***
Проспать не удалось. Патрисия проснулась через два часа, быстро умылась, расчесалась, оделась и стала скептически осматривать себя в зеркале. Она сбежала из Севильи налегке. Все-таки придется занять еще денег у Дарио и купить хотя бы два платья. От этой мысли ей стало неловко. Ей хотелось поскорее обрести независимость, но ближайшие недели придется волей-неволей зависеть от Дарио. Она вспомнила ту ночь, когда он пришел в ее комнату, и залилась краской. Патрисия поежилась при мысли, что еще чуть-чуть, и Дарио бы сделал ее своей! Эта мысль ей совсем не понравилась. Ей не нужны мужчины, и уступать желаниям Дарио она совсем не хотела. Он ветреный, непостоянный, и ей это совсем ни к чему. Но было и другое, что ей совсем не нравилось. Почему ей привиделся Рафаэль? И почему она вновь вспоминает о нем? Он остался в прошлом, как и та неделя в деревне! Патрисия должна забыть об этих днях. Она быстро закрутила волосы на затылке в тяжелый узел, заколола их шпильками и набросила накидку на плечи. Надо спешить. Постараться все сделать в ближайшие дни. Только бы поверенный согласился ей помочь за короткое время. Время в карете, когда она ехала в дом мадам Анжелик, показалось ей вечностью. Сонный лакей пошел сообщать о ее приезде, и Патрисия едва не обругала его за медлительность. — Прошу вас, мадемуазель, — он взял у нее накидку, и Патрисия едва сдержалась, чтобы не броситься в уютную гостиную с темно-бордовой мебелью. — Добрый день! — Девочка моя! — мадам Анжелик встала с кресла, подошла и расцеловала Патрисию в обе щеки. Ей пришлось привстать на цыпочки, а Патрисии слегка наклониться. Затем мадам улыбнулась и покачала головой. — Ты настоящая красавица. Вся в маму! Патрисия грустно улыбнулась и подумала, что нужно навестить сегодня могилу матушки. — Я так рада, что вы мне ответили. — В твоем письме была отчаянная мольба. И женщины нашего клуба похлопотали о тебе. Мы тебе поможем. Как твоя матушка помогала разным людям в бедственном положении. — Как помогла вам! — тихо сказала Патрисия и тут же осеклась, но мадам ничуть не обиделась и тихо прибавила: — Да, мой муж промотал все мое приданое, заложил дом и мои драгоценности. И после его смерти от пьянства осталось множество долгов. Если бы не твоя мама, мы бы оказались на улице… Патрисия вспомнила, как рыдающие мадам Анжелик с дочерью прибежали к маме, и та утешала их и обсуждала с поверенным, что можно сделать, чтобы вытащить их из долговой ямы. После года тяжб удалось выкупить кое-что и вытащить мать с дочерью из нищеты. Мадам Анжелик стала верной соратницей матери в женском клубе. — Я в неоплатном долгу перед твоей мамой и не брошу тебя, — улыбнулась мадам Анжелик и распорядилась подать кофе. — Адвокат Дюбон еще работает? — Конечно. Даже его бюро в том же доме осталось. Он ведет мои дела и отвечает за твое наследство, насколько я помню. — Да, верно. Мне нужно в ближайшее время обратиться к нему. — Патрисия, дорогая моя, расскажи, к чему такая спешка! — поинтересовалась Сесиль, входя в гостиную. Подруги расцеловались и обнялись, приветствуя друг друга. — Ну ты и выросла! — захихикала Сесиль. Патрисия засмеялась, ничуть не обидевшись. В двенадцать лет Сесиль была на полторы головы выше ее, и никто не мог подумать, что Патрисия перегонит подругу на целую голову! — Куда ты так спешишь? — спросила Сесиль, когда они все вместе стали пить кофе. Патрисия поколебалась и еле слышно пробормотала: — Я сбежала с собственной свадьбы! Женщины поперхнулась кофе, а Патрисия прибавила: — Я прихватила документы с собой и убежала в ночь накануне свадьбы из дома. Один человек помог. Сесиль перекрестилась. — Тебя за старика хотели выдать? — Нет. Дело не в этом. Я хочу учиться на врача. А не ездить вслед за мужем по всей Испании! — Военный? — хихикнула Сесиль. — Да… — Чтобы жить с военным, надо быть очень терпеливой! — кивнула мадам Анжелик. — Патрисия, ты очень отчаянная девица! Убежать перед свадьбой! — хмыкнула Сесиль. — Мало женщин могут похвастаться таким. — К тому же, мой жених любит другую. Не хочу их счастье рушить. Женщины замолчали. — Я видела одну «лазейку» в завещании матушки… Но действовать надо быстро. Пока меня не нашли. Мадам Анжелик кивнула, словно вспоминая своего мужа. — Если бы я так могла в свое время сбежать перед свадьбой… Но, с другой стороны, я рада, что муж подарил мне Сесиль. Это единственное хорошее, что он дал мне. И то, о чем я никогда не пожалела. Сесиль засмеялась и смущенно призналась. — А я замуж выхожу через месяц! За инженера. Патрисия отложила круассан и еле слышно откашлялась. Надо же! Она соврала дяде, читая письмо от маминой приятельницы, но в одном моменте невольно оказалась права. Сесиль выходит замуж. — Учиться она не хочет! — с шутливой укоризной бросила мадам Анжелик. — Я не такая бунтарка, мама. Мне хватило с избытком пансиона! Учиться я не хочу. Я хочу семью и детей! — Каждому свое! — дипломатично кивнула Патрисия. — Завтра же идем к поверенному. Я помогу тебе, моя дорогая.***
Патрисия отказалась остаться на обед и извинилась перед мадам, поскольку обещала встретиться с Дарио. Она приехала в ресторан, о котором они договорились, но весь обед она была молчаливой и задумчивой. — Патрисия, что происходит? — Дарио, мне нужно действовать быстро. Прости. — Я хочу помочь. Что нужно сделать? — Пока ничего! У меня много безотлагательных дел. Мне пора. Дарио фыркнул, но Патрисия уже выбежала из ресторана и скрылась за углом. Он ударил по столу. Что эта девица задумала? Он быстро рассчитался и вышел, но Патрисия уже убежала в неизвестном направлении. Он поймал взгляд какой-то девицы, несущей корзину с бельем. Девушка улыбнулась и с неприкрытым интересом стала рассматривать его лицо. А затем призывно подмигнула. Дарио ухмыльнулся. Похоже, что и здесь найдутся красавицы, которые скрасят его досуг… И он направился к ней.***
Патрисия после обеда отправилась на кладбище вместе с мадам Анжелик и Сесиль. Они все же настояли на встрече после обеда. На глаза у Патрисии навернулись невольные слезы. — Как видишь, мы заботились о ее могиле. Патрисия оставила цветы и вытерла глаза. А затем оставила цветы бабушке и дедушке. Бабушки не стало, когда Патрисии было всего два года, и ее она почти не помнила. Мама рассказывала, что она была молчаливой и незаметной женщиной. А дедушка скончался, когда Патрисии исполнилось десять, и мать осталась наследницей всего их состояния. — Я думаю, матушка тебя поддержит во всем! — ободряющее сжала ее руку Сесиль. — Да… она этого тоже хотела. Это была правда. Мама с другими женщинами «Женского союза» несколько лет продвигала закон об образовании, но удалось добиться лишь роли вольных слушательниц. И лишь в этом году вышло постановление, что есть возможность учиться наравне с мужчинами, получать дипломы и овладевать профессией. Мадам Анжелик и Сесиль удалились в сторону, и Патрисия присела на корточки у могилы. — Матушка, я клянусь тебе, что буду твоей достойной продолжательницей. Клянусь, что я получу образование! Я стану врачом, любой ценой! И ни один мужчина не сделает меня несчастной! Она вытерла слезы и встала прямо, а затем перекрестилась. — Патрисия, может быть, ты поживешь у нас? — спросила мадам Анжелик. — Это ведь лучше, чем ютиться по съемным комнатам. — Я не хочу сейчас выдавать себя. Дядя видел, что я письмо отправляла на ваш адрес. Вдруг решит приехать сюда… — Тогда верно. Патрисия села в карету, и женщины довезли ее до апартаментов. И весь вечер она напряженно раздумывала о своей дальнейшей жизни. Пять лет назад ее увезли из родного дома, но теперь она вернулась. И очень надеялась, что сможет здесь остаться и не прятаться от дядюшки!***
Поверенный Дюбон принял Патрисию с утра на следующий день. Патрисия осмотрелась в его кабинете и нерешительно присела на стул около стола. Бюро казалось мрачным, но темно-зеленая скатерть и светлые шкафы с документами показалась ей успокаивающей. — Вы такая взрослая, мадемуазель. Я рад вас видеть в добром здравии. — Спасибо. Прошло пять лет, как меня увезли в Испанию. — Значит, вы желаете жить самостоятельно? — Да. — Кто является опекуном? Ваш кузен Жуан Тенорио? Мне пришло письмо из Севильи, что месье Тенорио-младший стал вашим опекуном. — Сначала моим опекуном был Жуан. Но в прошлом году он погиб, — пробормотала Патрисия, вспоминая довольную улыбку кузена, и стиснула в пальцах носовой платок. Повисла пауза. Даже пришедшая с ней мадам Анжелик растерянно замолчала. — Мои соболезнования. Не знал. — Теперь опекунство возложено на его отца, дона Луиса. — Да? — Когда мне было шестнадцать, кузен пообещал, что по достижению мною восемнадцати лет он откажется от опекунства, позволит мне вернуться в Париж и жить самостоятельно. Но теперь опекуном стал дядя Луис, и он даже слышать ничего не хотел о моем отъезде. Дядя решил выдать меня замуж против моей воли. Настаивал, что я должна остаться в Севилье. — В большинстве случаев по закону девушки до вступления в брак должны находиться под опекой, — кивнул адвокат. — Давайте прочтем завещание матушки, — твердо потребовала Патрисия. — Да. Адвокат открыл папку и зачитал следующие строки: — «Моя дочь, урожденная Патрисия Артенсия Тенорио де Атталь, будучи моей единственной законной наследницей наследует все мое состояние: доходный дом и всю его обстановку, загородное имение семьи Атталь и счет в банке. В случае моей преждевременной кончины опекуны обязуются сохранить ее состояние и не имеют права расходовать его на свои собственные нужды. По достижению моей дочерью восемнадцатилетнего возраста она может распорядиться наследством по своему усмотрению. Если мадемуазель Тенорио де Атталь изъявит желание открыть свое дело, вступить в брак или продолжить образование (в качестве студентки или вольной слушательницы) опекун обязуется незамедлительно передать в ее распоряжение все капиталы и собственность и не оспаривать мою последнюю волю и ее решение…» — Вот именно! — воскликнула Патрисия. — Кузен знал об этом! — Да… Ваш кузен ознакомился с завещанием, одну копию оставил у себя, а вторую заверил у севильского нотариуса и прислал письмом мне, когда стал вашим опекуном, — задумчиво кивнул поверенный, — он признал свое согласие с условиями завещания. — А дядя Луис или не знал, поскольку он не говорит по-французски, или решил умолчать это обстоятельство! Повисла тишина, и мадам Анжелик сердито посмотрела на поверенного. — Так что я имею право получить наследство? — жестко спросила Патрисия. — Никакие согласия дяди не должны быть мне указом! — Вы желаете выйти замуж? Или открыть свое дело? — Я буду поступать в университет. На медицинский факультет. Месье Дюбон закашлялся и недоуменно приподнял одну бровь. — Вы хотите учиться? С мужчинами? — Именно так, — холодно отрезала Патрисия. — «Женский союз» поручился за мадемуазель Патрисию и еще двух женщин. Университет не возражает против того, чтобы они сдали экзамены, — подтвердила мадам Анжелик. Месье Дюбон пробежал глазами завещание и кивнул: — Мадемуазель, вы можете получить деньги и вступить в наследство, когда сдадите экзамены. Думаю, через три недели будут готовы документы. — Да, я видела это уточнение. — Что ж… тогда желаю удачи. Я к вашим услугам, — месье Дюбон встал и протянул Патрисии руку, — по любому вопросу вы можете прийти ко мне. — Спасибо. — Для меня это честь. Ведь ваша матушка во многом обеспечила мне клиентуру. — Ваша репутация делает вам честь. Патрисия распрощалась с поверенным и решила поехать в университет, чтобы отдать документы и заявить в письменном виде о своем желании учиться. — Ты вовремя приехала, моя дорогая. Еще неделя, и уже бы тебя не записали, — улыбнулась мадам Анжелик. — Пришлось задержаться из-за непредвиденных и безотлагательных обстоятельств. Патрисия вспомнила вновь Рафаэля и ту неделю в его доме. Она почувствовала, что краснеет, и тут же стала вытирать лицо носовым платком. Никто не узнает о неделе наедине с севильским офицером Эрнандесом!***
Женщины вышли из кареты около медицинского факультета, и Патрисия почувствовала, как у нее подгибаются ноги. Правильно ли она поступает? Высокое светлое здание с лепниной и скульптурами молчаливо возвышалось перед ними. И черный памятник у центрального входа словно приветствовал их. Памятник, который олицетворял известного французского врача и философа, Мыслителя, который в Революцию вел за собой людей. И для Патрисии этот человек был духом самой Франции. Университет пережил Революцию, бунты, войны, стал свидетелем истории нескольких веков. И вот теперь он должен распахнуть свои двери перед первой женщиной, желающей стать врачом… Мадам Анжелик осторожно тронула Патрисию за плечо и пригласила войти. Они оказались в большом кабинете, где принимали бумаги и записывали всех желающих. Секретарь, заваленный кипой документов, вежливо выслушал их, помедлил и несколько раз переспросил: — У нас при университете есть курсы акушерок. Возможно, вы хотели бы поступить туда? Туда берут только женщин, мы охотно вас запишем. — Нет. Университет, медицинский факультет. Повисла тишина. Мужчина сурово смотрел на нее, и это молчание становилось невыносимым. — Все же это мужской факультет. — В этом году вышел закон, что женщины имеют право поступать и учиться. Я думаю, вы о нем слышали. — Да… верно, мадемуазель. Но все же… — Прошу вас записать меня в число желающих. — Конкурс будет большим, мадемуазель. Не думайте, что сюда легко поступить. Вы уверены? — Уверена. Секретарь снисходительно улыбнулся. Патрисия начала терять терпение. Почему все относятся к ней, как к несмышленышу? Она с тринадцати лет мечтала стать врачом! — Месье, теперь нет такого закона, чтобы запретить девушке получать образование, — сердито заявила мадам Анжелик. И тут дверь распахнулась и в кабинет вошел мужчина сорока лет. — Добрый день, мадам! Добрый день, мадемуазель! Чем обязаны? Патрисия поняла глаза и замерла. Это был Луи Валье, приятель ее матушки. — Моя подопечная желает подать документы на медицинский факультет, — улыбнулась мадам Анжелик. — Месье Валье, это вы? — улыбнулась Патрисия. — Я Патрисия Атталь. Он достал монокль, прижал его к глазу и через секунду улыбнулся. — Боже мой, вы же дочь Вирджини Атталь? — Да! Вы здесь преподаете? Он пожал ей руку и улыбнулся. — Верно, я веду практику в больнице и читаю лекции несколько раз в неделю. Вы стали очень похожи на матушку! Сколько же лет прошло! Секретарь натянуто улыбнулся и напрягся. Профессор Валье прищурился и посмотрел на бумаги у него на столе. — Патрисия, так вы и есть одна из трех женщин, которые изъявили желание стать врачами? — Да. Она замерла. Как старый знакомый матушки отреагирует на ее поступление? Но профессор улыбнулся. — Неожиданно, но я буду рад видеть вас в числе студентов. Всего хорошего. Секретарь заискивающе улыбнулся и протянул Патрисии листок: — Вот расписание вступительных экзаменов. Настоятельно просим не опаздывать. Преподаватели имеют в таком случае право не допускать вас в зал. Вызываются все в алфавитном порядке, — секретарь взял ручку, обмакнул ее в чернила и стал записывать ее. — Можно ли записать меня как Патрисию Атталь? Мне привычнее представляться фамилией моей матери. — Ну, что ж, это не проблема. Так и запишем. Патрисия Атталь… — пробормотал он и вновь виновато улыбнулся. Похоже, ссориться с профессором Валье никто не хотел. На выходе из университета мадам Анжелик поинтересовалась у Патрисии, откуда она знает профессора Валье. Оказывается, мама дружила с его отцом, небогатым фабрикантом. И когда у отца начались сложности, мать одолжила сыну денег на оплату последнего года обучения. Потом отец поправил свои дела и молодой доктор вернул все деньги мадам Атталь. — Отлично, моя дорогая. У тебя уже есть покровитель. — Не думаю… Я хочу сдавать экзамены наравне со всеми. — Ты права. У тебя все получится, моя дорогая…***
И вот наступил долгожданный день. Первый экзамен. Патрисия долго причесывалась перед зеркалом, поправляла сшитое с помощью Сесиль черное платье с белым воротничком. Нужно выглядеть скромно и не злить преподавателей. Она избавилась от турнюра, не стала надевать кринолин, обошлась несколькими нижними юбками, чтобы не быть неповоротливой. Лучше выглядеть скромно: как простая горожанка. Сегодня будущие студенты сдавали Закон Божий. Несмотря на то, что образование врачей было светским, из уважения к церкви этот экзамен оставался важнейшим на всех факультетах. Патрисия пришла в зал рано, но уже увидела довольно большую группу людей. И, к своем облегчению среди них были две женщины. Заметив ее, они приветливо кивнули. Патрисия кивнула в ответ и направилась вниз к первым партам. Проходя мимо группы молодых парней, она услышала тихий смешок и слова: «Еще одна!» Она посмотрела на них и уже хотела возмутиться, но сдержалась. — Добрый день, господа, — язвительно поздоровалась она и величественно спустилась вниз, где сидели две дамы. Не ожидавшие такой реакции, молодые люди замолчали. — Вы, я так полагаю, третья из нас, — улыбнулась та, которая была постарше. — Верно. Патрисия… Атталь, — она протянула руку коренастой женщине. Судя по возрасту ей было около тридцати пяти. — Мадлен Курбе, — женщина пожала ей руку. — А я Жюли Фонсе, — заявила вторая девушка. На вид ей было не больше двадцати четырех. Но одета она была довольно скромно. Может быть, это дочь сельского врача? — Думаю, в этом мужском мире нам стоит держаться вместе, — добродушно бросила Мадлен. — Не могу не согласиться, — усмехнулась Патрисия, косясь на ту группу юнцов. Но они уже переключились на что-то другое и начали пересмеиваться. — Не обращайте внимания. Это просто мальчишки, которых сюда привели родители. Патрисия кивнула и стала рассматривать профессоров. Они были неприметными. Обычные пожилые мужчины в темных одеяниях, которые согласно традициям носили все профессора. А вот поступавших можно было разделить на три группы. Первая группа, как верно подметила Мадлен, состояла из молодых парней, почти мальчиков. Кого-то привели сюда гувернеры, кто-то пришел с отцами, братьями или дядюшками. Это были молодые люди из хороших семей, не глупые, но считающие университет чем-то вроде шага во взрослую жизнь и местом для развлечения. Вторая группа была однородной. Выпускники мужских гимназий и пансионов. И почти все сразу бросались в глаза своими мундирами, которые были одинаковыми по всему Парижу. Гимназисты держались увереннее, были старше тех, кто воспитывался с гувернерами дома. Они сидели с тетрадями, переговаривались, обсуждали вопросы экзамена и даже ухитрялись спорить вполголоса. К своему облегчению Патрисия не заметила вражды и неприязни в их взглядах. Лишь небольшой интерес, который быстро угас. И третья малочисленная группа была из мужчин постарше. Возможно, некоторые поступали не раз, но безуспешно. Они смотрели на всех вокруг невидящим взглядом или же пролистывали свои записи. Вызывали первых молодых людей, и они начали отвечать. К счастью, профессора были настроены вполне доброжелательно. Первые отвечающие быстро расправились со своими ответами и направились к выходу. — Патрисия Атталь! — раздался громкий голос. Уже? Да, верно. Она же записалась под фамилией матери, поэтому пойдет сдавать в начале экзамена. Патрисия встала и нерешительно подошла к столу. — Глядите, наши мадемуазели тоже будут сдавать экзамены! — раздался смешок от группы мальчишек. Патрисия уже хотела обернуться, но профессора громко осадили юношей: — Господа, просим вас соблюдать тишину и не мешать отвечающим! Все молодые люди замолчали, а некоторые гувернеры шикнули на своих подопечных. Патрисия подобрала подол платья, спустилась по ступенькам. — Просим вас взять билет. Она вытащила билет из кипы белых бумажек, стараясь унять дрожь в пальцах. Но через минуту ее волнение сменилось радостью. Билет требовал рассказать о жизни Девы Марии и Благовещении! — Я готова отвечать! — тут же ответила Патрисия. — Уже? У вас есть две минуты на подготовку. — Я готова. — Ну что… просим вас, мадемуазель… — не без удивления кивнул старший из преподавателей. Патрисия откашлялась и изложила все, что знакомо ей по Библии, дополнила свой рассказ цитатами из латыни и даже сослалась на нескольких известных испанских и французских богословов. По мере того, как она отвечала, в зале становилось все тише. Даже бойкие гимназисты перестали шептаться и стали слушать ее ответ. — Скажите, мадемуазель Атталь, какая коллекта сопровождает этот праздник? Патрисия процитировала первые строки на латыни, но профессора тут же прервали ее. — Достаточно. Позвольте узнать, откуда вы так хорошо знаете молитвы? — Я воспитывалась в монастырской школе Кадиса. Профессора уважительно кивнули и сделали пометки в своих записях. — Вы заслуживаете отличной отметки, мадемуазель Атталь, — улыбнулся председатель экзаменаторов. — Спасибо! — просияла она. — Но помните, что впереди вас ждут еще несколько испытаний. И другие экзамены будут непростыми. — Я понимаю. Преподаватели благожелательно попрощались и позволили ей удалиться. Поднимаясь по лестнице, Патрисия то и дело замечала удивленные взгляды других претендентов. Похоже, они не ожидали такого ответа от нее. Она получила первую отличную отметку. Начало положено! Патрисия зашла в кондитерскую и купила пирожных. Интересно, Дарио дома? было бы неплохо отпраздновать с ним удачный экзамен. Она с улыбкой пришла в дом, где Дарио снимал комнаты, постучалась, но никто не ответил. Он ушел? Патрисия толкнула дверь, и она открылась. Пройдя по коридору, она услышала голоса в гостиной. — Дарио, здравствуй… — она вошла внутрь, и увидела, как на коленях у него сидит полуголая девица и гладит его по плечу. — Патрисия? Она застыла на пороге и выдохнула, едва не выронив пирожные. — Дарио, кто это? — пробормотала девушка, смущенно стягивая на груди платье. — Я, пожалуй, зайду завтра. Дарио вскочил и бросился за ней, но она жестом остановила его. — Не волнуйся. Я зря тебя потревожила. Извини. Патрисия быстро спустилась по лестнице и почувствовала боль. Дарио относится к ней, как к одной из этих девиц. И ей стало стыдно, что он оказался в ее постели и прикасался к ней. Больше такого никогда не будет. Она пришла к себе в квартиру, сварила кофе и вышла на балкон. Гомонящий город расстилался перед ней, словно безмолвно подбадривая ее. И ее огорчение растаяло. Она сдала первый экзамен на «отлично». Раз Дарио нет до нее дела, она разделит эту радость сама с собой. Им не по пути в жизни! Патрисия сделала глоток кофе и улыбнулась. Поскорее бы закончились все экзамены! Поскорей бы получить наследство и стать свободной. Хоть и одинокой…***
Вторым экзаменом на этой неделе был французский язык, который проходил в письменном виде. Патрисия на следующий день узнала, что получила «отлично». Не зря она корпела над книгами, помогала подругам по монастырю учить французский. Учителя в монастыре сделали ее своей помощницей, зная, что это ее родной язык. И она с блеском наставляла своих подруг, шлифуя свои знания с каждым годом. Также легко прошел и устный экзамен по литературе, который состоялся в пятницу. Не зря матушка заставляла ее много читать, обсуждала с ней книги и учила высказывать свои мысли. Патрисия получила отличную отметку и радостно вышла из университета. Она вспомнила о Дарио и задумчиво нахмурилась. Может, послать ему записку? Ведь они не виделись уже пять дней. Не стоит избегать того, кто помог ей приехать в Париж. Но после экзамена Мадлен и Жюли настояли, чтобы она пошла с ними на собрание «Женского союза». — Если вы так настаиваете, — пробормотала Патрисия и села с ними в карету. Они оказались в доме у Жоржетты Сандюваль, одной из старейших участниц «Женского союза». Ей было около пятидесяти пяти лет. Крупная женщина с черными волосами, которых почти не коснулась седина, показалась Патрисии похожей на испанку. — Вот и наши будущие врачи! — поприветствовала их мадам Анжелик. — Добрый день, дамы! — поприветствовала их Жоржетта. — Я очень рада нашему знакомству. Располагайтесь. — Это Патрисия Атталь. — Дочь Вирджини? — оживилась мадам Сандюваль. — Да. Женщина просияла и пожала руку Патрисии. — Милая моя девочка, я помню вашу матушку. Жаль, что с вами тогда не познакомилась. — Добрый день, мадам, — вежливо поздоровалась Патрисия, когда слуга забрал ее накидку. — Оставьте эти церемонии. Я Жоржетта! Патрисия смутилась. Называть даму в столь преклонном возрасте просто по имени? Но уже через несколько минут она забыла о возрасте своей новой знакомой. Жоржетта была молода душой и энергична. Казалось, что ей нет даже сорока. Бойкая, острая на язык и жизнелюбивая дама поражала всех своей неуемной жаждой жизни. Заставляла всех дам хохотать от души. И недолгая беседа повергла Патрисию в изумление. Оказывается, Жоржетта была известной писательницей, репортером и писала для газет заметки. Даже для «Конститьюсионель»! — Так это вы пишете? Я читала ваш роман. Эту газету привозили даже в Севилью, — восторженно воскликнула Патрисия. — Да, пока не дают мне публиковаться под женским псевдонимом, — ехидно бросила она, — как будто женщины пишут хуже мужчин! Все засмеялись. — Как дела у наших дам? — Патрисия — большая молодец. Она все три первых экзамена выдержала на «отлично» — гордо заявила Мадлен. — Но и вы молодцы. У вас тоже экзамены выдержаны на «хорошо», — смутилась этой похвалы Патрисия. Дамы начали расспрашивать Патрисию о ее жизни в Испании, но она старалась отвечать сдержано и неохотно. Говорила общие фразы о том, что женщины не имеют возможности учиться. Они могут получить лишь профессию учительницы. Даже акушерки учатся только на практике, а другие профессии недоступны для женщин. — Бедные! — сочувственно покачали головой все обитательницы собрания. Женщины хотели еще разузнать кое-что о Патрисии, но тут на выручку пришла мадам Анжелик, зная, что пока она не может раскрывать все карты о себе. — Мадлен, расскажите Патрисии, почему вы решили поступить на медицинский факультет. — Мой муж — военный врач, и он много старше меня, — охотно заявила Мадлен, допив кофе, — Я сначала ездила за ним по стране, помогала ему в госпиталях, была сестрой милосердия и даже ассистировала на операциях. У меня накопился изрядный опыт. Потом мы осели на одном месте, и муж построил земскую больницу для бедных. Увы, Бог не дал нам детей. Поэтому Морис настоял, чтобы я получила образование. Если его не станет, то я буду управлять больницей и стану главным врачом. Думаю, моего опыта вполне хватит. Патрисия уважительно покивала головой. Неужели есть мужчины, которые не возражают против женского образования? — Мне повезло с ним. Морис всегда верил в меня и советовался со мной, — ответила Мадлен на ее безмолвный вопрос. — Такие мужчины — большая редкость, — сказала Анжелик. Затем беседу поддержала Жюли. Оказывается, что она родом из простых крестьян. Ее бабушка была известной повитухой и знахаркой, к которым за лечением шла вся округа. Жюли стала тоже врачевать, а бабушка понемногу отошла от дел и лишь помогала ей советом. Жюли во многом превзошла бабушку своим чутьем. Но доктор из города невзлюбил ее и донес жандармам. Они приехали и припугнули бедную девушку, что посадят ее в тюрьму за лечение людей без диплома. — Все пять соседских деревень были готовы этого доктора порвать на части. Ей-Богу! Мне нельзя людей лечить, а кто тогда будет это делать? Его не дозовешься! А если и приедет, то такие деньги запросит, что разорит даже нашего мельника, а он самый богатый в округе! — проворчала Жюли. — Ужас! — вздохнула Патрисия. — Так все пять деревень собрали деньги и решили отослать меня учиться! А что? Я грамоту знаю. У нас священник хороший был, научил меня даже латыни. — Хорошая мысль! Жюли, это благое дело. У бедных людей тоже должен быть врач. — Я не хуже мужчин умею лечить! — сказала она, и ее круглые глаза стали совсем по-детски наивными. — Мы докажем мужчинам, что не стоит отстранять нас от общественной жизни! — отрезала Жоржетта. — А если кто-то посмеет вас обидеть, я его на весь Париж опозорю! Дамы засмеялись и стали вновь желать удачи будущим врачам. На выходе из ее дома Мадлен предложила Патрисии и Жюли: — Если хотите, давайте вместе подготовимся к арифметике и естествознанию. На мой взгляд, это самые важные для нас экзамены. — Вы правы. — Можем собраться у меня в субботу или воскресенье. — Лучше в воскресенье после мессы. — Да. Попрощавшись, женщины разошлись в разные стороны. Патрисия поймала извозчика и решила вернуться домой. Надо самой почитать то, что ей посоветовал профессор Валье. Он увидел ее после экзамена по литературе и дал пару советов о том, какие книги рекомендуется прочесть. Патрисия поднялась на этаж и замерла. У входа в квартиру ее ждал Дарио с букетом белых роз. — Патрисия! Она замерла и покраснела, встретившись с его черными глазами. — Я тебя ждал. — Да, эту неделю я была занята. Да ты проходи, — улыбнулась она, справившись с замешательством. Патрисия быстро впустила Дарио, ушла в гостиную, служившую одновременно столовой, накрыла на стол и угостила его обедом. — Мы бы могли пообедать в ресторане, — усмехнулся он. — Не стоит беспокоиться. За обедом Дарио поинтересовался тем, как идут дела с наследством. — Думаю, через пару недель все решится, и я получу деньги. Я тебе все верну, обещаю. — Не волнуйся! — Дарио поднес ее руку к губам, и Патрисия почувствовала трепет. А если ничего не выйдет? Как она тогда расплатится с Дарио? Или придется возвращаться с покаянной головой к дяде в Севилью? Нет! — Ты выглядишь очень опечаленной. — Я просто… волнуюсь, чтобы дядя меня не нашел раньше времени. — Хочешь, можешь жить со мной. Пусть все думают, что ты моя жена. Но Патрисия укоризненно взглянула на него и тихо пробормотала: — Все уже знают, что я вернулась. И я не хочу… тебе мешать… Она встала из-за стола и стала убирать посуду. — Патрисия, ты из-за той девицы? Она молча подняла глаза, но ничего не ответила. Дарио встал рядом с ней и коснулся ее щеки. — Патрисия, поверь мне, это девушки для меня ничего не значат. Это просто развлечение на одну ночь. — Дарио, я тебя не осуждаю. Это твое дело… — Патрисия отвернулась и выпрямилась, глядя невидящим взглядом в окно. — Ты для меня особенная. Ты мой ангел-хранитель. Она повернулась и улыбнулась. — Давай проведем субботу вместе. Погуляем. — Я буду очень рад. Давай покатаемся завтра верхом за городом, — оживился Дарио. — У меня нет костюма для верховой езды, я ведь уехала налегке, — покачала головой Патрисия. — За это не переживай, — улыбнулся Дарио, — увидимся завтра. Он поцеловал ей руку и ушел. Патрисия поправила белые цветы в вазе и покачала головой. Опять он не понял, что она любит красные розы.***
Наутро он привел двух лошадей, и Патрисия не без труда залезла в седло. Вот кататься верхом она умела плохо, а уж дамское седло было вовсе невыносимо. Она чувствовала себя неуклюжей и все время боялась упасть. — Не переживай. Я рядом. Они поехали по городу, и взгляд Патрисии остановился на витрине модного дома. У окна сидела портниха и ловко строчила на швейной машинке. — Хочешь себе платье? — благодушно бросил Дарио, заметив ее взгляд. — Давай договоримся и закажем тебе все, что пожелаешь. — Нет, я хочу такую же швейную машину. — Что? — Дарио дернул коня под уздцы и заставил его идти шагом. — У моей приятельницы есть такая машинка, и модистки стали покупать для своих мастерских. Говорят, они на выставке в Париже получили первый приз. — И зачем она? — На ней шить быстрее, чем на руках. Надо узнать, где они покупали их, и в какую цену это обошлось. Мне так будет проще, чем заказывать у портнихи или модистки. Дарио снисходительно хмыкнул: — Ох уж эти женские штучки! Патрисия поерзала в седле, пытаясь сесть поудобнее, и они продолжили путь. Наверное, по-мужски ездить гораздо удобнее. Если бы можно было одеваться в мужское платье и ездить верхом, как Дарио. Но шокировать парижан сразу же после приезда не стоит. Вдруг об этом узнают в университете? Тогда ее точно не возьмут! Дорога показалась ей вечностью. Спустя час они оказались на небольшой полянке около Сены. Дарио спешился, привязал обеих лошадей к дереву и протянул ей руку. Она спрыгнула с лошади и поежилась, чувствуя, как затекли ноги. — Похоже, кататься ты не привыкла. — Нет. Патрисия поставила на землю корзинку, постелила на полянке небольшую скатерть и разложила угощение. Она предусмотрительно прихватила с собой незамысловатое угощение. — Ты решила меня угостить? — с улыбкой сказал Дарио. — Ну почему бы и нет! — засмеялась она, выкладывая фрукты, пирожки, мясо и овощи. Затем осторожно села на землю и постелила себе салфетку на колени. Дарио хмыкнул и уселся рядом. — Ты еще и великолепно готовишь! — сказал он, быстро расправившись со своей порцией мяса. Патрисия лишь сдержано улыбнулась, взяла корзину и пошла к реке. Нужно пособирать трав, раз она поехала за город. — Куда ты? — Дарио встал с земли и быстро пошел за ней. — Проведу время с пользой, — она ловко уложила собранные травы на дно корзины. — А я думал, ты проведешь время со мной. Дарио отставил корзину в сторону и взял Патрисию за руку. — Все-таки ты самая необычная сеньорита, которую я когда-либо видел. — Я такая же, как все. Только хочу жить своей жизнью. Дарио сделал шаг вперед и коснулся ее лица. — Такая жизнелюбивая, пылкая, сильная, — и он коснулся ее щеки поцелуем. Патрисия попыталась отвернуться, но он поймал ее губы своим требовательным поцелуем и обнял ее за плечи. Этот жаркий поцелуй заставил ее затаить дыхание. Дарио был таким страстным и напористым, что она терялась, и все мысли путались. Патрисия прижалась к нему и провела руками по сильной груди. Даже под одеждой она чувствовала железные мышцы, крепкую грудь и мощные плечи. Дарио прерывисто выдохнул от этой ласки и впился в ее шею. Она оцепенела на мгновение, чувствуя, что еще чуть-чуть, и уже не сможет вырваться из этих объятий. Но тут ее рука наткнулась на револьвер за поясом и выудила его. С победной улыбкой она показала ему свой трофей. — Ты чего? — рявкнул он, когда она подняла руку с оружием. — Дарио, я давно хотела попросить… — О чем? — Научи меня стрелять… Патрисия по-кошачьи изогнулась и выскользнула из объятий. Дарио замер, с яростью глядя в ее зеленые глаза, тяжело выдохнул и забрал у нее револьвер. — Ну, я не против. Но тебе нужно развить меткость. И лучше ее тренировать по-другому. Она обиженно потупилась, но Дарио вкрадчиво улыбнулся. Он выудил из кармана нож и протянул ей. — Ты должна уметь защитить себя. Я помню, как тебя те мерзавцы избили. Если какая-то тварь… прости, если кто-то к тебе пристанет, ты не должна жалеть его. Бей насмерть! Патрисия покраснела, но кивнула. Дарио показал ей на дерево и сказал, что оно станет их мишенью. — Даже таким ножом можно сразу убить человека. Или ранить, чтобы не бежал за тобой. Я тебя научу. — Но… — Постарайся попасть в ствол. Бросай! Патрисия замахнулась, но нож упал на землю, не пролетев и десяти метров. — Не так, — Дарио дал ей нож и встал рядом, — вытяни руку вперед и расслабь. Его большая волосатая ладонь легла сверху и направила нож на дерево. — Я сама… — пробормотала Патрисия. В этот раз нож долетел до дерева и упал на землю. — Лучше. Но нужно еще тренироваться. Бросай сильнее. Соберись. С третьего раза нож влетел в ствол. — Молодец. Ты отличная ученица. Патрисия улыбнулась и обняла его. Но поняв, что сейчас Дарио вновь попытается поцеловать ее, выскользнула и посмотрела на реку. — Дарио, нам нужно вернуться в город. Я не хочу привлекать внимания к себе. И у меня важная встреча, к которой нужно подготовиться. Он сжал губы, но кивнул, поймав ее умоляющий взгляд. А затем протянул ей нож, заявив, что это подарок для нее.***
В воскресенье Патрисия сходила на мессу, а затем встретилась с Мадлен. Она тоже снимала комнаты в доходном доме. Муж не поскупился и снял ей хорошее жилье. Женщины обсуждали билеты, которые могли бы дать на экзамене по естествознанию и арифметике. Патрисия не могла не согласиться, что это самые трудные и важные испытания для поступающих. Затем они повторяли правила из латинской грамматики, которая ожидала их завтра. — У нас все получится! — приободрила их Мадлен. В понедельник утром начался экзамен по латыни. Он проходил письменно. Каждому был выдан отрывок из трудов древних мыслителей, философов и богословов. Патрисия, к своей радости, увидела, что ей попались труды Галена, который был еще и врачом. Это словно невольный знак, что Патрисия станет врачом! Она углубилась в перевод и разбор отрывка и спустя десять минут подняла глаза. Уже можно идти отвечать. Но вот сидевшая рядом Жюли чуть не плакала. — Ты чего? — шепотом спросила Патрисия. — Я этого не готовила! — она показала на отрывок из трудов Фомы Аквинского. — Я вообще не смогу ответить! Убедившись, что профессора и другие студенты их не видят, Патрисия тихо взяла листок у Жюли и начала осторожно писать перевод для нее. Испуганная Жюли то и дело смотрела на нее, не веря своим глазам. Спустя еще десять минут Патрисия осторожно пододвинула листок к Жюли, и тут раздался зычный голос одного из профессоров. — Что здесь происходит, мадемуазели? Вы меняетесь билетами?