Крик тварей в багряном рассвете.

Хайди ведет медленно и тихо. Картман на переднем сидении набирает матери снова и снова, но безответно. Твик, зажатый нашими с Кайлом «доспехами», всматривается вперед в еще подсвеченные фонарями улицы. Брофловски не сводит взгляда с темных мрачных домов без единого признака жизни внутри. Где-то уже выбиты окна. Где-то все заколочено фанерой и досками. Ни одной машины. Ни одной живой или мертвой души. — Может те, кого мы не застали дома, сгруппировались где-то и держат оборону? — Картман кое-как оборачивается в нашу сторону. — Волмарт, хотя там твари и были. Школа. А вообще в центре города много магазинов с продуктами, там тоже можно забаррикадироваться. — рассуждает Твик. — Я не спросил у Марша, но его семья в порядке? — Он не знает. Дома никого не было. Машины его отца тоже. Связи с ними тоже нет. — Кайл отвечает даже не оборачиваясь. Мы едем уже минут вечность. Проехали дом Бебе. Тишина и темнота. Дверь распахнута. Улица идет немного вверх по холму, и видеть что там дальше по дороге становится сложнее. Спустя некоторое время Хайди притормаживает: — Парни, там что-то шевельнулось за машиной!        Впереди справа стоит припаркованный фольксваген. Фонарь озаряет его лишь спереди, формируя контрастный темный силуэт. Внезапно из-за капота вылезает сначала голова, а потом и все тело, перемещающееся на четвереньках. Мужчина в задранном домашнем халате и трусах. Один тапочек все еще на нем. Двигается он чуть более резко для человека. Тварь намеревается переползти дорогу, но на половине пути останавливается и всматривается в нашу машину. Оцепенение. Страх цепями оплетает тело. Подаюсь чуть вперед, инстинктивно прикрывая Твика плечом. Картман достает из бардачка пистолет и снимает с предохранителя. Еще около моего дома мы договорились беречь патроны и не создавать лишнего шума. Эрик медленно открывает дверь, одновременно с ним открывает дверь Кайл, чтобы дезориентировать тварь. Затем я. Машина Стэна в пяти метрах от нас остановилась, немного далеко, но Стэн уже вылез и присел за капотом на низком старте. Твик перемещается за Кайлом, присаживается за открытой дверцей, готовый в любой момент спружинить и подорваться отбить Кайла. Тварь лишь смотрит и не шевелиться. Только сейчас узнаю — это был отец Бебе. Кайл в три огромных шага-прыжка перемещается наискось от твари, в этот же момент я отзеркаливаю его перемещение. Не-отец Бебе поднимается на ноги и издает тот же поросячий визг, что и не-Триша, и бросается на Кайла. Стэн в секунду вылетает из-за прикрытия и таранит тварь плечом, роняя ее на асфальт. Твик стартует следом. Но я быстрее. С краткого разбега одним ударом пробиваю голову лежащей и визжащей твари, и мне очень не хочется думать о Бебе сейчас. Звук лопнувшего арбуза. Звук такой четкий и ясный, и после животного крика такой гулкий и обволакивающий, что каждый из нас нервно оглядывается, озирается по сторонам. Вокруг больше никого, и я не уверен, что рад этому.        Дыхание не сбито, но адреналин гулко отзывается стуком сердца в ушах. Кайл ошарашенно смотрит на куски плоти на дороге. Ободранные окровавленные пальцы, видно, что существо не жалело ногтей и откуда-то рвалось. Или куда-то. Запекшаяся еще внутри тела кровь медленно сиропом выливалась из размозжённой глотки и стекала вниз по склону. Твик подходит ближе к твари, оглядывая ее внимательнее, а потом достает антибактериальные влажные салфетки из рюкзака и дает мне и Стэну по одной, чтобы протереть контактировавшие с тварью места обмундирования. — Спасибо, пацаны, — выдыхает Брофловски, на что Марш улыбается так широко, словно только что выиграл матч, а не помог спасти жизнь другу и одновременно прикончить тело отца лучшей подруги своей девушки. Твик невербально мимикой спрашивает как я себя чувствую. Ну, что сказать, кусочки мозгов и рыхлых костей на моей бите напомнили о китайской лапше, еще больше захотелось есть. Девушки вылезли из машин, за ними Кенни и Лео. Пока они тихо переговаривались меж собой, рассматривая тело на дороге, мое внимание приковано к Картману. Он стоит спиной ко мне, всматриваясь в пустые глазницы-окна ближайших домов. В этом районе широкая полоса газона, прерывающаяся пешеходной дорожкой, отделяет нас от жилищ. Довольно далеко, чтобы чувствовать себя в безопасности. Недостаточно близко, чтобы эту опасть увидеть первыми. Снова заполонившие небосвод контрастные, тяжелые, многослойные низкие тучи с редкими проблесками синевы неба, отчего выглядевшие еще более увесистыми, сковывают мое сердце тревогой. Мелкие редкие капли дождя уже на асфальте. Тихо окликаю Эрика. Он лишь резко выбрасывает руку вбок с жестом указательного пальца вверх, тем самым говоря мне заткнуться и быть во всем внимании. Твик настороженно подходит ко мне и кротко берется кончиками пальцев за мои, неотрывно наблюдая за жиртрестом.       Тот оборачивается: — В этом доме кто-то есть внутри. Я видел силуэты. Может они живые и напуганы. Или ходячие трупы. Надо посмотреть и разобраться. И я могу поклясться, что заметил нездоровый блеск и микроэмоцию азарта, и Твик замечает ее тоже, чуть сильнее и целостно обхватывая мою ладонь прохладной искусственной кожей, и смотрит на меня вопрошающим, испуганным, ищущим ответов, но таким прямым и острым взглядом, что мне остается только нервно сглотнуть, прочувствовав все неудобство скотча на своей шкуре, глубоко выдохнуть и одним взглядом донести «надо сделать». Стотч безмолвно, и это на него похоже слишком мало, достается из багажника две пустых одногаллоновых канистры от «DeepRock», жестом указывая, что можно наполнить их, раз уж мы все равно собираемся зайти внутрь. И мне кажется, что Лео немного сошел с ума, потому что как ты вообще можешь предлагать сделать это, если мы рискуем даже просто оставаясь рядом с этим домом. Одновременно эти «похуизм на стресс» и «отличительная легкомысленность» Стотча, умение обычными повседневными вещами сделать из суперстресса бытовую ситуацию, идеально снова и снова передаются всем вокруг. Брофловски словно оттаивает из своего ступора, и командует: — Я и Стэн обходим дом, Кенни за нами. Картман, Крейг — внутрь. Лео пока тут, жди как позовут! Твик, остаешься здесь с девушками, если что — ори что есть мочи! Твик словно ждал этого, расслабленно выдыхает, и направляется к машинам, и осторожно залазит на капот Брофловски и выпрямляется. Выглядит очень забавно, словно сурикат охранят семейство. Улыбаюсь, наблюдая за ним. Кайл проходит мимо и нарочито демонстративно смотрит косо, якобы удивленно распахивая глаза. Как там говорит Картман — у рыжих и евреев нет души? Вот тебе и нечем «любить», Кайл. Придурок. Около двери мы прислушиваемся. Слышно шебуршание изнутри, скрежет половиц совсем рядом со входом. На всякий случай окидываю взглядом оконные рамы и стекло на целостность. Жалюзи прикрыты неплотно, но рассмотреть с моего ракурса ничего не удается. Картман слышит этот звук, и его дыхание становится все более отчетливым и глубоким, и лишь подрагивающие кончики пальцев на рукояти пистолета выдают нервозность. Ладони начинают потеть от нетерпения. Жиртрест прикрывает, и мне выдается роль открыть чертову дверь. Прокручиваю ручку, щелчок, и дверь медленно со скрипом открывается наружу. Картман, стоящий в двух метрах от нее, напряженно вглядывается внутрь. Шорох прекратился, но лучше бы он продолжался. Теперь этот звук получил сознание и осмысленность действий, и я точно знаю, что неведомая хуита или несколько затаились внутри. Мой не-отец реагировал и рассуждал, если так вообще можно выразиться, а не сломя голову несся на живую плоть. В щель между открытой дверь и внешней стеной пытаюсь уловить хоть что-то, но все статично. — Блять, — шипит Картман, и направляется в дом.        Внутри темно, но глаза привыкают быстро. Широкая гостиная, переходящая в столовую и кухню. Лестница на второй этаж. Все выполнено в какой-то темно палитре и нихрена на отражает свет. Двери на задний двор не видно. Резкое движение конечностей из-за дивана, и небольшого размера тело, как и не-Триша, по-лягушачьи перебирая руками-ногами, устремляется на кухню. Картман не успевает среагировать, как из-за его спины из сокрытой теменью комнаты вылетает еще одна тварь схожего размера и движется на кухню, сбивая жиртреста с ног. Он стреляет перед собой в падении, но очевидно промазывает. — Это дети, — шепчу я ему, рывком помогая подняться. — Плевать. Они пока что не напали, — пыхтя, также шепотом отвечает тот. Меня беспокоит отсутствие Марша и остальных. Но первоначально всплывает обещание Твику не трогать детей. Это может и будет проблемой. — Картман, они дети и не нападают. Может поймаем их и свяжем? — Такер, ты ебанулся?! Чем ты их поймаешь? Сачком? Или голыми руками?! — На них можно наблюдать развитие заразы и провести опыты. — буквально слышу, как Картман сжимает и скрипит челюстями, злобно шипит сквозь зубы. — Пиздец, по-моему ты слишком часто бываешь в Твике, или он в тебе, по-е-бать, и подхватил вирус паталогической жалости к людям и нелюдям. Злость вскипает моментально. Хватаю и притягиваю его за шею, разворачивая лицом к лицу, и щитки надплечников неприятно ширкают друг о друга. — Много себе позволяешь. — лишь оканчиваю фразу, как сразу ощущаю, как дуло пистолета давит и упирается в «доспех» у солнечного сплетения. Картман даже не содрогается, и его шепот холодный и убивающий. — Такер, я всегда считал тебя долбоебом, но рациональным. Так не разочаровывай. Иначе я прострелю тебе грудак прямо тут, а остальным скажу, что тварь тебя укусила в щеку, и заражение пошло слишком быстро, и ты умолял меня убить тебя. Уж сымитировать укус я смогу, уебок. — Пиздец тебе после всего, жирный. — И резко отпускаю его, молясь никому конкретному, чтобы мозг превалировал над эмоцией, и я не уебал говнюка битой. Хоть Картман и конченный подонок, и методы работы с людьми у него специфические, но часть меня верит, что это напускное, или как минимум он не причинит вред друзьям. Но проверять никогда не буду. Шорох на кухне перехватывает фокус внимания. Картман прерывистыми движениями продвигается к кухне. Позади дома слышится истошный человеческий крик. Сердце останавливается, дыхание замирает, мне так нахуй страшно никогда не было. Картман стреляет перед собой, я не вижу куда, все становится в разы быстрее и одновременно дискретнее. Вот Картман отпрыгивает в сторону, вот чья-то конечность летит мне в лицо. Автоматически ударяю битой наотмашь. Визг существа. Дальше я не ощущаю реальность от слова совсем, просто бью и бью по лежащей и визжащей твари, пока Картман дважды стреляет в кухне. Больше нет времени припираться и тормозить. Это заняло буквально десятки секунд. Картман кричит что-то, но я не разбираю слов. Хватает меня за локоть и тянет за собой на задний двор. Сейчас разбираю его отдельные слова «Такер, отомри, блять, слушай меня, уебок, соберись, Крэйг, соберись!» и трясет, и оглядывается на меня, пока тащит за собой через весь дом. Молнией осознания прознает в момент, когда дверь во двор открывается и я вижу, как Кайл дубасит по хребту и телу твари, что так близко склонилась над лежащим Стэном. Кенни лежит около забора, мне не видно его состояние. Картман подбегает и за одежду пытается оттащить тварь от Стэна. Выходит очень плохо. Некогда это был недавно переехавший бывший спортсмен-тяжеловес, и массы тела и упорства ему не занимать. Пытаюсь вытащить Марша из-под нависшего над ним тела, но тот оцепенел от ужаса, скован и не помогает, только удерживает на вытянутых руках тушу над собой, и скорее даже мешает Картману и Брофловски. Эрик совершает рискованный поступок, который мог стоить Кайлу — руки, а Стену — жизни, пойди оно все через жопу. Пока Кайл с трудом пытается за шею и плечи твари тащить ее на себя от Марша, а сам Стэн на вытянутых руках удерживает тушу над собой, Картман достает пистолет и приставляет виску Твари. Один выстрел, который не может промазать, но и не может гарантировать ничего хорошего, дернись особо неудачно все это тело в сторону. Кайл охает, отпускает моментально обмякшую не_человеческую массу спортсмена в полутора центнера, и тот падает на землю туда, где только что лежал Стэн, и которого я рывком вытаскиваю в последний момент. Черт, черт, черт! Ох, блять, Кенни! Он лежит все там же.        Хрип. Горловое бульканье. То частое, то редкое дыхание с кашлем. Раскуроченная щека, пробитая шейная артерия пульсирует в такт последних ударов сердца. Кенни невидяще смотрит перед собой в небо, слезы льются из его глаз потоком, пальцами левой руки он придерживает рассыпающуюся нижнюю челюсть и сломанную скуловую кость. Давится кровью, заливает ей все под собой. Последние секунды его жизни превратились в мучительную агонию бесповоротного осознания собственного конца и дальнейшей трансформации в то, что только что лишило его самого жизни. Правой рукой Кенни пытается ухватиться за что-то перед собой, и я не могу больше стоять и смотреть. Это небезопасно, но это единственный правильный человеческий поступок, который я совершаю за последние часа четыре. Крепко сжимаю его руку и шёпотом обещаю, как это ни лживо, что все будет хорошо и что все скоро закончится. Глаза Кенни замирают на моем лице, он задерживает дыхание. Он проглатывает кровь, боль, страх. И смотрит на меня своим самым чистым настоящим живым взглядом с надеждой. Не сразу замечаю изменение его взгляда. Без каких-либо последних слов, без слез. Вот так, молча и в агонии уходит человеческая сущность и остается тело. Мне остается только смотреть, как кровь из артерии перестает пульсировать, рука Кенни обмякает в моей, а светлые голубые глаза расфокусировано смотрят выше всех человеческих голов. Выше всего земного. Около минуты или больше никто не решается даже пошевелиться. Никто не произносит ни слова. Я сам не верю в происходящее. Картман кашляет, отворачивается и отходит. Лицу становится внезапно прохладно, моргаю несколько раз и ощущаю тяжесть слез на ресницах и влажность под глазами. Закусываю губу сильнее, уговариваю себя не поддаваться эмоциям. Дышу ровнее и глубже обычного.        — Ч-кхе-что будем делать? — прерывает молчание сдавленный задушенный неровный голос Марша. — Нужно что-то сделать с телом. П-похоронить его. Господибоже, Кенни! — его голос срывается и замолкает, хватает себя руками за голову, отворачивается, слышно, как глубоко и надрывно он дышит.        Кайл оценивающе осматривает пространство вокруг нас и тела. Затем вскакивает, отходит от Кенни на пару метров. Ждет от меня того же, выжидающе смотрит, не выдерживает: — Крэйг, отойди от него. Он заражен! — Нам нужно травмировать его мозг, чтобы он не успел обернуться этой хуйней ебаной и перегрызть нас всех нахуй. — Злостно полушепотом произносит Картман. — Мы должны похоронить его. Нет, мы обязаны это сделать, — вмешивается Стэн, медленно подходя к Кенни, но не приближаясь слишком близко. Его колени дрожат и шаги неровны. Оглядывает тело Маккормика, отступает, снимает шлем. — Он умер человеком. — Все мы умираем людьми. — Отрешенно произношу я, скорее мысли вслух, чем ответ на высказывание. Стэн смотрит с упреком. — Если только ты не загрызан и не обращаешься, пока кровь медленно вытекает из твоих ран, а сам ты парализовано лежишь с переломанным хребтом. — констатирует Эрик. И тяжело безрадостно хмыкает. — Формально, мозг Кенни не поврежден укусом и все еще живет некоторое время после остановки сердца и дыхания. — Кайл. В кого ты такой циник? — Кайл, ебтвоюмать, какой нахуй живет?! — восклицает Эрик. Кайл игнорирует, лишь закатывает глаза и снова отворачивается от тела. — Какой религии был Кенни? — Стэн. — Он вроде был в раю и аду. Христианство все же, полагаю. — Кайл. — Ты собираешься копать могилу сейчас? — взываю к благоразумию Марша, выражая взглядом все свое презрение этому действию в данных условиях. — А что насчет ритуального сожжения тела? — Стэн. — Дым от костра может привлечь внимание спасательной команды. — Кайл. — А еще запах жареного мяса может привлечь непрошенных хуйвертеней типа этой! — Картман кивает в сторону тела спортсмена. — Блять, решать надо быстрее. Отец Крэйга был пожран больше Кенни и обратился очень быстро. — Кайл. — Его мозг уже умер? Мы можем наконец-то пробить его башку как башку твари? — бросает Картман. Уебок. Хотя. Его телодвижения, нервозные заламывания пальцев. Кажется у кого-то существует явное сострадание в сердце. — Картман, какой хуй тебя укусил?! Кенни только что дышал, а ты уже готов раскроить его череп! — срывается Стэн и подлетает к Эрику, возмущенно разводя руками. Мне приходится встать между ними, разделяя рациональную и эмоциональную точки зрения. — Я просто пытаюсь предотвратить ебалу, которую ты собираешься организовывать т р у п у, когда нас ждут ж и в ы е. — Эрик цедит сквозь зубы, буквально закипая и наливаясь гневом. — Стэн, Картман походу тему говорит. Давайте просто обольем его бензином и сожжем, прежде выстрелив в голову? — Да зачем вообще его сжигать? — не унимается Картман. — Запах мяса от такого тела будет за милю слышен! В животе голодно забурлило, и я второй раз во время обсуждения кроваво-кишечных тем о телах людей думаю о еде. — Вы за пару часов потеряли человечность совсем?! — Стэн. — Для начала надо перехватить заражение еще функционального мозга. Картман, я сам. Стэн эмоционально рукоплещет и взывает к нашей совести и рассудку: «Вы, черт возьми, не понимаете, что последние крупицы человеческой социальной природы теряются во времени именно в такие моменты! Господи, он же наш друг!». Кайл успокаивающе отворачивает Марша от нас и медленно уводит к дому, пока тот покрывает нас руганью, но все всё понимают. Даже Стэн. Картман проверяет патроны — осталось два, — и дает мне пистолет. Я медлю, но Эрик не торопит. Ощупываю карманы Кенни, чтобы выудить его телефон. Все его сознание, вся его жизнь там, когда жил. Нахожу. Заблокирован, но фотография его и Карен на экране блокировки. Откладываю на землю рядом. Меня трясет крупной дрожью нарастающей ярости и печали. Навожу пистолет на голову Кенни, закрываю ему глаза. Дыхательное упражнение. Концентрация на первом попавшемся рандомном предмете рядом — окей, забор, да, деревянный забор состоит из дерева, это дерево растет в лесу, лес занимает большую часть тайги, тайга это влажность и болота, болото это — БАМ! Картман подходит ко мне, проверяет пистолет, оглядывает голову Кенни и почти сквозную дыру во лбу. Подбирает телефон Маккормика, подбирает мою биту около туши спортсмена, пока я туплю взглядом в изуродованное лицо моего почти брата. Картман подходит ко мне и под локоть помогает подняться. — Пойдем, — отрешенно произносит он. Только сейчас замечаю, что он немного прихрамывает и тяжело дышит. Картман находит выключатели на кухне-гостиной, и мы наконец-то может осмотреть побоище. Вокруг куча спекшейся густой крови. Кайл и Стэн в ванной смывают с себя грязь, признаки контакта с тварью. Кайл выходит первым. Захожу следующим. Стэн остервенело отскребывает уже и без того чистые, но сильно намоченные щитки и одежду под ними. Нужно ли мне что-то говорить ему? — Лучше так, чем сделать Кенни монстром. — Люди придумали ритуалы не чтобы перед богами себя показать, а чтобы продемонстрировать осознание смерти, блять. Животные смерть не осознают. Ну, только некоторые. Ты понял. — Стэн. — Я понимаю смысл этого всего, но и ты должен понять, что мир поменялся. Почему вообще Кенни? Он шел первый? — Ты не поверишь мне, я шел первым… — он замолкает на мгновение, проглотив горечь ситуации, и более спокойно и ровно продолжает. — Я шел первым между забором и домом. Эта тварь, словно затаившись, лежала или сидела, хуй разберешь, на крыльце заднего входа. И я приготовился защищаться, она набросилась на меня сразу же, как я замахнулся битой. А когда Кенни выглянул из-за угла, ну он шел вторым, что логично, господи, между мной и Кайлом… — Стэн всхлипывает, прерывая рассказ, его кулаки сжимают полотенце, которым он обтирал лишнюю влагу. Марш перешел на полушепот. — И эта тварь сразу же переключается на него, словно видит, что он менее защищен. Кайл не видел этого, но я видел. Это была сознательность. — Почему ты не сказал раньше?! — сквозь зубы произношу. — Это звучит безумно! Никто не поверит. Я и сам только сейчас это осознаю... — Стэн неуверенно поднимает взгляд на меня, скорее спрашивает, чем констатирует. Отворачиваюсь от него и встречаюсь со своим отражением в зеркале над раковиной. Тошно и тоскливо. Вспышками в сознании отражаются лица папы, Кенни и Триши. Их образы перекрывают уродливые сюрреалистичные, но на самом деле реальные, искаженные тела, пораженные вирусом. Без чувств, без глаз, без человека внутри. Запомнить последние секунды жизни близкого как монстра совсем не одно и то же, что запомнить лицо умирающего человека человеком. В один миг в голове все встает на свои места. Это реальность. Пячусь назад своего отражения. Слезы наворачиваются в глаза. Дыхание учащается. Откуда во мне столько сентиментального дерьма сейчас? Не договорив, не обращая больше внимания на Марша выхожу из ванной, прохожу мимо кухни, где Стотч, тихо редко всхлипывая, судорожно набирает воду. Стэн идет за мной, обходит тело в гостиной, заглядывает в холодильник и забирает оттуда какие-то продукты. Смысла в этом куда больше, чем в моих переживаниях сейчас. Быстро просматриваю ящики кухонным тумб в поисках пакетов, чего-то полезного, даю Маршу плотный мусорный пакет загрести еду в него. Забираю у Стотча пару бутылей и выхожу из дома. Твик, закрыв лицо руками, стоит и выслушивает рассказ Брофловски о произошедшем. Убираю воду в багажник и подхожу к нему, обнимаю аккуратно за плечи и прижимаю к себе. Твик сдерживается, лишь дергается от подавленных всхлипов, но крепится. Хайди сидит в машине, уцепившись за руль. Через заднее стекло вижу, как резко приподнимаются и опускаются ее плечи. Картман молча осматривает оставленное на дороге тело. Когда Лео и Стэн возвращаются из дома, никто не произносит ни слова. Стэн дает нам пакет, в котором две пачки печенья, упаковка нарезанного хлеба, невскрытая пачка сухих хлопьев. Не густо, но хоть что-то. Хайди заводит машину и аккуратно объезжает тело. Ее собранности и сконцентрированности в эти секунды можно только позавидовать. Кайл отвернулся к окну. Картман протянул мне телефон Маккормика и отмытую биту. Почти не глядя на экран, убираю его в рюкзак Твика в ногах. Не знаю, куда везет нас Хайди. Глаза сами собой закрываются, а теплое тело Твика прижимается ко мне ближе, приобнимаю его насколько позволяют щитки. Аккуратное вождение Хайди убаюкивает уставший мозг и в хлам разбитую нервную систему. Не уверен, что смогу задремать, но хотя бы посидеть с прикрытыми глазами будет славно. Картман на переднем сидении открывает пачку хлопьев, судя по звуку. Кайл, не отводя от бокового окна взгляда, в полголоса произносит то, что так и вертелось на языке у каждого: — Охуеть ценная вода вышла, блять.