Завещание ночи

      Глаза Кихёна затмила слепая ярость. Он метался в узком коридоре, не зная, куда же ему бежать сначала, со злости ударил кулаком в стену, переводя дыхание. Тело колотило в ознобе, пальцы похолодели, жгло сбитые костяшки. Он не хотел, но четко видел, как Хосок заходил в комнату, расстегивал ширинку и, наверняка, просил все сделать тихо. Зачем он трогал Чангюна? Трогал ЕГО мальчишку.       Горло обожгло рыком, волосы прилипли к потному лбу. Он убьет подонка. Точно убьет и только потом спросит, зачем же все это было. Но разве для этого нужна причина? Разве можно это хоть чем-то оправдать? Кихён молча выбил дверь в комнату напротив ногой, осмотрелся, но так никого и не увидел. Послышались звуки постукивающей ложки о стенки чашки. Серьезно? Хосок собрался после такого чая попить?       Кихён огрызнулся в очередной раз, сцепил зубы до хруста и, чеканя тяжелый шаг, подошел к дверному проему кухни. Хосок сидел за столом один, Хёнвона рядом не было. Оно и лучше — не увидит смерть своего любимого ублюдка. — Ну что, тварь? — процедил Кихён, сжимая кулаки. — Аппетит после секса появился?       Хосок отвлекся от чашки, спокойно положил ложку на стол и взглянул на приятеля, чуть наклонив голову. Кихён перехватил его взгляд и уставился в глаза — ничего не соображающие глаза, в которых застыл вопрос. Кихён выпрямился, весь напрягся, как звенящая струна, и замер, изучая лицо и ситуацию в целом. Взгляд опасный, колкий, в нем явное желание убить, разорвать. И эта ненависть повисла в воздухе тяжелой взвесью. — О чем ты говоришь? — Хосок не решился даже встать со стула, а руки уцепились за край стола. — Ты снова решил, что мы с твоим братом не пара? Да мы и не спали вместе уже пару недель... — Поэтому ты это сделал?! — взревел Кихён, ударяя кулаком по двери. — Решил оторваться?! Чего тебе не хватает?! Думаешь, что так меня унизить сможешь?       Хосок в замешательстве поднялся на ноги и развел руки в стороны, показывая всего себя, что, мол, я и переодеться не успел. Кихён на это никак не отреагировал, даже насмешливо не фыркнул. Дикая ярость расползалась по венам вместо крови, делаясь густой и горячей. Кулак вновь впечатался куда-то в створку кухонного шкафа, полетели осколки, кожа на пальцах лопнула, но Кихён не чувствовал этой боли, не чувствовал вообще ничего. Вся его боль и переживания сейчас находились рядом с любимым мальчиком, который не мог даже самостоятельно поднять головы.       Необдуманное движение для Хосока оказалось ошибкой. Кихён резко подался вперед, как грациозная пантера, схватил чужие запястья и жестким коленным тычком по бедру заставил согнуться. Руки оказались в захвате на пояснице, и Хосоку ничего не оставалось, кроме как шлепнуться грудью на стол. — Ты надеялся, что все пройдет бесследно? — шипел Кихён на ухо, жестче прижимая своим весом к столу. — Странно. Я думал, ты умнее.       Голос Кихёна совсем на грани слышимости, и Хосок безошибочно узнал эти нотки истерики, полной потери контроля. Так он бесился лишь однажды, когда узнал, что его любимый младший братик нашел себе отдушину в лице того, с кем старший делил постель еще в юности. Кихён тогда кричал на Хёнвона, что он берет использованный товар — никому не нужный, поношенный. Хосок понимал, что в тот момент в его приятеле говорила лишь ярость, но все равно кривился от каждого брошенного слова. Он, как никто другой, знал, что Кихён никогда не скажет люблю или переживаю, но вместе с этим знал и то, что тот умеет любить и переживать. Догадки подтвердились, когда в его жизни появился Чангюн. Что случилось сейчас — Хосок решительно не понимал, хоть и отчаянно пытался. — Можешь объяснить? — простонал Хосок со смятой щекой. — Или ты убить меня собрался?       Хосок понял, что спросил глупость, когда одним уверенным движением Кихён скинул все со стола. Послышался звон битой посуды, а затем вообще все звуки стихли. На горле сомкнулась петля из столовой скатерти. Тяжелое колено упиралось в поясницу, грозя ее сломать, а зубы, казалось, готовы были разорвать ушной хрящ. Язык вываливался изо рта, стало совсем нечем дышать, потекли неконтролируемые слюни. Руки панически хватались за хлопковую ткань, но ноги от бессилия уже начали разъезжаться в стороны. — Не смешно тебе, сука? — полушептал Кихён, сильнее затягивая петлю. Он то и дело дергал, пытаясь поставить Хосока на ноги, но тот только хрипел и клонился ниже. — Хочешь со мной такое же проделать?       Хосок прохрипел и сомкнул зубы, прикусив распухший язык. По горлу словно растекался горячий металл, попадая в легкие. Цветные переливы на полузакрытых веках вторили ударам сердца. Все ярче и ярче. Если Кихён и в самом деле ждал ответа, то точно бы не дождался. Впрочем, он не ждал. Его точно так же, как и чертова скатерть, самого душила ярость. Он не нашел ей другого выхода. Только через чужую боль. С пугающей силой ткань затягивалась на горле, но боль от унижения так и не проходила. Казалось, она только множилась, росла, густела. Первобытная ненависть, заставляющая слепнуть, не видеть мучений, только наслаждаться ими, пропускать через собственные пальцы, через голову, через пустые глаза...       Хосок за всю жизнь и в силу своей профессии видел многое, слышал в свой адрес немало угроз, но никогда не боялся так, как сейчас. Сейчас он даже не мог объяснить, чего именно он боится. Оставить Хёнвона? Отсутствия возможности узнать, за что его мучают... Или взаправду убивают... Мир сузился до микроскопических размеров, дышать стало совсем нечем...       От душераздирающего вопля заложило уши. В кухню влетел Хёнвон и, не разбирая, что происходит, кинулся брату на спину. Тот пошатнулся, но руки не отпустил, продолжая сжимать в них самодельную петлю. Хёнвон вцепился в его волосы и тем самым заставил немного отвлечься. Хосоку этого хватило — он с оглушительным вздохом свалился на пол, хватаясь за саднившее горло. — Вы чего творите?! — визгнул Хёнвон, ловко спрыгнул со спины и бросился к Хосоку, пытаясь заслонить его своей спиной и расставляя руки в стороны. — Я понимаю, что нам всем немного страшно, но это не повод поубивать друг друга. Молодость решили вспомнить?! Взрослые мужики же!       Кихён тяжело дышал, держась ладонями за собственные колени. Хосок так и вовсе пытался понять, не сдвинута ли у него подъязычная кость. Слюни все еще текли мимо рта, но он уже отчетливо видел ангела в лице любимого мальчишки, который так самоотверженно пытался защитить его собой. — Вон-а, ты совершаешь ошибку, — прохрипел Кихён и прочистил горло, все так же продолжая буравить взглядом пол. — Ты не понимаешь, кого защищаешь.       Но Хёнвон решительно замотал головой и еще отполз назад, буквально наваливаясь на Хосока своей спиной. Руками парнишка схватился за чужие колени, чуть успокаивая. — Я защищаю в первую очередь тебя, — возразил он, а тон стал совсем взрослым. — Пытаюсь уберечь от необдуманного поступка, о котором мы все потом пожалеем.       Кихён коротко усмехнулся. Жалеть? Он точно не будет жалеть о потери человека, который ни во что не ставит жизни и интересы других, их принципы и убеждения — быть честными с собой и окружающими. Зачем жалеть человека, который может запросто унизить слабого, после чего делать вид, что все в порядке и ничего не произошло. — Зачем мне жалеть эту тварь?! — выкрикнул он и с яростью столкнул с тумбочки несколько тарелок и подставку со столовыми приборами. Россыпь осколков зазвенела по полу. Хёнвон едва успел пригнуться от летящих в него вилок. — Спроси его, приятно ли ему было совать свой грязный хер в рот моему мальчику! Ты живешь с дикой тварью, Вон-а, а теперь отойди. — Что?.. — Хёнвон обернулся через плечо на хрипящего Хосока, пытающегося вытереть рот грязными ладонями. Тот все еще молчал, но причиной скорее был шок или же боль от сдавленной глотки. — Это правда? Почему?..       Кихён рассмеялся так громко, что зазвенела посуда в шкафу. Зачем? Вот уж точно на этот вопрос сможет ответить только Хосок. За окном сверкнула молния, раскатистый гром содрогнул стены старого дома. Хосок испуганно смотрел на безумную улыбку Кихёна, заходился кашлем, а тело шло колючими мурашками. Он успел только открыть рот, чтобы крикнуть, но из него не вырвалось и звука. Под ударом тяжелой руки Хёнвона отбросило в сторону. Со слабым стоном парнишка тер свезенный об осколки локоть, кровь просочилась через тонкую ткань светлого гольфа. Хосоку оставалось только зажмуриться прежде, чем щеку прижгло звонким ударом. Губа в уголке лопнула, и из нее вытекла липкая струя густой крови, язык снова зажало зубами, отчего он стал еще более неповоротливым. — Вставай на колени! — скомандовал Кихён и подошел ближе, едва ли ни упираясь пахом в чужой лоб. — Вставай, или я сам тебя поставлю!       Хёнвон не хотел видеть этого унижения, он заметил, что намокают щеки, вероятно, он плачет, только еще не понимает этого. За раздирающей на части душевной болью уже не чувствовался сбитый локоть, не чувствовался удар по стопе, нанесенный собственным братом — любимым братом. Парень только, не отрываясь, смотрел на Хосока, покорно складывающего руки за головой и встающего на колени. Неужели, это правда? Зачем ему это было нужно? — Я этого не делал, — голос мужчины совсем просел и был больше похож на едва слышный хрип. — Чангюн что-то перепутал. Я все время был с тобой.       Удар с левой ладони уже был не настолько сильным, но правую Кихён отбил в первый раз, вложив в удар столько злости, сколько не мог себе даже вообразить. Хосок не пошатнулся, лишь склонил голову на бок и постарался слизнуть стекающую кровь. — Не валяй дурака! Ты ушел раньше, сказал, что проверишь, не вернулись ли мальчишки. Проверил?! — Ки, я не хочу с тобой драться, — откашлялся Хосок, сплюнув кровь на пол. — Тебе нужно остыть, а затем мы сядем и спокойно поговорим. — Нет, дружочек, с хером во рту говорить неудобно.       Кихён откровенно смеялся, медленно расстегивая ширинку, и Хёнвон видел странный блеск в его глазах. Он никогда не сомневался, что в некоторых вопросах брат слишком вспыльчив, но никогда бы не подумал, что настолько. Парень собрался, сам поднялся на колени и, оттолкнув Кихёна в бедро, снова встал перед Хосоком, заслоняя от надвигающегося позора. — Ради меня, Ки-ки, ты не сделаешь этого, — решительно покачал он головой и прикрыл глаза. Будь, что будет. — Если все же сделаешь, то начни с меня.       Хёнвон открыл глаза, когда услышал треск молнии на ширинке. Он сделал глубокий вдох и смирился. Даже когда пальцы брата вплелись в его волосы, мальчишка не пискнул; почувствовал, как Хосок осторожно касается его талии и пытается прижать к себе. Хёнвон отказывался верить в происходящее, он почти не дышал, а где-то вдалеке прозвучал тоненький надрывный голосок. — Остановись!       Все трое повернулись к двери. Чангюн тяжело держался на ногах, хватаясь обеими руками за косяк. Хёнвон только сейчас понял, в чем дело, когда глаза выцепили клетчатую рубашку, в которую был одет его друг. Та была запачкана на груди белыми потеками, перемешанными с рвотными массами. Лицо Чангюна казалось белее обычного и приобрело зеленоватый оттенок. Значит, Кихён не врал, когда говорил о надругательстве. Хосок сам ахнул, когда увидел мотающегося подростка, и сгреб Хёнвона в охапку, пытаясь ладонью прикрыть ему глаза. Тот даже не протестовал, сам зажмурился и вжался в горячую грудь сильнее. Теперь они делили одну дрожь на двоих. — Что? — Кихён сделал шаг навстречу Чангюну, а тот кивнул, но с места не сдвинулся. — Ты тоже решил его пожалеть?       Чангюн виновато склонил голову и уперся лбом в косяк. Он не меньше остальных не хотел видеть происходящего, но больше всего его пугала сама мысль о том, что все это происходит из-за него. Он бы никогда в жизни не поверил, что Кихён способен сделать такое с собственным братом. Пришлось вмешаться. — Это не Хо, — сделал он свой голос чуть громче. — Прошу тебя, остановись. Он тут ни при чем.       Кихён почувствовал, как жар отливает от головы. Он несколько раз моргнул и потер ладонями лицо. Больше всего он бы хотел верить в эти слова, прогонял их про себя раз за разом, но все же решился переспросить. — Ты же сказал, что это он. Значит, ты соврал? Зачем? — Я не врал, — более твердо ответил Чангюн и решился открыть глаза. — Он действительно выглядел, как Хосок, только одежда на нем была чистая. А еще он сказал, что я раньше...       Мальчишка всхлипнул и попытался вытереть лицо оттянутым рукавом рубахи. Кихён подошел к нему ближе, и тот сам упал в объятия, мажа запачканное лицо об чужую кофту. — Что он сказал? — переспросил Кихён и успокаивающе погладил по голове. — Не бойся. — Он сказал, что я раньше делал это лучше. Мы не были близки, и ты это знаешь... Вы все это знаете...       Снова потекли слезы, стало ясно, что Чангюн больше ничего не скажет. Кихён осмотрел Хосока и вспомнил, как сидел вместе с ним на коленях у амбара. Штаны до сих пор оставались испачканными, пальцы — измазанными в грязи, но это не мешало ему обнимать Хёнвона и тыкаться носом в его макушку. Либо кто-то из них врал, либо они оба говорили правду. Возможно ли такое? — Пойдем, поговорим наедине, — прошептал Кихён и схватил первое попавшееся полотенце со стола.       Хёнвон опешил от такого поведения брата, он сидел скорее мертв, чем жив. Резкая смена настроения, пожалуй, единственное, что Кихёну не свойственно. Оставалось только позавидовать Чангюну и тому, как он воздействует на своего любимого человека. Или же это было что-то другое? Хёнвон повернулся к Хосоку, но тот продолжал упорствовать и прятать лицо в волосах. Только при внимательном рассмотрении Хёнвон понял, что тот тихо плачет. — Разрешишь мне промыть тебе раны? — робко спросил он, поднимаясь на ноги.       Хосок только молча кивнул, схватился за стул и шлепнулся на него, откинувшись к спинке на тяжелом выдохе.       Глупо было верить в то, что Чангюн будет говорить. Кихён сидел рядом и пробовал отдышаться, сотню раз прогнал у себя в голове только что произошедшее и не верил в то, что это было на самом деле. Пальцы до сих пор сводило, будто они еще сжимали старую скатерть. Он кое-как обтер лицо мальчишки полотенцем, привел его в порядок, хотя бы внешне. То, что произошло, он разумеется, не забудет, но пусть скажет хотя бы одно жалкое слово, пусть подаст знак, что он жив, а не сидит, подобно молчаливой кукле.       Чангюн не говорил, не моргал, не плакал, только отсутствующим взглядом вперился в одну точку на полу и дрожал. Дрожал так сильно, что вместе с ним дрожала кровать. Кихён сначала хотел спросить, чего он испугался больше, но потом вспомнил свой собственный взгляд, которым был готов убить брата, и понял, что всего сразу. Как такое могло произойти?       Кихён выдернул грязную простынь, наспех постелил чистую и усадил Чангюна обратно на кровать, снова попытался прикрыть его пледом, но тот возразил и скинул его с плеч. — Мне не холодно, — выговорил он, стуча зубами.       И действительно, в комнате было душно. Кихён подошел к окну, дернул створку и был несказанно рад глотнуть свежего воздуха с запахом дождя и сырых полей. Где-то неподалеку хлопнули крылья, и птица забралась на карниз дома. Кихён попробовал высунуть голову, чтобы посмотреть на нее, но только намочил волосы и решил вернуться в кровать. — Может, что-нибудь хочешь? — несмело спросил он, присаживаясь рядом. — Поговори со мной, ты пугаешь меня своим молчанием.       Чангюн смутился поначалу, отвернулся, потом еще раз взглянул на Кихёна и, перекинув ноги через его колени, зажал в кольце рук. — Мне хочется... — поднял он стыдливый взгляд. — Можно я попрошу тебя посидеть со мной?..       Кихён улыбнулся детской наивности и робости. Это были самые интересные грани характера Чангюна, он как будто все время играет с тобой, хоть и кажется милым и предсказуемым.       Тёплые пальцы едва ощутимо коснулись чужой кожи, Чангюн чуть вздрогнул и задержал дыхание, наблюдая как плавно растекается улыбка на чужом лице. Кихён касался подушечками пальцев нежно и ласково, как родитель своего чада... — Тише, — мягкий тембр заставил парня взглянуть на своего мужчину, пока по щекам вновь предательски бежали слёзы. Он не мог больше сдерживать их, казалось, будто они прожигали сетчатку глаз. Чангюн крепче сжимал руки в кулаки, чуть отворачиваясь. Стыдно, что он так жалок сейчас. Растрепанный, в грязной рубашке с оторванной пуговкой, прячет глаза, плотно сжимает губы, роняет судорожный вздох и ничего не может по нормальному объяснить.       Кихён пальцами зарылся в мягкие волосы и легонько растрепал, будто совсем ребенка трогал. Закрыл глаза, потянулся чуть вперёд и оставил поцелуй прямо под глазом, пробуя соленые слезы на вкус. Невинным поцелуем тронул губ. Чангюн удивленно раскрыл глаза и коснулся подушками пальцев места поцелуев. Сердце бешено заколотилось, а перед глазами все замерло. Губы Кихёна тронули подрагивающий кадык, и тогда что-то внутри Чангюна оборвалось. — Нет, нет, нет! — зашелся он в паническом возгласе, с силой нажимая на чужие плечи.       Снова поцелуй в уголок губ — туда же, и Чангюн уже сам вцепился за те самые плечи перед ним. Тихо захныкал и прижался. Шептал, как одержимый: «прости». И до треска сжимал чужую кофту. Он чувствовал себя грязным, испорченным, и на самом деле понятия не имел, как теперь ляжет с любимым в постель. — Это ты меня прости, — Кихён выпрямился, как ни в чем не бывало, прошелся ладонью по взъерошенной макушке и попросил мальчишку вытянуть обе руки вперёд, ладонями кверху. — Веришь в судьбу? — получив в качестве ответа короткий кивок, продолжил. — Смотри, твоя линия судьбы длинная. Это значит, что ты будешь жить долго, а еще это означает, что ты преодолеешь все сложности и, что бы ни случилось, в итоге все будет хорошо. Ты со всем справишься.       А сложностей у него до этого было достаточно. Чангюн чуть улыбнулся. Кихён вытянул руку вперёд, натягивая кофту к локтю, и показал линию посреди своей ладони. — Моя тоже длинная. За меня тебе точно переживать не стоит. Мы пройдем через все вместе. Уж не думаешь ли ты, что я откажусь от тебя из-за того, что какой-то мудак решил, что трогать чужое — нормально?       Чангюн отчаянно упал в объятия мужчины и забылся. Ласковый поцелуй пришелся уже на другую сторону его губ, руки обвили шею и горячее дыхание перемешалось. Переплетение судеб окроплено запретной, но искренней любовью. Кихён крепче сжал в своих объятиях, но от них не было больно. — Ки, это точно ты? — голос мальчишки тревожный.       Кихён прошептал на ушко, что все хорошо, что нечего бояться, и что он любит своего сладкого мальчика. — Я тебя не оставлю... — шептал он так, словно все это происходило в последний раз и вот-вот исчезнет. — Прости, котенок, — поспешил он извиниться, укладываясь рядом и едва заметно улыбаясь. — Спасибо, — улыбнулся Чангюн, пристраивая на руки щеку. — Я просто хочу быть рядом, хочу, чтобы ты всегда был рядом. Не хочу, чтобы еще раз произошло что-то подобное. Мне страшно...       Кихён убрал выбившиеся волосы Чангюна за ухо и слегка коснулся пальцами раскрасневшейся щеки. Глаза мальчишки снова оказались мокрыми. Кихён не хотел знать, о чем тот сейчас думает, а потому оборвал речь поцелуем. — Я понимаю, что это будет трудно, — кивнул он. — Но попробуй забыть то, что произошло. Если ты сказал мне правду, и Хосок не виноват, то мы обязательно выясним, кто это сделал. Мне немного не по себе, что по дому, кроме нас, еще кто-то бродит. — Ты не понял, — несмело возразил мальчишка. — Мне страшно от того, что я видел. Ты ведь не такой. Как будто кто-то пытается свести тебя с ума. — Меня? — Ну да, — кивнул он, подвигаясь ближе, когда прохладный ветерок облизал горячие ноги. — Словно этот кто-то знает, что я твоя слабость, а потому мучает меня... Или пытается нас рассорить... Всех.       Кихён задумался, но быстро скривил губы в непонимании. С чего бы людям, живущим от него за тысячу триста миль и вовсе не знающих о его существовании, сводить с ума? Ссорить? Мужчина приподнялся на локте и потрепал Чангюна по голове. — Этот человек точно глупец, ведь он не знает, что ты, не только моя слабость, ты еще и моя сила. За тебя и за брата я убью, не задумываясь. — Это меня и пугает...       Разговор прервал скрип открывающейся двери. Чангюн вздрогнул, поняв, что лежит неприкрытый, а потому быстро натянул на ноги уголок одеяла и стыдливо вжался носом Кихёну в грудь.       Хосок ничего не сказал, только протянул полный стакан воды. Кихён с неким презрением вгляделся в его лицо с четкими отметинами от ладоней, увидел все еще сочащуюся кровь на губе и отвернулся. Хосоку пришлось кашлянуть для привлечения внимания. — Это Хёнвон настоял, — произнес он немного загадочно, продолжая держать стакан на вытянутой руке. — Хотя бы просто возьми, я не могу вернуться с ним обратно.       Стоило Хосоку уйти, Чангюн сам потянулся за стаканом и жадно осушил его до дна.       Они молча лежали под одеялом, слушая приглушенный разговор с кухни и капли дождя по открытой раме. Тучи быстро сгущались, погружая город в непроглядную тьму. В столице это было не так заметно, там было не так страшно. Стоило признаться, что вдали от цивилизации действительно жутковато. Нечто непонятное царапало черепицу, чей-то твердый клюв стучал по стене дома. Кихён старался не слышать всего этого, он медленно засыпал, наблюдая, как лениво Чангюн накручивает волосы на палец. — Котенок, спишь? — попробовал он потрепать за плечо.       Чангюн не ответил. Пришлось самому выпутать прядку из его пальцев. Кихён не мог припомнить, чтобы его мальчишка так быстро засыпал. Он сощурился на стакан, поблескивающий на тумбе, взял его в руку и принюхался. Очень тонко пахло камфорой, осевшей небольшим осадком. — Я должен был догадаться, — устало вздохнул он и махнул ладонью по лицу. — Я отлучусь, Гюн-а, но оставлю дверь открытой и буду следить, чтобы никто к тебе не пришел. Ничего не бойся.       Кихён прекрасно понимал, что Чангюн уже спит и не слышит его, но все равно решил предупредить, хотя бы того, кто, возможно, подслушивает за окном. Подло было со стороны Хёнвона подмешать снотворное в воду и просить не говорить об этом. Но, кто знает, может, оно и к лучшему. Сон — лучшее лекарство. — Не такой...       Кихён обернулся у самой двери на слабый шепот из-под одеяла. Он же точно видел, что Чангюн спал. — Что, малыш? — Грязный... Порочный... — повторил Чангюн одними губами. — Глупый... Не справился.       В этом не было смысла. Возможно, ему что-то снилось. Кихён подошел ближе и присел на корточки перед кроватью. Обычно в кошмарах люди морщатся, моргают или дергаются, но мальчишка лежал спокойно, только открывал рот, иногда собирая звуки в слова. — Не вижу, — снова тихий шепот. — Не... Отдам... Билли...       Кихён поднялся, сделал шаг к двери, чтобы позвать брата. Ему нужно было убедиться, что он не один это слышит. В этот момент Чангюн судорожно вздохнул и беспокойно повернулся на другой бок. Наступила тишина, которую прорезали капли дождя и тяжелое сопение заложенным носом.       Как только Чангюн остался в комнате один, на подоконнике появились черные когтистые лапы. Огромная, лоснящаяся ворона изучала его, склоняя голову то в одну сторону, то в другую. В блестящих глазах теплился огонек. Птица нахохлилась, скидывая с себя дождевые капли, гордо выпрямилась и вытянула шею, вновь изучая комнату. Когти заскрежетали по лакированной тумбе, когда она спрыгнула с подоконника и важными шагами направилась к небольшому приемнику пятидесятых годов. Мощный клюв дернул тумблер, послышалось слабое шипение, и Чангюн чуть нахмурил брови во сне. Ворона повернула к нему голову, каркнула и снова исчезла в окне, теряя небольшое перо из крыла.       Кихён вбежал в комнату, панически огляделся и бросился к окну, громко сдернув раму вниз. В потоках воздуха все еще кружилось смоляное перышко, после чего ювелирно воткнулось в спутанные волосы парнишки. Шум, доносившийся из приемника, был совсем слабым. Кихён подумал, протянул руку, но выключить не решился, только повернул регулятор громкости почти до минимума. Он не помнил, чтобы включал старое радио, тем более, что и слушать на нем было ровным счетом нечего. Кихён прихватил стакан с тумбы и вновь отправился на кухню, на этот раз подперев дверь стулом, чтобы та не смела закрыться.       Из-за сильного ветра и непрекращающегося ливня единственная лампочка на небольшой кухне заходилась судорожным мерцанием. Иногда перепады напряжения были настолько долгими, что включался резервный двигатель генератора отопления, работающий автономно до нескольких часов. Холодильник пришлось и вовсе отключить, чтобы не пугал шумом и идущей от него вибрацией по полу.       Осторожно остановившись в дверях, Кихён поставил стакан на тумбу, которую совсем недавно избавил от лишней посуды. Хосок подметал пол старой щеткой. Похоже, что они с Хёнвоном не нашли совка для мусора, а потому пришлось все сгрести в угол. Хёнвон же аккуратно складывал медикаменты в небольшую аптечку, привезенную из дома. Хоть что-то пригодилось из его очень нужных вещей. — Ты как? — обратился Кихён к Хосоку и осторожно прошел мимо осколков к столу.       Хосок небрежно махнул щеткой еще пару раз и снова закашлялся, после чего поймал порванную скатерть, брошенную Хёнвоном, и швырнул ее в тот же угол, прикрыв осколки. — Жить буду, — вполне спокойно признался мужчина, присаживаясь на стул. — Лучше скажи, как он.       Кихён стыдливо спрятал лицо в ладонях, пока две пары глаз изучали его потрепанный вид. Нужно все им рассказать. Нужно извиниться. Если не перед Хосоком — неизвестно, виновным или нет — то хоть перед Хёнвоном. Ведь тот наверняка напуган до смерти. — Неудобно вышло, — глухо произнес он вместо извинений, застрявших в глотке.       Ладонь Хосока легла между лопаток, и Кихёну пришлось поднять взгляд. Хёнвон вполне спокойно сидел за столом, сложив руки, а в тарелках остывал приготовленный ужин. Печалило только то, что кусок в горло совсем не лез. — Все нормально, — кивнул ему Хосок, потирая шею. — Я бы тоже из себя вышел, если бы узнал о таком. — С моей стороны такого точно не будет, — улыбнулся Кихён и почувствовал, как ладонь брата сжала его пальцы.       Хёнвон подвинул брату тарелку и заставил его взять вилку. Хочешь, не хочешь, а поесть надо. — Ну вы даете, конечно, — возмутился он. — Нет бы поговорили сначала, а вы сразу в морду бить. Дикари. Если бы вы знали, как напугали меня. До сих пор руки дрожат.       Кихён отложил вилку и обеими руками сжал ладонь Хёнвона. Хосок помедлил и тоже положил свою руку поверх их. Он внимательно всмотрелся в лицо Кихёна и увидел там раскаяние. Возможно, тот и правда не хотел, чтобы его действия повлекли за собой смерть. Но тогда, что за безумие им овладело? — Вон-а, прости меня, — Кихён вновь смиренно опустил голову. — И ты тоже, Хо.       В наступившей тишине Хосок обратил внимание на шорохи из комнаты, прислушался и понял, что это шипящее радио. Он взглянул на Кихёна, открыл было рот, но так и не решился спросить, для чего работает приемник. — Что с ним происходит? — кивнул Хосок на дверь комнаты.       Но вместо ответа услышал тяжелый вздох. Кихён все же решился поковыряться в тарелке. Если не поесть, так хоть создать видимость. — Если бы я знал, — пожал он плечами. — Знаете, мы тут всего пару дней, но у меня уже стойкое чувство, что происходит что-то странное. Я раньше никогда не замечал, чтобы птицы влетали в открытое окно, да еще и включали... Бред...       Кихён прервался, принявшись за еду, а Хосок снова обратил весь свой слух в комнату. Уж не хочет ли он сказать, что радио включила птица? Он ведь и сам слышал вороний крик. — Давайте вспомним, — начал Хосок, прокручивая в голове некоторые моменты дня. — Может, мы что-нибудь или кого-нибудь видели, но не придали этому значения. — Сегодня ночью мы с тобой слышали собаку, — ответил ему Кихён, будто это было само собой разумеющееся.       Хёнвон кивнул. — Которую я слышал прошлой ночью. — Но в эту ночь вы с Гюном не слышали ничего, — утвердительно ответил ему Кихён, и Хёнвон снова кивнул. — Абсолютно ничего.       Хосок все еще старался прислушаться к шумам из комнаты, пока Кихён не толкнул его в бок. — Может быть, дело в комнате? — неохотно решился спросить Хосок о своих догадках и поднялся со стула. — Возможно, там какая-нибудь шумоизоляция. Можно взглянуть?       Кихён даже бросил вилку, чтобы схватить приятеля за рукав и усадить на место. — Хо, — покачал он головой. — Не сейчас. Хорошо? — Радио, — вдруг выдал Хёнвон, а взгляд его был обращен куда-то внутрь головы, будто он что-то вспоминал. — Гюн-а вчера весь вечер крутил ручки радио. — И как это связано?       Кихён раздраженно цокнул языком, но Хосока, казалось, это заинтересовало. Он был только рад, что не он сам начал эту тему. — Я не силен в этом, — начал Хосок смущенно улыбнувшись. — Но как насчет белого шума, создающего некое подобие завесы?       Хёнвон скептически нахмурился, однако покрылся мурашками и похолодел. — Думаешь, собака призрак? — обратился он к Хосоку, а тот лишь развел руками. — А как еще объяснить, что ее никто не видит, и она не передвигается по дому? — Кто-то другой передвигается, — шепотом прервал его Хёнвон и невольно обнял себя за плечи. — Я слышал топот сверху.       Хосок взглянул на потолок и покосился в сторону лестницы. — Как это возможно? — повернулся он к Кихёну. — Окна заколочены, проход забит. Есть еще способ попасть наверх? — Нет, — четко ответил тот, даже не оторвав взгляда от тарелки.       Хёнвон подорвался с места, едва не уронив стул, подбежал к проему кухонной двери, но в ужасе застыл — не решился идти один, а потому почти умоляюще посмотрел на Хосока. — Может, сходим и сами убедимся?       Тот покачал головой, а после того, как ладонь Кихёна припечатала поверхность стола, оба вздрогнули. — Послушайте, — рявкнул он. — Собаки, шаги, призраки — это все чудесно... Но вы видели Гюна? Это все было настоящим. Разве призрак так может? Тут был кто-то еще, и это живой человек. — Не может быть, — возразил ему Хёнвон, но уже сам не был уверен в своих словах, когда вспомнил проходящего мимо человека, похожего на Хосока, который не обратил на него внимания. — Мы запирали дверь, — указал он на вход. — Она и сейчас заперта. — Хо, давай честно, — проигнорировал брата Кихён. — Почему он указал на тебя?       Хосок развел руками и недовольно выдохнул. — А кому я могу задать тот же вопрос? — сорвался он. Хёнвон подошел ближе и положил руки ему на плечи, мягко сжав их. — Я был с тобой. Чангюн сам потом сказал, что это не я. Какие доказательства тебе еще нужны? — Я тоже видел этого типа, — нерешительно перебил Хёнвон, путаясь пальцами в чужих волосах. — Гюн-а говорит правду, одежда и впрямь была чистая. Я подумал, что это Хо, но он вел себя странно, прошел мимо, промолчал, а затем я вышел во двор и больше ничего не видел.       Кихён наконец-то оживился и даже съел половину предложенного ужина. Он бы очень хотел верить, что Хосок не виноват. — Как я и говорил, — ответил он с набитым ртом. — Этот кто-то — человек из плоти, крови и... — снова швырнул вилку и схватился за голову. — Гадость какая... Он ведь не хотел сюда ехать.       Хёнвон тронул волосы брата и обратил на себя внимание. — Не вини себя. — Вон-а, вы ездили в город, — спокойно перебил Кихён. — Может, вы перешли кому-то дорогу? Вспомни хоть что-нибудь.       На что Хосок отмахнулся и взял ладони Хёнвона в свои руки. — Брось, Ки, Чангюн не тот человек, который на ровном месте создаст конфликт. — Это точно, — согласился Хёнвон. — Да и в городе мы встретили только странного старика... Который... — Который, что? — нетерпеливо переспросил Кихён, заглядывая в виноватое лицо.       Только сейчас Хёнвон понял, что сболтнул лишнего. — Который узнал его, — смиренно ответил он, присаживаясь Хосоку на колени.       Но Кихён улыбнулся и покачал головой. — Быть такого не может. — Я тоже так подумал, но ты не представляешь, как он был настойчив. — Гюн здесь не был и не мог быть, — стоял на своем Кихён и крепко жмурился, пока Хосок не сжал его запястье. — Вы меня простите, — прокашлялся мужчина. — Но старик на такое явно неспособен. Не там ищем. — Мы подумали, что старик просто выжил из ума, когда стал нам угрожать. — Уже интересно, — хмыкнул Кихён.       Хёнвон сник и зажал ладони между бедер. Кажется, он сказал лишнего. — Я обещал, что буду молчать. — Кому обещал? — Гюну...       Нежно обняв мальчишку за талию, Хосок прижал его голову к своей груди и приник к макушке щекой. Он знал, что Хёнвон любит драматизировать и скрывать что-либо, но также знал, что у него всегда это плохо выходит. Парень слишком импульсивен, чтобы хранить тайны. — Кому будет лучше от вашего молчания? — тихо спросил Хосок. — Никому не будет лучше, — на выдохе согласился Хёнвон.       И парень действительно рассказал все: как старик хватал их за руки, как кидался своей тростью и просил убраться из города, даже собаку не забыл упомянуть. Слишком тяжело далась правда о том, что старик разглядел в них любовников. Но, казалось, что это все не произвело никакого впечатления. Тогда Хёнвон набрал воздуха в грудь побольше и решился сказать о том, как его заживо похоронил собственный отец. Даже не забыл и того, что, оказывается, Кихён спятил после похорон. — Он так и сказал? — нахмурился Кихён. — Похоронил тебя? Ты ничего не путаешь? — Да! — выкрикнул Хёнвон, разводя руками. — Я сам в шоке был. — Зачем отец соврал?       Хосок решил, что пора вмешаться, когда оба замолчали. — Может, он не хотел, чтобы все знали, что вы его бросили? — несмело предположил он. Хёнвон тут же порывисто схватил его за плечи и заглянул в глаза. — А почему слепого и в закрытом гробу?! — Это слишком просто, — спокойно ответил ему Хосок, убирая волосы со взмокшего лба. — Тебя же там не было, вот потому гроб и был закрыт. — Тогда зачем он спрашивал Чангюна, как тот выжил и почему не ослеп?! — Ребята, — перебил Кихён, до этого сидевший безучастно. — Поздно уже. Может, подумаем об этом утром?       Хосок взглянул на него с прищуром, но увидел лишь то, что Кихён действительно выглядит уставшим. — Хочешь сказать, что ты сейчас уснешь? — спросил он и увидел вполне четкий кивок. — Я хочу к нему, — сознался Кихён. — Просто хочу обнять и... Простите...       Хёнвон спрыгнул с коленей и, подойдя к брату, обнял его со спины. Кихён вцепился в его руки, словно это было последнее, что он потрогает в этой жизни, приложил их к лицу и осторожно тронул губами. — Все хорошо, Ки-ки, — успокоил его Хёнвон. — Мы все понимаем. Нам, правда, жаль, что такое могло произойти.       Старший еще раз потерся щекой о мягкие ладони брата. — Я сейчас так зол на самом деле, что готов взглядом убивать.       Кихён отодвинул почти целую тарелку и стакан с чаем, к которому не притронулся, после чего со стоном вышел из-за стола. Дождь становился только сильнее, и перепады с электричеством так и не прекратились. Мужчина открыл нижний ящик кухонной тумбы, вынул из него пару свечей и направился к комнате. — Кихён-а! — окрикнул Хёнвон, когда тот уже почти переступил порог комнаты. Кихён обернулся и приложил палец к губам. Пришлось говорить тише. — Ты мне так и не ответил. Фото, которое я тебе показывал... Кто на нем? Ты знаешь его?       Старший кивнул и, чиркнув зажигалкой, подпалил фитиль одной свечи. — Ты тоже его знаешь, Вон-а, просто забыл, — ответил он почти шепотом. — Не удивительно, ведь мальчишка на фото уже взрослый.       Хёнвон ахнул и вжался спиной в стену. — Не может быть...