***
Патрисия закончила свое шитье и довольно примерила платье. Красно-черный маскарадный наряд, чем-то похожий на то платье, которое она сделала, когда пошла на карнавал Святого Хуана. Повертевшись перед зеркалом, она решила достать маску, которую ей привез Рафаэль, и довольно кивнула. Затем нагрела щипцы и стала завивать волосы. Она это делала редко, но всегда была довольна результатом. Светлые, почти белые пряди очень удачно подчеркивали ее светлую кожу и глаза, становившиеся то зелеными, то голубыми. В дверь постучали, и Патрисия сама пошла открывать. — Здравствуй, ты готова? — Да. Они отступили на мгновение, глядя друг на друга. Рафаэль не стал ничего придумывать, просто оделся во фрак и дополнил свой парадный костюм маской. — Ну теперь я точно вижу, что моя догадка была верна, — многозначительно сказал он, рассматривая ее бальное платье. Патрисия ничего не ответила и лишь поправила оборки на декольте. — Только вот волосы у тебя были черные. — В этот раз обойдусь без парика. Мне не от кого прятаться, — бросила она, накинув на плечи плащ. Спустя полчаса карета остановилась около небольшого особняка. И Патрисия застыла на выходе из кареты. Этот дом ей знаком! Здесь теперь живет Сесиль с мужем! Она недоуменно взглянула на Рафаэля, но он галантно улыбнулся: — Иди, не волнуйся. Слуги с поклоном забрали у них верхнюю одежду, и они оказались в огромной гостиной. От группы молодых людей тут же отделился Робер, жестом подозвал жену и подошел к ним. — Рафаэль, дружище! Как я рад, что ты пришел. Подошедшая Сесиль с удивленной улыбкой поприветствовала подругу. — Моя дорогая, так это ты та приятельница, которую пригласил Рафаэль? Патрисия с изумлением посмотрела на всех троих и пробормотала: — Так вы знакомы? — Я ездил в Испанию по учебе и познакомился с Рафаэлем. Мы потом долго переписывались. Даже в войну обменялись парой писем. Патрисия даже не нашлась, что сказать. Робер дружит с Рафаэлем? Неожиданно! — Матушка, ты посмотри, кто пришел! Патрисия! — воскликнула Сесиль и жестом подозвала мадам Анжелик. Она отделилась от других гостей и подошла к ним. — А мы уже огорчились, что ты не захотела приходить. Патрисия смущенно поздоровалась. Да, неделю назад она была в гостях у Сесиль и, сильно конфузясь, извинилась, объяснив, что ее уже пригласили в этот день в гости, и никак нельзя отказать. — Воистину мир тесен, — засмеялся Рафаэль. — Как носовой платок, так ведь говорят в Испании? — спросил Робер. — Верно, друг. — Робер, так это и есть твой приятель из Испании? Офицер Рафаэль Эрнандес, — приветливо улыбнулась мадам Анжелик. — Да, мадам. Он приехал по делам в Париж, и я не мог не пригласить его. — Патрисия, а как вы познакомились? — спросила Сесиль. Она растерялась на мгновение. Неужели придется рассказать о том, каким образом они встретились? — Мы познакомились в церкви, на воскресной мессе, — тут же ответил за нее Рафаэль, — но на самом деле наши семьи давно знают друг друга, поскольку живут по соседству. А недавно Патрисия написала дяде письмо, что живет в Париже, чтобы он не волновался. И дон Луис, зная, что я еду в Париж по делам, попросил меня проведать ее и справиться о делах, учебе и самочувствии. Патрисия занервничала. Ведь Сесиль и мадам Анжелик знают, что она сбежала со свадьбы! Но Рафаэль осторожно взял ее под руку и галантно улыбнулся хозяевам: — И я решил, что Патрисия должна составить мне компанию на празднике. Ведь она прекрасно знает город, выросла здесь. Как оказалась, знает и хозяев дома. К тому же, у нее сейчас каникулы после первого семестра. Думаю, ей не помешает развеяться. — Прекрасная идея. И хорошо, что ты написала дяде, моя дорогая, — кивнула мадам Анжелик и ушла к гостям. Она выдохнула с облегчением. К счастью, ни мать, ни дочь не стали задавать лишних вопросов. Похоже, что его слова показались всем убедительными. Гости стали угощаться закусками, танцевать, пить шампанское и поздравлять именинника. Рафаэль пригласил Патрисию танцевать, и она в очередной раз убедилась, как ей нравится Париж. Никто не придирается, что она приехала одна, без компаньонки. И вряд ли будут следить, сколько танцев они станцуют вместе. — Я помню, как танцевал с тобой на помолвке с Альберто. И я злился тогда, хоть и не хотел признаваться. — В чем? — Что не хотел этой свадьбы. — А уж я как не хотела! — отбрила Патрисия, грациозно повернувшись. — Я рад, что ты сбежала… И что я нашел тебя. Что теперь мы здесь. Вместе… Танец закончился, и Патрисия выбежала на крытую террасу, чувствуя, что ей стало жарко рядом с ним. — Куда ты? Простудишься! Пойдем в дом, — заботливо сказал он, встав у нее за спиной. — Мне жарко… я вышла на пару минут. Рафаэль взял ее за руку, и она обернулась. Сделав шаг за колонну Рафаэль увлек ее за собой. И едва она успела что-то понять, он нежно коснулся ее лица и поцеловал ее. Она замерла, вспомнив тот пьянящий сон, те минуты в охотничьем домике и ту ночь, когда она уснула рядом с ним… Патрисия хотела отстраниться, но Рафаэль не отпустил ее. Нежно гладил ее по спине, пытаясь удерживая рядом. — Рафаэль, ты тут? — воскликнул Робер, открыв дверь в террасу. Патрисия шагнула за колонну и подобрала подол платья, молясь, чтобы их не увидели вместе. — Да, иду. Когда Робер ушел, Патрисия выскользнула из-за колоны, краснея: — Прошу, уходи. Уходи. Я приду сейчас… — Конечно. — Нехорошо, если мы будем отсутствовать сразу вдвоем. Рафаэль ушел, и Патрисия только спустя несколько минут вышла за ним, убедившись, что в коридоре никого нет. После ужина часть гостей разошлась, а Робер с Рафаэлем сели на диваны в гостиной и уговорили Сесиль с Патрисией составить им компанию. — У нас сегодня не только мой день Рождения! — с гордостью сказал Робер. — Сесиль мне еще и подарок сделала. — Какой? — улыбнулась Патрисия, и они переглянулись с какой-то лукавой хитрецой. — Я скоро стану отцом! — заявил Робер. — Поздравляю! — засмеялся Рафаэль и похлопал его по плечу. — Как я рада! — улыбнулась Патрисия и обняла подругу. — Ты как себя чувствуешь? — Я так счастлива! — мечтательно вымолвила Сесиль. — Я всегда мечтала о детях. Патрисия, а помнишь ту куклу? — Которой я руку починила? Конечно. Помню-помню ту историю! — Я ее до сих пор храню. Подарю обязательно дочке. — Ты мне сначала роди сына! А потом уже можно и дочку! — шутливо улыбнулся Робер. — Как скажешь! — улыбнулась Сесиль. Патрисия слегка нахмурилась этой шутливой перебранке, но промолчала, поймав любопытный взгляд Рафаэля. — А что за история с куклой была? — добродушно поинтересовался он. Сесиль с Патрисией расхохотались, переглянувшись. — Ты с детства мечтала замуж выйти! — Патрисия шутливо толкнула подругу в бок. — Помнишь, как ты в семь лет старую тюль стащила из сундука и сделала себе фату? Сказала, что ты невеста! — Было такое, да! А на следующий день мама мне куклу подарила. Красивую такую. Я всем девочкам в парке сказала, что это моя дочка. Только вот старший брат нашей Люси зачем-то дернул у меня из рук куклу и оторвал ей руку! Потом оправдывался, что хотел посмотреть. Патрисия кивнула и прибавила: — Сесиль, конечно, заплакала! А я попросила у матушки булавку, куклу забрала, руку ей вставила обратно и закрепила булавочкой. У нее же тело тряпочное было, а рука фарфоровая. И к счастью, братец не разбил ее. Ты сразу плакать перестала. Сказала, что я «вылечила» твою дочку. А я попросила чтобы ты мне ее принесла завтра на «повторный прием». Чтобы руку пришить как следует на место. Рафаэль и Робер тоже захохотали. Сесиль с веселым смехом прибавила: — Ага, а потом ты взяла палку с земли и минут десять гоняла обидчика по парку. Он от тебя на дерево залез. Так его мама потом еле сняла! Рафаэль рассмеялся еще громче, и Патрисия даже слегла смутилась, а потом прибавила: — Да, а меня мама отругала потом и три дня не разрешала гулять. Сказала, что приличные девочки не дерутся с мальчишками. — Патрисия с детства не давала себя и друзей в обиду! — заявил, отсмеявшись, Рафаэль. — Уже в детстве было понятно, что Сесиль станет прекрасной матерью и женой, — улыбнулся Робер: — а Патрисия изберет для себя путь помощи ближнему и лечение людей. Лично я считаю, что женщина может стать врачом. И станет лечить других женщин и девушек. Им будет не так конфузно на осмотрах. Кто, как не другая женщина, поймет недуги другой дамы? Что скажешь, Рафаэль. — Согласен. Патрисия даже в Севилье помогла нескольким крестьянкам, насколько мне известно. — Да. — И потом… бывали совершенно глупейшие и курьезные истории, когда муж не пускал к жене врача, потому что доктор был мужчиной. Из ревности, полагаю, — потактичнее прибавил Робер. — А если женщина станет врачом, таких поводов для переживания не будет. Все четверо кивнули, согласившись друг с другом. После праздника Патрисия с Рафаэлем вышли из дома. Он уже хотел пригласить ее в карету, но она покачала головой. — Я пойду пешком. — Патрисия! — Я лучше прогуляюсь. Сегодня не так холодно, — пробормотала она, чувствуя, что не хочет оставаться с ним наедине. — Тогда я иду с тобой. Он махнул рукой кучеру. — Езжай вперед, но будь рядом. Если что, позовем. Он кивнул и уехал. Патрисия быстро пошла по улице, надеясь, что Рафаэль не увидит ее покрасневшего лица. — Патрисия, — он поравнялся с ней и вкрадчиво сказал, — если тебя так напугал мой поцелуй, прости. Я не имел намерения тебя обидеть. — Нет, не напугал… — Патрисия! Я же тебя знаю. Ты испугалась. Чего? Что нас увидят вдвоем? — Ну, да… Хоть в Париже нравы попроще, но я не хочу портить свою и твою репутацию! — уклончиво пробормотала она. — Пожалуй, стоит всем сказать, что я твой жених, чтобы не было пересудов! — довольно улыбнулся Рафаэль. — Нет! — воскликнула она так, что голос эхом разлетелся по вечерней улочке. — Рафаэль, пойми же! Не пойду я замуж! Они прошли несколько кварталов молча, и затем Патрисия тихо сказала: — Зачем мне замужество? У меня здесь все есть. Дом, деньги, учеба, о которой я мечтала. Кто сказал, что женщине нужно быть чьей-то женой? Даже у англичан королева Елизавета правила страной без мужа! — Это верно, но женщине нужен защитник. Или ты уже позабыла про ту историю на улице? Она сжалась, не зная, чем возразить ему. Если бы она была одна на улице, вряд ли бы воры оставили ее в покое. Рафаэль всегда оказывался рядом и помогал ей, не взирая на ее возражения! — Я замерзла. Он окликнул кучера, и они сели в карету. Все это время она молчала. Уже стало совсем темно, и улица погрузилась в молчаливую зимнюю ночь. — Спасибо, я пойду, — Патрисия поправила платье и направилась к входу. — Я провожу тебя, — Рафаэль пошел вместе с ней по лестнице. Они вошли в квартиру, Патрисия зажгла лампу и повесила накидку на вешалку. — Рафаэль, зачем ты придумал эту историю про дядю? — спросила она, глядя на свое отражение в зеркале. Он лукаво улыбнулся и коснулся ее виска. — Полагаю, это самая правдоподобная версия. Дядя о тебе волнуется, поэтому попросил меня проведать племянницу. Я пойду, спокойной ночи. Она прерывисто вздохнула, когда он коснулся ее руки поцелуем, и даже через перчатку она ощутила его пылкое прикосновение. Помедлив, Рафаэль прижал всем телом к стене и поцеловал. Она охнула и сжалась, чувствуя, как бьется ее сердце в унисон ему. И что он едва сдерживается, чтобы не дать волю своим чувствам. По всему ее телу пробежала сладкая дрожь. Он нехотя выпустил ее и вышел из квартиры. Патрисия вновь посмотрела на себя в зеркале и увидела, как пылает ее лицо от этих нежеланных чувств. Боже, помоги ей. Еще немного, и она поверит ему!***
На следующий день после обеда к Патрисии пришел учитель немецкого, и они начали повторять правила и новые слова. И уже к концу урока вошел Дюваль. — Мадемуазель. К вам месье Эрнандес. — Да? Просите. Учитель быстро повторил ей все, что необходимо сделать дома, и стал собираться. Рафаэль вошел в гостиную и сердито посмотрел на пожилого мужчину. — Добрый день. С кем имею честь? — Это мой учитель немецкого! — спокойно ответила она. Херр Мюллер кивнул и удалился. — Очень интересно. Зачем тебе немецкий? — строго спросил Рафаэль. — Рафаэль, к нам с публичной лекцией приезжал профессор из Цюриха. Сказал, что на следующий год три лучших студента смогут приехать на практику в его госпиталь. Если я выдержу летние экзамены на «отлично», меня тоже могут выбрать. И я решила выучить хотя бы самые основы немецкого. — Вот как? — хмыкнул Рафаэль. — Значит, на следующий год у тебя такие планы? Поехать в другую страну? — Да. Мне языки сложно даются, но немецкий чрезвычайно важен. Придется его учить. Поеду перенимать опыт зарубежных врачей. — И что же ты выучила? — добродушно бросил Рафаэль. Патрисия начала перечислять названия частей тела на немецком, затем прочитала одно стихотворение. — На мой взгляд, немецкий хорош для военных приказов, — шутливо улыбнулся он, когда Патрисия закончила. — Да, язык очень строгий и упорядоченный, — согласилась она. — Но вот произношение…— захохотал он, — сразу вспоминаю, как старшина отчитал меня, когда я в начале службы опоздал из увольнения. — Увольнения? — Да, меня отпустили на несколько часов в город, а я опоздал. Таким же тоном меня отчитали и послали в наряд. Патрисия засмеялась. — Вообще-то я читала стихотворение о любви. Мне его задали, чтобы практиковать произношение. — О любви? А сможешь его перевести? Патрисия стала медленно и старательно переводить. — По-французски это гораздо лучше звучит. Раздался стук в дверь, вошел Дюваль и робко пробормотал: — Мадемуазель, я забыл сказать. Я был в аптеке, аптекарь сказал, что пока наборы не привозили. Патрисия кивнула и поморщилась. — Спасибо. Управляющий откланялся и ушел. — Что за наборы? — Я хочу купить набор медицинских инструментов. Скальпели, зажимы и прочее, что используют профессиональные хирурги. Я еще в начале учебного года хотела его купить, но решила не тратить так поспешно большую сумму. А потом их раскупили и больше не привозят пока. Я уже несколько месяцев жду. Вот иногда посылаю Дюваля узнать. Рафаэль кивнул, и Патрисия пригласила его к столу. — Сейчас будет кофе. — Патрисия, не стоит беспокоиться. — Я настаиваю. Она улыбнулась и пригласила его к столу. — Решила еще раз ореховый торт сделать. Угощайся, тебе же понравилось. После кофе Рафаэль осторожно коснулся ее руки и вкрадчиво сказал: — У тебя так уютно, что даже уходить не хочется. — Спасибо, — она встала из-за стола и стала убирать посуду. — Я пришел поговорить с тобой. И сказать о своем втором желании, которое ты мне должна! Патрисия едва не выронила чашку из рук, но справилась с замешательством. Она отнесла посуду на кухню и пригласила его пойти в гостиную. Она нерешительно опустилась на диван, едва скрывая волнение. — Что ты хочешь? — мрачно спросила Патрисия. — Ты должна поехать в Севилью и поговорить с дядей. — Нет! — Патрисия, карточный долг — дело чести! — он ласково коснулся ее руки. — Чтобы дядя наказал меня, запер в доме и силой выдал замуж за кого-то? — крикнула она, пытаясь высвободиться. Рафаэль удержал ее руку и решительно отчеканил: — Не выдаст! Даю слово офицера! Я не позволю. Она недоверчиво приподняла одну бровь и замолчала. — И зачем мне ехать? — Патрисия, дядя тебя любит и беспокоится о тебе. Она грустно улыбнулась, — Рафаэль, вот не могли вы с Жуаном подождать неделю с этой дуэлью? Он словно не ожидал такого выпада и даже не нашелся, что ответить, а Патрисия грустно продолжила: — Мне бы исполнилось восемнадцать, кузен бы приехал в монастырь, подписал бумаги об отказе от опекунства, и я бы уехала в Париж! — Что-то я сомневаюсь, что он бы вспомнил о тебе! Он ведь был так увлечен своей новой «любовью», — отрезал Рафаэль и тут же смутился своей бестактности. — На самом деле он настаивал на дуэли даже больше, чем я. Она тяжело вздохнула. — Зачем вам вообще эти дуэли? Лучше бы ты просто его побил, ей-Богу! Синяки и переломы я бы смогла вылечить! — Патрисия, у мужчин свои законы чести. Она замолчала, не желая дальше спорить. Да, за годы жизни в Испании Патрисия убедилась, что самым оскорбительным для мужчины было ругательство «cornudo» — рогоносец! Женскую неверность никто бы не потерпел. При том, что мужчины не считали зазорным изменять женам… Она отошла к окну и посмотрела на пасмурное зимнее небо. Рафаэль встал за ее спиной и осторожно коснулся ее плеча. — Патрисия, я прошу, чтобы ты приехала по возможности в Севилью и поговорила с дядей по душам. У него ведь никого нет, кроме тебя. И у тебя никого нет, поэтому не стоит отворачиваться от родных. Надо объясниться с ним, рассказать, что для тебя так важна медицина! Я думаю, что дон Луис — умный человек. Он все поймет и, возможно, примет это. — Если я поеду в Севилью, начнутся пересуды, — мрачно пробормотала она, — дяде точно это придется не по вкусу. Я прекрасно знала, что пусть обратно мне заказан. — Я никому не позволю дурно говорить о тебе! — пылко воскликнул он, сжав ее пальцы. — Мою невесту никто не посмеет оскорбить. Патрисия кивнула, глядя в его темные разгневанные глаза. Это уж точно! Рафаэль хоть и производил впечатление сдержанного высокородного кабальеро, но все знали, что он не даст в обиду ни себя, ни друзей, ни возлюбленную. — Да твои родители будут гневаться, если узнают про нас. Вряд ли их устроит такая невестка. — Мне с тобой жить, а не родителям! Патрисия подошла к дивану и села на него, отрешенно глядя в пустоту. — Рафаэль… Ты же на самом деле добрый, благородный мужчина. И тебе в жены нужна тихая, покорная, набожная женщина, — она подняла голову и натянуто улыбнулась, — Рафаэль, почему бы тебе не жениться на донье Эльвире? Вдове кузена? Она ведь еще молода. — А Патрисия прибавила, поправив манжет своего нового фиолетового платья и поймав изумленный взгляд Рафаэля, — Вот ее бы твои родители одобрили, не раздумывая! Он замолчал на мгновение, и Патрисия почувствовала неловкость. — Донья Эльвира? Лукавить не буду, она очень красива, но жениться на ней я бы не хотел. Раз она избрала путь монахини, это ее право. Патрисия усмехнулась и встала из-за стола. — Рафаэль, а из меня не выйдет хорошей жены. Я тебе не пара! — Это уж позволь мне решать! Она сложила руки на груди. Затем подошла к книжному шкафу, смахнула с книг несуществующую пыль и вновь подошла к окну. — Знаешь, Рафаэль, я ткань для этого платья брала в лавке у еврея Ицхака. Он уже старый, и мается подагрой, поэтому лавкой заправляет его старшая дочка, Рахиль. Она очень умная девушка, очень начитанная и дела ловко ведет. Мужчины на рынке говорят, что к ней за советом ходят. Я как-то разговорилась с ней, когда ее отцу лекарства советовала. Мне стало интересно, чем иудаизм от нашего католичества отличается. — Это тут при чем? — недоверчиво нахмурился он. — Отличий много, но мне одна вещь запомнилась из ее рассказа. Кто был женой Адама? — Ева, — тут же ответил Рафаэль, не понимая, к чему клонит Патрисия. — А у них есть предание, что до Евы была другая женщина. Лилит. — Как это? — удивился он. — Лилит была сотворена вместе с Адамом из праха. Да только Адам считал, что он главнее и не хотел относиться к ней, как к равной. Лилит не пожелала повиноваться и убежала от него. Ни Бог, ни ангелы не сумели ее вернуть. Лилит стала демоницей и прислужницей дьявола. — Я такое предание не слышал, признаюсь тебе. Патрисия насмешливо замолчала, а затем продолжила. — Потом Бог из ребра Адама сделал тихую и послушную Еву. И ему она пришлась по вкусу. Да вот только из-за нее людей изгнали из Рая. — Дьявол ее искусил. — Не сочти мои слова богохульством, но, может, малая часть женщин родилась от Лилит? И я, в том числе? — Что ты такое говоришь? — сердито воскликнул Рафаэль. — А что? Во мне течет та же «дурная» кровь, что и у Жуана Тенорио! Кузена «сыном дьявола» называли за то, что он женщин соблазнял и ни от кого не слышал отказов. А я обманула смерть, сумела сварить то снадобье… — Патрисия грустно усмехнулась, — Ведь я знаю, что многие женщины в Севилье осуждали меня за спиной. Если узнают, что я сумела «умереть и воскреснуть», точно сочтут меня ведьмой! — Просто им не нравится, что ты умная и людям помогаешь. Зависть. Но не говори глупостей! — Может, я похожа на эту Лилит? Потому я и не хочу повиноваться мужчинам, не хочу замуж, не хочу быть бессловесной женой, сидящей взаперти дома. — Патрисия… — Поверь мне… Тебе нужна «Ева», тихая, покорная, домашняя, которая тебя любить будет, а не «Лилит», которая постоянно будет бунтовать. Возвращайся в Севилью… Моей судьбы рядом с тобой нет. Не хочу я губить твою жизнь и делать тебя несчастным. Рафаэль вышел из дома, вскочил на коня и посмотрел на ее окна. Надо же такое придумать! Он должен жениться на донье Эльвире. Рафаэль вспомнил, как она прибежала к нему и, еле сдерживая слезы, выложила, что невеста его не дождалась, что ее муж ухаживает за его нареченной. Да, Эльвира была одной из самых красивых женщин Севильи. Когда Хуан женился на ней и привез в город, все мужчины, включая Рафаэля, отметили ее красоту. Нежная слегка смуглая кожа, блестящие черные волосы, бархатные темные глаза и чарующий голос: она иногда пела на светских приемах для гостей. Но все портила ее сонливая медлительность, вечно унылое лицо и обиженно опущенные уголки губ. Зря Хуан ее украл и женился на ней. Для нее монастырь был лучшим пристанищем! Патрисия по сути прочитала его мысли. Да, они с падре так и подумали, что она обманула саму смерть. Но сравнивать себя с какой-то ведьмой из древних легенд? Вздор! Патрисия строптива, своевольная, слишком умна для женщины, но ведь в глубине души она добра и невинна и совсем непохожа на эту Лилит. К чему эти выдумки? Рафаэль проскакал две улицы и осторожно потянул коня за уздцы, чтобы он перешел на шаг. Ему все больше и больше хотелось узнать, почему она так боится замужества. Почему она придумывает все эти отговорки. Он даже не нашел в себе сил злиться на нее. Нет, Патрисия гонит его не просто так. Здесь кроется не просто желание учиться. Здесь есть что-то еще. И он узнает правду!***
На следующий день Рафаэль пришел к ней в полдень, но Дюваль сообщил, что мадемуазель ушла на кладбище. — Куда? — Тут недалеко. Ее бабушка, дедушка и мать там похоронены, — сообщил Дюваль и сказал, куда ехать. Рафаэль доскакал до кладбища и увидел Патрисию, одиноко стоящую у могилы. Он подошел к ней и услышал тихие слова: — Матушка, дай мне сил прогнать его. Я не должна верить Рафаэлю. Я клянусь, что не повторю твоей судьбы! Я не выйду замуж! И не буду страдать, как ты с отцом! Она перекрестилась и поставила цветы в вазу. Обернувшись, увидела Рафаэля, стоящего поодаль, и покраснела. — Ты опять меня преследуешь? Он ничего не ответил и подошел к расторопной цветочнице, которая торговала у входа цветами. Затем вернулся с цветами и поставил их в вазу с другой стороны от надгробной плиты. — Донья Вирджини, думаю, что вы на Небесах все видите. И поверьте, что у меня самые честные намерения по отношению к вашей дочери. Быть ей мужем, отцом наших детей, ее защитой и опорой. И я сделаю все, чтобы наш брак был счастливым. Патрисия замерла со слезами на глазах, не зная, что сказать. И спорить на кладбище было бы неуместным. — Дюваль сказал, что ты здесь. Пойдем? — улыбнулся он, оборачиваясь и протягивая ей руку. Патрисия сжала губы и кивнула, украдкой вытирая слезы. Когда они сели в карету, она отодвинулась от него, глядя куда-то в сторону. — Тебе было тринадцать, когда матушки не стало? — спросил Рафаэль. — Ты мне рассказывала. Это я уже знаю. Она помолчала пару минут, а затем тихо ответила: — Верно, но ты не все знаешь. Как раз из-за матушки я и решила стать врачом. Она поддерживала одного небогатого юношу, и он стал врачом. Выручила его деньгами на университет. Потом он иногда приходил в гости и рассказывал мне много интересного… Сейчас он уже взрослый солидный и уважаемый доктор. Он даже в университете читает лекции. — Интересно, — улыбнулся Рафаэль, — у тебя был пример для подражания. — И была еще другая причина… — ее глаза вновь налились слезами, — Моя мама сгорела от лихорадки! Я тогда еще не знала, что делать и как ее лечить, и не смогла помочь. А сейчас я бы ее выходила. И врач, кстати мужчина, образованный и с дипломом университета, не смог ее спасти! Только руками разводил! Она достал платок и промокнула глаза. — И я поклялась себе, что буду лечить людей. Я не буду такой, как этот бездарный врач! Рафаэль подвинулся к ней и осторожно обнял. — Я тебя понимаю, моя дорогая. Родных терять очень тяжело. Я тоже потерял двух братьев на войне. Нас у родителей трое было, и я самый младший. Она недоверчиво подняла глаза и тихо ответила: — Я не знала, прости… Он ласково улыбнулся и вытер ей слезу. — Все хорошо. Кстати, я тебе подарок принес. — Какой? — удивленно спросила Патрисия. — Приедешь домой, я покажу. В квартире Патрисия попросила Мими накрыть на стол обед, а Рафаэль протянул ей завернутую в бумагу книгу. — Что же это? — По немецкому языку. Очень хорошая грамматика в таблицах с примерами. Патрисия улыбнулась и пролистала книжку. Правила были очень доступно изложены, рассказано, как используются времена и даже в конце был словарик с неправильными глаголами прошлого времени. — И в самом деле отличная книга. Спасибо тебе! — Я рад, что ты улыбаешься, — он осторожно поцеловал ей руку. — Мадемуазель, я накрыла на стол, — Мими вошла в гостиную, чихнула и извинилась. — Спасибо, иди домой. В кабинете я сама уберусь. — До свидания, мадемуазель, до свидания, месье! — Служанка поклонилась и вышла из квартиры. — Что-то она выглядит неважно, — покачал головой Рафаэль. — Да я уже дала ей чаю с медом утром и сказала купить капли в аптеке. Похоже, простудилась немного. Пусть идет домой и лечится. — Верно. После обеда Рафаэль с интересом взглянул на другую книгу на ее письменном столе. — А это о чем? — О беременности и родах. Он лукаво взглянул на нее, и она тут же парировала. — Иными словами, как сделать, чтобы женщина выносила ребенка здоровым, как сделать, чтобы беременность прошла без хворей и помочь женщине родить без осложнений. — Патрисия, вы все же хотите стать акушеркой? — Врач должен все уметь. — Согласен, — шутливо улыбнулся он и коснулся ее лица. Она смущенно отстранилась и взяла со стола книгу. Затем села на диван и прижала ее к животу. — Но в книге я не нашла ответа про одну закономерность, которая меня уже давно интересует. Почему у кого-то рождаются только сыновья, а у кого-то только дочери? — Кого Господь пошлет, тот и родится, — улыбнулся Рафаэль. — Наверное, ты прав, Рафаэль, но все же этому есть медицинское объяснение, я уверена. Только врачи и ученые еще не открыли его. Патрисия стала листать книгу. Затем сердито взглянула на Рафаэля: — Робер у Сесиль потребовал сына! Рохелио возмутился, когда Кристина дочку родила! Рафаэль помедлил, но пожал плечами, взглянув на таблицу в учебнике: — Патрисия, все мужчины хотят иметь сына-наследника. Особенно, дворяне. Робер богат и имеет титул, да и Рохелио, хоть и простой кузнец, а живет и не бедствует. Кузницу же надо кому-то оставить. Я скрывать не буду: тоже хочу передать своему сыну фамилию Эрнандес и состояние семьи. — Такое чувство, что женщина — это существо второго сорта! — улыбка стерлась с ее лица. — Патрисия, я так не думаю! Род человеческий не сможет существовать без женщин. — И мне кажется несправедливым, что мужчины вечно обвиняют жен, что они не могут сына родить! — Патрисия скептически посмотрела на него, сложив руки на груди: — А представь, врачи через лет пятьдесят откроют, что именно мужчина в ответе за то, кого родит жена: сына или дочь? Вот будет весело! Если такое откроется, мужчинам некого будет винить! Она рассмеялась и ехидно ухмыльнулась: — А то помню была в Кадисе похожая история! В монастырь мужчина привез жену к матушке-настоятельнице. Винил ее, что она уже восемь лет родить не может. Матушка его тоже осмотрела и выяснила, что на самом деле он болен, а не жена. К счастью, вылечила его, и родилось у них двое детей, но супруге он много крови попортил своими упреками! — Мужчина — глава семьи, значит, он в ответе за многое! В том числе и за детей. И винить женщину во всем нельзя. Патрисия, я хочу видеть тебя своей женой. Хочу, чтобы у нас была семья, дети. Патрисия опустила глаза и высвободила руку. — Интересно, а через сколько я тебе надоем, и ты начнешь искать развлечений на стороне? Через месяц? — Патрисия, что ты придумываешь? — Через год? — ехидно спросила она. — Зачем мне другие женщины? — возмутился Рафаэль. — Ты мне не надоешь и через тридцать лет! Она недоверчиво покачала головой: — А если я дочку рожу, что ты сделаешь? Надаешь мне пощечин? Будешь вопить, что я разочаровала тебя? И даже не будешь ею интересоваться? Изумленный взгляд Рафаэля заставил ее замолчать. — Что ты такое говоришь? И почему должен упрекать тебя? Если будет дочка, значит, так Богу угодно! — воскликнул он, и его глаза потемнели от гнева. — Патрисия, почему ты считаешь меня таким чудовищем? Я ведь не сделал тебе ничего дурного! Она поняла, что последними словами перешла грань. — Прости… Я не хотела тебя обидеть, но… Патрисия вскочила и отошла к окну, но Рафаэль подошел к ней и схватил ее за плечи: — Я ведь слышал, что ты говорила на кладбище. Я тебе небезразличен! Она отвела глаза, но поняла, что отпираться невозможно. Рафаэль все-таки услышал то, что не должен был! — Но почему тебя так пугает замужество? Я ведь вижу, что дело не только в твоей учебе. Почему ты так дурно думаешь о мужчинах? В чем дело? — он уже почти кричал. Патрисия потупилась, а затем подняла глаза: — Мой дядя или падре тебе ничего не рассказывали? — Говорил дон Луис, что мать не хотела замуж за твоего отца. И что сразу после похорон отца забрала тебя и вернулась в Париж. А падре сказал, что матушка мечтала вернуться домой во Францию. — Мама мне призналась во всем после того, как к ней как-то сватался богатый фабрикант. Мне тогда было двенадцать. Я была не против отчима, была не против, если бы у меня появился братик или сестричка. Но мама прогнала его, а потом плакала целый вечер. И когда я спросила ее, почему она не хочет замуж, она мне все рассказала… Мои родители не были счастливы в браке. И я не хочу жить, как они! Тихо, почти шепча, Патрисия начала рассказывать всю нехитрую семейную историю. Двадцать лет назад Вирджини Атталь вместе с другими дамами «Женского союза» выхлопотали право для дам стать вольными слушательницами в университете. Окрыленные этой победой дамы отправились к друзьям на праздник. И там мадемуазель Атталь увидел Фернандо Тенорио, испанский повеса и кутила, уже успевший прославиться парой скандальных романов за свое короткое пребывание в Париже. Светловолосая девушка с голубыми глазами и нежной белой кожей по-настоящему зацепила его. Он не давал ей прохода все Рождественские праздники, уверял в любви, присылал цветы. Но Вирджини мечтала об учебе на факультете словесности или на юридическом. Она прекрасно знала законы, умела убедительно говорить и продвигать свои идеи, несмотря на юный возраст. И в тот момент ее не интересовал пылкий испанец со своими страстными речами. — И что было дальше? — спросил Рафаэль, а Патрисия сжалась, словно стесняясь выдавать семейные тайны. Она кивнула и прижала ладонь ко лбу, а затем села на диван, понуро взглянув на Рафаэля. — Господи, я ведь не хотела тебе это рассказывать! — Патрисия… я буду молчать. Никто не узнает, — он сел рядом и вновь накрыл ее руки своими ладонями. — Спустя пару недель на одном из праздников они опять встретились. И отец подлил матери в шампанское чего-то… наверное, сонного отвара… А потом увел ее в библиотеку… Она осеклась, краснея, и Рафаэль понимающе кивнул. — Но дон Фернандо не знал, что матушка приехала на праздник со своим отцом. И он пошел за ними в библиотеку. Хоть и успел вовремя, но разразился жуткий скандал, и замять его уже не получилось. Мой дедушка был в ярости и вынудил дона Фернандо взять в жены маму. Она умоляла дедушку не выдавать ее замуж, плакала. Дон Фернандо тоже не хотел жениться. Он видел в ней только развлечение. — Похоже, что Хуан похож не на дона Луиса, а на твоего отца. — Да… — еле слышно сказала Патрисия. Смущаясь, Патрисия призналась, что именно поэтому испугалась, когда Робер чуть не увидел ее поцелуй с Рафаэлем на террасе. И именно потому испугалась и стала бросаться всем подряд в Рафаэля, когда очнулась в его домике. Она боялась повторить судьбу матери. Он ничего не ответил, лишь поправил прядь волос на ее виске. Патрисия стиснула в руках носовой платок и рассказала о том, что отец сразу же после свадьбы и возвращения с женой в Севилью продолжил свои загулы, ходил в бордели, выпивал. Соседи не осуждали матушку, но она прямо спиной чувствовала их безмолвную жалость, смешанную с насмешками. Ведь надменная молчаливая француженка не сумела стреножить известного ловеласа. Католическая консервативная Севилья казалась маме деревушкой и захолустьем, где женщина не имела права ходить никуда, кроме церкви. Падре Мигель всячески утешал матушку, пытался образумить Фернандо, но ничего не вышло. Он продолжал кутить, хотя в глубине души злился, что матушка не полюбила его, как другие женщины. — А когда мама меня родила… дон Фернандо… у меня даже язык не поворачивается назвать его отцом… начал кричать, что я не его дочь. Что у них в роду не рождаются девочки. Навешал маме пощечин, оскорбил ее. Мама уже на следующий день после родов бегала от него по всему дому со мной на руках, а дядя вместе со слугами прятал нас и успокаивал брата. На ее глазах выступили слезы, и Патрисия вновь попыталась их вытереть, но Рафаэль осторожно коснулся ее щеки носовым платком. — А через неделю пришел пьяный к маме и заявил, что она должна как можно быстрее родить ему наследника. Навешал тумаков горничным, которые защищали маму и увещевали его, что женщине нужно самое малое сорок дней, чтобы оправиться после родов. Падре Мигель пришел наутро, долго говорил с отцом. Тот перестал оскорблять маму, но опять начал гулять. Мне исполнился год, отец после очередного кутежа попал под сильный ливень… и сгорел от лихорадки. Врачи тоже ничего не смогли поделать. Ее глаза стали совсем пустыми, и она тихо сказала, перекрестившись: — Мне кажется, мама обрадовалась, когда папа умер…хоть и грех так говорить. Но зато вдовой она стала жить спокойно. Никто не пил, не обижал ее, не транжирил деньги, не гулял. Она вернулась в Париж, пошла на факультет словесности вольной слушательницей и доучилась. Продолжила заниматься благотворительностью в «Женском союзе», помогала людям. И хоть я родилась от нелюбимого мужчины… мама меня очень любила, заботилась обо мне, многому меня научила. Я была очень счастлива в Париже. — Патрисия, прости меня за эти слова, но она настроила тебя против всех мужчин. — Нет. Она лишь хотела уберечь меня. Чтобы я не страдала, как она. И я не хочу такой судьбы… Патрисия выдохнула и тихо пробормотала: — Пусть даже мне будет непросто одной, пусть не всегда будет хватать денег или будут сложности с работой, лучше уж жить без мужа. Она стыдливо взглянула на него и покачала головой: — Рафаэль, ты хотел правду? Я тебе все рассказала! Я не мама, и выдать меня замуж никто не сможет! Мне не хочется быть чьей-то женой. Уходи… Он встал с дивана и молча пошел к выходу, и Патрисия почувствовала слезы. Зря она рассказала ему такую неприглядную правду о своих родителях. Вытряхнула наружу то, что не должна была. Но теперь он точно разочаруется в ней и уедет. Да, Патрисия уже разозлила Рафаэля своими слезами, своей враждебностью, но по-другому поступить нельзя. Теперь он поймет, что замуж она никогда не выйдет.