***
Шиён открывает глаза. Состояние дезориентации тут же охватывает её, стоит ей понять — она не помнит, как отключилась. Тело ощущается чересчур холодным и будто бы не родным. Шиён закрывает глаза обратно и громко вздыхает. Что она делает. Шиён чувствует себя буквально со всех сторон окутанной запахом Боры, и это ощущение кружит ей голову. Шиён знает — Бора пахнет чем-то приторно сладким, но вместе с тем едва уловимым, как если бы аромат вечно сдувал свежий теплый ветерок. Шиён устало трёт свои глаза. У неё есть другая Шиён. Мысль режет всё внутри. Шиён не может остаться, но и уйти она не может тоже. Это становится похоже на какой-то кошмар. В голове невольно мелькает мысль: «Только становится похоже?». Шиён вздрагивает и морщится. Ей в нос ударяет пыль и тепло квартиры, но Боры нигде не видно и не слышно. Шиён думает о том, что сейчас, пожалуй, действительно лучший момент, чтобы уйти. Она медленно садится на кровати. На ней всё ещё её чёрная форма, и сидит она сама поверх одеяла. В маленьком кухонном окне напротив — яркий свет. Пыль витает в воздухе каким-то гигантским световым потоком. Шиён пробует осторожное: — Бора? И не получает никакого ответа. Она спускает ноги с кровати, упираясь голыми — отчего-то — ступнями в деревянный пол. Пол под её ногами тёплый, и это греет замерзшую кожу. Шиён невольно бросает взгляд вправо и замечает изогнутую перекладину кровати. Всё её тело внезапно простреливает до ужаса смущающее воспоминание. Она вся покрывается мурашками при мысли о том, что эта вмятина — её рук дело. Что это Шиён накануне пыталась подтянуться, ухватилась за металл и неожиданно поняла, что её руки… Её руки… Она вдруг вспоминает, где эти руки были до этого и что они делали. Шиён сухо сглатывает. Она пытается отогнать эти воспоминания, но они всё равно лезут в голову без остановки, одно за другим. И голос Боры, который она как назло слышит будто наяву — голос Боры, которая стонала ей в ухо, которая хваталась за её плечи так отчаянно — этот голос сводит её с ума. Шиён чувствует, как ей вдруг становится до нестерпимого жарко. Она вся пылает изнутри от воспоминаний об этом, и у неё нет никаких сил контролировать нарастающее в животе пекло. Она сжимает одеяло в своих руках. Хорошо, что не спинку кровати. Боже. Это просто невозможно. Она чувствует себя такой слабой, слабой перед Борой и перед всем, что с ней связано — и понимает, что она просто не может уйти. Но она должна уйти. Это отвратительно. Шиён отвратительно от того, что она продолжает поддаваться этому влечению несмотря на весь ужас недавно вскрывшихся обстоятельств. Шиён знает только одно: её чувство к Боре прекрасно и заслуживает право на жизнь. Шиён хочется в это верить. Но также Шиён знает и то, что сама она — далеко не прекрасна, как внутри, так и снаружи. И Шиён так же не уверена, что заслуживает право на жизнь. Это всё превратилось бы в какой-то ад из смеси дикой потребности остаться и оправданного желания уйти и больше никогда не возвращаться. Если бы не тяжелые шаги, раздавшиеся откуда-то из-за двери. Спустя мгновение дверь квартиры распахивается, и в ней показывается Бора. Бора замирает на пороге, глядя на неё сверху вниз странным взглядом. Она стоит в дверном проёме в широких светло-голубых штанах и длинной футболке, достающей чуть ли не до колен. Шиён так долго рассматривает то, как хорошо она выглядит, как прекрасны её худые, но сильные руки, выглядывающие из-под широкого рукава футболки, что даже забывает моргнуть. И улыбнуться в ответ, когда Бора улыбается ей смущенно — что, о Боже, нет, нет — и закрывает за собой дверь, проходя внутрь. — Ты проснулась. Шиён давит из себя вымученное: — Да. Ей вдруг становится так стыдно за то, о чем она думала буквально за несколько секунд до её появления. Случайно погнутое металлическое изголовье кровати только напоминает ей об этом. И стена, на которую Бора опирается, продолжая смотреть на неё, тоже напоминает о многом. У Шиён горят щёки и покалывает кончики пальцев. — Голодна? Шиён невыносимо смотреть на то, как Бора стоит и мнётся у порога. Шиён не знает, о чём ей думать. Когда Бора вновь появилась в её жизни, Шиён не может заставить себя думать о плохом слишком долго. Шиён хочется думать только о том, как сильно она любит её. Она непослушной рукой зовет Бору к себе. Бора отлипает от стены и медленно, неуверенно подходит. Шиён видит, как она кусает свои губы, и как налипла на них тоненькая прядка светлых волос. Бора подходит и встаёт напротив, почти что у Шиён между ног. Шиён берет в руки её маленькую ладонь и тихонько мнет пальцы. Бора хмыкает и улыбается. — Иди сюда?.. — практически шепчет Шиён. Бора подходит ближе и наклоняется к ней — Шиён тут же кладет свои руки ей на щеки и утягивает её в поцелуй. Он жутко медленный, боязливый, но даже такого Шиён хватает для того, чтобы покрыться мурашками с ног до головы. Губы Боры сухие и жутко, жутко горячие — настолько, что у Шиён ощущение, будто она буквально плавится под каждым прикосновением. В грудной клетке появляется что-то тягучее и волнительное. Шиён чувствует эти сухие обветренные вкрапины у Боры на губах и стремится зализать каждую. Она кладёт свои руки ей на талию, притягивая к себе ещё ближе, и Бора выдает в поцелуй какой-то крошечный стон, отдаленно напоминающий писк. Шиён внезапно чувствует спиной мягкий матрас кровати. Шиён правда не замечает момент, в который Бора укладывает её на кровать, нависая сверху. У Шиён ощущение, что она ходит по лезвию ножа. И она не знает, радоваться ли тому, что Бора сама подталкивает её к пропасти, или нет. Шиён краем сознания чувствует, что всё это принимает совершенно очевидный оборот, потому что дыхание у Боры уже — частое и отрывистое, она оставляет на её губах маленькие высокие полустоны, зарывается ладонями в сухие волосы, и всё её тело, когда она почти садится Шиён на живот, даже сквозь слои одежды такое горячее-горячее, что Шиён вся кипит изнутри. А ещё Шиён чувствует в воздухе этот сладкий запах, который забирается в ноздри, в голову, в каждую клеточку её тела; и она вроде понимает, что это — не совсем запах; это энергия, которая окутывает их сейчас со всех сторон, это витающее в воздухе ощущение желания, сильной страсти, привязанности и любви. И Шиён до боли в легких хочется понять, чья именно это любовь. Потому что Шиён знает, что какая-то часть этой любви — точно её. Однако ей неведомо, есть ли там чья-то любовь ещё. Но она не может думать об этом, пока Бора целует её так по-голодному медленно, словно не видела вечность; словно Шиён отсутствовала не день и не два, а десятки мучительных лет. Словно Шиён может в любую секунду испариться прямо у нее между рук — и ног, которыми она сжимает её талию — и Боре останется только пустота. У Шиён ощущение, словно она залезла Боре в голову, потому что она чувствует всё это в каждом её вдохе, небольшом укусе, который она оставляет у неё на губах; в каждом движении бёдрами у неё на животе, в каждом прикосновении маленькой ладони — во всём. И Шиён чувствует то, какая мягкая и горячая у неё кожа, когда ладони её залезают Боре под футболку. И то, как жарко становится ей самой, когда Бора в ответ на это с придыханием стонет ей прямо в рот. Как Бора на секунду теряется в поцелуе — смазывая влажными губами ей подбородок — стоит Шиён положить ладони ей на талию и провести по коже своими холодными пальцами. Бора тут же опускается ниже, и когда её горячее дыхание и влажные губы задевают Шиён шею — это всё. Шиён рассыпается на кусочки, и этот низкий стон, который совершенно бесконтрольно выходит из её рта, делает только хуже. И губы Боры, которые опускаются всё ниже и ниже — тоже делают хуже. Перед глазами уже мелькают картинки того, что произойдет, если они не остановятся. И Шиён знает, что если они не остановятся прямо сейчас — если Шиён не уберет с её талии свои руки, которые будто сами по себе всё норовят подняться либо выше, либо опуститься ниже; если Бора не перестанет целовать её шею, оттягивая и царапая ногтями ворот термокостюма — если всё это не прекратится, Шиён не выдержит и сделает всё для того, чтобы в пространстве комнаты ещё на несколько дней эхом отпечатались её громкие стоны. Шиён чувствует, как нарастающий во всем её теле жар только усиливает сердцебиение, и без того отдающееся в висках пульсацией. Пока всё её тело внезапно не простреливает лёд. Она чувствует прострелившую всё тело боль, словно кто-то воткнул нож ей в бедро. Шиён шипит и вскрикивает. Бора в замешательстве прекращает все свои действия. Она выпрямляется и садится на неё сверху, и когда это происходит — Шиён кричит уже по-настоящему. Она буквально чувствует, как её рот распахивается в немом ужасе и как из неё вырывается громкий визгливый крик. Все мысли вышибает из головы. Потому что боль, которая простреливает всё её тело снова и снова — настолько ужасна, что Шиён первые секунды даже игнорирует отпечатавшийся в глазах Боры страх. И боль уходит только тогда, когда Бора скатывается с её бёдер и усаживается на кровать. — Шиён, всё х-хорошо?.. — дрожащим голосом спрашивает Бора, уставившись на неё, как испуганный зверёк. Шиён жмурится и пытается восстановить дыхание. Она чувствует себя так, словно её с ног до головы обдали кипятком. Отголоски боли всё ещё терзают всё тело, разносятся по нему жгучими волнами, и Шиён не может определить их источник. Она лежит и смотрит в потолок ещё несколько секунд, крупно и тяжело дыша. Бора справа от неё замерла каким-то неуловимым силуэтом. В желудке зарождается паника. У неё ощущение, словно кто-то тонким лезвием оставил миллионы порезов на её коже, засыпал всё это солью и теперь вдавливает, вдавливает белые крупицы внутрь, обжигая, разъедая всю кожу. Шиён медленно поднимается. Голова кружится. По вискам кто-то долбит молотком. Шиён почти заваливается вбок, но Бора ловит её плечи и помогает сесть на кровати. У Шиён перед глазами всё мутное. Деревянный пол, в который она упирается ногами, чувствуется уже отчего-то ледяным; а доски, которыми он испещрен — кажутся ей чёрными шрамами. Точно. Шрамами. Она неожиданно понимает абсолютно всё. Во рту пустыня и горло болит, но Шиён заставляет себя выдавить измученное: — В-всё хорошо. Она не видит, но почему-то прямо чувствует, что Бора поджала губы. Бора сжимает руками её плечо и проводит ладонью по спине, успокаивая. Шиён становится чуточку легче. Но ей не легче при мысли о том, что она может быть права. Шиён чувствует, как глаза начинает щипать. Она не хочет плакать, но ком стоит поперек горла и в лёгких огромным чёрным пятном. Бора продолжает гладить её по спине и осторожно, шепотом, спрашивает: — Что случилось?.. Шиён шмыгает носом. Ей больно. Ей больно физически и морально, но хуже всего — морально. У неё ощущение, словно всю её душу нарезали на сотни маленьких кусочков, но не довели дело до конца, поэтому нити кое-где ещё держатся друг за друга, и при этом кто-то постоянно их оттягивает — отрывает — как кожу, одну часть за другой, оставляя её ни с чем. Её руки крупно дрожат, когда она кладёт их себе на ногу. Бедро на контрасте с ледяными ладонями кажется просто раскаленным металлом. Бора продолжает сидеть рядом на кровати и смотреть на неё взглядом, полным смятения и лёгкого разочарования. Шиён всё равно, как это выглядит со стороны. Шиён пытается расстегнуть ремень на штанах, но пальцы до того не слушаются, что она всхлипывает снова с какой-то злостью. В голове крутится одна только мысль: Блять, только не это… — Бора… — Да?.. — Помоги мне, п-пожалуйста… Её голос жутко дрожит, и она ненавидит себя сейчас даже за это. Всё было так хорошо. Ей было так хорошо. Шиён продолжает думать об этом даже в ситуации, когда всё критически плохо. Когда самое худшее её опасение вот-вот может подтвердиться. Бора придвигается к ней ещё ближе и спрашивает, наклоняя голову и заглядывая в лицо. Она убирает пряди синих волос, заправляя за ухо. — Помочь с чем? — Я н-не могу расстегнуть ремень. Шиён знает, что могла бы. Она могла бы его сломать. Но сейчас эта мысль доставляет ей только больше страданий и паники. Бора гладит её по щеке и отвечает совершенно спокойно: — Хорошо. У Шиён нет никаких сил смотреть на то, как она кладёт свои руки ей на живот и подцепляет чёрную металлическую пряжку. Она игнорирует то, как руки Боры дрожат, пока та пытается справиться с — очевидно — неясным ей креплением. Шиён едва заставляет себя поднять на неё взгляд: Бора хмурит брови и выглядит крайне напряженной. Шиён ненавидит себя за то, что заставила её переживать. Вся эта сцена становится до жути смущающей тогда, когда Бора расстёгивает чертов ремень. Она поднимает на Шиён взгляд, будто бы вопрошая: что дальше? Шиён глядит на неё в упор и тяжело сглатывает. — У меня… — хрипит она, глядя Боре в её голубые глаза, которые сейчас отчего-то кажутся чересчур синими. — На ноге. Там… Я… Мне надо посмотреть кое-что. Я могу уйти в ванную, если что… Она чувствует свои попытки оправдаться глупыми, особенно когда вспоминает о том, чем они занимались до того, как это всё произошло… И то, чем, Шиён думала, они займутся, если бы не… Бора не меняется в лице и продолжает смотреть на неё. У Шиён ощущение, что если она наклонится вперёд ещё хотя бы на сантиметр — то они столкнутся нос к носу. Бора вытаскивает её из смущения спасительным: — Всё в порядке. Шиён глупо кивает ей в знак согласия. Она приподнимается на одной руке, начиная стягивать с себя жесткие чёрные брюки. Ей действительно проще было бы уйти в ванную — хотя она понятия не имеет о том, сможет ли подняться — но уже слишком поздно что-то менять. Шиён понимает только одно: сейчас Бора впервые увидит её без одежды в таком контексте. В голове мелькает неуместная мысль: это точно не та ситуация, в которой она хотела бы снять перед ней штаны. Шиён стягивает ткань до колен. Она делает это, ожидая увидеть запекшийся стараниями Минджи шрам; она ожидает увидеть там огромную красную воспаленную рану, или, по крайней мере — обугленное коричневое пятно. Но на ноге нет ничего. Её кожа бледная, как всегда, покрывшаяся мурашками от внезапной прохлады и волнения. Шиён кладет свои ладони на бедро и слегка сжимает. Больно. Ей приходится подавить рвущееся наружу шипение, когда она хмурит брови. На ноге нет никаких видимых повреждений, но есть боль. Боль такая, словно она получила свою рану только что. Она поднимает свой взгляд на Бору и видит отпечатавшуюся на её лице растерянность и… грусть. До Шиён запоздало доходит: Бора могла не так всё понять. Бора могла подумать, что Шиён остановила всё, что происходит между ними, специально. Она спешит объясниться: — Я… — начинает она не слушающимся языком. — Я должна как-то прокомментировать это, наверное. Бора согласно кивает, поджимая губы: — Да. Было бы неплохо. Шиён прокашливается. Не так она хотела всё ей рассказать. Откровенно говоря, Шиён даже не думала о том, как будет всё рассказывать и будет ли вообще; но сейчас ей в любом случае придется это сделать. Она наспех отбрасывает все сторонние факты, чтобы не дай Бог не сболтнуть что-то лишнее. — У меня здесь… На бедре, — начинает она, едва справляясь с собой. Бора продолжает смотреть на неё в упор. — Должен быть шрам. Огромный. Относительно свежий… У меня здесь рана. Но… — Но?.. — Но… Она не перемещалась со мной. Ни разу. Я помню… Я помню, когда попала в первый раз, когда ты… Помнишь, да? Когда Гахён ещё долбанула меня прикладом по голове. Смешок Боры разрывает повисшее в воздухе напряжение. Шиён видит, как Бора закатывает глаза при воспоминании об этом, и ей становится легче. По крайней мере, сейчас она знает, что Бора на неё не злится. Потому что то, как она хихикает, как её взгляд с пустого и непонимающего становится чуть теплым и извиняющимся — это успокаивает и вселяет надежду. Шиён продолжает: — Я думала, что я умерла. Правда. Потому что я… Была в очень опасной ситуации тогда. Я правда могла умереть. Я серьёзно подумала, что то, что я увидела — это рай или типа того. Потому что раны не было, и чувствовала я себя в целом просто замечательно. Ну, пока Гахён не ударила меня по голове, конечно же, — она специально добавляет последнее, чтобы улыбка Боры стала еще более явной. — Гахён такая идиотка. — Я бы так же поступила на её месте, — посмеивается Шиён, пока не видит промелькнувшее в глазах Боры изумление. Исправляется: — Ну, наверное… Бора опускает взгляд на её ноги, и Шиён действительно старается не думать о том, что она, буквально, видит её сейчас в нижнем белье. — И что с раной? Это Шиён отрезвляет. — Моя подруга прижгла её. Минджи. Ужасный опыт… Но у нас не было выбора. И она периодически болит. Когда я возвращаюсь обратно… Честно говоря, она болит абсолютно всё время. Но здесь её не было. И сейчас… Я не знаю… Когда ты… Эм. Шиён смотрит Боре в глаза, и взгляд Боры неожиданно — слишком заинтересованный. — Когда я что? — вскидывает брови Бора. — Когда ты… О Боже. Шиён чувствует себя подростком, который не знает, как объяснить кому-то все эти взрослые вещи, которыми он занимается. — Когда ты села на мои бёдра, — она честно старается держать голос ровным. — Мне вдруг стало так больно, словно она там есть. Но, как видишь, её здесь нет… И я… Не понимаю. Я не понимаю, в чем проблема. Почему её нет… — Ты разве хотела бы, чтобы она была? — задает Бора свой вопрос, казалось бы, почти невпопад. — Нет, — быстро отвечает Шиён. — То есть, и да, и нет. Было бы неплохо, если бы её не было, но с другой стороны… Лучше бы она была. Неопределенность пугает. — Шиён. — Да? — Расскажи мне. Шиён смотрит на Бору, и сила доверия, которая уже выстроилась между ними, подталкивает её к откровениям. Она буквально чувствует это отчего-то ярко-жёлтое пятно внутри себя, которое стремится вырваться наружу вместе со словами. Шиён делает глубокий вдох и напрягает грудную клетку, силясь эту энергию удержать внутри. Она не может позволить всему этому вырваться, ибо в таком случае Бора узнает слишком много. Бора узнает всё. Колючая мысль разрезает весь поток её мыслей, делая из него одну бессмысленную кашу. — Шиён? — Да… — Всё хорошо? — Да… Просто… Просто я не знаю, как начать. Я надену штаны, если ты не против… Шиён одевается. Она решает не застегивать ремень, потому что возиться с ним сейчас у неё нет никаких сил. Бора поднимается со своего места, встает на кровать, и Шиён чувствует, как матрас под ними прогибается. Она обходит Шиён и садится сзади, обнимая её со спины. У Шиён вся шея покрывается мурашками от её горячего дыхания, когда Бора кладет свой подбородок ей на плечо. — Всё так сложно? — задает Бора свой вопрос ей прямо в ухо. — Всё предельно просто, — вздыхает Шиён. — Мой мир умирает. Она застывает после этих слов. — В каком смысле?.. — В прямом. Шиён кладёт свои ладони поверх рук Боры, которые та сцепила у неё на талии. Шиён бы собраться с мыслями, да хотя бы выпить воды. Но она не может думать ни о чем, кроме того, как бешено колотится её сердце. И как бешено колотится сердце Боры, которая прижимается к ней со спины. — Шиён, я не понимаю… — Я тоже не понимаю. Я не понимаю, в какой момент в моей жизни всё пошло не так. Она понимает это прекрасно, да так ясно и четко, что ей хочется плакать. Всё в её жизни пошло не так в момент, когда Бора умерла. Шиён уверена, что пережила бы любую катастрофу, что угодно, только бы с ней; да она даже готова смириться с жуткой мыслью о том, что лучше бы они обе умерли тогда. Лучше бы они умерли вместе и в один день, как в сказке. Но сказки не получилось. После этого момента жизнь Шиён начала напоминать только кошмар.***
Шиён рассказывает ей всё. Почти. По крайней мере то, что может. Где-то на части с «а потом случился апокалипсис» её голос начинает дрожать. Она опускает неутешительные подробности, которые дала им не так давно Юбин. Чуть позже, при рассказе о том, как они спешно покидали Нью-Йорк, Шиён всеми силами давит в себе потребность начать говорить о Боре. А посему получается, что упоминаний имени Минджи к концу разговора просто не счесть. Она заменяет её именем практически всё, что может, потому что про Минджи Бора знает, а вот про Бору — нет. Шиён вспоминает то, как впервые увидела чёрное пятно COPSAR-13. Шиён вспоминает то, как впервые навела оружие на человека. Шиён вспоминает то, как она и Минджи чуть не погибли в Чикаго. Она и Минджи едва не погибли. Но только она и Минджи. Шиён вспоминает, вспоминает, вспоминает, и слова льются из её рта рекой; слёзы из глаз местами — тоже, но местами она даже смеётся, когда вспоминает какую-нибудь нелепость. Например то, как Минджи одним утром проснулась с огромным отпечатком пепла на щеке, который очень сильно напоминал чью-то задницу. Шиён вспоминает и про Юбин. И про Юхён. И даже несмотря на то, что она не называет их имен по объективной причине, на этом моменте её голос всё равно становится совсем хриплым. — Ты спасла их? — тихо, но оживленно бубнит Бора ей в ухо. У Шиён уже затекла спина от того, как долго они вот так сидят — в обнимку. Шиён уверена, что Боре тоже не совсем удобно: Бора несколько раз меняла положение ног, не меняя при этом положения рук. Руки Боры всё ещё были у Шиён на талии, и это грело сердце и душу — во всех смыслах. — Да, — отвечает Шиён. — Но потом случился взрыв. Прямо на фудкорте. Внезапно в темноте появилось огромное красное зарево и жуткий грохот. Я чуть не упала в яму подвала, когда это произошло. Я так и не поняла, что это было. Может, рвануло старое оборудование? Может, это были федераты. Я не знаю… Мне в бедро влетел и впился какой-то кусок металла. — Ты… О Боже. — Да… Мне никогда не было так больно, как тогда, — Шиён проглатывает возникший в голове комментарий о том, что всю боль этого мира она к тому моменту испытать уже успела. — Минджи быстро достала его оттуда и замотала чем придётся. Но у нас не было времени сделать что-то нормальное с этим… Она видит, как где-то внизу Бора проводит своими пальцами по её ногам, не расцепляя рук. Это заставляет Шиён мелко задрожать всего на секунду. — Как ты не получила заражение? — Я получила, — продолжает Шиён. — Но уже потом. Я когда у тебя лекарства попросила, мы думали, что всё сработает. Но ничего не сработало… И в итоге вот. Но мы решили проблему, как видишь… — Вы не решили проблему, — говорит Бора несколько возмущенно. — Эта проблема до сих пор тебя преследует. Пообещай мне, что обратишься в больницу. Шиён горько усмехается: — Какая больница, Бора? У нас даже воды нормальной теперь нет… — Ты должна что-то сделать с этим. — Я ничего не могу сделать с этим. — Ты должна, — почти рычит Бора ей под ухо. Шиён вздрагивает от её низкого голоса. — Я не вынесу мысль о том, что с тобой может… Что тебе может быть больно. От этого. — Бора… Мне всё равно будет больно. — Нет, — Шиён чувствует, как Бора мотает головой. — Я не хочу. — Хотим мы этого или нет, это правда. Я не могу просто взять и… Уйти оттуда. Понимаешь? Я не могу остаться здесь, где мне не будет больно. А там мне будет больно всегда. Они замолкают. Шиён гладит ладони Боры, пока та утыкается носом ей в затылок и дышит жарко, размеренно. Тишина обволакивает пространство маленькой квартиры. Шиён по солнечному отпечатку на полу, который вытянулся и отдалился в сторону двери, понимает, что с момента её пробуждения прошло уже очень много времени. Солнце начинает садиться. Близится вечер. Она упрекает себя за то, что начала всё это вываливать на Бору. Что даже не спросила, занята ли она сегодня? Шиён противно при мысли о том, что Бора могла задвинуть какие-то важные дела из-за неё. Но Бора продолжает обнимать её со спины, и Шиён не может долго думать о чем-то плохом. Хотя знает, что стоит. — И что вы сейчас? — бубнит Бора ей в шею спустя вечность молчания. — Мы… Осели в муравейнике, — отвечает она. Голос кажется каким-то чересчур сиплым. — Это… Дом, где очень-очень много квартир. Длинные коридоры. — У нас это называется «общага». — Значит, мы осели в общаге, — соглашается Шиён. — Пока ничего не понятно… Но, думаю, худшее уже позади. Она говорит это и не верит сама себе. Шиён знает, нутром чует, что самое худшее — только впереди. Шиён говорит это только для того, чтобы Бора не переживала за неё. В то время как её саму каждую секунду пожирает изнутри громогласная мысль о том, что у Боры есть другая Шиён. И Бора об этом не знает. — Шиён. — М? — Это всё? — спрашивает её Бора. Шиён буквально чувствует весь поток ненависти к себе, охвативший её, когда говорит: — Да, Бора. Это всё. И это наглая ложь.***
Они выезжают на красном пикапе Гахён со стоянки. Шиён всё хочет задать вопрос, почему пикап здесь — а Гахён нет, и они, в общем-то, сейчас вообще только едут к её дому — но она почему-то не решается нарушать воцарившуюся мирную тишину. Хотя тишиной это сложно назвать, ведь в машине играет лёгкая музыка, которая Шиён очень нравится. Бора ведёт автомобиль, сосредоточенно нахмурив брови — Шиён в очередной раз улыбается тому, как мило она при этом выглядит. Её светлые волосы развеваются на ветру, который доносится из открытого окна. В машине стоит жаркий свежий воздух. Шиён поглядывает на Бору украдкой и щеки её с каждой секундой краснеют всё больше, потому что в тексте песни, что играет с — радио, она вспомнила слово — говорится примерно о том же. Шиён тоже ловит глазами каждый её вдох и каждое движение её рук. — Чей это голос? — спрашивает она, погружаясь в песню. Бора слишком занята дорогой, но она всё равно поворачивает голову в её сторону всего на секунду: — Ты про радио? — Да. Шиён правда очень нравится то, что она слышит. Мелодия спокойная и почему-то заставляет поверить в лучшее, хотя текст песни не везде такой счастливый. — Это группа, — поясняет Бора. — Она вроде… «The Police». Да. Помнишь, я угрожала тебе копами? — Такое трудно забыть. — Ну вот. По сути, это то же самое. — Они копы? — Нет. Это просто такое название, — продолжает Бора, усмехаясь. — Тебе нравится песня? — Да, очень, — Шиён едва сдерживает в себе желание начать двигаться в такт. — Текст хороший. — Да, текст хороший, — соглашается Бора, постепенно снижая скорость. Они съезжают с трассы. — Правда, немного грустный. — Да, есть немного… Шиён чувствует, как её начинает потряхивать, но уже не в такт песне — они выехали на другую дорогу. Шиён смутно припоминает этот путь: рассредоточенные по краям редкие деревья и бескрайние поля за ними говорят ей о том, что где-то близко может быть ипподром. Шиён нравится наблюдать и строить догадки, но она всё же решает спросить. — Тут где-то ипподром? — Да. Мы сейчас упремся в ранчо Гахён. Шиён смотрит вперёд и видит в отдалении большой красный дом, вокруг которого, казалось бы, в хаотичном порядке понатыкано ещё несколько строений. Когда они подъезжают чуть ближе, Шиён замечает небольшой деревянный забор, который опоясывает всё это великолепие. — Это ранчо Гахён, — поясняет Бора, постепенно съезжая с грунтовой дороги на песчаную. — Если бы мы проехали дальше и повернули направо, то оказались бы на ипподроме. — Я была права, — довольно улыбается Шиён. — Да, ты была права. — Мне полагается приз? — За что? — За наблюдательность. — Хм, — тянет Бора, оглядываясь на неё. Они уже почти подъехали к забору, и огромные желтые поля на фоне сменились редкими деревьями. — Что бы ты хотела получить в подарок? — Ничего особенного, — отвечает Шиён. Она чувствует, как её щеки начинают гореть. — У меня не высокие запросы. — И какие же, можно узнать? — Можно. Шиён наклоняется над всеми этими рычагами внизу, что отделяют их друг от друга, и оставляет на щеке Боры быстрый поцелуй. — Всё. — Разве это не я получила подарок только что? — спрашивает Бора, поворачивая голову в её сторону и отвлекаясь от дороги. — Это как посмотреть. — Ты начала разговаривать со мной по-другому, — хмыкает Бора, пока выворачивает руль. Они поворачивают. — Это плохо? — Нет, мне всё нравится. — Прямо всё? — Почти, — отвечает Бора, останавливая машину. Шиён перестает пялиться на неё и оглядывается вокруг. Справа от них ещё какая-то крупная серая машина, спереди — огромный красный дом за забором. Ветви деревьев нависают над стеклом пикапа и создают небольшую тень. Шиён перестает изучать местность глазами и смотрит на Бору, которая всё ещё сидит на водительском месте. Бора в ответ смотрит на неё долго и пристально, и Шиён прямо в воздухе чувствует то, что Бора сейчас скажет что-нибудь провокационное. И Бора действительно говорит. — Всё будет, если ты немедленно поцелуешь меня нормально. Шиён решает посмотреть, что из этого выйдет, и не сдается так просто. Она лишь поудобнее устраивается на своём сидении. — Разве ты не сказала, что это мне полагается приз? Бора осуждающе смотрит на неё. — Ты начинаешь меня бесить. — Тебе только что нравилось то, как я разговариваю. — Мне всё ещё нравится. — Так в чем проблема тогда? Бора не отвечает. И спустя секунду Шиён осознает себя неудобно прижатой к дверце машины. Бора нависает над ней и оставляет на губах почти что агрессивный поцелуй. Шиён вдруг чувствует себя до того маленькой и беспомощной, когда её вот так вжимают в дверцу, что это ощущение тут же разносится жаром по всему телу. Когда Бора отстраняется и садится обратно, Шиён хочется прикрыть лицо руками. Она чувствует то, как пылают сейчас её щеки, и сбитое дыхание тоже выдает её с головой. — Нет никакой проблемы? — усмехается Бора, глядя на неё с вызовом. Шиён едва проглатывает скопившуюся во рту слюну. — Как тебе мой подарок? — Отличный п-подарок. — Славно, — хмыкает Бора, пока вытаскивает ключи из замка зажигания. — Это ты ещё легко отделалась. — Могло быть хуже? «Лучше». — Да, тебе повезло, что нам надо добраться до дома Гахён быстрее, чем она нас заметит. — Почему? — Потому что я не хочу, чтобы она была готова к нашему приходу, — поясняет Бора. Она наклоняется через сидения куда-то назад и берет вещи. Шиён честно старается не палиться на её задницу. — Я никогда не предупреждаю заранее. — Любишь сюрпризы? — Нет, просто не люблю Гахён, — отвечает Бора, когда садится обратно, чуть запыхавшись. Она держит в руках небольшой коричневый рюкзак. — Ладно, Гахён я, конечно, люблю, но я не в восторге от Гахён-которая-стебется-надо-мной-через-каждое-второе-слово. Не люблю давать ей время на то, чтобы она придумала рой остроумных шуток. Шиён хихикает: — Лучшая защита — это нападение? — Именно. Так что пойдем побыстрее, пока она не высунулась в окно и не увидала свою тачку. Они выходят из машины. Шиён так довольна тем фактом, что она чувствует себя здесь — рядом с Борой — уже почти как дома. Она проводит столько времени в квартире Боры, что ей уже хочется назвать её их квартирой. И то, как Бора выделила ей несколько своих вещей, которые Шиён может носить. Поэтому сейчас Шиён не варится заживо в своей толстенной черной форме, хотя на улице стоит такое же пекло, как и всегда; сейчас Шиён носит огромные светлые джинсы, которые отлично продуваются, и на её теле не куртка, а просторная белая футболка. Она уже успела заметить то, что у Боры в гардеробе, помимо кучи белых футболок, практически ничего другого не было. И не то чтобы её сильно не устраивал данный факт. Они проходят сквозь калитку и оказываются во внутреннем дворе. И стоит Шиён сделать всего несколько шагов вперед, как она тут же слышит ржание лошадей. Бора смотрит на неё и кивает в сторону вытянутого здания с низкими потолками — видимо, это конюшня. Вокруг очень много небольших загонов, некоторые из них отчего-то круглой формы; у одного из — даже небольшой столб в центре. Шиён хочется задать Боре миллион вопросов, но она старается лишний раз не открывать рта. Бора сказала ей, что их появление должно быть хоть мало-мальски внезапным. Они подходят к дому и вблизи он кажется уже не таким красным, как издалека. Краска на дереве местами потерта очень сильно, но Шиён подмечает, что ей от этого только комфортнее. Она вспоминает то, как они оказались у дома Юхён, чья белизна и чистота буквально резала глаз. По дому Гахён хотя бы было видно, что здесь жили и работали люди. Они поднимаются на крыльцо, и Бора дергает за ручку двери, даже не стучась. Возмущенный вздох, который она испускает, заставляет Шиён улыбнуться. — Засранка, — шипит Бора, подходя к окну и заглядывая внутрь. — Опять закрылась. — Но это же её дом? — Зачем закрываться? Тут в радиусе нескольких миль нет ни души. Бора стучит в окно: — Гахён! Ответа не следует. Бора возвращается к двери и начинает стучать уже более настойчиво. Бесконечное «тук-тук-тук» разносится по округе. — Если она спит, я её потом… Дверь распахивается. Им открывает явно сонная Гахён, чьи волосы стоят кольями в разные стороны. Она щурит один глаз и едва-едва приоткрывает второй. Всё её лицо искажается в гримасе неудовольствия. Шиён истерично усмехается при мысли о том, что где-то она всё это уже видела. Бора вздыхает и спрашивает: — Твои родители дома? Гахён отвечает с зевком: — Не-а. — Господи, — фыркает Бора, отшатываясь от неё. — Че? — Ты чистила зубы, просто скажи мне? — Нет. — Какого хрена, Гахён?! — Мне лень! — вопит она. Шиён не сдерживает вырвавшийся наружу смешок. — У меня паста почти закончилась, я так заебалась выковыривать её оттуда… — Ну так купи новую? — Опять же — мне лень. Бора закатывает глаза, демонстративно зажимая нос. Она протискивается в крошечное пространство между Гахён и дверным косяком со словами: — Ты просто отвратительна. — Я знаю, спасибо. Шиён тихо хихикает, пока заходит внутрь вслед за ними. Она оглядывает просторное помещение гостиной, подмечая, что тут с её последнего появления — Боже, это было словно в прошлой жизни — практически ничего не изменилось. По крайней мере, это то, насколько Шиён помнит дом Гахён. Вокруг да около накидана целая куча разноцветных вещей, стоит какой-то душный, но терпимый запах, и помещение в целом выглядит так, как будто тут либо никто не живёт уже долгое время, либо живёт безвылазно несколько недель. — Твоя мама в командировке, да, — утвердительно говорит Бора, стоя посреди комнаты и окидывая всё взглядом точно так же, как Шиён. — Да, — ворчит сонная Гахён, проходя в другое помещение. По куче сковородок Шиён понимает, что это кухня. — Как ты догадалась? Бора закатывает глаза: — По-моему, это просто очевидно, — она проходит на кухню и с нескрываемым отвращением поднимает со стола какую-то тряпку. — И чем ты занималась весь день? — Играла в Пакмэна. Бора закатывает глаза: — Ты сама уже, как Пакмэн. Бегаешь, жрёшь и больше ничего не делаешь. И глючишь на последнем уровне в самый ответственный момент. Гахён возвращается в гостиную, фыркает и падает на заваленный одеждой и всякими мисками диван, уставившись на Шиён. — О, Шиён, ты тоже здесь? Я тебя даже как-то не заметила. — Не издевайся, — шипит Бора с кухни. — Я не издеваюсь! Я правда не заметила! Ты ворвалась в мой дом, как какой-то грабитель!.. — Грабитель? Да кому ты нужна со своей кучей хлама! — Ты тоже жила в этой куче хлама, между прочим! — Да я не про дом. — И вообще, — складывает Гахён руки на животе, нахмурив брови. — Ты свою квартиру видела? — С моей квартирой всё в порядке. Там чистота, порядок и выглядит она, как рай. Шиён подтвердит. — «Шиён подтвердит», — передразнивает её Гахён. — Шиён, наверное, не в курсе, что она такая только потому, что ты теперь живешь там не одна. Не думаю, что Шиён видела все эти завалы бутылок, через которые просто невозможно было про… Бора выглядывает из-за стены. Её лицо вытянулось в возмущении. — Ещё хоть слово. — «Еще хоть слово». — Я в тебя сейчас кину что-нибудь. — Кидай, — фыркает Гахён, закатив глаза. — Мне уже нечего терять. У меня закончилась пицца. — Приготовь себе что-нибудь? — Мне лень. Зачем готовить, когда есть пицца? У Шиён в ушах от их перепалки уже звенит. Она всё так же стоит посреди комнаты, не зная, куда приткнуться. Бора возится на кухне, в то время как Гахён сверлит саму Шиён таким взглядом, что ей становится не по себе. С лица Гахён не сходит какая-то слишком самодовольная ухмылка, и Шиён ставит себе цель на день: сделать всё для того, чтобы не остаться с Гахён наедине. И все её планы рушатся, как карточный домик, как только Бора выходит с кухни со словами: — Я пошла в конюшни. Шиён, чувствуй себя как дома. И не обращай на неё внимания. — С каких пор ты распоряжаешься моим имуществом? — почти вопит Гахён. Её рот открылся в возмущении. — С тех самых, с которых таскаю тебе еду. — Какую еду? — тут же оживляется Гахён, практически сползая с дивана. — Которую оставила на кухне, — закатывает Бора глаза. — Всё, я ушла. Шиён, ты тоже ешь, если хочешь. За Борой захлопывается дверь. Шиён буквально чувствует, как вместе с этим хлопком рушится стена её спокойствия. Она оборачивается на Гахён и тяжело сглатывает. Гахён сидит на диване, сложив ногу на ногу, в своих огромных пижамных штанах, в растянутой и заляпанной Бог знает чем футболке, и говорит ей протяжное: — Ну что, волчонок, — ехидничает она, вскидывая брови. — Ты больше не одиночка?***
Они сидят с Гахён за гигантским коричневым столом посреди кухни и едят давно остывшие крылышки. Шиён уже тысячекратно пожалела о том, что предложила Гахён погреть их на сковородке. В ответ на это предложение она получила только миллион воплей и возмущений, которые до сих пор отдавались эхом в помещении. Сидят они молча. Но Шиён знает, что это — не надолго. Она пережевывает остывшее мясо и каждый кусок встает ей поперек горла. У неё ощущение, словно она просто отсрочивает свою смерть сейчас, потому что слово «допрос», бесконечно крутящееся в её голове, будто бы уже материализовалось и пропитало воздух, которым она дышит. — Ну что, — разрушает тишину Гахён, облизывая пальцы. У Шиён в голове тут же проносится громогласное «блять». — Рассказывай. — Что рассказывать? — ломает комедию Шиён. Она хочет продолжить есть, втайне надеясь, что это послужит оправданием её молчанию. Что Гахён не станет доставать её, пока она обедает. Или ужинает. Может быть, к тому моменту уже вернется Бора, и всё будет хорошо… Но Шиён знает, что Гахён не собирается останавливаться и не отстанет от неё ни за что. — Про Бору рассказывай, — продолжает Гахён, развалившись на стуле напротив неё. — Вы сразу переспали или успели поговорить перед этим? — Что? Шиён давится курицей. Она кашляет ещё несколько секунд, в глазах скапливается влага. Шиён тянется к стоящему на столе стакану с водой, чтобы запить всё это. Гахён продолжает сидеть напротив и сверлить её каким-то неоднозначным взглядом. — Что? — повторяет свой вопрос Шиён, чувствуя, как щеки становятся буквально раскаленными от стыда. — По-моему, я задала вполне конкретный вопрос, — отвечает ей Гахён, скрестив руки на груди. — Честно, я надеялась, что вы хотя бы вернётесь для приличия потом. А то бросили меня там с Юхён одну. — Бросили с Юхён одну? — Ну да. — А вы разве не?.. Шиён всю вдруг окутывает чувство неописуемого восторга. Она нашла, за что зацепиться, чтобы перевести чертову тему. Она вдруг так ярко вспомнила то, что было в тот день, весь свой разговор с Юхён и то, как при этом вела себя Гахён — как они обе себя вели. — Вы разве не вместе? «Лучшая защита — это нападение». У Гахён тут же меняется лицо. Она больше не выглядит так, словно готова выиграть в любой игре, какую бы ни предложила ей Шиён. — С какого перепугу? — Ну… — тянет Шиён, отодвигая тарелку. Она ставит локти на стол и скрепляет ладони в замок перед своим лицом. — По вам видно? — Мы не вместе. — Неужели? — Нет. — Странно, — хмыкает Шиён, вскидывая брови и изображая задумчивость. — Мне показалось, что то красное пятно у тебя на шее, когда мы с Борой приехали в дом Юхён, было весьма красноречивым… — Мы не вместе, — выбрасывает Гахён. Шиён видит, как её щеки слегка покраснели то ли от злости, то ли от смущения. — «Пока» не вместе? — Никогда не вместе. — Но вы встречаетесь. — Мы встречаемся, но мы не вместе. — Такое бывает? — В случае с Юхён — да, — фыркает Гахён. — Она ни с кем не бывает «вместе». Только спит. Шиён замолкает. Шиён понимает, что у неё за плечами есть одно фундаментальное знание: Гахён и Юхён соулмейты. Она практически в этом уверена. Но сейчас Гахён не выглядит, как человек, который хотел бы с Юхён каких-то отношений — или же она просто притворяется, Шиён не знает. Но Шиён прекрасно помнит полные боли глаза Юхён, когда они ругались тогда в баре. И Шиён почему-то позволяет себе сделать вывод, что из этих двоих как минимум у Юхён — точно есть какие-то чувства. Гахён же за своей маской сарказма и презрения кажется сейчас Шиён какой-то безосновательно бесчувственной. — Но ты нравишься Юхён, — решает Шиён сказать, как есть. Мысли крутятся у неё в голове с такой скоростью, что она еле успевает их фильтровать и отлавливать. Ей нельзя сболтнуть лишнего. Гахён закатывает глаза: — Что за чушь. — По ней разве не видно? — Готова поспорить, она себя так со всеми ведёт. — Но при этом ты только «готова поспорить». — Чего? — Не звучишь как человек, который уверен в этом наверняка. — Ты откуда такая умная свалилась? — щурится на неё Гахён. Шиён начинает казаться, что она злится. — Даже если не со всеми. Какая к хуям разница? Я не собираюсь встречаться с человеком, который до этого успел залезть чуть ли не под каждую юбку в городе. Шиён первые секунды не знает, что ответить. Она оглядывает кухню, поворачивается назад — ещё и гостиную. Всё находится в таком запустении, как будто Гахён вообще ничего не интересует в этой жизни. Шиён задается вопросом, где её родители? Судя по всему, она живет как минимум с матерью, но сейчас её нет дома — это Шиён поняла из их разговора с Борой. Ещё у Гахён есть отец, который, вроде как, тоже должен быть где-то здесь… Почему тогда Гахён тут совсем одна? Шиён вдруг смотрит на неё совершенно другими глазами. У Гахён что-то поблескивает в глазах, пока она ковыряется ногтем в столешнице. Поначалу Шиён приняла этот недобрый огонек за злость, но сейчас она не уверена. Вид у Гахён растрепанный, голова не мытая, футболка перекручена и надета будто бы и вовсе наизнанку; и вокруг царит такой неописуемый хаос, настоящий завал, словно Гахён ходит по дому с закрытыми глазами, игнорируя всё вокруг. — Гахён. — Чего? — А тебе нравится Юхён? И к своему величайшему удивлению Шиён в ответ не получает никакого язвительного комментария. Гахён продолжает ковыряться в столе, отколупывая от его края краску. Её лицо будто бы вмиг становится куда более детским, чем оно есть и так; она дует губы и смотрит куда-то в пол. — Мы вроде о тебе собирались говорить. Шиён едва проглатывает: «Лично я не собиралась о себе говорить». — Но мы уже говорим о тебе. — Ну и зачем? Какое тебе дело? — А какое тебе дело до меня с Борой тогда? Я могу задать тот же вопрос. — Бора — моя лучшая подруга, — возмущается Гахён, поднимая на нее взгляд всего на секунду. — Имею право. — Ну, а ты — лучшая подруга моей… — Шиён запинается. «Моей кого», — проносится в голове. Она зависает. — Неважно, — трясёт она головой. — Просто подумай над моими словами. — Не обещаю, что подумаю. — А ты подумай, — настаивает Шиён, откидываясь на спинку стула. — Иногда это бывает полезно. Гахён ничего не отвечает. Тишина скапливается в воздухе такой давящей субстанцией, что у Шиён от неё уши болят. Она сидит и периодически пьёт воду из стакана, и звук того, как стекло сталкивается со столешницей — единственный в доме. У Шиён появляется ощущение, что она полезла не в своё дело. Но было уже поздно что-то менять. Она горько усмехается себе под нос от мысли о том, что как-то сегодня слишком много этого «слишком поздно». Тишина давит. Шиён бы встать и уйти, но она чувствует свою ответственность за то, как буквально на глазах скисла Гахён. — Ты живешь с родителями? — Угу. — Круто, наверное. Гахён насмешливо фыркает, глядя в стол. Шиён воспринимает это, как хороший знак. — Ничего прикольного. Я ухожу тусоваться только со скандалом, — жалуется она. — Как будто мне три года. — А сколько тебе, кстати? — А сколько дашь? — Конкретно сейчас — три года. — Ой, да пошла ты. — Да ладно тебе, — Шиён посмеивается. — Серьёзно, сколько тебе лет? — Двадцать пять. — Врёшь. — С чего бы? — Ты не можешь быть старше Боры. — Это ещё почему. — Потому что? — Двадцать три. — Не думаю. — Двадцать два. — Всё ещё нет. — Ой, иди нахер. Гахён закатывает глаза и поднимается с места. Она подхватывает тарелки и складывает всё это на другой стол. — И вообще, — оборачивается она на Шиён, хмуря брови. — Я устала и хочу спать. Иди отсюда. Шиён не выдерживает и смеётся. Она могла бы обидеться, но ей не хочется. Она встаёт, расправляет футболку и допивает воду из стакана. Гахён возится с посудой около стола, и Шиён замечает, что она складывает всё в такую же металлическую миску в столе, какая есть у Боры на кухне. — И не скучно тебе одной? — Мне одной заебись. — А где же этот? Как его… — Шиён пытается вспомнить слово. — Ты говорила про него… Шпиц?.. — Нет его. — А… — тянет она глупое. — А зачем ты тогда… — Да у Юхён он, Господи. Спустя пару мгновений Гахён берёт в руку какую-то губку и выдавливает на неё какую-то жидкость. Включает воду. — Чего встала? — ворчит Гахён, пока намыливает этой губкой тарелки. До Шиён доходит: она моет посуду. — Иди к Боре. — Иду, — отвечает ей Шиён, направляясь в сторону двери. — Хорошо посидели. Как-нибудь повторим. — Боже упаси. Шиён вываливается из прохладной обстановки дома Гахён в разъяренное пекло со смешком и почти что прекрасным настроением.***
— Давай, медленно ложись. Просто ложись на живот. Шиён понятия не имеет о том, как она попала из огня да в полымя. Прямо сейчас она стоит на каком-то ящике посреди одного из тех круглых загонов. И прямо перед ней стоит Нолли. Рядом с Нолли стоит Бора. Бора держит Нолли за поводья. И они обе ждут, пока Шиён перестанет трястись от тихого ужаса и сделает то, что ей сказано. Она смотрит на спину анимала перед собой и протяжно вздыхает. Стоило ей прийти в конюшню и найти Бору, как та тут же заявила, что ей непременно нужно научить Шиён ездить верхом. И вот они здесь. Солнце уже садится, на улице не так жарко, как было днём, но Шиён всё равно обливается потом с ног до головы. Она понимает, что бояться несколько глупо: как минимум потому, что с Нолли они уже почти на «ты» (по крайней мере — ей хочется так думать), рядом стоит Бора, которая точно не даст всему этому пойти как-нибудь не так, и вообще… И вообще Шиён, так-то, профессиональный биттер, который справлялся и не с такими анималами. С каждой секундой ей становилось всё более неловко. Бора вновь заговаривает, глядя на неё снизу вверх: — Не бойся, — успокаивает она Шиён. — Не укусит же она тебя, в конце концов. — Я понимаю. — Нолли — одна из самых спокойных лошадей на ранчо. Всё будет хорошо. Я же не заставляю тебя сесть верхом на Хорайзона. У Шиён от одной только мысли пот ледяной волной прошелся по спине. Она ложится на седло. Нолли под ней кажется гигантской и очень сильной. Шиён вздыхает с облегчением — пока ничего страшного и правда не случилось. Кроме протяжного вопля Гахён, который тут же донесся откуда-то из окна дома: — Нахера она легла на неё? Бора оборачивается и шипит в ответ: — Да помолчи ты! — Нет, серьёзно! — Не ори, пока рядом лошадь! — Ты сама орёшь! И вообще, Нолли на крики библейски похуй. Нахуя! Она может сразу сесть. Это же не выездка, в конце концов! — Боже, Гахён, просто заткнись и не мешай нам! Шиён становится неловко вдвойне. Она чувствует себя вдруг так глупо, пока лежит животом на спине лошади, чувствуя грудной клеткой её размеренное дыхание под собой. Бора тяжело и громко вздыхает, прежде чем сказать: — Не обращай на неё внимания. — Правда, почему я лежу? — Потому что… — Бора не заканчивает. — Просто доверься мне, окей? Ты привыкла? — Да. Вроде. Шиён поднимает голову и смотрит на неё снизу вверх. Бора стоит прямо около неё и продолжает держать Нолли за поводья. Голова Шиён сейчас так низко, что взгляд её упирается Боре отнюдь не в глаза. Шиён краснеет, в висках пульсирует, и непонятно — это от того, что кровь прилила к лицу из-за того, что она немного вверх тормашками, или по какой-то другой причине. — Супер, — заключает Бора. Шиён решает смотреть просто в землю под ногами. Она видит мощные ноги лошади и ей отчего-то хочется провести по ним свисающей ладонью. — А теперь возьмись за рожок и перекинь ногу через седло. — За рожок? — не понимает Шиён. — За эту торчащую штуку спереди. Схватись за неё рукой, иначе будет сложно. Шиён находит ладонью выступ в седле и крепко сжимает. Она медленно переносит правую ногу через спину лошади, оказываясь уже в положении, которое действительно похоже на сидячее. Ей так странно от того, что её ноги сейчас расставлены так широко. Ткань джинсов немного неприятно трёт голую кожу ног, и Шиён чувствует, как её псевдо-раненая нога тут же начинает ныть, но в целом она чувствует себя довольно комфортно. Шиён выпрямляется и смотрит на Бору сверху вниз. — Так вот, как это выглядит отсюда. — Да, — посмеивается Бора. — Тебе нравится? — Да. Я чувствую себя такой высокой… И как будто я всё могу. — Да, — соглашается с ней Бора. Она всё ещё держит Нолли за поводья, и у Шиён от этого на душе спокойно. Бора стоит внизу, смотрит на неё, в её глазах отливает солнце, и выглядит она до того счастливой, что Шиён становится счастливой тоже. — Теперь проедемся немного по кругу, — говорит Бора, пока чуть тянет поводья на себя. Нолли начинает движение, и Шиён как-то слишком запоздало хватается за седло, чтобы не упасть. — А потом? — спрашивает она. Бора водит её по кругу вдоль забора. — А потом покатаемся.***
— У меня есть история… Из детства. Конь однажды спас мне жизнь. Они едут по полю уже довольно долго. Ветер развевает её волосы, вокруг довольно свежо и тепло. Шиён чувствует себя верхом на лошади уже так, словно она в своей тарелке; хотя всё равно каждый раз вздрагивает от легкой паники, когда Нолли под ней фыркает или внезапно опускает голову вниз, чтобы пожевать на ходу травы. — Правда? — спрашивает Шиён. Они едут почти на равных. Бора, однако, чуть впереди: она объяснила это тем, что так ей будет спокойнее — Нолли будет просто следовать за Хорайзоном и никуда не денется. — Да, — отвечает Бора, оборачиваясь на неё. Уходящее солнце на фоне слепит Шиён, и она не может толком разглядеть её лица. — Я… Я гуляла где-то днём. Возле ранчо Гахён. Отец работал, а я просто болталась без дела… Мне было лет пять. Я перегрелась на солнце и упала. Я почти ничего не помню. Но отец сказал мне, что Хаунд нашел меня. То ли я гуляла с ним… Шиён кладёт руку на шею Нолли, слегка поглаживая. Эта история заставляет её любить этих анималов всё больше и больше с каждой секундой. Бора продолжает: — Я не могу вспомнить. Но суть была в том, что Хаунд нашёл меня, и каким-то образом потом меня нашел отец. Это был его конь. — А потом? — Ну, меня продержали в больнице, но не слишком долго, и отпустили домой. С тех пор я не отходила от лошадей почти ни на шаг, сколько себя помню. Пока не переехала от Гахён. — Вы жили вместе? — Да, — подтверждает Бора, улыбаясь. — Господи, не знаю, поверишь ли ты мне, но Гахён в детстве была просто ангелом, а не ребёнком. — И правда, — посмеивается Шиён. — Верится с трудом. — Это точно. Размеренный стук копыт поселяет в душе Шиён умиротворение. Она смотрит на Бору и Хорайзона. Бора всё ещё кажется ей такой удивительно маленькой для такого удивительно огромного коня, но вместе они выглядят так, словно могут горы свернуть. — Вообще, после того случая, отец начал шутить, что у меня тяга к опасности. — Почему? — удивляется Шиён. — Потому что я потом всё детство проскакала вокруг Хаунда. Бора ведёт поводья в сторону, и они меняют траекторию движения. Вдалеке показываются деревья. — Хаунд был реально пугающим. Я серьёзно. Этот конь был просто диким. Отец занимался его выездкой несколько месяцев. Однажды я залезла в загон, а он скакал там, словно бешеный. — Бора… — Да, я знаю, я ненормальная, — она звонко смеется, глядя на Шиён. Шиён рада видеть её улыбку, но у нее внутри всё скручивается в трубочку при мысли о том, что с ней могло что-то произойти. Даже несмотря на то, что сейчас всё, очевидно, хорошо. — Я никогда не забуду, как закричал отец, когда увидел это. Хаунд несся на меня, а я просто оцепенела. Но он остановился буквально за метр перед тем, как задавить меня. Я очень его любила. — Просто остановился? — Просто остановился, — подтверждает Бора. — Даже тогда, для меня мелкой, это был шок. Я потом очень долго плакала, конечно. Но всё обошлось. Хотя я потом ни раз ещё засыпала с лошадьми в одном деннике. — Ты просто чокнутая, — выдает Шиён быстрее, чем успевает подумать. Бора вскидывает брови в притворном изумлении. Но потом взгляд её снова смягчается, и она улыбается. — Я знаю. Они едут в молчании ещё какое-то время. Шиён просто наслаждается мгновениями, которые проводит с ней. Волнение ни на секунду не покидает её грудную клетку, но это волнение Шиён кажется хорошим. Оно словно щекочет её лёгкие изнутри, заставляя сердце биться чаще. Спустя сколько-то счастливых минут Бора внезапно останавливается. Нолли под Шиён замирает синхронно с Хорайзоном. Шиён смотрит на то, как легко Бора спрыгивает с лошади, и спрашивает удивленно: — Мы не поедем дальше? — Попозже, — отвечает Бора. — Сейчас тебе надо отдохнуть. — Но я не устала?.. — говорит Шиён несколько неуверенно. — Это тебе только сейчас так кажется. Мы уже минут сорок катаемся. Потом ноги будут болеть, — объясняет ей Бора. — Тебе это ни к чему. — Хорошо. Она дожидается, пока Бора подходит к ней и берёт Нолли за поводья. Она держит лошадь, пока сама Шиён пытается понять, как ей спуститься. Бора замечает её замешательство: — Достань обе ноги из стремени, — поясняет она. Шиён вытаскивает подошву из той металлической бляшки внизу. — Хорошо. А теперь медленно перекинь правую ногу через седло и остановись в таком положении. — Как тогда, когда я лежала? — догадывается Шиён. — Да. Именно так. Она перекидывает одну ногу через спину лошади и застывает в таком положении, вопросительно глядя на Бору. — А теперь аккуратно опускайся. — Спрыгнуть? — Спрыгивать не надо, просто… Соскользни вниз. Шиён опускается на травянистую почву под ногами. Бора отпускает поводья, и лошадь тут же отходит в сторону. Шиён замечает, что Хорайзон уже пристроился лопать траву под ногами, и Нолли спешит последовать его примеру. — Они не сбегут? — беспокоится Шиён. Бора отвечает с доброй усмешкой: — Нет. Всё будет нормально. Я всегда так делаю. — И чем ты занимаешься посреди поля? Шиён оглядывается. До самого горизонта не видно ни одного строения, только редкие деревья и бесконечную желто-зеленую траву. — Я просто… Ложусь? И думаю. — Ложишься?.. — Да. Пойдём. Ты должна попробовать. Бора берёт её за руку и с улыбкой тянет за собой. Шиён ступает за ней по высохшей траве, под ногами хрустят маленькие веточки. Мир вокруг словно окрасился в красный, и белесые травинки под подошвой принимают такой же оттенок. Они уходят в поле на несколько десятков метров вперед. Шиён с каждым новым шагом ощущает, как её боль отступает и дает место новому чувству — спокойствию. Она держит Бору за руку, посматривая на то, как крепко сжаты их ладони; как Бора периодически оглядывается на неё, мягко улыбаясь, и какие при этом смущенно розовые у неё щеки. Шиён чувствует, как прикосновение слегка ослабевает, и прослеживает своим взглядом то, как Бора останавливается, разворачивается к ней лицом и неожиданно… ложится на землю. Она смотрит на неё снизу вверх, и ей нос то и дело щекочут травинки, развевающиеся на ветру — она всё время морщится, но не перестает улыбаться. — Давай. Ложись со мной. Шиён опускается на землю. Почва под ней чувствуется сухой и очень, очень теплой. Она наслаждается тем, как ветер шелестит траву вокруг, как что-то периодически потрескивает и шуршит; как какой-то камешек упирается ей в поясницу, и как волосы на затылке покрываются песком. Она чувствует себя странно, очень странно — вот так, пока лежит на голой земле и смотрит в синее небо над головой. Облака длинными полосами скопились в разных его местах, окрашенные в розовый. Шиён протяжно выдыхает. Всё её тело словно свернулось до крошечного атома, а чувства обострились, и это ощущение делает её счастливой. Бора берёт её за руку. Шиён поворачивает голову в сторону и видит, что её лицо сейчас частично перекрыто голубыми тенями травы, а частично — освещено ярким вечерним солнцем. Бора довольно далеко, но достаточно близко для того, чтобы Шиён могла рассмотреть и посчитать каждую крошечную морщинку вокруг её глаз, пока она глядит на неё и улыбается. Она щурит один глаз, потому что на него попадает солнце, и у самой Шиён уже болят от улыбки щёки. Шиён не сдерживается и говорит: — Ты такая красивая. Во взгляде Боры тут же мелькает паника, и она спешно отворачивается. Шиён бы испугалась в любой другой ситуации — это она знает наверняка. Но также теперь она знает, что Бора фыркает и прячется не потому, что ей не нравится. Она делает это потому, что очень сильно смущена. И руки их силится расцепить, чтобы отвернуться полностью — тоже от смущения. Шиён сжимает её ладонь только крепче. Бора почти отворачивается от неё — полулежа на земле, и Шиён видит, каким пыльным пятном песок отпечатался на её белой футболке. Она тянется свободной рукой к её спине и проводит ладонью по позвоночнику, желая эту пыль стряхнуть. Бора тут же невольно вздрагивает под прикосновением и слегка прогибается, будто стараясь снизить контакт. Шиён её попыткам только улыбается. Она не намерена останавливаться. Рука уже неприятно затекает, потому что Шиён лежит на ней довольно долго — она вся словно перекрутилась, продолжая сжимать ладонь Боры своей левой и гладить её по спине правой. Розовые лучи солнца касаются её бледных пальцев, когда она ведет ладонью по позвоночнику, поднимаясь к лопаткам. Шиён не видит выражения лица Боры, но она видит то, как часто и крупно она вздыхает, и чувствует в воздухе все её эмоции, которые скопились в каждой молекуле кислорода напряжением и комфортом. И чем-то ещё. Чем-то ещё, о чем Шиён старается не думать сейчас. Она ведет ладонью дальше, ниже — и добралась бы до талии, если бы не рука Боры, которую она тоже неудобно вывернула назад, преграждая ей путь. — Шиён. — М? — Перестань. Шиён останавливает ладонь на пояснице. Бора тяжело и шумно вздыхает. — Тебе не нравится? — решает она спросить в упор. — В этом и проблема, — отвечает Бора каким-то несвойственным ей шепотом. — Мне слишком нравится. Шиён усмехается. Теплый вечерний ветер ударяет ей в затылок, накидывая на лицо синие пряди. Она убирает руку с её спины, но только для того, чтобы убрать волосы с лица. Шиён видит, как к голове Боры неизбежно приближается какой-то маленький коричневый жучок. Она прослеживает глазами его путь, слишком внимательно, пожалуй, разглядывая то, как он переставляет своими маленькими лапками. Шиён останавливает его и убирает в сторону за сантиметр до того, как он дойдет до её светлых волос. — Мне так нравится здесь, — озвучивает она свои мысли вслух. Жучок тем временем плавно уползает куда-то в траву. — Здесь? — спрашивает её Бора. Она всё ещё лежит к ней спиной. Несмотря на то, что вокруг витает просто благословенная тишина, за исключением шума ветра и шелеста травы вокруг, Шиён всё равно напрягает слух, чтобы услышать. Она не хочет пропустить ни единого слова из её уст. — Да, здесь, — подтверждает Шиён, чувствуя, как кончики пальцев покалывает от желания прикоснуться к Боре снова. — Мне нравится лежать тут с тобой. — Даже посреди поля? — Даже посреди поля. — Даже в окружении кучи насекомых? — Даже так. — И с вероятностью того, что Хорайзон или Нолли могут в любой момент подойти и наделать кучу где-то рядом? Шиён распахивает в изумлении глаза: — Чего? Она видит, как плечи Боры содрогаются, пока она смеётся. — Я просто шучу. Хорайзон умный конь. Нолли тоже. Они не устроят нам такую подставу. Наверное. — Что-то не очень это обнадеживает… Бора разворачивается к ней. Шиён видит, как оранжевые лучи солнца тут же упали ей на лицо, заставляя голубые глаза чуть ли не светиться от восторга. — Не очень привлекает мысль искупаться в куче навоза, не так ли? — выдаёт Бора несколько насмешливое, продолжая улыбаться во весь рот буквально в нескольких сантиметрах от её лица. Шиён настолько долго залипает на то, как она прекрасна, особенно сейчас, когда оттенок её смуглой кожи несколько розоватый, солнце позволяет глазам сиять яркостью тысячи звезд, и то, как она смотрит на неё в ответ, сколько Шиён видит и чувствует обожания в её взгляде… Шиён настолько утопает в своих мыслях о том, насколько сильно она влюблена в неё, что пропускает вопрос мимо ушей. — Я готова где угодно, лишь бы с тобой. — Даже в куче навоза? — Даже в куче навоза, Бора. Бора подкладывает ладони под голову и смотрит на неё долго-долго. Шиён от её взгляда становится не по себе; она вдруг чувствует себя такой несуразной, какой-то даже неправильной, некрасивой… Недостаточно хорошей, и этот шрам у неё на лице, какой-то несколько уставший и (она уверена) потухший взгляд, обветренные, сухие губы, разбитый несколько раз нос… Шиён с силой давит в себе желание отвернуться от неё. И не делает она этого только потому, что в таком случае не сможет смотреть на Бору в ответ. Она хочет смотреть на Бору больше всего на свете. — Насколько глупо сейчас будет усомниться в твоём существовании? Шиён кажется, что эти слова прозвучали у неё в голове, что это её слова, если бы она не заметила то, как Бора раскрывает рот, пока говорит. — В смысле? — В прямом, — отвечает ей Бора, укладывая голову на руки поудобнее. Трава за ней неожиданно начинает шелестеть. — Ты слишком хорошая для того, чтобы существовать, тебе не кажется? Шиён усмехается. Ей хочется думать, что этот звук, вывалившийся из её рта — насмешливый и горький, потому что она не согласна. Но где-то в глубине души она понимает, что природа у него другая. Шиён смеётся, потому что чувствует лёгкое смущение. Она буквально чувствует, как из неё вот-вот вырвется что-нибудь до ужаса сопливое. — Я то же самое могу сказать и тебе. — Ой, да ну тебя. — Я серьёзно, — повторяет Шиён более настойчиво и кладет руку ей на щеку, заправляя золотистые прядки за ухо. — Ты самый прекрасный человек из всех, кого я встречала, Бора. И Бора вместо ответа просто берёт и целует её. И Шиён соврала бы, если бы сказала, что устала от этого — нет. Шиён отдает ей в этот поцелуй всё, что она не может сказать вслух. Он аккуратный, очень нежный и неторопливый — не совсем такой, какие были у них до этого. Но даже это — особенно, когда Бора в поцелуй периодически улыбается — даже это заставляет Шиён с каждой новой секундой рассыпаться на кусочки. Она, наконец, понимает, что это за волнение, поселившееся в её грудной клетке. Это волнение называется любовь. И Шиён всем своим существом надеется на то, что Бора… Что Бора волнуется тоже.