Завещание ночи

      Поговаривают, что если людей пустить одной дорогой, то они пройдут одинаковый путь. Легко внушаемый человек спокойно может оказаться там, где не хочет, там, где ему быть не положено. Но бывает так, что он не догадывается, какую череду событий запустил одним неверным движением руки.       На улице порядком стемнело, снова пошел дождь, барабаня крупными каплями по крыше старого дома, стоявшего в отдалении от остальных. Потоки ливня, перемешанные с усилившимся ветром, гнули толстые кукурузные стебли, грязные окна заливало водой.       Кихён несколько раз проверил уже пустые бумажные пакеты, которые младшие привезли из магазина, на наличие хоть чего-нибудь алкогольного. Хотя бы пива. Увы. Он подумал, что, наверняка, это Чангюн настоял на том, чтобы провести отпуск трезво. Сейчас, когда мальчишки сидели в комнате и крайне тихо о чем-то беседовали, что не было слышно за дверью, старшие закрылись на кухне. Кихён прекрасно видел это напряженное лицо Хосока, то и дело вглядывающегося в бескрайнее поле пожелтевших стеблей.       Мужчина ходил, скрестив руки за спиной, от одного окна к другому, мерил шагами весь первый этаж, пока наконец не присоединился к Кихёну за столом. — Кого он видел? — спросил тот невзначай, отпивая горячего чая. — Айзека?       Хосок хохотнул и грузно опустился на стул, сев четко напротив. Значит, Кихён слышал их с Хёнвоном разговор? — Нет, это я так пошутил, — на выдохе ответил он, принявшись размешивать сахар в стакане. — Айзек Кронер — выдумка. Ты и без меня это знаешь.       Кихён грустно кивнул, не поднимая взгляда, а очередной свистящий порыв ветра заставил его обернуться на окно. — Я все еще не понимаю, — нервно швырнул он ложку.       Остановив звон ладонью, Хосок немедля приложил палец к губам. Послышался топот ног, и наверняка пара любопытных ушей приложилась к двери, чтобы подслушать разговор. Пришлось замолчать на какое-то время и поставить кипятиться очередную порцию воды для чая, чтобы создать вид хоть какой-то деятельности.       Через минуту-другую раздалось тонкое поскрипывание кровати, затем второе. Мальчишки вновь уселись, потеряв интерес к тишине. — Вон рассказал, что слышал... — Хосок замолчал на долю секунды, чтобы убедиться, что шум закипающего чайника маскирует его слова, а потом он перегнулся через стол, поманив Кихёна пальцем. Тот неохотно привстал. — Он сказал мне сейчас, что слышал, как на кухне ночью выла собака.       Кихён насторожился и осмотрел небольшое помещение на предмет мифической псины, будто собирался увидеть ее прямо здесь и сейчас. Он осторожно заглянул под стол, но, вопреки ожиданиям, там была только нога Хосока, стукнувшая по колену. — Что за бред? — насупился он, делая вид, что ни капли не боится. — Я ничего такого не слышал.       Хосок пытливо приподнял бровь. — А Чангюн?       Кихён честно вспоминал прошедшую ночь, но не мог припомнить вообще никаких посторонних шорохов. Чангюн вообще спит довольно чутко, особенно, когда не дома. Да, может, они и вели себя довольно шумно первую половину ночи, но ведь собачий вой можно было отличить от скрипов старой кровати. — Думаю, он сказал бы мне о таком, — пожал он плечами и вытащил из-под ладони Хосока свою ложку, принявшись нервно покручивать ее между пальцами. — Послушай, это старая ферма, а не дом с привидениями. Хёнвон хорошо сочинял всякие истории в детстве про то, как кто-то следит за ним из-за угла. Может, он и сейчас с тобой играется...       Не сдержавшись, Хосок резко перебил его, стукнув ладонью по столу. Кихён и вправду замолчал, наблюдая лишь глазами, как товарищ поднимается из-за стола и буквально накрывает своей тенью. — Я слышал эту собаку, — процедил Хосок сквозь зубы и контрольный раз обернулся, чтобы убедиться, что их не подслушивают. — Что?       Но Хосок не стал отвечать, целиком отдавшись своей собственной трусости. Он отодвинул скрипящий стул и поправил на себе ворот толстовки, будто ему было холодно, а затем медленно обошел стол и поманил указательным пальцем, прося идти за ним.       Кихён смотрел ему вслед и понимал, что тот идет на улицу. Уж не хочет ли он показать ему ту самую собаку? Делать было нечего. В кармане оставалась пачка сигарет, а в ней от силы штуки четыре, но идти в комнату за новой пачкой не хотелось. Мужчина обернулся на дверь, сквозь шум шагов прислушался к тишине за ней, после чего проследовал за Хосоком на крыльцо.       Дождь терял силу, но стучал по металлическому козырьку довольно громко. Даже если мальчишки попробуют разобрать их разговор, то у них ничего не выйдет. Оба мужчины отошли от двери в самый угол и облокотились на перила. А за стеной дождя, когда ветер гнул кукурузные стебли, показывалась небольшая ферма. Ее выдавал лишь тусклый свет в окнах. — Я думал, что свихнулся, когда услышал это, — тихо начал Хосок, не упуская возможности сунуть пальцы в пачку за сигаретой. Он понимал, что когда-нибудь сорвется, но не думал, что это случится именно сейчас. — Но потом я увидел, как Хёнвон встал, чтобы проверить дом.       Кихён молча ждал продолжения, но видел только, как огромные клубы дыма вырываются во влажный воздух из отвыкших легких. — И как? — не выдержал он.       Зажатая сигарета дрожала в пальцах. Хосок не повернулся, продолжая щуриться, чтобы высмотреть дом почти у самого горизонта. — Я испугался, если честно. Стыдно, но я просто притворился, что сплю, — он помотал головой и, выбросив окурок в дождь, вцепился обеими руками в ворот рубахи Кихёна. Пара неизвестно чем напуганных глаз встретилась. — Ки, ты понимаешь, мне было так страшно, что я даже не смог остановить его! Меня будто приковало к кровати... Вы действительно ничего не слышали?       Кихён пожал плечами, осторожно беря чужие холодные кисти и оттаскивая их от своего ворота. Видит Бог, он в первый раз увидел испуг в глазах Хосока. Казалось, что тот был устойчив ко всему, мог пройти все тягости жизни бок о бок с Хёнвоном. А это уже многого стоило, ведь Хёнвон редко кому показывал свой настоящий характер. Сейчас он действительно боялся. Боялся чего-то необъяснимого. — Мы довольно долго не спали, — осторожно ответил Кихён, все еще держа холодные пальцы и бережно растирая их. — Не думаю, что я бы упустил такое. — Это странно. Не находишь?       Опустив голову, будто виновато, Кихён заметил, как дрожат и его собственные руки, но он решил скрыть это за следующей закуренной сигаретой. — Может, вам приснилось?       Вырвавшийся нервный смешок заставил Кихёна даже покрыться мурашками. Хосок вновь облокотился и уставился на сияющие огоньки фермы. — Ага, — фыркнул он. — У нас общий психоз на фоне массовой истерии. Расскажи мне правду. Почему вы уехали?       Они вновь встретились взглядами, а очередной порыв ветра хлестнул дождем в лицо. Оба обернулись, увидев, что в коридоре зажглась лампочка, а потому замолчали. Свет погас довольно быстро. По всей видимости, кто-то ходил в уборную. — Не знаю, какая правда тебе нужна, — прошипел Кихён. — И что за вселенские заговоры тебе мерещатся. Но то, что я рассказал, — это правда. — Как умер ваш отец? — пресек его Хосок, недоверчиво щурясь.       Кихён надул щеки и шумно выдохнул, почесав затылок. Признаться, он хотел скрыть этот позор, но раз уж дело действительно дошло до массового психоза... — Он повесился, — виновато оскалился он. — Вроде бы... — И ты изначально это скрыл?!       Оставалось только недовольно всплеснуть руками. — Скрыл?! Какого черта, Хо? — прикрикнул он, уже не стараясь говорить тише. — Меня никто и не спрашивал! И какое отношение имеет самоубийство нашего отца к собаке на кухне?! Может... Не знаю... Может, это было на улице. — Может, — нехотя пожал плечами Хосок, однако не согласился. — Но почему вы ничего не слышали? — Что ты от меня хочешь?! — психанул Кихён, толкая в плечо. — Чтобы я остался этой ночью с тобой и тоже послушал?       Но Хосок с ехидной усмешкой приподнял темные брови. — Я рад, что ты сам это предложил.       Самое забавное было в этой ситуации, что мальчишек не нужно было упрашивать остаться вдвоем. Оно и верно. Им не приходилось бы прятаться, если бы такие ситуации складывались чаще. Кихёну пришлось немного пригрозить Чангюну, чтобы тот оставался честным, но по лицу видел, что парень сам в себе не очень уверен. Чангюн старался. Честно старался отказывать Хёнвону, но находился в плену собственных ощущений. Как можно сказать, что ты не хочешь, когда очень даже хочешь, чтобы его руки настойчиво ласкали между ног?       Сухой кустарник противно скреб стекло. Хосок смерил комнату буквально в несколько шагов, дернул раму и обломал проклятые ветки. Сам промок от сильного дождя, но со скрежетом справился. Он еще немного постоял, поразмыслил и все же решил загородить окно шторами. Пусть пыльными, но это лучше, чем увидеть того, кто ненароком ночью заглянет в комнату с улицы.       Кихён смотрел на Хосока, как на сумасшедшего, видел, как он заламывает пальцы и оглядывается на шторы, поправляет, чтобы не было даже щелки, и только после этого садится рядом.       За Хосоком наблюдалась странная привычка. Он не очень любил тактильный контакт, не любил нежностей, но когда переживал или волновался, то всегда сам тянулся к человеку, сидящему рядом, чтобы потрогать кожу, перебрать пальцы. Это его немного успокаивало.       Повинуясь чужим ладоням, настойчиво разминающим плечи, Кихён скинул рубаху и удобно устроился на животе, подбив руки под щеку. Его такая привычка вполне устраивала. Довольно удобная привычка. — Не трудно тебе? — все же спросил он, когда заметил, с каким рвением тяжелые руки движутся по спине. — Нормально, — с долей профессионализма ответил Хосок, будто всю жизнь этим занимался. — Хоть чем-то занять руки. Впрочем... Как всегда. — Тогда можешь не жалеть и нажимать сильнее.       Хосок улыбнулся, но только потому что давно хотел облапать хоть кого-то, кроме Хёнвона. Было приятно перекатывать натянутые мышцы и пытаться прощупать ребра. Спина с едва выделяющимися лопатками настолько радовала взгляд, что невольно забывалась сама причина, по которой Кихён остался с ним в комнате. — Не люблю я эти бабские разговоры, — вздохнул Хосок, усердно сжимая натянутую кожу. — Но хочу признаться, что иногда очень тебе завидую.       Кихён улыбнулся и поерзал по руке щекой. Хосок действительно редко откровенничал. За эти несколько дней в поездке, казалось, они все узнали его немного с другой стороны. — Серьезно? Завидуешь мне?       Хосок кивнул. — Да. Чангюн такой милый и... покладистый, что ли. Иногда мне не по себе, что ты на него ругаешься.       Смутившись, Кихён глянул в сторону двери. Да уж, о шумоизоляции тут не слышали. Некого винить, кроме своего вспыльчивого характера. — Вы оба слышали, да? Я был слишком груб?       Хосок наплевательски пожал плечами, умолчав, что он действительно иногда переживает за Чангюна, после чего приспустил штаны, чтобы удобнее размять поясницу. — Лишняя строгость, — завуалированно ответил он. — Думаю, что он и без этого все понимает. Дело скорее в Хёнвоне. Он тот еще манипулятор. — Но ты его любишь, — закончил за него мысль Кихён и рассмеялся.       В ответ Хосок больно ущипнул за приоткрытую задницу, и Кихёну пришлось замолчать, чтобы шикнуть от боли. — Если бы не любил, то давно убил бы, — ехидно посмеялся Хосок и шлепнул ладонью по раскрасневшейся спине.       Оба напряженно замолчали, когда услышали скрип петель, но тут послышались шаги и голоса мальчишек. Спустилась вода в туалете, а потом снова все стихло. — Вот видишь, — махнул Кихён рукой в сторону двери. — Никаких шорохов и собак. Может, вы точно так же нас слышали?       Но Хосок яростно замотал головой и увалился рядом, подложив руки под голову. — Подожди, — ответил он, взглянув на часы. — И я не обещал, что они будут. Я лишь говорил, что они были.       И пока старшие пытливо выжидали собачьего воя, младшие занимались тем, что разглядывали старые книги на полках. Хёнвон что-то рассказывал про то, как любил читать в детстве. Точнее, не то чтобы любил, ему, скорее, приходилось это делать, так как у родителей не хватало времени. Чангюн в это время пытался настроить старый приемник: а вдруг бы обнаружилась любимая волна с молодежной музыкой, которую они любили слушать в Вашингтоне.       Захлопнув очередную книгу и чихнув от забившей нос пыли, Хёнвон опустился на кровать, спружинил на ней пару раз с зажатыми между ног руками. Глазами он бы сейчас перевернул весь дом в поисках хоть чего-нибудь интересного, но к концу дня — началу ночи — сил уже не оставалось. Парень достал из своей сумки небольшой походный набор, в котором лежали расческа, всякие резинки разных размеров, гели для волос и умывания. Он подполз к Чангюну сзади, заглянул через плечо и приложился губами к шее. Тот только повел плечом, продолжая крутить бесполезные ручки на приемниках. — Ты плакал? — скромно спросил Хёнвон, и Чангюн снова от него отвернулся. — Нет. — Можешь не скрывать, я же слышу твой хриплый голос.       Чангюн нервно зарычал. Он ненавидел, когда его считали тряпкой, только потому что он так сильно любит Кихёна. Да, он плакал, но это совершенно никого не касалось. — Я же сказал тебе, что нет!       Хёнвон примирительно выставил ладони, после чего его пальчики легко вплелись в мягкие волнистые пряди. Безотказный прием: Чангюн всегда расслаблялся, когда трогали его волосы. И Хёнвон это знал, потому бесстыдно пользовался. Вот и сейчас накручивал прядки на палец, заматывал резинками, делая из прически совершенно безобразного ежика. — Не кричи. Нет — значит, нет, — тихо прошептал он, а затем все же повалил друга на себя, оторвав от бестолкового занятия. Чангюн пробовал возмущаться, барахтал руками и ногами, пытаясь перевернуться, словно неуклюжая черепаха, но Хёнвон перешел к самому запрещенному приему — щекотке. — У кого тут самая сладкая попка?       Мальчишки смеялись довольно громко, катаясь по кровати и подминая под себя постельное белье. Они словно забыли, что приключилось с ними днем, забыли, как пришлось оправдываться перед старшими. Им нужно было слишком мало, чтобы почувствовать себя детьми. А может, такими они и были. Играючи, Хёнвон коснулся губ Чангюна пальцем, смял их на бок и попробовал поцеловать. Тот отстранился и даже выпутался из объятий, сев в кровати. — У тебя, Вон-а, — ответил он тихо на давно заданный вопрос, и Хёнвон вопросительно поднял бровь. — У тебя самая сладкая попка.       Хёнвон цокнул языком и закатил глаза. Вот и поиграли. — Ты же знаешь, что я не это хотел услышать. Зачем ты так?       Взгляд Чангюна действительно виноватый, заставляющий все понять без слов. Хёнвон не стал расспрашивать, приподнялся, чтобы стянуть покрывало, после чего они вместе шмыгнули греться под одеяло. — Не обижайся, просто мы уже достаточно сегодня начудили, и я обещал, — оправдался Чангюн, но Хёнвон прервал его, приложив палец к губам. — Забудь, я просто хотел поиграть, вот и все. Думал, что ты будешь не против.       Чангюн поджал губы, долго мялся, складывая слова в предложения, старался сформулировать все так, чтобы вопросов больше не осталось. Хёнвон заинтересованно смотрел на него, даже иногда немного улыбался. Это придавало уверенности. — Вон-а, можно я тебе объясню один момент? — собравшись, начал он, сжав кулаки под одеялом. — Понимаешь, если из-за наших с тобой тайных игр мы с Ки поругаемся, то он все равно останется твоим братом. Между вами ничего не изменится, только вот я ему стану никем. Впрочем, как и тебе, ведь мы не сможем больше видеться. — Ладно, — прервал его Хёнвон, видя, что слова даются с большим трудом. — Я тебя понял. Обещаю, что отныне и всегда будем только честно предаваться нашим скромным играм.       И они снова тихо рассмеялись, с головой скрывшись под одеялом. Проснулись ребята только посреди ночи, когда вой ветра и шум дождя прекратились. В уши врезался треск включившегося приемника, который очень некстати нашел волну и тут же ее потерял, превратив в визг. Чангюн подорвался первым и, чтобы шум не разбудил старших, быстро выдернул вилку из сети. Хёнвон толком не проснулся, только поморщился. И когда колотящееся сердце успокоилось, Чангюн ткнулся к нему поближе, чтобы продолжить смотреть сон. С ним было не так спокойно, как с Кихёном, но лучше, чем одному.       Чангюн очень плохо спал весь остаток ночи и, когда в половине десятого утра прозвенел импровизированный будильник в виде свистящего чайника с кухни, поднялся, чтобы сходить в уборную. Утро. А это значит, что еще одна ночь миновала. Пока парнишка умывался, в коридоре послышались голоса Хёнвона и Кихёна. Он выключил воду, подкрался к двери, чтобы слышать отчетливее. Они что-то говорили про собаку, но Чангюн сам себе только пожал плечами и продолжил умываться. Еще, к своему сожалению, он услышал, что Хёнвон снова собирается в город. Парень глянул в зеркало и моментально отпрянул, почувствовав сзади движения. Оглянулся через плечо и откинул мокрую челку со лба. Никого. Сердцу в груди стало тесно, и оно активно стучало в голове. Картинка в глазах неприятно пульсировала, начиналось странное жжение, будто под веками все забито песком. — Ты тут надолго? — голос Кихёна прозвучал, как облегчение. Мальчишка бросился в привычные объятия и решил, что больше ни за что не закроет дверь, когда пойдет умываться.       После завтрака Хёнвон даже опомниться не дал, отрыл на дне чемодана самые отвратительные вещи, какими их считал только он, и потащил на улицу, снова через зловещие ряды кукурузы, которые, казалось, желтели с каждым днем. Переодеться — глупая идея. Надо было смириться с тем, что они слишком выделяются на фоне этого городка. Они приезжие, а чужаков тут не жаловали. Даже, если бы они прожили здесь не два дня, а два года, то все равно не были бы похожи на остальных.       Пока Хёнвон, как и вчера, очищал машину от обвертки, Чангюн возился с радио. Он не очень-то привык находиться в тишине. Музыка очень помогла бы расслабиться. Но на волне любимой музыки, которую они слушали до этого, были сплошные помехи. Парень так и тыкал по кнопкам, даже воспользовался ручным поиском, пока безотрывно наблюдал за Хёнвоном. Лицо того было вроде бы безучастным и совершенно пустым одновременно, с напряженно поджатыми губами. — Зачем мы опять едем в город? — спросил он, будто невзначай, не отвлекаясь от поиска волны.       Хёнвон удобно уселся и потер прохладные пальцы. Выглядел он очень решительно. — За тем, что здесь происходит что-то странное, — без тени улыбки ответил он. — Ты слышал что-нибудь этой ночью?       Чангюн отрицательно помотал головой. — Нет, ничего. — А братик и Хосок слышали собаку, которую я слышал прошлой ночью. Почему мы с тобой ее не слышали?       Казалось, что Чангюн не очень-то его и слушает, увлеченно тыкая по кнопкам и вслушиваясь в странные помехи. Там, за завесой белого шума, будто кто-то говорил. Совсем неразборчиво, шипяще. Ладонь Хёнвона махнула перед лицом, и Чангюн встрепенулся. Он даже не сразу понял, что они движутся по дороге, по которой ехали вчера. — Крепко спали, — выдал он первое, что пришло в голову, хотя уже и забыл, о чем его спрашивали.       Но Хёнвон будто не видел его странного состояния. — Сомневаюсь, — презрительно цокнул он языком. — Попробуем найти того парнишку, он явно что-то знает. — Мы даже не знаем, как его зовут. — Найдем, — снова фыркнул Хёнвон, прекрасно понимая, что друг просто боится. — Здесь полторы улицы, не заблудимся.       Чангюн наконец отстал от радио и откинулся на спинку сиденья, скрестив руки на груди. Вид насупленный, губы надуты. И почему он никогда не может сказать это чертово «нет»? — Мне очень не нравится эта идея...       Не успел он договорить, как приемник в машине поймал что-то похожее на волну. Сельскохозяйственная программа. Вести с полей с едва различимым голосом. А затем, после еще пары десятков метров, голос прозвучал так громко и четко, словно говорящий сидел прямо на приборной панели за решеткой динамика. — Я купил ей зеркало, понимаешь, она хочет, как эти модели, краситься в спальне, — возмущался хрипловатый мужчина. — Вместо того, чтобы починить плуг... Чертово зеркало!       Чангюн вздрогнул и вжался в дверь, а Хёнвон подавился собственной слюной. Да уж, лучше бы из динамиков так и лились шершавые помехи. — Святый Боже! — проревел незнакомый голос. — Зеркало!       Рука Хёнвона дернулась и выключила проклятое радио совсем. Вероятно, что вышка была где-то рядом, раз голос доносился таким чистым. И о чем только люди в глубинке возмущаются? Верно. У всех разные ценности. Над морем кукурузы, неподалеку от городка действительно стояло странное сооружение, немного покосившееся. Радиомачта.       Они все так же молчали, когда проехали знак ограничения скорости. Затем еще один знак, весь в струпьях ржавчины, гласящий о том, сколько человек живет в городе. Миновав два перекрестка грунтовой дороги, но так и не увидев хоть одного жителя, Хёнвон даже расстроился, окликнул друга, но тот не отозвался, а все так же сидел с побелевшим лицом.       Дома в городке были деревянными, лишенными излишеств. Строгие постройки, потемневшие от времени. Заброшенные лужайки с жухлой, пожелтевшей травой. Пришлось приостановиться, когда на дорогу вдруг вышла дворняга, а затем медленно растянулась прямо посередине, положив черно-белую мордочку на лапы. — Остановись! — выкрикнул Чангюн, и Хёнвон вздрогнул, силой нажав на педаль тормоза. — Остановись и разворачивайся! Поехали назад!       Парень послушно съехал на обочину и заглушил двигатель. — Что случилось? — Что случилось?! — в голосе прозвучали визгливые нотки, а колени парнишки подогнулись, чтобы прижаться к груди. — Ты действительно не понимаешь? Тут же ни одной живой души, кроме нас! А еще... — Что еще? — Хёнвон попробовал тронуть приятеля за колено, но тот резко откинул руку. — Этот кто-то по радио сказал что-то про зеркало. — Ну и что? — Это... — Чангюн не решался озвучить то, что крутилось на языке, боялся показаться слишком уж дерганым. Он посмотрел в добрые глаза собаки, лежащей на дороге, будто не пускающей ехать дальше, а затем увидел старика, медленно идущего в сторону их машины, и вцепился в руку Хёнвона. — Вон-а, мне страшно…       Хёнвон не рискнул сказать, что он сам похолодел, начиная от кончиков пальцев. Вопреки всему, он выдернул ключ из замка зажигания и рванул к единственной живой душе, которую только смог увидеть в этом городишке. Чангюн вылетел из машины следом, вцепился в кофту Хёнвона со спины, и они вместе дождались, пока собака побежит за хозяином, вновь идущему к своему дому. — Простите, сэр, а вы всех в своем городе знаете? — крикнул Хёнвон, побежав за стариком по тропинке.       Внутренности Чангюна поменялись местами. Похоже, что разговора избежать не удастся, и он лениво поплелся следом. Собака пробежала мимо еще раз, потеревшись о ноги хвостом, закрученным в баранку, весело тявкнула и посеменила к дому еще быстрее, чем старик. — Это намек на мой возраст, молодой человек? — насмешливо проскрипел незнакомец, так и не повернувшись. — Нет, что вы, — поспешил заверить его Хёнвон и обернулся, нервно поманив приятеля за собой. — Мы просто ищем одного мальчика. Надеялись, что нам кто-нибудь сможет помочь. Вы первый, кого мы встретили здесь. И то, только благодаря вашей собаке.       Старик покосился на псину и потрепал ее между ушей. Казалось, что он пытается игнорировать подростков, нарочно не поворачиваясь к ним лицом. Но он хотя бы не выглядел враждебно. — Да, это сонный городишко, — сухо согласился он. — Все сейчас работают в поле, так что дома никого не сыскать. Так что вы там говорите? Что тем, кто вам поможет, буду я? Что вообще вас к нам привело?       Чангюн свел брови в отвращении к недружелюбному собеседнику, толкнул Хёнвона в бок, но тот только ощерился, дав понять, что никуда не пойдет, пока хоть чего-нибудь не выяснит. — Мы приехали в отпуск, — ответил Чангюн, будто передразнивая Хёнвона.       Старик вздохнул, подошел к своему ветхому крыльцу и схватился за колонну полуразрушенных перил. Его явно терзала одышка, хотя путь составил всего-то пару десятков метров. — Не лучший выбор, — выдохнул он. — Совсем не лучший. Делать тут абсолютно нечего, только ждать собственной смерти, — полузадушенная усмешка. — Чем я, собственно, и занимаюсь.       Схватив Чангюна за руку ради собственного спокойствия и ради того, чтобы тот не сбежал, Хёнвон подошел ближе. От старика пахло старостью, и этот запах ни с чем не спутаешь. Его грязные седые волосы зачесаны на один бок. Невольно подступала тошнота. — Послушайте, — начал Хёнвон. — Но ведь тут есть и молодые. Парень, которого мы встретили вчера. Он немного похож на меня, — он задумался на мгновение и зачесал волосы. — Прической похож. — Не может такого быть, — прокряхтел незнакомец и противно харкнул на землю.       Он все еще не собирался повернуться лицом, но уже утверждал, что такого быть не может. Оба подростка недовольно закатили глаза. — Но мы видели… — попытался встрять Чангюн и даже решился протянуть руку, чтобы коснуться костлявого плеча, но старик снова кашлянул, чем и заставил вздрогнуть. — Не спорь! — рявкнул он так, что даже собака заскулила и поджала хвост, свернувшись калачиком на крыльце. — Не спорь, когда с тобой говорят старшие! Если я сказал, что такого быть не может, значит не может.       Чангюн потряс головой и не желал отступать, сделав свой голос тверже, чем обычно. — Но он разговаривал с нами, — уверенно произнес он. — А потом пришли его родители, и он ушел, не попрощавшись.       Старик застыл, показалось на секунду, что он даже перестал дышать. А потом угрюмое лицо с серой обвисшей кожей медленно повернулось в полоборота. Бесцветный глаз все так же смотрел в никуда. — Вы видели его родителей? — встревоженно спросил незнакомец. — Конечно, — ответил Хёнвон уже более радостно и махнул рукой в сторону. — На парковке бакалейного магазина. — Парень вам представился? — Нет, — фыркнул Чангюн, крепче стискивая ладонь Хёнвона. — Не успел, наверное. Он испугался, мы же вам об этом и говорим. Мы переживаем за него.       Зловещий смех, перемешанный со старческим кашлем, вызвал у подростков подобие рвоты. Они оба скривились и зажали носы, пока старик медленно поворачивался, скрипя сгорбленной спиной. — Сострадания… Сочувствия… — трещал мужчина подобно сломанному приемнику. — Помощь немощным и слабым. Вы… — ткнул он искривленным пальцем едва ли не под самый нос Хёнвону. Тот отпрянул, вжав голову в плечи. — Вы детишки этого отчаянного безумца.       Хёнвон сглотнул и постарался отодвинуться от упирающегося в него пальца. — Нет, не мы, — уточнил он. — Только я. Вы что-то знаете о моем отце?       И тот же самый палец с треснувшим сухим ногтем ткнулся Чангюну в щеку. Парень едва удержался от того, чтобы показать, что он ел на завтрак. — А он тебе не рассказал? — довольно резко и с усмешкой спросил старик, после чего и вовсе рассмеялся, заходясь бронхитным кашлем.       Подростки переглянулись, округлили в изумлении глаза и плотнее прижались друг к другу. — Кто? Я? — рискнул спросить Чангюн, царапая чужую ладонь. — Почему я должен что-то ему рассказать? — Да, — кивнул незнакомец. — Именно ты, ребенок. Не узнаешь меня? — С чего бы мне вас узнавать? — сощурился парень, но вздрогнул и с новой силой вжался в Хёнвона, когда старик ударил палкой о сухие доски крыльца. — Начни с того, как ты выжил.       Чангюн опешил, а рот его широко открылся, готовый что-то сказать. Хёнвон дернул его за рукав, прижимая к себе и призывая молчать. — Да что происходит?! — крикнул он, но тут же был перебит. — И все же, вы что-то знаете, — вполне спокойно обратился Хёнвон к старику и сощурился.       Чангюн снова нетерпеливо дернул его за рукав и потащил по дорожке обратно к машине. Хёнвон вывернулся, больно прикусив за запястье. — Ничего он не знает! — крикнул тот уже издалека, вернувшемуся назад к старику приятелю. — Пойдем отсюда.       Палка указала прямиком на Чангюна, незнакомец отодвинул ей подошедшего Хёнвона и сам решился подойти к крикливому подростку. — Расскажи, почему ты не ослеп и как ты выжил, — как мантру повторял старик, поблескивая бесцветными глазами.       Сухая рука вцепилась в тонкое запястье и потащила к себе. С виду старикашка был довольно слабым. Так и не скажешь, что мог вцепиться, как голодная псина острыми зубами. — Отстаньте! — дернулся парнишка, но так и не смог вырвать руку. — Отпустите меня! Вон-а, скажи ему, что я ничего не знаю!       Старик резко разжал ладонь и повернулся к Хёнвону так молниеносно, словно был моложе лет на пятьдесят, чем выглядел. Чангюн потер запястье и через высокую колючую траву побежал к другу, чтобы снова схватить его в охапку. — Хёнвон, — просиял мужчина. — Так я действительно не ошибся. Это и вправду ты? Подрос, ничего не скажешь.       Хёнвон казался непрошибаемым, будто и не чувствовал угрозы от странного человека, сначала притворяющегося больным и немощным, а впоследствии кидающегося на людей. — Вы знаете, как меня зовут? — Взгляни на меня, — выпятил старик грудь и усмехнулся. — Я много чего знаю и видел. — Расскажите?       Чангюн старался изо всех сил, чтобы Хёнвон больше не смел подойти к старику ни на шаг, держал его рукав до треска, но Хёнвон отпрянул сам, когда незнакомец в очередной раз рассмеялся и смачно отхаркнул сгусток соплей. — Рассказать что? — задыхался он ехидным смехом. — Как отец похоронил тебя в закрытом гробу? — Что? — первым сдался Чангюн и застыл в ступоре, отпустив друга. — Что вы такое говорите? — более спокойно спросил Хёнвон. — Я говорю то, что знаю, — старик прекратил смеяться и присел на лесенку крыльца, снова сгорбившись. — Он похоронил тебя, — провел он пальцами по глазам. — Совершенно слепого, с белой повязкой на глазах. А потом сказал, что старший сын сбежал из дома, свихнувшись на твоей смерти. — Но это... — подался Хёнвон вперед, но снова был схвачен. — Это неправда. Мы уехали отсюда сами. Вы же видите меня? Я жив.       Тяжелая усмешка, перемешанная с кашлем. — Теперь я это вижу. А значит, что твой отец был не совсем честным человеком... — старик замолчал, растянул бескровные губы в улыбке и, схватившись за трость, вновь ткнул ею в Чангюна. — Таким же нечестным, как и твой друг.       Чангюн зарычал, готовый ударить притворщика. Теперь уже Хёнвон держал его. — Да что вы ко мне пристали, в конце концов?!       Незнакомец покачал головой, но улыбка с его лица не исчезла. — Кто из вас видел Уильяма? — он осекся. — Точнее, того мальчика. — Билли? — переспросил Хёнвон.       Сморщенная рука указала на волосы. — Того, с похожей прической. — Мы оба, — грубо ответил за него Чангюн. — Он был один?       Хёнвон помотал головой. — Нет, не один. С родителями.       Старик почесал подбородок, а кожа на его лице то разглаживалась, то снова сморщивалась, будто висела ошметками. — Вот, значит, как, — задумался он, скользко улыбнувшись. — А младшего сына при них не было? Если не ошибаюсь, то мальчонке должно быть четырнадцать. — Не-ет, — протянул Хёнвон, будто задумался, после чего радостно встрепенулся. — Может быть он знает, где найти Билли?       Старик усмехнулся, схватился за свои колени, чтобы подняться, а сухие руки ловко подхватили трость, принявшись тыкать ей в и без того напуганного Чангюна. — Твой друг знает, где найти обоих! — возвысил он голос. Теперь, казалось, его речь наполнилась мощной пульсацией. — Зачем вы пришли ко мне?! Поиздеваться над стариком?!       Чангюн решительно не хотел больше ничего слушать, силой вцепился в ладонь Хёнвона и потащил его за собой, подумав, что если будет очень нужно, то он его даже ударит. — Пойдем отсюда, чертов упрямец... — Правильно! — проревел старик, замахиваясь тростью. — Убирайтесь отсюда! В этом городе не любят таких, как вы!       Хёнвон все так же упирался, хотя кроссовки скользили по влажной не скошенной траве. — Таких как мы?       Увесистая трость ударила мальчишек по сцепленным рукам, но они только шикнули одновременно, так и не отпустив друг друга. Чангюн же упорно тащил друга за собой. — Вы знаете, о чем я говорю, — гадко рассмеялся незнакомец. — Убирайтесь, пока не стало слишком поздно! Пока он не нашел меня и не нашел вас! — Он?       Ответом Хёнвону послужила довольно ловко брошенная палка, приземлившаяся у ног. Стало понятно, что пора уносить ноги. И как можно скорее. — Убирайтесь!       Подростки бежали, не оглядываясь до тех самых пор, пока не пересекли неухоженную лужайку и не прыгнули в машину, заблокировав двери. Сердце колотило, как набат. Хёнвон пару раз уронил ключи, пока пытался достать их из кармана. Чангюн же нервно оглядывался на обезумевшего старика, гладившего своего пса и все так же противно улыбающегося.       Подняв куски грязи с мокрой дороги, машина резко развернулась. Мальчишки молчали, пока наконец не покинули городок, выехав на дорогу, по которой прибыли сюда. На асфальте Хёнвон увеличил скорость, стараясь убраться быстрее.       Увидев в зеркале заднего вида потрепанный красный пикап, он сначала подумал, что это еще один фермер, едущий в поле. Хёнвон попробовал сместиться к обочине, чтобы дать ему проехать, но пикап повторил его действия и обгонять не спешил. Парень резко нажал на тормоз, и их обоих швырнуло вперед. Пикап сначала поравнялся на какой-то миг, а затем быстро пролетел вперед. На размышления было не так много времени. Что делать? — Едь уже! — прикрикнул на него Чангюн, и Хёнвон кивнул, вдавив педаль газа.       Сердце екнуло. Первой мыслью было остаться в машине и никуда не ехать. Ждать, что же будет дальше. Может, у них просто развивается мания преследования, но сейчас они бы оба отдали многое, чтобы иметь под рукой хоть какое-то средство защиты. — Что это было? — указал Хёнвон пальцем через плечо. — Что значит: «Он все знает»? — Но я ничего не знаю, — нервно ответил Чангюн, замотав головой. — Он просто свихнулся. Ему поди лет сто, если не больше. Мне вообще показалось, что он слепой...       Хёнвон довольно сдержанно кивнул. — Мне тоже так показалось, — потер он кисть. — Но палкой своей махал уж больно метко. Бывает, что у стариков выцветают глаза, так что, думаю, это наш случай. Сейчас приедем и расскажем все... — Нет! — визгнул Чангюн и до боли вцепился обеими руками в ногу Хёнвона. — Ничего мы не расскажем! Они решат, что мы свихнулись. Сами разберемся. Обещай мне.       Хёнвону оставалось только тяжело вздохнуть и согласиться. Он ведь и сам не очень хотел объяснять все то, что с ними происходит, ведь это было бы довольно проблематично. — Как думаешь, что он имел ввиду, когда сказал, что там не любят таких, как мы?       Чангюн фыркнул, задрав нос, и уставился в окно. — Известно, что. Гомофоб старый. — Бред... — Еще какой, — кивнул Чангюн, не отрываясь от вида приближающегося дома. — Кому вообще есть до этого дело? Жить-то мы ему вряд ли мешаем. — А как он это понял?       Смешок. — А ты вернись и спроси у него.       Запарковав машину, Хёнвон несколько раз сделал дыхательные упражнения, чтобы собраться с мыслями, потер виски и наконец повернулся к приятелю. — Давай так, — кивнул он. — Ничего не рассказываем, но взамен ты мне пообещаешь, что не испугаешься, и мы найдем того мальчишку. Начнем сегодня ночью, есть у меня несколько мыслей, с чего начать.       Чангюн охотно сжал его ладони и посмотрел в глаза. Обследовать старый дом ночью... Что может быть забавнее? Но он опять не может сказать это проклятое «нет».