Gods & Monsters

      Ваас сжал вспотевшей ладонью рацию и рвано выдохнул, потому что сильно боялся за Джейсона. Даже вера в его силу не спасала, стояло за этим страхом что-то большее. Не только остров. Ваас не переживал о Броди, как о том, о ком говорится в пророчествах, о том, кого выбрал Рук. Он переживал о своем Джейсоне. Только он один мог ощутить боль утраты, если тот оступится на пути.       Глубоко вздохнув и беря себя, наконец, в руки, Джейсон углубился в развилку. И старался не думать о том, как там дела у Вааса, хотя получалось откровенно херово. Это мешало сосредоточиться, давило, и Броди дал себе пару слабых оплеух, размял шею и затекшие от сумки плечи, поправил бронежилет, чтобы расслабиться. Заебал его уже этот Ваас. Точнее то, что тот не выходит у него из головы. Ничего не чувствовать было приятнее, Джейсон ощущал себя полностью свободным, его разум был холоден и остер, а теперь он слабел, терял хватку — это было ясно даже не особо вдумчивому Крису.       С каждым шагом становилось холоднее. Откуда-то дуло, но Броди, сколько бы ни подсвечивал фонариком в поисках сквозных трещин, не мог понять, откуда именно. Пустой прямой тоннель, никаких ориентиров, наскальных рисунков — ничего, что говорило бы о наличии здесь ценной реликвии, что соответствовало бы такому завораживающему входу. Джейсон натянул рукава ветровки пониже, пальцы уже порядком подмерзли, шевелить ими становилось трудно. Несмотря на то, что берцы сами по себе были теплыми, ноги окоченели тоже. Чтобы не было так страшно, Броди тихо напевал себе под нос какую-то незамысловатую мелодию и очень радовался тому, что Ваас этого не слышит.       Джейсон не знал точно, сколько времени прошло с тех пор, как они с Монтенегро разделились, мышцы на ногах не ныли из-за болеутоляющих, но на новые развилки Броди наткнулся нескоро. На этот раз их было не две, а целых четыре — одна вела прямо, две налево, еще две — направо. — Класс. Лабиринт, — вздохнул он нервно, постукивая подушечкой указательного пальца по большому, и решил, что будет идти прямо. Джейсон оставил взрывчатку в одном из небольших углублений в стене, еще не активированную — так хотя бы будет меньше риска, что заблудится, да и пора уже было начинать расставлять презенты для японцев.       Еще ходьба, и еще, и вновь развилки. Прямой уже не виднелось, только направо и налево. Со взрывчаткой было спокойнее, Броди планомерно расфасовывал ее по щелям, но запас уже кончался, а тоннели — нет. Джейсон остановился посередине, напряженно вглядываясь в заполненный густыми тенями ход и выбирая. Ничего, что подсказало бы ему, куда двигаться. Ни тебе шума, ни песен, блять, ангелов. Броди потянулся за рацией, чтобы оповестить Вааса о своем положении и заодно узнать, как у него дела, но услышал лишь помехи. Сигнала нет. — Ну конечно, — процедил Джейсон и раздраженно запихнул рацию обратно в чехол.       Скинул сумку на землю, присел, проверил содержимое и обнаружил, что взрывчатка осталась только одна. С4. Броди постоял еще пару секунд и методом тыка выбрал ту развилку, что левее. Снова коридоры, коридоры, коридоры, топот чьих-то мелких лапок, усиливающийся холод. Джейсон настолько загорелся идеей найти хоть что-нибудь, что уже перестал вникать, куда именно идет. Действие анестетика ослабевало, ребро вновь начало побаливать. Броди развернулся с намерением заняться другой развилкой, ход за ходом, ход за ходом, но вернулся к тому месту, в котором был только что. Заблудился. Блять.       Ваас шел глубоко внутрь, спотыкался о камни, царапал руки и ругался. Но, в целом, путь был нетяжким. Уже скоро он набрел на помещение. Вернее, такой же коридорчик, но пошире прежнего. Первым делом Ваас пошарил по стене ладонью, осторожно шагая вперед, пока его пальцы не наткнулись на деревянную ручку факела. Брови приподнялись, он дернул факел на себя, но тот был умещен в железный обруч. До Вааса дошло быстро, и он вытянул его через верх. Огнивом, которое Ваас спер со стола на пиратском аванпосте, он разжег огонь, и пламя хорошо осветило длинную комнату. Монтенегро потянулся за рацией и одновременно с тем опрометчиво ступил ногой вперед, прямиком на каменную плиту. Она опустилась вниз под чужим весом, а Ваас, чья реакция была выточена годами охоты, войны и исследований храмов, мигом упал на пол, прикрывая голову одной рукой. Вторую всё ещё держал согнутой в локте и приподнятой, чтобы освещать пространство вокруг себя. Но ничего не произошло. Ни обстрела стрелами с ядовитыми наконечниками, ни огня, ничего. Ваас осторожно приподнял голову и покрутил ей из стороны в сторону. Встал. Нажал на плиту ногой еще раз. Послышался звон железных крышек, открывающихся в стене, но ничего более. Ваас наступал и наступал, ожидая всё же чего-нибудь. Решил подойти к одному из отверстий в стене, когда ожидаемого результата не дождался. Он поднял крышку указательным и средним пальцами и заглянул внутрь одним глазом. Ничего, за исключением свежих медовых сот. Малочисленных, вроде, но по всему периметру распростерлось около двенадцати таких углублений. Ваас посмотрел внимательнее, и над отверстием, в каменной стене, увидел вырезанный небольшой квадрат с пчелой, расправившей крылья. Ваас посмотрел над каждым — везде тот же самый рисунок. Сердце упало в пятки с тяжёлым «бум» в голове. Это были смертельно ядовитые пчелы, очень агрессивные, их токсин мало того что доставлял жертве ужасную боль и разлагал клетки, так еще и выделял специальный фермент, призывающий сородичей нападать следом на ужаленного бедолагу. Монтенегро пробежался по периметру. Ловушка заключалась в том, что эти гады должны вылетать и жалить, они могли очень долго жить в суровых условиях, но теперь, видимо, какая-то из стен дала трещину и они все выбрались на свободу. Вот только в каждой дырке были эти ебучие соты. И запасы питательной среды, почти нетронутые пчелами, в трубах.       Ваас схватил рацию, чтобы наказать Броди быть внимательнее и не подпускать к себе полосатых гадов. Но вместо его самодовольного голоса послышались помехи. Ваас растерялся и начал жать, жать на кнопку, пока не вскипел и не приложился лбом к стене. Хоть бросай все и шуруй за его задницей. С другой стороны, Джейсон вонял так, что, казалось, можно умереть, только подойди к нему. И, в конце концов, он всё же был лучшим из лучших. Наверное… — Не подведи меня, белый мальчик, — Ваас подобрался и побежал дальше, вперед.       Потому что если Джейсона и укусят, у него будет восемь часов до смерти. В случае неудачи Монтенегро должен успеть.       Еще через длительное время ползаний по темным коридорам, Ваас наконец выбрался на открытую заросшую тенелюбивыми растениями местность. Утренний солнечный свет тонким лучом пробивался через узкий просвет в потолке, на стыке двух огромных валунов — пришло понимание, что они с Джейсоном торчат в храме больше нескольких часов. Где-то рядом журчал ручеек. Ваас ступил в траву и медленно пошел, освещая факелом местность, он любовался. Краем глаза заметил большие белые цветы и сел рядом с ними на колени, наклонился и принюхался. Восхитительный аромат. Монтенегро не мог оторваться. Пока не услышал подозрительное жужжание. Он в ужасе отпрянул, и над цветами воспарил целый рой пчел. Ваас мигом вскочил на ноги и ломанулся к следующему выходу. Нырнул в черноту арки, приподнятой ступенями над землей. И в узком пространстве, по которому сломя голову несся Ваас, жужжание пчел звучало в разы громче, отражаясь от стен и подгоняя вперед. Монтенегро выбежал, споткнулся о натянутую паутинку ловушки, и вход закрыло тяжелой каменной плитой, оставляя пчел позади. И отступление — тоже. Ваас прокатился по траве и сел, переводя дыхание.       В этой квадратной комнате виднелся красивый выход вперед и узкий тоннель в другом направлении. Ваас почесал затылок. Возможно, Джейсон мог бы выйти оттуда. Монтенегро достал рацию и снова попытался достучаться до Броди — без толку. Ваас подтянул колени к груди, опустил на них руки и уткнулся лбом. Нужно было остудить разум, чтобы принять решение: двигаться дальше или пойти искать Джейсона. Но какова вероятность, что он найдет именно его, а не какой-то сюрприз? Мизерная.       Ваас поднял взгляд на локоть, когда ощутил легкое щекотание, и застыл, наблюдая за тем, как самая ядовитая пчела Рук перебирает лапками по его предплечью и готовит жало. Монтенегро в ужасе тряхнул рукой, но острая боль уже пронзила его кожу. Он ударил себя ладонью и раздавил пчелу, однако поздно — ее жало было загнано под кожу. Ваас не растерялся, он подцепил зубами твердый стержень и вытащил его. За ним потянулись вязкие ядовитые ниточки. Ваас попытался отсосать из руки яд, но не вышло — слишком густой. В крови он растворится и растечется по всему организму. Монтенегро быстро сориентировался и достал из кармана лоскут ткани, затянул над локтем, чтобы не дать токсину выйти дальше руки. Терять конечность не хотелось, поэтому нужно было как можно скорее убираться из храма. Но с тем, за чем они с Броди пришли. Свобода острова была важнее бесполезной левой руки.       Монтенегро тяжело вздохнул и встал на ноги, побрел дальше. В следующей комнате он наконец обнаружил большую и прекрасную статую тигра — его каменные глаза воинственно смотрели вдаль. В пасти он держал клинок, а лапой придавил сундук. Возле статуи росло дерево — все как в естественной среде его обитания. И поросшие мхом камни. Здесь, должно быть, в эту минуту было еще лучше, чем сто лет назад. Ваас, восхищенно приоткрыв рот и ощутив себя по-настоящему дома, подошел к каменному тигру ближе. Он любовно погладил зверя по морде и вытянул из его клыков резной клинок. Осмотрел его. Произведение искусства.       С сундуком оказалось сложнее. Он тяжелый. Вытащить его было нелегко, особенно когда силы начинали покидать тело. Ваас поднял увесистую крышку и заглянул внутрь. Всё как завещала табличка: японские доспехи и привезенные испанские бриллианты. Джейсону они понравятся. Это то, что пиратам и нужно. Ваасу же нужен клинок, изготовленный определенно мастерами Ракьят. Хорошо, что они пришли сюда — риск оправдан. Но пока тело начинало тяжелеть, Монтенегро осознал, что слабо стянул руку импровизированным жгутом. Он присел под лапу тигра и скинул с руки повязку. Пусть лучше умрет с рукой. Если Джейсон подоспеет — они выберутся, Броди, под руководством Манааки, самого опытного в племени, сделает лекарство, и все обойдется. А если Джейсон умер… Ваас тяжело вздохнул. Он заметил еще один коридор, закрытый каменной стеной. Сюда бы взрывчатку, и, может, преодолев пару ловушек, они выйдут наружу. — Опять я в полной жопе, amigo, — рассмеялся Ваас.       Он снова схватился за жгут и утянул руку уже выше плеча, нельзя было бросать всё вот так, на самотек. Это всего лишь насекомое, не оно его убьет.       Джейсон бродил и бродил, пытаясь найти верный путь, но спустя пятый или хер знает какой по счету коридор начал понимать, что попал в полнейшую жопу. Он уже не шел, а спустился на легкий бег, и сердце громко ухало в груди, отдаваясь пульсацией где-то в ушах. Ну нет, в гребаном лабиринте Джейсон помирать точно не собирался, судьба, которую постигли человеческие скелеты, что он видел по дороге, не для него. Не для него же?       Броди остановился на очередной развилке, чтобы перевести дух и отдышаться. Вытянул руки и ладонями уперся в неровную поверхность стены, расслабляя шею. Подошва ботинок больше не шоркала по земле, не разносилась эхом, заглушая все звуки вокруг, и Джейсон сквозь собственное шумное дыхание услышал чье-то сопение. Достаточно громкое для того, чтобы ощущаться близким. Казалось, кровь отлила от лица, от всего тела, и его кожа стала похожа на мел от догадок, кому этот храп мог принадлежать. Броди стиснул зубы, подавляя громкое дыхание, медленно попятился назад, но сопение прекратилось. Лабиринт утонул в тишине. Джейсон округлил глаза, ноги будто окутало невидимыми путами, когда до ушей донесся звук, очень похожий на цоканье когтей. Так хотелось шумно выругаться, но слова застряли в горле, и Броди пустился наутек, понимая, что действие репеллента, отпугивающего животных, могло прекратиться так же, как и действие анестетика. Топота лап он, вроде, не услышал, но замедляться не намеревался — бежал и бежал, терять всё равно нечего. Сквозняк усиливался, и Джейсон, увидев в этом шанс, двигался по направлению крепчавшего холода, пока фонариком не зацепился за стену с пробоинами, сквозь которую улавливал едва видимый свет. Броди устал, ему хотелось присесть, но перспектива оказаться в зубах у какого-нибудь хищника ему не прельщала, а Ваас мог находиться в опасности, так что Джейсон, собрав волю в кулак, достал из сумки последнюю оставшуюся взрывчатку и прикрепил на стену. Нажал на активатор и на мгновение пожалел о том, что эта — единственная. Джейсон отбежал подальше, за развилку, присел и зажал руками уши. Раздался взрыв, его качнуло, голова наполнилась мерзким шумом, но Броди отошел быстро. Побил ладонями щеки, тряхнул головой, выглянул за угол и облегченно выдохнул: мощности оказалось достаточно для того, чтобы в стене образовался проход. Пустую сумку он на всякий случай забрал с собой.       Джейсон оказался на открытой местности, и как же он, черт его дери, удивился солнечному свету! Сколько они пробыли в храме? Часов пять? Шесть? Потому что в начале их пути небо пестрило звездами. Но радость, почти первобытная, и облегчение перевешивали изумление. Он выбрался из лабиринта. И теплые, пускай редкие, лучи, ласкающие кожу, и запах травы являлись для Броди лучшим подарком. Он широко улыбнулся, зажмурился, подставляясь свету, однако быстро одернул себя. Нужно найти Вааса. Джейсон осмотрелся и приметил большую каменную плиту с узорами на ней. Подошел, посмотрел вниз, посветив фонариком, и заметил на пороге тонкую нить. Порванную. Значит, Монтенегро где-то рядом. Броди пощупал гладкий камень руками, но ничего. Попытался сдвинуть плечом — мимо. Взрывчатка кончилась очень невовремя. Он заметил на самом верху плиты изображение пчелы и задумался, склонив голову. Обернулся к белым благоухающим цветам. Идея безрассудная, если пчелы здесь и есть, то наверняка ядовитые… но попробовать стоило. Джейсон подошел к цветениям, коснулся их носком ботинка и увидел несколько взлетающих вверх полосатых существ. Он проверил, хорошо ли защищает его одежда, и стал ловить пчелу голыми руками — другого способа не было. Со стороны это наверняка смотрелось неимоверно тупо, Броди чувствовал себя ебаным Спанч Бобом, гоняющимся за медузами, и всё же одну пчелу поймать он сумел. Зажал в замок из ладоней, дернулся, когда почувствовал, как жало впивается в мягкую кожу, но думать о последствиях не было времени. Джейсон вдавил насекомое прямо в рисунок, поморщился от ощущения влажных внутренностей на коже, но плита сдвинулась. И практически сразу Броди увидел Вааса, только он почему-то сидел и даже издалека выглядел откровенно херово. Радостное выражение на лице почти тотчас сменилось встревоженным.       Когда подоспел Джейсон, Ваас уже слабо соображал и его жутко вело, голова раскалывалась, несмотря на принятое снадобье. Эта боль была совсем другой природы. Ужаленная рука страшно пульсировала. Ваас полностью погрузился в свое тело, чтобы оставаться живым, потому что, по его мнению, он стоял одной ногой в могиле, и тогда бы сын или дочь Манааки стали вождем Ракьят, а Монтенегро остался бы легендой, потому что события на острове последние несколько лет бьют события последнего столетия. Его останки будут захоронены глубоко в храме, возможно, с богатствами. — Что-то произошло? — Джейсон подходил ближе, даже не замечая красоты, разворачивающейся вокруг него. Величественная статуя тигра казалась ему смазанным пятном. Подойдя к Монтенегро почти вплотную, Броди увидел, что его губы приобрели нездоровый синюшный оттенок, а левая рука опухла. На колене покоился кусок ткани. — Ваас, какого хера?! Почему ты снял жгут?! Блять!       Джейсон опустился на колени и завязал жгут обратно, хоть задним умом и понимал, что яд уже растекся по венам, что велика вероятность лишить Монтенегро руки. О том, что и сам был укушен, он не думал — главное, что есть силы. Почему-то… Пчелы на Рук если и жалили, то прямиком до гроба. — Идиот. Считаешь себя лидером самого приближенного к природе племени, а сам умираешь от маленькой пчелы, — уголки губ дрожали от злости и от страха. От страха. Почему от страха? Затянув ткань потуже, Джейсон наставил на Вааса указательный палец и яростно сверкнул глазами. — Не знаю, как именно яд действует, но не смей засыпать.       Ваас слышал голос Джейсона, чувствовал его рядом с собой и пытался схватить за руку, но вместо этого лишь мазал его ладонями. Броди переживал. Потому ли, что понял роль Вааса в своей жизни или потому, что шел на поводу своего корыстного и эгоистичного желания самому забрать чужую жизнь? В любом случае, каждый из вариантов в какой-то степени устраивал его.       Броди подошел к сундуку, снял сумку с плеча и дрожащими руками стал скидывать туда всё, что увидит. Красота доспехов и прочих драгоценностей сейчас не имела для него никакого значения. Доспехи были охрененно тяжелыми, и Джейсон кряхтел от натуги, когда их поднимал, глаза заслезились от режущей ребро боли, она буквально разносилась по всему телу, отправляя в мозг яркие вспышки, но почему-то Броди был уверен в том, что справится. И с ними, и с Монтенегро. Потому что другого выхода не было — он не дал Ваасу умереть там, в гробнице, и не даст сейчас. Для чего-то… наверное, уже из чистого принципа? Что казалось уморой даже самому Джейсону, у которого гудела голова от долбящего по вискам сердцебиения. Он обернулся, проверяя, в сознании ли Ваас, и удовлетворенно кивнул. — Поговори со мной. Давай. Пока я пытаюсь понять, как открыть этот ебучий вход, — Броди встал возле следующей каменной плиты. На верхушке также красовалось изображение, но на этот раз — в форме сосуда. Джейсон нахмурился, в напряжении подбирая все возможные варианты, даже самые абсурдные. Проверил сумку, но ничего, отдаленно напоминающего графин или хотя бы стакан, там не оказалось. Даже залез в пасть тигра, однако и там — пустота. В спешке блуждая по помещению, заглядывая во все углы, он добавил: — Расскажи мне что-нибудь… о своем детстве, не знаю. Плевать. Только не молчи. — На самом деле я не Монтенегро, я Талугмай.       А потом чистый бред зараженного разума. Чего он только мог не рассказать в таком состоянии. Даже думать об этом не хотелось. Начались не то галлюцинации, не то сны, сложно было судить, но в голове появилась совершенно другая реальность, в которой Ваас проживал сюрреалистичные моменты из древних ракьятских сюжетов.       Пока Ваас рассказывал, в голову Джейсона внезапно ударила идея. Пчелу он раздавил, из нее полезли внутренности и что-то напоминающее… кровь? Значит… Броди облизнул пересохшие губы, достал из ножен нож и не задумываясь полоснул себя по укушенной ладони. Потекла алая кровь, побежала к локтю, Джейсон приложил ладонь к рисунку, жидкость стала литься по углублениям, как назло медленно, и Броди ничего не оставалось, как шепотом подгонять, постоянно оглядываясь на окончательно сбрендившего Вааса, пока плита не начала тяжело отодвигаться. Как только показались джунгли, яркие на утреннем солнце, и свежий воздух ударил в нос, Джейсон победно заулыбался. — Поднять свою задницу сможешь? — он скинул с себя оказавшийся бесполезным бронежилет, подхватил сумку, чуть не вскрикнул от обжегшей ребро боли, аккуратно закинул ее через плечо и подбежал к Монтенегро, протягивая руку, чтобы помочь встать. У того получилось, но с огромным трудом. — Молодчина. Держись, умрешь потом.       К счастью, в здешних лесах Броди ориентировался хорошо, так что к брошенной тачке они вернулись быстро. Чтобы сократить трату времени, он подхватил Вааса на руки — силы у того, судя по мутному взгляду и заплетающимся ногам, были на исходе. У Джейсона тоже — на мгновение нагрузка показалась ему настолько тяжелой, что захотелось плакать, но позволить себе остановиться он не мог.       По дороге Джейсон, взглянув на отключившегося Вааса, единожды задумался о том, почему ему не становится так же херово, но решил, что его организм борется с ядом дольше. — Где ваш запасной? — уже на входе в храм намекнул Броди на зама, или как он там у Ракьят назывался, похуй вообще. Джейсон скинул куда-то сумку, наказав пристально за ней следить, и последовал за вызвавшимся помочь воином с Ваасом на руках. Его привели в небольшое помещение, освещенное, как и всегда, факелами, в центре располагался широкий каменный выступ, вызывающий ассоциацию с медицинской каталкой — Броди осторожно положил на нее совсем исхудавшего Монтенегро. — Давайте, блять, сделайте что-нибудь! Его ужалила пчела. И меня тоже. Но я — потом. Сначала вылечите его.       Очнулся Ваас уже в храме, когда услышал знакомый глубокий голос Манааки и его прикосновения к рукам. Воин посмотрел на Джейсона с легкой, добродушной улыбкой, тот слегка отрешенно посмотрел на него в ответ. Что-то затеплилось в сердце. Его переживания склоняли Ракьят к доверию. Манааки погладил Вааса по опухшей руке. Монтенегро смотрел в глаза своего соплеменника, не отрываясь ни на что иное. Он позабыл все языки, кроме родного, поэтому они заговорили на нем: — Я умираю. Где он? — спросил Ваас про Джейсона. — Он рядом. Значит, пчела?       Манааки растер руку своего вождя, разгоняя его кровь. Ваас потянул пальцы ужаленной конечности к длинным черным косам воина, свисающим с его плеч, и сжал их ладонью. Ракьят тихо рассмеялся. — Что ты делаешь? — спросил он, хотя внутренне был успокоен тем, что пережатая жгутом рука, украшенная татау, не пострадала.       Ваас тем временем только улыбался и валялся в кромешном бреду на камне, не воспринимая чужой речи. Манааки вздохнул и обратился на ломаном английском к Джейсону, находящемуся рядом и пытающемуся хотя бы отдаленно понять произнесенное. — Это не опасно. Раны не такие, как после укуса ядовитой пчелы. И не пахнут. У него, — он посмотрел на Вааса, — болезнь. Надо сделать лекарство. — Хорошо. Хорошо, — стараясь сдержать глубокий вздох от облегчения, кивнул Джейсон, когда ему объяснили, что к чему. С пчелами им конкретно повезло, если Вааса от укуса обычной так развезло, то от более ядовитой… Броди нахмурился, стараясь не думать и не накручивать на себя.       И потому как Манааки понимал, какая судьба отныне уготована для Джейсона, вернее то, кем ему приходится Ваас, он махнул рукой белолицему парню, призывая пойди за ним следом. Ваас выбрал его, а Джейсон доказал, что ему можно верить. После спасения вождя Ракьят Броди стал местным героем.       Следующие полчаса Манааки исполнял свой долг, как просветителя: одновременно с очевидным обучением Джейсона создавать снадобья и объяснением ему лекарственных свойств некоторых особенно важных растений на Рук, Манааки духовно готовил его к тому, чтобы быть принятым племенем. А Джейсон, несмотря на внезапно нахлынувшую от всех приключений усталость, несмотря на будто налившиеся свинцом веки, покорно слушал старца и внимательно наблюдал за всем, что тот ему показывал, за всеми проводимыми им манипуляциями, за тем, как тот перемалывал разноцветные растения и выливал их сок в общую емкость. И Броди так понравилось, что опустившаяся осадком утомленность незаметно испарилась, словно ее и вовсе не было. Словно они не рисковали с Ваасом собственными жизнями, вдвоем погружаясь в, пожалуй, самый опасный храм Рук. Превосходные ощущения. Манааки обработал место укуса на руке Джейсона той густой смесью, что у них получилась, Джейсон благодарно улыбнулся. После этого они вернулись к отдыхающему Ваасу. Манааки проделал те же самые манипуляции с ним и перед тем, как уйти, предупредил: — Сейчас оклемается.       Он оставил их наедине. Казалось, что весь храм вымер вместе с тем, как воин покинул площадку. Воцарилась тишина, которую разбавляло только редкое стрекотание кузнечиков в густой траве у каменных стен. Солнце теплыми лучами касалось кожи обоих тел. Оставлять Монтенегро не хотелось, нарастало чувство, что именно он, Джейсон, должен находиться рядом, что именно он может все исправить, что именно он должен оберегать его. И вместе с тем наполняло грудь понимание, от которого уже невозможно было бежать. Хлесткое, бьющее под дых, мерзкое, заставляющее чувствовать себя слабым, беспомощным. Но самое чистое и правильное в этой ситуации. Броди осторожно сел возле камня, на котором отдыхал Монтенегро, вытянул ноги и опустил голову на сложенные на поверхности руки. Думать ни о чем не хотелось — он и так уже все знал.       Скоро, как завещал Манааки, у Вааса спал жар, рука потихоньку успокаивалась. Он открыл глаза и застал рядом с собой Джейсона. Он чувствовал вину и любовь, когда изучающе разглядывал его лицо. На его собственном поползла улыбка, Монтенегро протянул к Броди руку и коснулся пальцами его запястья, осторожно погладил. Джейсон не стал возражать, а Ваас вспомнил все. Каждый шаг, каждое касание и слово, произнесенное Джейсоном в храме. — Ты справился, — заключил Ваас с тихой гордостью и умиротворением. — Не один я, — Джейсон аккуратно встал на ноги и присел рядом с Ваасом на камень. Тот все еще выглядел болезненно, но жизнь возвращалась к нему. — Ты держался молодцом. Как настоящий вождь.       И Ваас посмотрел на его всё ещё подернутое тревогой лицо вновь, переводя взгляд с их рук, ощущал, как просится на язык все, о чем он переживал. Он был готов умереть там, под тигриной лапой, жалея о не произошедшем. Сейчас же его эта мысль разрывала на части, как дикий зверь терзает добычу. Джейсон же рассчитывал на то, что на этом их разговор закончится. Он держался за последнюю нить, удерживающую его от того, что бушевало внутри. Броди был эмоционален, эмоции когда-то являлись его движущей силой и, наверное, являлись ей до сих пор, но он никогда не задевал то, что находилось глубоко. Даже себе не позволял. Поэтому Джейсон опустил взгляд на их руки, стараясь дышать как можно спокойнее и мысленно останавливая Вааса. Только мысленно. Потому что физически не мог.       После пройденного пути, Ваас не мог не сказать: — Я твой, — он потянул его руку на себя и раскрытую ладонь поместил на грудь.       Джейсон забрал всё, ему положено иметь все. Ему нужна была сила, которую Ваас даст ему, как только они примут друг друга. — Я сделаю тебя непобедимым, Джейсон. Только скажи мне.       И это ощущалось… Броди не мог объяснить, как именно. На удивление спокойно, как само собой разумеющееся, но в то же время как самый ценный подарок и как самое страшное проклятье. Поэтому Джейсон смотрел на Вааса почти испуганно, в его глазах и нежелание признавать, и взаимность. Он хотел стать частью Ракьят. Хотел силу. Хотел Вааса. Но оставить всё вот так нельзя. Пираты стали Джейсону семьей. Однако остров был им неинтересен, не так, как был интересен для Броди. Не просто интересен. Важен.       Горло свело спазмом, он сглотнул, но перехватил руку Вааса и переплел их пальцы. — Тебя еще не до конца отпустило, да? — Джейсон тихо рассмеялся — наверное, от натянутых нервов, — и почти боязливо склонился над Монтенегро. Снова этот запах — и лекарств, и костра. Острова. И тепло, будто очаговое. Успокаивающее и будоражащее одновременно. Броди коснулся губами горячего лба. — Я не уверен, что смогу дать то, о чем ты меня просишь. И принять то, что ты хочешь дать мне.       Ваас, сжимая пальцами его ладонь, затаил дыхание. Он прикрыл глаза, когда сухие губы коснулись его лба, ресницы задрожали, и тепло разлилось по телу. Джейсон отстранился, Ваас — за ним. Он сел, свесив ноги и вынудив Броди разогнуться в спине. Монтенегро весьма убедительно смотрел на него снизу. Джейсон выпрямился, нехотя, и уже пожалел о том, что стушевался — близость была желанна. — Я ничего не прошу от тебя, я всё знаю с первого дня. Подумай, что я дам тебе. Это все будет твоим, Ракьят будут твоими, остров — твоим. Джейсон, — Ваас коснулся обеими ладонями его живота и скользнул от него по бокам к спине. Приложился подбородком к мягкой теплой коже над краем его брюк. — Разве ты не чувствуешь этого? Ты свободен, ты могуч и силен…       Ваас, казалось, не моргая глядящий на Броди, вдруг прислушался к своим ощущениям и увидел внутри Джейсона борьбу. Тот боялся. И Монтенегро принял это. Он тепло улыбнулся, стукнулся игриво лбом о чужую острую тазовую кость и вновь глянул тому в глаза. Погладил ласково, по-товарищески по бедру. — Ты не готов. Понимаю, я понимаю. Я не тороплю. У вас, в Америке, так не делается.       Ваас правильно понял — Джейсон не готов. Разрушить в голове то, что выстраивалось не один день, и не неделю, и не месяц, было непросто. Хотя он смутно догадывался, что влечение к Ваасу у него появилось еще с первой их встречи, забота о друзьях его оттеснило. А затем… затем то, что привело их обоих сюда. Каждое прикосновение — и к животу, и к спине, и слишком близкое — к тазовым косточкам, отдавалось электрическим импульсом в голове, в кончиках пальцев. Но Джейсон не сопротивлялся. Хотел, чтобы Монтенегро проявил настойчивость, и одновременно мысленно просил отстраниться. Наверное, и по взгляду это было видно — Броди подозревал, что уже давно перестал контролировать эмоции на своем лице. Он замер, вглядываясь Ваасу в глаза, и ничего не мог сказать. Все, что скажет, сыграет против него. И усиливающийся во всем теле огонь — в том числе. — Вы, испанцы… любите, когда всё и сразу. Американцы осторожнее.       Ваас наигранно лениво поднялся на ноги и отошел от Джейсона на пару шагов вперед, чтобы спрятать от него жар своего тела. Жар, вызванный не пчелиным ядом.       Джейсона слегка отпустило, когда Монтенегро отдалился, воздух будто смягчился, стало легче дышать. Он не заметил, что сидел напряженный, как струна, все это время, и расслабился, на секунду прикрыв глаза, пока Ваас не видел. — Хочу искупаться. Ты пойдешь со мной?       Если бы Броди согласился отдаться Ваасу так же, как тот отдался ему, они бы спустились к бассейнам и всё равно искупались вместе. Ваас намеренно склонял Джейсона к соблюдению традиции даже после его ненавязчивого отказа. Без злого умысла. Монтенегро вытянул руку в сторону купален, в которых Джейсон уже бывал.       Ваас вообще был особенно возбужден Броди. Тот являлся первым воином, которого мог признать кто-то настолько строптивый, как Ваас. И он был первым, кого Ваас выбрал в качестве своего партнера.       Монтенегро весело улыбнулся, однако он быстро переключался в эмоциях. Ваас испытывал весь спектр в одно время и с легкостью маневрировал от одной к другой, если только пожелает того. — Идем. Ты заслужил это.       Броди вознамерился отказать, оправдаться, он толком не понимал почему, однако предательский кивок вырвался сам собой. Ему хотелось скрыться, а Монтенегро практически одним взглядом вынуждал поступить наоборот. Это злило. И поражало. Джейсон никому не подчинялся. Своему… врагу? подавно.