Одно на двоих.

Чонгук добегает до дома Юнги за двадцать минут, даже и не сомневаясь в том, что он этого вообще хочет. Просто бежит, сломя голову, будто сейчас у него выбор между жизнью и смертью, где Юнги — жизнь, а побег — смерть. Потому, взяв себя в руки, он, не имея ни малейшего понятия, что вообще скажет ему, идет прямо к своей цели. Он понимает, что сейчас он принимает, возможно, самое важное решение в своей жизни, но не дает заднюю, напротив, лишь давит на педаль газа и четко и осознанно знает, чего хочет. Он хочет Юнги. Целиком и полностью, чтобы он был только его и ничьим больше, потому что этот мальчик — его планета, на которой лишь тепло и уют, там только они вдвоем, греются в лучах солнца и исполняют мечты и цели. Вместе. Для других там нет места. Чонгук и не хочет, чтобы кто-то вторгся в их личное, сокровенное, в то, что только для них двоих создано, и плевать вовсе, что еще неделю назад он был готов порвать этого засранца на мелкие кусочки, ненавидел его, а внутренний зверь рычал на каждый взгляд и слово, сказанное в его сторону. Это ничего, это все пустяки, ведь Чонгук понял, чего хочет на самом деле, и что же он на самом деле чувствует. — Простите, не могли бы Вы позвать Юнги? Или могу ли я зайти? Это очень важно, — наконец-таки оказавшись на пороге чужого дома, парень пытается отдышаться, взволнованный тем, что сейчас его ждет очень серьезный и долгий разговор со старшим. Он, смотря на мать Юнги, сначала не замечает ее растерянности и не понимает, в чем дело, но после до него доходит: она чем-то расстроена и явно мнется на месте, не желая говорить что-то прямым текстом. — Ох, Чонгуки, я не ожидала, что ты придешь, — она чешет затылок, прикусывая внутреннюю часть губы, а после, будто выдохнув тяжкий груз, все же признается. — Где-то час назад Юнги сказал, что поедет в университет, чтобы забрать документы и после уехать в другой город. Я хотела его отговорить, но он сказал, что не сможет остаться. Причину он тоже не сказал, лишь пообещал вернуться через год или два. — Год или два? У Чонгука перед глазами все темнеет и теряет свой цвет. Мир сразу же становится черно-белым и таким темным, будто кто-то включил очень старый грустный фильм про жизнь какого-нибудь депрессивного поэта, у которого нет счастливого будущего. Из его груди прямо сейчас выдрали надежду, даже корень выдернули, будто так и нужно, будто это сценарий такой, а после съемок все вернется на свои места. Проблема только одна: он не в фильме, прямо сейчас это реальная жизнь, которая бьет его лицом об асфальт, напоминая, что нельзя было упускать момент. Момент. До него доходит резко, словно молнией в голову шибануло, и он, достав телефон, ловкими движениями пальцев вызывает такси, введя адрес аэропорта, в который ему нужно спешить. Момент. Он не должен упустить тот момент, когда Юнги будет проходить регистрацию, он должен успеть остановить его, чтобы рассказать и показать все, что есть внутри. Потому что нельзя вот так просто взять и уехать, так и не обговорив все. Чонгук должен все объяснить, высказаться и… Признаться? Чонгук должен признаться Юнги в чувствах, которые наконец-таки перестал отвергать и превращать в ненависть, что окутала его разум и заполнила собою, казалось бы, все сердце. Но нет, благодаря Намджуну, который как раз вовремя рассказал о своем отце, парень понял, что глупо бежать от того, что внутри тебя. Сколько бы он себя ни винил, это бесполезно, а отказаться от Юнги он все равно не может и не хочет, потому что он в него, кажется, с головой нырнул. Такси приезжает через четыре минуты, а Чонгук ковыряет заусенцы на пальцах, понимая, что разодрал все в кровь. Он замечал подобную привычку у старшего, все хотел принести ему огромную коробку пластырей, а еще лучше — расцеловать каждую ранку, запрещая вновь вредить себе. Потому что Юнги должен себя беречь, но теперь Чон постарается тоже это делать. Только бы успеть.

***

— Я бы хотел забрать документы, потому что переезжаю в другой город и не хочу закачивать этот университет. Вряд ли я когда-либо вернусь сюда, уж тем более в ближайшее время, потому нет смысла брать академический отпуск. Юнги садится в кресло, которое стоит напротив небольшого диванчика, а ректор кивает ему на чашку, вежливо прося выпить с ним немного чая. Конечно же, в такой ситуации юноше приходится согласиться, хотя сейчас ему вообще не до этого, но делать нечего, приходится выкручиваться так. — Можешь поведать мне причину столь резкой смены обстановки? — мужчина делает небольшой глоток ароматного чая и прикрывает глаза, явно наслаждаясь процессом, а Юнги сквозь землю провалиться хочется, потому что раздражение подскакивает до уровня неба, если не выше. — В любом случае, не имеет значения, какая у тебя причина, сейчас отдать документы я не могу, так как они находятся на проверке. Ты сможешь отчислиться не ранее, чем через три месяца, считать можешь начинать с первого сентября. — Впервые о подобном слышу, — тихо бурчит себе под нос, а после, отставив кружку на стол, поднимается на ноги. — У меня самолет через несколько часов, так что я вынужден покинуть Вас. Я приеду, когда будет возможность забрать документы. А если не получится, можете их просто выкинуть, я сумею их восстановить, это займет не так много времени. Спасибо за все. До свидания. Юнги возмущен, потому что не может быть такого, что именно сейчас его документы оказались на какой-то там проверке. Что это за бред вообще такой? А если бы он хотел поступить в другое учебное учреждение и ему срочно нужно было забрать все это барахло? Именно из-за подобных вопросов до него наконец-таки доходит, что мужчина просто соврал, надеясь таким образом отговорить парня от отчисления и внезапного переезда в другой город. Что ж, ход-то неплохой, потому что на долю секунды в Юнги появилась надежда на то, что его хоть что-то удержит в этом огромном городе, в котором легкие стискивает нехватка кислорода. Огромный город, а воздуха не хватает. Вот так вот он и докатился до хрен пойми чего, а ведь хотелось совершенно иную жизнь. Следуя выбранному на сегодня маршруту, сразу же после университета, он заезжает в любимое кафе, чтобы напоследок выпить кофе, который так сильно полюбил за последний год, который он отучился со своими ребятами. Они часто заглядывали сюда по дороге до учебы или же, напротив, перед тем, как разойтись по домам. Кофе и пирожные здесь отменные: миндальное молоко, молотый кофе средней прожарки и капля карамельного сиропа, пусть Юнги и не любит сладкий кофе, но так ароматнее и вкус ярче, а из пирожных он всегда любил ягодные лукошки, но в последнее время брал наполеон, потому что узнал, что его любит Чонгук. Чонгук. Снова он в его голове, даже тогда, когда их вот-вот разделят города, расстояние и невозможность увидеться. Впрочем, разве парня это волнует? Он же совсем просто забудет все то, что между ними было, если не уже. И, когда Юн думает «все», он имеет в виду и те подколы, и вечные колкости, и плечо в плечо, каждый раз, когда мимо друг друга проходят, и ужин с родителями, и тот самый поцелуй, который парень все еще чувствует на своих губах. Конечно, быть задирой и плохишом куда проще, чем показывать свои настоящие чувства, ведь каждый раз случается одно и то же: сердце, которое бьется с теплом и нежностью, то самое, что хрупкое, как хрусталь, разбивается о чужой холод и презрение. На этот раз у Юнги оно треснуло из-за Чонгука, который, вместо того, чтобы поговорить и обсудить все то, что между ними происходит, просто сказал проваливать и даже не написал, чего уж там о звонках. Говорит ли за старшего обида? Нет, скорее, это просто та самая жгучая боль в груди, что появилась сразу же после того, как Мин вышел за порог чоновского дома. Глупо, наверное, бежать вот так, но что ему еще остается, если Чон вот так просто может отказаться от всего? Юнги не может, он хочет что-то попробовать, наладить и быть рядом. Быть вместе. Только сейчас Юн признается себе на полном серьезе и с полным принятием: он влюбился в Чонгука, но что с этим делать — не знает. Время близится к отправлению самолета, отчего парню становится еще грустнее, чем было. Как он вообще решился покинуть этот город? Да, он еще пару лет назад больше всех кричал, что хочет уехать отсюда, но, стоило ему только повзрослеть, как пришло понимание того, что это его родное место, которое дарит ему множество воспоминаний и которое подарило ему кучу людей, с которыми он теперь близок. Но разве он может вот так просто остаться? Ему нужно уехать. Хотя бы на недельку, месяц… Пару лет. Начать новую жизнь, без драм, любви и слез, которые он проливает в подушку по ночам, пока все спят. Без Чонгука. Без своих этих ненужных ему чувств. Расплатившись за поздний завтрак, парень выходит на улицу и вдыхает теплый воздух, который именно сейчас кажется каким-то чужим и незнакомым. Значит ли это, что ему не стоит уезжать? Вряд ли, ведь он уже все для себя решил. За несколько дней, просто взял и поставил себе задачу свалить отсюда, чтобы начать новую жизнь. И плевать, что его полностью устраивала старая. Такси уносит его все дальше от привычных ему домов, от любимых булочных, в которых он каждый раз покупал разные пирожки и булочки, от которых боялся набрать вес, но все же не мог ничего с собой поделать, а затем Юнги понимает, что машина везет его дальше от семьи, друзей и, пусть и неудачной, но влюбленности. Ему не хочется уезжать, пусть он и понимает, что так, вероятно, будет лучше. — Должно быть лучше, — повторяет в сотый раз парень, поднимаясь по эскалатору, который ведет к стойке регистрации. Его взгляд опущен в пол, а на лице ни единой эмоции, лишь тень печали лежит и не сходит ни на секунду. Внутри у него ураганы печали и безысходности, потому что он чувствует себя дураком, который творит то, чего сам не понимает. Но разве это действительно глупо? Бежать от того, по кому сердце болит, но и от того, кто это сердце может успокоить, пригреть и поцеловать в самый центр, где вся боль скопилась черным комом дыма, тем самым избавив его от всего плохого? Юнги не знает, но он уверен, что сейчас совершает либо ошибку молодости, либо спасает себя от боли.

***

Он не помнит, где именно его схватили за руку, сколько тащили за собой и как сильно сжималась чужая ладонь на его запястье, но четко и ясно помнит собственные слезы в крепкое плечо, в которое он прямо сейчас зарывается лицом, чтобы никто не увидел его покрасневших от тихих рыданий глаз. Он не помнит, как поднял голову и понял, что он прямо сейчас находится в объятиях Чонгука, который до последнего боялся не успеть и потерять Юнги раз и навсегда. Он даже думал купить билет на следующий рейс, но понял, что не знает даже город, в котором собрался жить старший. И сейчас, когда в его руках чуть дрожит хрупкое тельце, подобные мысли теряют свой вес, потому что в его руках не просто маленький и хрупкий парень. В руках Чонгука его счастье.