***
В баре шумно и душно. Как всегда. Шиён бросает то в холод, то в жар, но когда тёплый воздух и светящиеся огни окутывают её, ей — на удивление — становится чуть легче дышать. Она выходит в пространство бара и окидывает взглядом всех присутствующих. Боры нигде не видно. Стены привычно завешены изображениями, фотографиями, около игровых автоматов толпится кучка подростков. Отовсюду доносится звон бокалов и хохот. Шиён проходит дальше, ища взглядом Бору. Её нигде нет, но Шиён уверена, что Бора где-то здесь. Она проходит через столики, пробираясь в сторону барной стойки. Неловко залезает на высоченный стул и складывает руки на столешнице, постукивая по ней пальцами. Шиён думает о том, что ей бы сходить в квартиру и переодеться. Она оборачивается назад и глядит в окно, за которым солнце уже перевалило в сторону заката. Шиён тут же отказывается от своей затеи и решает остаться в термокостюме. Она помнит, как в пустыне холодно ночью. Но костюм грязный и пропитан толщей крови. Шиён оглядывает руки несколько раз. Чёрная ткань впитала в себя всё без следа. Шиён проводит пальцами по лицу и чувствует лишь боль. Это поселяет в сердце облегчение. Никакого пореза на щеке. Никакой крови на коже. Она оборачивается и ещё долго глядит на улицу, на то, как контрастирует с этим сумраком тёплая и светлая атмосфера бара. Пока чей-то низкий голос не зовёт её со спины. — Чего-нибудь выпить? Она оборачивается и видит перед собой мужчину, который стоит за барной стойкой. Шиён не сразу понимает, обращаются к ней или нет, но он смотрит на неё достаточно долго для того, чтобы до Шиён дошло. — Выпьешь чего-нибудь? — спрашивает он ещё раз, вскидывая бровь. Шиён хлопает глазами, не зная, что ответить. Честно говоря, она бы не отказалась, но знает, что это невозможно. По крайней мере в ситуации, когда рядом нет Боры, а у Шиён — нет денег. — Нет, спасибо, — вежливо отнекивается она и даже старается улыбнуться. Ей хочется, чтобы Бора поскорее появилась откуда-нибудь и избавила её от томительного ожидания. Шиён разворачивается на стуле и оглядывает бар. Занята только половина столиков, и она какое-то время ещё прислушивается к разговорам посетителей, пока ей окончательно не становится скучно. Она нервно постукивает пяткой ботинка о ножки стула под собой. Шиён до сих пор не понимает, нравится ей бар или нет? Здесь чаще всего шумно и душно. Днём — слишком ярко, потому что солнце нещадно забирается внутрь через эти гигантские пыльные окна в пол. Ночью — тоже ярко, но немного по-другому: мрачновато, чуть тепло и пестрится мигающими лампочками. Шиён даже не понимает, нравятся ли ей эти фотографии, что висят на стенах? Шиён разглядывает развешенные изображения с байками словно в первый раз. Шиён слышит копошение за спиной и оборачивается. Мужчина, что разговаривал с ней, стоит сейчас прямо напротив неё и зачем-то трёт стаканы. Она глядит на него несколько секунд, а затем решается: — А можно спросить? Он прекращает своё занятие и внимательно смотрит на неё. Шиён ещё пару секунд залипает на то, как тряпка натирает стекло, и продолжает: — А Бора… Она здесь? — Это не ты ли случаем байк ей починила? — говорит он. — А кто её спрашивает? — Шиён, — отвечает она. — Передайте ей, что Шиён… Шиён вернулась. Повисает тишина, которую обволакивает умеренный шум вокруг. Мужчина смотрит на неё ещё с несколько секунд, пока не усмехается и не кивает куда-то в сторону. — Сама передашь. Шиён оборачивается. Бора выходит из-за той самой двери, которую Шиён тут же идентифицирует, как кладовку. Бора выглядит уставшей, но бесчестно красивой с этими выбившимися из хвоста прядками волос. Бора захлопывает дверь ногой, пока держит в руках несколько бутылок. Она делает всего несколько шагов в сторону бара, прежде чем замечает Шиён, и всё её лицо тут же становится светлым и лёгким. Она подходит к бару и ставит эти бутылки на высоченный стол. Затем не проходит и пары секунд, как она тут же приближается к Шиён и встаёт практически вплотную, часто дыша и кусая свои губы. Шиён от такого становится не по себе, и она застывает на месте, как вкопанная. Бора стоит к ней чертовски близко в баре, полном людей, и сверлит каким-то неясным тёмным взглядом. Бора облизывает губы и говорит с каким-то нетерпением: — Привет. — Привет… — неуверенно отвечает Шиён. Шиён сидит в недоумении ещё несколько секунд, пока Бора не наклоняется чуть ближе. И ещё ближе. Шиён чувствует на своем лице её частое и жаркое дыхание. И спустя секунду — горячий поцелуй в уголок губ. Шиён вспыхивает. Бора тоже. Шиён буквально чувствует, как заливается краской всё её лицо и как всё лицо напротив покрывается румянцем. Бора улыбается в диком смущении, которое Шиён практически осязает кожей. — Давно ждёшь меня? — спрашивает Бора, отступая на божеское от Шиён расстояние. Шиён сглатывает ком в горле и едва контролирует желание немедленно притянуть её к себе обратно. — Да нет… — Будешь есть? — Эм… Бора отлипает от неё окончательно, подпрыгивает, упирается животом в край стола и практически ложится на него, выкрикивая: — Джон! Притащи сюда чего-нибудь с кухни! — визжит она, перекрикивая гул, стоящий в баре. После слезает со стола и смотрит на Шиён. — Извини, у меня дома ничего готового нет просто. — Да н-ничего страшного… — мямлит Шиён, сама не зная, почему. Бора в этой футболке с безбожно огромным вырезом не даёт ей сосредоточиться на происходящем. У Шиён в груди бьётся гулкое ощущение того, что она не видела её просто вечность. Но оно не такое яркое и сумасшедшее, как бывало раньше; оно больше похоже на огромный ком чего-то тяжёлого и приторно-сладкого — чего-то, сдавливающего лёгкие до невозможности. От этого Шиён странно и несколько даже некомфортно. Внутри опять появляется чувство, что ей ничего этого нельзя. Но пока Бора смотрит на неё так пристально и с такой радостью в глазах, она не может сопротивляться. Однако в то же мгновение, как Шиён думает об этом, Бора внезапно мрачнеет на глазах. Она закусывает губу и старается смотреть Шиён в глаза, но периодически косится куда-то вниз; при этом — словно силится справиться с желанием, но ничего не может с собой поделать. До Шиён доходит, куда она смотрит. На её скрещенные под стулом ноги. Шиён уже чувствует этот закручивающийся в воздухе вопрос, и его ощущение возвращает её к реальности. Шиён вдруг становится тяжело сидеть, дышать, каждый новый набор воздуха отдает какой-то болью в лёгких и, что самое ужасное, где-то под рёбрами. Ноющая в руке боль тоже не даёт ей покоя. Шиён знает, что у неё сейчас под ребрами на самом деле. Сплошной страх, ужас, любовь, боль, надежда и огромная, обожжённая выстрелом кровоточащая рана. И когда Бора открывает рот, чтобы задать ей этот самый вопрос, Шиён уже не чувствует ни ног, ни пальцев рук, ни своего тела, ни себя самой. — Как ты себя чувствуешь? Вопрос бьёт в самое сердце. Шиён силится улыбнуться, но слёзы и душащее, отвратительное отчаяние берут над ней верх. Она чувствует, как губы дрожат, как ломаются слова и предложения в голове, как она собирает буквально последние моральные силы для того, чтобы вымученно улыбнуться и ответить неправильное: — Всё хорошо. Шиён знает, что ничего не хорошо. Шиён знает, что не хорошо всё. Начиная от того, что у неё вот-вот появятся все раны и заканчивая тем, что она просто здесь. — Ты уверена, что тебе не нужно в больницу? — робко спрашивает Бора, потупив взгляд. — Я уверена. Шиён уверена в этом больше всего на свете. Она уже думала об этом. Шиён представляла себе вариант того, как Бора отвезет её в больницу и ей попытаются оказать реальную помощь. Шиён думала об этом бесчисленное количество раз, даже после того, как выяснила — никакие лекарства этого мира ей не помогут. Шиён готова заранее начать заново рассыпаться словами о том, что ей нельзя в их больницу, что они возьмут анализы или просканируют её — если у них вообще есть такие возможности — и найдут много того, чего находить не стоит; например, чертов экзоскелет, а затем запрут её где-нибудь, и она лишится последней возможности провести с Борой как можно больше времени. И всё это без учета уверенности, абсолютного знания того, что ей здесь уже ничего не поможет. Шиён остается надеяться только на то, что Минджи не права. Что Минджи ошибается, и они обязательно справятся с этим, но где-нибудь там. Что в Шиён ещё осталось хоть что-то из её реального, истинного мира — достаточно много для того, чтобы он помогал ей, откликнулся на её боль хотя бы раз в жизни, а не увеличивал количество страданий день за днём. Но также Шиён знает и чувствует, что всё это неправда. Минджи всегда права. И Вселенная Шиён не щадила никогда. Она прокручивает всё это в голове и даже не замечает то, как ей принесли еду и поставили около. Шиён смотрит на Бору ещё раз, и Бора смотрит на неё в ответ, но так, пассивно, будто бы сквозь. Шиён готовится убеждать её, но Бора ничего не говорит. — Мы сегодня собираемся в кино, — вместо всего этого произносит она. — Пойдёшь с нами? — Конечно, пойду, — отвечает Шиён с лёгкой улыбкой. — Я не упущу возможности провести с тобой как можно больше времени. — Я просто подумала, что ты не захочешь пойти… — Почему это я могу не захотеть пойти? — Ну, — мнётся Бора, опуская взгляд. — Я подумала, вдруг ты… Захочешь… Отдохнуть. Шиён хочется пошутить, что отдохнёт она на том свете. Но боль под сердцем в буквальном и переносном смысле говорит ей о том, что сейчас не время для таких шуток. Сейчас время, когда такие шутки могут перестать быть просто шутками. — Я пойду, Бора, — утвердительно говорит она, лениво бросая в рот картошку фри. — Отдых всё равно никак мне не поможет. Единственное, что исцеляет мои раны, это твоё присутствие. Ты. Шиён говорит это абсолютно серьёзно, но Бора фыркает и смеётся, заливаясь краской. Она пытается отвести взгляд, но всё равно косится на неё со смущением в глазах. — Скажешь тоже. — Говорю, что думаю.***
Они приезжают в кино. Гахён забирает их на своём красном пикапе, отвесив миллионы шуток о том, что теперь это парное свидание. Бора на это только ворчит и бьет её по плечу, умоляя, чтобы она заткнулась. Шиён хрипло посмеивается и старается игнорировать боль, которая отдаётся в теле при каждом лишнем вздохе. Бора с Гахён идут чуть впереди, а Шиён устало плетётся следом. Ей отчаянно хочется, чтобы атмосфера в воздухе не была такой угнетающе напряженной. Она бесконечно думает о том, что надеется — Бора не чувствует эту скопившуюся в воздухе тяжесть ситуации. Они подходят к какому-то зданию. У здания этого широкая прозрачная дверь, а по бокам у стен расклеены какие-то фотографии. Шиён глядит на неоновую вывеску над головой, которая как-то слишком опасно выпятилась вперёд и склонилась над асфальтом. — «Индиана Джонс»? — читает чуть ли не по буквам название она. — Это кто? — Это фильм, — поясняет Бора. — Мы пойдём на него? — Нет. — А на что тогда? Шиён пытается углядеть рядом с этим названием ещё несколько, но у неё слишком болят глаза, чтобы иметь возможность прочитать. — Это сюрприз, — вклинивается Гахён. — Бора не любит всяких Индианов Джонсов. — Неправда, — закатывает глаза Бора. — Это ты не любишь. Тебе лишь бы кишки наружу выпотрошили. — Ну, а че нет? — фыркает Гахён. — В этом вся прелесть. — Я бы лучше посмотрела этот фильм, чем то, на что мы пришли, — глухо комментирует Бора. — Харрисон Форд классный. — Вот и сходите на него. Вдвоём, — подмигивает Гахён. — Можете Юхён с собой захватить, она тоже та ещё фанатка. — Боже упаси. Кстати, где она? Я начинаю мерзнуть. — Хер знает, — пожимает плечами Гахён. — Опаздывает как обычно. — Если бы я знала, во что это выльется, ни за что бы не согласилась. — Не ворчи. Ты притащила себе Шиён. Хватит стонать. — Всё, заткнись. Юхён выворачивает из-за поворота. У неё растрепанные волосы и лицо слегка красное. Шиён делает вывод, что она бежала всё это время. И вид у неё в целом какой-то помятый: Шиён улавливает этот грузный, тяжёлый взгляд. Её передергивает. Она слишком часто видела такой её взгляд. Но как только Юхён подбегает к ним, мрачное выражение лица сменяется яркой улыбкой, такой, как обычно улыбаются дети. Юхён подбегает к ним и берёт Гахён за руку. Шиён удивляется и видит, что Бора — удивляется тоже. Они стоят перед ними, такие счастливые и довольные непонятно от чего. Шиён хочется задать один-единственный волнующий её вопрос, но Бора перебивает всё в голове и: — Вы встречаетесь? Гахён прыскает и закатывает глаза, и на секунду Шиён кажется, что она сейчас выдернет руку. Но она ничего не делает. — Даже улитка в коме соображает быстрее, чем ты, Бора. Бора закатывает глаза. А Шиён становится неловко. Она смотрит на их сцепленные руки и задаёт сама себе вопрос о том, почему не держит Бору за руку тоже. Ей отчаянно этого хочется, но в груди чувство какое-то неправильное, какое-то такое, что она назвала бы «совестью» и «безразличием» в одинаковой степени. Это чувство ей отвратительно и пугает. Потому что она знает, что «безразличие» — точно не то слово, которое она могла бы применить к Боре. Шиён любит её. Но сейчас мысль о том, что всё это вот-вот оборвётся, намного сильнее. У Шиён ощущение, что они заходят внутрь без какой-либо связи друг с другом.***
— Юхён, закрой ей глаза. — В смысле! — Тебе ещё рано на такое смотреть. — Говоришь так, потому что сама и в жизни не видела? — Я тебя сейчас… — Помолчите, я ничего не слышу! Шиён молчит. Сидит в полумраке и смотрит на ослепляющий экран перед собой. Эти бесконечные всплески цветов и света вызывают у неё головную боль. А боль в сердце у неё вызывает тот факт, что Бора сидит рядом с ней и разговаривает с Гахён больше, чем с Шиён. Но Шиён знает, что сама виновата. Это у неё язык не поворачивается и слова не находятся. Это она не может выкинуть из головы мысль о том, что её ждёт, когда она вернётся обратно. Шиён думает, что ничего. Её ждет — ничего. Шиён чувствует себя уже слишком далекой от любой доступной ей реальности. Она пытается сосредоточиться на кино. И это всё так странно, что кажется ей ненастоящим — потому что застывшие голограммы, наконец, двигаются, и ей даже хочется пошутить, что наконец-то их кто-то починил, но она не может придумать шутке адекватную, не такую больную форму. Шиён смотрит на то, как какой-то огромный накачанный мужчина с каменным лицом подходит к группе других парней. Она понятия не имеет, что произойдёт дальше, но ей не нравится вся эта темнота и серость на экране. — Бля, он сейчас их убьёт, да, — бурчит Гахён, наклоняясь к креслу напротив и впиваясь в него руками. — Сейчас я кого-нибудь убью, — закатывает Бора глаза. — Ты первая на очереди. И когда мужчина этот с кучей крови и криков убивает всех, кто там был, Шиён отчаянно хочется, чтобы голограммы снова застыли. Гахён и Юхён сидят рядом, навалившись друг на друга и перекрутившись между собой всеми доступными им способами. Шиён хочется сидеть с Борой точно так же. Но она знает, что от прикосновений чувства усиливаются, а связь удваивается. Шиён не хочется передавать Боре весь свой накопившийся внутри груз. Она закрывает глаза. Весь фильм проходит в какой-то адской муке. Она практически не смотрит и открывает глаза только в моменты стрельбы или криков — ей слишком не хочется совсем отставать от повествования. А повествование это жестокое. Она то и дело слышит вырванные из контекста фразы в духе: Это получеловек, полумашина… Внутри него легкосплавное боевое шасси… И каждый раз — холод забирается под кожу. В голову лезут ненужные, отвратительные ассоциации. Бронированное… Очень прочное… А снаружи — живая человеческая ткань… И когда Шиён слышит: Значит, ты тоже из будущего, я права? Ей становится больно до слёз. Она часто-часто моргает, а затем встает и выходит из зала со словами: — Я скоро вернусь. Она вылетает в светлый коридор практически в истерике. Возвращаться «скоро» Шиён не собирается, как и возвращаться вообще. Она смотрит на выход из здания, и он настолько сильно манит её, что она почти делает шаги навстречу. Ей хочется уйти и забиться в какой-нибудь угол, лишь бы Бора не видела её страданий. Но к сожалению или к счастью — Бора видит. Она выходит вслед за ней спустя пару минут. Встаёт в дверях и долго-долго смотрит. — Что-то не так? Шиён проглатывает ком в горле и прокашливается, пытаясь сделать голос не таким надломленным, каким он слышится в голове. — Прости, я… Я не особо хочу смотреть. — Что-то случилось? — Я просто… Я не знаю, он… И я… И Бора каким-то магическим образом будто понимает, о чём Шиён пытается — даже не пытается особо — ей сказать. Бора поджимает губы, подходит к ней и берёт за руку. Долго-долго водит пальцами по запястьям, поднимаясь выше, до локтя, а затем снова спускаясь. У Шиён от её прикосновений вся кожа покрывается мурашками. Когда Бора задевает её правую ладонь, у Шиён всё внутри скручивается от ощутимой уже боли. Шиён невольно думает о том, что, возможно, именно поэтому так и не взяла Бору за руку. Потому что держать Бору за руку теперь — больно вдвойне. — Я почему-то так и думала, что смотреть «Терминатора» — это плохая идея. Шиён позволяет Боре взять её за руку и слегка сжать. Изнутри почти вырывается шипение. — Но ты же не знала. Ты ведь не знала? — Не знала, — кивает Бора. — Но просто… По афише можно было догадаться о содержании. Шиён хочется отдернуть руку, но она понимает, что это будет слишком. Шиён внутри точно такая же. — Не думай об этом, Шиён. — Но это правда. — Это неправда, — протестует Бора. — И ты это знаешь. — Я тоже машина, Бора. «И убийца», — почти добавляет она. — Может быть, — соглашается Бора. Шиён от этого её согласия хочется провалиться под землю. — Но ты не жестокая, Шиён. Шиён не знает, что ей на это ответить. Она много думает о том, что точно так же, как этот терминатор из фильма, пришла в жизнь Боры, чтобы разрушить всё, уничтожить, убить надежду на лучшее. Бора мнёт в руках её ладонь и смотрит вниз. Шиён смотрит тоже. Шиён адски больно от того, что она трогает её за руку, но Шиён не может ничего с этим поделать. Ощущение, будто, если Бора перестанет её касаться, всё станет в десятки раз хуже. Хотя Шиён уже не уверена, может ли быть хуже вообще. Она всё смотрит на свою ладонь и ей кажется, что кожа вот-вот разойдется синяками и ссадинами. — Ты совсем не хочешь ничего смотреть? — В смысле? — Мы могли бы пойти на другом фильм. — На какой? — Не знаю, — пожимает плечами Бора. — Можем просто поехать в драйв-ин… Кинотеатр для автомобилей. И… Испытать судьбу? Шиён не может скрыть того, что ей нравится идея просто взять и сбежать отсюда. Ей всё ещё хочется верить, что она может сбежать. От чего-нибудь. От всего. — Поехать? На чём? — На тачке Гахён, естественно. — А она не будет против? — Точно будет, — хихикает Бора. — Но мне плевать. Пусть идёт к Юхён ночевать. У них же там идиллия прямо. — А ключи? Бора, наконец, берёт Шиён за руку, и у неё по всему телу проносится жаркая волна. Которая повторяется снова и снова, когда Бора неожиданно подходит к ней вплотную, чуть встает на носочки, прижимается губами к уху и говорит: — Ключи у меня.***
Бора утягивает Шиён за руку прочь из кинотеатра. Как только они выходят наружу, их обдаёт холодный вечерний ветер. Солнце садится — Шиён видит его проскальзывающие меж зданий красные полосы. Они садятся в пикап и уезжают из засыпающего города на трассу. Бора везёт её куда-то в сторону, Шиён не знакомую. Они выезжают из Бойсе не по направлению к бару — это Шиён понимает наверняка. Вдруг начинаются поля. Они залиты какой-то призрачной вечерней дымкой. Шиён ловит носом каждый порыв ветра, доносящийся из открытого окна. Волосы путаются и попадают на глаза и в рот. Шиён пытается зачесать их пальцами, но это мало как помогает. В какой-то момент ровная трасса обрывается, и Шиён видит в отдалении большой чёрный экран с кучей стальных балок. Она глядит на него и не понимает, как сквозь балки можно что-то смотреть? Пока они не объезжают экран и не натыкаются на множество других машин. На них оранжевыми бликами играет уходящее солнце и свет от экрана. Бора закусывает губу, ворочаясь на месте, и вертит головой из стороны в сторону, цепляясь за руль. — Что такое? — спрашивает Шиён, не понимая заминки. Бора высовывается из окна и глядит куда-то назад. — Ищу, куда бы нам получше припарковаться. В конце концов, Бора выжимает из пикапа какой-то удивительно громкий рёв. Шиён кажется, что секунду они стоят на месте, а затем — трогаются. Бора объезжает все машины и встаёт позади, куда-то чуть сбоку. Шиён думает: а не лучше бы им было встать поближе? Пока не выходит из машины и не понимает всю прелесть этого вида. Бора заехала на небольшой пригорок, и отсюда вид на экран открывается хоть и далекий, но прекрасный. Уходящее солнце не бликует на голограмме, не делает её мутной и изображение не перегораживают другие машины. Шиён дышит слегка влажным вечерним воздухом полной грудью. Она местами слышит какие-то вскрики и громкий смех, звон бутылок и рассеянные голоса. Бора выходит вслед за ней и бросает на переднюю часть машины свою джинсовую куртку. — Я пойду… это, — мягко говорит она. — Посмотрю расписание. Пойдёшь со мной или подождёшь здесь? Шиён глядит себе под ноги и тяжело вздыхает. — Подожду здесь. — Хорошо, — кивает Бора. — Тогда можешь уже залезть на капот. — На капот? — Туда, куда я кинула куртку. — А оно не сломается? — Не сломается, — смеётся Бора. — Ты, конечно, тяжелее, чем кажешься, но не думаю, что настолько. Бора бросает ей улыбку и уходит вниз по склону. У неё под ногами путается дымка песка. Шиён ставит ногу на колесо и со стоном залазит на этот их «капот». Она ожидает, что металл под телом будет ледяным, но он приятно тёплый. Шиён вглядывается в экран и пытается уловить суть фильма, но довольно быстро сдаётся. Она откидывается спиной на стекло позади и позволяет телу немного расслабиться. Поза не самая удобная, но ей достаточно и такой. У Шиён ощущение, что она не валялась без дела целую вечность. Нога ноет. И эта ноющая боль отдаётся Шиён в голову миллионами стуков маленьких молоточков. Когда она лежит вот так, не двигаясь, почти полностью расслабившись — она, наконец, чувствует, насколько много всего у неё действительно болит. Сводит правую руку, щиплет щеку, по которой проехался нож; под рёбрами словно что-то воткнуто. Шиён даже не может вздохнуть нормально. Противные мысли лезут, как кучка жуков, но она старается выкинуть их из головы прочь. Вскоре она слышит чьи-то шаги и сбившееся дыхание. Приподнимает голову и видит перед собой Бору, а у Боры в руках — две коричневые бутылки. — Будешь пиво? — спрашивает она, когда ставит их на капот около Шиён. Бора точно так же встаёт на колесо и запрыгивает к ней, усаживаясь рядом. — Буду. Шиён не просит пояснений, но Бора всё равно рассказывает: — До расписания так и не дошла, встретила знакомую внизу, — говорит она, пока отковыривает крышку от бутылки. — Теперь у нас есть пиво. Сто лет Юбин не видела. Шиён подрывается на месте. Она не знает, чему так сильно удивляется, ведь уже давно смирилась со всеми этими совпадениями — уже не совпадениями, а фактами — но она удивляется всё равно. — Юбин? — Ага, — подтверждает Бора, отхлебывая. Из неё вырывается довольный полустон. — Я уже забыла, как она выглядит. Подстриглась коротко. Почти как Гахён. Я её даже не узнала сначала. Бора продолжает пить своё пиво, а у Шиён и глоток в горло не лезет. Она всё думает и думает, стоит ли ей — просто так взять и поговорить с ней. Нормально поговорить, не на какие-то отвлеченные темы, а на темы, которые действительно имеют значение. Которые действительно её волнуют. Шиён довольно быстро приходит к выводу, что самое худшее она ей уже сказала. Если не считать слов о том, что она, возможно, скоро умрёт. Но это «возможно» всё ещё витает в воздухе какой-то атмосферой спокойствия и умиротворения, так что Шиён не придаёт этому слишком большого значения. Она раздумывает ещё пару минут, а затем: — Надо было мне с тобой пойти. — Лучше отдыхай. — Хотелось бы на неё посмотреть. Тут. — Тут?.. — В этом мире. Глаза Боры распахиваются, и она давится пивом. Кашляет несколько секунд, и Шиён неловко к ней тянется, похлопывая по спине. — В этом мире? — переспрашивает Бора с какой-то полуистерикой в голосе. — В смысле в этом мире? — В прямом… У нас там тоже есть Юбин. — Тоже есть Юбин? — Ага, — вздыхает Шиён. — И… Юхён. И вот это окончательно выбивает Бору из колеи. Её лицо бледнеет буквально на глазах. Она так и застывает, полусидя-полулежа на капоте, зажав в своих ладонях несоразмерно большую для её маленьких рук бутылку с пивом и глядит на Шиён, позабыв закрыть рот. — Скажи мне, что ты шутишь. — Я не шучу, — пожимает плечами Шиён. Ей почему-то так легко говорить об этом, хотя в груди всё равно беснуется волнение. У Шиён ощущение, что она смирилась уже со всем, с чем только возможно было. — И Юбин, и Юхён… И даже Гахён. Я Гахён только не видела. Но она была. — Была? — Да… Она… Умерла. — Чего?! Из рук Боры выскальзывает бутылка с пивом. — Твою мать!.. Бутылка катится вниз по капоту, шкрябая по металлу, и Шиён наблюдает за тем, как всё содержимое льётся наружу. Бора подрывается с места и хватает бутылку за мгновение до того, как она скатится окончательно и плюхнется на песок. Бора так и замирает, неудобно развалившись на капоте, схватившись за висящую над пропастью бутылку с пивом. Шиён тянется к ней, чтобы перехватить, и забирает бутылку. Бора медленно выпрямляется и убирает спутавшиеся от спасательной операции волосы. Бора несколько секунд сидит и смотрит будто бы в пустоту. Шиён держит в обоих руках бутылки с пивом и неловко поджимает губы. У неё от неудобной позы начинает побаливать спина и раненая нога. Но она держится. Выпрямляется. У Шиён такое чувство, будто у неё поднимается температура. Все тело потихоньку ломает, и ей жутко жарко и отвратительно холодно одновременно. Каждую мышцу тянет, скручивает в трубочку и перегибает. От прохладного вечернего ветерка она только больше ёжится. Ей хочется распластаться на земле и просто лечь ровно. Лечь ровно и не двигаться, словно она уже умерла. Бора внезапно отмирает и вырывает Шиён из этих мыслей. Она тянется за своей бутылкой, продолжая смотреть куда-то вперёд себя, практически не моргая. Точно так же — совершенно отстраненно и хладнокровно — она делает несколько глотков из потерпевшей катастрофу бутылки. Шиён замечает, что в ней осталось меньше половины. Она тянет Боре своё, почти полное, пиво. Но Бора отмахивается. — Сама виновата, — говорит она осипшим каким-то голосом. — Зато поведу нормально потом. — Тебе не интересно? — Что не интересно? — не понимает Бора. Шиён пожимает плечами и отпивает пиво, пытаясь запить одну горечь другой. — Ну… То, что я сказала. — А, — тянет Бора. — Интересно. Просто… И на этом они замолкают. Шиён продолжает молча пить свое пиво, от которого ей только жарче и холоднее. Пространство вокруг постепенно мрачнеет, и она чувствует, как всполохи яркого экрана начинают резать глаза. Она ждёт, что Бора задаст ей какой-нибудь вопрос, что-то спросит — должна же она спросить хоть что-нибудь? — но Бора молчит, и Шиён это её молчание не понимает. Ей становится страшно и как-то тревожно от мысли, что Бора ничего не говорит, потому что знает. Знает то, что Шиён висит на волосок от смерти где-то там. Шиён пытается успокоить себя тем, что ей кажется. Чудится. Бора ведь не может этого знать — как максимум, она может это только почувствовать — и Шиён надеется на то, что Бора не расценит свои чувства как предвестие, предупреждение. Потеплевшее, но смертельно быстро остывающее пиво порождает внутри Шиён какое-то гаденькое чувство неминуемой катастрофы. Она думает о том, что оно сейчас течёт где-то внутри неё, пробираясь в желудок; и что всё нормально до тех пор, пока рана на её животе не даст о себе знать; а сразу после этого — когда она появится, откроется уродливой дыркой — сразу после этого всё пиво польётся прямо оттуда, заливая ей одежду смесью крови и алкоголя. Шиён думает о том, что всё это глупости. Но не может перестать об этом думать всё равно. — Я не знаю, что сказать. Шиён вдруг выныривает непонятно откуда и непонимающе смотрит на Бору. — По поводу? — По поводу того, что ты сказала. — А… Да не бери в голову. Я просто так сказала. — Но я уже взяла в голову, Шиён. Внезапно пространство разрывает очень громкая музыка. Шиён вздрагивает и бросает взгляд на Бору. Бора смотрит куда-то вдаль. Шиён в спешке переводит свой взгляд на экран и видит на огромном чёрном фоне одну-единственную, ярко-жёлтую надпись, которая бесконечным потоком уходит куда-то вглубь, постепенно растворяясь. Шиён пытается вглядываться в текст, но у неё перед глазами всё уже потихоньку плывёт. Ей хочется спросить, что это такое, но Бора заговаривает сама и опережает все её мысли: — Это Звёздные войны. Шиён переводит на неё ленивый и уставший взгляд. — Это война? — Это фильм. Они замолкают, отпивая свое тёплое пиво. Бора прокашливается, утирает рот запястьем и продолжает, указывая горлышком бутылки на экран. — Это фильм, — говорит она почти шепотом. С экрана начинают доноситься какие-то звуки битвы. — Он называется «Звездные войны». И там ещё какое-то слово есть, сейчас не вспомню… А. Новая надежда. Интересно, почему они крутят Новую надежду… Может, потом покажут ещё два фильма. Шиён вглядывается в экран. Она видит как что-то громоздкое, треугольной серой формы приближается к чему-то более маленькому, похожему на какую-то детальку от лайнера. Постепенно она начинает понимать, догадываться, что это такое; и как только большой треугольник и маленькая деталька стыкуются, до неё окончательно доходит. — Это запись битвы? — спрашивает она. — У вас есть лайнеры? — У нас нет такого, — отвечает Бора, чуть улыбаясь. — Это называется «фантастика». Такого не бывает в жизни, Шиён. Может, поэтому мне и нравятся эти фильмы. — Потому что это фантастика? — Потому что такого не существует. Шиён хочется поспорить и сказать ей пару слов о том, что у них — у них — существует что-то около такого. Существовало. Но она вспоминает реакцию Боры на всё, что было сказано ранее, и прикусывает язык. — А почему «Новая надежда»? — спрашивает она вместо всего этого. Бора пожимает плечами. — Не знаю. Сейчас увидишь? Хотя, уже поздно… — договаривает она и оборачивается назад, глядя на уходящее за горизонт красное солнце. — Не думаю, что мы досмотрим до конца. Шиён ничего не переспрашивает и удивительным образом замечает, что бутылка в её руках — пустая. Она сидит ровно, но внутри появляется такое убедительное ощущение того, что если она хотя бы на секунду приляжет, то больше не встанет. Тело до сих пор ломает, но сейчас ей уже больше смертельно холодно, чем смертельно жарко. Бора сидит около неё в одной футболке и даже не дрожит. А Шиён, по ощущениям, не греет уже ничего. Она откладывает бутылку на край капота и секунду побаивается того, что та упадёт. Но бутылка, на удивление, стоит вполне надежно. Шиён поправляет перекрутившуюся куртку и откидывается назад. Стоит ей выпрямиться и лечь хоть чуть-чуть, как она тут же снова чувствует — всё её тело болит просто адски. У неё тут же начинает противно тянуть где-то под рёбрами, словно там уже есть ранение или же шрам; но она знает, что там ничего нет. Если бы там что-то было, вся её одежда уже давно была бы в крови. А бедро… Болит столь привычно, что она уже не чувствует ногу, игнорируя всё это. — Не хочешь смотреть? — доносится до неё. Шиён чуть поднимает голову, чтобы посмотреть на Бору. — Я хочу, но… — начинает она, почти жмурясь от боли. — Я просто… Устала. Бора поджимает губы и делает очередной глоток, отворачиваясь к экрану. Шиён смотрит в небо. И небо — чуть золотисто-синее, становящееся всё более глубоким с каждой новой секундой. Оно такое безмятежное, спокойное и вечное. Вечная синяя глубина, которая не меняется никогда; которая принимает различные формы, образы в виде облаков, но остается неизменной по своей сути. Шиён вдруг вспоминает слова Боры о том, что есть кто-то, кто руководит этим всем. И пока этот кто-то переворачивает карту, жизнь продолжается. Шиён до ужаса интересно, перевернётся ли завтра её карта. Или она останется на этом месте, здесь, сейчас, без продолжения. Вот так — измученная, уставшая до невозможности, не сохранившая внутри себя ничего, кроме любви к Боре. Бора, словно подгадав момент, внезапно начинает возиться подле неё и столь же неожиданно ложится рядом. Шиён хочется придвинуться, ибо расстояние между ними кажется смертельным, но у неё нет сил шелохнуться. Она ругает себя за то, что уже перестала пытаться переступить через все свои ограничения, чтобы быть рядом с ней. Но Бора делает это всё за неё. Она придвигается к ней так, что их плечи соприкасаются. Шиён чувствует рядом со своей ладонью тепло её руки, и ей хочется взять Бору за руку, но собственные ладони ощущаются просто ледяными. Бора берёт её за руку сама и ощутимо громко выдыхает. Шиён сжимает её ладонь так крепко, как может себе позволить. Ей столько всего хочется ей сказать, и от этой близости на глаза наворачиваются слёзы. Ладонь Боры такая безбожно маленькая в её руках, и Шиён прямо чувствует внутри себя поднявшуюся энергию на то, чтобы продолжать защищать её от всего. И от мысли о том, что совсем скоро она не сможет её защитить уже ни от чего, у неё болит сердце. Шиён не знает, что будет, когда её выкинет обратно. Она даже не знает, что будет, когда — если — они доедут до квартиры Боры и лягут спать. Шиён готова ко всему и не готова ни к чему одновременно. — Что думаешь? Шиён едва вздрагивает от этого вопроса. — В смысле? — Ты молчишь, — вздыхает Бора около неё. — Сегодня… Больше, чем обычно. Расскажи мне что-нибудь. — Чего бы тебе хотелось? — Ну, не знаю, — вздыхает Бора. — Начнём с простого. О чём ты думаешь сейчас? Шиён пытается сглотнуть ком в горле и звучать хотя бы мало-мальски уверенно. — Я вспоминала наш разговор дома у Юхён, — отвечает она. — Когда ты сказала, что любишь смотреть на то, как заходит солнце. И про карту. Бора чуть слышно усмехается и сжимает её руку. — Да, я помню. Боже, это было так давно… — удивляется она. — То есть, прошло не слишком много времени, но столько всего произошло за это время. — Да. Шиён хватает только на согласие. Она вглядывается в постепенно темнеющее небо, у которого от золотисто-розового заката не осталось практически ничего. Появилось только что-то белое, маленькими точками рассеянное по всему синему полотну. Шиён понимает, что это видно звёзды. Видно так хорошо, словно она находится почти что под ними; словно они так безбожно близко, что она может протянуть руку и схватить парочку. Шиён бы с радостью поймала несколько звёзд и подарила их Боре. Чтобы хотя бы они освещали ей путь, когда сама Шиён уже не сможет. Она не знает, почему так уверена в том, что не сможет. Шиён ещё надеется, что сможет. Она ожидает лучшего, но готовится к худшему. Бора неожиданно начинает ёрзать рядом и ложится набок, поворачиваясь к ней лицом. Шиён неудобно склоняет голову вниз, чтобы посмотреть на неё. Бора кладёт подбородок ей на плечо и часто-часто дышит. — А я, — начинает говорить она ей почти в ухо. — Вспомнила нашу первую встречу. — Не самое лучшее воспоминание, — не удерживается Шиён от комментария. — Мой затылок до сих пор болит. — Нет, я не об этом, — смеётся Бора, сжимая её ладонь. У Шиён от её дыхания вся шея покрывается мурашками. — Хотя и об этом я тоже думала. Ты назвала меня по имени… Я должна была догадаться. Из Шиён вырывается какой-то нервный смешок. — Не думаю, что тут возможно было догадаться. — Всё равно, — упирается Бора. — Но вообще… Я вспомнила, как мы в баре с тобой сидели. Ну, когда ты разбила бутылки. — О Боже… — Я не злюсь, честно! — зачем-то вскрикивает она. — По крайней мере, сейчас. У Шиён затекает шея от неудобного положения, и она возвращает свой взгляд небу. — Я просто вспомнила, как говорила тебе, что не знаю, чего хочу в этой жизни, — продолжает шептать Бора у неё под боком. — То есть… Я немного наврала тогда. Я думала, что хочу выиграть скачки или что-то вроде того, стать профессиональным жокеем… Но… — Но? — Но, когда я выиграла их. Сомнительное событие, конечно, — несколько резко говорит Бора. — Но сейчас не об этом. Шиён прямо чувствует, что сейчас Бора скажет ей что-нибудь… Что-нибудь такое, что перевернёт весь её мир вверх тормашками. Она понятия не имеет, что это будет, ведь всё самое худшее и самое лучшее от неё она уже слышала. Например, я люблю тебя, Шиён. У Шиён от этой мысли всё внутри начинает ныть. — Когда я выиграла их… Я поняла, что… — продолжает свой монолог Бора. — Я поняла, что я хочу в этой жизни. Шиён набирает в лёгкие воздуха настолько много, насколько может, чтобы у неё не взвыли все внутренности из-за натянувшейся боли от ранений. — И чего ты хочешь в этой жизни, Бора? Бора сжимает её руку. Утыкается носом в шею. Прижимается так сильно, как может. Шиён напрягается и вытягивается по струнке. — Я хочу… Весь мир вдруг кажется таким хрупким, словно взорвётся от миллиона осколков из-за любого слова. — Тебя?.. И всё рассыпается. Шиён буквально видит, чувствует, как всё вокруг покрывается трещинами, словно стекло, и взрывается прямо у неё на глазах; попадая в сами глаза, в кожу по всему телу — сотней маленьких осколков впивается в каждую клеточку. Шиён становится так больно, что она желает испариться прямо в эту же чертову секунду. — Шиён? — М?.. — Не молчи, — обиженно тянет Бора ей куда-то в шею. — Теперь я чувствую себя глупой. — Н-нет, ты не глупая, Бора, — еле выдавливает из себя Шиён. — Я просто… задумалась. — О чём? — Я всегда знала, чего я хочу. И я всегда хотела тебя. И получила это за мгновение до того, как потеряю навсегда. Бора прижимается к ней сильнее, настолько близко, что Шиён чувствует, как ей в щеку упирается кончик её холодного носа. Шиён смотрит на звёзды и ей кажется, что они миллионами маленьких капель скопились у неё в глазах. Она знает, что вот-вот проронит хотя бы одну. И тогда звезда падает. Шиён не сразу понимает, что она увидела. — Бора… — М? — Тут звёзды… Бора отрывается от её шеи, не разрывая прикосновения рук, и смотрит в небо. — А, да, — говорит она. — У нас тут хорошо видно звёзды. — Н-нет, ты не поняла, — говорит Шиён севшим голосом. — Они… Падают. Бора встрепенулась. Она начинает всматриваться в небо, сощурив свои глаза. Шиён не знает, куда смотреть — на звёзды вокруг или на её вселенски прекрасный профиль. Бора оборачивается на неё с каким-то диким воодушевлением в глазах. — Шиён. — Да? — Мы должны загадать желание. Шиён хмурится и глядит на неё несколько скептически. Но Бора смотрит на неё с таким ожиданием и радостью, что всё её состояние передаётся и Шиён. — Желание? — Да. Давай загадаем желание на падающую звезду. Шиён приподнимается на локтях и тут же морщится от прострелившей тело боли. У неё ноет под ребрами настолько сильно, что по ощущениям этот огромный нарыв вот-вот лопнет. — Какое? — Давай… — раздумывает Бора. — Загадаем желание, чтобы наши желания сбылись? — Это как… Бора чуть меркнет прямо на глазах, но всё равно улыбается. У неё взгляд становится каким-то грустным-грустным, но не слишком сильно. Шиён начинает беспокоиться. — Желания нельзя кому-то рассказывать. — Но я не понимаю… Бора наклоняется и целует её. Шиён моментально бросает в жар. Она отвечает на поцелуй с лёгким опозданием, и ей тут же хочется прижать Бору к себе так близко, как это только возможно, словно они стали одним человеком. Но она не может ничего сделать, продолжая держаться на локтях, чувствуя себя заложницей того, что с ней делает Бора. А Бора целует её так, словно Шиён вот-вот испарится, и словно Бора этим поцелуем способна её удержать. Шиён его смертельно мало и смертельно много одновременно. Потому что он такой лёгкий, поверхностный, но делает с ней такие вещи, что у Шиён начинает кружиться голова. Словно Бора собрала все свои чувства в один комок и вывалила его на Шиён. В голову пробираются мысли о том, что этот поцелуй может стать последним. Бора отстраняется с довольной улыбкой на лице, а Шиён… Шиён чувствует себя просто разбитой. — Думаю, ты всё поняла, — говорит Бора, глядя на неё сверху вниз. А Шиён понимает только одно: Она окончательно запуталась и потерялась во всём, что когда-либо знала и любила. — Но Бора… — Тш-ш, — шикает на неё Бора и прикладывает палец к её губам. — Не говори. А то не сбудется. — Но я… — Мы только что говорили об этом, Шиён, — поясняет Бора, продолжая держать палец и подцепляя им её нижнюю губу. — Мы только что говорили о том, чего хотели бы. А теперь давай сделаем всё для того, чтобы это произошло. Бора целует её в нос и отворачивается к небу. Шиён секунду глядит на неё, а потом переводит взгляд на посиневшее и покрывшееся сотнями белых точек покрывало Вселенной. Шиён на самом деле понимает, чего хочет. Шиён хочет, чтобы они остались вместе навсегда. И когда звезда падает, она загадывает это единственное желание и знает — Бора загадала то же самое.