Шелковый

- Солнышко, сколько сахара положить? И так всегда. Ты просто не умеешь быть чем-то средним, всегда или слишком нежно и приторно или слишком жестко и холодно. Невольно сравниваю тебя со смесителем в разбитой хрущевке (да, я понимаю, что сравнение просто невероятно дурацкое). Просто это и правда так. В наших отношениях нет комфортной температуры. Сейчас ты завариваешь мне чай и щебечешь без перерыва, но через несколько часов вполне возможно оттрахаешь так, что сидеть не смогу несколько дней. - Земля вызывает Тошу, прием, - усмехаешься, не поворачиваясь, - сколько сахара то? - Две…Спасибо. Ставишь на стол огромную кружку чая с мялиной. Давно ты не был таким уютным. - Ты не перестаешь меня удивлять. Вот скажи мне, когда бы ты сознался, что замерз? Когда пальцы начали бы синеть? __________ Арсений впивается пальцами в бледную шею, сжимает так, что и без того выпуклая вена, вздувается зеленоватой змейкой. - Аарс… Антону катастрофически не хватает воздуха. Он прижат к постели тяжелым телом, руки скованы кожаным ремнем. - Пожалуйста, чуть…чуть слабее… Нет, брюнет не ослабит хватку. Точно не сегодня. Спускает свободную руку и стягивает белье чуть ниже, оголяя возбужденный член. На секунду в зеленых глазах мелькает очевидный ужас. Умоляю, Арс. Не так. Не на сухую. Я же сдохну от боли. К сожалению, мысли читать мужчина не умеет. Даже если бы умел, в голове роилось столько грязных мыслей, что ни одна мольба не спасла бы мальчишку. Худые ноги раздвигаются по-хозяйски. Вот он – самый великолепный вид в мире: белая кожа и контрастно-розовое нежное колечко мышц. Попов приставляет головку к входу, не обращая внимания на ерзанья младшего. Еще секунда и он внутри наполовину. Еще две и тишину комнаты рушит пошлый шлепок кожи. - Блять! – Антона сгибает напополам (насколько позволяет зафиксированное тело). По щекам ручьями льются слезы. Бешеный поток боли, словно удар чем-то тяжелым, бежит по всему телу, сводит мышцы, туманит голову. Ему больно. Ему страшно. Сейчас он не хочет быть любим Арсением. Рука грубо вжимает в матрац, зажимает рот. Игнорируя все происходящее вокруг, брюнет делает первый резкий толчок в хрупкое тело. Неразработанные мышцы сжимают словно тисками. Не позволяя привыкнуть ни к ощущению наполненности, ни к темпу, мужчина продолжает. С каждым движением он чувствует, как сжимаются ноги, как напряжен живот, как его мальчик хочет закричать от нестерпимой боли, но не может, заткнутый ладонью. Выходит полностью, дает несколько секунд надежды и снова врывается внутрь, рвет нежные стеночки. Шатен чувствует, как течет кровь. Касается копчика. Оставляет влажное пятно на простынях. Антон понимает, что мир вокруг темнеет, когда из без того бешеный темп, ускоряется троекратно. Стены расплываются в неясное месиво, собственная голова отказывается работать хоть как-нибудь… ______________ - Жив? Перед глазами проявляется знакомый силуэт. Голубые глаза взволнованы, влажное полотенце в руке подрагивает. Антон с трудом кивает и прикрывает глаза. Он не чувствует ничего и чувствует слишком много одновременно. Боль пронзает, кажется, каждую клеточку тела. Запястья сильно ноют. Голова такая тяжелая, что от подушек оторвать не представляется возможным. Прохладная ткань ложится на лоб. Попов переживает? Однозначно. Жалеет о том, что произошло? Ни капли. Слишком ярки были ощущения от того, как в руках обмякает худое тело. Тряпичная кукла, откинувшая голову, не сопротивляющаяся потоку горячей спермы. Парень проваливается в сон, уже не видя ухмылки на лице брюнета, довольного безоговорочной властью над мальчишкой.