_dostoevsky Вы там как?
Его настораживало, с каким местоимением он обратился к приятелю. Он не знал, почему именно так вышло. Он был уверен, что эта деталь останется незамечнной. И, в конце-концов, он будто бы забыл свои же собственные слова и действия, которыми злоупотреблял некоторое время. Ему совсем уж все равно было, заденет ли это чьи-то чувства, вызовет ли неприязнь и обиду. Он же не обязан считать каждого человека, с которым проводил время, близким? Он остыл. Да, он и раньше думал, что все эти его чувства — ложь, а сейчас точно уверен в этом. И он ничего не думал по этому поводу, ему было все равно. Потому что попытка отвлечься не удалась. Потому что чувства у него всю жизнь будут только к одному человеку, и это исправить ничем не получится. Ему не стыдно признавать, что он пользовался расположением человека выгоды ради. У него не получилось, и он не считал долгом теперь тратить на споры с самим собой время. У него началось самое настоящее помешательство, он провел в бреду несколько дней и едва не умер от страданий. Он считал себя достойным жалости, потому что страдал невероятно. Достоевский, вероятно, потихоньку терял голову. Рядом с его постелью неизменно валялись пустые упаковки от таблеток. Он готов был умирать от всего этого, и никакой Дазай в такой ситуации не был нужен абсолютно. Он тоже забросил учебу. Часами смотрел куда-то перед собой, наблюдал ужаснейшие рассветы и не реагировал даже на жалобное мяуканье кота. То есть, он впал в безумство окончательно, и выбраться из него никакой возможности не имел. Что происходит обычно с человеком, если он перестает пить препараты? Разрушение. И Достоевский искренне считал, что виноват в этом психолог-психиатр-черт-бы-его и Дазай, заставивший его идти на контакт, велевший отвечать несуществующей взаимностью. И если бы Федор догадался хоть раз зарядить телефон — его встретили б миллиарды пропущенных от всех и вся, ещё больше сообщений и уведомлений отовсюду. Но он не вспоминал ни разу о его существовании. Сложно винить во всем изначально невиновных. Сложно не видеть источник свои проблем в виде себя. Все слишком сложно, когда таблеток нет. Вопреки всему Федор все ещё считал себя имеющим право на пустые домыслы и бессмысленные обвинения. Не считать себя главным изъяном этой планеты — легко. _dazai я в полном порядке. _dazai рад, что ты написал очень рад. на учебе проблемы, да? _dazai я тут кстати на работу устроился к старому знакомому отца, у меня все хорошо более-менее _dazai а ты как? Он не искал встречи, как и Федор. Вот только Дазаю не было все равно. Совершенно наоборот.***
— Мы можем поговорить о твоём <i>друге?</i> Дазай подозревал, что рано или поздно подобная тема станет обсуждаться где-нибудь на середине праздничного застолья под Новый год. Он выпрямился, расправил плечи и встал перед Огаем. Перед, блять, ужасно непонятным Огаем из-за его скупого на эмоции выражения лица. — Это может подождать? — надежда умерла последней, когда Мори взглянул с уже нескрываемой строгостью, — Ладно. Тишина слегка… напрягала. Совсем чуть-чуть. — Ну? — у Дазая сердце билось в пятках уже, — Что? Это тот самый момент, когда родитель специально сохраняет молчание и буравит ребенка взглядом, чтобы тот как бы «раскололся» и выдал все сразу в чистейшем виде без всякой лжи. Огай частенько такую практику использовал. — Ты про Чую? Или про кого ты? — Дазай не шел навстречу уловке, — Рюноскэ? Кто? С тяжёлым вздохом Мори ставит чашку с кофе на тумбочку и потирает пальцами переносицу. Впервые его методика дала сбой, а ведь на дочери раньше прекрасно срабатывало. — Я о твоём русском приятеле, — Дазай невольно застыл, — Достоевский, так? Федор. Напряжение росло. Хотелось уже, недовольно размахивая руками, налететь с «Да что тебе, блять, надо?», но Дазай не решался. Не хотел встревать в очередную неприятность. Все ж хорошо было. — Ну типа, — протянул лениво, старательно скрывая волнение, — И зачем нам о нем говорить, скажи на милость? Огай явно раскусил притворство. Он, если что, специалист в области психологии, и почти любого своего собеседника будто насквозь видит. — Просто хочу, чтобы ты выслушал мое мнение, — он знал, что Дазаю ни холодно, ни жарко от его слов, — Лучше бы тебе с ним не общаться. И с непривычно ледяным взглядом, но без какого-либо напряжения он берет чашку и обычной своей походкой идет в сторону кухни, как будто сейчас не произошло ровным счётом ничего, и Дазаю просто померещилось. Он завидовал такому самообладанию. — В смысле? А ещё, кстати, план Огая все равно удался. Не получилось вытащить все и сразу на поверхность, но зато успешно пробудил интерес. Теперь Дазай не отлипнет от него. Бинго! — Это почему это? — Дазай уже топтался на кухне, любопытству с головы до ног отдаваясь, — А? — Это потому это, — надо же, Мори все ещё умудряется при всем передразнивать его. Хотя тема серьезная. Реально, она очень серьезная. — Этот человек странный, помяни мои слова. — Потому что русский? — Дазай умел неосознанно тупить. Ну или же сам пытался поймать отчима в решетчатую клетку и вытащить все, что ему было нужно сейчас, — Такой себе повод считать человека странным. Мори отвлекся от кофемашины и теперь смотрел на Дазая снова чертовски пристально и уверенно. Как будто сейчас это была для него какая-то игра, где он чувствовал себя безоговорочным лидером. — Представь, что твой друг убил человека. По неосторожности, возможно, — в момент Дазай стал темнее тучи, — Но убил. И теперь он скрывается в другой стране, хотя подозрений на него никаких не имеется. Стал бы ты дальше общаться с ним? Дазай счел это за шутку. Он посмотрел на отчима с неверием. Улыбка его стала жуткой, а глаза в один миг вспыхнули огнями и налились кровью будто. Он не верил. Он не настолько придурок, чтобы верить хоть кому-то. — Это непрофессионально, но у меня имеются все документы и аудиозаписи, где он полностью в этом признается. — Нет, давай без идиотских шуток, ладно? — истерические смешки заполнили душное помещение, — Насмешил, конечно. Спасибо. Мори продолжал спокойно нажимать на кнопки кофемашины, тоже улыбаясь и посмеиваясь вместе с Дазаем. Тот уже сидел на стуле и смотрел отчиму в спину, мысленно переваривая услышанный анекдот. Смешно до слез. — Я серьезно, Дазай, — Огай говорил так непринужденно… Наверное, поэтому это казалось тупой первоапрельской шуткой, — Он пришил человека из-за наркоты и теперь скрывается здесь. За секундной тишиной следовал самый настоящий истерический припадок. Дазай безостановочно смеялся, безумно хохотал и подрагивал. Огай теперь наблюдал все это без тени улыбки на бледном лице. — У тебя такой ужасный юмор. Не шути никогда больше. Огай поставил чашку кофе на стол перед пасынком и сел напротив. Дазай все ещё бился в непризнанной самим собой истерике, и ни разу сердце отчима не екнуло от этого. Он беспокоился немного, да, но не настолько, чтобы крокодильи слезы лить. Он все решил, к тому же. — Я же не шучу, — медленно и спокойно продолжил Мори, — Он на тяжёлых препаратах годами сидел, потом на наркотиках, а сейчас ко мне на приемы ходит. Тон, которым обычно разговаривают с маленькими детьми. Ужасающая действительность. Дазай не верит. Не верит же, да? Он без доказательств никому никогда не верит. — Я же могу тебе и записи все на блюдце поднести, — Осаму вздрогнул, — Но можешь и сам его спросить. Зачем мне работой рисковать, верно? Нет. Он не поверит. Нет-нет. Нет же?