***
Вечером она расчесала волосы и посмотрелась в зеркало. Если бы можно было учиться в университете, как мужчинам. Если бы можно было не выходить замуж и не зависеть от дяди или мужа… Быть свободной, полагаться только на себя, самой зарабатывать себе на жизнь… Патрисия с грустью поправила ночную рубашку и вздохнула. Почему дядя так мечтает выдать ее замуж? Неужели он не понимает, что после скандала с кузеном Патрисия будет желанной невестой только для охотника за приданым? Семья Тенорио баснословно богата, и многие мужчины закрыли бы глаза на похождения Жуана и согласились на брак с его сестрой только ради денег. И дальше ее жизнь превратится в кошмар. Патрисия станет тенью мужа. И он бы имел полное право закрыть ее дома, распоряжаться деньгами семьи, а она бы не могла ничего делать без его позволения. С другой стороны… Она взглянула в зеркало. По местным меркам Патрисия далеко не красавица. Да, у нее было овальное лицо с высоким лбом, точеными скулами и прямым носом. Но вот губы были недостаточно полными, а глаза большими и широко посаженными. Из-за этого иногда ее взгляд казался каким-то пугающим и загадочным. Многих людей, к тому же, сбивало с толку то, что глаза Патрисии меняли цвет в зависимости от освещения. То казалось, что они нежно-голубые, как дорогой персидский шелк, то зеленые, как листья мяты. Но хоть она и миловидна лицом, бдительные дуэньи, служанки и потенциальные свекрови, наверное, уже успели перемыть ей косточки после воскресных месс и посетовать, какая она худенькая и бледненькая. Ведь до сих пор все пожилые женщины свято верили, что полнота невестки и широкие бедра — это легкие роды и здоровое потомство. А мужчин уж точно смутил ее высокий рост. Вряд ли она понравится высокородным молодым людям и их матушкам. В добавок к ее неудачной внешности у нее слишком непростой характер. Патрисия не умела льстить, кокетничать с мужчинами и говорить им комплименты. С одной стороны, характер у нее был вполне спокойный, и она всегда была приветлива и вежлива, но все равно предпочитала держаться в стороне, наедине со своими мыслями. До сих пор она осталась закрытой и замкнутой для местных людей, словно помня те годы, когда она оказалась в чужой стране, не зная ни слова по-испански. Даже спустя много лет Испания не стала для нее родным домом. Конечно, Патрисия привязалась к матушке-настоятельнице и другим воспитанницам, но до сих пор тосковала по Франции и по той жизни, когда мама была жива. Если бы тогда она имела те знания, которые у нее есть сейчас. Она бы вылечила матушку и не дала ей сгореть от лихорадки. Если бы можно было все вернуть… Патрисия встала и достала из стола портрет мадам Вирджини и с печальной улыбкой провела по нему кончиками пальцев. Затем вытерла слезу и положила портрет на стол. Да, она лицом похожа на маму, но она не будет такой, как она. Она никогда не выйдет замуж и не будет зависеть от мужа! Надо найти возможность избежать брачных уз.***
Наутро она пришла в храм вместе с молодой горничной, и падре проводил их после мессы в большую комнату, которая была между его кабинетом и входом в библиотеку. Патрисия села на диван и посмотрела на большие полки, заставленные книгами и склянками. Почти все эти книги, к ее великой радости, были на латыни. — Я сейчас отлучусь, и если кто-то придет, ты их примешь, спросишь о самочувствии и все запишешь. Я потом подойду и посоветую лечение. — Хорошо, падре, — кивнула Патрисия. — И не забывай быть осторожной, дочь моя. Мне совсем не хочется, чтобы ты заразилась. Уже через полчаса пришел мужчина с маленьким сыном, у которого сильно чесались руки и лицо. Увидев Патрисию, они поначалу смутились, но она приветливо усадила их, надела перчатки и осмотрела мальчика. — Когда хворь началась? — Вчера. Мы решили сразу же зайти к падре, — пробормотал отец, сжимая в руках шапку. — Правильно сделали. Патрисия взяла чернила и написала рецепт мази. Пока болезнь не стала серьезной, можно воспользоваться снадобьем из чеснока, лопуха и угля. — Уже первый больной заглянул? — улыбнулся вернувшийся падре и перекрестил своих просителей. — Падре, у него чесотка. Я думаю, нужно это снадобье использовать, — Патрисия протянула падре Мигелю свои записи. — Да, дочь моя, все верно! — улыбнулся падре, осмотрев мальчика. — И не забудьте прокипятить и выстирать все его белье и одежду. И ему самому нужно хорошо вымыться, прежде, чем наносить лекарство, — прибавила Патрисия, и священник кивнул. — Да, сеньорита, так и сделаем. А это вы вылечили Ребеку с рынка? — спросил отец у мальчика, уже прощаясь. — Да, я ей помогла. — Пурита и Магнолия уже всей округе рассказали о вас! Вижу, они не зря вас хвалили, сеньорита. Храни вас Бог. — У тебя легкая рука и талант к врачеванию, — заявил падре, когда Патрисия направилась домой спустя несколько часов. На прощание он подвел ее к старинной фреске и добродушно сказал: — Дочь моя, это будет твоя покровительница. Богоматерь-целительница Ла Вирхен-де-лос-Ремедиос. Если ты затрудняешься с лечением, помолись ей. Возможно, ты найдешь решение. Патрисия увидела старое изображение на стене. Богоматерь выглядела такой хрупкой, но казалось, что от нее исходит какая-то теплая умиротворяющая сила. Падре поведал, что в соборе уже никто не помнил имени художника. Знали лишь, что эта фреска была создана в четырнадцатом веке. И Патрисия помолилась Богоматери, прося помощи в ее врачевании. И вновь вспомнила о монастыре. Может быть, ей все-таки стоит вернуться в Кадис и стать монахиней?***
С этого дня она каждый день несколько часов проводила в храме в обществе падре и своей горничной. И ей было хорошо. Казалось, что вся боль уходит, и она забывает о погибшем кузене. Она приветливо относилась к простым людям, приходившим в собор, давала им советы, утешала их и советовала разные снадобья. Каждый раз, когда Патрисия приходила в собор, падре рассказывал ей о фресках, капеллах, о том, как создавали величественную постройку их предки. Люди тянулись к юной девушке. Бедняки видели, что она занимается помощью им не ради сохранения репутации семьи, а потому, что она искренне хочет им помочь. Патрисия помогала тем, кто маялся от простуды, кто сорвал спину, работая в саду и поле, даже дала пару советов беременной торговке с рынка, чтобы дитя в утробе стало крепче и здоровее. Ей нравилось видеть, как люди выздоравливают и благодарят ее. Падре Мигель за пару недель стал ее верным наставником. Чтобы девушка не тосковала во время траура, падре позволил ей также приходить в библиотеку собора. Патрисия давно не видела такого богатого собрания книг. И с восторгом ходила по большому темному хранилищу. Многие книги хранились в соборе уже несколько веков, но и падре внес свою лепту и приобрел множество литературы по географии, истории, врачеванию, религии, разным научным исследованиям и даже по покорению и просвещению нынешних колоний испанской Короны. — Можешь брать, все, что пожелаешь, дочь моя. Хотя бы так скрасишь свои дни, — с теплотой улыбнулся он, перекрестив свою новую питомицу. — Спасибо! — искренне улыбнулась Патрисия. Патрисию привлекали трактаты по медицине, и она каждую неделю приходила и брала их в библиотеке храма. Многие книги были на латыни, но ее это не смущало. Хоть этот язык был на порядок сложнее испанского, но Патрисия лучше понимала его, умела читать, писать и даже говорить. По-испански она до сих пор говорила с акцентом и иногда путала ударения в словах. Мать не стала учить ее языку покойного отца, надеясь, что дочь никогда не вернется в Севилью. Но судьба распорядилась иначе… — Я сам когда-то долго думал, какой факультет выбрать: богословский или медицинский… Решил стать священником, но медицина мне до сих пор интересна, — признался ей падре, показывая увесистый том о кожных болезнях. — И мне тоже… — Я тебе так скажу, дочь моя: у тебя дар от Бога, — с улыбкой говорил он девушке. Патрисия замерла, а затем робко пробормотала. — Падре Мигель, уговорите дядю Луиса, чтобы он отпустил меня в Кадис. — Зачем? — удивился падре. — Я хочу снова вернуться в монастырь. Падре Мигель покачал головой, а Патрисия продолжила: — Дядя хоть и позволил мне помогать вам, но очень недоволен моим решением. Он каждый день говорит, что хочет выдать меня замуж. А я боюсь, что будущий муж мне не позволит заниматься врачеванием. Наверное, лучше всего стать монахиней… Падре сел напротив и строго посмотрел на нее. Хоть он и знал Патрисию всего несколько недель, но видел, что она никогда не сможет жить в монастыре. Под внешней скромностью прячется сильный и настойчивый характер. В ней нет той покорности, которая ожидается от монахини. — Так не годится. В монастырь идут, когда хотят служить только Богу. А ты хочешь стать монахиней ради врачевания. Патрисия покраснела. Падре своим метким замечанием задел ее за живое. В глубине души ей не хотелось сидеть всю жизнь в келье и молиться. — И ты должна продолжить род Тенорио. Раз твой кузен погиб, на тебя ложится этот долг. — Почему? Я не хочу отвечать за грехи своего брата! — возмутилась Патрисия, вскочив со стула. — Разве я виновата, что Рафаэль его убил? — Не виновата. Но на все воля Божья. — Рафаэля я никогда не прощу! — вспыхнула Патрисия направилась к выходу из кельи, взяв книгу. — Не забывай, дочь моя, что твой кузен толкнул его на этот шаг. И только Бог может судить и прощать Рафаэля, — мягко, но строго сказал падре Мигель. — Простите, падре, я пойду. Спасибо. Патрисия убрала книгу в корзинку и подошла к иконе Богоматери-целительницы. Знать бы, как выглядит этот Рафаэль! Изабель не хочет признаваться, кто он, а зря! Она бы с ним поквиталась! Этот офицер своей проклятой вспыльчивостью сломал ей жизнь, сам того не ведая. Патрисия выдохнула. Главное сейчас — обрести свободу и избежать брака с тем, кого выберет дядя Луис. Спустя некоторое время Патрисия перекрестилась и обернулась. Около фрески стоял Игнасио с приветливой улыбкой. Она зарделась и опустила глаза. — Добрый день, сеньорита, — тихо сказал он. Его почтительный тон заставил ее еще больше покраснеть. Игнасио все-таки догадался, что она не служанка! Только этого не хватало! — Здравствуйте. Как ваше здоровье? — сбивчиво пробормотала она. — Спасибо, сеньорита Патрисия. Все хорошо. Вы и в самом деле отличная целительница. Я уже узнал, как вас благодарят люди. Вы помогли не только мне. — Я рада, что вы поправились. Мне пора идти. Дядя будет беспокоиться. Она уже хотела уйти, но Рафаэль встал у нее на пути и тихо сказал: — Я приношу извинения за свою неучтивость, — он галантно поклонился, — было глупо с моей стороны счесть вас служанкой… Вы же образованная высокородная сеньорита. — Вам не за что извиняться, сеньор Игнасио. — И все же по моей вине вы подвергли себя и свою репутацию опасности, сеньорита. — Не думайте об этом. Я должна была помочь вам. Рафаэль не ожидал этого ответа и замер на мгновение. И Патрисия решила нарушить тягостное молчание. — С моей стороны тоже было неосмотрительно выйти из дома без служанки. Но тем вечером часть слуг уехала с дядей, а оставшиеся слуги были очень заняты. И я решила сама сходить на рынок. Мне это было нетрудно. Рафаэль замер, глядя в ее голубые глаза, а затем улыбнулся. — И невольно вы выручили меня. Вы очень смелая. Патрисия никак не отреагировала на этот комплимент и лишь прибавила: — Я думаю, мы оба должны молчать об этой ситуации. Никому не стоит знать, что я выходила из дома одна, а вы… — она запнулась. — Перебрал вина и попал в такую нелепую передрягу! — Рафаэль еле слышно усмехнулся и прижал ладонь к груди. — Вы правы. Это будет наша тайна. Можете быть спокойны. Я вас ничем не скомпрометирую. Даю слово. Патрисия улыбнулась в ответ и наклонила голову. — Мне пора. Всего хорошего. Поправив кружевную мантилью, она направилась к выходу, а Рафаэль замер, столкнувшись с пристальным взглядом падре. Неужели он все-таки услышал их разговор? Он вежливо кивнул падре и спустя мгновение ушел из собора. За пару недель слух об умелой и приветливой сеньорите Тенорио разошелся по всей округе. И Рафаэль прекрасно знал, что падре Мигель хорошо разбирается в людях. Он бы не стал поддерживать девушку просто так. Может быть, Патрисия все-таки непохожа на своего развратника-кузена? И он зря так нелестно отзывался о ней?