COPSAR-13

— Шиён, ты… Т-ты не можешь… У Шиён в горле было сухо. На глазах — мокро. Она знала, что это произойдёт. Как и надеялась на то, что нет. Она знала это с самого начала. Шиён знала, что знала. Но Шиён не знала, оказалась ли к этому готова. — Я… Я… Я з-запрещаю тебе, т-тебе н-уельзя умирать, тебе… Шиён! Она упала. У Шиён было чёткое, яркое ощущение приближающейся смерти. Это чувство нельзя было с чем-то спутать. Шиён хотела рыдать и кричать, орать, ругаться, не соображать, умолять кого-нибудь, кого угодно о том, чтобы этого не произошло. Шиён всегда казалось, что умереть проще, чем жить. Шиён никогда не думала о том, что смерть — самая сложная жизни часть. Шиён почувствовала, как Бора оттащила их обеих к кровати. Шиён снизу вверх смотрела на её заплаканное и побледневшее лицо. И Шиён всегда казалось, что смерть — это быстро. Шиён никогда не думала, что смерть — это настолько мучительно долго. Она вспомнила всё. Всю свою жизнь. И Шиён хотелось ещё больше плакать от этого. Шиён не знала, хотела ли она видеть калейдоскоп своей жизни. Но Шиён видела. Шиён видела всё. С самого начала. И до самого конца. И ей казалось, что существует в этом мире ещё машина времени. Что она ещё может вернуться к началу. Что она ещё может снова пройти через это. Снова посмотреть на всё. Снова оказаться в конюшне и увидеть Бору с ружьём в пролёте. — Бора?.. Снова сидеть с ней в баре, пить виски и говорить. — В жизни слишком много поводов для радости, чтобы искать поводы для грусти, Бора. Снова оказаться в ванной и сказать ей глупо о том, что волосы Боры — похожи на песок. — На хороший песок. Снова почувствовать, как Бора уснула у неё на плече в машине. Она почти погружается в полудрёму, когда чувствует, как на её плечо опускается голова Боры. Снова услышать её тяжёлое пьяное дыхание в замкнутом помещении кладовки. — Бора. Твое «да» — это да? Снова ответить на вопрос о том, откуда у неё шрамы. — Ты спросила меня, откуда у меня шрамы. Я рассказываю тебе, откуда у меня шрамы, Бора. Снова сказать Боре о том, что она со всем справится. — На самом деле, я думаю, что у тебя бы получилось. Не знаю, просто… Просто предчувствие. Снова взять её неловко за руку. — Теперь не отпускай. Снова полежать с ней в высохшей траве на закате солнца. — Ты такая красивая. Снова оказаться рядом, когда Боре будет тяжело. — Бора, — говорит она. — Да? — Я не хочу тебя потерять. Снова неуклюже приготовить с ней обед. — И что же мы будем есть? — Жареный картофель. Снова увидеть то, как она рассекает финишную прямую на скачках. Бора выиграла свои первые скачки. И Шиён сделала для этого всё, что могла. Шиён сделала для неё всё, что могла. Снова загадать желание на падающую звезду. Я хочу, чтобы мы остались вместе навсегда. Снова станцевать с ней свой последний танец. — Я не хочу тебя отпускать. Снова жарко выдохнуть и сказать ей — Я люблю тебя. Шиён охватила кипящая паника. Она была уверена, что сейчас прозвучит заветное «сюрприз». Но заветного сюрприза не было. А адская боль во всём теле и рыдающая над ней Бора — были. Шиён прострелил лёд осознания: Она близка к тому, что у неё больше не будет никаких «если бы». Шиён как никогда в жизни близка к тому, чтобы увидеть пустоту. Такую пустоту, которую невозможно представить. Такую пустоту, какую можно увидеть, только если закрыть один глаз. Ничего. Абсолютное ничто. Ни чёрное, ни белое, никакое. Отсутствие пространства. Отсутствие жизни. Отсутствие всего. Шиён почувствовала, как Бора положила руку ей на живот. У Боры ладонь в то же мгновение стала ни чёрной, ни белой. Красной. — Бора… Шиён знала, что говорила это. Но у неё было ощущение, словно говорила не она. Кто-то за неё. Как будто она уже не была собой. Как будто она уже… Не была. — Пообещай… Мне. Бора всхлипнула и отвернулась. Шиён видела, как из её глаз бегут ручьи слёз. Бора зажмурилась и посмотрела на неё. — Ты ведь с-сможешь?.. Она хотела добавить: жить. И Шиён… Она не знала. Почему… Она сказала это так. Но это казалось ей правильным. Шиён думала только об одном. Только о том, чтобы Бора жила дальше. Шиён знала, что значит — жить в смерти. Жить, умирая. Умереть во время жизни. И Шиён не хотела, чтобы… — Бора… П-пожалуйста. — Я н-не могу. — Ты должна… — Я н-не смогу, Шиён. Бора всхлипнула и наклонилась к ней. Она мазнула по её холодным губам своими горячими. Шиён даже не понимала, насколько ей холодно. Пока это не случилось. Пока капли чужих слёз не коснулись её лица. И тут — Всё пропало. У Шиён перед заплывшим взглядом промелькнул мрак. И она испугалась. Что всё. Всё. Но это была — не пустота. А затем. Снова. Яркий свет. И снова — слёзы. Шиён чувствовала себя мешком с песком. Который болтает по кораблю. В разные стороны. В разгар бури. Шторма. Без цели и без смысла. — Ш-Шиён… Она снова была у Боры на руках. Снова в квартире. — Т-ты… Бора заикалась. И Шиён взаправду захотелось испариться. Как можно быстрее. Шиён не могла этого видеть. И Шиён не хотела, чтобы Бора видела. Чтобы Бора снова кого-то хоронила. — Т-ты исчезла, а п-потом… Через с-секунду… — Я здесь, Бора. Пока что. Шиён хотелось пообещать ей, что она никуда не уйдёт. Что она останется. Но Шиён знала, что она — нет. — Я п-подумала, что ты… Что ты н-не вер… Шиён, я п-подумала… — Я з-знаю, Бора. Голос дрогнул. Шиён из последних сил протянула руку вверх. Собрала слёзы с её щеки. Бора уткнулась носом ей в руку, как маленький шэтон. Как — котёнок. Шиён от этого стало больно и гадко. — Бора… — Д-да? — Уезжай отсюда… Зелень… Где у вас есть зелень? — З-зелень, зелень… — судорожно повторяла за ней Бора. Её голос дрожал тоже. — В ш-штате Орегон… Или… Или М-Монтана… В… В Калифорнии т-тоже… есть… — Уезжай… В… В Калифорнию… Куда угодно. Г-где есть трава, есть жизнь… Это всё… Шиён закашлялась. — Это в-всё не то, всё н-не то… Бора часто-часто закивала над ней. Поджала губы. Шиён посмотрела на неё. И на секунду ей показалось, что она справится. Что Бора — обязательно справится. И эта мысль… Поселила в ней такое… Странное… Холодное… Но очень тёплое… Чувство. Словно… Словно что-то было не зря. Шиён очень хотелось, чтобы хоть что-то было не зря. — Шиён, я н-не могу… Я н-не могу. Я л-люблю тебя. П-пожалуйста. Пожалуйста, не умирай. Шиён так и слышала эти слова. Бора всхлипнула и расплакалась новой волной. — М-мы уедем в-вместе, и в-всё б-будет х-хорошо, — промямлила она еле-еле, склонившись над ней. — В-всё б-будет, Шиён. — Уедем… Мы уедем… Вместе… Шиён знала, что никуда они не уедут. Она почувствовала, как всё её тело прострелило судорогой. Потолок начал заваливаться. Холод сковал пальцы рук и ног настолько сильно, что они буквально застыли. Шиён поняла — момент настал. — Бора… — Д-да, Шиён, д-да, я здесь, я… — Я сейчас… Она взглянула на Бору. Бора снова плакала. Шиён не чувствовала, но знала, что она плакала тоже. Рука Боры была у неё на щеке. Она утирала ей слёзы. Шиён практически не чувствовала прикосновения. Она попыталась улыбнуться. Но у неё ничего не вышло. Бора заплакала ещё сильнее. Шиён смотрела на неё и понимала, что осталось совсем чуть-чуть. Совсем чуть-чуть страданий. Совсем чуть-чуть боли. Совсем чуть-чуть счастья. И совсем чуть-чуть Боры. Совсем… Совсем чуть-чуть. Шиён так жалела обо всём, что сделала. И обо всём, чего не сделала — тоже. Она начала проваливаться. Чувствовать, как холод утаскивает её вниз. Бора смотрела на неё и плакала. Её ладони сжимали куртку. Шиён чувствовала это. И когда губы Боры задрожали, когда она всхлипнула своё последнее — — П-пожалуйста, нет… За мгновение до того, как уйти, Шиён сделала это. Она улыбнулась ей. — Я люблю тебя. Сказала она. И тут — Отправилась обратно. Туда, где ей и место.                                    В ад.                                    Она чувствует, как небо обрушивается на неё. Тёмные, кучные облака застилают сознание, не давая прохода мыслям. Тело превратилось в одну сплошную боль. Которой нет ни конца. Ни края. Сознание — словно ссохшийся лист. Который колышется. Между страданием и беспамятством. Шиён чувствует, что момент настал. Она умирает. Она ощущает это каждой клеточкой своего измученного тела. Больше нет света. Больше нет жизни. И не важно, что она сделает. Ничего уже не изменится. Она умирает. По-настоящему. Она умирает. И это невозможно остановить. Шиён чувствует: Она осталась один на один с этой болью. Рядом больше нет никого. Боры рядом больше нет. И Минджи… Минджи больше не будет тоже. Шиён больше никогда не увидит то, как она смеётся. Ведь, когда Минджи смеялась — Она всегда казалась Шиён самым лучшим человеком во всей Вселенной. Шиён так испугалась этой мысли, что у неё сердце — Полоснуло болью. Но у неё не было сил что-то делать с этим. Шиён уже… Уже… Уже попрощалась. С Борой. Рядом с ней больше никогда не будет Боры. Ни прошлой, ни нынешней. Не будет её заботы. Её уверенности. Её светящихся счастьем глаз. Шиён больше никогда не сможет её поцеловать. Никогда. От этой мысли — больно. Шиён умирает. Но она ни о чём не жалеет. Шиён знает, что она сделала в этой жизни всё, что могла. Шиён надеется, что она сделала в этой жизни всё, что могла. Небо заваливается. Хлопья снега закрывают глаза. Тьма опускается, словно вуаль. Шиён чувствует, как сознание уплывает. Куда-то далеко-далеко. Она больше не смаргивает хлопья снега со своих ресниц. Слёзы ледяными дорожками прилипли к щекам. Слёзы Минджи горячими каплями падают на лицо. Шиён ещё понимает, что Минджи плачет. Немного понимает то, что она держит её за плечи. Что Шиён лежит у Минджи на коленях. Шиён слышит, как Минджи что-то говорит ей. Но Шиён не слушает. Шиён хочется сказать ей, что она любит её. Но у неё нет сил. Она чувствует, как падает. Конечности отнимаются. И сердце снова и снова проваливается куда-то совсем далеко. Чувство падения заставляет остатки её разума сходить с ума. Шиён не хочет умирать. Шиён не хочет этого, но у неё даже нет сил заплакать. У неё не осталось ничего в этой жизни. И смерть пришла наконец забрать своё. От этой мысли — больно и смешно. И спокойно. Да… Это он. Это покой. Шиён ещё помнит, что значит это слово. Но Шиён уже падает. И падению этому нет конца. Она чувствует, как вот-вот разобьётся. Ещё немного. Ещё совсем чуть-чуть. Она падает. Она всё ещё падает. И на этот раз у неё не получится встать. И когда она вздыхает. Когда она понимает, что этот вдох — точно последний. Когда гадкий воздух вперемешку со снегом наполняет её лёгкие. Всё, о чём думает Шиён — это Бора. Её улыбка. Её смех. Её тёплые руки. Её любовь. И даже когда последний выдох покидает лёгкие. Шиён думает только о том, как сильно она её любит. Любила. Глаза стекленеют. Руки мёрзнут. Губы застывают. Тьма накрывает. А Шиён…                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                        Шиён падает.                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                            И разбивается.