Рыбий глаз

Мы тронулись в тишине. Все обсудили, и я рада, что моя тайна раскрылась для него. Но облегчение быстро испарилось. Кажется, это всё, что я смогла ему рассказать, больше во мне он не нуждается. Как только мы выбрались из парка, мы долго говорили в бистро. Мы сидели вдвоём у окна, ждали свою шаверму на тарелке, я сбивчиво говорила. Ненавижу плакать, но огромные слёзы падали на мои кисти без разрешения. Он всё видел, но так и не поверил до конца. Стоило ли давать ракушку? Мэлор ничего не услышал, но подглядел. Я заметила страх на его лице. Мы целовались. После было так легко и тепло, сытая, я тут же уснула в машине. А теперь? Мэлор даже не смотрит мне в глаза, а ведь как пристально он вглядывался в них. Ему неловко? Ему страшно? Зачем делать вид, что меня нет? Все мои слёзы, выплаканные под тяжестью пережитого, болезни, груза ответственности, так некстати приобретённого страха за его и мою жизнь, превратились в огромную глыбу под именем “позор”. Искренность! Что за атавизм? Уже минут сорок мы едем в тишине и темноте. Временами, я чувствую его мимолётный взгляд, чувствую его вопросы; он никак не может начать говорить со мной, только курит. Открывает окно, выбрасывает окурок и впускает дождь не замечая. Так и меня впустил. Как призрак, села в его автомобиль, Мэлор промолчал. Он был против? Он был за? Он ненавидит меня? — Знаешь, он, Пётр, вводил меня в гипноз, а потом проводил через меня электричество… — Да, ты говорила. Электросудорожная терапия. И это всё? Я так люблю путешествовать на машине. Для меня это не приключение, скорее покой с пейзажем за окном. Наслаждение. Я рада ехать с ним, я была бы рада тишине, люблю её, но! Что мне думать? Мне не пять лет, чтоб виновато притупиться за чужое неудобство. Но! Сказать, «хэй, это всего лишь сверхъестественное дерьмо, всё решено, успокойся!», будет нехорошо. Он мог пострадать — он пострадал! — и требовать от него прийти в норму щёлкнув пальцами нельзя. Возможно, он вернётся в психушку уже как пациент? О чём я думала!? Я ведь знала, что он не в курсе! Почему я решила, что он выдержит, примет всё как есть? Потому что я приняла? Детка, ты безумна, да и некрасиво судить по себе, чему тебя только учили…. Целоваться? Поцелуи наша единственная опора и связь. На пустой дороге загорается красный, мы стоим. Когда мир у тебя на глазах рушится, голове нравится выполнять правила. Иллюзия порядка. Мы остановились на пять минут в ночных полях. Уже два часа не видно никаких заправок, магазинов, деревни редки. Один сосновый лес. Мэлор курит. Он снова застыл струной, но сейчас он спокоен. Вот бы надышаться гадким смогом его сигарет, заголовокружить, упасть на траву и пялиться в небо. Может быть звёзды — это просто дырки в ночи? Как в простыне. Какой-то австралопитек слишком долго смотрел наверх и просверлил взглядом дырку в небе, вот тебе и звезда. Может, если я плюну на всё это, на Петра, ЧЧ, святого богомола, просто останусь здесь, с Мэлором в траве, может мы сможем раздвинуть тьму и пройти сквозь звезду? — Долго нам ещё? – ему интересно, я рада. — Нет, скоро приедем. Это на берегу, там маяк. — Так мы не на той стороне. — Нет, всё правильно. Правильно? Как что-то сейчас может быть правильным? Я потерялась в своей иллюзии. Почти растворилась и никак не хочу возвращаться. — Холодно? — Немного. — Сейчас, — достаёт мне плед, прикольно. После поцелуя мертвеца ничего не согреет. — Спасибо. — Не за что. — Нет, правда, спасибо! Спасибо, что поверил мне, что согласился помочь. Ты так смел! — Глупости. — Не говори так, ты ведь и представить не можешь, на что подписался. — Смелость — это глупость, я сказал. — Знаешь, этот шелест в поле напоминает море. — Да? Похоже. — Мне всё напоминает море. Глупо наверно, но это так. И когда вспоминаю его, всегда так грустно становится. — Да, как всем. — Я не любитель идеальных пляжей и нежного бриза, мне надо, что бы в ненастный день волны бились о скалы и чайки кричали. Хочется видеть эту силу. Вот ударит тебя такая волна и ты растворишься, – вижу, ему не интересно. — Извини, наверное, не к месту. — Не извиняйся. Иногда и мне хочется растворится. Только это глупо. — Почему? — Скажем так, я не за тем столько пахал, чтобы просто исчезнуть. — Но это не совсем так, ты просто… — Меня вот что интересует. По твоим словам, ты перемещалась в пространстве, так? — Так! — Тогда почему ты не можешь сразу переместится туда? Прямо в эпицентр этой…силы. — Я.… ну потому что! — Ясно. — Нет, ну я.…дело в том… Как тяжело это объяснить! Во общем, это что-то вроде воронки… Чёрный человек тормозит Петра, и птиц, и местных… Туда сейчас трудно попасть. Вот, как-то так. — То есть, скажем, “космос” не способен на два дела одновременно? — Конечно способен, что за глупости ты говоришь! Сейчас не до телепорта, понял? И почему ты спрашиваешь, бензина жалко стало? — Нет, интересно, вот и всё. А тот человек в чёрном, он… — Хватит с меня, я и так многое рассказала! Поехали! Громко хлопнув дверью, села в машину. Чуть погодя садится и Мэлор. Я вижу, насколько способна видеть в полутьме, что он расстроен и одновременно зол. Он добрый, не хочет мне зла. Но любопытный чересчур. На всё не ответишь, когда ты всё-всё забыл, стёр и действуешь лишь по инерции. — Прости меня, Мэлор, но я не энциклопедия сверхъестественного. — Всё нормально. Я помогу тебе, в этом не сомневайся. Пусть я ничего и не понимаю. — Я сама ничего не понимаю. — Но ты могла всё понять, да? — А? — Ты говорила, что на том свете знала всё, так? — Ну да. — И что с того света, когда тебе это необходимо, ты можешь вытягивать информацию, так? — Так. — Так почему ты не воспользуешься этим? — А я пользуюсь. Я знаю, куда надо ехать. — Нет, смотри. Ты ведь можешь узнать всё! К примеру, как построить подводную лодку или высчитать третью космическую. — Да, могу! Но это не… — Нет, нет, только не говори этого! — Почему? Это правда неправильно! — Это глупо, Аврора, очень глупо! Ты лишаешь человечество таких возможностей. — Да это как вывалить всю науку на пещерного человека. — О, значит, мы недостаточно умны, ты так считаешь? — Нет, что ты! Всему своё время, мне так кажется. — Ладно. Тогда давай о личном. — О нет! — Почему ты держишься одна? Мэлор всё мучает меня этим вопросом. Мы припарковались на опушке у дороги. — Слишком сложно! — Ты не ребёнок, не отвертишься. Давай, говори. — Боже, сложно-то… Ты должен понять, что так безопасней. — Кому? Ты ведь не буйная. — С характером. — Этого не отнять, но это не плохо, со временем научишься общаться. Всем в этом плане тяжело, ты не одна такая. — Да, я понимаю это, да вот только хаос у меня в голове! Какая-то нескончаемая буря. Сначала бьёшься как рыба о камни, всё тело — больное место, и всё! Больше ты ничего не чувствуешь, у тебя только онемевший синяк. И тебе приходится надавливать на него, ковырять до крови, чтоб хоть что-то снова ощутить. Влезать в споры, разжигать их сильнее, доводить до слёз, до криков, до драк. Вандализм! В десятом классе это было моим призванием. Только, я до того себе наковыряла, что любая магнитная буря вызовет кислотный трип. — Хм. Ты из-за вандализма в архитекторы? — Почему ты так решил? — Не знаю, подумал, что ты так вину заглаживаешь. — А, может. Эх, я часто думаю, боюсь, что… не зря мне шизу ставят… — Истеричность — это ещё не приговор. — Нет, но… Только ты не суди… Помню, как деда хоронили: я его любила, он играл со мной, на гитаре учил играть, а я выдала про себя — как он посмел в мои каникулы умирать! Я тогда в одну классную онлайн-рпг играла, у нас квест был…но не в ней дело, мне на всех близких как будто было наплевать одно время…. — Да, у меня так с кончиной дяди было, я, восьмилетний, с поминок сбежал в бадминтон играть. А как сейчас? — Сейчас по-другому. Очень боюсь потерять, по потерянным скучаю… Но бывает… как волной накроет, и все вокруг как будто чужие, и я сама себе чужая. Ненавижу. Читала, что такое при шизе как раз. — Не обязательно. При разных расстройствах бывает и без расстройств тоже. Я не скажу, что тебе легко будет с этим справится, но я верю в тебя. Рядом словно крепость. Я обнимаю стены, мне не пробиться сквозь них, но это и не нужно. В меня не стреляют лучники, не льют на меня горящее масло. Я боевая подруга. — Спасибо. — Вот и решили. — Но! Это не отменяет того, что я чёртов экстрасенс и обязана выполнять задания с того света. — И что? — В смысле “и что?”? Ты так уверен в том, что всё пройдёт как по маслу? А вдруг, мне придётся пожертвовать чем-то, к примеру, своей лодыжкой? А если — кем-то? — … — Я не понимаю, ты улыбаешься? — Ты смешная. — То есть, никакого страха смерти? — Никакого. А что касается лодыжки… найдём стильный протез, не переживай.