Bubblegum Bitch

Он подарил ей васильки. Ва-силь-ки. Не розы, от запаха которых у Ино первые пять минут кружилась голова и тяжело ломило виски. Если в течение этого времени она не успевала смыться подальше от незадачливого дарителя, ухажер, как правило, технично сливался сам. Впрочем, ничего удивительного — несимметрично опухшая морда лица и налившиеся кровью глазки-щёлочки не придавали шику даже такой красотке, какой, по собственному скромному мнению, была Яманака. И вообще, розы — верх банальности. Хоть кто-нибудь из этих дурачков слышал про споротрихоз*? Ино снова улыбнулась, кончиками пальцев поправляя в банке накренившийся набок букет. Неожиданно охнула, прошипев сквозь зубы что-то очень похожее на «ёбаный свет» — и отдернула руку, на автомате сунув пострадавший от произвола острого, как осколок стекла, листа палец прямо в рот. Латекс перчатки на вкус был отстойным. Как и привкус крови на языке. Поскольку умирать от сепсиса в цвете лет Ино не хотелось — а хотелось слетать зимой на Багамы и выгулять наконец-то новый купальник где-то помимо бассейна в спортзале, куда её с упорством стада горных баранов тащила шилозадая Лобастая — пришлось идти в привычно тихую и пустую процедурную. Погремев склянками и нашарив упаковку бактерицидных пластырей в углу одного из шкафов, Яманака устало покосилась на диван, удобно пристроившийся у стены. Его потертая временем и задницами всех интернов отделения кожаная обивка помнила немалое количество тайн. Она хихикнула себе под нос — кто вообще мог подумать, что всегда такая строгая и до тошноты правильная Шизуне способна устроить забористое порно с обездвиживанием прямо на рабочем месте? — и тут же настороженно замерла, вглядываясь вперед. В углу дивана, под пледиком с весёленьким рисунком — то ли розовые черепахи, то ли зеленые бобры, фиг разберёшь — обнаружилось трудноопределимое нечто, больше всего напоминавшее кучу выстиранных халатов. Если бы, конечно, халаты умели тихо всхлипывать, причитая себе что-то жалобное под нос. Ино схватила с низкого столика верный Космополитен, свернула его в трубочку и маленькими шажками двинулась к дивану, краем глаза оглядываясь на дверь — чтобы в случае чего дать по съе…ретироваться. Неужели тот дед-шизофреник из психиатрического снова повадился в их родной приёмник пугать медсестер? Ну ничего, сейчас она ему задаст. Литровую клизму по рецепту Цунаде, компетентнейшей руководительницы и просто добрейшей души человека, мало кто забывал. И мало кто о ней потом рассказывал. Она подкралась поближе и резко сдернула с кучи плед, одновременно замахиваясь журналом, готовая покарать некоторых недообследованных силой печатного слова, заключенной в пятидесяти глянцевых страницах. Свернутый в трубку Космо остановился в сантиметре от непутевой розовой башки лобастого чудовища, в миру больше известного, как Сакура Харуно. И, что было совсем уж удивительно, вышеупомянутая плакала. Даже не так — ревела. Взахлеб, самозабвенно растирая растёкшуюся по щекам тушь — а Ино ведь её три дня в каталоге выбирала — и дергая костлявыми плечами в попытке подавить очередной рвущий Яманаке сердечную мышцу в клочья всхлип. Вздохнув, Ино присела на краешек дивана и осторожно потрепала Харуно по голове. Сакура вздрогнула, подняла на неё затравленный взгляд, почти сразу же отводя глаза в сторону. Трясущимися пальцами разгладила складки на изрядно помятой юбке, расправила покосившийся ворот тёплого свитера. Всё так же, не поднимая головы, пробормотала охрипшим от слёз голосом: — Я в порядке. Ино потребовалась вся сила воли и трехкратное повторение мантры «Лежачих не бьют, над контуженными не смеются», чтобы сглотнуть остатки яда и не выдать что-то вроде «Если так, то почему ты косплеишь водоразборный кран, большелобая?». Нервно покрутив на пальце кольцо и откинувшись на спинку дивана, она прикрыла глаза. Настолько мягко, насколько это вообще было возможно в ситуации, когда твоя лучшая подруга прошлым вечером пошла неизвестно куда и неизвестно с кем, ночевать домой не вернулась, проигнорировав звонки и поток сообщений во всех доступных мессенджерах — дай Бог, директ Инстаграма не подаст на неё в суд за сексуальное насилие — чтобы обнаружиться на следующий день плачущей в полутёмной подсобке; предложила: — Ты, я, банановое мороженое с зефирками и сексуальный мужчина в вечном бежевом тренче на большом экране. Идёт? Харуно уставилась на неё неверящим взглядом: — Ты действительно хочешь сбежать в разгар рабочего дня, чтобы смотреть Константина — хотя терпеть не можешь сериалы с паранормальщиной — и иметь возможность выслушать моё гипотетическое нытьё? Ах, да, и стопроцентно нарваться на выговор от Шизуне, с которой я уже договорилась на выход в ночную? Ино только плечами пожала. — Отработаю за тебя. Если останешься трудиться на благо медицины в таком состоянии, половину бабушек с инфарктом мы уже не откачаем. Серьёзно, Лобастая, тебе только чёрного балахона и ржавой косы для полного образа не хватает. Моя профессиональная обязанность — заткнуть этот фонтанчик негатива всеми возможными и невозможными средствами. А с Шизуне проблем не будет — она мне должна. Сакура неожиданно повеселела, приподняв уголки губ в слабой, почти призрачной улыбке: — Что, даже диетой пожертвуешь? — Исключительно во имя общего блага.

***

Пока вечно небритый и вечно похмельный Джон на большом экране гасил очередную выползшую из Ада тварь залпами соли под задницу, Ино, как будущий психотерапевт и просто наблюдательная женщина, умудрялась делать два дела сразу. Оценивать душевное состояние пациентки и параллельно с этим выскрёбывать ложкой последние капли подтаявшего мороженого со дна банки. Полчаса непрерывного наблюдения за рассеянной Сакурой, с видом великомученицы ковырявшей свою порцию десерта, дали немало пищи для размышлений. Она не отлипала от телефона. Бездумно свайпала ленту туда-сюда, время от времени тыкая пальцем в красное сердечко под очередной сенсацией, которая сообщала человечеству, что всемирно известный поп-айдол оказался искусно загримированной бурятской школьницей. Всё это было так не похоже на всегда собранную, деятельную Сакуру, которая даже во время утренней пробежки слушала не плебейские рок-баллады, а образовательный подкаст. А ещё она так и не переоделась в домашнее, оставшись в тёплом свитере под горло — что наводило на подозрения, учитывая, что сама Яманака восседала на диване в одних трусах и старой футболке, купленной когда-то давно на концерте Muse. Топили в их съёмной квартирке безбожно, не обращая внимания на слёзные просьбы жильцов отключать отопление раньше, чем наступит май месяц. Подозрительно. Ну ничего, она со всем разберется — иначе не носить ей туфель на каблуках! Недорезанный демон утробно зарычал — а Лобастая даже глаз не подняла, продолжая пялиться тоскующим взором на панель уведомлений. Ино глубоко вздохнула, прикинула в голове примерный текст завещания, помолилась всем существующим на свете богам и приступила к первому пункту плана «Разведи Харуно на сеанс психоанализа». Подождав, пока стрёмная тварюшка откусит башку очередному незадачливому обывателю, она громко завизжала и махнула рукой, в которой всё ещё была зажата ложка с недоеденным мороженым, в сторону ни о чём не подозревающей Сакуры. Баллистическая наводка оказалась точной — и розовый кашемировый свитер пал смертью храбрых, украсившись россыпью белых липких капель. В десятку. Внутренняя Ино довольно усмехнулась и передёрнула затвор воображаемого обреза. Ино внешняя скукожила виноватую мордашку и засуетилась, наматывая круги вокруг всё так же пребывающей в прострации Харуно: — Сымай**, сымай свитер, Лобастик! Если пятно не замочить сейчас, кашемиру наступит хана. Заодно опробуем новый кондиционер, тот, который с ароматом альпийских коров или итальянского сена, не помню уже. В подтверждение своих слов она ухватилась за подол пострадавшего предмета одежды и потянула его вверх. Сеанс насильственного снятия покровов был тут же остановлен наконец подавшей признаки разумной жизни Сакурой, без всякой жалости треснувшей Яманаку по загребущим лапкам. Харуно снова расправила подол, отодвигаясь чуть дальше и пробурчала себе под нос: — Сиди на попе ровно, Свинино. Я всё равно собиралась его выкидывать. Ино недоверчиво подняла бровь: — Не пудри мне мозги, он ведь новый совсем. И даже не смей заикнуться про личные границы. Помнишь, ты в педиатрии умудрилась ветрянку подхватить? Что-то тогда про твоё целомудрие и речи не заходило, иначе мазала бы ты, Сакура, волдыри на своей стеснительной заднице зелёнкой самостоятельно, не прибегая к помощи в лице недостойной меня. Покайся, грешная! На лице вышеупомянутой грешницы последовательно отобразились первобытный ужас, мучительное раздумье и, наконец, смиренное понимание того, что никуда от прущего напролом танка модели «Яманака Ино» ей, к сожалению, не деться. Она глубоко вздохнула и, обреченно покачав головой, сдернула свитер через голову. Ино тут же вперилась в неё хищным взором. Привычный глазу партак*** в виде полустертой ветки сакуры под ключицей отсутствовал. Зато на противоположной стороне шеи, у самого её основания красовался смачно налившийся тёмно-багровым цветом огроменный и, без всякого сомнения, свежий засосище. Яманака застонала, плюхнувшись на коротко тявкнувший от такого непочтительного обращения диван. Прикрыла лицо руками и проскулила: — Умоляю, скажи, что ты баловалась с пылесосом, Харуно.

***

Ночную смену она отработала на автомате: руки сами совали под потные подмышки градусники, накладывали повязки, ставили капельницы, пока голова Ино была занята совершенно посторонними мыслями. Сеанс дружеского психоанализа ознаменовался открытием целого ряда сенсационных подробностей личной жизни Лобастой, в которой и до прошлого вечера хватало и демонов, и загадок. Яманака потрясла головой. Ещё немного и она напишет книжку «Как не надо переживать болезненное расставание. Десять антисоветов». С фото Сакуры на обложке. Надо ж было до такого додуматься: на ночь глядя пойти сводить набитую по собственной дурости татуировку и спонтанно нажраться в дрова в компании тату-мастера, оплакивая погибшую любовь и растраченные впустую лучшие годы. Харуно, мать твою, тебе всего двадцать шесть, а не девяносто! Откуда столько драматизма? С другой стороны, это было невероятно забавно. Умница-разумница Сакура совершенно не умела пить. В лучшем случае её загулы кончались ночным рандеву с первым попавшимся унитазом, в худшем — поступками, о которых Харуно трезвая и подумать не могла. Злополучная татуировка, кстати, тоже была набита по синей дыне. В отчаянной попытке спасти заранее обреченные отношения двух помешанных на работе людей обладатели почётного звания Главных Кайфоломов и Зануд Учиха с Сакурой не придумали ничего лучше, чем оторваться на выходных в Вегасе. Откуда Лобастая вернулась одна, мрачнее тучи и с татуировкой на плоской груди вместо канонного кольца на пальце. На все вопросы гулящая отвечала многозначительным «Бес попутал» и поспешным бегством в ванную, откуда потом ещё долго слышались проклятия в адрес американского законодательства и производителей несмываемых красок. И судя по тому, что Ино перестала натыкаться взглядом на постную морду Саске и на собственной кухне ранним субботним утром, и в холле приемного, где он обычно встречал Сакуру сухим поцелуем в скулу и дежурным веником блядских роз в качестве презента — большелобый истец и её ответчик так и не сумели договориться в мирном порядке, кто кого будет поджидать холодными осенними вечерами в пустой квартире, таская партнеру горячие бутерброды на обед, пока последний спасает человеческие жизни/выдает пиздюли всем плохим парням на районе — нужное подчеркнуть. После того, как Титаник великой любви ожидаемо напоролся на айсберг пошлой обыденности, Сакура, и так балансировавшая на тонкой грани между трудолюбием и трудоголизмом, покатилась по наклонной. Пахала на работе как проклятая, игнорируя просьбы Цунаде не изображать из себя электровеник с навесным мотором и отдыхать хотя бы день в неделю. Пить, что характерно, перестала тоже, проводя редкие выходные в компании брутальных мужиков из обширной коллекции Нетфликса и чашки горячего какао размером с приличное ведро. Ино бы и не беспокоилась — в конце концов, она бы лично таскала Лобастой Вискас тоннами, вздумай последняя на старости лет всё-таки обзавестись кошачьим гаремом. Но профессиональное чутье выло белугой, нашёптывая на ухо сухие выдержки из учебников. Выгорание. Социальная дисфункция. Атипичная форма депрессии. Все эти умные слова лишь маскировали научной шелухой очевидное — отличница Сакура в кои-то веки ошиблась — и не могла себе этого простить. Выверенный до последнего сантиметра идеальный мирок в её умной головушке не выдержал проверку реальностью, лопнув с щелчком, как пузырь из жвачки. Тяжёлый случай. Помотав разболевшейся от интеллектуальной деятельности головой — Минздрав предупреждает, запредельное количество рефлексии опасно для здоровья! — Ино побрела по по пустующему ранним утром больничному коридору к палате последнего на сегодня пациента. И, приоткрыв сверкнувшую белизной в призрачном голубом свете дверь, едва не поперхнулась. Хидан сидел на подоконнике, свесив костлявые ноги в трениках прямо в проем распханутого настёжь окна и жадно затягиваясь контрабандной сигаретой. Усилием воли Яманака подавила протесты своей занудной части, уже готовящейся зачитывать часовую лекцию о раке лёгких и присела рядом — на самый краешек холодного пластика, грациозно скрестив покрывшиеся цыпками ноги в кружевных колготках. — Если Цунаде узнает — прибьёт обоих. Тебя за злостное нарушение режима и курение на территории больницы, меня за потакание чужим вредным привычкам. Он неуклюже развернулся, при этом едва не вывалившись на улицу, выдохнул клуб дыма ей прямо в лицо. — Похуй. Ино откашлялась и попробовала завести разговор снова. — Сакура просто озвереет. Хидан саркастически хмыкнул, выбрасывая бычок. — Пускай только попробует доебаться. Не я воспользовался ослабленным состоянием своего, бляха-муха, пациента, припиздячив к нему в палату под утро нахуяренной в мясо. Не я припер её к стенке и там же чуть не выебал её рот своим языком. И, в рот мне ноги, уж точно не я, очухавшись, оперативно дал по сьёбам прямо в спизженных у потенциального ебыря тапках. Ино подавила смешок, услышав нотки плохо замаскированной обиды в его голосе. К счастью, Хидан не обратил на неё внимания, вскочив на ноги и принявшись нарезать круги по палате. — И ладно бы просто блядские тапки спиздила — хуй с ними, не золотые. Так ведь мало того, весь ебучий день шкерилась от меня по углам. Шёл мимо неё в туалет — так Бубльгум чуть в стену не вьебалась, как будто вместо человека узрела косожопого марсианина! — Ей просто стыдно. Он поражённо замолчал, не сводя с Ино возмущенного взгляда. Последняя в очередной раз за этот нескончаемый понедельник страдальчески вздохнула и мысленно пообещала себе провести Лобастой ликбез на тему «Почему побег — это не решение проблемы». — А, то есть я ебучкой не вышел? Или целуюсь хуево? Яманака не выдержала и хлопнула ладонью по его рту, заставляя Хидана заткнуть фонтан. Придвинулась ближе, угрожающе зашипев: — Да не за тебя, болезный. Лобастой стыдно за своё поведение. Сам знаешь, как она относится к субординации. Лицо Хидана сначала отразило напряженную работу серого вещества, потом слегка просветлело. — Принцесса Жвачка слегка протрезвела и осознала весь масштаб нахуеверченных ею дел? Ино молча отвернулась к окну. Серое утро вторника начиналось со слабого дождя, уже успевшего намочить раскалившийся за ночь асфальт и крыши припаркованных у входа в больницу машин. Она зябко передернула плечами, вспомнив, что зонтик благополучно валяется дома. — Вам бы её на предмет бед с башкой проверить. А то не поймешь — то ли она с рождения ебанутая наглухо, то ли краской для волос последние извилины на хуй выжгла. И загоняется по всякой поеботи почём зря. Но целуется, честно сказать, пиздато. Язык мне до кровавых мозолей протёрла. Ино спрыгнула с подоконника, разминая затёкшие за ночную смену спину и шею, покосилась краем глаза на чужие слегка покрасневшие щёки. Губы сами собой растянулись в полуехидной, полусочуственной улыбке, и, набравшись смелости, Яманака выдала: — Так мне передать Сакуре, что тебе понравилось? Хидан даже взглядом её не удостоил, растягиваясь во весь рост на койке и укрываясь одеялом с головой. Зажав рот рукой в попытке сдержать смех, Яманака торопливо побежала на выход. Из-под одеяла донеслось тихое: — Тапки пускай назад принесёт. Вывалившись в по-прежнему пустой коридор, Ино бессильно привалилась к стене, пытаясь не перебудить своим хохотом половину больницы. Отсмеявшись, она на ватных ногах доковыляла до ближайшего окна — если на улице не распогодилось, то придётся провести ещё пару нескучных часов на посту в компании забытых кем-то кроссвордов. В расплывающихся в утреннем тумане нечётких силуэтах выделялся один — темноволосый мужчина под ярким зонтом, нетерпеливо переминавшийся с ноги на ногу. В свободной руке у него был зажат простенький букет ромашек. В кармане халата нетерпеливо зажужжал телефон. Кинув прощальный взгляд на отделение, Ино заторопилась вниз, по пути впервые за многие месяцы с лёгкой душой решив, что тоскующая дома в одиночестве Сакура может и подождать. В конце концов, как выяснилось сегодня — депрессия Лобастой уж точно не грозит.