Без памяти

Всю ночь я провела, не сомкнув глаз. До самого утра под умиротворенный храп Дилана за стенкой я ворочалась в кровати, не в силах заснуть от переполнявших меня противоречивых эмоций. С одной стороны, мои мысли занимал наш поцелуй, от которого до сих пор на губах оставался вкус Коула и горели щеки. Мне кажется, это был наш первый настоящий поцелуй – не безумный безотчетный взрыв страсти, как было в отеле, а что-то более глубокое и чувственное, осознанное и настоящее. Однако, трепет от этого момента был омрачен тяжелыми мыслями - до самого утра меня преследовал вид вмиг ожесточившегося Коула, разочарованного моим отказом делиться с ним воспоминаниями. То, как он изменился в лице и как поникли его плечи после моего отказа заставляли чувствовать себя настоящим предателем. Именно тревога и чувство вины не давали мне покоя этой ночью. Поэтому не удивительно, что, еле дождавшись хотя бы восьми утра, я отскребаю себя от кровати и, чувствуя себя максимально разбитой, спускаюсь вниз на кухню. За окном серые тучи и моросит мелкий дождик. Взгляд падает на кухонный остров и я, поддавшись порыву, нежно провожу пальцами по столешнице в том месте, где вчера ее сжимали руки Коула. На секунду мне кажется, что сейчас я почувствую тепло его тела, но поверхность гладкая и холодная. Я разочарованно отдергиваю руку и падаю на стул, закрыв лицо руками. Кажется, еще немного и эмоциональные качели доведут меня до психоза. Воспоминания вчерашнего дня захлестывают меня с новой силой. «Мне срочно нужно на пробежку» - вспыхивает в моем мозгу спасительная мысль словно зеленый значок эвакуационного выхода. Я вскакиваю со стула и бегу одеваться в спортивный костюм. Через пару минут я уже стою на веранде и вдыхаю влажный холодный осенний воздух Истли. Я уверенным шагом направляюсь в сторону калитки, но, открыв ее, вдруг вспоминаю о вчерашних событиях, которые случились до нашего поцелуя. Толпа журналистов под окнами почему-то начисто вылетела у меня из головы, и сейчас вдруг ошарашила, словно пощечина. Я испуганно оглядываюсь по сторонам, но с облегчением понимаю, что дорога абсолютно пустынна. Кажется, в отличие от меня, Истли спокойно спит в такую рань под убаюкивающий моросящий дождик. Ни соседей, ни журналистов не видно. Даже птицы, и те молчат. Успокоившись, я выхожу за калитку и, перейдя на легкий бег, направляюсь в сторону леса. Я делаю первые размеренные вздохи холодного воздуха и мышцы начинают привычно напрягаться, принося успокоение, когда из-за поворота на дорогу выходят два мужчины с фотоаппаратами. Я резко торможу и, осознав, что это журналисты, накидываю на голову капюшон и разворачиваюсь в сторону дома. Но не тут-то было... Со стороны дома в мою сторону идут парень с девушкой с нацеленными на меня видеокамерами. Подавив приступ паники, я направляюсь в их сторону, надеясь, что они не узнают меня или, даже если узнают, что я смогу быстро проскользнуть на свой участок. Однако, я зря надеюсь. Парень с девушкой перекрывают мне дорогу, а мужчины догоняют меня сзади, взяв в кольцо. Краем глаза я замечаю, что из припаркованных на той стороне машин тоже вылезают репортеры и спешат ко мне. Сердце начинает бешено стучать в грудной клетке, когда журналисты обступают меня плотным кольцом. Меня прошибает ледяной пот. Вот влипла! - Позвольте пройти, - говорю я как можно более спокойным тоном, но кажется мои слова имеют обратный эффект. Репортеры моментально включаются в работу и в ту же секунду со всех сторон на меня начинают сыпаться вопросы вместе с щелчками фотоаппаратов и ослепляющими вспышками. - Мисс, это вы были на фотографиях с Коулом Спроусом? - Как вы можете прокомментировать слухи о расставании Спроуса и Петш? - Это правда, что вы любовница Коула? - Как вас зовут? Почему Коул скрывает вас? - Это правда, что Коул уже несколько лет изменяет Меделин с вами? От таких бесцеремонных вопросов, во мне поднимается волна негодования и я уже открываю было рот, чтобы дерзко ответить на их грязные обвинения, как вдруг в ушах звучат слова Киры, которая говорила Мэделин и Коулу, что любое их слово может быть использовано против них и вывернуто так, как будет удобно желтой прессе. Я испуганно захлопываю рот, пытаясь проанализировать, что собираюсь им ответить. Перебрав в голове несколько вариантов, я понимаю, что к любому из них можно прицепиться и интерпретировать так, как будет выгодно журналисту. Страх ляпнуть лишнего и тем самым навредить Коулу сковывает внутренности. Репортеры тем временем все осыпают меня мерзкими вопросами и предположениями, перебивая друг друга, фотоаппараты щелкают, вспышки слепят, кольцо толпы вокруг меня сужается... Меня накрывает натуральная паника. Я чувствую себя как овечка, окруженная стаей волков, нападающих со всех сторон. Я пытаюсь пробиться к своей калитке, которая находится всего в десяти метрах от меня, но за такой толпой она кажется совершенно недосягаемой. Сердце грохочет в ушах, а ужас мешает здраво мыслить. Все вопросы журналистов сливаются в один сплошной невыносимый гул, щелчки фотоаппаратов бьют по нервам. Меня накрывает какой-то животный страх перед беснующейся толпой. Я еще раз пытаюсь протиснуться между них, но у меня не получается. Тогда я беспомощно закрываю лицо руками, пытаясь совладать с паникой и найти выход из ситуации. Внезапно справа от себя я слышу знакомый голос, который кажется спасительным в моей ситуации: - Черт, что за херня тут происходит? Голос наполнен уже привычной яростью и злостью, но даже эти интонации заставляют меня вскинуть голову в надежде. Через секунду Коул уже расталкивает репортеров и врывается в середину окружающего меня кольца. Даже не взглянув на меня, он становится передо мной, повернувшись лицом к журналистам и заведя руки назад, как бы закрывая меня от них своим телом. Одной рукой он шарит в пространстве за собой и, нащупав мою руку, крепко сжимает мое запястье холодными пальцами. Я смотрю Коулу в затылок и даже по напряжению его плеч и высоко вздернутой голове, понимаю, что он в просто в бешенстве от происходящего. На секунду на улице становится тихо, словно репортеры опешили от такого поворота событий, но, быстро, оправившись и обрадовавшись появившемуся виновнику торжества, они обрушивают на нас еще большую волну вопросов и прессинга. - Коул, вы живете вместе?! - Коул, это ваша любовница? - Скажите, как отреагировала Мэделин, когда узнала о вашем романе? - Коул, прокомментируйте сложившийся треугольник? - Почему вы не называете ее имени? Может быть это проститутка? Минутное облегчение, которое я почувствовала, когда появился Коул, сразу же испаряется, как только я осознаю, что я втянула еще и Коула в серьезные неприятности по собственной глупости. От этих мыслей становится еще хуже. Мне хочется сжаться в комок или провалиться сквозь землю, только бы не слышать этого ужасного гула вопросов надвигающейся толпы. Но Коул сжимает пальцы на моем запястье так сильно, словно я и вправду могу куда-то деться или со мной может что-то случиться. Я мысленно удрученно усмехаюсь - куда я денусь из этой ловушки? А может быть, он сжимает меня до синяков от злости? Наверняка, он злится на меня за то, что я оказалась в такой ситуации. Я нерешительно поднимаю глаза на Коула. Я вижу только его спину, но весь его облик дышит нескрываемой яростью и агрессией. Кажется, будто Коул стал даже стал выше и больше. Его плечи широко расправлены, голова упрямо вздернута, грудь вздымается как будто после бега. Несмотря на беснующуюся толпу вокруг, он выглядит как уверенный в себе лев среди стаи гиен. Он него веет каким-то праведным гневом и врожденным превосходством. - Пропустите, - говорит он твердо и властно. От ледяного тона, в котором все же слышна ярость, у меня мурашки бегут по спине. Репортеры немного затихают, и я их понимаю – его голосу и виду хочется подчиниться на каком-то инстинктивном уровне. - Мистер Спроус, всего один вопрос, - подает голос самый напористый из журналистов – рыжий мужик с козлиной бородкой и мелкими глазками. – Эта девушка... - Я уже все сказал вам вчера, - грубо прерывает его Коул безапелляционным тоном. – Пропустите сейчас же. - Но мы... - начинает неуверенно девушка, стоящая рядом с рыжим. - Всего один вопрос... - Еще один вопрос, - цедит сквозь зубы Коул тихим голосом, от которого кровь стынет в жилах. - И вы все лишитесь своих лицензий и работы, - репортеры затихают. – Я думаю, вы прекрасно наслышаны о том, на что способны мои адвокаты, - так же тихо и твердо говорит Коул, и я вижу, как журналисты взволнованно переглядываются. – Так вот, на доме висят камеры. Поверьте, у моих ребят будет более чем достаточно доказательств, за которые они смогут зацепиться, чтобы вы навсегда лишились ваших лицензий. Сталь в голосе Коула и реальность угроз заставляет меня затаить дыхание. Я ни разу в жизни не видела Коула таким – на сто процентов уверенным в себе, жестким, непоколебимым, мужественным. Окруженный со всех сторон, под напором толпы, он ведет себя так, будто он король этого мира, и я невольно чувствую гордость и уважение к новой для меня стороне его личности. Человек, стоящий передо мной, излучает такое превосходство над остальными, сулит такую опасность, что пыл репортеров исчезает словно по щелчку пальцев и на их лицах появляется страх и выражение подчинения. Они медленно опускают камеры и молча расступаются, освобождая нам дорогу к моему участку. Не говоря им больше ни слова и даже ни удостоив их взглядом, Коул срывается с места и рывком дернув меня за руку, тащит за собой. Буквально за пару секунд он преодолевает расстояние до моего участка, распахивает калитку и грубо проталкивает меня внутрь. Заперев калитку, он все так же не смотря на меня, тащит дальше – по направлению к дому. Я еле поспеваю за ним, спотыкаясь и торопясь. Коул не говорит ни слова, но судя его выражению лица и поведению сомнений не остается – у меня большие неприятности. Затащив меня на веранду и грубо втолкнув меня домой, Коул с оглушительным звуком захлопывает за нами дверь. Затем он резко разворачивается, толкает меня так, что я бьюсь спиной о косяк, и нависает надо мной. Мне кажется, что Коул стал в полтора раза больше и выше от ярости. Гнев кипит в нем и волнами исходит от его тела, обжигая мою кожу. Я зажмуриваюсь. - Ты в порядке?! – кричит Коул мне в лицо так грубо и громко, что я не сразу понимаю смысл его вопроса. Я в удивлении распахиваю глаза. Его тон и поведение совсем не вяжутся со словами. Пока я перевариваю вопрос, он бегло пробегается взглядом по моему лицу и телу, словно проверяя, а затем в ожидании моего ответа снова возвращается глазами к моему лицу, вопросительно приподняв брови и нетерпеливо цокнув. Моих сил хватает только на то, чтобы испуганно кивнуть. Мой кивок словно становится катализатором его злости, и Коула прорывает – он с рыком врезается кулаками по двери по обе стороны от моей головы и зависает в таком положении, тяжело дыша. - Фак, Лили, - рычит он у меня над ухом. – Что ты творишь? Славы захотелось?! Славы? Я непонимающе поднимаю на него глаза. Неужели он думает, я специально вышла к журналистам, чтобы попасть на передовицы газет?? Я так шокирована и расстроена его догадкой, что у меня пропадает дар речи. - Что молчишь?! – мое молчание распаляет Коула еще больше. Еле сдерживая слезы, я поднимаю на него глаза и вижу в них ярость и обиду. – Не знаешь, что сказать?! Или, может быть, ты хотела еще больше пошатнуть нашу с Мэделин репутацию?? Так поздравляю! У тебя это получилось! Через пару часов наши фотографии будут во всех лентах новостей! - Ккоул... ты... да как ты можешь так думать, - дар речи возвращается ко мне вместе со слезами, которые брызгают из глаз. – Я просто хотела пробежаться... чтобы... просто после вчерашнего... у меня голова кругом... я хотела отвлечься, - слезы душат меня, и я не могу удержаться от постоянных всхлипываний. – Когда я выходила, я все проверила – на улице не было ни души. Я клянусь... - я не могу остановить рыдания, словно все переживания и тяжесть последних дней прорвались из моего измученного сердца. Я зажмуриваюсь, страшась снова столкнуться с яростным злым взглядом, который только сильнее подтолкнет меня к настоящей истерике. – Коул, поверь мне... Как только я отошла от дома, они вдруг появились, словно из ниоткуда... Они окружили меня... задавали вопросы. А я... Я так испугалась, Коул, - я вся сжимаюсь от только что перенесенных эмоций, слова льются потоком вперемешку с всхлипываниями. – Коул, я так испугалась, что могу навредить тебе еще больше, если скажу хоть слово. Я молчала, а они все сильнее окружали меня. И кричали, и щелкали фотоаппаратами... Я затыкаю уши, как будто меня снова атаковали репортеры. Реальность и воспоминания перемешались в голове, настоящая истерика затопила разум. Я вдруг понимаю, как меня бьет крупная дрожь. Все переживания последних дней, бессонная ночь, тревожные мысли, страхи, только что пережитый шок слились в единую какофония и накрыли меня с головой. Внезапно я чувствую, что пол уходит из-под ног, колени подкашиваются и я медленно сползаю по двери на пол. - Лили?! – слышу я испуганный голос словно из-под толщи воды. – Лили, что с тобой?! Сквозь затуманенный разум я чувствую, как теплые руки поднимают меня с пола и затем опускают на что-то мягкое. «Диван, наверное», - мелькает ленивая далекая мысль. - Лили! – снова слышу я далекий голос. – Лили, приди в себя! Да что с тобой такое?? – я слышу испуганные нотки в звучащем над ухом голосе, но смысл слов почти не доходит до моего сознания. Чувствую, что кто-то трясет меня, но я почти этого не чувствую. - Да что с тобой такое?? – снова кричит знакомый голос издалека. «Что со мной?» – мозг лениво усмехается. «Если бы ты видел, что происходило со мной первые несколько лет после твоей смерти, ты бы знал, что так проявляется ступор, вызванный крайним нервным истощением. На что это похоже? Как будто тело застыло, а разум оказался заперт где-то глубоко-глубоко в подвалах мозга. Снаружи я выгляжу так, будто меня заморозили – скованно сижу,обняв колени руками, глаза закрыты, лицо искажено болью, губы сжаты, зубы стучат, а тело бьет крупная нервная дрожь. То еще зрелище, по правде говоря. Но, что еще страшнее, внутри неподчиняющегося тела, сознание, словно стремясь сохранить последние крупицы разума и не поддаться нервному атомному взрыву, переходит в режим максимального энергосбережения и самосохранения. Оно прячется в глубине тела, так далеко от поверхности, что все ненужные органы чувств и мысли просто не достают до него. В таком состоянии я почти ничего не чувствую, не вижу и не слышу. Мозг, словно желе отказывается обрабатывать как поступающую в него информацию извне, так и любые тревожные мысли, да и вообще мысли». Кто-то меня трясет, но снова без всякого отклика от моего сознания. - Дилан! Дилан, скорее иди сюда!!! – вдруг кричит Коул так громко, что даже до моего разума долетает смысл его слов и интонация, граничащая с паникой. От этого сознание еще больше сжимается и забирается глубже в темноту. Мне становится страшно – до каких размеров может сжаться мой разум, прежде чем он совсем исчезнет без возможности выбраться наружу из этой поглощающей тьмы? Кажется, будто я сижу под землей в малюсенькой коробке и стенки этой коробки сужаются. Затем где-то вдалеке слышится громкий топот. - Что случилось? – заспанный голос Дила пробирается под корку льда, которая сковало мое тело и все-таки добирается до сознания, хоть и в виде малюсенького отголоска. – Боже, Коул, что ты наделал! – кричит он словно отрезвев в одну секунду. - Что ты натворил, придурок?!! «Мальчики, не ссорьтесь», - словно засыпая, бормочет мой мозг. От мыслей о драке братьев стенки моей коробки еще больше сужаются, вызывая клаустрофобию. - На нее напали журналисты, и она как будто вырубилась... Я... Я не знаю, что произошло... Она сильно перенервничала, и еще я накричал, - в голосе Коула сквозит отчаяние. – Дилан, что с ней такое?? «Он что, переживает за меня?» - сердце замирает от приятной мысли, но мозг сразу же отторгает всколыхнувшееся волнение и забирается еще глубже в темноту. - Лили, - слышу я тихий голос Дилана, и, кажется, рядом со мной проминается диван. Затем я чувствую легкое тепло в своих руках и понимаю, что это Дил взял меня за руки. – Лили, дорогая, слушай меня, - продолжает он мягким успокаивающим голосом. – Сфокусируйся на мне. Давай, сосредоточься на моем голосе. Выбирайся оттуда. Его теплый родной голос, как и всегда, успокаивает меня. Стенки моей клетки немного расширяются, и я начинаю улавливать суть его слов. Дил всегда помогал мне выбираться из этого состояния. Только Дил знает, как меня вытащить. И на этот раз, к счастью, друг снова оказался рядом. Когда Дилан рядом, все становится не критичным и не таким страшным. Тепло очень-очень медленно от его пальцев поднимается выше по рукам и доходит до локтей. Дилан словно солнышко согревает меня своим теплом и мягкими словами. Дрожь становится меньше. Главное сосредоточиться на его голосе и его прикосновениях, и он как якорь достанет меня из этой пугающей глубины. - Давай, Лили, вот так. Умница, - тем временем продолжает он. – Ты же знаешь, что все хорошо. Мы со всем справимся. Все будет хорошо, я тебе обещаю. Давай, дорогая, хватайся за меня. - Что, черт возьми, происходит? – шепчет Коул и голос его дрожит. - У нее нервный срыв. Их не было уже много лет. Они случались, когда ты... В общем, когда у нее были тяжелые времена. Все, что ей сейчас нужно – спокойствие и то, что вытянет ее наружу из этого ступора. В нашем случае – голос и прикосновение. Ей нужно за что-то зацепиться. - Но прошло уже пятнадцать минут, а она все еще не пришла в себя, - обеспокоенно шепчет Коул. – Ты точно знаешь, что делаешь? Сколько эт раньше длилось? «Пятнадцать минут? Мне кажется, что прошла уже неделя. Время тянется так медленно, что мне кажется, один только разговор братьев занял полчаса. Мозг совершенно отказывается двигаться». - Раньше они длились не больше пяти минут, - говорит Дилан. – Но все получится. Всегда получалось. - Можно я попробую? Может быть, я буду для нее более сильным якорем? – говорит Коул. - Не уверен, - растерянно говорит Дил. – Не думаю, что это хорошая идея. - Дай сюда, - нетерпеливо говорит Коул, и я сквозь ледяную корку чувствую, что теплые мягкие руки Дилана сменились на холодные и слегка дрожащие. Мозг подсказывает, что это руки Коула. - Лили, - говорит он размеренно и мягко. – Пожалуйста, возвращайся к нам. Все будет хорошо, я обещаю. Я совершенно на тебя не злюсь. Не пугай нас, очнись, пожалуйста. Ты нужна нам – и мне, и Дилану. Прошу тебя, возвращайся... ко мне... Смысл его слов почти не достигает моего сознания, но голос Коула, его нежные прикосновения, забота и трепет, которыми сквозят его слова, его обеспокоенная интонация вызывают во мне такую сильную бурю чувств, что мозг моментально ощетинивается, словно ежик, отвергая мои эмоции и волнение, и снова скрывается в темноте. Меня опять начинает бить дрожь – внутри тела становится нестерпимо холодно и страшно. - Отойди от нее! – грубо кричит Дилан, и я снова чувствую тепло на своих руках. – Не видишь, что ли, что ты делаешь только хуже! - Но я... - испуганно бормочет Коул. – Но почему? - Потому что ты волнуешь ее. А ей сейчас нужно спокойствие. Отойди и не мешай. Молчи. Я знаю, что делаю. Дай мне помочь ей. Коул вздыхает и, по-видимому сдается. - Лили, - слышу я теплый голос Дилана, и снова немного расслабляюсь. Придется начать все сначала, но я знаю, что мой лучший друг справится. Мы всегда справлялись. Я знаю, что он вытащит меня откуда угодно. – Лили, дорогая, давай, помоги мне. Постарайся, пожалуйста. Я изо всех сил цепляюсь за голос Дилана, за то умиротворение, которое он всегда оказывает на меня, за тепло его рук. Поначалу мозг пытается заснуть, лениво откликаясь на Дилана, но постепенно я его пересиливаю. Голос друга становится четче и ближе, тепло поднимается к локтям, а затем к плечам, дрожь отпускает мое скованное тело. Постепенно ко мне начинают возвращаться чувства – свет проникает под закрытые веки, запах дождя проникает в нос, голос Дилана звучит практически над ухом. С каждой минутой сознание отвоевывает права на тело и чувства. Проходит еще пара секунд, и я распахиваю глаза. Передо мной сидит бледный Дилан. - Лили, - со свистом выдыхает он, как будто сбрасывает с себя весь груз этого мира. – Я так испугался. Он хватает меня за плечи и рывком прижимает к себе, крепко сжимая в своих медвежьих теплых объятиях. Я утыкаюсь ему в плечо и горячие слезы брызгают из глаз. - Спасибо, - хриплым голосом говорю я ему в футболку. – Я тоже очень испугалась... Пока я всхлипываю у него она плече, постепенно приходя в себя, Дилан по-отечески гладит меня по спине и раскачивает, словно маленького ребенка. Когда мои всхлипы прекращаются, Дилан отстраняется. - Вот так, - улыбается он мне, утирая мои слезы. - Спасибо, - смущенно говорю я. – Ты меня спас. Внезапно краем глаза я замечаю движение и, повернув голову, вижу Коула, сидящего в кресле напротив. Только сейчас я в, что он тспоминаю, что он тоже был в доме. Коул пристально смотрит на меня. Он сидит ровно, как будто он проглотил палку, а костяшки пальцев побелели от того, как сильно он сжимает подлокотники. - Да уж, спасибо, - сквозь зубы выдавливает он из себя. – Хорошо, что есть брат, который умеет чинить то, что ломает другой. Коул резко вскакивает и вылетает из комнаты. Хлопает входная дверь, а затем мы слышим щелчок зажигалки на веранде. Я вопросительно поворачиваюсь к Дилану. - Он тоже пытался помочь тебе, но от этого тебе стало только хуже. - Я помню, - качаю головой я. - Мне кажется, это сильно расстроило его. После этого он сел в это кресло, как громом пораженный, и не произнес не звука. Только прожигал меня взглядом, словно мог меня убить им на месте. Мне кажется, он ревнует. И очень сильно. Его бесит, что я смог помочь тебе, а он только хуже сделал. - Мне кажется, ты преувеличиваешь, - фыркаю я, хотя слова друга тешат мое самолюбие и разжигают надежду. - Нет, Лили, - говорит он серьезно, заглядывая мне в глаза. – Я понимаю, что тебе сейчас нельзя волноваться и ты морально истощена, но он тоже на грани. Посмотри в его глаза – за маской самоуверенности ты увидишь там столько боли, страха и сомнений. Вы оба мучаете друг друга. Пора заканчивать это, Лил. Я чувствую, что вам нужен последний толчок, чтобы то, что вас сдерживает, исчезло. Не упусти этот шанс, Лили. Я вижу, что он готов сдаться. Я долго размышляю над словами Дилана, пытаясь представить, как же нам перейти эту незримую черту. - Дил, мне страшно, - тихо говорю я. – Вдруг сдаться для него означает отказаться от самого себя? Сегодня я увидела его вторую сторону. Не знаю, почему все это время я отказывалась верить в то, что он изменился. Что он и вправду настоящий известный актер, что у него совсем другая, отличная от нашей жизнь, что у него есть настоящая невеста, огромное состояние, а главное – состояние души. Он и вправду давно уже не наш Коул-подросток с розовыми мечтами и наивным взглядом на жизнь. Сегодня утром я это отчетливо поняла – видел бы ты, как он общался с журналистами. Это его стихия – подчинять остальных своему мнению, ощущать свою власть и превосходство, быть уверенным в себе... Что если я сломаю его? Вдруг быть со мной для него означает потерять самого себя? Быть со мной означает отказаться от всех вещей, в которые он верит, которые составляют его жизнь... Да и вообще, вдруг мне не место в его мире? Вдруг я угроблю его карьеру? Или вдруг его фанаты захейтят меня за то, что я разбила их с Мэделин отношения. А значит, их ненависть перекинется на нашу пару, и на него. И нам придется жить в этом негативе. Вдруг со временем он возненавидит меня за все это? Мне почему-то все это казалось таким неважным до недавних событий, но сейчас я понимаю, что это его жизнь. И она реальна... Дилан внимательно смотрит на меня, и вдруг я вижу, что его губы трогает легкая улыбка. - Это не смешно, Дил, - хмурюсь я. Он берет мои руки в свои и заглядывает мне в глаза. - Не ожидал я услышать от тебя сомнения, Лили, - говорит он, снова улыбнувшись. – Ты столько всего прошла ради того, чтобы быть с ним, и вдруг, оказавшись в шаге от него, тебя вдруг начинают волновать глупые вещи. Уж не струсила ли ты часом? – он помигивает мне, еще больше улыбаясь моему обиженному выражению на лице. – Это, конечно, очень благородно задумываться о таких вещах и быть готовой пожертвовать своим счастьем ради Коула... Но не смей себя недооценивать и думать, что ему без тебя будет лучше. Мы оба знаем, что это не так. Я слегка улыбаюсь. Дилан всегда знает, как меня подбодрить и как подобрать правильные слова. Он встает. - И к тому же, вы уже ничего не измените. Вы оба сейчас находитесь в поезде с отказавшими тормозами, который на полной скорости летит под откос. Вам уже с него не спрыгнуть. Я усмехаюсь. - Отличное сравнение. Дилан пожимает плечами. - Хорошо, и что ты предлагаешь? Что мне делать, чтобы преломить ход нашего сражения? - Ты знаешь, что. Я закатываю глаза. - Дил, я не хочу больше это обсуждать. - Лили, я тоже не хочу с тобой больше спорить. Ты знаешь, что я всегда поддерживаю тебя, но в этом случае я не на твоей стороне. Я считаю, что, во-первых, мой брат имеет полное право увидеть все, что ты так охраняешь, а, во-вторых, я считаю, что ты зря боишься – это сблизит вас и возможно станет тем самым спусковым крючком. Я фыркаю и отворачиваюсь от Дила. В этот момент возвращается Коул, чему я рада, потому что слова Дилана зародили в моей голове сомнения, но пока я не готова в этом признаваться. - Я успокоился, - сообщает нам Коул, и Дил кивает. - Отлично. Я, пожалуй, вас оставлю. Вам есть что обсудить. Мы с Коулом переглядываемся, а Дил продолжает. - К тому же, сегодня приезжает Барбара. Я планировал встретить ее в аэропорту и привезти сюда, чтобы познакомить с родителями и завтра утром отправиться на побережье, но что-то мне подсказывает, что ее совсем не обрадует перспектива встретиться с таким количеством репортеров у моего дома. Думаю, нам надо сразу ехать в дом бабушки. Коул кивает. - Думаю, так будет лучше. Я их, конечно, здорово припугнул и, надеюсь, большинство разъехалось, но быть уверенными на сто процентов мы не можем. - Окей. Тогда я пошел собираться, - говорит Дилан. – Лили, помни, что тебе нелзя волноваться. Коул, пожалуйста, веди себя хорошо. Не доводите больше друг друга до такого состояния. По крайней мере, пока меня не будет, - он подмигивает нам и выходит из дома, успев закрыть дверь прежде, чем в него попадает диванная подушка, пущенная мной. В комнате воцаряется гнетущая тишина, словно Дил вместе с собой забрал всю непринужденную атмосферу, оставив нам лишь смущенное молчание. - Я присяду? – тихо спрашивает Коул, и я киваю, освобождая ему место на диване рядом с собой. Какое-то время мы сидим в тишине, не произнося ни слова. Между нами повисает совсем не то дружеское молчание, которое можно считать комфортным, а тягостное, напряженное, нервирующей чувство недосказанности. - Ты злишься на меня? – спрашиваю я первое, что приходит мне в голову, только бы разрушить это напряжение. Мой голос звучит как-то хрипло – видимо, последствия срыва. Над ухом раздается такой же хриплый смешок. - Злюсь. Но не на тебя. Я поднимаю на Коула глаза. - Коул, но я поступила так тупо... Ты же предупреждал. Не надо было выходить... - Но я даже не выслушал тебя. Иногда я совершенно забываю, что тебе наше общение доставляет такую же боль, как и мне. Я усмехаюсь. - Тебе не кажется, что все уже зашло слишком далеко? – продолжает он. - Мы как наркоманы - подсели на острые ощущения от наших ссор. Или как упертые боксеры на ринге – выматываем друг друга до победного, и ни один не готов уступить и сдаться без боя. Я удивленно слушаю его рассуждения. Помолчав немного, устало говорю: - Ты прав. Лично мне нужна передышка. Коул поворачивается ко мне. Я протягиваю ему руку и спрашиваю: - Перемирие? Помешкав, он пожимает мне руку. - Перемирие, - кивает Коул, а затем улыбается своей фирменной коварной улыбкой. – Временное. - Идет, - отвечаю я, улыбаясь в ответ, не имея ни малейшего желания спорить. Внезапно Коул дергает меня за руку и притягивает к себе, от чего я утыкаюсь носом в его плечо. Он обнимает меня за плечи и со вздохом откидывается на спинку дивана. Удивление быстро сменяется чувством спокойствия, когда я понимаю, что это, видимо, просто часть перемирия. Продолжая утыкаться носом в футболку Коула и постепенно расслабляясь в его теплых дружеских объятиях, я смущенно растекаюсь в улыбке. Какое-то время мы сидим, обнявшись, не двигаясь и просто наслаждаясь затишьем в наших отношениях. Кажется, будто и вправду у нас получилось на какое-то время абстрагироваться от всех внешних проблем и даже переполняющих нас эмоций, и нажать на паузу. Минут десять я медитирую в объятиях Коула, но затем мысли начинают возвращаться в мою беспокойную голову, и как я ни стараюсь их отогнать, у меня ничего не выходит. Я начинаю ерзать. - Как думаешь, у тебя будут неприятности из-за того, что я натворила? – вырывается у меня терзавшая мой мозг мысль, и я сразу же сжимаюсь, понимая, что затронула опасную тему. Но Коул равнодушно пожимает плечами и говорит: - Думаю, что будут. - И ты все равно на меня не злишься? – я слегка отстраняюсь и заглядываю ему в глаза, пытаясь прочитать в них ответ, не врет ли он. - Нет, - говорит он. – Лили, ты сплошная ходячая катастрофа. Если я начну на тебя злиться еще и за твои тупые решения, типа спрыгнуть с крутого обрыва, чтобы не встретиться со мной на пробежке, или пойти пешком в ливень и ураган с Клаудом под мышкой, только чтобы не просить меня о помощи, то я буду злиться на тебя нон-стопом. Я должен беречь свои нервы. Уголки его губ ползут вверх в хитрой издевательской ухмылке, а в глазах пляшут бесенята. Его подколки уже давно не ранят меня, а может быть они просто перестали быть злыми, но я фыркаю от смеха и толкаю его в плечо. - Далеко не все мои решения тупые! – наигранно возмущаюсь я. - Ну хорошо. Давай попробуем вспомнить еще какие-нибудь твои решения... - он делает задумчивое серьезное лицо и стучит указательным пальцем по подбородку, будто пытается решить сложную задачку. – Может быть, решение прыгнуть за собакой в бушующее море? – он еще больше задумывается, хотя я вижу, что он еле сдерживает смех. – Нет, наверно, все-таки не это. - Ээээй! – возмущаюсь я, и снова толкаю его, но он уворачивается, и заливается смехом. – Хватит стебаться! - Или вот! – продолжает он издеваться. – Когда ты решила, не предупредив никого, вернуться искать шапку в ресторане и нас закрыли там на целую ночь! – Коул входит в кураж. - Коул, прекрати! Ты точно так же тогда пошел со мной ее искать! – я тоже смеюсь, понимая, что он прав – я много лажала последнее время, но от этого мне становится еще смешнее. - А вот еще одно! – говорит Коул, щелкая пальцем. – Когда ты решила не мешать мне отправить свою задницу в горячую точку, чтобы заработать денег на обучение. Вот это точно было самое умное решение из всех! – Коул смеется, но тут же осекается, увидев мое лицо, и поняв, что он только что ляпнул. Смех застревает в моем горле и, видимо, боль отражается на моем лице, когда я отшатываюсь от Коула и резко встаю с дивана. Я отхожу к окну и отворачиваюсь. Коул ударил в самое сердце. Стоило мне на секунду потерять бдительность, как он попал в самую больную точку раскаленной иглой. - Лили, прости, - говорит Коул, осознав глубину своего обвинения. – Шутка вышла из-под контроля. Я не имел это в виду. - Но это правда, - тихо и глухо отвечаю я, обнимая себя за плечи. – Это было мое самое тупое в жизни решение, за которое я себя никогда не прощу - поддержать тебя в тот день. И чем больше я узнаю о тебе и о том, что ты пережил, тем больше я себя виню в произошедшем. - Нет, - слышу я. Коул не подходит ко мне, словно боясь опять напугать, но в его голосе я различаю нотки вызова и злости. – Не смей винить себя. Это было мое решение. Максималистичное, неверное, необдуманное решение молодого горячего парня, который считал, что весь мир будет играть по его правилам. Я слышу вызов в его словах, и мне хочется поспорить, но у меня совсем нет на это сил. К тому же, наше временное перемирие еще не закончилось, и я не хочу прерывать его раньше времени. - Ладно, - я оборачиваюсь и усмехаюсь, разряжая обстановку. – Будем считать, что твое тупое решение равняется десяти моим. Коул с шумом выдыхает, напряжение отпускает его тело, и он расслабленно откидывается на спинку дивана. - Идет, - благодарно улыбается он. Цунами миновало, и я улыбаюсь ему в ответ, радостная, что мы смогли вести себя по-взрослому и избежать криков и обвинений. - И все-таки одно умное решение я приняла, - задумчиво говорю я, садясь на кресло напротив него. Коул заинтересованно приподнимает брови. – Решение в свой законный отпуск выйти в пять утра на непонятную работу по просьбе практически незнакомой мне кудрявой сумасшедшей. Это решение точно было удачным. Коул смеется. - Ну это с чьего взгляда посмотреть, - отвечает он, делая скорбное лицо, и я запускаю в него подушкой с кресла. Мы едва успеваем отсмеяться, как воздух гостиной разрезает звук телефона Коула. Мы оба вздрагиваем от неожиданности. Коул выуживает телефон из кармана и, посмотрев на экран, хмурится. - А вот, видимо, и неприятности подоспели, - сухо говорит он и отвечает. Он не ставит на громкую связь, но по визгам из трубки я понимаю, что это Мэделин. Я не слышу, что она говорит, но понимаю, что она возмущена до предела. - Мэд, не кричи, - устало говорит Коул и трет переносицу. – Да, я помню, что говорила Кира. Нет, Мэд, они были у нашего дома, не могли же мы сидеть в машине. Я все сказал по оговоренному сценарию. Я понимаю, что Мэделин возмущена, что нас сфотографировали вчера по приезду. Интересно, появились ли уже в сети фото с моей неудачной пробежки? Мэделин продолжает что-то кричать в трубку, и Коул встает и начинает ходить туда-сюда, хмуря брови. - Нет, Мэд, я еще не читал, что они пишут, я только встал. Дальше Коул замолкает, видимо, Мэделин зачитывает ему обрывки статей. Лицо Коула темнеет все больше и больше. Внезапно Мэд замолкает, и я вытягиваю голову. Шестым чувством я понимаю, что что-то не так. Проходит пара секунд, и телефон разрывается такими криками, что Коул отдергивает трубку от уха. Я слышу оторванные фразы «еще одна», «это что сегодня?», «вдвоем», «защищаешь», «какого хера»... Кажется, моя пробежка все же попала в сеть... Коул закатывает глаза и встречается со мной хмурым взглядом. Я морщусь, испытывая чувство вины. - Мэделин, успокойся. Просто они набросились на нее сегодня утром. Пришлось вмешаться. Мэд... Послушай... Коул видимо не может вставить и слова. - Да, Мэделин, она живет по-соседству, – вздыхает он раздраженно. - Что ты предлагаешь мне сделать? Хватит кричать, Мэделин, меня начинает это злить, - я слышу опасные нотки в его голосе, но крик на том конце не прекращается. Я смотрю на Коула – он раздраженно запускает руку в растрепанные волосы и откидывает из со лба, сверкнув глазами и сжав губы. Он упрямо поднимает подбородок и уверенно повторяет то же самое: - Мэделин, хватит кричать. Кажется, его совершенно не беспокоит ее истерика и угрозы. Он совершенно не оправдывается, а скорее командует. Металл в голосе Коула возрождает в моей голове сцены сегодняшнего утра – его уверенная гордая осанка, расправленные плечи, высокомерный и властный вид, когда он столкнулся лицом к лицу с журналистами. И его голос – повелительный, доминирующий, жесткий... Слыша похожие нотки в его разговоре с Мэделин и то же уверенное, упертое выражение лица, я чувствую легкое возбуждение от того, что снова вижу темную сторону нового для меня Коула – Коула, который ведет себя, будто весь мир принадлежит ему. От него волнами исходит самоуверенность и властность. Я неосознанно облизываю пересохшие от волнующих мыслей губы в тот момент, когда он неожиданно переводит на меня взгляд. Его глаза останавливаются на моем языке, скользнувшем по губам, на лице проскакивает замешательство, а затем Коул прищуривает глаза, ловя мой смущенный взгляд, и уголок его губ вздрагивает в полуусмешке. Мне кажется, будто меня поймали на месте преступления и Коул прочитал все мои мысли, которые предательски отразились на моем лице. Я заливаюсь краской, хочется провалиться сквозь землю, но, слава Богу, этот неловкий момент длится какие-то доли секунды, после чего Коул возвращается вниманием к разговору с невестой. Я спешно отворачиваюсь, обещая себе больше никогда в жизни его не разглядывать. - Да, конечно, она тоже в Истли. Где ей быть? Она живет здесь. Мэд, прекрати ругаться как сапожник, это тебя не красит. Я понимаю, что они снова говорят обо мне. Внезапно голос Коула поднимается на пару тонов, и мне приходится обернуться: - Зачем тебе с ней говорить? Нет, Мэд, это плохая идея. Очень плохая. Что ты хочешь ей сказать? Мэделин, прекрати истерить! Да зачем тебе это?! Поток криков продолжается, и спустя пару минут Коул смотрит на меня и жестом показывает на телефон, спрашивая, соглашусь ли я с ней поговорить. Я киваю, потому что, по большому счету, в этой ситуации виновата я, и я не хочу выглядеть трусихой, которая натворила дел, а потом спрятала голову в песок. Коул садится на диван, и я присаживаюсь рядом, тяжело вздыхая и готовясь к битве с разъяренной фурией. Он кладет телефон на журнальный столик и включает громкую связь. - Мэделин, Лили тут. Можешь говорить, - говорит он, опасливо косясь на меня. - Привет, Мэделин, - говорю я максимально нейтрально, как мне кажется, но, видимо, даже сам факт моего голоса срывает у Мэделин башню. - Да как ты смеешь так нагло со мной говорить?! – орет она. – Ты хоть понимаешь, что ты натворила?! - Понимаю, - отвечаю я. – Я уже говорила Коулу, что это была случайность. Я уже извинилась перед ним, и готова извиниться перед тобой за то, что доставила вам столько неудобств. Как мне кажется, это вполне достойный ответ, но Мэделин он выводит из себя еще больше. - НЕУДОБСТВ?!! – кричит она, срывая связки. – Это ты называешь неудобствами??? Да это катастрофа! Засунь себе в жопу свои извинения! Мне они нахер не уперлись! - Мэделин... - предостерегающе говорит Коул, но она не останавливается. - Ты либо реально тупая, либо лишь прикидываешься такой, а на самом деле расчетливая продуманная сука, которая специально делает все, чтобы навредить нам. - Мэд, еще раз предупреждаю – не переходи границы, - говорит Коул ледяным тоном, от которого у меня идут мурашки по спине, но я уже не уверена - вызваны ли они страхом, а не какой-то другой эмоцией... - Ах ты еще и защищать ее будешь? – задыхается Мэделин от злости, яростно хватая воздух, от чего ее речь становится обрывистой. – Ты хоть понимаешь, что она это делает специально?! Пока ты игнорируешь очевидное, она всеми силами разрушает нашу пару! Нельзя же быть таким наивным, Коул! - Какая некрепкая пара, - замечаю я, как бы озвучивая мысли вслух, - если ее может развалить пара статей о неудавшейся пробежке третьего человека... Скосив глаза, я вижу, что Коул усиленно старается сдержать улыбку, его веселит моя колкость, а Мэделин же от моих слов взрывается как ядерная бомба: - Да как ты смеешь!!! – вопит она как ненормальная. – Я уничтожу тебя!! Не на ту напала! Думаешь, ты тут самая умная?! Думаешь, прикинешься белой овечкой и под дурочку уведешь у меня мужика?! Хер тебе! Не дождешься! - Так хватит, - обрывает ее Коул. – Мэделин, хватит параноить. Прекрати говорить обо мне, как будто меня тут нет, и я не имею в этой ситуации права голоса. Будто вы решаете, с кем я буду. Завязывай. - Ах параноить?! – кричит она Коулу, но затем снова обращается ко мне. – Послушай сюда, мерзкая шлюха. Думаешь, отберешь у меня Коула и будешь счастлива?! Думаешь, получишь его деньги, славу, статус и будешь этому радоваться? Нихера подобного! Посмотрю я на тебя, как ты будешь реветь горькими слезами после первого же секса с ним... - Мэделин! – я аж подпрыгиваю от крика Коула рядом со мной. Кажется, вся ярость этого мира сейчас сконцентрировалась в нем. – Ударь себя по лицу, приди в себя, и тогда поговорим! – грубо кричит Коул. Он хватает телефон с журнального столика, нажимает отбой и со всей силы бросает телефон о стену. В комнате наступает звенящая тишина. - Ты в порядке? – рявкает на меня Коул, словно еще не справившись с переполняющей злостью. – Это была плохая идея позвать тебя к телефону, когда Мэделин и так не в себе. Я киваю. - Все в порядке. Снова наступает неловкая тишина, пока в моей голове словно набат звучит последняя фраза Мэделин. Вопрос раздражает мой мозг словно комариный писк и слова жгутся где-то в горле. Наконец я не выдерживаю. - Что она имела в виду? – спрашиваю я почти шепотом, нерешительно поднимая глаза на Коула. Легкое замешательство и смущение проскальзывает на его лице, но сразу же сменяется привычным самоуверенным выражением. - Я довольно груб в сексе, назовем это так, - говорит он и расплывается в хищной улыбке, от которой внизу живота у меня стягивается тугой узел. Я краснею. - Ч-ч-что это значит? – выдавливаю я из себя. - Не уверен, что нам стоит это обсуждать. - И все же. - Ну... для тебя же не новость, что я один большой котел бурлящих эмоций. Злость, обида, несправедливость, раздражение, желание тотально контролировать свою жизнь... Секс для меня – это отличный способ снять напряжение и избавиться от них. Да собственно, для этого люди и занимаются сексом – снять напряжение, просто у меня его гораздо больше, чем у остальных людей... Гораздо. Больше, - он делает упор на последних словах, и я снова смущаюсь. - Честно говоря, я всегда думала, что люди занимаются сексом для удовольствия, - бурчу я себе под нос, и Коул усмехается. - Просто ты давно не занималась сексом и уже забыла, каково это, - говорит он, подстегивая мое смущение. - Или ты никогда не получал от секса удовольствие, - поборов смущение, я вздергиваю подбородок и с вызовом встречаюсь с ним взглядом. В глазах Коула на секунду вспыхивает удивление, но он сразу же возвращает на место маску безразличия и пожимает плечами, отворачиваясь от меня: - Как скажешь. Какое-то время мы снова сидим в тишине, но я чувствую, что любопытство берет верх. - Что ты имеешь в виду под... грубостью? – спрашиваю я и мне кажется, что мои слова звучат как-то слишком тупо и по-детски. - Серьезно? – поворачивается ко мне Коул, и с его губ срывается смех. – Тебе нужны подробности? – в голосе Коула звучат беспечные колокольчики, будто его веселит мое любопытство, но за ними я все-же чувствую напряжение, будто он не хочет затрагивать эту тему. - Нуууу... - протягиваю я, продолжая краснеть как пятиклассница. – Это что-то пятидесяти оттенков серого?... – я не узнаю свой севший от волнения голос. Неужели мы и вправду это обсуждаем? Не успеваю я договорить, как Коул разражается заливистым смехом. - БДСМ? Серьезно?! – Коул не перестает смеяться, и на уголках его глаз выступают слезы. - Лили, меня, конечно, здорово травмировали в плену, но извращенца из меня не сделали, слава Богу. Я шумно выдыхаю. Кажется, в течение всего разговора, я не дышала, рисуя в голове страшные сцены. - Нет, Лили, - продолжает Коул, видимо подумав, что мне недостаточно его ответа. – Просто, скажем так, я совершенно не нежен. Скорее жесток и груб. В процессе. - О, - только и могу выдавить из себя я. Представляя, что могут значить его слова, я краснею как помидор и отворачиваю от него лицо, чтобы он не заметил удивления и смущения на моем лице. Коул, впрочем, выглядит абсолютно непробиваемым, будто мы говорим о погоде, а не о его предпочтениях в сексе. Да уж, выдержки и самоконтроля ему не занимать. Самоуверенный засранец! - Я не переношу грубость, - замечаю я себе под нос, размышляя над его словами, и тут же снова краснею, осознав как двусмысленно звучат мои слова. Словно предупреждаю его о нашем будущем сексе. Усмехнувшись, Коул говорит: - Меня обвиняешь в том, что я обманываю сам себя, а сама не лучше. - Это почему это? - Потому что ты, конечно, можешь себя обманывать сколько хочешь, но тебя возбуждает моя грубость, - Коул хищно улыбается, обнажая ряд белоснежных зубов. - Что за бред? – возмущаюсь я, снова слишком долго задерживаясь взглядом на его сексуальной ухмылке. - Скажешь, что не испытываешь ко мне ничего, когда мы с тобой ссоримся? Когда я говорю тебе что делать. Когда я командую другими людьми. Когда я смеюсь над тобой. Когда я внушаю страх окружающим. Когда я спорю с тобой, не поддаваясь и не уступая, хотя твой свирепый вид дикой кошки, когда все происходит не так как ты хочешь, испугает кого угодно, - хохотнув, Коул впивается в меня горящими глазами. – Скажешь, не испытываешь никаких эмоций в эти моменты? - Конечно испытываю! – восклицаю я. - Злость, возмущение, ярость, недовольство от того, что ты напыщенный самодовольный упертый индюк! Я жадно хватаю ртом воздух, раскрасневшись от эмоций. - И это все? – допытывается Коул. Внезапно я вспоминаю свои ощущения сегодняшнего утра и разговора Коула с Мэделин, и понимаю, что именно Коул имеет в виду. Кажется, в моих глазах мелькает растерянность, и Коул воспринимает ее за победу, довольно откидываясь на спинку дивана. Я задыхаюсь от возмущения, что Коул решил все за меня, хотя я сама не готова согласиться с его доводами. - Ничего подобного, Коул! – я скрещиваю руки на груди, отказываясь продолжать диалог. - Ладно-ладно, - усмехается он, словно соглашаясь со мной, но всем своим видом излучая самодовольство и ехидно прищуривается. Мне хочется врезать ему прямо по его лицу, от которого несмотря на всю мою злость, что-то горячее разливается внизу живота. - Так даже лучше, Лили, - продолжает тем временем он. – Если ты так против грубости, значит мы точно несовместимы. Особенно учитывая тот факт, что рядом с тобой я испытываю целую кучу эмоций в диапазоне «убить ее немедленно» и «бесит до трясучки». Этих эмоций хватит, чтобы разнести целый дом, не только тебя. Я удивленно открываю рот не только от смысла сказанного, сколько от того, что Коул сейчас на полном серьезе рассуждает на тему нашего будущего секса. Внутренности делают кульбит. Ухмылка вдруг исчезает с лица Коула без следа, когда он осознает, что ляпнул лишнего. - Давай уже закроем эти тему, - спешно говорит он уже более уверенно, чем выглядел секунду назад. Боже, как он вообще может так быстро управлять своими эмоциями? – А то ты сейчас вспыхнешь от своего ханжеского смущения и прожжешь кресло. Я даже не нахожу, чем съязвить ему в ответ, поэтому просто киваю и отхожу к кухонному острову, чтобы налить себе чая. Отхлебнув из чашки, я поворачиваюсь к Коулу, который поднял с пола свой телефон и рассматривает, видимо, оценивая масштаб повреждений. - Ты же не согласен с Мэделин? Ты же не веришь, что я специально подстроила сегодняшний инцидент с журналистами? – спрашиваю я, когда чай делает свое дело и я немного успокаиваюсь. - Ой, не знаю, - говорит Коул, и я уже понимаю по его интонациям, что он снова меня дразнит. Я закатываю глаза. – После того, как вы продали меня прессе в ЛА, ни в чем нельзя быть уверенным. На меня снова накатывает негодование. Вот реально, общаться с Коулом – это как кататься на американских горках. С закрытыми глазами. Никогда не знаешь, куда повернет разговор и какую эмоцию ты испытаешь следующей. Внутренности снова сжимаются в ожидании нового виража нашего диалога. Я одновременно и бешусь и предвкушаю новую схватку. Боже, неужели он прав? Может мы реально подсели на эти дурные эмоции? Адреналин от предстоящего противостояния попадает в кровь. - Ты что до сих пор думаешь, что это сделали мы? – я аж задыхаюсь от возмущения. А я-то была уверена, что эти подозрения были давным-давно с нас сняты... Если нет, то мы снова возвращаемся к вопросу тотального недоверия... - Эй расслабься, - говорит Коул мягким тоном, почему-то решив не провоцировать конфликт. – Ты сейчас втянешь носом весь воздух в комнате. Успокойся, я так не считаю. Это была Мэделин. - Что Мэделин? – не понимаю я. - Слила информацию, - поясняет Коул абсолютно спокойным безразличным тоном. - Что?? – я выпучиваю глаза и задерживаю дыхание. - Она хотела от вас избавиться, - пожимает Коул плечами, как будто мы говорим не о том, что его невеста выдала журналистом его самый личный и большой секрет. - Боже, Коул, как ты можешь так спокойно об этом говорить? – я качаю головой, не веря в происходящее. – Как ты можешь доверять ей после этого? Это же самое настоящее предательство! Что же ты творишь со своей жизнью... - Прежде чем критиковать мою жизнь, со своей разберись, - огрызается он. Я поднимаю руки в примирительном жесте: - Ладно, брейк. У нас же перемирие. Как мы снова за секунду перешли от спокойного разговора к войне? Коул выдыхает и плюхается на диван. Я сажусь рядом и чтобы чем-то себя занять, открываю телефон, набирая в поиске его имя. Поиск выдает сотни свежих статей. - Кажется, они так и не выяснили, кто я – везде разные предположения, - задумчиво говорю я, пролистывая страницы одна за одной. – Странно, они же видели, что я заходила на свой участок. Уже бы давно пробили по реестру, чей это дом и вышли на меня. - Радуйся, что этого не произошло. Видимо, они упустили этот факт, - говорит Коул. – Конечно, если бы они поняли, чей это дом, то уже знали бы, кто ты. Хотя, скорее всего, это дело времени... - И что тогда? – спрашиваю я, нервно сглатывая. - Тогда для тебя тоже начнется веселье, - хмыкает Коул. – Сначала они загуглилят всю твою биографию, которую можно найти в интернете – социальные сети, фотографии, друзья, места учебы и работы, потом начнут бы обзванивать всех твоих родных, знакомых и соседей с просьбой дать комментарии о тебе. Потом окружат твой дом, обрвут телефон и почту в попутке получить эксклюзив... Достаточно? – усмехается он, увидев мои полные ужаса глаза. – Это конечно не полный перечень. В двух словах – вывалят на всеобщее обозрение всю твою жизнь и обсосут ее до мельчайших деталей. Я бледнею, живо представляю все, что он описывает. Коул лишь хмыкает: - Неужели ты об этом никогда не думала? Что наше общение может выйти боком не только мне? - Не думала, - признаюсь я, качая головой. - И что думаешь теперь? – спрашивает Коул с искренним любопытством. Перед моими глазами мелькают ужасные картинки обезумевших репортеров и шквала желтых статей о моей жизни. Признаться честно, сегодняшнее утро сильно выбило меня из колеи. Что уж говорить о гораздо больших масштабах... Видимо, прочитав сомнения в моих глазах, Коул язвит: - Неужели Лили испугалась гнева толпы и внимания к своей скромной персоне? Хотя согласен, есть чего испугаться. Что, готова сдаться? – Коул победно поднимает брови и ухмыляется. - Нет, - выдавливаю я сквозь зубы и скрещиваю руки на груди. - Не дождешься. Коул смотрит на меня, словно оценивает правдивость моих слов. - А ты упертая, - говорит он, и мне кажется, будто в его голосе проскользнула толика гордости. – Хотя я это понял еще когда ты отказалась выходить из моей гримерки в нашу первую встречу. Когда у тебя в глазах загорается этот вредный огонек – точно жди беды – он значит, что тебя бульдозером с твоего решения не сдвинешь. - Ну хоть в этом мы похожи, - фыркаю я. - Это правда, - говорит Коул, и в его глазах загораются чертята. – Я тоже упертый. И поэтому даже не надейся, что я сдамся. Я буду бороться за свои воспоминания, хочешь ты этого или нет. Я снова складываю руки на груди и кривлю недовольное лицо, но Коула это, кажется, забавляет. - Перемирие окончено, - весело говорит он и щелкает меня по носу. – Встретимся в новом раунде. С этими словами он встает с дивана и выходит на улицу.