, что влез в это все, как бы не сокрушался, что теперь по сути у него нет жизни и он просто ходячий труп - вампир признавал простую истину: ему нужно было найти Джозефа, пока голод вовсе не свел ума. Он уже успел похоронить и себя, и Эмили, хоть в глубине души все же надеялся, что товарищи успеют спасти ее. Виктор знал содержимое письма от Клода, ведь сам и помогал в свое время его писать по просьбе последнего за пару ночей до его смерти. Видимо именно поэтому ему и было жаль обоих Дезольнье не меньше, чем Эмили. Он просто не мог бы поступить иначе в своем состоянии, ослабленном, никчемном. Он даже и арбалет не смог поднять бы, если бы Карл не забрал его заранее. Джозеф чудом успел перехватить падающего на него Гранца в дверях зала, по забавному стечению обстоятельств как раз собираясь навестить гостя в комнате. Бывший граф приложил к горячему лбу вампира ладонь и устало вздохнул, подхватывая под руки и доводя до кресла в зале, куда и усадил, уходя прочь. Через пять минут Джозеф вернулся к свернувшемуся на кресле Гранцу, держа в руках бокал с темно-красной жидкостью, и новообращенный тут же перехватил чужие запястья, притягивая вместе с кровью к себе и неосознанно выпивая буквально залпом содержимое. - Отпустило? - граф присел на подлокотник, скрещивая ногу на ногу и устало смотря на недовольное лицо своего заложника, которое тот постарался тут же спрятать в ладони, отпустив чужие кисти. Однако продолжения разговора не последовало, и Виктор убрал руки, поворачивая голову и смотря сквозь растрепавшиеся и слипшиеся от пота пряди челки на Дезольнье: тот по-прежнему статно сидел на подлокотнике, смотря потерянным взглядом в опустошенный бокал в своих руках, не двигаясь - казалось бы, даже не дыша. Он выглядел жалко, в тени напоминая мертвеца с пепельной тонкой кожей и с пустым взглядом, будто бы иссушенный лист бумаги. Кажется, что граф и сам осознал все, причиной чего успел стать с приходом Робби и его шайки в город и просто... потерялся. От его города, в котором было приятно оставаться не осталось и следа: ни любимого брата, ни работы, ни приятных вечеров в компании Эзопа или других охотников. Не осталось буквально ничего, за что вампиру можно было зацепиться - Клод мертв, Эзоп, кажется, его ненавидит, а из охотников почти никого не осталось. Да и то, те, кто остался, явно не питают к бывшему графу хороших чувств - он мертв для всех, окружавших его ранее. Даже его новая компания в лице Робби, Виолетты и остальных исчезла. Эта борьба душила их всех, и Джозефу не было смысла в ней оставаться. Граф опустил взгляд на чужую ладонь, лежащую у него на предплечье - кажется, Виктору стало лучше. Бывший охотник открыл рот, собираясь что-то сказать, но тут же передумал, замолкая и просто смотря на утомленного вампира. - Ты тоже имеешь право ненавидеть меня, - Джозеф накрыл свободной рукой чужую ладонь, с удивлением понимая, что жизнь этого мальчика разрушена не меньше, чем его собственная. Но это мгновение длится недолго: граф встает, убирая руку и шумно дыша, уходит к окну, слегка приотрывая шторы и впуская на себя солнечный свет, тут же меняющий его серую кожу на естественный розовый оттенок, даже возвращая легкий румянец на щеки. Джозеф отворачивается, смотря на покрывшегося испариной Гранца, все еще медленно отходящего от жуткого приступа голода, накрывшего его недавно с головой. - Хочешь, я принесу тебе твою собаку? - Виктор замирает, с сомнением смотря на графа, по-прежнему стоящему в лучах дневного солнца, отчего сразу в памяти всплывали те дни, когда он заходил за поручениями в его кабинет, еще будучи человеком. Джозеф выглядит таким живым, но все еще смотрит куда-то вдаль растерянно, будто и вовсе не хочет выходить наружу больше никогда. - Как его там?.. Уик? Охотник осторожно кивает, на что Дезольнье улыбается кончиками губ и задергивает штору, оборачиваясь. И это впервые, когда граф позволяет себе улыбку за последние месяцы. ... ведь Клод желал ему обрести свой собственный покой, не гонясь ни за чьей судьбой. Впервые, за все их жизни.