Рыбий глаз

— Не выспалась? После прогулки к двойнику во тьме, я забылась в болезненном сне. Почти час, до рассвета, я прислушивалась к каждому шороху, у меня ныли зубы, и я никак не могла определится, замерзаю ли или наоборот, изнываю от жары. Как только от усталости я закрывала глаза, меня подстёгивала соседка Наташа, которая дёргано чесалась и отмахивалась от кого-то во сне, а за стенкой безбожно храпели, словно соревнуясь друг с другом. Я готова была заплакать, до того мне хотелось спать. Вдогонку снова разболелась голова. Почувствовав, что мой раздутый чувствами мозг не способен и дальше бодровствовать, что-то во мне пошло спать, пока я, судорожно вглядывалась в стены и в окружение, и думала, думала, думала. Простая мысль вытягивалась, лаконично переходила в другую, пока я не начала занудствовать, доказывая выдуманному собеседнику, что я «вольна уйти из дома в любой момент, я прекрасно проживу одна, но у меня слишком много причин жить с мамой». Этот цикл повторялся где-то в районе лба, когда, наконец, картинка перед глазами расплылась и я не задышала внутри себя. Спокойная, сонная черепаха, а я её панцирь. Мне не хочется думать, что было вчера. Это всё сны. Кошмары от усталости и стресса. Но в череде странных картин была одна приятная встреча. Но то было ночью. Сны кончились, и я смиренно жду сеанса с доктором. — Александра, вы меня подождёте? — Конечно, Лиса, не волнуйся. Не обижают тебя? — Пока нет. — Оптимистично. Слушай, главное не смейся, не пялься, а если пялятся на тебя, делай вид, что не замечаешь. Даже если будут рассматривать вплотную твою ушную раковину. И убери волосы наконец. — Да, спасибо, поняла… Александра, а у вас есть врач или брат по имени Мэлор? — Да, он студент, подрабатывает здесь в ночь, а что? Что!? Может, у нас на двоих одна грёза? Такого не бывает. — Здравствуй, Алиса, — распахнув дверь, поздоровался Пётр. Интересно, слышал ли разговор? — Заходи, садись, пожалуйста, — в первый раз я не обратила внимания, до чего уныл кабинет Петра. Вроде, как у всех, но комната вытянута от окна к двери, и стены будто давят… И душно слишком, и светло чрезмерно, так не люблю. — Мы немного поговорим с тобой о разных глупостях. Как перелом? — Срастается. У нас сейчас по плану гипноз? Знаете, меня от него тошнит! — Хм, такое может быть. Как соседи по палате? Не обижают вас? — Не-а. Я не трогаю их, они меня. Да и потом, мы же все накачанные. — Извини, что? — Я про успокоительные говорю, — не скалься так, старикан. — Точно. На самом деле, если пациент не агрессивен, то никаких сильных седативных мы ему не даём. Но, сонливость как побочный эффект может быть, может. Представляю, как вам сложно. Часто бывали в летних лагерях, турпоходах? Первое время всегда сложно приспособиться к столь разношёрстной компании, помню по себе. Так… О, нет, чувак, я не упущу эту возможность. Продолжай. — А вам было трудновато в компании? — Скорее, да. Иногда даже бывал побит, вы понимаете — юность. — О, я бы про вас такого и не подумала! — Что, думали я родился немощным стариком? Смейтесь, я рад поднять вам настроение. Для драки всегда найдётся повод, будь то банальная неприязнь или дело чести. — А что такого вы находили в людях неприятного? Всё-таки первое впечатление обманчиво, он вполне нормальный. Наше знакомство было в слишком насыщенный день. — Вы хотели спросить, что было во мне неприятного? Боюсь, я вас не удивлю, всё предсказуемо: я был щуплым очкастым мальчиком, бегающим за всеми хвостиком. Но хватит обо мне: мы здесь ради вас. — Да нет, мне так легче, правда! Я не привыкла выкладывать свою… сущность, скажем так, природу, кому попало. Да вы и сами это уже поняли, — конечно, он наверняка всё вывернул на себя специально. Но я люблю слушать больше, чем говорить. — Раз так, то давайте заключим что-то вроде сделки: одна правда от меня, и одна от вас, идёт? — Окей, но не переходите границы. — Это невозможно, — крепкая сухая рука сжала мою, она удивительно холодная, но это не отталкивает. — Отлично, вот вам моя первая правда: сначала меня колотили за излишнюю назойливость. Как я уже сказал, я постоянно бегал за соседскими ребятами, ходил по пятам за всеми подряд, мне не было важно насколько мы знакомы друг с другом. Конечно, всех это раздражало, и я часто получал. — Так, а зачем вы бегали-то? — Лишь хотел быть в команде, хотел крепкой дружбы, братства, если можно так выразится. Большую часть времени я проводил дома за домашними делами и уроками. Они не приносили мне радости, поэтому, когда удавалось вырваться во двор, я всегда старался урвать как можно больше. Но сам я никого не интересовал, что неудивительно. — В итоге, вы нашли друга? — Это будет второй правдой. Но теперь ваша очередь. — Ну… вы говорили о лагерях и походах… Бывало ли у вас так, что вы, собираясь в путь, в любой путь, это неважно, надеетесь встретить настоящего друга? Даже больше, встретить любовь? — Думаю, у многих теплится такая надежда. — Да. В общем, у меня она теплилась слишком долго… — И сейчас? — Ну… да… — долго молчать глупо, я давно стараюсь сказать об этом всем, и здесь самое место этой правде. Я всё ещё молчу: не могу выбрать между правдой и полуправдой. — Вы не очень общительны? — Да, так и есть… я… немного мечтательна, у меня всегда яркие сновидения…. Знаете, в детстве у меня был образ…. Вроде дежа вю, так вот, и этот образ… — Мужчины? — Да… — Даже пот выступил, как я покраснела! Стыдно выворачиваться наизнанку прилюдно, но я хочу. — Не знаю, то ли это сплав разных героев моего детства, но я не помню каких, то ли он правда был реален. Может, просто снился, нечасто, но, я думаю, что, встретив на улице парня лет в пять, запомнила его на всю жизнь и никак не могла избавиться от тлетворного образа. Знаю, женщины, да, в принципе, люди, склонны требовать себе идеал, но кто-то отрекается от него и становится счастлив, а кто-то ждёт и мучается всю жизнь. — И вы всё ещё ждёте его, так? — Да! Да, это очень глупо! Но если я способна ждать, а я способна, разве это не лучший вариант? — Конечно, многие люди гонятся за идеалом, и, к сожалению, для многих это кончается фатально. — Как это… фатально? — Хм. Люди, неспособные отпустить тот идеал, сложившийся в их голове, ведут преимущественно одинокий образ жизни. Одни справляются, находят хобби. Другие, под гнётом одиночества, могут покончить с собой, что уже трагичней, а некоторые пытаются спроецировать этот образ на других людей. Обычно, у них ничего не входит. Но иногда такой человек, если является хорошим манипулятором, может сломать другого и подстроить под свои критерии. Насилие над личностью. Чаще всего так поступают мужчины, да. В основном, правда, образ идеальной женщины у них формируется на основе матери, Эдипов комплекс даёт о себе знать, да… Но, это нас не касается, да? — Да. — Что ж, дорогая Алиса. Какой бы ни была наша реальность, её следует принять. — Я понимаю, да. — И ждать мужчину из снов, как минимум, грустно. — Согласна, — очень грустно, если ты не дождалась. Но это не про меня? — Хмм, думаю, на сегодня откровений достаточно, вы молодец. Вот, выпейте таблетки, и, сейчас-сейчас, я найду тест, решите его и можете идти отдыхать. Шуршание бумаг отличная последняя нота на сегодня, я ожидала худшего от этого старикана, но, видимо, ошиблась. Таблетки противные до тошноты, такова цена здоровья. Что он про себя бубнит? Я совсем ничего не слышу из-за этого…. …Треска…. Звук уже знаком мне: оглушает, витает вокруг меня… Надо мной и подомной, я как сердце молнии. — Подождите, я ещё не нашёл. Всё в порядке? — Да… я просто немного сидеть устала…постою. Встаю и чувствую, будто меня аккуратно разрывает надвое. Колкий холод сходит с меня и остаётся на стуле. Нервы длинными струнами рвутся, тянутся жилы, и стягивается кожа. Сердце отпустило свою тень биться в одной точке, словно японский барабан тайко. Наэлектризованные волосы тянутся к двойнику, и между нами тысячи игл-осколков ещё не прожитого времени. Это я? Не сейчашная, у фантома нет стакана воды. Запрокинутая голова в проводах, вытянутый язык, от глаз одни белки. Это я, кривая, вытянутая. Это я в агонии. Здесь меня… ждёт пытка!?