Последнее лето

С утра все было как всегда: сонная недовольная мордашка Сережи, макароны на завтрак, линейка. Но, было и что-то новое. Во-первых, отсутствие вожатых. Они отъехали на пару дней в город. Во-вторых. Влюбленность в воспитателя. Ощущение бабочек в животе при мыслях о нем, о его голосе, о глазах. Бесконечные, но бесполезные порицания от самой себя. Я неплохо оделась: обтягивающая черная майка с глубоким круглым вырезом, заправленная в просторные спортивные штаны. Образ завершали уложенные волосы, которые я старательно приводила в нормальный вид половину утра. Часов в десять я вернулась в комнату повторить роль перед конкурсом актёрского мастерства, на который я записалась в самом начале смены. Вообще, я была очень эмоциональной. За чтение стихов на уроках литературы у меня были одни пятерки, пару раз меня звали быть снегурочкой на утреннике в школе, в лагере я постоянно ставила все танцы и сценки. И вот, наконец, я не просто ставила сценку, а еще и в ней участвовала. У нас была простенькая адаптация «Собачьего сердца» Булгакова (по просьбе Сережки, естественно, он и играл Шарикова). Я сидела в комнате, соседка ушла к младшим отрядам, видимо, нашла там «дружков», как вдруг в дверь постучали и зашел Арсений Сергеевич. — Маша? — бархатным голосом спросил он. «Ну все, сигаркты, секс, наркотики» — подумала я. Его тон показался мне предостерегающим. — Да? — стараясь быть уверенной выплюнула я. — Выходи на репетицию, все уже вышли, без тебя не можем начать. — воспитатель улыбнулся мне и сверкнул добрыми яркими глазами. — Конечно, Арсений Сергеевич, иду. — а в голове у меня крутился рой матов, я уже думала, мне капздец. Мы с легкостью повторили номер и выступили. Конечно, как старший отряд, мы были самыми последними, поэтому пришлось маяться весь концерт, но мы выжили и отлично отыграли. Воспитатель встретил нас с улыбкой (не с той, с которой он звал меня на репетицию. эта была более натянутая, что-ли) и похвалил. Мы, довольные, с улыбкой до ушей отправились на ужин, после которого была дискотека. Но в этот раз мы с Матвиенко не отжигали, слишком уж устали на актерском, а решили поиграть в бадминтон возле танцпола. Мы были почти профи, наш рекорд в игре был 57 отбиваний. Мы бегали и смеялись, совсем как первоклашки, как вдруг до ушей донеслись слова диджея: «А сейчас белый танец! Девочки, не бойтесь, приглашайте мальчиков!» — Сережа, я хочу пригласить Сергеевича! Бегом со мной его искать! Друг не мог мне отказать, поэтому мы побежали искать воспитателя. Его нигде не было, ни в административном, ни возле столовки, ни на спортивной площадке. А жалко. Я, уже немного расстроенная, продолжила играть. Как вжруг объявили второй белый танец. — Да что ж за день такой! Я, оставив Сережу одного, понеслась по территории. Бегать долго не пришлось, цель, оказывается, сидела на лавочке возле танцпола. Я подбежала к воспитателю: — Арсений Сергеевич, пойдемте потанцуем? Преподаватель поднял на меня взгляд. Кажется, в нем промелькнуло слово «давай», но он ответил, будто бы с сожалением: — Запрещено мне с детьми танцевать, Маш. Я возмутилась: — Но я уже не девочка! Тут Арсений Сергеевич откровенно заржал: — Не девочка? — он глянул на меня поверх очков, — Ну и кто он? Сначала я не поняла шутку и уставилась на него, как на больного, а потом сама кокетливо засмеялась. — Ну вы даете, Арсений Сергеевич! Нужно было соглашаться. Все же танцуют и плюют на правила. Я, кажется, влюбился. Влюбился — хорошо. В подростка — плохо. Я не испытывал таких чувств уже года два. Все такие неинтересные и неяркие. А Маша Тарасенко… Мария Попова. Красиво. Нужно прекращать. Эти бабочки в животе… Эти бабочки в животе…