«Нет на свете обмана хуже, чем самообман» Чарльз Диккенс
— Эй, повредишь хоть часть товара, я пристрелю тебя прямо здесь, а труп сразу в воду сброшу! Никто и не найдёт, приятель! — мужчина в темном костюме блуждал по пирсу, наблюдая за отгрузкой. Темнота ночи, опустившаяся в город, позволяла спокойно вывезти нужный товар. На этот раз партия была небольшой: всего несколько сотен упакованных тройку часов назад дисков и десятки коробок с пластинками. Удары волн о каменный пирс смешивались с тоннами матов, сыпавшихся от моряков и грузчиков, когда, вероятно, главный уже собирался уезжать, нащупывая в кармане ключи от машины. Но он тут же заметил неточность в действиях. — Teatro d'ira на верхнюю палубу, блять! — кричал руководитель данной операции. Лысый низкорослый мужчина средних лет, с небольшим животом свёл брови, тщательно наблюдая за работой персонала. Он знал, что если испортит хоть что-то, то на месте того недалёкого грузчика на дне водоёма окажется он. — Il ballo della vita сюда, — он махнул рукой вправо. — И Chosen не забудьте, дебилы! Шумный выдох, и он, не решившись испытывать свою нервную систему, связки и живучесть рабочих дальше, сел за руль, и, вдавив педаль, рванул с места. Ветер сквозь открытое окно с силой задувал в салон, пока автомобиль петлял между контейнерами с грузом, направляясь к выезду. Но тут, лишь благодаря опущенному стеклу, до чуткого слуха мужчины донёсся шум нескольких подъезжающих машин, а позже — тревожные звуки полицейской сирены. Чёрная иномарка резко затормозила, скрываясь за парой огромных железных ящиков. Все выезды точно были перекрыты, ребят связали прямо рядом с контрабандными товарами, а через несколько минут и его, сидящего в машине обнаружат недалеко от места преступления. Отпечатки пальцев, ДНК, показания рабочих и он сядет. Надолго. Превозмогая страх и дрожь в руках, мужчина потянулся за телефоном, лежащим на соседнем сиденье. Похолодевшими пальцами он открыл контакты, тут же звоня по единственному находившемуся в избранном номеру. На звонок ответили, но в трубке всё ещё слышалась тишина. Да, он не здоровается. — Синьор Борджиа, нас накрыли. — Нас? — ответил совершенно спокойный низкий голос. — М-меня… Здесь полиция, много машин заехало, мы окружены. Я… — голос дрожал, пока мысли перескакивали с фразы на фразу, путаясь в голове. — Думаю, скоро доберутся и до меня. Я… — И тебе хватило смелости звонить мне сейчас, щенок? — Я-я… просто не хочу в тюрьму, синьор! — А мне надоело подчищать за такими твоими звонками! Глупец, ты же не хочешь, чтобы они вышли на меня, верно? — Н-нет! Я просто не хочу за решётку… — где-то на середине фразы в трубке послышались гудки. Мужчина опустил трубку, обречённо выдыхая, но тут же за поворотом показались лучи белого света от фонарей работников правоохранительных органов. Он судорожно нажал необходимую и заученную наизусть последовательность кнопок, стирая информацию, хотя знал, что, как только звонок прекратился, всё было очищено и все ниточки, ведущие к боссу, были обрезаны ажурными серебряными ножницами, которые удерживала морщинистая рука Амадео. А в это время на другом конце города на одну из концертных площадок начинали запускать тысячи зрителей.***
Гримёрка группы сейчас была наполнена не суетящимся персоналом, менеджерами и визажистами, а лишь двумя музыкантами: Итан и Томас настраивались на выступление. Манчини не было, хотя он всегда и везде носился за звёздами, но, как видно, сегодняшний концерт решил всё же пропустить. Оно и к лучшему… — Вик, — шатен опустил ладони на женские плечи, найдя басистку на балконе, а та вздрогнула, смахивая их. — Ты же обижаешься, да? После рассказа о посещении особняка несколько дней назад, девушка старательно избегала вокалиста, чего он не мог не заметить. — Нет, Давид, — она почти никогда не называла вокалиста по фамилии. Плохой знак. — Мне не за что обижаться. — Ты так не считаешь, — он попытался опустить ладони на женскую талию, но Вик умело вынырнула, продвигаясь в сторону вдоль перил. — Возможно лишь за то, что все семь лет именно я, — она развернулась, зло смотря в карие глаза и хлопая себя по груди. — Вытаскивала тебя из той ямы, в которой ты был. Я оберегала, я забирала тебя пьяным, вытаскивала из цепких ручонок очередной, — она сделала небольшую паузу. — Девушки, которой нужен был член пьяного Дамиано Давида! Я предотвращала все те глупые вещи, когда об этом по твоей же просьбе не знал больше никто! Именно благодаря мне ты стоишь сейчас здесь! И заметь, я ни разу не просила благодарности! — Милая… — Не перебивай! — она задрала руку вверх, затыкая шатена. — Лучшей благодарностью было то, что последние три года ты пытался возвращаться к нормальной жизни, возвращаться в прежнее русло. Мне было достаточно! — Вик, — он поднял виноватый взгляд, придвигаясь к русоволосой. — Я же сказала помолчать! И теперь, когда эта, — Вик снова выдохнула, боясь обронить грубость. — Снова появляется, тебе сносит крышу, и ты бежишь к почти замужней женщине за ответами и признаниями! Что с тобой, Дами? — Это ведь Белла! Моя Белла! — Нет, милый! Нет! — она сделала шаг вперёд, опуская ладони на его щеки, поглаживая скулы. — Твоя Белла не тыкала бы ножами в людей! — Вик! — Дамиано фыркнул, отводя взгляд. — Говори тише! — Итан с Томасом всё равно не знают… Успокойся! И пойми наконец, что ты ей… ты… — её глаза встретились с взглядом карих глаз. Она должна была сказать: не нужен, не интересен, забыт… Но она не смогла бы разбить то, что сейчас так отчаянно выстраивал его больной разум и подпитывало разбитое, но желающее жить сердце. А его голова опустилась на женское плечо, и вокалист вдохнул аромат духов басистки, прижимая ближе к себе, захватывая в объятия. Кожаная куртка соприкасалась с латексным топом девушки, создавая характерные звуки, пока мужчина, будто ласковый кот, проводил носом по её шее, слегка щекоча. На лице девушки появилась скромная улыбка, а её ладони с множеством колец на пальцах принялись плавно поглаживать слегка согнутую спину шатена. — Я ей нужен, Вик! Нужен, понимаешь? — он шептал ей на ухо, а улыбка тут же пропала с лица светловолосой. — Она всё ещё любит! Она ждала меня, это судьба! Мы будем счастливы, я заберу её! Белла снова будет давать мне любовь и ласку, я буду приходить к ней после концертов! — его ладони с каждой секундой всё сильнее обвивали спину русоволосой, пока сквозь голос слышалась широкая улыбка, с которой он произносил каждое наполненное искренней верой слово. — Моя квартира больше не будет холодной и одинокой, а жизнь — серой и несчастной! Всё расцветёт с возвращением Изабеллы, понимаешь? — Бедный мой мальчик, — прошептала она, прижимая его голову к себе, будто пытаясь скрыть ото всех в своих объятьях, устремив жалостливый взгляд в потолок балкона. — Я счастлив, Вик! — он не слышал или просто не обращал внимания на её слова, продолжая вдохновлённую речь. — Впервые за семь лет по-настоящему счастлив! Она здесь, жива, здорова! И любит меня… Она ничего не ответила, лишь до красноты закусила нижнюю губу, дабы не выдать всхлип. Самая жестокая вещь — ложные надежды. По щеке русоволосой скатилась слеза.