Рыбий глаз

Александра, так зовут молодую медсестру, позволила мне войти в запретную комнату. Возможно, Роулинг тоже знакома с системой дурдома, раз назвала уборную Слизерина тайной комнатой. — Александра, я хотела спросить, а где здесь туалет? — Прямо по коридору и направо, но сейчас туда нет смысла идти. — В смысле? Занято или сломано? — Закрыто. Вот, посмотри, — сестра указала на листок А4, висевший на стенде у поста. Я попросила себе бумажку и карандаш, переписала увиденный беспредел, под названием Распорядок дня: 7:00 — 8:00 — туалет открыт; 8:00 — 10:00 — приём лекарств; 9:00 — завтрак; 8:30-13:00 — приём лечащего врача 10:00 — 11:00 — туалет открыт; 11:00 — 11:30 — полдник; 9:30 — 13:00 — выполнение врачебных назначений; 13:00 — 14:00 — обед; 12:30 — 14:00 — приём лекарств; 14:00 — 20:00 — консультации врачей-специалистов; 14:00 — 15:00 — туалет открыт; 14:30 — 16:30 — тихий час; 16:30 — 18:00 — вечерняя прогулка; 18:00 — 19:00 — туалет открыт; 16:00 — 18:00 — приём душа (по пт) 19:00 — 20:00 — ужин, приём лекарств; 20:00 — 21:00 — туалет открыт; 20:00 — 21:00 — выполнение назначений врача; 21:00 — 22:00 — подготовка ко сну; 22:00 — Сон. Как хорошо, что я не росла неженкой. От грязи, как говорят, никто ещё не умирал, но закрытый туалет! Это просто зверство! Особенно, для женщин. Сразу захотелось упиться до смерти. Десяти кружек будет достаточно. Лягу в постель и буду ждать – если у меня лопнет мочевой, их отношение к пациентам явно изменится! Правда? Как можно жить в таких условиях? Нечего мне здесь делать, я определённо не хочу лечится в этой больнице. Пора звонить родителям. — Мне надо позвонить родителям, — выйдя из туалета, сказала я Александре. — Знаешь, я и без этого нарушила правила, — закрывая дверь странным ключом, ответила сестра, — туалет ещё мелочь, а вот телефон… — Да, кстати, а где мой собственный, личный, персональный мобильный? Где мои вещи? — На все вопросы тебе ответит твой лечащий врач. Иди пока отдохни. У нас есть комната отдыха, там есть книжки. — Хорошо. О, кстати, а что это за странный ключ? — внушительных размеров железка, в форме вытянутой гранённой пирамиды, исчезла в кармане медсестры. — Такие ключи используют в поездах. Это чтобы не было шанса открыть дверь булавкой или чем-то ещё. — А пытаются? — Лучше не спрашивай, — махнула сестра, — да, и держись подальше от Гали, она такая с короткой стрижкой, лицо чуть одутловатое, в спортивках всё время ходит. — Почему? — Лесбуха с шизой. — Поняла. Я пошла в комнату отдыха — так себе место. Пара диванов, детские раскраски на столе и фломастеры. Высоко, на книжном шкафу, стоит телевизор. Пульт, понятное дело, у медсестры. Книжки так себе, любовные романы со смешными постельными сценами. Для высокоморальных есть одна лишь грустная «Муму». — Нет, если я прочту тебя, то сама утоплюсь. Я села в кресло и закрыла глаза. Как хорошо, что я сломала правую руку — от природы я левша, но людям этого знать необязательно. Вроде мелочь, но эффект неожиданности присутствует. Любой, кто попробует меня обидеть, получит сдачи, плюс, меньше письменных тестов. Ладно, не думай об этом. Думай о мужчине из снов. Рядом на диване играют в шашки две нечёсаные женщины, а рядом третья гладит бельё. Надеюсь, она никого не убила, а то, почему-то, именно убийцам любят раздавать тяжёлые орудия труда. Я сильно зажмурила глаза в попытке успокоится. Не вышло. Какая это комната отдыха? Ложь всё это. Тем более, когда перед тобой сидит привязанная к батарее красавица, чей мозг съел сифилис. — А вот наша Алиса Селезнёва, — щекастый врач вернулся и выбил всех из колеи. Женщины на диване остолбенели и за гладильной доской работа ускорилась с невообразимой быстротой. Такое чувство, что пар, клубящийся над бельём, вырывается из ноздрей женщины, а не из утюга. — Псарова, тихо, — дотронулся до плеча женщины щекастый, — гладь своё бельё, не отвлекайся на нас. Так, Алиса, пойдём, я познакомлю тебя с твоим врачом. — Меня ведь не так зовут, — правда, не так! Это самое обидное… Ну как можно доверять человеку, когда он имени твоего запомнить не может? — Простите за бестактность, но согласитесь, — начал просвещать меня из-за плеча коллеги сухой, но моложавый старик, — у нас много пациентов, всех и не запомнишь. Нам легче запомнить диагноз, а не имя. А у Вас, — странный взгляд. Кажется, он так и не моргнул ни разу, — такое редкое заболевание. — Да, правда редкое, — вот ведь щекастая поддержка! — Так, Алиса, иди за Петром Павловичем в его кабинет. Никаких предубеждений у меня нет, но пухлому врачу доверится намного легче, чем сухому Петру — весь как штык, длинный и тонкий, спина и речь прямая, черты лица и его движения резкие, ничего лишнего. Это ничего, человеческое разнообразие меня всегда радовало, и я могла быть спокойна, если бы не его взгляд. У старости только два взгляда: либо за пеленой сияет любовь, либо безумие. Надеюсь, я ошиблась.