***
Забини смотрел на удаляющуюся ровную спину гриффиндорки, а затем выдохнул. Ровная, но в то же время сжатая, он мог поспорить, что так выглядит спина человека, которому засадили пулю меж позвонков, а он вздёргивал подбородок выше, пока агония заморозила нервные клетки. Сейчас Грейнджер дойдёт до поворота, и свинец продвинется по мышце, она прислонится лбом к стене и почувствует, но Блейзу до этого не было дела. Вряд ли кому-то было дело до каких-то там страданий из-за разбитого сердца, если на кону стояло куда больше. Это как сокрушаться о разбитой вазе, пока дом в огне. И даже ощущения были похожи. На ебаное адское пламя. — Чёрт, — ругнулся он, почувствовав на кончиках пальцев искру. Блейз затушил окурок и выбросил его на траву. В перспективе это доведёт Филча до ручки. Малфоя не было видно дня три. Блейз даже не знал, добрался ли до него Снейп: Драко умел растворяться в воздухе порошком мгновенной тьмы, опадать на дно осадком, когда ему было нужно. Забини казалось, если бы они не дружили, Малфой вполне мог вообще пропасть, каким-то образом полностью проигнорировав школьную программу. И судя по тому разговору три дня назад, это то, что Драко действительно выбрал бы, если бы мог. Пропасть.***
Забини был уверен, что отвратительный скрип двери был почти что сознательной заменой колокольчику «Трёх метел». Не существовало, мать его, другой причины, почему, когда существовали палочки, проклятая дверь оставалась воющей на всё заведение уже столько лет. Заведение. Это, конечно, всегда был особенный комплимент, когда дело касалось «Кабаньей головы». Однако грех жаловаться: буквально все первые попойки в слизеринской гостиной были проспонсированы абсолютным похуизмом старика за барной стойкой, который, сколько Забини себя помнил, вечно натирал стаканы. Посоветовать ему сменить тряпку было бы не лишним, потому что Блейз понятия не имел, почему при таком усердии, чистота посуды здесь всегда оставляла желать лучшего. Они шутили, что только по этой причине, попадая в Кабанью голову, нужно пройти внутреннюю дезинфекцию. Впрочем, сейчас к глазам Аберфорта добавился крайне раздражённый огонёк, как будто Забини не явился сюда в течение получаса посреди ночи, когда получил Патронус. Безвкусная музыка, обычно играющая в дешёвых ресторанах с некогда претенциозным названием, как будто люди забыли, что обшарпанная мебель и подвид джаза ни черта не сочетались, резала уши. Музыкальная система здесь была всего на пару делений внутренней оценки Блейза выше, чем озабоченность хозяина скрипящей дверью. Гоблинские голоса настолько деформировались, что Забини скривился бы, если бы его внимание не захватила правая часть заведения, которая купалась в запахе курева и хохоте девчонок. Таком хохоте, который означал только лишь жажду наживы и очень много алкоголя. Смеялась шатенка, усевшаяся на колени к Малфою, который говорил что-то настолько медленно, что было неясно, как он вообще сохранял сидячее положение. Блять. Просто блять. Забини перевёл взбешённый взгляд на барную стойку и подошёл к мужчине. — Спасибо. Я... искал его, — буркнул он. Слизеринцы не раз закупались здесь огневиски, считай, у них уже должна была быть платиновая карта доступа, если бы, конечно, владелец Кабаньей головы переступил порог очистки стекла грязной тряпкой и разобрался бы в системе лояльности клиентов. Но так работала монополия, дети. Урок первый: если ты единственный, кому поебать на пьянки подростков и держишь заведение у школы, никто не посмотрит на акции у соседей. Пару раз они даже перекидывались несколькими словами, но не то чтобы Аберфорт выглядел как человек, который любит почесать языком. И это тут же подтвердилось, когда он заговорил: — Мне не нужны проблемы, если вдруг его папочка оклемается и решит устроить очередной скандал, — раздражённо сказал Аберфорт, как будто каждая минута ожидания прихода Блейза далась ему реально трудно. — Этот мальчишка понятия не имеет о слове стоп. Забини сжал губы и повернулся через плечо как раз в момент, когда блондинка села на стол к Малфою спиной и, отклонившись, прогнулась. Видимо, в её сознании она попадала жидкостью из зажатой в губах рюмки прямо ему в рот, но в итоге их единственный столик взорвался бухим хохотом, когда виски разлилось по лицу слизеринца. Трудно, блять, было поспорить. — Без проблем, я отблагодарю... — Забини потянулся к внутреннему карману куртки и нащупал там увесистое золото. Однако мужчина его перебил, всматриваясь в карие глаза так, будто сомневался, не под градусом ли и он тоже: — Ты услышал меня, парень? Забирайте этих шлюх и уноситесь к чёртовой матери, — Аберфорт бросил тряпку на барную стойку, разбрасывая капли от мокрого стакана по стенам. — Здесь повсюду шныряет пресса. — Я не думаю, что он дойдёт до школы... — с сомнением протянул Блейз, размышляя, что это был бы ебаный филчевский флэш-рояль. — Да и не хотелось бы, — он бросил на бармена полный намёка взгляд. Вряд ли кто-то заподозрил бы, что Малфой налакался в кафе мадам Паддифут, если поймал их сейчас. — Здесь можно снять аппартаменты наверху? За двойную цену, — добавил он для пущей убедительности. Это, наверное, вроде зашитого в ДНК или что-то вроде. Блейз хорошо помнил себя, проводящим линию между ими и собой. Ему так сильно хотелось отличаться, стать среди аристократических кретинов самозванцем, подсадным казачком, кем угодно, лишь бы не пропитаться снобизмом и ощущением вседозволенности, но акцент из языка так и не смог выбросить, когда надавливал на людей деньгами. — Не ожидай там пятизвёздочного отеля, — фыркнул Аберфорт. Почему-то Забини казалось, что если бы тот упёрся рогом, то даже двести галлеонов его бы не убедили. — Вряд ли он сейчас чересчур избирателен, — со скептицизмом протянул Блейз. Особенно если судить по бабе на его коленях. — Закройте заведение. Я уверен, это покроет разницу в прибыли, — он положил деньги на заляпанную стойку. Но, видимо, усердие было сделано не зря, потому что, в отличие от голоса Драко, его фраза не звучала как грёбаная дрочка на собственную власть. Она звучала почти как просьба. Ну, почти. Мужчина поджал губы и вновь потянулся к тряпке. Видимо, это можно было считать завуалированным пожатием рук. И Забини был рад, что оно таки было завуалированное. Блейз развернулся и пошёл назад. Было видно, насколько Малфой пьян, потому что он заметил его, только когда тень Забини забралась на его лоб, на который падали белобрысые волосы, выбившиеся из уложенной причёски. — О-о, у нас гости, — протянул Малфой. — Знакомьтесь, это... Забини! — он вытащил сигарету изо рта и ткнул ей в сторону друга. — Но скорее всего он пришёл ебать мне мозг, поэтому давайте просто притворимся, что он мираж и... — Драко снизил голос ровно до того деления, до которого могли снизить голос пьяные в стельку. Но за всё это время Блейз как-то научился различать этот подвид речи Драко — так часто её слышал. Девушки вокруг него хихикнули, неловко косясь на Блейза, который не сводил гневного взгляда с лучшего друга. То, что они могли сохранять в себе остатки социальных реакций, таких, как смущение, наверное, было хорошей новостью — они смогут съебать на своих двух. — Ты знаешь, что он учится в Хогвартсе? — спокойно спросил Блейз у той, которая сидела ближе всего к нему, держа в руке стакан с чем-то мутным. Он даже знать не хотел. Они явно были из Хогсмида. На вид каждой из них было не меньше двадцати пяти. — Ему уже есть восемнадцать, — ответила она достаточно уверенно, но в голосе всё равно мелькнуло что-то. Вряд ли сомнение. Каждая вот такая, как она, выписывающая «Спеллу», знала, сколько лет Драко Малфою. Ах да. Она точно знала, что он вроде как обручён. — Это и скажешь Нарциссе Малфой, которая просто обожает тёлок, готовых взобраться на член её сыночка, — кивнул Блейз, сохраняя голос абсолютно ровным. — У неё, знаешь ли, паранойя по поводу наследства и друзья в Министерстве, — подмигнул он, видя, как выражение лица девчонки постепенно меняется, скатывая улыбку, как тушь, осыпавшуюся под глазами. Она недовольно отставила бокал. Забини заметил, как девушка накрыла ладонью несколько галлеонов, чтобы забрать их с собой. Она поднялась с дивана и ушла, сверля мулата взглядом. Но не то чтобы Драко сильно переживал по поводу потери одной из этих... Салазар. — Любишь черничные? — хихикнула шатенка у него на коленях, держа во рту алкогольную сладость, купленную явно не тут. Желейные черви, выкупанные во фруктовых настойках. — Этот из таких. Сладенький, — она наклонилась ко рту Драко. Забини взял второй конец червя, вырвал его изо рта девицы и отбросил на стол. — Вечеринка окончена, — заявил парень, когда девушка перевела на него полный недоумения взгляд, как будто только заметила. — Я же говорил, он такой зануда, — закатил глаза Драко, пока шатенка нервно дёргала кудри, пытаясь понять, что делать. — Я серьёзно. По домам, — Забини дотянулся до почти выпитой бутылки текилы, посмотрел на каждую из девушек и показательно выбросил её в мусор. — Эй, какого чёрта, это традиция! — громко возмутился Драко, смотря на бутылку элитного алкоголя, разбившегося о дно мусорного бака. — У меня скоро свадьба, я слышал, перед свадьбой девичник обязателен! Плохая примета. Любви в браке не будет, — Драко пьяно фыркнул, дотянулся до всё ещё полной стопки и вылил содержимое в горло. Они пили текилу как малолетки. Никакого изящества. Дверца хлопнула, вновь издав тот самый раздражающий писк, дунув сквозняком ночного весеннего воздуха по ногам. Малфой откинулся на спинку дивана. — Тебя ищет Снейп, — заявил Забини. — Ну что ж, он меня не найдёт, — нарочито обеспокоенно вздохнул Малфой и поднял руку, указывая на дверь. — Ты разогнал девочек! — Ты хоть спишь с ними? Забини чувствовал, что кровь в нём начинала закипать. — Чё? — скривился Драко, рыская глазами по столу и явно ища что-то покрепче, чем недопитый коктейль одной из дам. Девушки не оставили ни единого валяющегося на столе галлеона. — Я спрашиваю, трахал ли ты одну из них? — прыснул Блейз, пытаясь скрыть свою ярость. — Малфой, эти посиделки напоминают Нотта-старшего, который изменяет жене по инерции, зазывая шлюх в отель, как будто забыв, что хер у него не встаёт. Это была какая-то болезнь. Забини заметил, что Малфой мог терпеть незнакомых девок, у которых не было истории. У него не срабатывала мышечная память, ассоциативный ряд, хоть что-то, потому что Пэнси к нему больше не подходила. Она бросала на него долгие взгляды, когда он приползал на завтрак в Большой зал и был похож на чёртов восставший труп; оставляла зелья против похмелья на столе в гостиной, но больше не подходила. Потому что её Малфой особенно не мог переваривать. Но Драко никогда не поднимался с этими девками в спальню. И Блейз знал почему. — Иди нахуй, — буркнул Драко, пытаясь отмахнуться от слов друга. — Или встаёт только под таблетками. Может, ты тоже на чём-то таком сидишь. Галлюциногенном, — продолжал Блейз, прищурившись, чувствуя, что его выдержка иссякала. — Или пока воображения хватает? — Забини, блять... — предупредительно прорычал Малфой, поднимаясь с дивана. Ну что ж, Драко ещё мог стоять. Это бы обрадовало Блейза, наверное, если бы он не был так адски, сука, зол. — Ну, типа, представляешь, что её ебёт кто-то другой. Знаешь, не такой упоротый. Я уверен, она... Блейз почти услышал хруст в костяшках пальцев Малфоя, когда друг ударил его кулаком в щеку. Но соскользнул к губе, распределяя большую часть удара на нижнюю часть лица. Блейз кашлянул, выгнув шею, когда почувствовал поток крови изо рта. Это было предсказуемо. Он знал Малфоя достаточно долго, ещё дольше знал бухого Малфоя, чтобы предугадать. Это его почти радовало, потому что это практически эмоция, хоть что-то, что не удалось растворить в сладковатом запахе косяка или горьком вкусе выпивки. А судя по всему, в последнее время Драко растворял там абсолютно всё. Забини поднял глаза, смотря на разъярённое ебало мудака напротив. Блейзу, наверное, должно было стать легче. Но легче ни хера не становилось. Вау. Они подрались в первый раз. Это типа как стать мужчиной, только в дружбе. И Забини бы было легче, злость могла вылиться кровью на его свитер, как сейчас, если бы её не было так много. Видел Мерлин, самое тяжелое из всех испытаний было смотреть, как разрушалось то, чем ты дорожишь. — Я сказал вам выметаться прочь, а не чистить друг другу рожи в моём заведении! — заорал мужик, выбегая из-за стойки, и лучше бы он этого не делал, потому что его латанные штаны вышли из моды, наверное, столетия три назад. — Тихо, тихо, Аберфорт, — поднял руку Блейз, всё ещё придерживая губу второй. — Я в порядке. Сейчас мы свалим. — У вас пять минут. Пять, — крикнул тот. — Или хер с тем, я вызову авроров с вашими родителями. С ними будет меньше проблем, — ругнулся он, отходя обратно к стойке. — Малолетние разбалованные... — Аберфорт что-то там ещё бурчал себе под нос полным гнева голосом, но Забини уже поднял взгляд, сосредотачиваясь на выражении лица Драко, в которое добавилось трезвости. Видать, адреналин и ноющая, судя по красноте, рука выжгли парочку шотов в крови. — Сука, ты... здесь было спокойно, пока ты не явился, — рявкнул Драко. — Заляпаете мне здесь всё кровью, я отправлю патронус Дамблдору! Я не шучу! — крикнул Аберфорт с другого конца зала, явно не планируя сводить с них глаз. Слизеринцы сжали зубы. Малфой дёрнул дверь в стене и прошёл в ванную комнату, которая, на удивление, была в куда менее запущенном состоянии, чем общий зал Кабаньей головы. Почему-то владелец напоминал человека, который без проблем продаст алкоголь кому угодно, но за попытку потрахаться в кабинке лично вызовет весь отдел аврората в деревню. — Очень жаль, что в последнее время тебе становится спокойно только в обществе Крэбба с Гойлом или каких-то тёлок, которые лелеют твоё эго, — ощетинился Забини, ловя окровавленной рукой дверцу и заходя следом. — Слушай, хули ты распелся? — повернулся к нему Драко, закрыв воду, которая уже не помогала его постепенно опухающей руке. — По-моему, ты должен быть рад! Охуенно счастлив, не меньше Снейпа! — рассуждал он пьяным голосом. — Мы больше не вместе с ней. Вот он, старый я вернулся! — Драко раскинул руки и едва не свалился на грязную плитку от резкости собственного движения. — Я понятия не имел, что ты настолько слаб, что это расставание сделает из тебя тряпку, как из бабы, — Забини бросил в рукомойник полотенце, которое впитало в себя кровь с губы. Он мог бы залечить её элементарным взмахом палочки, но ему казалось, что если пульсирующая боль справа не будет отвлекать его мозг, хотя бы какую-то часть, он просто разукрасит смазливое лицо Малфоя прямо на этом кафеле. — Я. Не. Слабый, — прорычал Драко, смотря на него исподлобья и сжимая руки в кулаки. — Конечно, — хмыкнул Забини, закладывая в это слово всю силу удара, который мог бы обрушиться на лицо друга, если бы Малфой не был пьян. Драться с бухими — это как играть на бабки с ребёнком. — При таком раскладе, мне кажется, она всё правильно сделала, эти отношения были нахуй токсичными, потому что, по-моему, ты просто не можешь... — Не говори со мной о ней! — заорал Малфой, подскочив к нему вплотную. — Ты нихера о нас не знаешь! — И что ты? Ударишь меня? — дёрнул подбородком Блейз, насмехаясь. Он вполне был готов к тому, что Малфой стал бы. Но друг только сжимал челюсти, глубоко дыша. — Решил поговорить о токсичности? — прищурился Драко, понизив голос. — Давно ли ты стал праведником, Забини? До или после того, как чуть не распиздел всему миру, как ебал малышку Даф, запечатлев... — Это всё, что ты можешь мне предъявить, да? — перебил друга Блейз, всматриваясь в его лицо. — Я, блять, женат на ней! — он толкнул друга в грудь, но Драко удержался, стукнувшись спиной о раковину. — Я совершал дерьмо, ясно?! И едва ли это заглажу, но у меня достаточно яиц, чтобы взять ответственность за свои решения, Малфой! — закричал он, понимая, что ещё чуть-чуть — и пульсирующая боль в губе перестанет быть сдерживающим фактором. Это была типичная тактика Малфоя. Он как брыкающееся животное, которому перебили лапу. Загрызёт тебя нахуй, если подойдёшь слишком близко. Но Забини не собирался мириться с этим дерьмом. Драко закрыл глаза и запрокинул голову назад, прямо под свисающую на проволоке лампу, которая была такой грязной, что давала коричневатый оттенок. — Если вы решили закончить, встреть это, ради Бога, достойно, — перевёл дух Забини, бросая на него взгляд. — И сделай что-то, чтобы не сдохнуть во время следующей тренировки или от проверки легилименцией своей тётки, — грубо сказал он, смотря на подрагивающие от злости ноздри Малфоя. — Не быть слабым — это брать ответственность, даже если всё, чего порой хочется, — утонуть в сраной текиле, — Забини сплюнул во вторую раковину ярко-красную слюну, вытер губу тыльной стороной ладони и услышал хмыканье. — Не бойся. Скоро не будет никакой ответственности, — ухмыльнулся Драко и сглотнул. — Нет человека, нет ответственности, да? Или там как-то по-другому было?.. — махнул он рукой, хмурясь. — Что ты несёшь? — посмотрел на него Блейз. Маленькую комнатку заполнил пьяный смех. Драко сделал несколько шагов, опираясь на стену. Видимо, адреналин осел на костяшках пальцев, выровняв всё ещё охуенно высокий градус его крови. — Реально было пиздец наивно думать, что если больше не всовывать в неё член, она останется в безопасности, — прыснул Драко, качая головой с приоткрытыми глазами. — Но нет, не-ет... Ты решил поговорить со мной об ответственности... Знаешь, я жалею только об одном проёбанном совете от тебя, — Малфой открыл глаза и посмотрел на мулата. — Нужно было убить Поттера в прошлом году. Вот тогда Реддлу бы точно не было бы до неё дела. Звучало жутко. Этот эффект не сглаживал даже пьяный голос, который как будто был призван всё смягчить, делать несерьёзным, практически шуточным. Но фраза гудела в облезлой ванной комнате, давя на них со всех сторон. То, как уверенно Драко сказал об этом. Как будто думал. Думал давно. — Как это понимать? — спросил Забини со вмиг пересохшим горлом. — Я думал, почти представил, что это край, прикинь? — рассмеялся Драко, прислонившись затылком к стене. — Блять, я такой наивный... Как Грейнджер, — фыркнул он. У Блейза возникло сомнение, понимает ли Драко вообще, с кем говорит. — Ей тоже всё в жизни кажется романтической поебенью. Я думал, что теперь-то уж точно ничего не может быть хуже... А потом бац! — Забини моргнул, когда Драко открыл глаза, громко хлопнув в ладони, неважно координируя собственные телодвижения. — И мой папочка присылает конверт. Интересно, как всё хуёвое всегда приходит с печаткой родного любимого дома. — Малфой, — Блейз, напрягшись, сделал к нему шаг. Вот что действительно отрезвляло. Больше не было никакого чёртового дела до какой-то там незначительной боли в губе. — Они... они хотят её? — он остановил друга, зажав ткань его куртки в руке. — Грейнджер? Или что-то с Нарциссой?.. Что они хотят? — он пытался сопоставить сказанное в голове, но делая скидку на то, что Малфой был пьян. Хотя судя по тому, что Блейз видел на его лице, прикрытом маской пьяной ухмылки, едва ли это всё было шуткой. Едва ли. — И ты это сделаешь?.. — понизив голос, спросил итальянец, не услышав ответ. — Ясен хер, я это сделаю, — фыркнул Драко, ударив друга по запястью, чтобы тот отпустил его руку. — Ведь, если помнишь... — он посмотрел ему в лицо, задерживая интонацию, пока поднимал рукав куртки выше, обнажая метку, — на мне лежит ответственность, — съязвил Малфой. Драко оттолкнулся от рукомойника, смотря на ошарашенное лицо Блейза. — А теперь прости, у нас с текилой есть незаконченные дела, — бросил Малфой и, толкнув дверь, вышел, едва держась на ногах.***
Гарри вздохнул, и по его вздоху оказалось невозможно распознать, что именно это было: усталость или нервозность, но так или иначе он бросил взгляд на часы, висящие над дверью в Выручай-комнату. Они шли правильно до секунды, Гермиона знала, что каждая тренировка Отряда Дамблдора начиналась с того, что студенты проверяли ход секундной стрелки. В самом начале Гермиона настаивала на этом. Не то чтобы отставание секундной стрелки могло бы стать причиной того, что их нашла бы Амбридж, но это давало ей чувство контроля. А Гермионе нужно было контролировать хоть что-то. Учитывая беспросветный крах её собственной жизни. — Ещё раз, — произнёс Гарри, хмурясь и смотря на Энтони, который вращал кистью. Голдстейн держал палочку так, будто эфемерный спазм в кисти мог как-то влиять на исполняемую им магию. Он произнёс заклинание. Луч не преодолел даже половины пространства между ними, когда Гермиона поняла, что магия деформировалась, как делала несколько раз до этого, стала совсем вязкой. Ей хватило самого слабого Протего, чтобы отразить атаку. Если это вообще можно было так назвать. — Странно, — немного психанул Энтони, заметив, что собрались уже все. Кто-то посматривал на часы и замечал, что уже две минуты, как тренировка должна была закончиться, а кто-то просто пил воду и переговаривался. Впервые занятие было почти безмолвным. Они отрабатывали новую технику в тишине, как будто каждый после пасхального перерыва был погружён в собственные мысли. Гермиона колдовала, всё ещё видя выражение лиц всех сбежавших Пожирателей под веками. И её магия становилась агрессивнее. — Я чувствую, что энергетическое поле искажается, как будто... — Такое случается, когда два магических воздействия встречаются и отталкивают друг друга. Как палочки с одинаковыми сердцевинами. Только в меньшем масштабе, — подошла к ним Джинни, и Гарри перевел на неё полный удивления взгляд. — Что? Я читала об этом, — возмущенно фыркнула Уизли. — Теория важна, — добавила она, преувеличенно подчеркнув голосом, и Гермионе стало уже совсем неловко молчать. — Да, Джинни права, — немного замявшись, произнесла Грейнджер и опустила палочку. — На самом деле, я не думаю, что дело в мастерстве Энтони, Гарри. Он может попробовать это заклинание с кем-то... — Грейнджер пробежалась глазами по толпе рядом, но её перебил Фред. — На тебе есть какой-то старинный магический артефакт, Гермиона? — хохотнул близнец, подбрасывая свою палочку вверх и ловя её на лету. — Ну, не то чтобы артефакт... — закусила губу она, и Фред в ожидании приподнял брови. — Это серёжки. Там запечатана определённая магия, которая... — Магия в серёжках, которая вступает в реакцию с Эверте Статум? — опешил Энтони, но его голос стал куда менее взвинченным не то от удивления, граничащего с шоком, не то от поднятия самооценки, которая за время неудачных попыток успела опуститься прямо к затёртым кедам. — Это что за магия такая? — удивлённо моргнула несколько раз Чжоу, сжимая в руке бутылку воды, и Гермиона услышала треск полупустого пластика, когда Чанг подошла и аккуратно отвела её волосы, взглянув на аксессуар. — Это подарок, и я, на самом деле... — Гермиона ощутимо нервничала, чувствуя, как её кожа разгоралась в том месте, куда был устремлён взгляд Чжоу и ещё нескольких людей, которые стояли особенно близко и не были заняты разговором. — Уже время! — хлопнула в ладони Джинни, выходя чуть вперёд в сформировавшийся полукруг. — Я думаю, не будет ничего страшного, если Энтони попрактикуется в следующий раз, всё равно бы не успели, — она бросила на Голдстейна короткий примирительный взгляд. Казалось, он действительно не против. Эта тренировка его сильно измотала. — Да, на самом деле уже пора расходиться, — кивнул Гарри, ещё раз посмотрев на настенные часы. — Гермиона... — он обернулся к ней, когда народ уже начал строиться. Возможно, случись этот разговор утром, они бы ещё поговорили о чьих-то серёжках, но сейчас время было за полночь, а среда — самый тяжёлый день недели. Все покивали и отошли к дверям, протяжно зевая. — Да, помню, я дежурю, — отозвалась девушка, посмотрев по сторонам. Она решила, что здесь нужно убрать всего-то пару подушек, которые отлетели в результате неудачных попыток Невилла и... — Я останусь с ней, — подошла к ним Джинни, и Гарри приоткрыл рот. — Не переживай, мы помним о правилах безопасности, — девушка положила ему руку на плечо, но через секунду отдёрнула, заставив парня покрыться румянцем. Гермиона посмотрела в сторону, делая вид, что Чжоу как-то нарушила механизм застёжки серьги, потому что стала теребить её двумя пальцами. — Проследи, чтоб все придерживались правил, — махнула Джинни головой на разбредающихся в тишине учеников. — Я помогу Гермионе с уборкой. Обычно принято было оставаться на дежурстве в одиночку, чтобы точно не наделать шума, но это были Гермиона с Джинни. Гарри только кивнул и отошёл координировать людей, которые, конечно же, за эти месяцы уже не нуждались в таком внимании, так как точно знали свою очередь. Глаза Поттера были уставшими, и Гермиона подумала о том, что спросит у него, как его сон, как только они пересекутся в гостиной. Казалось, с началом тренировок у Снейпа, на которые отправил друга Дамблдор, он вообще не спал. Джордж лопнул какой-то воздушный шар. Послышались смешки и речь о том, что на нём было изображено лицо Гарри. Он начал с оправданием бурчать о Добби, и в этот момент двери за всеми закрылись. Гермиона провела рукой по лицу, пытаясь стереть грузное чувство. Ей нужно было продержаться пятнадцать минут уборки. Желание выпить зелье сна без сновидений ещё никогда так не подгоняло. — Джин, ты правда можешь пойти, здесь толком нечего... — начала Гермиона, увидев, как Джинни наклонилась, вручную подняла подушку с бахромой по бокам и начала её взбивать. Как будто просто пыталась тянуть время. — Значит, серёжки, — произнесла девушка, показательно кладя подушку на диван. Что ж... не как будто. Гермиона медленно закрыла глаза и выдохнула: — Джинни... — Что? Я просто... спрашиваю, — слишком наивно сказала Уизли и обернулась. Она пожала плечами, обтянутыми в голубую водолазку, которая красиво контрастировала с рыжими волосами. — Ты сама говорила: подарки не виноваты, что он мудак, — буквально процитировала её Гермиона, опираясь о стол спиной. Она знала, к чему был этот назревающий разговор, так что нечего тянуть. — Мне действительно стоило делать сноску мелким шрифтом о том, что это не относится к подаркам, в которых заключена магия, вступающая в сомнительные реакции с довольно сильными заклинаниями? — упёрла она руки в бока, посмотрев Гермионе прямо в лицо. — Джин, если это что-то опасное, я была бы первой, кто... — начала Грейнджер уставшим голосом. Гермиона ощущала, как ветер внутри подымался, подгоняя волны прямиком к её открытым ранам. Но пока не окатывал, лишь игрался. Все эти дни она была слишком большим молодцом для того, чтобы сейчас не обнять себя руками, врезаясь ладонями в собственную кожу в попытке как-то всё это выдержать. Гермиона исправно готовилась к экзаменам и читала по две главы дополнительной литературы каждый вечер. Она в Большом Зале смотрела только в тарелку или в лицо мальчикам, даже реально слышала, о чём они говорили. Гермиона появлялась на обедах, завтраках и ужинах в нормальное время. Ничего из того, чтобы пропустить приём пищи, выбирая между голодом и голодом из-за повёрнутой головы в неправильную сторону. Целую вечность она была нормальной. Всё, чтобы убедить, что сны, постепенно пробивающиеся сквозь зелья сна без сновидений, были просто... совпадением. Не новым ужасом. Воплотившимся страхом. — Гермиона, ты знаешь, что дело не в этом, — надавила Джинни, глядя на неё, слегка опустив подбородок. — Это порт-ключ, — сказала Грейнджер, думая о том, что, скорее всего, подруга вообразила себе что-то гораздо более ужасное, чем это было на самом деле. Поэтому её подбородок был очерчен так чётко. — Порт-ключ? — выдержав паузу, переспросила она. Джинни выглядела так, будто Гермиона должна была сказать, что «порт-ключ» — это завуалированное название обеззараживающего заклинания или что-то вроде того. — Порт-ключ в серёжках? — В серёжке. Правой, — уточнила Грейнджер, словно это имело значение. — И ты?.. — Джинни несколько раз моргнула, приняв менее боевую позицию, стараясь осознать сказанное. Да, Драко умел впечатлять даже людей, которые искренне питали к нему ненависть. Гермиона сама была такой когда-то. Только ей в своё время хватило одной выпавшей ресницы в его идеальном образе. — Погоди, это он сделал? Гермиона не отвечала, потому что ответ был очевиден. Кажется, Джинни нужно было просто это сопоставить. — И куда... ведёт этот порт-ключ? — осторожно задала она вопрос, переведя взгляд на подругу. — Слушай, это неважно, — выдохнула Гермиона. — Я не собираюсь его активировать. На следующей тренировке я сниму их, хотя, я уверена, Энтони может потренироваться с... — Проблема не в грёбаном Энтони, Гермиона, — раздражённо прервала её Джинни. — Ты вообще в курсе, что заклинатель может менять место отправления порт-ключа по своему желанию? Конечно, для этого нужен контакт с предметом, но обычно магия порт-ключа не заколдовывается в серёжку, которая каким-то образом оказывается не такой магически тяжёлой, чтобы ты могла носить её каждый день, не чувствуя дискомфорта! — голос Джинни с каждым словом полз вверх. Она громко дышала, смотря на Грейнджер, и жестикулировала. Гермиона снизила голос, стараясь её успокоить хотя бы ровным тоном: — Этот порт-ключ ведёт в обычное место, ничего из того, что ты могла бы себе надумать. — Этот порт-ключ сделал Малфой, — отрезала Джинни. Кажется, она даже не слышала предыдущего предложения Гермионы. Потому что в этом была вся проблема. Даже если чёртов порт-ключ вёл бы в рай на земле, проблема была в том, кто ей его вручил. — Это буквально вещь, которая может в любой момент перенести тебя под нос к Волдеморту, ты понимаешь это? — спросила Джинни уже менее громко, но так, что Гермиона почувствовала гайку, вкручивающуюся ей в солнечное сплетение. — Он никогда бы так не... — покачала головой она. — Ты не знаешь! — крикнула Джинни, как будто устала. — Он ворвался вместе с Беллатрисой Лестрейндж на территорию моего дома и сжёг его! Гермиона сглотнула. — Мне жаль, Джинни, — произнесла она едва слышно. Уизли металась, и складывалось ощущение, что ещё немного — и она начнёт наворачивать круги по комнате. Дело было не в серёжках. Совсем не в них. Что Гермионе стоило снять их и положить в коробку, пока Энтони отработает заклинание? Пока они не выпустятся из школы. А там, может, она забудет об этом ощущении? Джинни ошибалась: такая магия всё равно чувствовалась, неважно, как умело она была вплетена между бриллиантов, но теперь это у Гермионы ассоциировалось с заботой. Точно такой же грубоватой, давящей, порой болезненной. Такой привычной ей. И кажется, снять их, положив в коробку, будет означать, что это действительно конец. Потому что конец начинался там, где она дёргалась от его прикосновения, в этот раз правда, правда испугавшись. — Перестань! Перестань извиняться, как будто имеешь к этому отношение! Хоть какое-то отношение к нему! — махнула рукой Уизли. — Не об этом разговор, а о том, что ты носишь на себе украшение, сделанное по прихоти Пожирателя смерти! — Я понимаю, почему ты переживаешь, Джинни, — Гермиона выдохнула, крепко держась за стол позади неё. Стараясь сделать так, чтобы голос не трещал по швам. Как её нервная система, уставшая играть в спокойствие. Потому что она знала, как это выглядело. — Но он бы никогда не причинил мне вре... — Он едва не изнасиловал тебя на глазах у Фенрира! — повысила голос Джинни, сделав шаг вперёд. Странно, что не было слышно всплеска воды. Потому что Гермиона физически ощущала, что комната превращалась в затопленную лодку. Вода стекала по стенам, капая ей на локти, скатываясь к пальцам. Поэтому их так трясло. От холода. — Этого бы не случилось, — она покачала головой и сделала шаг назад. — Ты так уверена? Если бы ты была уверена, то могла бы говорить после этого, а не смотрела бы в стену около двух часов! Тогда они оказались на Гриммо спустя пару минут. Гермиона слышала, как кто-то говорил о тушении пожара, но разговоры были как растёртый звук в старом радиоприёмнике. Она улавливала суть отрывками, впрочем, как и всё остальное, происходившее в тот вечер. Тёплое молоко и торопливая речь Молли, изредка срывающаяся в связках. Возможно, миссис Уизли даже плакала. Гермиона слышала, как Люпин успокаивал её. Но больше она не слышала ничего, кроме звука прошедшегося по губам языка Сивого, пока Драко держал девушку и не давал отойти. — У меня был шок! Я испугалась! — Ты не знаешь, что у него в голове! — продолжала Джинни, как будто не слышала. — Годрик, кто знает, что произошло бы, если бы Люпин и Тонкс не появились вовре... — Я не знаю, что произошло бы, но точно знаю, чего точно не было бы! — крикнула Гермиона, сглатывая в горле горечь. — Он спас меня от Фенрира полтора года назад, когда ненавидел, ты думаешь, он позволил бы произойти этому сейчас?! Он никогда не причинил бы ей вреда. Не причинил бы. Гермиона повторяла это, сидя там, в комнате, ничего не говоря. Но тот укол страха — чувство доверия, уколовшееся об его холодную сетчатку тогда и грубую руку на бедре, юлило, бегало внутри, обжигая желудок. Ей едва удалось подавить тошноту. Не будь глупой, Гермиона. Он чёртов Пожиратель смерти. — Ну, в конце концов, это был бы он, — цинично фыркнула Джинни, складывая руки на груди. — Полагаю, у Малфоя достаточный опыт, чтобы договориться со своей совестью. Гермиона приоткрыла рот, внутренне ужаснувшись. Чёрт. Это было... больно. Она поджала губы, резко отвернулась к столу и закрыла глаза, чувствуя, как иголки бегали под ногтями от сильного сжатия деревянной поверхности. Фаланги пальцев побелели. Она услышала, как Джинни выдохнула, переведя дух. Ей хотелось просто сесть в угол и закрыть уши. Господи, когда же эта боль закончится? Ей казалось, что её внутренностями играли в квиддич, и вот кто-то сильно любящий закинул квоффл в кольцо из битого стекла. Бам. И нет одного клапана. Просто удивительно, как её сердце могло раниться, не принадлежать ей больше. Наверное, это то же самое, что с магическими законами — самое нужное всегда невозможное. Как наколдованная еда. — Гермиона, прости, я не... — начала Джинни, но Грейнджер дёрнула головой, реально боясь, что не вынесет. — Ничего, — быстро ответила она, делая вид, что столешница усыпана невидимой пылью, которую срочно нужно стереть ладонью. И Джинни тоже это поняла, потому что в следующую секунду Гермиона услышала, как шаги подруги отдалялись. Ручка двери издала характерный звук открывания. — Я просто... — замялась Уизли. Гермиона так и не повернулась, но чувствовала на спине её взгляд. — Даже если он не хотел ничего из этого, помни о том, что он выбрал. Семья ему дороже. А в ту ночь он пришёл с семьёй, — сказала она, и это было последнее, что Гермиона услышала перед тихим звуком закрывшейся двери. Грейнджер ни о чём не думала. Сохраняла спокойствие, перебирая подушки, валяющиеся по всему кабинету, складывала их на кучу, использовала выученное до автоматизма Тергео. Она не думала ни о чём, ступая по размеченному маршруту, прислушиваясь к Филчу. Потому что надо было прислушиваться. Как надо было кивать раз в пару минут при разговоре, отправлять во время завтрака очередную ложку каши в рот, надо было улыбаться, когда шутили. Этот автоматизм был ей знаком так близко и так сильно, что она даже автоматизм смогла довести до автоматизма. Как модные штучки под капотом машин, которые улавливали паркующихся людей сзади и уже успели прожужжать все уши во время рекламных пауз между кошачьим кормом и средством для мытья полов. Ей хотелось одно такое. С лавандой, чтобы вымочить всё то, что в ней сидело, и выгрести грязной тряпкой прочь, вытереть досуха. И закрыть дверь. Чтобы больше никогда в самой себе не появляться. Она почистила зубы, вытерла руки о слегка влажное, напитанное паром от душа полотенце, переоделась в пижаму и легла, задёрнув занавеску. Гермиона слышала, как Джинни слишком тихо лежала на своём месте, вряд ли она спала, но ей не хотелось говорить. Подруга просто нервничала. Молли прислала несколько писем с убеждениями о том, что Нора будет восстановлена, по магическим меркам не произошло ничего серьёзного, но... Гермиона повернулась на другой бок, понимая, что всегда было это «но». Малфой был частью этого но, и потому Джинни имела полное право задвинуть штору и тихо сидеть, надеясь, что разговаривать не придётся. А Гермиона не имела никакого права скукожиться от боли. Но это не помешало ей вскочить в полвторого ночи на кровати, чувствуя, как её руки дрожали из-за ужаса. Впервые дрожали из-за ужаса, потому что девушке приснился Драко. С этим самым оскалом, пустотой в глазах и цепкой ладонью на её бедре, как будто к нему применили Обливиэйт. Как будто он вообще был на такое способен. И это так удивительно, ведь по законам жанра той самой каплей в бочке, создавшей тайфун, должно было стать что-то куда более значимое, чем разговор с подругой на повышенных тонах. Что-то точно больше, чем страх, пересиливший двойную порцию зелья мадам Помфри и пробравшийся в подкорку её мозга, чтобы пытать. Она видела возрождение Волдеморта. О, она видела всякое. Но это почему-то стало последним, что сорвало какой-то карабин внутри неё, как камешек на краю пропасти. Ей нужно было держаться. Но она не могла. Больше нет. Больше у неё не получалось. Гермиона зашла в их кабинет впервые за долгое время, даже не зажгла свет. Её плечи начали трястись. Она внутренне убеждала себя, что здесь её точно никто не потревожит. Не нужны были слабенькие от недостатка концентрации Оглохни. Здесь она могла быть собой, так что... Гермиона закрыла дверь и съехала по ней спиной, ловя каждую неровность дерева кожей. Она подтянула под себя ноги, не ощущая ни холода, ни неудобства. Только сдвигающиеся стены. Это было так больно. Она почувствовала, как грудная клетка сжалась в всхлипе. Впервые за долгие месяцы. Её накрыла такой силы агония, что в какой-то момент она правда не думала, что выберется. А ведь такая глупость. Просто какое-то разбитое сердце, почти что заживо погребенный человек под слоем собственного очарования. А Малфой умел очаровывать. Это была его фишка наряду с магией огня, когда он поджигал девкам сигареты силой мысли, заставляя их хихикать. Он её тоже поджёг. Как косяк. И потом бросил, когда скурил, также. Что это по сравнению с войной? Но Гермиона сидела на полу, прикасаясь рукой к груди, горько рыдая и чувствуя, как остатки туши щипали глаза. В тот момент ей казалось, что её мир распадался на части, как Помпея, и у неё не было времени даже взять себе сувенир на память. Кажется, не было времени даже самой спастись.***
Чуть ли не впервые за все эти месяцы Драко ощущал себя трезвым. Мир, сильно прибавивший в резкости, даже в ночное время суток будто бил по глазам, отвыкшим от силуэтов, неразбавленных в чём-то крепком и вяжущем язык, развязывающем мысли, делая их игрушечными внутри головы. Его сушило весь день. Кажется, Драко выпил не меньше галлона за сутки. Его руки всё ещё слегка подрагивали, когда он искал в карманах сигарету. Драко вышел из подземелий, выкурил одну в туалете, а после понял, что ему нужно на воздух. Куда-то в другое место, куда-то подальше от этого всего. От затхлого запаха ванны, сопящих однокурсников, которые в последнее время только провожали его молчаливым взглядом. Даже Тео не задавал вопросов, кажется, смирившись, что у них с Блейзом были какие-то тёрки, и ему не сильно хотелось вникать во что-то, что могло их нахер рассорить. Драко завидовал Нотту. Ему пиздец как хотелось самому в себя не вникать. Это получилось случайно. Потом Драко подумал, что нет, всё же логично. Конечно, логично. На улице ночью ещё не было так тепло, чтобы там можно было комфортно покурить в футболке и джинсах, а этот кабинет... он был практически идеальным. За исключением живущих в нём воспоминаний, которые толкали его в лопатки опрокинуть ещё пару стопок, потому что ему не выдержать боль этой раны наживую. Ого. Вау. Ему больно. Вот так чувствовалась боль. Он хотя бы признал это. Наверное, Блейз гордился бы им, если бы слышал его мысли. Хотя если бы Блейз слышал его мысли, он бы сдал его в Мунго ещё месяца два назад. Драко толкнул дверь, зажав в зубах сигарету и уговаривая себя не концентрироваться. Просто преклониться через подоконник и выкурить свою законную дозу никотина. В конце концов этот кабинет принадлежал ему. Грейнджер отобрала его, как, впрочем, и всё остальное. Забавно то, что они делали это друг с другом: обвиняли в том, что обворовали друг друга, но ни у одного из них не было ничего, чтобы обменять на утраченное. — Ты разбил мне сердце. Малфой сглотнул, зажмуриваясь на секунду. Он не думал о том, что его сердце разбито. Это всё какая-то романтичная хуйня для душевных разговоров девочек после полуночи. Его сердце было цело: оно ровно стучало, несмотря на количество попыток Реддла его убить, оно было верным солдатом. Он сравнил бы его с ружьем, стреляющим холостыми. Оно теперь тупо стучало впустую. Драко собирался со всей отстранённостью, на которую был способен, чтобы провести глазами по кабинету, мол, ему ведь нужно не напороться на парту, несмотря на висящую на стене свечу, которую он зажёг в темноте. За секунду его колени тупо перестали функционировать. Он остановился, дёрнувшись всем телом. Его глаза уткнулись в знакомую фигуру. Он даже не видел её толком из-за спинки дивана. Только изгиб подтянутых ног к груди. Но этого хватило, чтобы знать точно. Драко медленно вытащил изо рта сигарету, которая даже не успела сделаться влажной у фильтра, где он касался её губами, и подошёл ближе. Малфой бы решил, что это дурь не выветрилась из башки достаточно хорошо. Как-то Блейз втирал ему, что бухло уходило из тела дней за двадцать, не меньше. Кто бы мог подумать, что Драко успел накачать себя до такой степени, что даже остатки смогли смоделировать её, лежащую на диване. Да, он бы решил так, если бы не то, как она выглядела. Воспалённый мозг Драко рисовал Грейнджер ненавидящей его, говорящей о том, что он никогда её не стоил, идущей под венец с каким-то пятном — нечётким, сырым, с дрочером типа Голдстейна. Или мастурбирующей. Садящейся на его член сверху. Что-то такое, что помогало ему кончить, снять напряжение, которое не покидало его даже так — смываясь потом каплями душа или заклинанием. Сознание Драко не рисовало Грейнджер заплаканной. Он бросил сигарету на парту и обошел её, смотря на девушку. На ней была майка и короткие шорты. Барби. Он помнил ту пижаму. Драко ещё тогда хотел её снять. Так судьба игралась с ним, оставляя свои зацепки — неискоренимые законы физики, пункты невозможного, никогда не осуществимого. Грейнджер положила одну руку под щеку. Она размеренно дышала во сне. Её щёки были залиты слезами, практически высохшими, впрочем, но ресницы хранили в себе серую краску, подчеркивающую дорожки на коже — свидетеля боли. Зрачки девушки быстро бегали под веками, и она иногда втягивала воздух, как будто всё ещё рыдала где-то там, втянутая в сценарий сна. Чёрт. Она была такой красивой. Такой пиздецки красивой, даже когда плакала. Плевать, что он ненавидел такую её красоту. Голые ноги Грейнджер покрылись мурашками, а рука была сжата в кулак. Драко глянул в сторону и не увидел нигде палочки. Блять, Грейнджер. Она не должна была ходить без палочки. Даже здесь. Драко медленно протянул руку и убрал с её лица кудряшку. Щёлк. Ещё одно маленькое ружье от судьбы, он практически физически почувствовал дежавю. Когда же один из выстрелов его просто убьёт? Кадык скакнул. Драко смотрел на её лицо, изучая сонную мимику гриффиндорки взглядом. Он хмыкнул. Прости, Мерлин, но, кажется, Бог живёт не в молитвах, а прячется в отблеске света свечи на преломлении её кудряшки, которая касалась щеки. Оказывается, Он не умел ругаться, улыбался с ямочкой и вздёргивал нос. Ему реально похуй на все грехи. Гермиона почувствовала, как что-то пощекотало её щеку, и это медленно вытянуло девушку из сна. Внутренние часы говорили, что она проспала не больше двадцати минут. На губах всё ещё чувствовалась соль, некоторые капли, кажется, даже не до конца разбились о бархатистую поверхность, не впитались, Гермиона до сих пор чувствовала их языком. Девушка повела бровью, нахмурилась и приоткрыла глаза. Она уткнулась сонным взглядом в свой ночной кошмар, который становился слишком реалистичным, потому что во сне ты не можешь чувствовать прикосновений. А его пальцы на её щеке горели. До того, как она дёрнулась в сторону. — Драко, — сипло произнесла Гермиона. Его имя едва угадывалось в её губах, потому что практически ничего не было слышно. Голос осел от рыданий, спустя, может, минут сорок. Её организм едва не вырвало истерикой: она доползла до дивана и уткнулась в него, вырубившись за десять, максимум пятнадцать спазмических всхлипов. На коленке даже осталась небольшая царапина от гвоздя в полу. — Боишься? — произнесло её сновидение, смотрящее на неё с высоты зелёной, слизеринской футболки и замерших у щеки пальцев. Он больше не прикасался к ней после того, как она отодвинулась. — Не... знаю, — получилось более слышно. Её голос должен был звучать как из-под воды. Во снах всегда бывало так, но он разве что оттолкнулся от старых стен и вернулся щенком, поластившись об ухо. Я тебе ещё пригожусь. Она не знала, потому что сны, которые начинались приятно, всегда были самыми страшными. Они никогда не заканчивались хорошо. Возможно, это какой-то скрытый закон всех сновидений? Не то чтобы те сны, которые начинались его смертью, заканчивались спасением. Нет. Так никогда не работало. Гермиона не знала. Слова Блейза вращались на задворках её сознания. Драко присел на край дивана, смотря ей в глаза. Создавалось чувство, будто стащи с него эту слегка измятую футболку — и на нём совсем не будет кожи, только голые кости и мясо. Иначе она не знала, почему в его глазах застыло чувство тотальной уязвимости. В этот момент Гермиона почти убедилась, что это фантом. Призрак того настоящего, держащего её уверенной хваткой, холодной ухмылкой, который выглядел абсолютно отчуждённым, пока Фенрир наблюдал. — Я бы не сделал этого, — произнёс Драко таким надтреснутым голосом, что она замерла, перестав ёрзать, чтобы отодвинуться к подлокотнику подальше. — Ты должна знать, я бы никогда этого не сделал. Она решила бы, что он залез в её мысли, если бы часть из неё была уверена, что он — плод её воображения. Дитя истерики, как вылитые ею слёзы собрались в подобие образа и теперь сидели на краю дивана, мучая девушку подделкой на его искренность. Гермиона даже не поняла, как снова стала плакать: — Но т-ты... ты говорил искать твои слабые стороны, потому что... — заикалась девушка, так как истерика не отошла далеко, напуганная сном. Она нашла её по памяти. По запаху кровоточащей раны. Как швы, которые едва-едва начались, а потом разошлись от резкого поворота, залив всё кровью. — Потому что тебе нужно их найти, — сказал Драко, склоняясь чуть ближе, но звуча мягко. Уверенно. — Чтобы ты в итоге победила. Она замотала головой, пока рыдания искривляли её лицо. Гермионе хотелось закрыть руками уши, девушка просто не могла больше слышать о том, что ей нужно избавиться от этой привязанности, чтобы в случае чего её рука не дрогнула. Она больше не могла об этом думать. Почему они все пытались заставить её это пережить? — Не бойся, пожалуйста, только не бойся, — его голос слегка сломался, как будто ему снова было четырнадцать. Он вновь коснулся пальцами её щеки. Гермиона плакала, чувствуя, как Драко стирал слёзы, не давая разъедать соленой воде ключицы. Девушка подняла глаза и перехватила его руку у запястья. Она погладила косточку, царапая ногтями, натягивая кожу. Ему, наверное, было больно, потому что он склонился чуть ближе, и Гермиона повторила движение, притягивая его к себе. Волосы Драко были взъерошены. Как будто он недавно проснулся. Странно. Потому что в её снах его волосы всегда были уложенными. Как будто даже там он появлялся исключительно так, как выбрал бы сам. Ей не следовало этого делать. Это как соглашаться на общий наркоз, подписывая себе приговор через пару часов. Она поймала это чувство однажды. Когда ей не хотелось просыпаться. После таких снов рана всегда была свежее: сукровица сочилась, швы начинали подгнивать. Но теперь-то бояться уж точно нечего: хуже, чем распоротые лёгкие, оставшиеся тоже где-то там у входной двери класса, ни черта не могло быть. Даже последствия его поцелуев. Она сжала в руке окантовку его футболки вокруг горла, заставляя парня стереть между ними расстояние. В изгибе его плеч, когда он согнул локти, был виден этот излом, как будто смирение. Они оба были чертовски слабы. Его язык проник к ней в рот. Драко провёл по её языку, и она почувствовала табачную ваниль в слюне. Он курил совсем недавно. Первый влажный мазок был осторожным, практически пробующим, вспоминающим, а в следующий миг она услышала, как Драко простонал ей в губы. Он зарылся пальцами в её волосы, притягивая к себе ближе. И ей показалось, что сейчас, если бы она дёрнулась, Драко бы впился зубами в тонкую кожу, чтобы не отпускать. Гермиона чувствовала дорожки собственных слёз на щеках. Она повернула голову, открывая рот шире, позволяя ему подтягивать её, как ему было удобно, втискивать затылок в бархатный подлокотник, щёлкая зубами друг о друга от интенсивности. Малфой укусил Гермиону за нижнюю губу, и она ощутила щиплющую соль, когда туда упала слеза, но через секунду он смочил это место слюной. Драко отстранился от неё спустя миг, и Грейнджер увидела, что её ладонь, которой она держала его футболку, дрожала. Чёрт. Она не спала. Потому что во снах не чувствовался вкус. А губа кровоточила... Драко потёрся лбом о её лоб, выдыхая ей прямо в лицо и не переставая поглаживать большим пальцем по губе, вытирая налитую капельку крови. Она со стороны слышала свои всхлипы. Драко громко дышал, держа глаза закрытыми. Как будто перебарывая в себе что-то. — Я н-не могу успо... — проговорила Гермиона с заикающимися задержками, чувствуя смесь стыда и боли, но ко второму девушка почти привыкла. Так она представляла себе, что это будет? Не то чтобы девушка часто представляла. Она не была такой самонадеянной. В её мыслях его поцелуи пахли бы виски, если бы они ещё когда-то поцеловались. Но сегодня он был абсолютно трезв. Вряд ли ему приносило большое удовольствие целоваться с тем, кто задыхался от слёз. — Ничего, — прошептал Драко, целуя её куда-то в скулу. Гермиона сместила руку, сжимая ткань его футболки уже на плече. Драко прислонился лбом к её виску, сглатывая. — Это ничего. Она всё ещё плакала, когда почувствовала начинающие становиться некомфортными колючки в районе колена. Ногу пришлось отогнуть, слегка завести за его бедро, чтобы он опустился ниже. Прижался к ней почти вплотную. Если бы не его джинсы и тонкая ткань её пижамных шорт. Гермиона почувствовала, как твёрдый член прижался к внутренней поверхности её бедра, но Малфой оставался неподвижен, он не делал буквально ничего, чтобы сделать себе приятнее: никакого подстраивания её под своё тело, ничего из ухмылок и пошлых разговоров, которые держали Гермиону как струнку, готовую порваться. Он просто лежал на ней, утыкаясь носом в щеку, и поглаживал большим пальцем уголок губы. — Тихо, Грейнджер, всё, — прошептал Драко, касаясь её дрожащих губ своими. — Всё, всё... Она перевела на него взгляд. Он почувствовал взмах влажных ресниц по своему лицу и посмотрел на неё в ответ. — Тебе нужно побриться, — произнесла Гермиона, касаясь ладошкой его щеки. Она прошлась кончиками пальцев по щетине, доходя до кончика губ слизеринца. — Колется? — тихо хмыкнул он. Гермиона скользнула руками на его шею и ниже — к плечам, к груди, к животу. Он не опускал взгляд. Смотрел на неё, глубоко дыша, и держал себя над её телом, пока она бродила по нему руками, касаясь пальцами мышц под футболкой. Гермиона быстро моргала от слёз, стоящих в глазах, чувствуя, что они всё ещё собирались на нижнем веке, чтобы скатиться по щеке с очередным взмахом ресниц. Она поддела край зелёной ткани и прикоснулась руками к его животу. Малфой знакомо напряг мышцы, но ей показалось, что это потому, что её руки были ледяными. Они как будто поменялись местами. Теперь его кожа была раскалённо-горячей, в то время как она тряслась от внутренней вьюги. — Тебе... приятно? — шмыгнув носом, несмело спросила Гермиона. — Ты же знаешь, что да, — ровно ответил Драко. И она знала, что да. Его бёдра оставались неподвижными, несмотря на то, что она сгибала ноги в коленях, сжимая его тело, не давая ему расслабиться ни в каком смысле. Гермиона водила по телу Драко руками, слегка ёрзая под ним. Веки Малфоя вздрогнули, он выдохнул, когда она погладила его грудь ногтями. Мышцы парня были напряжены за счёт позы, и Гермиона касалась его нежно, поглаживая гладкую кожу. Он закрыл глаза. На самом деле, ему нравилось, когда к нему прикасались. Она упёрлась локтями в натянутый край футболки, и Драко одним движением стянул с себя её и бросил на пол. Гермиона провела рукой по его животу, поднимаясь выше, вновь чувствуя под ладонью щетину на шее, скулах, подбородке... Он выдохнул ей в губы, подавляя собственный стон, выпрямился на секунду, расстегнул верхнюю пуговицу на джинсах и поправил член. Наверное, чертовски больно находиться в такой узкой ткани. Драко сглотнул, коснувшись себя, и перевёл на Гермиону взгляд, но это всё. Это всё, что он сделал. Больше ничего. Гермиона проследила взглядом за его рукой, которая вынырнула из-за пояса джинсов, и её истерика чуть успокоилась, когда он лёг на неё обратно. Прочертил пальцами по подбородку девушки и коснулся губ. Она лизнула кончик его пальца, и он прошипел, наклоняя лицо ближе. Сказал ей прямо в губы: — Я клялся себе, что не стану. Приближаться к тебе, — прохрипел Драко, говоря отрывками. — Чёрт бы тебя побрал за то, что ты существуешь. В его голосе был отголосок злости — дальний родственник их влюблённости, почти что кровный. Гермиона открыла рот, притянула его к себе за затылок, чтобы поцеловать сильнее. Она подняла ногу и забросила ему на спину. Драко качнул телом, толкнулся к ней ближе. У Грейнджер точно была истерика. Потому что слёзы всё ещё катились, марая их лица в соль, хотя всё, о чём она думала, это его тело. Твёрдое, близкое, горячее. Способное сделать приятно. Приятнее, чем через ткань. Драко целовал её, как будто лишь изредка всплесками вспоминая, что поцелуй — это о нежности. Тогда он замедлялся на секунду, облизывал маленькие трещины, проглатывая её слёзы, которые текли в рот, а потом снова сжимал шею, оттягивал губу. И ей казалось, что это совсем не джентльменский поступок: вытворять что-то вроде этого, заставлять её слёзы смешиваться с сипловатыми стонами между влажными звуками языков. Он ведь должен был дать ей отойти, дать успокоиться. Но судя по движениям его рук, которые опускали бретельки её топа, Драко хотел только взять. — Я так скучал по твоему телу, — хрипло сказал он напротив её шеи, сжимая ладонью грудь девушки. Она дрожащей рукой обнимала его за затылок. Гермиона издала приглушенный стон, когда он потянул её на себя и толкнулся. Да, это было больше на него похоже. В её голове Драко всегда делал это эгоистично, грубо, как сейчас, прикрывая глаза от ощущений, которые доходили до него через толщину штанов, когда он тёрся о её внутреннюю поверхность бедра. Гермиона потянулась к своим шортам, развязала шнурок. Пламя всё ещё горело в пальцах, перекрывая доступ кислорода в мозг. Кажется, поэтому она так торопилась. — Нет. Догола, — приказал Драко, смотря на майку девушки, которая сбилась на талии. Он потянул её вверх, бросил куда-то в сторону запутаться в обивке. Она подняла бёдра и через секунду оказалась раздетой. Драко смотрел на неё так, будто изголодался и вот-вот вопьётся зубами в кусок плоти и оторвёт его с мясом. Но это было уже не страшно. Она привыкла к ранам за всё это время. Гермиона ахнула, когда он резко потянул её вниз, расстегнул джинсы, поднял ноги и забросил себе на плечи. Мышцу под коленом тянуло, но мысли девушки оборвались, как только она почувствовала толчок и его поднятый взгляд. Неосторожный, ничуть не плавный. Как будто сорванный. — Драко, — произнесла Гермиона остатками истерики, оставшейся на языке. Она зажмурилась, когда он снова втолкнул в неё член. Гермиона вдохнула, буквально физически ощущая физиологию: движение эндорфинов по телу, которое оказалось голодным. Лишённым чего-то привычного, горячего, как его дыхание над ней. Как цепочка, висевшая на его шее так близко к её коже. Создавалось чувство, что она сейчас ударится о её лицо, пустив болезненный секундный импульс, и это тоже вызовет эндорфины. Как быстрая ассоциация. — М... слишком... Туго. Драко положил её под себя, двигаясь. Гермиона задыхалась, сжимая кожу на его рёбрах. Драко, кажется, сдирал бархат обивки за её головой рукой, находя себе точку опоры. — Сука... — ругнулся он, смотря на неё так, будто Гермиона была в чём-то виновата. Словно она провинилась теми ощущениями, которые Драко испытывал. — Я так хочу... — его кадык дернулся. Он чуть замедлился и наклонился к ней. — Ч-что? — сглотнула Гермиона. — Что ты хочешь? Она скучала по тому, что он говорил. По мурашкам от его слов, которые Драко бросал уверенно и легко, у неё даже мысли не закрадывалось, что что-то не так. Что это могло быть неловко. Но сейчас его глаза выражали какую-то смесь злости и бесконечного сожаления, которое всё ещё читалось зеркально среди её слипшихся ресниц. Он не переставал делать фрикции, чтобы она приоткрывала рот в удовольствии шире. Малфой наклонился к ней, замер и провёл ладонью по шее. Нежно. Но вроде едва сдерживаясь. — Я хочу контролировать тебя: что ты делаешь, на кого смотришь, как ты дышишь. Понимаешь? — произнёс Драко почти не размыкая зубов, всматриваясь ей в глаза. Его радужка была злой, сверкающей тёмно-серым в этом освещении и абсолютно честной. До неловкости честной. Потому что нормальные люди не признавались в таких вещах. В Драко Малфое не было ничего нормального. — Но это же неправильно. Нездорово. Так ведь, Грейнджер? Он начал двигаться резко и отрывисто, вгоняя в неё член на всю длину. Гермиона вскрикнула, сжав кожу на его груди, оставив там царапины. Она закусила палец, чувствуя, как собравшаяся слеза скатилась к виску, потерявшись в растрёпанных волосах. Его дыхание становилось ещё агрессивнее. Но Драко смотрел ей в лицо и продолжал, не останавливаясь. Гермиона стонала сквозь зубы, думая о том, что это последнее, чего бы ей хотелось — чтобы он остановился. Их обоих не хватит надолго. Она видела его сердцебиение в венке на шее, в капельках пота, во влажности бёдер. Гермиона поглаживала его спину, ягодицы, рёбра, изредка срываясь на вмятины полумесяцев на её коже. — Не... отводи... взгляд, — прохрипел Драко почти неразборчиво. Гермиона заморгала, смотря ему в лицо. Там было так много всего, кроме бурлящей похоти. Хотя она предпочла бы видеть там только её. Только что-то горячее, несдержанное. А увидела целое море чёртова сожаления. Оно сквозило между ними ультразвуком, она почти слышала его между глубоких выдохов Драко, когда головка члена проходилась по её стенкам внутри. Он задвигался масляно-медленно, при этом закатывая глаза, отбрасывая голову. Ему хорошо. И это хорошо, потому что ей нравилось, когда шум в его голове стихал, заполнялся их стонами, дыханием. Пусть на пару минут, но в памяти вздувшиеся вены Малфоя и её подрагивающие ладони на его груди в предоргазменном состоянии были чем-то типа синонима счастья. Малфой опустился, сжимая рукой бедро девушки, и облизал ей губы, сбиваясь в поцелуе из-за секса, из-за собственных движений между её ног. Он потёрся низом живота о клитор Гермионы, и она почувствовала. — Пожалуйста, Драко, — практически пропищала девушка. — Ещё нем-но-го... да, только не... Слюна засохла где-то в глотке. Он навалился на неё, вжимая своим телом в диван, и трахал, создавая громкие хлопающие звуки собственным телом. Гермиона выгнулась, чувствуя, как тягучая усмешка, его сдвинутость на ней превращалась в электричество между ними, бежала со скоростью света по нервам. Со скоростью тока. Когда он резко... просто... У него с собой нет зелья. Очевидно. Он вытащил из неё член, выстанывая хриплые звуки прямо в такт пульсирующей артерии у него на шее, прошёлся рукой по основанию. Гермиона почувствовала тепло вязкой жидкости на нижней части живота, но ощущения почти что боли были сильнее. Она прохныкала, царапая его руку, сжимающую спинку дивана. Драко вдохнул, одним движением собрал сперму с лобка, увлажнив пальцы, и использовал её как смазку — прикоснулся к клитору. Он сделал всего пару кругов. Гермиона застонала, дёрнулась в наплыве удовольствия, который соединил все нужные проводки по траектории тела. Его руки в собственной сперме или её смазке, слюне, слезах, ещё чёрт возьми в чём. Он опустился на неё сверху и просто лежал. Её дрожащие пальцы легли на его спину, а Драко испачкал своими прикосновениями бёдра девушки. Они лежали, пока эйфория, выплеснутая в жилы слишком-быстрым-чем-обычно сексом, таяла, возвращая на них сожаление, которое как будто даже не исчезало. Так... подсматривало. Они лежали, и оба, как один, понимали. Это что-то вроде ритуала последней сигареты. У них не было такой, они бросили курить сразу, резко, как будто доктор сказал о... Нет, беременность — это рождение нового, здесь подошёл бы рак лёгких. И это их сбитое дыхание — подачка боли, которая тянула руки и набиралась сил. А потом обжигала внутри. Кто бы мог подумать, что прощание чувствовалось не как объятия на перроне, а как успокаивающееся от оргазма сердце и привкус горечи на язычке?***
Эту ночь можно было назвать тёплой. Гравий хрустел под подошвами Драко. Он даже не стал застёгивать куртку. Эта ночь была почти безветренной. Лишённой шторма. Чего нельзя было сказать о нескольких прошлых. На самом деле, похуй, какая была погода на улице, потому что шторм ходил за ним по пятам, он проник в глотку и усвоился в Драко так хорошо, как могло усваиваться только человеческое мясо. Шторм словно стал его неотъемлемой частью. Драко помнил, как бутылка текилы выскользнула у него из рук, когда он добрался до дешёвенького номера Кабаньей головы. Малфой пошутил бы о том, что Блейз на нём сэкономил. Он ткнул бы его под рёбра, усмехнулся и отпустил пару шуток о пятнах под наматрасником, которые точно там были, Драко мог поспорить. Хотя, блять. Какой здесь нахуй наматрасник? Но Блейз не пошёл за ним. За ним вообще никто не пошёл. Потому что это был тот вид дерьма, в который судьба тебя окунала с головой в абсолютном одиночестве. Тот контракт, который ты должен был расписать один. Драко не слышал звона стекла, когда бутылка разбилась, заливая спиртовым смрадом ванную комнату. Он склонился над унитазом: его рвало некачественным алкоголем, ароматом дешёвых женских духов и запахом чернил, которые использовал только Люциус в своих посланиях. Блейз был прав. Он жалок. Но не настолько жалок, как в момент, когда понял, что его руки начинали слегка дрожать, практически незаметно, когда Драко ощутил вес письма с теми самыми чернилами. Трелони сказала бы, что это интуиция. Но нет. Это ебаная аксиома. Его руки дрожали. Драко отполз от унитаза и прислонился спиной к стене, цвета которой не различал. Всё плыло перед глазами. Он пиздец как надрался. Но Малфой дошёл уже до той стадии, когда это не помогало. Нихуя не помогало, потому что мысли каким-то образом были такими обжигающими, что успевали испарять спирт из его мозгов и пробираться паникой даже в таком состоянии. Он не может этого сделать. Просто не может. Малфой открывал это письмо, надеясь, как в тринадцать, что это что-то подбадривающее. Что-то вроде: «я горжусь тобой» или «как дела?». Но он точно знал, что этим почерком приходят только хуёвые вести, как будто они с Реддлом каким-то образом научились пытать его на расстоянии. И таки бинго. Они действительно научились. Это было гениально. Да. Что-то наподобие гениального, если бы он мог оценить масштаб. Если бы его паника оставила мысли хотя бы на час после этого в трезвости. Ему повезло, что у волшебников не бывало алкогольной комы, потому что в тот вечер он выпил почти полбутылки за один вдох, надеясь переорать агонию внутри высоким градусом. Им нужна была приманка. И Грейнджер, которую на кладбище Поттер спас, рискуя умереть, казалась идеальным вариантом. Герой Поттер. Если он спас её, значит, она действительно важна. Значит, Поттер найдёт способ спасти её ещё раз. Он обязательно клюнет. И внутренняя микросхема Поттера была до того мутировавшей, что он клюнул бы, точно зная, что это наживка, что крючок в ту же секунду подденет его за губу и бросит на берег, оголив жабры. Драко не мог вмешать в это кого-то типа Забини. Малфой помнил какие-то отрывки их разговора, прошедшего полчаса назад, но ничего чёткого, только собственная ноющая кисть и разозлённые тёмные глаза напротив. Блейз ненавидел его теперь. И Драко был рад. Потому что это было безопасное чувство. Он хотел, чтобы Грейнджер тоже ненавидела его похожим образом, верил, что если она сможет, эта ненависть станет ей кольчугой, невидимым титановым пледом, сможет её уберечь. А потом вспомнил, на чьём поле играл. Он, блять, не мог этого сделать. Только не с ней. Им требовался кто-то менее заметный. Кто-то, за кем не следят по две пары глаз ежеминутно, боясь, чтобы золотой уёбок ненароком не взял и рассыпался. Кто-то, кого легко вывести из школы и силой перенести. Это был бы действительно гениальный план. Если бы не одно «но». То, что заставило его зарыться руками в волосы. Драко как будто со стороны услышал собственный всхлип. Он не мог этого сделать. Не потому что не мог утащить её среди ночи в Хогсмид. Они бы, наверное, охуели, узнав, как легко было бы ему найти причину, чтобы утащить её куда угодно. Они бы охуели, узнав, что по сути он мог бы сделать это даже не уговаривая. Она по-прежнему не снимала его подарок. Он проверял. Каждое ебаное утро, пока Грейнджер кивала своим дружкам или читала записи. Малфой начал ненавидеть её распущенные волосы. Нет, не поэтому. А потому что он рыдал, сидя на полу в луже текилы, пытаясь придумать, как ей дальше жить, когда его убьют ровным лязгом Авады в голову. И это был самый счастливый сценарий. Потому что она, к сожалению Драко, любила его, а этот вид мутации человеческих реакций никогда не проходил без последствий. Особенно к нему. Хотя что он мог знать об этом чувстве: все, кто его когда-то любил, вываливали за это карманы сполна. И вот кредитор постучался и к ней.***
Лёгкий, откровенно весенний ветер дунул в лицо. Драко вытащил порт-ключ, почти зайдя за черту Хогсмида. У него было разрешение. Почти что игрушечное, подписанное Амбридж. Это всё казалось такой нелепостью: дежурства в коридорах, побеги от Филча, всё это... Школа как будто стала каким-то комиксом, который больше не имел никакого смысла, когда у Драко в руках был поводок, контролирующий смерть. Она, как бульдог с шипастым ошейником на горле, издавала булькающие звуки, как только он одёргивал её. Сидеть. Пойдёшь, когда я скажу. Пока скажут мне. Но было странно другое. В эту ночь он был тотально аномально спокоен. Драко подбросил порт-ключ и зажал его в ладони в момент, когда временное пространство сузилось. Малфоя дёрнуло за шкирку и выбросило на грунт где-то гораздо дальше, чем ни о чём не подозревающий Хогсмид. Он одёрнул куртку впервые не в нервном жесте — она реально перекрутилась во время аппарации. Драко тряхнул головой, придавая укладке первозданный вид, и повернулся. Он тут же пожалел, что не делал это чуть дольше. Потому что раздражение в глазах отца было таким явным, что его вмиг стало недостаточно. Это было хер знает какое Мерлином забытое место. Чем-то напоминало вдруг опустевший Лютный переулок. Несколько факелов, бросающих свет на контуры пустых домов с выбитыми стёклами, и лица людей вокруг. Его ждала целая делегация. — Ты один, — Люциус ступил вперёд, и кончики верхней губы дёрнулись вверх в ощутимом раздражении. Беллатриса вышла из тени, отбрасывая с волос капюшон. Она даже не смотрела на мужчину, который был ниже неё на голову и шёл слегка позади. Они замедлили ход. — Ты проницателен, — ответил Драко, ещё раз дёргая куртку. Чёртов заломившийся воротник. — Где грязнокровка?! — голос отца сорвался. Рука, держащая трость, побелела, Драко мог поставить крупную сумму на это, но в таком освещении было видно лишь его лицо, искорёженное злостью. — Успокойся, Люциус, дай ему сказать, — одёрнула его Белла, стрельнув глазами, и затем перевела не менее ожидающий взгляд на племянника. — У тебя не получилось? — хохотнул кто-то из-за руки Лестрейндж, и Драко перевёл на него глаза, узнавая в потасканной роже Джагсона. — Кажется, в этот раз твоя кроличья лапка просчиталась, — захохотал мужчина, покосившись на Люциуса и даже не скрывая злорадства. — Хозяин будет недоволен. — Белла, ты завела собачонку? — поднял бровь Драко, посмотрев на тётку. Её губа дёрнулась не то в попытке скрыть ухмылку, не то из-за раздражения. — Этот план не сработает, — наконец спокойно вынес свой вердикт Драко. У Люциуса заняло секунды три осознать, что это то, ради чего они здесь собрались. Услышать, что план не сработает. — Как понимать «не сработает»? — процедил отец. — Ты подвергаешь планы Тёмного Лорда сомнению?! — Мне кажется, Тёмный Лорд прибегнул к моим услугам, потому что считает, что, находясь в школе, я могу более достоверно оценить обстановку вокруг. Сомневаясь в моих выводах, это ты подвергаешь мнение Тёмного Лорда сомнению, — ответил Драко, сузив глаза. Это было так непривычно. Не чувствовать к нему ничего. Драко не знал, как это работало, что это за стадия, когда даже раздражение выжигалось, не то что обида. Не оставалось ничего, кроме тех самых чернил, выводящих на пергаменте его самый страшный кошмар. Выведенный рукой отца. И потом больше ничего. Ни сожалений, ни раздражения, ни обиды. Люциус дёрнул ноздрями и поднял подбородок. Раньше это значило несколько Круциатусов, как только они вернулись бы домой. Теперь это означало, что Драко потерял лишние полторы минуты на объяснения, потому что даже Белла могла заткнуться и послушать. — Расписание грязнокровки слишком плотное. К слову, я не заметил, чтобы она в последнее время слишком близко общалась с Поттером, так что вряд ли он сразу заметил бы её пропажу, но не суть, — начал Драко размеренным тоном. — Суть в том, что она постоянно находится на виду. Конечно, я мог бы её оглушить по дороге на дополнительное занятие или выманить из гостиной, но с таким же успехом можно было бы запустить красные искры в лицо Дамблдору, объявив о ближайших планах Тёмного Лорда. — Нам нужна она, как наживка, Драко, — голос Беллы трещал от нетерпения. — У меня есть идея получше. Существует гораздо более жирная наживка, чем Грейнджер. — И кто же это? — фальшиво хохотнул Джагсон, хватаясь за последние крохи надежды на провал. Кажется, они играли в игру с затихающей музыкой и сокращающимся количеством стульев. Но беда была в том, что Джагсон рисковал найти ножку одного у себя в глазном яблоке. — Поттер ещё кого-то стремится спасти так же, рискуя своей шкурой? — фыркнул Пожиратель. О, они не знали Поттера — и в этом была их проблема. Он рискнул бы своей шкурой даже ради Филча, наверное, возьми они этого маразматика в плен. У Поттера было мазохистское отклонение — получать пизды во имя господствования добра. Драко посмотрел на тётку. — Сириус Блэк. Его крёстный. Все на миг затихли, сжирая нейронами эту информацию, переваривая её внутри. Беллатриса моргнула и застыла, видимо, от шоковой эйфории: у неё был какой-то пунктик на родственничков, оказавшихся неверными. К ним она питала абсолютно особенную ненависть. — Сириус Блэк в бегах, что за?... — Джагсон отошёл от шока и прыснул. Драко скользнул глазами по Люциусу, видя признаки понимания на его лице. — Сириус Блэк прячется в Штаб-квартире Ордена, — оборвал Малфой Пожирателя, внутренне поклявшись, что ещё одна реплика, и тот будет стоять с Силенцио на ебале. А Драко очень хорош в этих чарах. Силенцио продержится сутки как минимум, он мог гарантировать. — И ты считаешь, — выдавил из себя отец, говоря практически по слогам, — что выманить девчонку из школы сложнее, чем чёртова Блэка из засекреченной Штаб-квартиры?! Драко засунул руки в карманы. Малфой помнил её торопливые попытки объяснить ему; книги, которые он попросил Тинки отобрать во время каникул, потому что пообещал ей. «Гарри, он... ему снятся сны. Они про Волдеморта. Но это не похоже на сны, потому что у Гарри есть чёткое ощущение присутствия, как будто он чувствует то, что чувствует Волдеморт в этот момент». Ни одна из связей, созданных магическим путем, не могла быть односторонней — это второй закон магического взаимодействия. Примитивно, как левитация. Это был запрещённый приём. Но в любви и на войне играют грязно. Драко собрал себе каждое из этих оправданий. — Идея в том, что никого выманивать не придётся, — хмыкнул Малфой, потянув уголок губы вверх.