Хираэт

У сара был один запасной раджигар, которого они отдали новым спутникам, и те умудрились уместиться на нем втроем. Исполняя обещание поделиться едой, Илон и Шеон съездили на охоту и поймали десяток ущельниц. Дорога для них закончилась: она свернула на юг, оставив им лишь неровную звериную тропу со следами больших лап и копыт диких животных. Слева угрюмой стеной проплывали склоны Галас-Пеак поросшие колючим кустарником, справа равнины сменялись с реденькими лесами, среди которых виднелись зеркала разномастных озер. Солнце не показывалось, и над их головами простирался купол однообразного серого неба. Когда стемнело, они разбили последний перед подъемом лагерь на взгорьях Галас-Пеак. Для стоянки выбрали возвышенное место, открытое только с одной стороны: позади вырастала скала, а справа и слева круто уходили обрывы. Несмотря на удачную позицию, ночевать в такой близости от племен аквангов было опасно, но никто в здравом уме не согласился бы подниматься в горы в темноте. Фархам установил по периметру ловушки, Шеон и Илан расставили палатки со спальниками из теплого меха раджигаров, Орвис развел костер, Гаарод перепроверил все оружие на работоспособность, а Кайри связалась с Лютором и убедилась, что с ним все хорошо. Акванги не были пленниками сара, но понимали, что бежать бесполезно. Они нужны были друг другу, и это держало их рядом, хоть и обособленно от лагеря. Дикари нашли какую-то щель среди крупных камней, опирающихся друг на друга на манер шалашей, и развели там костер. Оставалось только решить, кто останется дежурить этой ночью. Разбились по двое: Илан дежурил вместе с Шеоном, потом его сменяли Гаарод и Фархам, а предрассветные часы отдали Орвису и Кайри. Наскоро поужинав, разошлись спать. Второй день был для Кайри проще, но она мгновенно уснула, забравшись в свою палатку. Кайри снились горы и снегопад. Снежинки крупными хлопьями кружили в небе и таяли в огне, бушующем среди скал. Из черного дыма, уходящего в небо беспросветной стеной, соткались неразборчивые очертания фигуры громадного зверя. Он шел прямо к ней, и языки пламени лизали его брюхо, но он не чувствовал ни жара, ни боли. — Не ищи его, — сказал ей зверь, скаля белые зубы, острые, как когти сара. — Ты нас всех погубишь. Кайри в ужасе открыла глаза и резко села, с силой прижав руки к ушам. Страшный звериный рык еще гремел в голове. Это был кошмар, жуткий и реальный настолько, что казалось, запах дыма еще чувствовался в носу. Потом она вспоминала, что так пахнет костер снаружи, а она находится в своей палатке. Кайри часто видела кошмары и никак не могла к ним привыкнуть. Да и как это сделать, когда они отличаются таким разнообразием: акванги пытаются ее убить, холодный голос Рутгера обвиняет ее в гибели команды, а вихерны убеждают в том, что война уже проиграна. Теперь вот еще какой-то странный зверь требует от нее прекратить поиски. Поиски чего? Стряхивая с себя сон, Кайри вылезла из теплой палатки. Ночь была ясной. На небе мелкой россыпью висели звезды: никакого дыма и огня. Некриска выпрямила спину, разминая затекшие конечности, и окончательно отошла от ночного кошмара. Гаарод сидел у костра, прислонившись спиной к углу своей палатки. Завидев Кайри, он небрежно махнул ей и заполз в свое убежище. Вернувшийся из-за кустов Фархам сдержанно кивнул и последовал примеру напарника. Кайри подошла к костру и села на большой камень. Взяла брошенную Гаародом обугленную палку, задумчиво пошевелила недавно подкинутые поленья. Дым потянулся в ее сторону, заставив зажмуриться. Кайри принюхалась к своей одежде: от нее пахло дымом и шерстью Нерби, и девушка поймала себя на мысли, что свыклась с отсутствием нормальной ванны. Вокруг стояла тишина и темнота, пламя костра танцевало, согревая вокруг себя холодный воздух. Там, где ночевали акванги, едва светился алый огонек. Мелькнули хищные звериные глаза, и у Кайри возникло липкое чувство, что за ней наблюдают. Пламя грело руки, она наслаждалась этим домашним теплом, напоминающим камин в Аддоне. Звезды отвлекали от наблюдения за местностью, манили поднять голову. Одна из них была очень яркой: серебряная и ясная, будто слеза, она искрилась в манящей ее тьме. Освещала родную планету Кайри. — Смотришь на Некриссу? — спросил Орвис. Он сел рядом с Кайри и тоже взглянул на небо. — Когда я жила там, я ненавидела свет этого кристалла. А отсюда он такой красивый. Кайри вспомнила, как Некрисса встречала вояджеров после путешествий: частокол небоскребов, окруженный куполом света на фоне черного неба, в котором бесцветной лампой висит сияющий октаэдр — чудо некрисских ученых. Татуировку на руке словно обожгло, и Кайри поморщилась. — Ты еще увидишь его вблизи, — улыбнулся Орвис. Кайри с надеждой взглянула на него, рука непроизвольно тронула кулон в виде крошечной птички. — Спасибо, что пытаешься меня приободрить, — сказала она с теплотой в голосе и опустила голову. Орвис придвинулся ближе к ней и наклонился к огню, протягивая к нему руки. Тени обвивали его длинные пальцы, будто пытаясь схватить. — Навевает воспоминания. Пустыня и мы с тобой у костра. Я уже привык, что нас только двое, а здесь такая толпа, — отметил он тихо, и Кайри обиженно отвела взгляд. — Вдвоем было проще, — призналась она, заправив за ухо прядь волос. — Воссоединение проходит не слишком гладко, но пока обходимся без кровопролития, — он саркастически усмехнулся, но стал серьезнее, увидев ее лицо. — Эй, я ведь предупреждал, что меня здесь не очень-то любят. — Ты и сам на них бросаешься. Та история с Фархамом… Орвис мгновенно вспыхнул. — Фархам заслужил. — Неужели тебе не тяжело жить в кольце врагов? — Тяжело, — вздохнул Орвис. — Но есть вещи, которые так просто не решаются. — Я понимаю. Но я рада, что ты встретил Ассуи. — Она тоже говорила мне про врагов, — Орвис взглянул на нее. — Советовала открыться людям, пока моя ненависть меня не сожрет. — Это не лишено смысла, — согласилась Кайри. Они немного посидели молча. Орвис вытянул ноги, чтобы погреть их у костра, а Кайри рассматривала инфосер, бросая взгляд в сторону лагеря аквангов. Орвис украдкой наблюдал за ней и понимал, что ее тревожит. А именно, его персона, не желающая говорить ей правду. — Кайри, — вдруг тихо позвал он, и она чуть вздрогнула, посмотрев в его глаза. Орвис слез с камня на землю и устроился напротив коленей Кайри. — Что-то случилось, — она замотала головой, но Орвис не спрашивал, а утверждал. — Нет, я знаю, с тобой что-то не так. — Я в порядке. — Нет. Ты врешь. Если думаешь, что мне все равно, и я ничего не вижу — ты ошибаешься. Кайри вздохнула и посмотрела в его глаза. Ее уши порозовели, как всегда случалось, когда она взволнована. Ей некуда было деться от его пристального взгляда. — Давай поговорим, — попросил он, сам не ожидая, что в его голосе отразится мольба. — Это связано с тобой. Орвис нахмурился, слегка отклоняясь назад. — Так, это уже интересно, — напряженно пробормотал он. — Дерен, Гаарод, Фархам — они все знают тебя, а я нет. Ты мой друг, и я хочу помочь тебе. Но ты не хочешь рассказывать. Я понимаю, что иногда сложно открыться другому человеку… — Кайри, — с нажимом позвал он, заставляя ее посмотреть на него. — Я все тебе расскажу. Она осеклась и сощурилась, словно не веря, что добилась желаемого. — Сейчас? — Да. Смелее. — Я знаю, кто ты, Орвис, — Кайри сердито отбросила пряди волос, которые закрывали глаза. Орвис уловил это движение, и ему вдруг стало не по себе. — Я видела портрет твоей семьи в королевской галерее в Солнечном Шпиле. Знаю, что Дерен — твой брат, а ты — последний наследник династии Гайдов. Ты принц. Ты должен был стать Королем Рипербаха. Губы Орвиса поджались в тонкую линию, челюсть напряглась. Кайри неумолимо, в свойственной ей манере, не отводила от него взгляда. — Давно ты знаешь? — С начала поездки. Почему ты не рассказал раньше? Если бы я знала, кто ты на самом деле, я бы… — Что бы это изменило? — перебил он. — Это только еще одна история из моего прошлого, и все. Я больше не имею ничего общего с сара-королями. — Но ведь ты был когда-то частью той жизни, — возразила горячо Кайри. — Как случилось, что ты отрекся от нее? — Это долгая, скучная и поучительная история, — пожал плечами Орвис и горько усмехнулся. — Не уверен, что ты захочешь слушать ее всю ночь. — А мы разве куда-то торопимся? — улыбнулась Кайри. — Я хочу лучше узнать тебя и понять, наконец, кто ты. Позволь мне это. Орвис давно не испытывал такого страха. Он чувствовал себя в точке невозврата. Он понял: после его рассказа все изменится. Скорее всего он потеряет Кайри, как и всех остальных, но Ассуи права: он должен хотя бы попытаться довериться кому-то, кроме себя самого. И он решился. — Хорошо, но хочу предупредить. Я уже говорил тебе, что узнав правду, ты во мне окончательно разочаруешься. Так вот — теперь для этого самое время. *** — Я родился ночью, во время редкой зимней грозы, — начал Орвис. — Я видел такое только раз: небо пронзают тысячи молний и становится светло как днем. Такие грозы называют «гневом королей» или «белыми раджигарами». Отец сам выбрал мне имя: он назвал меня в честь белого раджигара — верного соратника Рилоса Гайда. Кайри вспомнила изображение гигантского белоснежного зверя на картинах: сила и ярость грозовой бури, воплощенная в зверином обличье. Король Рилос считал это животное равным себе. — Мои родители, Король Дамарус и Королева Нае, долго были бездетны, поэтому мое появление на свет было долгожданным событием. С самого рождения у меня были лучшие воспитатели и учителя, отобранные отцом. Но через два года у меня появился брат. Моя мама была слаба здоровьем и умерла во время родов. — Ты помнишь ее? — тихо спросила Кайри и вспомнила свою маму, которой тоже не было в живых. — Только ее голос, — он поморщился, пытаясь вспомнить что-то еще. — Помню, что она пела мне колыбельные, но больше ничего. Отец был убит горем, когда узнал. Хотя его брак с Нае был политическим, как у всех в династии, он очень любил ее. Он даже не выбрал имя для второго сына, доверив это няням. Они назвали его простолюдинским именем Дерен. Кайри вспомнила светлые волосы Дерена и его зеленые глаза, и заподозрила неладное. Через секунду ее опасения подтвердились: — Позже я узнал, что отец считал Дерена бастардом, — добавил Орвис. — Королевский врач заявил, что у отпрыска Гайдов не может быть зеленых глаз и русых волос. Я никогда об этом не задумывался. Мне и тогда было все равно, и сейчас. — Но Дамарусу не было? — скорбно заметила Кайри. — Думаю, он отказывался признавать, что у матери была интрижка на стороне, поэтому во всем винил Дерена. Он ненавидел его за ее смерть, но и избавиться не мог. С самого раннего детства он избегал его. Наши с братом комнаты были в разных концах дворца. Воспитатели были разные. Отцу не нравилось, когда мы общались. Пока я рос уверенным в себе ребенком, достигавшем успехов в учебе, Дерен был предоставлен сам себе, как сорняк. У Кайри сжалось сердце. Она представила себе зажатого, хилого мальчика, загнанного в тесные каморки дворца, словно его «неправильные» зеленые глаза пытались спрятать от придворных. — В детстве мы тесно дружили, несмотря на недовольство отца. Нас объединял страх перед ним. Он был строг к нам обоим, но по-разному: от меня он требовал высших результатов, но учил и воспитывал, а его просто жестоко наказывал за малейшую провинность, не объясняя причин. Орвис забрал у Кайри палку и пошевелил угли, и те весело вспыхнули, разбрасывая искры. Его взгляд стал рассеянным, устремившись в прошлое. — Я рано понял, что стану Королем. В одиннадцать мне впервые позволили увидеть Аддон таким, какой он есть: без той показухи, которую устраивают, когда королевская семья проезжает по улице Гайдов. Я увидел больных детей, дерущихся за помои, проституток в темных переулках, попрошаек и нищих. Так я узнал, что помимо чистой улицы Гайдов и цветущих садов Не-Лива есть другой мир, в котором царит несправедливость. Когда после этой прогулки я вернулся домой, я впервые был приглашен отцом в Солнечный Шпиль. Помню, как я плакал, хотел помочь своим будущим подданным. Дамарус ответил, что мне предстоит вернуть королевству былую славу, когда я сяду на трон. Тогда я впервые захотел этого и стал учиться еще усерднее. — Дерен знал, что ты будешь Королем? — Он узнал в день моего четырнадцатилетия. Отец поставил меня перед собой и сказал: «В день празднования твоего четырнадцатого года жизни я называю тебя своим наследником и будущим Королем Рипербаха». В тот день у Дерена пробудились когти. Иногда это происходит, когда ребенок испытывает сильное эмоциональное потрясение. Для брата, которого шпыняли все детство, не любили и предпочитали не замечать, этот праздник стал последней каплей. Он обвинил меня в том, что я получил все хорошее лишь потому, что родился первым. Кайри сочувственно кивнула, обнимая руками колени. Не мог двенадцатилетний мальчик понять сложную гамму эмоций своего отца, считавшего его бастардом и убийцей матери, поэтому и выбрал Орвиса в качестве простой и понятной причины своих неудач. — Ты пытался объяснить ему, что не ты выбрал трон Рипербаха? — Конечно, но проблема была не в самой короне. Он возненавидел меня не за то, каким был я, а за то, каким меня видели другие. Он завидовал, что мне досталось все, а ему даже не был дан шанс. Наши отношения все больше портились, пока мы вовсе не перестали общаться. — В пятнадцать лет я с отцом объехал все королевство — от Рассветного океана до Лексон-Хаора, — небрежным взмахом руки Орвис показал сначала на восток, потом на запад. — Я увидел вечнозеленые леса Адара, шахты гор Рилоса, десятки городов, сел и деревень. В каждом городе мэры встречали нас с почестями, угощали местными блюдами и хвастались благоустроенными главными проспектами, но я видел другое. Нищета, болезни и грязь сопровождали нас везде, куда мы мы ни отправились. Рипербах находился в упадке. Тогда я возненавидел всех этих чиновников, которые жирели за счет бедняков. Бедняки же верили в Вандору, Ванеду и Чандру. Чем беднее они были, тем больше молились. Я не понимал, почему они не свергнут такого короля, как мой отец, если при нем им так плохо живется. — В Севенаке я увидел мальчика, замерзшего насмерть, — рассказал Орвис. — Он много дней пролежал в снегу, и никто его не искал. Я навсегда запомнил его остекленевшие глаза. Жизнь простых людей ничего не значила в Рипербахе: ее ценность была столь мала, что даже гибель ребенка не значит ровным счетом ничего. Орвис не стал рассказывать ей подробности: как споткнулся о ребенка, запорошенного снегом. Спокойное лицо шестилетнего мальчика, который лежал так, будто любовался зимним небом, навсегда отпечаталось в его мозгу. «На твоих улицах умирают дети! А ты сейчас наверняка ведешь нас в свой дворец, где тепло и стол ломится от еды. Так скажи мне, ты так и поступишь, пока тут трупы на улицах, да?» — кричал он на мэра Севенака, стоя под взглядом отца, придворных и охраны. Ему было все равно, он трясся от ярости, пока чиновник виновато оправдывался перед Дамарусом. Действительно, после этого случая мэр повел их в свой богатый дворец. Тогда Орвис понял, что всем все равно, и ничего не изменится. — Вернувшись, я, как все эти жирные мэры, стал вести праздную жизнь. Бега на раджигарах, вечеринки, алкоголь, случайные связи. Я никого не уважал и подавал плохой пример другим. Я отчаялся что-либо изменить и просто смирился. Я решил, что раз я ничего не могу сделать, то стану таким же королем, как и Дамарус: при мне будут процветать коррупция и вера, пока я делаю вид, что так и должно быть. Орвис видел полный заинтересованности взгляд Кайри и ловил себя на мысли, насколько иначе пошла бы его жизнь, если бы он стал таким королем. Если бы она увидела его в те годы, она бы ужаснулась. — В шестнадцать я взломал замок в запретную секцию королевской библиотеки. Не за знаниями, а просто от скуки. Меня тянуло ко всему недозволенному, как и всех парней моего возраста. Считалась, что информация в этой библиотеке опасна и способна невозвратно изменить мир. Там я и увидел архивы «Доброго Ока». — Так ты и узнал про Известный предел? — догадалась Кайри. Сара кивнул. — Я был поражен, когда увидел, что из себя представляют архивы, — заметил Орвис. — Это было за гранью моего понимания: компьютер с десятками тысяч файлов, содержащих информацию о таких технологиях, что никакой фантазии не хватит. — Хотела бы я его увидеть. — Вряд ли бы он тебя впечатлил. Но он меня так шокировал, что я не мог думать ни о чем другом, кроме знаний, которые давала эта штука. Границы моего мира внезапно расширились до бесконечности. Я узнал о тех, кто на тысячи лет опережает мою страну в развитии. Я был в ужасе, но и восторге тоже. Я вспомнил, каким королем я хотел стать: справедливым, мудрым, способным победить голод и болезни в Рипербахе. «Доброе Око» давало решение. — Ты нашел способ вывести Рипербах из упадка? — Нашел. Много лет я тайно изучал «Доброе Око». Развитые миры придумали экономическую систему, при которой население не бедствовало. Мальчик из Севенака не умер бы от голода в таких мирах. Я хотел, чтобы Хираэт шел по этому пути благодаря технологиям, которые всегда были у нас под носом. — Это очень амбициозный проект, — в глазах Кайри читалась смесь сомнения и уважения. — Как ты планировал сделать то, что не удавалось ни одному королю до тебя? — Я был слишком тщеславен и считал себя умнее других, — неохотно признал Орвис. — Настолько, что предложил свои идеи отцу. Однако он не стал слушать, потребовал все забыть и заявил, что я все пойму, когда сяду на трон сам. Просил подождать этого дня, но я ждать не собирался. Мне нужны были сторонники, и я показал архивы «Доброго Ока» своим лучшим друзьям: Фархаму, Тонвену и его невесте Рэми. Орвис заметил, как Кайри вздрогнула, услышав имя Рэми, но спросила она о другом: — Фархам был твоим лучшим другом? Орвис в очередной раз дал себе мысленный подзатыльник, представляя, как выглядел перед ней в день отъезда: дикарь, бросающийся на Фархама. — Был. Он и Тонвен позже стали двойными агентами в Солареме. Пользуясь связями и влиянием, мы рассказывали про архивы «Доброго Ока» другим. Наши идеи были понятны любому: архивы «Доброго Ока» должны быть открыты для всех, ученые Рипербаха должны иметь возможность изучать их и воплощать в жизнь технологии, которые позволят улучшить жизнь сара. Никто не должен голодать и умирать без лекарств. Королей должен был выбирать народ. — Никто вам не мешал? — Кто пойдет против принца и его друзей? Охрана нас боялась, а королевская власть плоха тем, что находится так высоко и не видит низов, а именно там мы и набирали себе сторонников. Я уже говорил тебе, что толпой управлять легко, особенно если обещаешь ей что-то хорошее. Кайри мелко задрожала, потерев озябшие плечи. Орвис подкинул в затухающий костер свежие ветки, поднялся, сходил за одеялом в свою палатку и укрыл Кайри, а сам сел рядом прямо на землю, касаясь плечом ее колена. Ему нравилось проверять границы, за которые его пускает ее некрисская натура, поэтому он постепенно и с азартом позволял себе подбираться к ней ближе. Каждое прикосновение давало разную реакцию: она могла возмутиться, отстраниться, или наоборот, потянуться к нему, как это было в темном коридоре гостиницы. В этот раз никакого эффекта не было: Кайри ничего не заметила и с любопытством ждала продолжения рассказа. — Долгое время ни отец, ни Совет Мудрых ни о чем не подозревали, и мы пользовались этим, чтобы из сказочников о неведомых мирах превратиться в мощное движение. — А Дерен? Как он отреагировал? — Мы тогда не общались. Поняв, что ему не стать королем, Дерен пошел в Соларем. Возможно, так он хотел добиться внимания отца. Ненависть ко мне стимулировала его работать так упорно, что он смог восполнить позднее пробуждение когтей и сделать в Солареме головокружительную карьеру. В четырнадцать он вступил в ряды Соларема, а в двадцать один он его возглавил. — пояснил Орвис. Орвис помнил свой последний мирный разговор с Дереном. Тот пришел к нему в новенькой форме капитана и предупредил, что это лишь вопрос времени, когда он получит приказ отца арестовать брата. В это время движение уже вышло за пределы города вместе с номерами многочисленных газет, листовками и лозунгами, и Орвис не стал его слушать. — Я предпринял последнюю попытку узаконить свою деятельность и вновь пришел к отцу. Он уже знал, что происходит, и в этот воспринимал меня всерьез. Он приказал мне остановиться, иначе не только мое правление, но и моя жизнь будет в опасности. — Он мог тебя убить? Родной отец? — Кайри удивленно подняла брови, но Орвис махнул рукой куда-то в сторону Аддона. — Не он. Дамарус старел и терял влияние, а мои идеи подрывали его репутацию. Совет Мудрых во главе с Шерой начал усиливаться и мог пойти на радикальные меры, если бы я не остановился. — Но ты не остановился, — заметила Кайри. — Наоборот, этот разговор только подстегнул меня. В тот день я ушел из дома. Бросил корону к ногам отца. Романтичный образ мятежного принца, рвущегося на свободу, сыграл мне на руку. Задушенный налогами и бедностью народ только обрадовался, что я отрекся от короны. Движение получило еще больше поддержки и даже собственный символ. — Журавль, — догадалась Кайри, поддернув пальцем цепочку. — Да. Знак нашей революции. Птица высокого полета в поисках лучшего места в мире. И символ надежды на то, что сара получат лучшую жизнь. — Но лишившись титула, ты стал обычным преступником. — Да, и Дерен лично предложил отцу свои услуги по поимке меня и моих союзников. Отец мог бы им гордиться, если бы умел: ему даже приказывать не пришлось. Ему надо было лучше относиться к Дерену — из него вышел бы достойный король. — Дамарус был с ним так жесток, но тот все равно предложил помощь? — Ненависть съедает, ты же помнишь? Все свои обиды он вымещал на мне, но всегда добивался любви отца, как бы тот с ним не обращался. В итоге он получил карт-бланш, и началась настоящая охота. Мы стали главными врагами короны. Соларем ловил моих сторонников, пытал и мучил, а мои двойные агенты разрушали его изнутри. Кайри замерла, понимая, что он подходит к кульминации истории. Свежие дрова разгорелись, но Орвису стало холодно, словно под ребрами бушевала снежная буря. Он будто переживал все события заново. Он заговорил медленно, подбирая слова. — Зимой прошлого года мы поняли, что надо переходить к радикальным действиям. Мы собрались на Главной площади, требуя открытия архивов «Доброго Ока» и отставки короля. Все знали, чем это кончится — отец бросил на нас все свои силы. Начались беспорядки, — с горечью в голосе сказал сара. — Дерен обещал королевское помилование всем, кто сдастся добровольно, остальных же убивали или сажали за решетку. И люди поняли, что Известный предел — ничто, когда речь заходит о собственной жизни. Кто-то сдавался добровольно, а кто-то бежал, как мой друг Тонвен. — Он же был твоим ближайшим союзником, — удивилась Кайри. — Да, но я его не виню, — пожал плечами Орвис. — Он хотел спасти семью, увезти Рэми подальше от всего этого. Но вот Рэми не согласилась с его решением, бросила его и осталась со мной. — Осталась как союзник или как девушка? — слишком поспешно спросила Кайри, и кончики ушей у нее покраснели. — В обеих ролях, — Орвису не хотелось говорить с Кайри о бывшей девушке, но она ведь хотела узнать всю правду, поэтому он не стал лгать. — Мы знали друг друга с детства и нравились друг другу, но понимали, что вместе нам не быть, потому что короли женятся по расчету, а не по желанию. Поэтому она вышла за Тонвена, но сразу бросила его, когда он захотел увезти ее от меня. Такой вот дурацкий любовный треугольник. — Все закончилось плохо? — догадалась Кайри. Орвис вспомнил, как однажды выкрикнул имя Рэми в присутствии Кайри. Наавин говорили, что он часто кричал его в бреду, приходя в себя после долгого перехода через пустыню Даск-Галлс. — Очень плохо, — подтвердил ее опасения Орвис. — Потому что Фархам тоже предал нас. Он был двойным агентом, но выбрал Соларем, и чтобы доказать свою верность, выследил Тонвена и убил его. А потом и Рэми, которая оказала сопротивление при аресте. Там, на пороге моего дома. Кинжалом в спину. А я сидел в клетке и ничего не смог сделать, чтобы ему помешать. — Теперь я понимаю, почему ты накинулся на него. Кайри не то вздохнула, не то всхлипнула. Орвис вгляделся в ее лицо и понял, что она побледнела. Ее рука порывисто дернулась, словно она хотела дотронуться до него, но в последний момент передумала. — Ты ее любил? — осторожно спросила она. Орвис не спешил отвечать на этот вопрос, задумчиво зарываясь носками ботинок в землю. Образ рыжеволосой девушки с большими синими глазами не покидал его с самого дня ее смерти, но это не был образ любимой. Она напоминала ему о его неспособности защитить друзей, о его беспомощности и совершенных ошибках. — Не так, как должен был, — виновато вздохнул он. — Я знал ее лучше всех, но если бы я любил ее по-настоящему, я бы отправил ее с Тонвеном и защитил их обоих. Вместо этого я позволил ей остаться и обрек на смерть. Что оправдывало меня тогда, кроме нежелания оставаться одному после того, как друзья предали меня? Они оба мертвы из-за меня. Да, Фархам убил их, но именно я виновен в этом, и мне придется жить с этим. С ночной охоты вернулись Нерби и Енара. Оба подошли к сидящим у костра, втягивая носом влажный воздух. Нерби лизнул в щеку Кайри и лег рядом с ней на земле, положив голову у ее ног. Белоснежная Енара наклонилась к Орвису, получив от него ласковое проглаживание под челюстью, а потом вытянулась возле него во весь рост. Она не сводила с него своих огромных любящих глаз. — А что было дальше? — спросила Кайри у Орвиса, поглаживая пальцами жесткую шерсть Нерби. — А дальше ничего не было, — глухо отозвался сара. — Кто-то выдал мой тайный дом, меня арестовали. Восстание было обезглавлено, беспорядки утихали, а власти начали череду судов и приговоров разной степени тяжести. Меня посадили в городскую тюрьму, пытали, допрашивали. Дамарус приходил ко мне в перерывах между пытками и просил раскаяться в содеянном, чтобы приговор не был так суров. Я не отказался от всех своих убеждений и требовал суда. Орвис вспомнил, что не так давно Кайри просила его о том же. Он говорил с ней так же, как и с отцом: упрямо настаивал на своем, будучи неспособным на уступки. Хорошо, что Кайри удалось то, чего не смог Дамарус. — Накануне суда я узнал о смерти отца. Сердце, — хрипло проговорил Орвис, и Кайри внимательно взглянула на его лицо. Костер снова начал затухать, и было сложно увидеть его глаза, но сара все равно отвернулся, чтобы не встретиться с Кайри взглядом. — Я не видел его похорон. После этого Шера, будучи еще вергаром, исполнила последнюю просьбу отца, высказанную на смертном одре, и изменила смертную казнь на изгнание. Разница была невелика: никто не ждал, что я выживу в пустыне. После унизительной порки, шрамы от которой ты видела на моей спине, я покинул Рипербах. «Так вот бесславно закончилась история наследника Рипербаха, сражающегося за мир, в котором он даже никогда не был», — грустно подытожил Орвис, но вслух ничего не сказал. — Что делал Дерен? — решилась спросить Кайри. — Он не пытался помешать? — Он сам привел приговор в исполнение, — зло хохотнул Орвис. — «Орвис Дамарус Гайд, вы приговорены к пожизненному изгнанию из королевства Рипербах», — он похоже изобразил манеру речи Дерена. — Ну, а дальше ты знаешь. Я прошел пустыню Даск-Галлс, добрался до деревни, где Дарвелл вытащил меня с того света. Затем я встретил тебя. Небо серело. Холодный ветер потянулся по взгорью и всколыхнул низенькие языки костра, которые поспешно прижались к обуглившейся древесине. Мир замер перед рассветом, пронизанный сонной тишиной. Кайри застыла, словно превратившись в статую. Одна ее рука лежала между ушей Нерби, пальцы другой руки сгибались и разгибались, выдавая ее волнение. Орвис тоже сидел неподвижно, склонив голову. Искорки от костра плясали в их зрачках. — Прости, что заставила тебя заново пережить это, — голос Кайри прозвучал сдавленно, словно ей было тяжело говорить. Орвис давно заметил, как чутко она ощущает боль других — будто свою собственную. — Ты мне доверяла, а я тебе — нет, — прямо сказал он, хотя понимал, что это звучит неприятно для нее. — Но ты мой единственный друг и заслуживаешь правду. Теперь ты понимаешь, почему я так долго не хотел тебе ее открывать? — Орвис, я… — Пока ты не знала, кто я и что натворил, я был для тебя другом. Не уверен, что у меня осталось право быть им теперь. — Конечно осталось, — удивленно произнесла девушка. — И я могу понять, почему ты пошел на это. Он пристально посмотрел в ее серые глаза. Вдруг стало больно. «Кричи на меня, бросайся обвинениями. Потом уходи, как все остальные» Это было бы достойное для него наказание, страшнее любого изгнания. Но Кайри продолжала быть его другом и защищать его, и ее чистая преданность выбила его из колеи. Так делали Рэми, Тонвен и даже отец, а он не был достоин даже малой толики этой преданности. Он вскочил, сжав голову руками, словно у него началась мигрень, а потом обернулся и повысил голос: — Как ты можешь это понять? У меня было все — целый мир лежал у моих ног. Вместо этого я рванулся за идеей, которая была обречена на провал. Я предал свою семью. Я убивал сам, другие убивали и умирали за меня. Тонвен, Рэми, мой отец и еще много тех, кого я даже не знал! Столько крови на моих руках, Кайри, а ты говоришь, что понимаешь. Она не вздрогнула от его крика, не отвела от него взгляд. Все его ненавидели, включая его самого, но не Кайри. В глубине души он хотел, чтобы кто-то смотрел на него так, как она, хотя и не заслуживал этого. Орвис отступил на несколько шагов, дрожа всем телом, и отвернулся, не выдерживая ее взгляд. Затем он услышал тихий шорох и почувствовал ее прикосновение. Кайри встала позади него и осторожно обняла, прижавшись к покрытой шрамами спине. Он вздрогнул, словно ощутил боль, но не отшатнулся. — Какого цвета были глаза у мальчика из Севенака? Орвис снова вздрогнул. Оно снова было у него перед глазами: белое изможденное личико, запорошенное снегом. Кайри безошибочно нашла событие в его жизни, сломавшее его, сделавшее его таким, какой он есть. — Не знаю. У них уже не было цвета. Наверное, когда-то они были голубыми. — Ты не хотел, чтобы с другими детьми случилось то же, что и с этим ребенком. Я могу это понять. — И ты не осуждаешь? — он сжал кулаки, подавляя дрожь. — Нет. Когда ты узнал, что сделала я, ты меня не осудил, — тихо сказала она, уткнувшись лбом ему в спину. Он чувствовал ее тепло сквозь куртку. — Поэтому и мне не важно, что было в твоем прошлом. Я всегда буду на твоей стороне, даже если все будут против тебя. От ее слов у него на глаза навернулись слезы. Он был стойким, когда он был один, но когда его поняли, сдерживаться едва получалось. Он крепко сжал челюсть и накрыл ладонью руку Кайри, лежащую на его груди. — Но все сделанное не исправить. — Не исправить. Но можно построить что-то новое, совершить что-то важное, чтобы тебя снова считали хорошим человеком. И начать нужно с себя. Орвис, никто из твоих врагов не осуждает тебя настолько сильно, как ты сам себя осуждаешь. Ты должен простить себя. Он повернулся к ней, и теперь уже Кайри оказалась в плену его рук. Он прижал ее к себе, уткнулся подбородком ей в макушку и погладил по голове, часто моргая. Волна ее тепла будто поглотила его, злость сменилась чувством нежности и привязанности к этой отзывчивой девушке. — Я не уверен, но может быть, я уже сделал шаг к этому. — Правда? — Я ведь отказался от своих убеждений. Из-за тебя. — Из-за меня? — тихо переспросила она. — Да. Я совершил много ошибок, но не в этот раз. Я выбрал тебя, а ты хороший человек. Может, это значит, что и у меня еще есть шансы стать хорошим человеком? Он хотел сказать ей, что путь, который он выбрал, был неверным, но он привел его к Кайри. Она появилась в самый темный период в его жизни и стала его единственным шансом на искупление. До нее он и не надеялся, что появится человек, рядом с которым ему захочется стать лучше. И когда у него был выбор, он выбрал не терять ее. Вдруг зашипела рация, и они оба как будто очнулись. Кайри выскользнула из его рук и приняла сигнал. Лицо Лютора было испуганным и усталым. — Мисс Корнолли, — позвал он. — Как скоро вы будете на месте? Кайри вопросительно подняла глаза на Орвиса, который жестом показал, что идти осталось немного. — Полагаю, сегодня, — ответила она и вдруг забеспокоилась. — Что-то не так? — Нет… Нет, все нормально, — неуверенно протянул он. — На меня снова напали эти ящеры. Один ранил меня в ногу. — Рана серьезная? — взволнованно спросила она. Лютор поморщился. — Нет, совсем нет, но… Она чертовски болит, и нога опухла. Я оказал себе первую помощь, но это не помогло… Мне нужен врач. Вы ведь врач? — Да, Лютор, — заверила Кайри. — Держитесь, мы идем так быстро, как можем. — Поторопитесь, — простонал он и отключил связь.