***
Правда, как это всегда и бывает, если планируешь уйти, громко хлопнув дверью, но тебе катастрофически не везёт, далеко ускакать Джисону не удалось. Чан всё-таки успел выйти из кухни, когда Джисон уже был в холле. Альфа открыл уже рот, чтобы попробовать задержать мрачно зашнуровывающего кроссы Джисона, но в это время в дверь позвонили. Чан быстро кинул взгляд на часы и тихо выматерился. Отец, как всегда безукоризненно и с иголочки одетый, смерил Чана высокомерным взглядом, а потом медленно перевёл его на смущённо застывшего у стены Джисона. — Это ещё кто? — спросил он у альфы. — Мой гость, — холодно ответил Чан, мгновенно озлобляясь от одного только этого надменного тона. — Надеюсь, он уже уходит, твой гость? — насмешливо спросил отец, нагло окидывая Джисона откровенно оценивающим взглядом. — Твой вкус наконец-то стал лучше, Чан. Твои шлюхи стали симпатичными и не такими уж откровенно доступными. За какие ж деньги этот персик решил потешить такого, как ты? У Чана перехватило дыхание от бешенства, и он, раздув ноздри и сжав кулаки, зарычал — впервые в жизни так откровенно и с такой ненавистью зарычал на отца. Тот изумлённо отступил, а адвокат, невысокий щуплый бета, так и вообще, испуганно пискнув, спрятался за спину старшего Бана и чуть ли не портфелем своим прикрылся от дикого взгляда зажёгшегося нехорошим красным светом здорового глаза Чана. — Как ты смеешь на меня рычать! — рыкнул в ответ отец. — Немедленно извинись, щенок! — Ох, простите его, простите, господин, — вдруг решительно и звонко заговорил Джисон, торопливо подходя к Чану и хватаясь двумя руками за его плечо. — Он такой несдержанный… у меня… — Омега было запнулся, но потом заговорил чуть тише, но все так же решительно: — Просто я не шлюха, я его жених. Вот он и… — Что?! Кто?! — противным визгливым голосом выкрикнул отец и посмотрел на охренело моргающего Чана, который пытался поймать взгляд Джисона, но омега глядел только на гостей. — Жених, — охотно повторил он. — Он меня вчера похитил, точнее, его друзья. Ну, и вот. Пытается приручить. Правда, пока безуспешно. Поэтому он и обиделся так, когда вы меня шлюхой назвали. Он у меня вообще очень горячий. — И Джисон, наконец-то соизволил посмотреть на окончательно выпавшего в осадок Чана, который только и мог, что потряхивать головой, пытаясь проснуться, потому что не верил, что всё это с ним происходит в реальности. Омега погладил его плечо, прижался к нему щекой, а потом снова обратился к тяжело дышащему и хрипло порыкивающему в попытке что-то сказать отцу. — Могу я спросить, кто вы? — Мой отец, — наконец-то хрипло отморозился Чан. — Это мой любезный отец, Джисон. — Мм... Неудобно получилось, — пискнул тут же растерявший всё своё нахальство омега и чуть отступил за спину Чана. — Предупредил бы хоть, что ждёшь отца. — Ты... Ты… Ты вообще кто такой? — внезапно громко и ужасно зло прохрипел старший Бан. — Чан! Что за идиотские фокусы? Откуда у тебя вообще может быть жених? У тебя?! Чан постарался заглушить в себе обиду от презрительного недоверия в голосе отца, которая была привычной и привычно резанула по болезненно саднящей ране, вскрываемой каждый раз, когда он приходил. Но показывать, что его это задело, Чан не будет. Поэтому он сейчас всё исправит. Омежка заигрался. Мальчонка попытался предотвратить конфликт, не понимая, что этот конфликт — это жизнь Чана. — Я объясню, — начал Чан, стараясь говорить спокойно и контролировать дыхание. — Просто этого омегу и впрямь похитили Минхо и Чанбин. Но я… — Откуда он вообще взялся? Похитили? Как же! — прервал его отец, которого, очевидно так и разрывало от бешенства. — Что за щенок? Ты... ты! — он ткнул пальцем в сжавшегося Джисона, и Чан почувствовал, как тот вздрогнул и прижался к его боку. Волна тёплого и болезненно-сладкого ощущения от того, что кто-то такой милый ищет у него защиты, затопила Чана, и он невольно прикрыл глаза. А отец между тем продолжал визгливо кричать, тыча пальцем в омегу. — Ты аферист? Ты мошенник! Я знаю таких, как ты, мерзавец! Не позволю! Задурил этому великовозрастному идиоту голову? Ты услышал, что богатому калеке нужен жених и тоже решил пощипать дедово наследство? Я знаю, что Чан у нас придурок и поверит всему, что ты расскажешь, но я нет! — Он остановился, бешено задыхаясь и продолжая тыкать пальцем в замершего омегу. — Если ты немедленно не замолчишь, отец, — сказал Чан, неожиданно успокоившийся под этими словесными помоями, которые выливались на него постоянно и ничем новым для него не являлись, — то я не подпишу ту бумажонку, которую ты принёс. Можешь рушить мой бизнес, можешь отнимать дом, что угодно. Я просто уйду, и ты не увидишь больше ни меня, ни эти проклятые деньги. — Я говорю всего лишь правду! — рявкнул отец, распалявшийся от спокойного тона Чана всё сильнее. — А ты знал, — обратился он к Джисону, — что прежде чем претендовать на этого недоумка, ты должен будешь подписать контракт? Или ты думал, что просто придёшь и заберешь его бабки? Нет, персик! Ты будешь полностью в его власти! Он будет тебя трахать, когда захочет, и тебе нельзя будет отвертеться! Всё будет по-настоящему! Никакого фиктивного брака! Уж я постарался! Думал, сюрприз сыночку сделать! У него, кроме бордельных шлюх, никого и … — Заткнись! — взревел Чан, зажмуриваясь и до боли сжав кулаки. — Немедленно заткнись! Иначе я за себя не отвечаю! — Как ты смеешь! — в ответ не тише зарычал старший. — Щенок! — И он кинулся, замахиваясь для удара, в то время как Чан выставил скрещенные руки, готовясь отбить этот удар. Но в этот момент между двумя альфами, яростно рычащими друг на друга, появилась тонкая и хрупкая фигурка. — Нет! — крикнул Джисон. — Не смейте! Кулак Дживона за малым не опустился на висок омеги, но Чан ухватил глупого мальчишку, прижал к себе и развернулся, прикрывая его плечом, в которое и ударил старший Бан. Чан услышал, как что-то хрустнуло у него внутри, а потом почувствовал заливающую плечо тяжёлым огнём боль. Джисон вскрикнул, когда ощутил сквозь руку Чана удар, и схватился за него, обнял за пояс и прижался, зарываясь лицом в его грудь. И, видимо, хруст он тоже услышал. Потому что тут же попытался вырваться и закричал: — Нет! Нет! Чан! Он сломал… Он тебе сломал? Но Чан быстро снова затолкал его себе за спину и развернул перекошенное злобой и ненавистью лицо к отступившему с гримасой презрения отцу. — Убирайся из моего дома, от… Бан Дживон, — ледяным тоном сказал младший альфа. — И засунь себе этот контракт в свою высокомерную задницу, не буду я ничего подписывать. — Этот дом недолго будет твоим, Бан Чан, — ничуть не растерявшись, не менее холодно ответил старший. — Ты потеряешь всё, над чем работал всё это время после своей тупой выходки с армией. Я уничтожу тебя, если ты не подпишешь бумагу немедленно, и не посмотрю, что ты мой сын. — Я не возьму замуж этого омегу из дома Квонов, — почти спокойно сказал Чан, начиная осторожно потирать своё плечо. Оно было цело, но ушиб и синяк будут мощными. — Мне сама мысль об этом противна. — Это ты всем противен, Чан, — злобно процедил отец. — Ты, непослушный сын, посмел пойти против моей воли! И я никогда — слышишь? — никогда тебе этого не прощу! Ты опозорил меня перед моими друзьями и старшими, они все тогда говорили, что я не могу с собственным сыном справиться, и мне пришлось слишком долго снова доказывать, что у меня есть силы и власть. Твой поход против моей воли стоил тебе всего лишь колена и рожи, а мне — нескольких лет труда! И теперь ты не посмеешь снова меня так же прокатить, иначе я не пощажу тебя, я уничтожу всё, что тебе дорого, а потом и тебя тоже. Ты возьмёшь замуж омегу и получишь деньги. И возьмёшь именно Квона, потому что никто в здравом уме не подпишет с тобой этот контракт, где прописана настоящая семейная жизнь! Для тебя, идиота, я постарался, а ты, мразь, мне дерзишь! Кому ты нужен будешь, если не Квону? Он увидел тебя где-то там и что-то типа проникся твоим героическим прошлым, видимо, такой же идиот, как и ты, вы друг другу подходите. Он согласен ложиться под тебя. Под тебя! Он согласен быть твоим мужем по-настоящему! Он... — Да мне наплевать! — заорал Чан, окончательно теряя терпение. — Мне! Наплевать! Я никогда его не возьму! Я не знаю его и знать не хочу! Почему ты думаешь, что у меня такой дикий недотрах, что я на всё соглашусь, если какой-то там Квон согласится со мной сексом заниматься? Я нормально обходился без этого — обойдусь и дальше! Я не буду лгать ради тебя! Тем более, что ты, так ничего и не поняв, превратил контракт из фиктивного в настоящий! Разве я тебя просил об этом?! Разве мне это было нужно?! — Ну, раз ты таскаешь к себе на ночь вот таких сладких, то да, нужно! — ехидно ответил старший Бан и, глядя за плечо Чана, откуда выглядывал Джисон, спросил: — Ну, что, персик? Согласен быть мужем моего дорогого сынули? Согласен обслуживать во всех отношениях этого могучего хромого монстра? — Да! — уверенно прозвучал звонкий и ясный голос. — Да, он мой жених. Конечно, я согласен! Где и что я должен подписать, господин Бан?Часть 2
24 августа 2021 г. в 17:47
Омегу звали Хан Джисон, и проблем у него было, как оказалось, вагон и маленькая тележка. Ему было двадцать, он не местный, из Тэгу, где с отличием закончил школу и поступил в университет в Сеуле на искусствоведческий факультет. Родителей у него не было, он был усыновлён несколько лет назад достаточно обеспеченной семьёй, которая в принципе неплохо к нему относилась. Там было ещё двое усыновлённых омег и двое родных — альф.
Особой любви у Джисона с его новой большой семьёй не было, приёмные родители были людьми холодноватыми, на ласку и нежность скупыми, но незлыми, они дали ему возможность выучиться и обещали помогать в Сеуле. Однако потом у них случился в бизнесе (небольшое мебельное производство) кризис. Джисон в это время уже начал учиться, радовался студенческой жизни, завёл несколько хороших друзей. Денег у него было немного, но в принципе ему даже квартиру сняли, так как отчим сказал, что приличному омежке нечего делать в общаге.
И поэтому, когда к нему нагрянул приёмный папа с известием о том, что его отдают как гарант связи в мужья новому партнёру отца, он не сразу даже понял, о чём тот говорит. Назвав Джисона тупым, папа пояснил, что теперь у него есть жених, один из самых богатых предпринимателей Тэгу, толстый внушительный альфа, который потребовал именно Джисона как часть сделки, потому что недавно остался вдовцом, но не хочет быть один.
— Мы предлагали господину Сону нашего Лиюна или Хваюна, но он видел тебя на балу выпускников и хочет только тебя, Джи, мой мальчик.
Тогда Джисон и вспомнил огромного альфу, которого дирекция школы пригласила, чтобы он благословил выпускников в добрый путь, и облизывала с ног до головы умильным вниманием и насквозь фальшивыми улыбками. И — да, Хану приказали подарить этому высокому и толстому мужику большой букет цветов. И — да, Хан запомнил похотливый и жадный взгляд, которым облапал его господин Сон. И слова его «Какой сладенький малыш… Мм… Как тебя зовут, лимончик?» он тоже запомнил. Как и то, что окатил этого наглого хозяина жизни холодным взглядом, хмыкнул и, задрав нос, ничего не ответил, развернулся и пошёл прочь, услышав за собой насмешливо-злое «Гордый, значит… ну-ну, бельчонок… Ну-ну…», на что не обратил внимания. Зря, как оказалось.
— Я не хочу замуж, — растерянно сказал он папе, — совсем! Я только учиться начал! Мне здесь нравится…
— Тебя никто не спрашивает так-то особо, — отрезал тот. — Пора отдать нам долг, Джисон. Мы тебя кормили, поили и учили столько лет. Заботились о тебе. Не будь неблагодарной скотиной и не упрямься. Мы обо всём уже договорились. Господин Сон уже нанял сватов, они будут здесь со дня на день. Я организую достойные препоны, а ты сиди дома и не выпендривайся. Твои документы из университета я заберу. Господин Сон чётко сказал, что не собирается позволять тебе и дальше здесь учиться: далеко, да и не место замужнему приличному омеге одному в огромном и полном разврата городе.
— Ах, его разврат беспокоит? Сколько ему лет, пап? — истерически выкрикнул Джисон.
— Он взрослый и состоявшийся человек! И не тебе, щенок, так рассуждать! Твоё дело — удовлетворять его так, чтобы он был доволен и не злился на нашу семью! От него мы все теперь зависим, а значит — от того, насколько послушным и милым ты с ним будешь.
— Ни за что! — твёрдо сказал Джисон. — Слышишь? Я не игрушка! И игрушкой для этого жирного развратного старика не буду!
Чан, слушавший до этого, еле сдерживая странный и нерациональный внутренний гнев, пристукнул кулаком по столу и выдохнул хрипло:
— Правильно! Никто не имеет право нас заставлять! Молодец, Джи!
— Меня лучше называть Сонни, — довольно улыбнувшись, поправил его омега, а потом грустно вздохнул и выпятил губы, явно вспоминая что-то печальное.
А Чан засмотрелся на эти губы. Небольшие, верхняя забавно вздёрнута… Прикусить бы её и затянуть в… Чёрт, чёрт! Уймись, глупый альфа.
Джисон снова тяжело вздохнул и продолжил, не замечая, как Чан стыдливо отвёл глаза и впился себе ногтями в ладони, наказывая за неуместные мысли:
— Только вот папа не посчитал, что я молодец. Он ударил меня. — Чан злобно сглотнул и чуть не подавился слюной от бешенства, Джисон кинул на него взгляд и невольно улыбнулся: — Вы очень эмоционально реагируете на мой рассказ. Знаете, это приятно, мне мало кто в жизни так… сопереживал. Хотя на первый взгляд вас эмоциональным и не назовёшь, вот странно, да?
— Не отвлекайся, — сердито сказал Чан, который никак не ожидал, что омега начнёт ему говорить о нём же.
— Да, — легко согласился Джисон, — я такой рассеянный.
— Я этого не говорил, — буркнул, окончательно смутившись, Чан, который тихо офигевал от того, как легко разводит его этот омега на эмоции.
— Да? Ну, ладно. Так вот. Папа… Ну, то есть отчим, — какой он мне после всего этого папа? — запер меня в комнате, чтобы я не сбежал. И я, естественно, сбежал, так как какой-то там второй этаж меня не остановит, если я решил, что сам буду своей жизнью распоряжаться!
Он кинул подозрительный взгляд на Чана, но тот свою невольную улыбку спрятал под хмурую гримасу и только кивнул. И успокоенный Джисон продолжил:
— Денег у меня было немного, я забрал кое-какую одежду и всё для учёбы, снял место в хостеле. Долго думал, надо ли ходить в универ? Мне нравится учиться. У нас отличные преподаватели, и я очень люблю библиотеку. Там так тихо обычно. И так вкусно пахнет книгами! В общем, я пошёл, стараясь быть осторожным, а потом меня друг в этот клуб потащил: у него днюха вчера была, так что я и это… пошёл. Вот там они меня и выследили, сваты эти. Я уже выпил, а мне много никак нельзя. Но просто было так хреново… Будущего никакого, перспективы печальные. Вот я и попёрся на танцпол, ведь иногда люди и от отчаяния танцуют. А мне там, в этой толпе, было нестрашно и как-то даже радостно: вместе со всеми, под музыку. Я танцевать так-то не очень умею, но вчера было классно. А потом они меня схватили — прямо в толпе. И потащили. Я сразу понял, что это они, сваты. У них рожи, знаете… такие злые и хитрые. Но я вырвался и влетел в первый попавшийся кабинет. Там на втором ярусе, знаете? Окна на танцпол выходят, маленькие комнатки? — Чан кивнул, и Джисон продолжил. — А там эти двое. Оба альфы, полупьяные, но какие-то… добрые, как мне показалось. Глаза у них… В них не было пошлости, когда они на меня посмотрели. А один на котика похож.
— Это Минхо, — хрипло сказал Чан, чувствуя какую-то нерациональную обиду на то, как мягко и даже нежно Джисон сказал о его друге.
— Да, да. Минхо. — Джисон улыбнулся и добавил мечтательно: — Вот если бы у меня такой жених был, разве бы я бегал от сватов?
Чан опустил голову и кивнул. Всё правильно. Минхо всегда привлекал внимание омежек, так как был очень красив, вот только ему почему-то никто не нравился, развлекался он нечасто и больше был по «выпить – закусить», чем по «валить и трахать», чему всегда удивлялись и Чан, и Чанбин. У Чана были подозрения относительно причин такого поведения, но он предпочитал держать их при себе, потому что рука у Минхо была тяжёлой, он при всём своём внешнем изяществе и салфеток мог напихать в рот тому, кто сболтнёт о нём лишнего, и физиономию украсить что твоя новогодняя ель.
Джисон между тем о чём-то снова задумался, но в этот раз Чан не спешил его прерывать: слушать о том, как омеге нравится Минхо, ему не хотелось. Настроение у него испортилось, хотя нельзя было сказать, что оно до этого было отличным. Однако сейчас в душе бултыхалась беспросветно-серая муть и хотелось выть и курить. Ни того, ни другого было нельзя, поэтому Чан просто сидел, смотрел в стену пустым взглядом и молчал. Омега очнулся от раздумий и робко спросил:
— Я вас чем-то расстроил?
— Нет, нет, что ты, — отрывисто сказал Чан, — всё правильно.
— Что? — удивился Джисон. — Что правильно?
— Что было дальше? — нахмурившись, нетерпеливо спросил Чан.
— Ах, дальше, — Джисон вздохнул и налил себе воды. Он пил медленно, прикрыв от наслаждения глаза, как будто давно мучился жаждой. «Похмелье — оно такое, — улыбнулся про себя Чан, откровенно пялясь на вытянутую шею и плавно ходящий кадык, который так хотелось облизать и прикусить. — Да что ж со мной такое… Гон вроде нескоро… Ерунда какая-то…» Он заставил себя отвести глаза и снова сжал кулаки.
Джисон между тем поставил стакан на место и быстро облизнул губы розовым языком, вынудив Чана мучительно сжаться.
— Дальше я помню, что просил ваших друзей меня спрятать и не выдавать сватам. Они так и сделали. Сказали, что никакой омега к ним не забегал. А когда один из сватов потребовал, чтобы они разрешили им обыскать комнату, тот, который чуть ниже, второй, таким трёхэтажным матом их послал и пригрозил им такими вещами, что я просто в осадок выпал: никогда такой красоты на корейском народном не слышал! Он просто мастер! — Джисон восхищённо сверкнул своими круглыми глазами, но, заметив скептический взгляд Чана, стушевался и быстро продолжил: — А сваты испугались. И исчезли. Но я боялся идти снова вниз, так что ваши друзья меня оставили в комнате, налили, мы выпили за здоровье — и это было ещё, кажется, вино, а потом они мне предложили попробовать текилу, а я подумал, что живу один раз и счастливым, целым и невредимым мне уже вряд ли быть, а когда ещё представится возможность выпить в такой приятной компании? Знаете, мне как-то рассказывали о господине Соне. Он своего второго мужа замордовал ревностью, говорят. Тот беременным был, так и это ему не помогло. А уж когда выкидыш случился, так Сон вообще, говорят, как с ума сошёл, обвинял своего омегу во всех грехах… Тот так и умер… быстро и тихо. И никто не знает, от чего. Так что судьба меня ждёт незавидная…
— Это вообще не повод напиваться в обществе двух незнакомых альф, — резко ответил ему Чан, который внезапно стал злиться ещё сильнее. — Это глупо и безответственно!
— Ну, значит, я ещё и глупый и безответственный, — внезапно дерзко выкрикнул Джисон, вскакивая. — За два часа рядом с вами я уже почувствовал себя и легкомысленным, и несобранным, и злым… Открытие на открытии!
— Странно, что это стало для тебя открытием, — процедил Чан. — Мне показалось, что это основные черты твоего характера.
— О, нет, что вы, господин хороший, — ощетинился Джисон, сжимая ладони в кулачки и неприязненно глядя на Чана исподлобья, — вы просто ничего обо мне ещё не знаете! Основные — это дерзость и распущенность! Я вообще на редкость не подарок!
— Так может, не тебя тогда жалеть надо, — оскалился Чан, — а твоего будущего мужа?
— А мне ваша жалость нахрен и не нужна! И не будет у меня никогда никакого мужа! — закричал Джисон. — Мне сама мысль о вас, об альфах — противна!
— Поэтому ты и пил с двумя из нас полночи, да? — съязвил Чан, подавляя желание схватить этого глупого омегу за шкирку и отшлёпать, чтобы он, зараза, сидеть не мог и надолго запомнил, как злить его, Чана. — Рискуя, что тебя разложат, поимеют на двоих, порвут, как Тузик грелку, твою невинную задницу и выбросят к чертям тем же сватам?
— С чего вы так уверены, что я невинен и не хотел этого?! — злобно крикнул Джисон. — Может, я и хотел, чтобы у меня были воспоминания о сексе с двумя красивыми парнями, чтобы они были первыми, а не этот старый жирный урод!
— А, ну теперь ясно, — скрипя зубами от бешенства прошипел Чан. — Главная черта твоего характера — это дикая непоследовательность! Носит тебя, как мусорный мешок под ветром! То ты ненавидишь альф, то тебе сразу двоих подавай, лишь бы красивые были! Ведёшь себя как шлюха!
— Неправда! — На глазах омеги появились слёзы, и он, схватив чашку, швырнул её в Чана. Благо, у того реакция была отличная, так что он увернулся, и это быстро его отрезвило. Мгновенно окинув взглядом картину в целом, Чан ужаснулся тому, что натворил. Джисон смотрел на него с ненавистью, его кулаки были сжаты, лицо красное, слёзы текли по пухлым нежным щёчкам, он закусил губу и явно пытался придумать, что бы такое сказать Чану, чтобы ему было побольнее.
— Скажи, что я им просто завидую, потому что сам — уродлив, — тихо сказал альфа и болезненно улыбнулся. — Ты будешь прав и отомстишь мне, малыш.
Джисон широко раскрыл глаза и шмыгнул носом, потом решительно вытер слёзы и сердито буркнул:
— Просто удивительно, как вы зациклены на своей внешности, господин хороший. Только я ничего такого не собирался говорить. Я не шлюха, я это знаю, а ваше мнение мне до лампочки. Я сейчас соберусь и уйду. И больше вас не потревожу, не волнуйтесь. — И он, гордо задрав подбородок, вышел из кухни, оставив Чана подбирать с пола со стуком упавшую туда челюсть.