Без памяти

Весь день я не видела ни Коула, ни Дилана. Судя по отсутствующей на дороге Volvo, Дил еще днем уехал встречать Барбару и, как и собирался, повез ее сразу на побережье. Когда начинает смеркаться, я выхожу на веранду и, укутавшись в плед, уютно располагаюсь на садовом диванчике вместе с книгой. Мелкий дождь за весь день не прекратился – наоборот, судя по темным тучам, растворяющимся в сумерках, ночью стоит ожидать сильного ливня с грозой. Оттого еще уютнее становится сидеть под навесом на мягком диванчке и уходить головой в наполовину прочитанную книгу. Я увлекаюсь чтением, совершенно погрузившись в сюжет романа Джека Лондона «Время-не-ждет». Я не в первый раз перечитываю эту книгу, но сейчас я вдруг понимаю, что история Элама Харниша очень перекликается с недавними событиями моей жизни. Главный герой – преуспевающий бизнесмен, во времена золотой лихорадки своими руками сколотивший огромное состояние на фондовой бирже. Он азартен, предприимчив, амбициозен и страстно желает подняться на вершину успеха, но постепенно превращается в безжалостного хищника. Однажды он встречает честную благородную девушку по имени Дид и влюбляется в нее без памяти. И вот тогда главный герой оказывается перед сложным выбором – оставить бизнес и отойти от вытягивающих все силы и человечность дел ради будущего с Дид или предпочесть карьеру семье и любви... Внезапно я слышу какой-то шорох на ступенях веранды и, резко вынырнув из захватившего меня мира Клондайка, подпрыгиваю от неожиданности. Книга с громким стуком падает на пол. На ступенях стоит Коул, удивленно глядя на меня. - Я же звал тебя, ты не слышала? – спрашивает он. Я качаю головой, поднимая книгу с пола. - Зачиталась. Коул медленно поднимается на веранду и, не отводя взгляда от меня, садится в кресло напротив. Я выжидающе наблюдаю за тем, как он непринужденно вытягивается в кресле. - Ты что-то хотел? – спрашиваю я. - Как грубо, - усмехается он, лениво закидывая ногу на ногу. – Вообще-то да. Я смотрю на него с интересом. Лицо Коула не выражает никаких эмоций, как будто он специально их контролирует, и меня это почему-то напрягает. - Мы сегодня обедали с семьей, и они рассказывали мне о нашей жизни в Америке, о бабушке с дедушкой, о моей учебе в школе, - начинает Коул задумчиво. – Мне кажется, я уже столько всего о себе знаю, что мне начинает казаться, будто я знаю того прошлого Коула. Я, правда, практически ничего не вспоминаю, кроме совсем секундных моментов, но, кажется, ты была права – это действует... хм... терапевтично. Как будто я вписываю эту историю в свою и становлюсь более целостным что ли. Начинаю чувствовать себя более наполненной личностью, понимаешь? Я киваю, внимательно слушая Коула. Я понимаю, о чем он говорит, но не понимаю пока, к чему он клонит. - Так вот, - говорит Коул и ненадолго замолкает в нерешительности. Он смотрит на меня, словно взвешивая свои следующие слова, затем беспокойно облизывает губы и продолжает. – Так вот, я подумал, что знаю уже многие стороны своей прошлой жизни, но наши с тобой отношения – пока что белое пятно. Может быть... - он, кажется, смущается, и меня это умиляет, - Может быть, ты расскажешь мне что-то о нас? Это вроде как было важно для меня... Мое сердце тает. Он так неуверенно улыбается и нервно перебирает пальцами край футболки, что я расплываюсь в улыбке. - Конечно, - отвечаю я, и Коул выдыхает. Не понимаю, почему он был так напряжен. Неужели он думал, что из-за наших разногласий, я и рассказывать ему ничего не хочу? Глупость какая... - О чем ты хочешь, чтобы я тебе рассказала? - Нууу... - задумывается Коул и слегка хмурится, отводя глаза. – Может быть, стоит начать с начала? - Да, конечно, - киваю я. То, как Коул расслабленно устраивается в кресле, его небрежность в голосе и спокойное, слегка отстраненное выражение лица меня немного сбивают с толку – только что он был взволнован, а сейчас показывает лишь легкую заинтересованность. Я слегка хмурюсь, потому что как только я открываю рот, то буквально на секунду замечаю, как он слегка подается вперед, впиваясь в меня взглядом, но затем его лицо снова принимает спокойное дружелюбное выражение. Неужели мне показалось? Как будто он старается казаться непринужденным, когда внутри весь напряжен. И даже если он волнуется, почему он старается скрыть свои эмоции? Эти мысли слегка сбивают меня с толку, но я отбрасываю их, когда встречаюсь с выжидательным взглядом Коула. - Если ты хочешь начать сначала, то наверно надо рассказать, как мы начали встречаться... - задумчиво говорю я. - Нет, - мотает головой Коул, прерывая меня. – Давай с самого начала. Расскажи, как мы познакомились. - Ооокей. Это были летние каникулы перед девятым классом. Мы познакомились, когда вы переехали в Истли, и мы стали соседями. Мы как-то сразу подружились с тобой и Диланом и еще до начала учебного года сильно сблизились и целыми днями пропадали вместе. Мы... - Погоди, - снова прерывает меня Коул и качает головой, будто учитель, недовольный ответом ученика. – Так не пойдет. Это слишком общие фразы, так не работает. Чтобы я смог визуализировать то, что ты рассказываешь, мне нужны детали. Лили, заставь меня увидеть наше знакомство, - говорит он шепотом, подаваясь вперед. – Дай мне прочувствовать каждый наш момент. От этих слов у меня по спине пробегают мурашки. Я нервно сглатываю и киваю, еле сдерживая дрожь от предвкушения разделить с Коулом заново наш момент знакомства. - Хорошо. Мы познакомились в конце июля. Наша улица была еще совсем не заселена, поэтому в нашем районе было очень тихо и спокойно... - Какая была погода? – настойчиво спрашивает Коул, словно он ведет допрос и записывает каждое мое слово. - Это был очень теплый летний день. Много зеленых деревьев, пели птички, грело солнце... А я сидела на своем участке совсем одна и размышляла о том, как же я одинока. Я ведь тоже переехала сюда всего пару месяцев назад и за это время не встретила ни одного сверстника. Мне было страшно, что я не найду друзей, надо мной будут смеяться в школе из-за акцента, да и в целом, я чувствовала себя одна на белом свете. Я сидела... - Ты не сказала, где ты сидела, - замечает Коул недовольно. - На качелях я сидела, - резко отвечаю я, потихоньку начиная терять терпение. - На этих? – Коул показывает на дерево в начале участка, на ветке которого до сих пор висят сделанные папой качели. - Да, на них, - киваю я. - Так вот, я качалась на качелях, погруженная в свои невеселые мысли, как вдруг голос над ухом вырвал меня из моих подростковых проблем. Это было так неожиданно, что я упала с качелей и растянулась на земле. Когда я открыла глаза, то увидела вас с Диланом и поначалу вообще решила, что у меня сотрясение мозга и у меня двоится в глазах. Коул отрывисто смеется, а я продолжаю. - Когда ваш папа помог мне встать и объяснил, что это не у меня в глазах двоится, а просто вы одинаковые, мы познакомились. Первым мне протянул руку Дилан, а когда я перевела взгляд на тебя, то поняла, что пропала... - я мечтательно улыбнулась, вспоминая момент, когда наши глаза встретились в первый раз. Наверно, это была судьба. Секунда, когда наши жизненные пути пересеклись и слились в один. - Занятно, - говорит Коул, и я моргаю, возвращаюсь в настоящее. Взглянув на него, я вдруг замечаю какой-то нездоровый блеск в его глазах. Как будто я рассказала ему не просто историю, а что-то очень важное. Что-то, чего он давно ждал. «Может быть он что-то вспомнил?» - мелькает мысль в моей голове. Коул тем временем встает и спускается с крыльца. Он задумчиво выходит под моросящий дождь, словно не замечая его и направляется к дереву с качелями. - Коул, ты куда? Сейчас промокнешь же, – окликаю я его, но он не оборачивается. Не понимая, что происходит, я чертыхаюсь и, накинув на голову плед, тоже выхожу за ним под дождь. Поравнявшись с Коулом у дерева, я заглядываю в его сосредоточенное лицо. - Коул... - еще раз говорю я, но он словно меня не слышит, погруженный в свои мысли. «Неужели, и правда, вспоминает?» - Значит, мы с тобой познакомились на этом месте, - себе под нос бормочет он и детально рассматривает качели. Волосы Коула уже намокли и с них начинает стекать вода прямо ему на глаза, но он и этого не замечает. Меня начинает охватывать легкая тревога. Коул тем временем, внимательно изучив качели, делает шаг к дереву. Я молча наблюдаю за ним, все больше тревожась. Коул поднимает голову наверх, вглядываясь в густую крону, слегка морщась от того, что подставляет лицо дождю, мешающему нормально видеть. Я совершенно перестаю понимать, что происходит. Изучив крону, Коул недовольно фыркает и делает шаг к стволу, начиная медленно обходить его, осматривая каждый сантиметр и ведя пальцами по шершавой коре. Он уже насквозь промок, но его это не волнует. В отличие от меня. - Коул, что ты делаешь? – не выдерживаю я. Мой голос звучит как-то жалко и испуганно. Коул на секунду поднимает на меня глаза, но не отвечает и снова переводит их на дерево. Обойдя его кругом, он вдруг цепляется взглядом за вырезанное на стволе сердечко с нашими инициалами. Это он вырезал много лет тому назад в память о том месте, где началась наша история. Коул протягивает руку и гладит зарубки на коре указательным пальцем. - Это похоже на... - медленно говорит он. - На знак о нашей любви, - говорю я. - Нет, - качает он головой, и вдруг его глаза загораются. – Это похоже на знак, где искать клад. Он опускает взгляд вниз, рассматривая землю под ногами. - Боже, Лили, ты что их закопала?! – вскрикивает он, пораженный своей догадкой. - Охх... - только и могу выдавить из себя я. Кажется, будто все мои внутренности в секунду заледенели, а сердце перестало биться. Страх сковывает все мое тело. Он знает! Он догадался, но как?! Лицо Коула выражает злорадное торжество. - Я угадал! Да?! Скажи, что я угадал!! - Кк-как? – только и могу выдавить из себя я дрожащим голосом. - Дилан, - отвечает Коул, расплываясь в самодовольной улыбке. – Он дал подсказку. Сказал, что они в том месте, где мы впервые познакомились. – Честно говоря, я думал ты догадаешься и не расскажешь мне, но, видимо, я смог усыпить твою бдительность, - торжествует он. - Я... я... - пытаюсь я что-то сказать, но даже не знаю, что. Он обманул меня. Обвел вокруг пальца. И Дилан... Как Дил мог так со мной поступить? Мысли лихорадочно мечутся в моей голове. Так вот почему он был так напряжен, когда я рассказывала о нашем знакомстве... Я откидываюсь спиной к дереву, чтобы не осесть на землю. - Я же говорил, что я не сдамся, - самодовольно говорит Коул. - Коул, прошу тебя..., - начинаю я, но он меня не слушает. - Неужели ты и вправду их закопала? – удивляется он, копая носком кроссовка рыхлую от дождя землю. – Зачем? - Чтобы не сойти с ума, - шепотом говорю я, чувствуя, как горячие слезы застилают глаза. - Не то, чтобы тебе это помогло, да? – усмехается Коул. Я вижу, что он упивается своей победой, не обращая внимания на то, что меня трясет от нервов. Мои горячие слезы тем временем уже бегут по щекам, смешиваясь с ледяным дождем. - Что там лежит? – спрашивает Коул, наконец подняв на меня глаза и вмиг посерьезнев, заметив мое состояние. - Коул, пожалуйста, не надо, - умоляю я его. - Лили, я все равно их откопаю, - говорит он уже мягче, но все равно без тени сомнений. - Что. Там. Лежит? – выговаривает он, делая упор на каждом слове. Он впивается в меня горящим взглядом, требующим немедленные ответы, и я сдаюсь. Мои руки безвольно падают вниз, голос становится еле слышным. - Там все вещи, которые были важны для нас обоих. Фотографии, засушенные цветы, подарки, обручальные кольца, наброски нашей татуировки, открытки, твои письма, да много чего... - Письма? – глухо говорит Коул. - Да, письма из армии. - Сколько? - Около тридцати. Ты писал мне каждую неделю после того, как тебя перевели на базу на Кипре. - Тридцати, - слово со свистом срывается с губ Коула, и он сжимает кулаки. - То есть ты хочешь сказать, - его голос тихий, но в нем слышна нарастающая ярость, - Что у тебя все это время были письма, в которых я своей рукой выражал на бумаге все свои мысли и эмоции последних месяцев моей прежней жизни... - Коул практически шипит, еле выговаривая слова, надвигаясь на меня. – Практически поминутное описание моей жизни от меня самого... И ты... Ты скрывала их от меня?! - Я... - начинаю я, но Коул не дает мне ничего сказать. - Как ты могла, Лили?!!! – он смотрит на меня испепеляющим взглядом и в его глазах плещется ярость, злость, непонимание и обида. – Боже, КАК ТЫ МОГЛА?! – он с такой силой бьет по стволу дерева рядом с моей головой, и я зажмуриваюсь. - Коул, я... Я уже говорила тебе, что это слишком личное... слишком болезненное... В них вся наша жизнь, вся наша любовь, которой... больше нет... - я всхлипываю. - Слишком личное?! – ревет Коул и хватает меня за плечи и встряхивает как куклу. По его волосам текут струйки воды, заливая глаза и попадая в рот. – ЭТО МОИ ПИСЬМА, ЛИЛИ!!! Как ты могла их прятать??? - Это МОИ письма, Коул. Ты писал их мне! – кричу я ему в ответ. Плед давно уже валяется в грязи и меня так же, как и его, заливает ледяной дождь. Единственное, что остужает наши бурлящие эмоции. - ИХ ПИСАЛ Я! Они и мои тоже! Я имею право на них! – кричит Коул и отталкивает меня так, что я врезаюсь спиной в дерево. Он разворачивается, хватает лопату, стоящую у забора, и со всей яростью вонзает черенок в промокшую землю. Раздается хлюпанье земли, и Коул отбрасывает в сторону первый комок грязи. С остервенением он начинает копать. Каждый раз он с рыком всаживает лопату в землю и с тем же рыком отбрасывает очередной ком в сторону. Лопата за лопатой земля с глухим звуком отлетает и приземляется у него за спиной, и я зажимаю уши, сползая по стволу на землю, пустым взглядом наблюдая за ним. Проходит минут десять, когда лопата с глухим стуком ударяется о деревянную крышку. Коул торжествующе вскрикивает и начинает руками раскидывать грязь, очищая крышку коробки. Он радуется, а я не могу отогнать мысль, что это все похоже на эксгумацию. Как будто лопата только что наткнулась не на коробку с памятными вещами, а на крышку гроба, в котором похоронено наше счастливое прошлое. Не в силах больше смотреть на это мародерство, я медленно поднимаюсь с земли и плетусь в дом. Замерзшая, промокшая, морально истощенная я захожу на кухню и обессиленно падаю на стул. Я стягиваю с себя промокшую насквозь толстовку и падаю головой на скрещенные на столе руки. В голове пусто, даже слезы и те, кажется, закончились. Боже, дай мне сил пережить сегодняшнюю ночь... Не знаю, сколько проходит времени, но в конце концов дверь со стуком распахивается и в дом входит Коул, неся в руках большой целофановый пакет, в который завернута коробка с нашими воспоминаниями. Он с грохотом ставит ее на стол, и я подпрыгиваю, глазами провожая комья грязи, разлетающиеся по всей кухне. Коул стягивает с себя куртку и проводит руками по волосам, стряхивая в них воду. Затем он подходит к камину, бросает в него побольше дров, чтобы в кухне стало теплее. После этого Коул садится на противоположную от меня сторону стола и впивается в меня взглядом. Я поднимаю на него глаза, стараясь не смотреть на коробку между нами. Мы молчим, глядя друг на друга и не разрывая зрительного контакта, даже не моргая. - Лили, - первым нарушает тишину Коул, и по его тону я сразу понимаю, что он остыл. Он добился своего и теперь успокоился. Его голос звучит устало и более-менее дружелюбно. – Давай сделаем это. Сейчас. Прошу тебя. - Разве у меня есть выбор? – обреченно спрашиваю я. - Нет, - отвечает Коул, стиснув челюсть. – Но я обещаю, я не буду..., - его голос смягчается, - Ну ты поняла. Я буду осторожен. Я замечаю в глазах Коула заботу. Он как может пытается успокоить меня, приободрить, и я немного, совсем чуть-чуть, верю ему. Он понимает. Я едва заметно киваю, сжав кулаки и вдохнув поглубже, приготовившись встретиться с призраками прошлого. Коул кивает в ответ и уверенно протягивает руки, разворачивая пакет. Когда он достает большую деревянную коробку и откидывает пакет в сторону, я замечаю, что на ней лежит что-то еще. Коул протягивает руки и берет с крышки коробки какую-то огромную книгу. - Что это? – спрашивает Коул и показывает мне серую толстую папку с надписью «Коул Спроус» на ней. Мои глаза распахиваются в ужасе. - Нет! – кричу я и вскакиваю со своего места. Подлетев к удивленному Коулу, я хватаю папку, пытаясь вырвать ее из его рук, но Коул крепко держит находку. - Лили, что это? – спрашивает он, прищурившись и сканируя мое лицо. - Ее не должно тут быть, - сбивчиво говорю я, утопая в панике. – Я думала, Дилан ее выбросил или сжег, а он, оказывается, ее закопал к остальным вещам. Это никак не относится к воспоминаниям. Прошу, Коул, отдай мне ее, - умоляю я Коула в который раз и в который раз понимаю, что это бесполезно. - Что-то мне совсем не кажется, что ЭТО ко мне не относится, учитывая, что на обложке написано мое имя, - саркастично говорит Коул. Он выдергивает папку у меня из рук и принимается разглядывать обложку, на которой, впрочем, кроме его имени больше ничего нет, но почему-то медлит открывать ее. Он словно играет на моих нервах, пытаясь по моему лицу понять, что же он найдет на страницах. - Коул, прошу, отдай мне ее. Это совершенно не важно. - О да, я вижу, как это неважно, - хмыкает он. – Сядь, Лили. Я все равно ее открою. Я вздыхаю и снова сдаюсь, сев обратно на свое место. У меня просто нет сил больше спорить. Будь что будет. С каждой минутой этот вечер становится все более кошмарным. - Очень интересно... - задумчиво говорит тем временем Коул. – Что же тут может быть... - внезапно его лицо озаряется догадкой, и он поднимает на меня глаза, которые горят каким-то диким блеском. – Неужели это... - Коул аж задыхается от возбуждения. – Ну конечно! Лили, неужели это досье на меня? – он впивается в меня глазами, а я ничего не понимаю. - Какое досье? - Лили, вот только не надо отпираться. Ты так испугалась, что я ее увижу. Значит, внутри что-то важное. Что-то, что может навредить тебе. На папке мое имя, значит там какая-то информация обо мне. Ты говорила, что ничего не знала обо мне, пока Вики не устроила тебя работать на съемках. Но, что-то мне подсказывает, что эта папка сейчас докажет нам обратное. Давай, Лили, признавайся! – Коул скрещивает руки на груди и откидывается на спинке стула. Все его лицо выражает торжество, как будто он только что раскрыл преступление века. - Коул, я до сих пор не понимаю, о чем ты, - устало говорю я. - Лили, не юли, - злится Коул. – Достаточно вы водили меня за нос своими рассказами о том, как неожиданно меня нашли и как рады, что «я внезапно вернулся в вашу жизнь». Давай, скажи, что я всегда был прав, подозревая, что вы узнали о том, кто я, задолго до того, как ты ворвалась в мою гримерку. О том, кто я, какая у меня недвижимость, где я снимаюсь, какие у меня счета и сколько на них, где я живу – да мало ли что вы нарыли на меня, готовясь к этой сложной операции под названием «здравствуй, мы твои родственники»! Судя по объему этой папки – много чего! Коул злорадствует, торжествует, радуется своей догадке, как будто он не уличает близких людей в корысти и лжи и нелюбви к нему, а выигрывает лотерею. - Ты думаешь, что в папке информация о тебе и твоих... активах? – спрашиваю я, ощутив внезапную ярость. Минуту назад мне казалось, что у меня не осталось уже никаких эмоций и сил на борьбу, но его обвинение открыло мне второе дыхание. – Ты все еще думаешь, что мы спланировали знакомство с тобой, чтобы каким-то образом присосаться к твоему кошельку?!! - Скажешь, что если я открою эту папку, я ничего такого там не найду? Я вскакиваю со стула и упираюсь руками в столешницу. - Открывай! – бросаю я ему в лицо с такой яростью, что самодовольство Коула немного сходит с лица и его уверенность слегка пошатывается. Меня колотит от злости, и я сжимаю кулаки так сильно, что ногти до крови впиваются в мои ладони. Как только Коул медленно открывает первую страницу, его лицо вытягивается. На нем словно в калейдоскопе отражается сначала замешательство, потом удивление, потом разочарование. Он переворачивает вторую, третью, четвертую и с каждой страницей хмурится все больше. Я знаю, что он сейчас видит – эта папка была со мной все первые три года после его «смерти». Там копии отчетов расследования Минобороны о взрыве в Сирии, фотографии остатков его формы, которые прислали нам, списки погибших, копии моих запросов и отписок из Министерства, фотографии с Google earth, фотографии трупов из моргов, которые мы опознавали, мои заметки с мыслями и теориями, переписки с солдатами, которые остались на первой базе, скрины чатов с близкими его погибших сослуживцев... сотни страниц, сквозь которые красной нитью скользил один единственный вопрос «где ты?!». - Лили... - говорит он тихо и поднимает на меня глаза, полные сожаления. - Ну что?! – выплевываю я яд, чувствуя как злорадство растекается уже по моим венам. – Убедился?! Доволен?! - Лили... - Коул не может найти слов, только качает головой и переворачивает еще несколько страниц. Там уже идут скрины чата, из-за которого мы поссорились с Дилом – женщины были уверены, что наши ребята живы и их всех просто перевели в программу защиты свидетелей. Сейчас это кажется абсурдным, но тогда это была единственный вариант, при котором Коул мог бы быть жив – все предыдущие сотни страниц только убеждали в обратном. – Лили, сколько же тут информации... Сколько сил и времени ушло, чтобы собрать такое? - Так много, что не осталось времени составить план по заполучению твоих несметных богатств, - злобно язвлю я. - Лили, прости, - говорит Коул, качая головой. - Но что я еще мог подумать... - оправдывается он. - Да что угодно! – взрываюсь я. – Только не снова то, что мы тебя предали! Я вскакиваю со стула, и он с грохотом падает на пол, заставляя Коула поморщится. Я отворачиваюсь от него, упираясь руками в столешницу у раковины. Тяжело дышу, пытаясь справиться со злостью. Сзади я слышу тихий звук отодвигающегося стула и шаги по направлению ко мне. Только бы он не подходил близко и не касался меня! Я так зла на него, что если он попытается до меня дотронуться, я просто взорвусь! Но Коул подходит и просто становится рядом со мной, опираясь спиной на столешницу и поворачиваясь ко мне лицом. Я поднимаю на него глаза и вижу сожаление в его взгляде. - Прости, Лили. - В очередной раз... - процеживаю я сквозь зубы и качаю головой. – Ты так и не доверился нам. Снова. Ты продолжаешь искать в нас предателей. Снова. И я должна прощать тебя. Снова. Сколько можно, Коул? Неужели всего того, что ты видел и узнал недостаточно, чтобы отбросить подозрения? - В том-то и дело, - отвечает он, опустив голову. – Дело не в том, давали ли вы повод. Дело в том, что я не умею доверять людям. Я говорил тогда, в коттедже, в ванной – сама мысль, что я кому-то нужен просто так, для меня дика. Не знаю, смогу ли я когда-то свыкнуться с ней. - Вот поэтому, - тихо говорю я. – Я не даю тебе даже банку кока-колы для меня купить. Боюсь давать тебе даже мизерный повод, чтобы обвинить меня в меркантильности. Коул удивленно поднимает на меня глаза и в них мелькает понимание. - Я думал, ты просто хотела меня позлить, - тихо говорит он. Я снова качаю головой. - Я одного не понимаю, Коул. Допустим, ты не можешь поверить в то, что мы и правда искренни с тобой. Но неужели ты не хочешь, чтобы это было правда? Только что ты радовался как ребенок своей «догадке»... Неужели ты был бы счастлив, если бы это оказалось правдой и ты понял, что все вокруг тебе врали? Как же ты можешь так долго и мучительно пытаться довериться нам и за какую-то секунду убедить себя в нашем предательстве?! Коул дергает плечом и поднимает на меня глаза. - Так безопаснее. На секунду я поверил, что это правда, и знаешь, что я почувствовал? Облегчение... Не от того, что я прав, не от того, что вы теперь от меня отстанете. Просто от того, что я могу расслабиться. Что мне не надо больше бояться, что все это окажется враньем, что я вас разочарую, что я не смогу справиться со всеми этими эмоциями, что я... Я вижу страх и боль на его лице. Мое сердце сжимается, когда я понимаю, насколько покалечена душа у мужчины, стоящего в паре сантиметров от меня. Мне так хочется обнять его и забрать хотя бы часть его страхов и переживаний, но я не могу. Если бы мы были вместе, я уверена, что смогла бы постепенно залечить его раны, но он до сих пор не доверяет мне. И от этого опускаются руки. - Почему же ты не хотела, чтобы я увидел? – спрашивает тем временем Коул, видимо приняв мое молчание за прощение. - Только из-за твоего испуга я подумал, что там что-то компрометирующее тебя. - Ну, во-первых, там то, что может тебя шокировать и снова вернуть в прошлое – фотографии трупов, места взрыва, обломков, формы... А во-вторых, хотя, наверно, это все же самое главное - последние страницы, - говорю я тихо. – Из-за них мы тогда с Диланом поссорились. Помнишь, когда он разбил сервиз. Я знаю, что он тебе рассказал. - Помню, - кивает Коул. – Но почему ты этого стыдишься? То, что ты отказывалась сдаваться, несмотря на очевидные факты, это же... - Коул пытается подобрать слова, но не может, мнется. - В общем, это вызывает уважение. Я уныло усмехаюсь. - Или делает из меня фанатичку и заставляет усомниться в моей адекватности. Коул фыркает. - Лили, для этого мне не нужна эта папка. Я фыркаю в ответ, и это наконец-то разряжает обстановку. - Лили, давай продолжим, - мягко говорит Коул и протягивает мне руку. Я медлю, но, в конце концов, соглашаюсь. - Хорошо, - я киваю и кладу руку в его раскрытую теплую ладонь. От нашего соприкосновения по всему телу разливается уют и спокойствие. Мелькает мысль, как было бы здорово, если бы все наши проблемы решались от одного прикосновения... Сжав мою ладонь в молчаливом жесте поддержки, Коул возвращает меня за стол и садится напротив. Медленно он придвигает к нам коробку и, чтобы освободить место, захлопывает толстую папку, убирает ее со стола, когда из неё выпадает конверт. - Что это? - спрашивает он. Я поджимаю плечами. - Не помню. Наверно, какие-то фотографии, которые я решила не вклеивать за ненадобностью. Коул поднимает на меня глаза, спрашивая разрешения, чтобы посмотреть, что в конверте. Я лишь киваю. Он достаёт фотографии и начинает листать, передавая мне каждую просмотренную. - Да, так и есть. Это фотки с нашей поездки в Сирию, - говорю я, увидев первый снимок. - Мы тогда ничего там не нашли. Коул продолжает перебирать фото, а я их комментирую: - Это фотографии с места взрыва. Мы ездили туда спустя три года, когда ситуация более менее стабилизировалась. Как видишь, все обломки на тот момент уже почти засыпало песком, - я откладываю фото и беру следующую. – А это ближайшие деревни. Мы спрашивали у местных, не видели ли они тебя, раздавали фото, обещали вознаграждение. Но никто ничего не знал. А это ближайший ко взрыву город. На тот момент он был уже давно заброшен, но когда ты исчез, в нем была база боевиков. Коул продолжает перелистывать фотографии, пока вдруг не останавливается на одной из них. Его глаза расширяются, и он во все глаза впивается в нее. - Черт, - говорит он хриплым голосом. Коул поворачивает фото мне, и я вижу какое-то разрушенное здание и случайно попавшего в кадр Дилана, который что-то говорит мне и показывает на руины. - Это Дил, - комментирую я, подумав, что именно это вызвало такое удивление Коула. – Мы же вместе ездили. - Я понял, что не я, - Коул закатывает глаза. - Я про это, - он тыкает пальцем на руины за братом, и я замечаю, что его палец слегка подрагивает. - Это та самая тюрьма, - шепчет он. У меня отвисает челюсть. - Что, п-прости?? - В ней меня держали, - говорит Коул осипшим голосом. - Вот выход, из которого мы с Китом выбрались. Видишь, весь второй этаж обвалился, здание обгорело. А тут его застрелили, - еще тише говорит Коул, показывая на крайний левый угол фотографии. Наступает молчание. Такое, что его можно почувствовать на вкус – тяжелое, горькое, давящее. - Значит... мы были там? – выдавливаю я из себя неслушающимися губами. - Ну Дилан точно, - говорит Коул тыкая на фото, но даже его сарказм не разряжает обстановку. Как он вообще может язвить даже в такой момент? Наверно, защитная реакция. Я качаю головой и параллельно пытаюсь осознать то, что только что узнала. - Значит, еще три года назад, мы были так близко к разгадке..., - слова жгут горло. – Мы были в том самом месте, где тебя когда-то держали. Стояли там, где стоял ты. На том самом месте, которое дало бы нам все ответы на вопросы... И ничего не поняли... Просто прошли дальше... Я корю себя. Боль накрывает меня с головой, и я слышу как сердце стучит где-то в ушах, а к горлу подступает желчь. - Лили, что ты могла понять по этим развалинам? – мягко говорит Коул. - Не знаю..., - шепчу я. – Но я должна была почувствовать, - мое лицо искажается гримасой сожаления. - Лили, - Коул снова протягивает руку, и берет мою ладонь в свою. – Прекрати, - он мягко поглаживает мою руку большим пальцем, успокаивая. - Ты сделала больше, чем это вообще было возможно. - Но недостаточно, чтобы найти тебя раньше. - Лили, - строго говорит Коул. - В конце-концов ты все равно добилась своего. Я пытаюсь выдавить подобие благодарной улыбки за его поддержку, но выходит не очень. Наступает молчание, и я снова начинаю перебирать в голове варианты, как я могла понять что-то. Заметив это, Коул хмурится и пытается выдернуть меня из разбора полетов и самобичевания. - Хватит. Давай приступим к тому, ради чего мы здесь, - говорит он наигранно бодрым тоном. Я не реагирую. Тогда Коул хлопает в ладоши, и я вздрагиваю, выныривая из водоворота болезненных мыслей. С каких пор наши роли поменялись, и теперь Коул с легкостью считывает мое состояние и пытается влиять на него? Коул тем временем придвигает коробку поближе, разглядывая ее. Он проводит пальцами по крышке, на которой написана фраза, которую Дил повторял мне из раза в раз и вывел на коробке, прежде чем мы ее закопали: «Человек не может двигаться вперед, если душу его разъедает боль воспоминаний» (Унесенные ветром). Коул на минуту задумывается, а затем снимает крышку. Он медленно запускает руку в коробку, нащупывает первый предмет и поднимает на меня глаза, проверяя мою реакцию. Я нервно сглатываю, и это отдается наждачкой в моем пересохшем горле. Я морщусь и часто моргаю от выступивших слез. Коул останавливается и вытаскивает руку из коробки. - Нет, так не пойдет, - качает он головой. – Тебе надо расслабиться. Да и мне тоже. У тебя есть что-нибудь выпить? - Нет, - говорю я. - Вообще ничего? Я мотаю головой. До недавнего времени я вообще не употребляла алкоголь. - Ладно, тогда я быстро. Он встает из-за стола, быстрым шагом покидает дом и исчезает за пеленой дождя, который еще больше усилился. Как только хлопает дверь, в доме воцаряется тишина, и я с опасением перевожу взгляд на коробку. Она притягивает меня, словно черная дыра, пробуждая во мне непреодолимое желание вытряхнуть из нее все и погрузиться в счастливые моменты прошлого. Плевать, насколько больно будет возвращаться в реальность – мне нестерпимо хочется дотронуться до вещей, которые являются единственным свидетельством того, что наша любовь была по-настоящему. Буквально в паре сантиметров от меня лежат вещественные доказательства, которые могут одновременно осчастливить меня, дав возможность снова прожить эти невероятные чувства, а потом бросить в пучину боли от того, что их больше нет. Я почти поддаюсь малодушному порыву, когда дверь распахивается и на пороге возникает Коул с бутылкой белого вина в руках. - Нашел! – кричит он, победно поднимая над головой бутылку. – Надеюсь, ты ничего не имеешь против рислинга? Я подумал, что нам нужно расслабиться, а от виски ты становишься эмоциональной и все время плачешь, чего нам не надо, верно? – в его глазах пляшут веселые искорки. И когда он успел меня так изучить? Сама я никогда не задумывалась, как действует на меня тот или иной алкоголь. Да я вообще раньше не пила. – Так вот, я подумал, что вино – это отличный вариант, чтобы снять напряжение, - подытоживает Коул и, стряхнув с волос капли дождя, уверенной походкой направляется к кухонным шкафчикам. Коул проходит на кухню и с первого раза находит в выдвижном ящике штопор, принимаясь открывать бутылку. Я наблюдаю за ним и не могу удержаться от мысли, как сексуально он смотрится на моей маленькой кухне, когда он так по-хозяйски орудует на ней. Под намокшей футболкой я вижу, как мышцы на его спине перекатываются, а вены на руках проступают под кожей, когда он откупоривает вино. Затем он тянется правой рукой в верхний шкафчик, чтобы достать два бокала. Его футболка задирается, и я вижу выступающую над верхним краем джинс белую резинку боксеров Calvin Klein. Я залипаю на открывшийся вид и не успеваю отвести взгляд, когда Коул разворачивается и встречается со мной глазами. Я вспыхиваю, когда понимаю, что Коул перехватил мой взгляд и с самодовольной ухмылкой уставился на мое заливающееся краской лицо. С улыбкой чеширского кота он подходит ко мне вплотную, смущая меня еще больше. Между нами моментально возникает напряжение. Замерев буквально на секунду, ровно настолько, чтобы я почувствовала тепло его тела и покраснела еще больше, но не настолько, чтобы наше сближение затянулась и стало откровенно двусмысленным, Коул медленно проводит взглядом от моей тяжело вздымающейся груди по ключицам и шее, задерживается на моих губах и, когда я нервно сглатываю, наконец поднимает на меня глаза. У меня перехватывает дыхание, когда я встречаюсь с ним взглядом – я просто тону в омуте его серых глаз, черных расширенных зрачков и серебристых крапинок на его радужках. Коул тем временем, не разрывая зрительного контакта, вкладывает в мою руку бокал вина, невесомо касаясь холодными пальцами кожи на моей руке и чуть задерживаясь на ней. Я вздрагиваю от его прикосновения и замечаю смешинки в уголках глаз Коула. Он приподнимает свой бокал. Кончик его губы искривляется в довольной самоуверенной усмешке, когда он произносит: - За то, чтобы сегодня никто не плакал, - говорит он с интригующей улыбкой и его легкомысленное настроение передается мне. - И никто не сорвался, - двусмысленно отвечаю я, заметив приподнявшиеся в удивлении брови Коула, и чокаюсь с ним, обхватывая губами край бокала. Я никогда не была сильна в соблазнении, но игра Коула заводит меня и придает храбрости. Я приоткрываю рот, и прохладная жидкость стекает мне в горло. Я делаю глоток и облизываюсь - вино легкое и сладкое. Коул неотрывно смотрит за моими губами, и я вижу, как темнеют его глаза. Он нервно сглатывает. Воодушевленная такой реакцией, я торжествующе ловлю взгляд Коула, который тут же осекается, дергает головой и, надев свою любимую самоуверенную маску, делает пару больших глотков из своего бокала. Коул поспешно делает шаг назад, разрывая искрящее между нами напряжение, и я шумно вдыхаю воздух, словно все это время я забывала дышать. - Ну что? Начнём? – говорит он наигранно веселым тоном, хотя голос отдает легкой хрипотцой. Я киваю. Вино и вправду начинает действовать, и я немного расслабляюсь и чувствую легкую эйфорию, несмотря на то, что мы снова возвращаемся к воспоминаниям. Флирт с Коулом – это что-то новенькое, и мне определенно это нравится. То, как помимо его воли, его тело реагирует на меня, щекочет мои нервы и заставляет адреналин в крови бурлить. Тем временем Коул садится за стол, запускает руку в коробку и вслепую достаёт первое попавшееся под руку. Первой вещью оказывается мой альбом для рисования. Коул с интересом его разглядывает, а я разглядываю его, пытаясь предугадать его реакцию. Он открывает альбом, и я на секунду сжимаюсь, боясь увидеть на его лице уже такое знакомое скептически-насмешливое выражение. Но его нет. Я поднимаю брови вверх, пока Коул с интересом листает страницы. - Это ты рисовала? – то ли спрашивает, то ли утверждает он. - Да. Он перелистывает страницы, на которых изображены наброски наших обнимающихся силуэтов, переплетенных рук, слившихся в поцелуе губ. На одном из листов он задерживается и начинает всматриваться в рисунок, хмуря брови. Страница просто вложена в альбом в середине разворота, и я сразу понимаю, что на ней изображено. Это портрет Коула. Я всегда считала его моей самой лучшей работой – то, как мне удалось передать черты его лица, выражение глаз, спадающие на лоб пряди волос – каждый штрих отражал черты Коула так, как иногда не передает фотография. Коул смотрит на портрет так долго, что я уже начинаю волноваться, но он протягивает палец к бумаге и проводит им по рисунку, аккуратно поглаживая, будто это не страница альбома, а старинный египетский папирус. - Я помню его, - говорит Коул. – Почему из всех рисунков я помню именно его? – Коул поднимает на меня глаза. - Потому что ты видел его чаще всего. Я подарила тебе его на нашу первую годовщину. Он висел в твоей комнате. Когда все случилось, я забрала его себе. На память. Коул кивает и снова переводит взгляд на рисунок. Он долго всматривается в свой портрет, словно пытаясь зацепиться за какие-то детали, хмурит брови. Затем он снова проводит пальцем по линиям, и я не могу оторвать взгляд от движения его пальца. То, как нежно он ведет подушечкой указательного пальца по изгибам рисунка кажется трогательным, но при этом заставляет меня думать о том, как было бы приятно оказаться этой самой бумагой. Я снова краснею, губы пересыхают от неприличных мыслей. Чтобы скрыть свое смущение я делаю глоток вина и отвожу взгляд. Да что сегодня со мной такое, черт возьми?! - Значит, он мой? – тем временем задумчиво спрашивает Коул. - Да, конечно, - тихо говорю я. - Тогда я верну его себе. Коул достает рисунок из альбома и кладет на край стола. То, что он хочет оставить этот портрет себе почему-то трогает меня. Глаза начинает щипать от слез, а я же пообещала себе не плакать. Тем более мы только начали. Этот альбом – самое безобидное для моей психики, что есть в этой коробке... Пока я пытаюсь справиться с нахлынувшими эмоциями, Коул долистывает альбом до конца – внимательно разглядывает каждую страницу – наброски наших татуировок, зарисовки спящего Коула, комиксы о наших отношениях. Пока он листает страницы, я вспоминаю все моменты, когда были сделаны эти рисунки. Закрыв альбом и подняв на меня глаза, Коул вдруг хмурится. Видимо, что-то в моем лице смутило его. - Ты в порядке? – серьезно спрашивает он. Это что, искренняя забота? От Коула? Черт. Глаза снова начинает щипать. - Да, все в порядке, - отмахиваюсь я, стараясь придать своему виду беспечное выражение. Коул еще пару секунд пристально смотрит на меня, оценивая мое состояние. Затем все же кивает и снова опускает руку в коробку. На этот раз он выуживает плюшевого мишку и с удивлением смотрит на него. - Это тоже мое? – фыркает он. - Нет, - улыбаюсь я. – Это мистер Барни Второй, - Коул вскидывает брови в удивлении. - Как-то мы гуляли по рождественской ярмарке, и я увидела его в одной палатке среди призов. Он был точной копией моей любимой детской игрушки, с которой я всегда засыпала, когда была маленькая. Я ее оставила в России, посчитав, что уже выросла, чтобы везти за собой в новую страну детские игрушки, но сто раз об этом пожалела. Ты сказал, что выиграешь мне его – надо было попасть во всех двигающихся уточек из ружья. И ты сделал это, - у счастливо улыбаюсь, вспоминая одно из наших многочисленных свиданий. - Наверно, я очень хотел его выиграть, - говорит Коул. – Стрелок из меня не важный. - Это да, - фыркаю я в бокал. – Честно говоря, у тебя получилось только с двадцатой попытки. - Вот черт! – смеется Коул. – Да этот медведь золотой! Сколько я потратил на него? - Я умоляла тебя сдаться, - смеюсь я в ответ. – Но это уже было делом принципа. - Когда-нибудь мое упрямство меня погубит. Или разорит. Я поднимаю бокал: - Главное, чтобы не я стала этому причиной! Коул хохочет, и мы чокаемся. «Надо же», - мелькает в моей голове мысль. «А пока что все идет не так уж и плохо. Пока что вещи и воспоминания не бросают меня в страдания по утерянному прошлому. Наверно, потому что это счастливые воспоминания, которые я наконец-то могу разделить с Коулом, а не прокручивать их в одиночку у себя в голове. При этом, все мои опасения о том, что Коул начнет их высмеивать и надругается надо всем, что мне дорого, совершенно не оправдываются». Коул тем временем снова запускает руку в коробку. На этот раз он достает из нее маленькую открытку. Коул вертит ее в руках. - Это валентинка, - поясняю я. – Первый День Святого Валентина после нашего знакомства. Мы тогда еще не встречались, хотя уже были влюблены. - Но не догадывались о чувствах друг друга? – уточняет Коул. - Да. Когда я получила эту валентинку, я боялась даже на секунду поверить, что она от тебя. Не хотела себя обнадеживать, ведь мы были просто друзьями и я боялась разрушить признанием наши близкие отношения. Ты тоже. Хотя сейчас я вообще не могу понять, как можно было сомневаться – открытка в твоих любимых черно-белых цветах с фразой «Откройся мне». Это же очевидно... Коул с интересом вертит валентинку в руках и задумчиво говорит. - Так странно. Она совершенно не кажется мне знакомой на вид, но я почему-то испытываю волнение глядя на неё. Очень странные ощущения. - Может быть, ты испытываешь то, что испытывал, когда писал ее? - предполагаю я. - Возможно, - неуверенно пожимает плечами Коул. - Ладно, давай дальше. Он достаёт из коробки небольшую деревянную шкатулку. - Ооо, это тебе точно понравится! - расплываюсь я в улыбке. - На каникулах в России я как-то наткнулась на мастерскую резьбы по дереву и нашла там эту музыкальную шкатулку. Открой. Коул открывает коробочку и в эту же секунду из нее начинает литься знакомая мелодия. Коул распахивает глаза. - Это же та самая песня. Которую ты пела, чтобы меня успокоить. Колыбельная из мультика, да? Коул выглядит пораженным и... растроганным? Мелодия льётся из шкатулки словно миллион звонких колокольчиков сливаются воедино, сплетаясь в красивую мелодию вальса. - Да, - улыбаюсь я. - Это очень... мило, - говорит Коул, опустив голову на скрещенные на столе руки и наблюдая за крутящимся колесиком. - Забери ее обратно тоже, - говорю я, улыбаясь. - Вдруг в следующий раз, когда тебе нужно будет успокоиться, меня не будет рядом. Коул скептически поднимает бровь, а затем захлопывает шкатулку. Музыка обрывается. - Да, спасибо, - говорит он сухо и откладывает ее к рисунку. Я хмурюсь. Что я опять сделала не так? Но Коул не дает времени подумать над своей реакцией, потому что уже достает из коробки толстый конверт. Он заклеен сургучом и Коул сразу же пытается вскрыть его, но я останавливаю. - Стой! - Что там? Коул переворачивает конверт и видит надпись: «Открыть в день вашей свадьбы. Дилан». - Что там? – снова спрашивает он. – Почему это нужно открыть на свадьбу? - Я не знаю, - качаю я головой. – Дилан подарил нам его на помолвку и настрого запретил открывать до свадьбы. Коул фыркает. - И ты его так и не открыла? Неужели, тебе не было интересно? Ты так и закопала его, не узнав, что внутри? Я мотаю головой. - Открыть его означало признать, что свадьбы точно не будет. Что я сдалась найти тебя, - бурчу я себе под нос. Коул молчит пару минут, раздумывая над словами. - И что же, мы никогда не узнаем, что в нем? Может быть, откроем сейчас? То, что мы нашлись – уже сам по себе достаточный повод, не считаешь? И точно больше не будет означать, что ты сдалась. Я поднимаю на глаза на Коула. На его лице отражается крайнее любопытство, и он заражает меня энтузиазмом. По правде говоря, я все эти годы точно так же хотела вскрыть конверт и посмотреть, что в нем. Сотню раз порывалась, но так и не решилась. Мысль о том, что, вскрыв конверт я признаю, что свадьбы не будет, кажется не столь существенной. В конце концов, это свадьба – самая меньшая из моих проблем сейчас. - Давай, - хлопаю я в ладоши в предвкушении и вскакиваю со стула, вставая за плечом Коула, чтобы видеть содержимое. Коул торжественно разламывает сургуч и достает стопку фотографий. Поверх них лежит листок с написанным от руки обращением к молодоженам: Мои дорогие Коул и Лили, Вы даже не представляете, как я рад за вас! За то, что вы скрепили себя узами брака! В нашей жизни так сложно найти родственную душу. Человека, с которым ты ощущаешь себя единым целым. С которым тебе так же легко и естественно, как дышать. Который смотрит на тебя с таким обожанием и любовью, как вы смотрите друг на друга. Берегите друг друга, ведь вы настоящие счастливчики! Я знаю, что на вашем жизненном пути обязательно встретятся и сложности, и недопонимания, и потери, и препятствия. Главное – не забывайте, что вы созданы друг для друга как попугаи неразлучники. Между вами самая настоящая, искренняя и сильная любовь, которая только бывает в жизни. Такое чувство не сотрешь, не просрешь, не забудешь, не выведешь из памяти, что бы не случилось. Под этой запиской вы найдете мой подарок вам. Когда настанут трудные времена, когда вам будет сложно и вам может показаться, что вы теряете друг друга – просто сядьте вместе и посмотрите эти фотографии, которые я незаметно от вас сделал в день начала ваших отношений. Почувствуйте снова, как вы смотрели друг на друга, как бились ваши сердца, как касались руки и целовали губы. Если вы вдруг когда-нибудь забудете, эти фото напомнят вам, что за то чувство, что есть между вами, стоит не просто сражаться, а даже умереть! Любите друг друга так же, как на этих снимках. Я судорожно вздыхаю. Из-за плеча Коула я вижу только его напряженные пальцы. - Символично, - хмыкает он в итоге. – Создается ощущение, что все мы что-то чувствовали, но никто не смог предугадать катастрофу. - Видимо, так и есть, - говорю я дрожащим голосом. Напутствия Дила до сих пор отдаются в моей голове. – Будем смотреть фото? Коул кивает, прокашливается и начинает листать фотографии, повернув так, чтобы мне тоже было хорошо видно. Мое сердце начинает неистово колотиться от того, что я вижу. Фото сделаны на пленку и оттого кажутся еще более живыми и искренними. Видимо, в тот день Дилан решил опробовать мой подарок на нас с Коулом. В стопке около пятнадцати фотографий, но от каждой веет такими мощными эмоциями, что в сердце щемит от тоски и любви. Дилан смог поймать очень личные, интимные моменты наших зарождающихся любовных отношений – то, как смущенно Коул заправляет мой локон за ухо во время нашего разговора, то как влюбленно я смотрю на него, пока он смеется с Алексом, фото нас со спины, пока мы смотрим на праздничный феерверк, еле-еле касаясь пальцами рук друг друга, а затем наш невинный поцелуй на фоне последнего залпа салюта. И фотографии нас на садовом диванчике – Коул блаженно растянулся на нем, прижимая меня спиной к своей груди и показывает мне что-то на звездном небе. Я делаю шаг назад. Все, это выше моих сил. Все это слишком... Пронзительно... Я шмыгаю носом, быстро утирая выступившие слезы. Беру мой бокал и одним глотком допиваю его до дна. - Ты в порядке? – оборачивается Коул, откладывая фотографии. На его лице я вижу отражение точно такой же печали, как и у меня в душе. Я понимаю, что ему тоже грустно от того, что у этой счастливой молодой пары оборвалось совместное будущее. Пусть для него это всего лишь незнакомцы. Я отрицательно качаю головой. - Не в порядке. Это слишком... Реально... Но я справлюсь. Я упрямо сжимаю губы и возвращаюсь на свое место напротив него. - Лили, - говорит Коул, заглядывая мне в глаза, - Я только сейчас начал понимать, насколько все это было... серьезно. И насколько тебе тяжело. Если хочешь, мы можем остановиться. Продолжим потом. Я упрямо мотаю головой. - Нет, давай сделаем все за один раз. Коул кивает и достает из коробки сразу две вещи. Я ахаю и тут же жалею о своем решении. Вот сейчас будет по-настоящему больно...