Без памяти

Яркий солнечный свет бьет мне в правый глаз, и я морщу носик, отворачивая лицо и утыкаясь в теплую мужскую грудь. Один глубокий вдох – и мои легкие наполняются самым вкусным запахом на свете – мускуса, вишни и свежести, вызывая непроизвольную улыбку и окончательно прогоняя сон. Не открывая глаз, я еще сильнее льну к Коулу, уютно устраиваясь в его объятиях, но при этом стараясь не слишком сильно ворочаться, чтобы не разбудить его и как можно дольше продлить этот момент спокойствия и счастья. Именно поэтому я вздрагиваю, когда большая ладонь опускается мне на плечо и начинает нежно выводить круги на коже. Я поднимаю глаза на лицо Коула и встречаюсь с ясным заинтересованным взглядом. - Ты что, не спал? – сонно бормочу я. - Нет, - отвечает он, не отводя от меня изучающего взгляда, тем самым заставляя смутиться. Я первая отвожу глаза и смотрю на время на моих часах. - Я спала два часа?! – вскрикиваю я, приподнимаясь на локте. – Почему ты меня не разбудил? - Не знаю, - пожимает плечами Коул. – Не хотел тебя будить. Ты так мило спала. Вымоталась, наверно, - он хитро подмигивает, и я пытаюсь ткнуть его в ребро, но он перехватывает мои руки, и я с визгом снова падаю ему на плечо. - И что же ты делал эти два часа? – спрашиваю я, прижимаясь щекой к его шее. - Просто лежал, - говорит он, возвращая руку на мое плечо и начинает снова меня поглаживать. – Думал. - О чем? – шепчу я, полностью сосредоточившись на приятных прикосновениях, от которых по всему моему телу разливается что-то теплое и светлое. - О нас, - задумчиво отвечает он, моментально разбивая всю магию. Я напрягаюсь, пытаясь понять смысл, который был вложен в эти два коротких слова, и медленно поднимаюсь на локтях, впиваясь взглядом в лицо Коула. - И что ты надумал? – натянутым голосом спрашиваю я, но Коул лишь ведет бровью и резко притягивает меня обратно к себе. Недовольно ворча, я падаю на него и утыкаюсь носом в его подмышку. - Кажется, тебе пора в душ, - морщусь я, втягивая носом воздух. - Об этом я тоже думал все эти два часа, - выдает смешок Коул. Он вылезает из-под меня и, поцеловав меня в губы, уходит в ванну. Я переворачиваюсь на спину и утыкаюсь взглядом в потолок. Из ванной доносится шум воды, а я никак не могу избавиться от ворочающегося где-то в районе желудка чувства страха перед тем, что же будет дальше. В который раз Коул уходит от разговора, а я слишком боюсь давить на него. Я словно зависла между двумя мирами – изолированным островком счастья, где Коул со мной, и реальностью, где Коул все еще остается женихом Мэделин и мне не принадлежит. Эта неопределенность сводит с ума, заставляя отчаянно желать поскорее расставить все точки над i. Выяснить, кто мы друг другу и что мы будем делать дальше. Но неуверенность в том, что это «дальше» существует не только в моих мечтах, заставляет прикрыть рот и не начинать докапываться до Коула. «Лили, неужели тебе недостаточно того, что ты сейчас имеешь? Неужели ты не счастлива в этом моменте? Может не стоит рушить то, чего ты так хотела? Не наседай на Коула, если не хочешь столкнуться с реальностью и снова все потерять. Очевидно же, что он сейчас или не готов, или не хочет об этом говорить. Возможно, это максимум, что тебе светит, так зачем своими руками рушить то хрупкое счастье, что сейчас есть между вами? Еще полгода назад ты бы все отдала, чтобы он просто был жив. Два месяца назад ты была бы счастлива просто от того, что он не оскорбляет тебя с порога. А сейчас он признается тебе в чувствах, занимается с тобой любовью и спит в твоей постели, но тебе уже и этого мало. Живи моментом, будь благодарна судьбе за то, что имеешь, и не наглей!» Мои мысли прерывает звонок в дверь, и я подскакиваю с дивана. Коул все еще в душе, поэтому я подбегаю к зеркалу, чтобы посмотреть на свой внешний вид, прежде чем открывать дверь гостю, кто бы там ни был. В отражении на меня смотрит слегка растрепанная после сна девушка с горящими изумрудными глазами. Ее щеки полыхают румянцем, грудь вздымается – весь ее вид, вкупе с очевидными засосами на шее и припухшими губами, говорит о том, что совсем недавно у нее был хороший секс. Очень хороший. Я усмехаюсь своему отражению – несмотря на тревожные мысли, все, что происходило со мной за последние сутки, стало исполнением всех моих самых смелых и сокровенных желаний. Именно поэтому девушка напротив выглядит такой счастливой и живой. В дверь снова звонят, и я, распустив волосы, чтобы прикрыть следы страстной ночи, иду ко входу. Открыв дверь, я встречаю на пороге Маргарет. - Лили, привет, - говорит она, проходя внутрь. – Скажи, ты не знаешь где Коул? Он не ночевал дома. Я волнуюсь. На секунду я теряюсь, но затем киваю. - Он тут. Брови Маргарет в удивлении лезут на лоб, но она быстро берет себя в руки. Она прислушивается к шуму воды в душе, и на ее лице проскакивает понимание. - Вот как, - только и говорит она, улыбаясь уголками губ. Я знаю, что как бы ни было ей любопытно, миссис Спроус никогда не задаст неловких вопросов и не станет выяснять подробности. И все же даже ее молчание кажется неловким, потому что по проницательным глазам Маргарет я вижу, что она поняла все, что произошло между нами. Я смущенно переминаюсь с ноги на ногу, не зная, что мне еще сказать, когда в руке Маргарет вибрирует телефон и она хмурится. - С самого утра его телефон разрывается, - говорит она с сожалением в голосе. – Это его невеста. Поэтому я и пошла его искать. Это уже раз двадцатый. Она вытягивает руку и медленно кладет вибрирующий телефон на кухонный остров. Я не моргая смотрю на фотографию Мэделин, светящуюся на экране. Вот так просто – раз, и я снова в жестокой реальности, где невеста Коула – не далекая иллюзия, а настоящая девушка, требующая его внимания. - Дорогая, - мягко говорит Маргарет, протягивая ко мне руку и касаясь моей, отчего я вздрагиваю. – То, что происходит между вами... Просто будь осторожна. Я переживаю за тебя. За вас обоих. Я знаю, что для него это тоже много значит, но если все же не настолько много, чтобы что-то менять, - она кивает на погасший экран телефона, - То это может очень плохо закончиться и для него, и для тебя. Особенно для тебя. Не заиграйтесь, дорогие, - тихо говорит она, погладив мою щеку. На моих глазах выступают слезы, потому что это именно то, чего я боюсь больше всего. - Маргарет, что мне делать дальше? – шепчу я еле слышно. - Я не знаю, милая. Теперь уже нет смысла писать стратегии и играть роли. Вы открылись друг другу. Считай, что вы оба уже прыгнули с обрыва. Остается только смотреть – раскроется ли парашют или вы разобьетесь о скалы, - Маргарет слегка улыбается, но в ее глазах я вижу бесконечную тревогу за нас. Она тепло обнимает меня, и я обнимаю ее в ответ, стараясь проморгать снова выступившие слезы. - Мама, - слышу я голос Коула за спиной, и мы размыкаем объятия, повернувшись к нему. – То есть, - он прочищает горло и, смутившись, поправляется, - Маргарет. Что-то случилось? - Случилось, - говорит она ровным голосом, в котором нет и намека на дрожь, которая была секунду назад. Я мысленно благодарю Маргарет, что мне не придется объяснять Коулу, о чем мы с ней разговаривали. – Мой сын не пришел ночевать домой и забыл предупредить родителей, чтобы они не волновались, - уголки губ Маргарет приподнимаются, показывая, что она не всерьез журит его. - Оу, - все же хмурится Коул. – Извини. Я был тут. - Это я уже поняла, - отвечает Маргарет и подмигивает ему. – Ладно, детки, развлекайтесь. Я пошла. С этими словами Маргарет чмокает сына в щеку и выходит из дома, прикрыв за собой дверь. - Вот черт, - говорит Коул, краснея и нервно запуская ладонь в свои мокрые после душа волосы. – Она поняла? - Что у нас с тобой был секс? – хмыкаю я. – Конечно. - Она не выглядит удивленной, - замечает он. - Она больше всех остальных верила в то, что ты не сможешь держаться от меня подальше, - говорю я, усмехаясь. - Правда? – удивляется Коул. – Откуда ей было знать? - Она видит вас с Дилом насквозь, - говорю я. – И она с самого начала замечала, что тебя тянет ко мне. Или она ошибалась? Это было не так? Коул медленно подходит, кладет руки мне на талию и одним резким уверенным движением сажает меня на кухонный стол. Разведя в сторону мои ноги, он становится между них, но за этим не следует никакого сексуального подтекста. Коул просто приближается ко мне, скрещивая руки на моей спине и заглядывая мне в глаза. - Все было так, - тихо говорит он, прикрывая глаза от того, что я переношу руки ему на шею и большими пальцами начинаю поглаживать еще влажную от мокрых волос кожу. – Но я сам был на сто процентов уверен, что справлюсь с этим. Откуда она могла знать, что все закончится этим? – Коул толкается пахом в мои бедра, игриво улыбаясь, но его глаза остаются серьезными. - Впервые она поделилась со мной своими мыслями после премьеры. Она тогда сказала, что как бы ты ни пытался бороться – это бесполезно, потому что ты никогда не переставал любить меня, просто забыл об этом. Поэтому это просто вопрос времени, когда твое сердце возьмет верх над разумом. Коул задумывается, хмурится. - Так вот кто подпитывал твою уверенность в этом, - хмыкает он. - Это было как раз после той ночи в отеле. Я тогда была раздавлена тем, что там произошло. Совершенно сдалась и опустила руки. - Постой, ты рассказывала моей матери о том, что произошло в отеле? – вскидывается Коул. - Нет, конечно. Только то, что я призналась тебе в любви и мы сильно поссорились. А она ответила, что весь день наблюдала за тобой, и твое поведение на премьере говорило само за себя. Что ты мной увлечен и все что ты мне наговорил – полная чушь. - Боже, неужели я такой плохой актер, - качает головой Коул. - Не такой уж и плохой, если я тебе поверила, - отвечаю я. – Но Маргарет слишком проницательна. Особенно, когда это касается вас с Дилом. Я целую Коула в уголок губы и прижимаюсь к нему, запуская руки под футболку и поглаживая его живот. Мне не хочется продолжать этот разговор и вспоминать неприятные моменты нашего общения - они отбрасывают меня в недавнее чувство отчаяния и провоцируют страх снова потерять Коула. Я поднимаю руки выше и провожу пальцами по груди Коула. То, как глубоко он начинает дышать, склоняясь над моей шеей и нежно прижимаясь к ней губами, отгоняет плохие мысли, напоминая о том, что он сейчас со мной, и только это важно. Я медленно веду пальцами по его коже вниз к краю джинс и по всему пути ощущаю неровности шрамов. Остановившись на глубоком и длинном шраме над пупком, я аккуратно провожу по нему кончиком указательного пальца, и чувствую, как Коул напрягается. - Можно? – спрашиваю я, потянув за края его футболки вверх, но он хватает меня за руки и качает головой. – Пожалуйста, - уже прошу я. – Я хочу их увидеть при свете дня. - Думаешь я просто так постоянно ношу футболку, даже после душа или сна? – недовольно спрашивает Коул. - Коул, меня они не пугают. - Я просто не хочу, чтобы их кто-нибудь видел. - Но я же не кто-нибудь? – спрашиваю я, снова потягивая руки к краю футболки, но Коул снова меня останавливает. - Лили, они уродливы. Я не хочу, чтобы ты видела меня таким, - он качает головой. Я смотрю в глаза Коула и понимаю, что это далеко не вся правда. В его глазах страх – он не хочет чувствовать себя уязвимым передо мной, и это чертово недоверие колет в самое сердце. - Я еще тогда в ванной сказала тебе, что не считаю их уродливыми. Меня они не отталкивают. Ни физические, ни душевные травмы, - тихо отвечаю я. – Я покажу, - шепчу я и, не разрывая зрительный контакт, совсем немного приподнимаю его футболку. Оголив буквально двадцать сантиметров кожи, как раз до того самого шрама над пупком, я медленно наклоняюсь к нему, словно боясь спугнуть. Мышцы на животе Коула напрягаются, а пальцы на моей спине сжимаются, но он не дергается, когда мои губы еле-еле дотрагиваются до рубца в поцелуе. Я приоткрываю рот и нежно провожу языком по поврежденной коже от начала и до конца, от чего глаза Коула расширяются, и он с шумом втягивает воздух в легкие. Не встретив сопротивления, я медленно начинаю подниматься выше, потихоньку задирая футболку и целуя каждый шрам на своем пути. Когда я добираюсь до глубокого рваного повреждения прямо под правой ключицей, я тяну ткань выше к шее, и Коул наконец позволяет полностью избавиться от нее. Заботливо поцеловав каждый краешек последнего шрама, я отстраняюсь и впиваюсь взглядом в оголенный торс Коула. Я жадно шарю взглядом по открытой коже, подмечая, запоминая, анализируя и мысленно жалея каждую неровность на теле Коула. Внимательно пройдясь глазами снизу вверх по всему его торсу, я поднимаю взгляд к его лицу и встречаюсь с глазами Коула – глазами, полными уязвимости, немого вопроса, боли. Он ожидает моего вердикта, молча спрашивая, что я думаю теперь, увидев весь масштаб его травмированности. Я открываю рот, чтобы сказать ему, что я люблю каждый изъян его тела и души, но меня прерывает звонок телефона, лежащего на острове рядом со мной, и мы оба вздрагиваем, теряя зрительный контакт. На экране снова загорается фото Мэделин. - Оу, это Маргарет принесла. Она сказала, что телефон постоянно звонил. Прости, забыла тебе сказать, - мямлю я, понимая, что это выглядит, будто я специально утаила эту информацию. Я поднимаю смущенный взгляд на Коула, но он продолжает пялиться на горящий экран. Он не берет трубку, но и не сбрасывает. Кажется, будто он завис, осознавая ситуацию. - Это Мэделин, - наконец говорит он. Коул поднимает на меня глаза, и я отчетливо читаю на его лице панику, неуверенность, сомнение. Кажется, встреча с действительностью ошарашила его не меньше, чем меня пару минут назад, когда Маргарет принесла телефон. - Ты ответишь? – неуверенно спрашиваю я. - И что я ей скажу? – грубо отвечает он, раздражаясь, словно это я виновата. «Так и есть» - язвит мой внутренний голос. – Что я изменил ей?! Я вздрагиваю, моргаю, пытаясь осознать его слова. Так вот, кто я ему. Любовница, о которой не хочешь рассказывать своей невесте. Девушка, с которой приятно проводишь время, но о которой никто не должен узнать. Жестокая реальность обрушивается на меня. Я снова смотрю Коулу в лицо, пытаясь найти в нем хоть что-то, что может облегчить боль, и, на удивление, нахожу – Коул совершенно не выглядит как человек, которого устраивает факт наличия любовницы в его жизни при живой невесте. Растерянный, не знающий, что делать дальше, опешивший от необходимости принять решение – да. Но никак не довольный существующим раскладом. Телефон тем временем переходит на голосовую почту: - Коул, ответь же ты наконец! – звучит обеспокоенный голос Мэделин. – Я очень волнуюсь! Перезвони мне срочно! Я уже сто раз тебе звонила. Я чувствую, что что-то случилось, что-то не так! Прошу тебя, дорогой, мы все решим, только ответь мне! Сообщение обрывается, и в комнате воцаряется тяжелое молчание. Кажется, будто кто-то резко открыл все окна в самый разгар зимы и ворвавшийся ледяной ветер моментально охладил атмосферу в доме до выжигающего холода. Реальность тяжелой плитой опустилась на наши плечи, и я резко спрыгиваю с острова, обходя обмершего Коула и садясь в дальнее от него кресло. Нервная дрожь пробирает мое тело, и я обнимаю себя, чтобы удержать себя в руках. Коул так и стоит спиной ко мне, не двигаясь и смотря в пустоту остекленевшим взглядом. - Мне надо пройтись, - безжизненно говорит он мне через плечо спустя пару минут, и я дергаюсь от звука его голоса, который раскатом грома разрезает тягучую тишину. Я молчу, пока он медленно натягивает обратно свою футболку, затем берет со спинки дивана толстовку и проходит в коридор. Вдруг Коул останавливается у входа и замирает, словно обдумывая что-то, а затем оборачивается. - Пойдешь со мной? – спрашивает он. Он криво улыбается, но глаза не выражают ничего кроме настороженности и напряжения. Заметив мое недоумение, он добавляет. – Пожалуйста. Я шумно вдыхаю воздух, только сейчас понимая, что даже не дышала все те минуты, пока молча наблюдала за тем, как любимый мужчина собирался, чтобы уйти из моего дома. Коул тем временем разворачивается и медленно подходит ко мне, протягивает мне открытую ладонь и снова натянуто улыбается. «Лили, даже если звонок Мэделин стал началом конца, ты должна взять максимум из того, что может дать тебе Коул. Хотя бы ради того, чтобы потом до конца жизни прокручивать в голове все эти счастливые моменты и ощущения от этих недоотношений, ведь это все, что у тебя останется». Я улыбаюсь Коулу так же кисло и криво, как это сделал он, но все же подаю ему руку и тут же чувствую, как теплая широкая сильная ладонь крепко сжимает ее, поднимая меня с дивана. Коул притягивает меня к себе и целует в макушку. Кажется, этим жестом он пытается успокоить меня, и мне становится немного легче от его стараний. - Мне нужно одеться, - говорю я и поднимаюсь в свою комнату. Надев короткое платье и теплую толстовку поверх, я возвращаюсь к Коулу. Пока я спускаюсь вниз по лестнице, я успеваю проследить за вспыхнувшим взглядом Коула, когда он жадно проходится по моим голым ногам. «Боже, неужели после сегодняшней ночи и утра я все еще так завожу этого мужчину?» - думаю я, и слегка улыбаюсь, чувствуя, как на душе становится еще чуточку легче. - Готова? – спрашивает Коул, и я отчетливо слышу чуть осипшие нотки, которые всегда появляются в его голосе от возбуждения. -Да, - отвечаю я и прохожу в коридор, чтобы надеть кеды. Обувшись, я подхожу к входной двери и тянусь к ручке, как вдруг перед моими глазами встают воспоминания последних дней – щелчки фотокамер, крики журналистов, напирающая толпа... Моя рука замирает на ручке, и я в испуге оборачиваюсь к Коулу. - Журналисты, - отвечаю я дрогнувшим голосом на его вопросительный взгляд. - Я выглядывал утром, - успокаивает он. – Никого не было в зоне видимости. Я почти уверен, что они разъехались после моих последних угроз. Они ведь действительно не имеют права караулить у моего дома. За нарушение закона у них могут отобрать лицензию. Коул говорит уверенно, и я немного расслабляюсь, хотя сомнения все же остаются. - А вдруг они все-таки еще здесь? Ты же не можешь быть уверен на сто процентов. Вдруг они снова увидят нас вместе? Вдруг снова окружат и начнут заваливать вопросами... - Эй, - прерывает Коул мой поток сознания. Он берет меня за плечи и наклоняется к моему лицу. Его челюсть напряжена, словно он злится, но глаза смотрят тепло, значит, не на меня. – Я не дам тебя в обиду, понятно? – говорит он твердо и безапелляционно. - Пока ты со мной, никто тебя не тронет. Идет? Я киваю, в этот раз доверившись Коулу. Он в ответ улыбается и подталкивает меня к выходу. Я толкаю дверь и решительно выхожу из дома. Когда мы выходим на дорогу и поворачиваем на наш привычный маршрут, проходя мимо места, где меня в прошлый раз окружили папарацци, моя уверенность немного пропадает, и я начинаю судорожно оглядываться по сторонам. Журналистов, действительно, не видно, но я все равно беспокойно озираюсь и увеличиваю дистанцию между мной и Коулом, чтобы случайное фото нашей прогулки не вызвало очередного скандала. Коул оборачивается на меня, замечая, что я отстала и останавливается, чтобы меня подождать. Я догоняю его, но останавливаюсь в трех метрах и натягиваю капюшон толстовки на лицо, чтобы даже если нас кто-то сфотографирует на таком расстоянии друг от друга, мою личность нельзя будет определить. Я киваю Коулу, чтобы он шел дальше. На его лице сначала отражается удивление, затем понимание, а потом злость. Он сжимает зубы и хмурится, резко разворачиваясь и быстрым шагом следуя к лесу. Я понимаю его эмоции – меня тоже бесит, что даже прогулка до озера становится нервным рискованным путешествием из-за чертовых папарацци. Мы заходим в лес, затем проходим наше дерево и кладбище. По пути Коул пару раз оборачивается на меня, все еще придерживающуюся дистанции, и с каждым разом его лицо становится все темнее. Когда мы сворачиваем на тропинку к озеру, Коул резко останавливается, разворачивается и за пару широких быстрых шагов оказывается около меня. Я испуганно смотрю в его глаза, которые метают молнии, и не понимаю, что он делает. Коул резко поднимает руку и тянет край моего капюшона, чтобы снять его. От этого жеста я шарахаюсь и отхожу на пару шагов назад. - Что ты делаешь? – возмущаюсь я, снова возвращая капюшон на лицо. Глаза Коула сужаются, желваки на скулах отчетливо выступают, а губы сжимаются в тонкую линию. Коул злится, и это очевидно, но я не понимаю, на что или на кого. Пару минут он пристально смотрит на меня, словно пытается найти ответы на свои вопросы, а затем кивает в сторону озера и быстрым шагом направляется туда. Я спешу за ним, еле поспевая за его темпом. Когда мы доходим до озера, он продолжает идти вдоль воды, ведя меня к нашему тайному пляжу. Оказавшись наконец на кусочке песка, скрытого от посторонних глаз отвесным склоном и водой, Коул резко разворачивается и рычит прямо мне в лицо: - Что за черт, Лили?! Что это за хуйня?! - Коул, ты чего? – опешив, я делаю шаг назад, и это бесит его еще больше. - Тебе даже рядом идти со мной противно, да?! Шарахаешься от меня, как от прокаженного! – почти кричит он. – Это из-за Мэделин? Из-за того, как я на нее отреагировал? Или из-за шрамов? Ты так ничего и не сказала, увидев меня без футболки! Я же говорил, что они вызывают лишь отвращение! - Боже, Коул, что ты несешь! – восклицаю я, хватаясь за голову. – О чем ты вообще говоришь! Я не хотела идти рядом с тобой из-за папарацци! - Ах, конечно! - вскрикивает он и театрально бьет себя по лбу рукой. – И как я сразу не догадался! Значит трахаться со мной дома, стонать мое имя, признаваться в любви – это нормально, а показаться на люди – кишка тонка?! Значит я был прав – ты не захочешь быть со мной, потому что испугаешься гнева фанатов! Я стою, совершенно ошалевшая от его обвинений. Внезапно из моей груди вырывается смешок, и лицо Коула вытягивается в удивлении. Я снова смеюсь, истерически и нервно, потому что вся ситуация смешна до абсурда. - По-твоему это смешно? – злится оторопевший Коул. - Боже, Коул, ты хоть сам понимаешь, что ты несешь? – я больше не смеюсь. – Это все обвинения, которые ты накрутил себе, пока мы шли до сюда? Или мне подождать еще версий? – я качаю головой. – Это уже смешно, что ты в любом моем действии подозреваешь самое худшее, - мой голос становится серьезным. Я вдруг чувствую злость на несправедливость его обвинений. Я делаю шаг к нему, оказавшись нос к носу, и тыкаю ему в грудь пальцем: - Я сделала это для тебя. Я была уверена, что ты не хочешь, чтобы нас видели вместе. Я шарахалась от тебя лишь потому, что ты сам сказал мне так поступать. Сказал, что нас не должны видеть вместе. Что это убьет твою карьеру. Разрушит помолвку. Вызовет ненужную тебе шумиху. Поэтому я так и вела себя. Из-за тебя! Чтобы тебе не навредить! Ты же сам этого просил!  Коул распахивает глаза, и я вижу в его глазах осознание ошибочности его обвинений. Он рывком притягивает к себе, утыкаясь мне в макушку. - Это же было до, - шепчет он мне в волосы так тихо, что я не уверена, что мне не показалось. - А разве что-то изменилось? – спрашиваю я, отстраняясь и вглядываясь в его лицо. – Не ты ли только что не захотел рассказывать своей невесте обо мне? Значит, ты не готов. Значит, ты еще ничего не решил. Значит, все твои требования по поводу журналистов в силе... Лицо Коула искажается в гримасе сожаления, когда он снова притягивает меня к себе. - Ведьма, что же ты со мной делаешь..., - рычит он от злости. - Ты сводишь меня с ума. Когда я уже начну понимать мотивы твоих поступков и знать, как ты поведешь себя в той или иной ситуации? - И перестанешь приписывать мне странные мотивы..., - добавляю я. - Особенно по поводу шрамов. Сколько раз мне нужно повторить тебе, что они меня не пугают? Сколько раз я должна буду их поцеловать, чтобы ты перестал прятать их от меня?  - Прости, - говорит Коул. – Кажется, во всем, что касается тебя, я просто перестаю мыслить рационально. Мои эмоции и страхи берут верх над разумом. - Коул, я не понимаю тебя. Не обманывай меня – ты ведь еще не решил, хочешь ли ты быть со мной. Но при этом уже обвиняешь меня в том, что я не веду себя как твоя женщина... Думаешь, мне легко... - Лили, это сложный выбор, - обреченно говорит он. – Все обрубить. Все. Очень. Сложно. - Я понимаю. Я выпутываюсь из его объятий и отхожу к кромке воды, невидящим взглядом уставившись на плывущие желтые листочки. Этот разговор стал самым откровенным за последние сутки, но легче мне не стало. Обреченность в его последней фразе прошлась ножом по моему сердцу и застряла занозой где-то внутри. Тугой ком предчувствия конца подбирается все выше к горлу. Через пару минут я чувствую тепло тела Коула за своей спиной. Когда его руки обвивают мою талию и прижимают спиной к его груди, я рвано выдыхаю. Так хочется кричать, уговаривать, умолять принять верное решение, но мое горло сковывают спазмы, оставляя все эгоистичные порывы бесноваться где-то в районе желудка. Я знаю, что это только его жизнь и я не вправе решать за него. Мы так и стоим в тяжелой, тугой тишине, где каждый из нас гоняет мысли по кругу, не нарушая молчания и наблюдая за танцем осенних листьев на глади воды. Единственное, что обнадеживает нас обоих – это объятия, которые кажутся такими важными и правильными. Единственное позитивное и трепетное ощущение среди этого безумного хаоса жестокого внешнего мира, полного сложных решений, необратимых последствий и ультиматумов. Коул наклоняется и целует меня в шею так медленно и трепетно, что все внутри меня холодеет – он словно запоминает ощущения, словно создает свои собственные воспоминания, к которым будет возвращаться после, словно... прощается. Его теплые шершавые поцелуи жгут, словно пробираются сквозь кожу, мышцы, кости прямиком к нервам. Коул опускает руки и проводит по моим голым ногам вверх, к бедрам, под юбку, а затем складывает их чуть ниже живота и толкается вперед пахом. - Лили, - шепчет мне в шею Коул мое имя словно молитву, и внезапно меня пронзает воспоминанием. Точно так же, на этом самом месте, в октябре 2016 года, буквально за несколько часов до его отъезда в армию мы прощались с Коулом. Точно так же мы стояли у кромки озера, и он целовал меня в шею, обнимал, ласкал, а затем... Словно повторяя события прошлого, Коул просовывает руку мне в трусики и начинает гладить меня. Я дрожу – от напряжения, от сюрреалистичности происходящего, от возбуждения, которое от умелых движений Коула все же прорывается сквозь тревожные мысли. Коул продолжает целовать мою шею, поднимается выше и нежно прикусывает мочку уха, не прекращая ласкать меня рукой. Все его движения сквозят какой-то горечью вперемешку с трепетом, которые отдаются в моем сердце, смешиваясь в странный коктейль любви и смирения перед судьбой. Я издаю тихий стон, и сильнее прижимаюсь к нему спиной. Коул воспринимает это за поощрение, и я чувствую, как второй рукой он достает член из спортивных штанов, чтобы  отодвинуть край моих трусиков и приставить его к моему входу. Я подаюсь назад и с глубоким стоном мы соединяемся воедино. Коул двигается очень медленно, целуя меня за ушком и большим пальцем руки вырисовывая круги на коже моего живота. Это даже не похоже на секс, скорее на признание в самых глубоких и искренних чувствах. Я теряюсь в моменте, когда понимаю, что это все слишком похоже на наше прощание перед армией. Прошлое и настоящее перемешиваются в моем сознании – я одновременно ощущаю эмоции себя настоящей – женщины, которая стоит на краю пропасти в ожидании приговора от своего любимого, и себя прошлой – наивной девушки, которая прощается со своим парнем. Любовь, горечь расставания, страх неизвестности, клятва в вечной любви, трепет и обещание верности – все чувства, нынешние и прошлые, перемешиваются в моем сердце, превращая наше слияние во что-то нереальное, иррациональное, неправильное, но вместе с тем космическое. Коул, видимо подсознательно, воспроизводит сцену, которая уже случалась с нами. В малейших движениях, прикосновениях, темпе, характере поцелуев я вижу отражение нашей последней встречи в прошлой жизни. Я ощущаю, что он тоже дрожит, словно как и я погружается в этот водоворот необъяснимых для него эмоций. Конечно, он не помнит и не понимает сакральности этого момента, но он это чувствует, я знаю. - Лили, - шепчет он мне в ухо осипшим голосом. – Лили, черт... Это будто дежавю... Он сжимает руки на моем животе и вжимает меня в свою грудь с еще большей силой, словно боится, что я исчезну прямо из его объятий. Подаваясь к нему с каждым новым уверенным, но мучительно медленным толчком, я смотрю вперед, на гладь воды, хотя слезы – то ли счастья, то ли переполняющих смешанных эмоций, то ли горечи, - застилают мои глаза, и сквозь пелену вижу двух белоснежных лебедей, наших старых знакомых, которые выплывают из-под плакучей ивы на том берегу. В этот момент все мысли в моей голове окончательно перемешиваются – я уже не понимаю, в прошлом я или в настоящем, молодая ли я неопытная девчонка или познавшая боль утраты девушка, обнимает ли меня уходящий на службу новобранец или вернувшийся ко мне мужчина. Я поворачиваю голову, выгибаюсь, чтобы встретиться с Коулом взглядом, чтобы найти якорь, который удержит меня в реальности. И я встречаю глаза – то, что удерживает меня не только в реальности, но на земле лучше всякой гравитации. В них сейчас плещется столько чувств, что я задыхаюсь от них. Слезы текут по моим щекам, когда мы сливаемся в поцелуе – горьком, соленом от моих слез, со вкусом признания в любви в этой и пошлой жизнях. Кажется, будто круг судьбы замыкается на этом моменте, и я словно слышу щелчок, когда Коул вдруг рвано выдыхает, распахивает широко глаза и неуклюже оседает на песок. Я падаю на колени перед ним и встречаюсь с ошалелым взглядом. - Коул? – трясу я его за плечо. - Я помню это... - заплетающимся языком говорит он. – Это уже происходило. Что это было? Я удивленно моргаю, не могу поверить. - Наше прощание перед армией, - шепчу я, растирая слезы по щекам рукавом толстовки. – Наши последние моменты вместе... Коул прикрывает глаза, возвращаясь к воспоминанию. - Все было в точности как сейчас, - говорит он дрожащим голосом. Он описывает все, что он видит, а у меня трясутся руки от нереальности происходящего. – Ты была в платье и в вязаном свитере, а я... Я был в военной форме. Сначала это было похоже на дежавю – просто ощущение, что я что-то такое уже испытывал, но, когда ты поцеловала меня, меня словно ослепила вспышка. Сначала я вспомнил вкус твоих губ и слез, зацепился за это ощущение. Будто бы потянул за нитку, и от этого движения где-то внутри меня разошелся шов на огромном воспоминании... Я не просто вспомнил все до малейших деталей, Лили, я почувствовал. Все, что чувствовал в тот день, что чувствовал к тебе, как чувствовал самого себя в том моменте. Я ощутил, какого это быть собой прежним... Коул тяжело дышит, его трясет, когда он приоткрывает глаза и тянет меня к себе за руку, усаживая перед собой и обнимая. Коул кладет голову мне на плечо, а я поглаживаю его по коленке в попытке успокоить. Мы оба смотрим на лебедей, которые уже выплыли на середину озера, и через какое-то время я чувствую, что Коул немного успокаивается. - Ты в порядке? – спрашиваю я. - Не знаю. Мне нужно переварить все, что я только что узнал и почувствовал. Сейчас в моей голове полнейшая каша. Ощущение, будто мой мозг и сердце перемололи в мясорубке... Я сжимаю его коленку в поддерживающем жесте. - Теперь ты знаешь, как все было на самом деле. Между нами, - говорю я. - Да, - отвечает он. – И это совершенно не облегчает ситуацию, - удрученно говорит Коул. – Теперь все стало еще запутаннее. - Всмысле? – не понимаю я. – Коул, расскажи мне, что не так? Что тебя так смутило в воспоминаниях? - Мы можем поговорить о чем-нибудь другом? – отрезает Коул. – Мне нужно время, чтобы собраться с мыслями и переварить то, что я только что узнал. - Как скажешь, - вздыхаю я. – О чем ты хочешь поговорить? Коул обводит взглядом озеро. - Например, лебеди. Я помню их. Это те же самые? - Да. Вон, видишь, у лебедки небольшое пятнышко над глазом? Коул всматривается в птицу. - Вижу. А лебедь? Он тот же? - Разве ты не знаешь, что лебеди однолюбы? Если бы с ее парой что-то случилось, она бы оставалась всю жизнь одна или умерла бы от одиночества. - Как романтично, - фыркает Коул. - Ты считаешь это глупостью? Хранить верность единственному, кого ты любил? - А ты считаешь, что это правильно? - Если мы все еще говорим про лебедей, то да. Это их природа. Им просто не нужен никто другой, - отвечаю я уверенно. - А если не про лебедей? Я пожимаю плечами. - Это же не то, что ты выбираешь осознанно. За эти пять лет я не посмотрела ни на одного мужчину. Не потому что не было вокруг достойных, я просто не чувствовала к ним вообще ничего. - Но ты поцеловала Кейси, - с укором говорит Коул. - Если бы ты подглядывал внимательнее, то видел бы, что это он меня поцеловал, а не я. Я просто растерялась, поэтому не сразу его оттолкнула, - парирую я. - Врунишка, - усмехается Коул. - Я смотрел очень внимательно, чтобы заметить, что на секунду ты заколебалась. - Ладно, - сдаюсь я. – Мне стало любопытно, действительно ли я однолюб, и мне захотелось проверить. Скажем так, просто ради эксперимента. - И что? - И ничего. Пустота, - отвечаю я откровенно. – Будто есть овсяную кашу. Коул хмыкает. Помолчав, он задумчиво говорит: - Пока я не встретил тебя, я даже не знал, что бывает не пустота. Хотя мне нравился секс, это было скорее как удовлетворить естественные потребности организма. Когда мы поцеловались тогда после бара, мне сорвало крышу от феерверка эмоций, и я решил, что это какой-то сбой системы, что так хорошо не бывает. А сейчас... В этом воспоминании, я увидел, что бывает еще лучше. Насколько сильно я мог любить и, что еще важнее, принимать любовь. Я был совсем другим человеком, Лили, и чувства мои были другими... Я слышу грусть в словах Коула, и мне становится не по себе. По моей коже бегут мурашки, и я вздрагиваю то ли от прохладного ветра, то ли от обреченности в словах Коула. - Коул, давай вернемся домой? – спрашиваю я и, не дожидаясь ответа, встаю на ноги и протягиваю ему руку. – Думаю, нам нужно согреться и прийти в себя. Коул кивает и крепко сжимает мою руку, поднимаясь с песка. До дома мы доходим, держась за руки, и ни у одного из нас не возникает мысли о возможных последствиях. Моя рука в его руке – такой простой и в то же время такой значительный и нужный жест поддержки, понимания и единения.  Зайдя домой, Коул тут же направляется к самому дальнему креслу в гостиной, в котором я обнаружила его сегодня утром, и падает в него. Он кладет локти на колени, опускает голову и невидящим взглядом утыкается в ковер, уходя в себя. Я решаю, что нужно дать ему время собраться с мыслями, и прохожу на кухню. Пока мы дошли до дома, на улице уже стемнело и похолодало, так что я продрогла и проголодалась. Я принимаюсь заваривать чай и делать сэндвичи, чтобы хоть чем-то занять себя и уменьшить хотя бы физический дискомфорт от текущей ситуации. Я намеренно медленно режу хлеб, намазываю его соусом и раскладываю на нем начинки, поэтому это занимает у меня не меньше двадцати минут. Когда я заканчиваю и выхожу в гостиную с двумя дымящимися чашками и тарелкой бутербродов, то нахожу Коула точно в такой же позе, как я его оставила. Скользкий узел беспокойства, который и так за эти двадцать минут затянулся туже некуда, сдавливает мои внутренности. - Коул, будешь чай? – тихо спрашиваю я, и он слегка вздрагивает и, не поднимая головы, еле заметно мотает головой. Вот и вся реакция. Мне становится по-настоящему страшно. Да что он такого мог увидеть в этом воспоминании, черт возьми, что повергло его в такой шок?! Я сажусь в кресло напротив и делаю глоток чая, который обжигает мне язык, но мне это даже нравится. Физическая боль немного ослабляет уже поднявшийся к шее и мешающий дышать узел. Проходит еще пять минут. Потом десять. Потом пятнадцать. Коул так и не двигается, стеклянными глазами упирается в одному ему известную точку на ковре. Мне кажется, что мои нервы натянулись до такой степени, что еще один лишний вздох – и лопнут. Я медленно встаю со своего места и тихо подхожу к Коулу, сажусь на ковер перед ним, пытаюсь поймать его застывший взгляд. Коул словно не видит меня, но я твердо намерена вывести его из этого ступора, пока и я, и он не сошли с ума. Я – от беспокойства, он – от внутренних переживаний. - Коул, - шепчу я. – Ты пугаешь меня. Давай поговорим? Сначала Коул не реагирует, но когда я дотрагиваюсь двумя пальцами до его коленки, все же выныривает из своих мыслей и поднимает на меня глаза. Мне кажется, я смотрю в черный глубокий омут, полный отчаяния. Только бы меня тоже в него не засосало. Теперь настала моя очередь вздрогнуть. - Коул, расскажи мне, что ты увидел. Может я помогу тебе с этим справиться? Честно говоря, я не понимаю, что происходит. Все должно было встать на свои места, а, кажется, наоборот, все сломалось. Ты должен был вспомнить, как сильно мы любили друг друга, как нам хорошо было вместе... - Я и вспомнил, - тихо прошелестел Коул безжизненным голосом.  Я жду продолжения, но Коул молчит, затягивая паузу все дольше. - Тогда что не так, я не понимаю, - говорю я дрожащим голосом. – Давай поговорим об этом? - Да о чем говорить? – вдруг говорит Коул на обычной громкости, но после нашего шепота, его голос кажется оглушающим. – О том, каким был я? Счастливым, цельным, способным на искренние чувства и готовым по достоинству оценить твою любовь? Или о том, как сильно я любил тебя? Так, как способен любить только человек с чистой, открытой душой? Или о том, какой я увидел тебя? Впервые я понял, кем ты являешься на самом деле. Это можно увидеть, только если смотреть на тебя не недоверчивым загнанным взглядом, не способным понять твою искренность, заботу, самоотдачу, верность..., - Коул сжимает зубы так сильно, что я слышу их скрип. Его глаза загораются злостью. – Или, может быть, ты хочешь поговорить о том, кем я являюсь сейчас?! - Коул, - пытаюсь я вставить слово, но он не дает. - Нет, Лили, давай обсудим. Давай обсудим, насколько я поломан и искорежен, по сравнению с этим парнем. Давай обсудим, что я никогда, слышишь, никогда не смогу любить тебя так, как любил он. Давай обсудим, что я никогда не смогу поверить в твою искренность и довериться тебе на сто процентов. Я слишком поломан, Лили, чтобы подходить той девушке из воспоминания. Я не раз тебе это говорил, но ты почему-то не слушаешь меня. Я никогда не смогу дать тебе и сотой части того, что ты заслуживаешь... - Коул, - все же прерываю я его поток сознания. – А теперь посмотри на меня, - я тяну его за подбородок, заставляя встретиться со мной глазами впервые за его длинный монолог. – Посмотри на меня внимательно, Коул, и заметь, что перед тобой сидит тоже далеко не та самая девушка из воспоминания. Я беру его за руку и кладу его руку в район своего сердца. Я тоже поломана тем, что выпало на мою долю. Да, далеко не так как ты, но я тоже больше не смотрю на мир с широко распахнутыми наивными глазами, которые верят в справедливость, торжество добра и силу любви. И мне не нужен принц на белом коне, Коул. Главное, что я поняла за эти пять лет разбитых надежд, поисков, депрессий, скорби и одиночества, так это то, что мне нужен в этой жизни один единственный человек. Это ты. - Лили, ты не понимаешь, - мотает головой Коул. – Ты достойна большего, чем неполноценные чувства законченного эгоиста и циника. Не спорь – твоя душа не так покалечена как моя, ты все еще способна любить как тогда. А я нет. Я просто не способен дать тебе то, что ты заслуживаешь, то, что у тебя было. Ты достойна лучшего, как ты не поймешь?! - Да не нужен мне лучший! – восклицаю я. – Мне нужен мой! - Но ты полюбила меня другим! Мне никогда не стать таким, каким я был! - Да ты никогда не был лучшим, Коул! У тебя было миллион недостатков – ты был упрямой задницей. Ты был обидчивым, вспыльчивым, довольно закрытым парнем... При чем тут вообще это? Главное, что ты – моя вторая половинка, моя душа, ты мой, Коул, а я твоя. И так будет всегда. Я люблю тебя, Коул, - я беру лицо Коула в свои ладони и чуть приподнимаюсь, оставляя на его губах невесомый целомудренный поцелуй. – Люблю саму суть тебя, а не набор каких-то конкретных качеств и свойств. - Я не понимаю, - стонет Коул и на его лице проявляется какое-то отвращение. – Как ты можешь продолжать любить настолько искореженную версию того парня. Ты обманываешь сама себя! - Коул, это просто твои новые черты твоей личности. Я принимаю это как данность. Как если бы я встретила тебя не спустя пять лет, а спустя тридцать, и ты был бы весь в морщинах. Я воспринимаю это как отражение внешних факторов на твоей личности. Это и называется движение, мы все не законсервированы, мы все меняемся. Я принимаю то, как жизнь жестоко обошлась с тобой и повлияла на тебя. И я не люблю тебя от этого меньше. Прошу, прими это в себе тоже. - Лили, - мучительно выдавливает Коул сквозь зубы, и убирает мои руки со своего лица. – Ты возненавидишь меня. Я разобью тебе сердце, когда ты осознаешь как сильно я не похож на твои воспоминания. - Ты что же, отказываешься от меня? – шепчу я, не веря. – Вот так просто? Решаешь за нас обоих? - Лили, я испорчу тебе жизнь. Ты просто сама не понимаешь, что тебе нужен не я, а он. Ты была счастлива с ним, - голос Коула дрожит. Я чувствую, что он одновременно и злится, и ему больно. - Не надо решать за меня, Коул! Позволь я сама буду решать, чего я хочу, а чего нет! – мой голос срывается на высоких нотах. Коул прикрывает глаза, громко втягивает воздух через нос несколько раз, а затем распахивает глаза, впиваясь ими в мои. - Я хочу показать тебе кое-что, - говорит он вдруг необычайно нежно, заправляя выбившийся из хвоста локон мне за ухо. – Закрой глаза и сосредоточься на ощущениях. Я подчиняюсь. Пару секунд ничего не происходит. Мне кажется, Коул разглядывает меня. Когда мое терпение оказывается на исходе и я решаю открыть глаза, теплые, чуть обветрившиеся губы мягко накрывают мои. Волна трепета проносится по моему телу, несмотря на то что я совершенно сбита с толку, напугана и запутана. Коул целует меня аккуратно, целомудренно, почти с благоговейным трепетом, и я теряюсь в этой нежности. В его губах нет уже ставшей привычной мне требовательности, напора, страсти, отчаянного желания, лишь какая-то подростковая невинность, влюбленность, жертвенность. Мне хочется большего, и я приоткрываю рот, чтобы впустить в него язык Коула, но он не следует за моим движением, продолжая невинные ласки. Я недовольно ворчу, подаваясь вперед и пытаясь усилить напор, но Коул не поддается. Внезапно я понимаю, что он пытается сделать, и от этого понимания мне становится по-настоящему жутко. Я замираю, распахиваю глаза и медленно отстраняюсь. - Зачем ты это делаешь? – шокированно спрашиваю я у него. - Я думал, тебе понравится. Хотел напомнить тебе, как было раньше. Как трепетно и восторженно прошлый Коул целовал тебя раньше. Видимо, не вышло. - Вышло, - качаю я головой. – Но я не хочу как раньше. Как ты не поймешь? Мне с тобой хорошо сейчас. Я уже влюбилась в нового Коула. Мне не нужен возврат к старому. Мы выросли, Коул. Пожалуйста, услышь меня. Коул молча смотрит мне в глаза. Так пристально, словно пытается добраться до самой последней моей мысли. Затем он вдруг встает с кресла, утягивая меня за руку, подхватывает меня и несет наверх в спальню. Подойдя к кровати, он аккуратно кладет меня на нее и сам ложится рядом. Я вижу, что ему стало легче дышать, и стальные тиски отпускают и мою грудную клетку. Я приподнимаюсь на локте и нависаю над его лицом. В темноте комнаты я вижу лишь блеск его глаз и размытые очертания его лица. - Коул, пожалуйста, не будь так строг к себе. Ты имеешь полное право быть другим. Прошло пять лет, мы оба изменились, оба стали другими. - Но ты не настолько... - возражает он. - Не настолько, - перебиваю я, соглашаясь. – Ты изменился гораздо сильнее, но... Скажи, ты поймешь меня неправильно, если я скажу... - я перехожу на шепот, - Если я скажу, что сейчас ты мне нравишься даже сильнее, чем раньше? Не то, чтобы я рада, что с тобой произошло все то, что сделало тебя таким, какой ты есть, совсем нет! Просто ты изменился и я, кажется, полюбила эти изменения. Ты возмужал, стал своенравным, имеешь на все свое мнение, твой характер закалился... Ты стал гораздо более многогранным и... меня возбуждает то, что я не знаю, что от тебя ждать в следующую секунду. Я была влюблена в молодого парня, а сейчас передо мной мужчина – вышедший живым из войны, выдержавший все испытания, что свалились на него, не сломавшийся от потери памяти, к двадцати пяти годам добившийся признания, влияния и богатства... Да, ты стал гораздо менее понятным и хорошим, но мне интересно с тобой. Я горжусь тобой, Коул, и я не ищу в тебе прошлого парня. Я открываю все новые грани твоей личности и наслаждаюсь этим процессом... Коул не дает мне продолжить мое признание, затыкая меня дерзким, отчаянным, страстным поцелуем. Он впивается в мои губы с напором хищника, который поймал самую желанную в мире жертву. В этом поцелуе нет робости и трепета, лишь чистосердечное признание, ярость, желание насладиться процессом на весь максимум диапазона чувств, на который он способен. Я издаю стон, когда он прикусывает мою нижнюю губу и оттягивает ее, слизывая выступившую капельку крови. Да, это именно то, что нужно. Грубость вперемешку с обожанием, похоть с признанием, ненависть с любовью. В этом весь он – мужчина, которого я люблю. Когда мы начинаем задыхаться, Коул отрывается от меня. - Чей это был поцелуй? – прерывисто от заходящегося дыхания спрашивает он. – Мой или его? - Определенно, твой, - рычу я, и снова впиваюсь в Коула жадным поцелуем, чувствуя, как его губы изгибаются в самодовольной ухмылке победителя.