Завещание ночи

      Еще с минуту все с замиранием сердца смотрели на исписанный шариковой ручкой листок. Кое-какие буквы были перечеркнуты, кое-какие заменены. Хёнвон в последний раз переписал готовый текст и толкнул листок на середину стола, чтобы у остальных была возможность рассмотреть его лучше. — Как ты до этого догадался? — Хосок переводил взгляд с текста на Хёнвона и обратно, а между бровей начинала выделяться глубокая морщина. Мужчина хмурился, пытаясь отогнать от себя чувство, что его дурят или водят за нос.       Хёнвон прыгнул задницей на стол и еще раз постарался подвигать ручкой между двумя стройными рядами букв, по десять в строку: B C D F G H J K L M N P Q R S T V W X Z       Ранее непонятный набор букв сложился в довольно простые предложения: Youf eyeg afe zibe Your eyes are mine Rfee ze Free me Hfugh youf eyeg abq tef, gte kixx hexx you hte kay Trust your eyes and her, she will tell you the way — Признаюсь, что без тебя я бы не справился, — фыркнул он довольно высокомерно, и брови Хосока метнулись вверх от удивления. — Ты назвал это немного по-другому, но это Литорея. — Или попросту: Тарабарская грамота, — вклинился Чангюн, усаживаясь по другую сторону стола на манер Хёнвона. — Согласные буквы из верхнего ряда заменяются на буквы из нижнего, и наоборот, при этом гласные остаются на месте. — Откуда ты это знаешь?       Кихён осмотрел своего мальчишку с ног до головы, повернулся к скептически настроенному Хосоку и нахмурился сам, не понимая, что происходит. Ему страшно нравилось то время, когда Чангюн еще учился, ведь тот приходил с университета и почти каждый день рассказывал что-то новое, что удалось узнать. Но сейчас Кихён будто забыл даже то, что они вместе с Хёнвоном попали на филологический факультет, где и познакомились. — Я тоже хорошо учился, — ответил ему Чангюн без намека на обиду. — Так шифровали тексты в древнерусской литературе.       Хосок сложил руки на столе и прищурился на мальчишек, вглядываясь в их совершенно спокойные лица. Похоже, что они не врали. Но откуда столько уверенности в собственной правоте? — А сначала сказал, не знаешь, что там написано, — пробубнил он, за что получил пинок от Кихёна под столом.       Однако жест без внимания не остался, и мальчишки, улыбнувшись друг другу, соприкоснулись плечами. — Хо, перестань, — шикнул Кихён. — Мы все немного взволнованы. Будто ты ничего и никогда не забываешь? Это хорошо, что у нас есть такая холодная голова, как у Вона.       Хёнвон возгордился собой и почти высокомерно посмотрел на своего мужчину. Тот только тяжело выдохнул и за то, что промолчал, был награжден воздушным поцелуем. Парень постучал пальцами по столу, чтобы все снова обратили внимание на текст. — Освободить кого? — кивнул он на листок. — Как думаете? Есть мысли?       Чангюн пожал плечами и уставился в экран телефона вместо листка, силился понять, кто же мог взять его и написать эти строки, но ничего в голову не приходило. В голове был целый рой мыслей, а на горле смыкались те же невидимые пальцы, что некогда насильно держали подбородок. Было бы странно, если бы настолько прямолинейный человек, способный прикинуться кем угодно, стал бы шифровать текст. Да и не похож он был на того, кому нужна помощь.       Пальцы Кихёна вплелись в его волосы, и мальчишка неосознанно сам прильнул ближе к ладони, немного расслабившись. — Думаю, мы это узнаем, когда поймем, кто должен указать нам путь, — Чангюн в последний раз взглянул на сообщение, сделал странное движение пальцами, будто трогал текст, а затем выделил его и нажал на кнопку удаления.       Неотправленное сообщение исчезло с экрана. Мальчишка убрал телефон в карман и спрыгнул со стола, намереваясь занять свои руки хоть чем-нибудь, например, мытьем посуды. Все по-прежнему молчали. Стало понятно, что мыслями никто не располагает. Тихонько утапливая тарелки в наполненную раковину, Чангюн иногда поглядывал на Хосока, заинтересованно разглядывающего записку. Тот несколько раз приоткрывал рот, и мальчишка ждал ответа с неким трепетом и страхом, но мужчина так ничего и не сказал.       Чистая посуда перекочевала в сушку. Чангюн пытался водрузить на кучу последнюю чашку, та постоянно соскальзывала, грозясь разбиться. Раздался голос Хосока, вполне четкий. Одно единственное слово. — Она? — прочитал он, все еще глядя в листок. — Тут написано, что это она. — Собака? — несмело предположил Кихён.       Они как будто думали вместе, только ждали, кто же первый скажет. Раздался звон битой посуды. Чашка не удержалась в руках подростка и спикировала на пол, разбившись прямо у самых ног. Чангюн с ужасом подумал о том, что его насильником вполне могла оказаться женщина, которая, к тому же, прикидывалась собакой, преследующей их до самого кладбища. — Ворона? — тихо спросил он, сам не веря, что это слово, вместо всех мыслей, вырвалось из его горла.       Хёнвон быстро спрыгнул и схватил оставленную еще Хосоком щетку, принявшись сметать осколки вокруг приятеля, а тот будто врос в землю, не желая шевелиться. — Та ворона, которую мы с тобой видели? — прошептал он и погладил по ноге, прося немного отойти.       Кихён закрыл ладонями лицо, а под закрытыми веками предстал вчерашний вечер: открытое окно и ускользнувшая в него птица, потерявшая смоляное перо. — Я тоже ее видел, — пробубнил он в собственные руки.       Положив листок на стол, Хосок стукнул по нему ладонями, словно подводил итог, но все еще молчал. Чангюн от его действий вздрогнул и прижал Хёнвона к себе, стараясь спрятать лицо в складках кофты у него на шее. Родной запах немного успокоил, но потом Хосок еще раз стукнул по столу. Мальчишка поймал себя на мысли, что сейчас с удовольствием бы запрыгнул другу на руки и там остался до тех пор, пока ему не озвучат то, что они вернулись в Вашингтон или хотя бы до того, пока его не разбудят. Все происходящее напоминало сумбурный ужасный сон. Не более. — Ну, что я вам хочу сказать, — произнес Хосок с долей сарказма. Было даже заметно, что он пытается не засмеяться. — Похоже, что нет ничего проще. Надо всего лишь найти птицу и спросить у нее, не может ли она нам помочь найти то — не знаю, что.       Кихён хмыкнул и подпер голову на локте. Взгляд совершенно уставший. Он готов был признаться, что сам хочет домой, подальше от всего, что тут происходит, но вместо этого снова пнул товарища по колену и попробовал улыбнуться. — Не совсем уместный сарказм, Хосок-а. — Ты это сейчас серьезно? Я же пошутил, — скривился Хосок, но потом осмотрел прижавшихся мальчишек и немного поумерил пыл. — Нет, я знал, что вы странные, но не до такой же степени, чтобы устраивать тут охоту на птиц. — Есть предложения лучше? — Хёнвон состроил глазки и похлопал длинными ресницами. Чангюн тихо всхлипнул у него на плече и потерся лбом, пришлось погладить его по волосам, чтобы в очередной раз успокоить.       Хосок развел руками. Он явно сдался под напором трех человек, верящих в потусторонние силы. — Дождаться пацана, — предложил он и посмотрел на Кихёна, вероятно, ожидая поддержки, но тот не ответил. — Он же сказал, что все вам объяснит. Почему вы такие нетерпеливые? — Он сам сказал, что нам нужен не он, — отозвался Чангюн подхриповатым голосом, когда наконец смог оторваться от плеча и вытер рукавом глаза. — Хорошо, допустим, — спокойно парировал Хосок. — Вот представьте, увидим мы эту птицу. И что? Говорить с ней будем? Как вообще можно найти птицу? Как мы поймем, что это именно она? Тут куча разной живности летает.       Чангюн согласно кивнул. — Тоже верно. — Еще умные мысли будут? — Хёнвон даже не успел закончить мысль, как сам пошатнулся и сгреб друга в охапку, когда увидел, насколько стремительно брат подорвался с места.       Кихён будто внезапно впал в ярость и огляделся в поисках чего-то тяжелого, чем можно было ударить. Никто не понимал, что он действительно хочет сделать. Мужчина вышел с освещенной кухни в темноту коридора с небольшим молотком в руках, которым недавно Хосок прибивал лист фанеры. Хёнвон схватил Чангюна за руку, и они выбежали следом. Кихён еще какое-то время стоял посреди коридора и тяжело дышал. — Мне кажется, я начинаю догадываться, кого мы ищем, но пока не понимаю, зачем, — произнес он настолько зловеще, что даже у стоящего позади Хосока по спине побежали мурашки. Кихён даже не повернулся к ним лицом, а только вглядывался в полумрак. — Искренне надеюсь, что мы ищем живого, — совсем тихо прошептал Чангюн, но Кихён все равно его услышал и отрицательно покачал головой. — Не уверен.       Хёнвон дернулся вперед, но Чангюн сильно схватил его за руку, вынуждая остаться на месте. Дальше он идти не хотел и другу не мог позволить. Он уже подозревал, что сейчас произойдет. — Только не говори, что ты сейчас имеешь ввиду того мальчишку?       Хёнвон закусил губу, когда увидел, что Кихён кивнул, а Хосок и Чангюн заинтересованно смотрят на него, почти презрительно, будто он вмиг оказался предателем. Парень не мог объяснить, что сейчас чувствует: страх или интерес, а, может, даже стыд за то, что не может вспомнить своего детства. Он не мог назвать имени, он его не помнил, но точно знал, что Кихён понял все, раз уж так решительно стал подниматься по лестнице на второй этаж. — Вы что-то знаете и молчите? — пихнул его Хосок в плечо, но Хёнвон только округлил глаза, вырвал руку и побежал следом за братом. — Ки, расскажи мне! — кричал Чангюн, но не смел двинуться с места. — Он ведь за мной охотится! Неужели ты этого еще не понял?!       Кихён его почти не слышал, он уже поднимался по узким ступенькам и видел, как блеклый свет уходящего дня пробивается сквозь покрытую паутиной фанеру. Мужчина даже не думал, со всего размаху ударил по фанере молотком, затем еще раз, пока не образовалась дыра. Щепа разлеталась от тяжелых ударов. Чангюн внизу прикрыл уши и яростно мотал головой, не желая верить в происходящее. Конечно, он не верил, что там наверху может кто-то жить, тем более призрак, но страх жесткими щупальцами парализовал все тело.       Оторвав голыми руками остатки фанеры, а те, что не выбились, выломав ногой, Кихён пошатнулся от ударившего в нос спертого воздуха. Ветер, вырвавшийся из коридора второго этажа, нес с собой запах гниения. — Что ты творишь? — крикнул ему подбежавший Хосок и тоже качнулся, зажав рукавом нос. — Псих! Ты еще дом подожги!       Кихён кивнул, взглянул на свои носки, покрытые пылью, и сделал всего один шаг вперед, на старый синтетический ковер, ощущая, как края фанеры цепляются за одежду, словно пытаются удержать его. — Надо будет — подожгу, — сдержанно ответил он, обернувшись на Хёнвона, который стоял прямо за спиной. — Если кто-то хочет свести меня с ума, то я ему помогу.       Чангюн видел нерешительность своего мужчины, таким он видел его впервые — испуганным, стоящим за порогом, словно космонавт перед открытым космосом. — Что ты хочешь сделать? — пискнул он сорвавшимся голосом и все же решил подняться за остальными.       Кихён не отвечал, он вообще какое-то время не двигался, держа молоток наготове, желая ударить нечто несуществующее. — Столько тайн, столько загадок, — с грустью произнес он, делая еще один шаг. — И никаких ответов. Страдают все, кроме меня, и я хочу выяснить, почему.       Справа от себя Кихён заметил дверь, раскачивающуюся на петлях. Не самый приятный звук гуляющего ветра шел из глубины второго этажа. Оказывается, фанера отлично держала не только ветер, но еще и запах, который стал почти осязаем. Из окна в конце коридора пробивался совсем слабый свет. Жуткие потеки грязи на стекле создавали подобие плотной шторы. По-прежнему сжимая в руке небольшой молоток, Кихён двигался по коридору со странной осторожностью. Хёнвон пристально смотрел брату вслед и видел, как дрожали его ноги.       Кихён заглянул в первую комнату, которая раньше была его, но не увидел в ней даже мебели. Похоже, что отец все выкинул, только вот непонятно, зачем. Мужчина осторожно прикрыл дверь и защелкнул замочек, чтобы она больше не раскачивалась.       Солнце все быстрее скатывалось за горизонт, освещая узкий коридор оранжевым светом. Кихён пожалел, что не захватил телефон, ведь сейчас совсем стемнеет, и неизвестно, если он покинет этот коридор, сможет ли еще раз в него войти. — Подожди меня, — шепнул ему Хёнвон, кое-как протискиваясь через обломки фанеры, царапнувшие по руке. — А я? — раздалось откуда-то снизу. Испуганный голосок принадлежал Чангюну. — Оставьте нас, — бросил мальчишка из коридора, и голос донесся с тихим эхом.       Хёнвон еще раз обернулся назад, хотел убедиться, что они с братом остались наедине. Мальчишка видел, как задрожала рука Кихёна, схватившаяся за ручку двери. В неприкрытой комнате брезжил слабый свет, похожий на мерцание свечи. Стоило старшему слегка приоткрыть дверь — как кроха света исчезла. Хёнвон готов был кинуться прочь, но ноги словно приросли к полу, горло сдавило холодной рукой страха, а потому получилось только беззвучно приоткрыть рот.       Кихён хлопнул дверью, не решившись зайти внутрь, уперся в нее лбом и отдышался. Вероятно, он пытался убедить себя, что ему показалось, но, прикрывший ладонями рот Хёнвон, судя по выражению лица, тоже это видел. — Все нормально? — поинтересовался Кихён совсем слабым шепотом.       Хёнвон кивнул и плотнее прижал ладони ко рту. Он сделал всего шаг, чтобы его не видно было в дыру, и прислонился к стене спиной. Колени стали ватными, слегка подогнулись, но мальчишка устоял. — Осталась только твоя комната, — повторил старший так же тихо.       Глаза разглядели в темноте фотографию в рамке, висящую между первой и второй комнатой. Кихён уже и забыл, что она когда-то была тут, однако узнал без труда. Даже сейчас, спустя столько лет, он безошибочно мог назвать модель игрушечного паровозика, который тогда держал в руках, сказать с какой стороны стоит мама, а с какой — отец. Дом за их спинами выглядел совсем молодым. В тот день светило солнце, отражающееся в начищенных до блеска окнах. Счастливые лица улыбались со старой фотокарточки, покрытой толстым слоем пыли.       Кихён попытался смахнуть рукой грязь, но она уже стала похожа на жвачку. Он повернул рамку к себе задом и, разогнув пальцами скобы, выдернул фотографию, хотел убедиться, что это именно она — та самая. Он даже подумал, а не поискать ли ему на этой фотографии того мальчишку, но потом сам себе улыбнулся, точнее, своей глупости. Представил, как сейчас увидит эти невидящие глаза, устремленные в никуда.       Он попытался мысленно собраться, но все его внимание украл старый снимок, еще различимый в меркнувшем свете. Кихён смотрел на него и никак не мог оторваться, слабо ощущая, как по щекам текут горячие слезы. Он не прекращал думать о том, зачем вообще поднялся сюда, заставил себя закрыть глаза, глубоко вдохнул и медленно выдохнул. Противный запах осел на языке, заныло в висках, а где-то в недрах сознания пронесся голос матери, озвучивающий написанное на снимке:       «Здесь мы будем счастливы»       Кихён упорно делал вид, что все в порядке, старался не поворачиваться к брату, чтобы тот не видел его позорных слез, даже сделал несколько круговых движений плечами и размял шею. Напрасно. Этот его жест Хёнвон знал, как никто другой, а потому подошел ближе еще на пару шагов. Старший моментально отвернулся и зашагал к окну в конец коридора. Интуиция подсказывала, что все лежит под носом, что все слишком просто, но он не видит ответа. В голове метались только бессвязные мысли.       Стоя перед столиком и упираясь в него бедрами, Кихён выругался про себя из-за того, что не в силах остановить капающие с подбородка слезы. Горло сводило противным спазмом. — Ки-ки, это не стыдно, — послышался тихий шепот Хёнвона, а его рука нежно поглаживала по спине. — Не держи в себе.       Кихён долгим взглядом смотрел на горизонт. В приятной тишине старого дома он думал о том, как бы все сложилось, если бы мама не увезла их отсюда. Жизнь на ферме была не так уж и плоха, да и моментов, за которые можно было даже душу отдать, тоже было не мало. — Что здесь происходит? — спросил Кихён так тихо, что едва сам расслышал свой голос. Пальцы по-прежнему сжимали снимок.       Хёнвон покачал головой, удивленный непрошибаемости брата. Даже плача в полуметре от его лица, он пытается это скрыть и сделать вид, что просто ничего не понимает. Мальчишка взял снимок в свои руки и при слабом свете постарался его рассмотреть. Да, он тоже его помнил, а точнее то, что тот висел тут еще до его рождения. — Может, ты хочешь лучше поговорить об отце? — Хёнвон слабо улыбнулся и смахнул зависшие слезы с подбородка Кихёна. — Расскажи мне о нем.       Кихён попробовал выдавить из себя некое подобие усмешки, затем развернулся спиной к окну и присел на стол. Руки зажались между колен, плечи повело вперед, стыдно было поднять голову и показать свое кислое лицо. — Ты все знаешь, Вон-а, — вздохнул он. — Зачем тебе это? — Ты ведь любил его на самом деле. Разве нет?       Хёнвон тихонько коснулся волос брата и заправил непослушные прядки за уши, но Кихён настырно тряхнул головой, чтобы снова прикрыть лицо челкой. — И да и нет, — ответил старший со смешком. — Однажды он обидел меня, и я так и не смог его простить.       Они оба прислушались к слабым голосам, доносившимся с другой стороны выбитой фанеры. Кажется, Хосок пытался уговорить Чангюна, чтобы тот оставил братьев наедине. Хёнвон улыбнулся, он бы никогда не подумал, что его трусливый друг так будет рваться в темный коридор, пахнущий сыростью, грибком и… смертью. Пора было признаться, что запах действительно зловещий, хотя, к нему все равно привыкаешь. — Я почти не помню его, — пальцы Хёнвона скользнули по снимку, будто погладили счастливые лица родителей. — Расскажи, как он тебя обидел.       Кихён махнул рукой и издал какой-то совершенно забавный звук щекой, мол, пустяк, о котором и вспоминать не хочется. — Это уже не важно, ведь отца нет, а потому не будем говорить о нем плохо.       Хёнвон кивнул, но едва ли согласился, потому что не любил недосказанности. Он все еще крутил снимок в пальцах, поворачивал его то глянцем, то надписью, и не мог вспомнить, чтобы ему попадалось еще похожее фото в бесконечных стопках альбомов. — Я видел старые альбомы с фотографиями, — начал он. — Вы раньше жили не здесь. Родители там такие странные, будто чужие друг другу, совсем не похожи на тех, которых знал я. — Сначала мы жили в городе, в штате Айова, — Кихён вдруг вспомнил маленький дом на окраине сонного городка, вспомнил, как приходилось спать с родителями в одной комнате, потому что крыша над его комнатой протекала во время дождей. Мальчишка часто спал на полу в кухне, ведь это было гораздо лучше, чем ютиться на небольшой постели между родителями, которые уже несколько лет жили друг с другом, как соседи. — Родители часто ссорились и готовы были развестись, мама постоянно спрашивала меня, с кем я хочу остаться, но я всегда отмалчивался. Один папин друг предложил переехать жить за город, на ферму, чтобы заниматься общим делом. Помню, что они долго искали дом, а потом нашли это чудо, — Хёнвон тихонько рассмеялся. — Да, да, Вон-а, ничего смешного, раньше он выглядел куда лучше. Этот странный тип почувствовал себя горе-психологом, но не прогадал, его план сработал. Родители трудились с утра до ночи, приводя это место в порядок, а потом мы еще начали засеивать поля. Времени на ругань не осталось. Все изменилось. — Здесь мы будем счастливы, — зачитал Хёнвон строчку на фотокарточке. — Это мама ее подписала, — кивнул старший. — Она же повесила ее в рамку около моей двери, чтобы первое, что я видел, выходя из комнаты, это наши счастливые лица. — Вы тут и правда выглядите очень счастливыми, — согласился Хёнвон и присел на стол, прильнув к плечу брата. — Так и было. Ссоры прекратились, мы все были при деле, все работали, а по вечерам ужинали вместе. Однажды я спросил маму, зачем нам такой большой дом.       Хёнвон широко улыбнулся и подвинулся ближе, буквально навалился на старшего братишку, положив подбородок ему на плечо. — А они что? — хитро мурлыкнул он на ухо.       Кихён повернулся, неожиданно ткнулся губами в лоб Хёнвона, а тот смешно зажмурился и чмокнул в ответ. Братья уткнулись друг в друга лбами. — Ничего, — улыбнулся старший, насмешливо схватив за кончик носа. — А через пять месяцев родился ты. Следующие шесть лет были для меня самыми чудесными. — Ты меня любил? — по-лисьи щурился Хёнвон.       Кихён рыкнул, сгреб братика в охапку и, зажав его голову рукой, взъерошил волосы так, что они стали потрескивать от статики. Почти все, как в детстве — Любил? Шутишь? — возмутился старший, так и не желая отпустить из хватки. — Я и сейчас тебя люблю, больше жизни люблю, Вон-а, и никогда не прекращал любить, хоть ты и мелкая вредина.       Оба смеялись настолько беззаботно и даже почти забыли, что находятся здесь не одни. Однако Хёнвон надеялся, что их смех все же слышен на первом этаже, чтобы Чангюн не так сильно волновался. Бедняга, ему и так в этой поездке досталось больше всех, а теперь приходится еще сидеть там в неведении. — Я тоже тебя люблю, — прошептал Хёнвон настолько по-детски, снова заправил брату волосы за ухо и коснулся мягкими губами хрящика. — Мама все правильно написала.       Кихён прижимал братишку к себе настолько нежно, будто собственного ребенка, с которым долго находился в разлуке. А если быть честным с собой до конца, то примерно так все и было. После переезда в большой город братья редко общались друг с другом так тесно, учились в разных школах, гуляли в разных компаниях, оба впервые нашли себе пассию, поступив в университет. Они тоже жили друг с другом, как соседи, только потому, что младший пока не мог съехать, чтобы сам себе снимать квартиру в городе. Насколько они смогли отдалиться друг от друга, пока между ними не появилось связующее звено — Чангюн? — Вон-а, — тихо позвал Кихён и погладил щеку брата костяшками пальцев. Тот оторвался от теплого плеча и поднял голову. — Ты заметил, что мы сами сейчас стали терпимее друг к другу? Это случилось именно здесь. Вы с Хосоком перестали ругаться и выглядите такими счастливыми. Мы все стали, как одна большая семья.       Хёнвон лениво пожал плечами, потерся щекой и снова положил подбородок на плечо брату. — Думаешь, все дело в этом месте? — Веришь или нет, но оно как будто особенное, — старший прервался, когда вспомнил свой приступ безумия, разглядел лицо Хёнвона в темноте и приподнял его пальцами. — Вон, ты простишь меня за то, что я тогда сорвался? — Я не обижался, — довольно твердо ответил тот, гордо откидывая волосы со лба. — Ты бы никогда такого не сделал со мной. А там, на кухне это был не ты.       Не первый день в голове Кихёна звучали странные слова младшего брата, сказанные в его адрес. Он уже стал подозревать, что никогда не найдет удобной минутки, чтобы расспросить его о том, что же это такое было. Сейчас, все еще держа пальцами острый подбородок, старший смял пухлые губы Хёнвона большим пальцем на один бок, потом свернул их в другую сторону и слегка оттянул нижнюю губу, приоткрывая рот. Хёнвон даже не дернулся, только, кажется, перестал дышать. — Это был я, — прошептал Кихён в самое ухо. Побежавшие по изящной шее мурашки были хорошо различимы даже в темноте. Хёнвон рвано вдохнул, но снова не смог выдохнуть. — Вон-а, можно я признаюсь тебе кое в чем? Я ведь слышал ваш разговор с Гюном в мотеле.       Хёнвону потребовалась, кажется, целая вечность, чтобы прийти в чувства. Тело оцепенело от страха, сердце ухало через раз, отбивая жесткий барабанный ритм в голове. В глазах пульсировала картинка, но парень тяжело сглотнул и немного отстранился, смущенно заправляя свои волосы за уши. — Не понимаю, о чем ты говоришь. — Твое необдуманное и… странное желание переспать со мной.       Кихён кивнул себе и замолчал, дав брату несколько ничтожных секунд, чтобы тот хотя бы подавил накатившее головокружение от подскочившего давления. Хёнвон схватился за голову и впился пальцами в собственные волосы, ясно чувствуя разгорающийся на скулах пожар от стыда. — Это… Это была шутка, — заикнулся он и подавился собственной слюной.       Заходясь в приступе кашля, Хёнвон чувствовал, как брат легонько стукает кулаком по спине. Стало немного легче, но теперь подкатывала тошнота. Парнишка готов был прямо тут провалиться под землю, сбежать из одного ада в другой, в котором, возможно, будет не так душно. — В любом случае, — совершенно спокойно продолжал Кихён. — Сделаем вид, будто я показал тебе, что о таком не стоит даже думать. — Я был пьян, — прохрипел Хёнвон, хватаясь за больное горло.       Кихён спрыгнул со стола, стиснул лицо брата в ладонях и насильно приподнял, заставляя посмотреть себе в глаза. Взгляд старшего был мягким, но слегка осуждающим. — Ты можешь мне пообещать? — настойчиво тряхнул он раскрасневшееся личико.       Хёнвон кивнул и положил свои ладони поверх кистей брата. — Давай забудем, — посмотрел он так жалостливо, будто бездомный котенок, просящийся в дом. — Мне и так стыдно.       У старшего не было причин не верить. Он никогда не замечал, чтобы Хёнвон отличался странным поведением, касаемо его самого. Скорее всего, все действительно можно было списать на алкоголь. — Считай, что я уже забыл, — ответил он и в знак примирения приподнял уголки губ в улыбке.       Хёнвон достал из кармана телефон и дал его брату, включив фонарик. Похоже, что пора было осмотреть последнюю комнату и спускаться, пока внизу не начали всерьез волноваться. Кихён выпрямился и резко повернулся, готовый к новым сюрпризам. Старое фото осталось лежать на столе, а Хёнвон положил ладони на плечи Кихёну и шел за ним следом, прячась за спиной. — Кихён-а, можно я тебе еще кое-что пообещаю, — прошептал он тихо-тихо, чтобы слышал только брат. — Гюн-а заслуживает того, чтобы быть верным только тебе. Больше я к нему не притронусь. Не хочу, чтобы вы ругались. Вы отличная пара, и он тебя любит. — Мы с Хосоком не спим вместе, — ответил Кихён так же тихо и толкнул ногой дверь. — Я это знаю, потому и говорю сейчас…       Кихён развернулся и приложил палец к губам, прося молчать. Где-то в глубине комнаты слышалось копошение. Хёнвон плотнее прижался к спине брата и следил за лучом фонарика из-за плеча.       У стены все так же стояла высокая кровать, рядом с ней массивный комод, туалетный столик, который раньше, помнится, стоял в комнате родителей. В углу теснился маленький самодельный шкафчик для личных вещей Хёнвона, который они с отцом колотили вместе. Окна занавешены плотными шторами, скрепленными скобами. Вероятно, что больше их открывать не планировали.       Выставив перед собой молоток и телефон, Кихён мелкими шагами подбирался к кровати, а младший все так же следовал за ним след в след, иногда наступая на пятки. На потертом и засаленном матрасе что-то темнело. Издалека показалось, что это тело, но, подойдя ближе, они оба поняли, что это плесневая подушка, скукоженная и одеревеневшая от времени.       Хёнвон резким движением схватил брата за руку, когда заметил, что тот тянется, чтобы скинуть подушку. Не успел. Заплесневелый комок полетел в сторону и гулко ударился о дощатый пол. Отчего-то стало прохладно. Занавески не шевелились, движения воздуха не было, только жуткий смрад, забивающий нос. Но теперь хотя бы понятно, откуда он исходил. — Смотри, — шепнул Кихён, указывая лучом на кровать.       Казалось, что на матрасе вмятина, будто на кровати кто-то очень долго лежал. Но потом стало ясно, что это провисли пружины, образуя глубокий провал, по форме очень напоминающий очертания человеческого тела. — Будто тут был человек, — голос Хёнвона дрогнул, и мальчишка сильнее вцепился в пояс брата, тычась лицом в затылок. — Или труп…       На подушке, лежащей в изголовье, остался овальный след, похожий на вмятину от головы. Что-то шуршало, двигалось, возилось. Кихён склонился над кроватью и высветил провал фонарем, стараясь не рухнуть замертво от могильного запаха. На дне матраса кипела жизнь: черви, личинки, катающиеся белые яйца с одного жука на другого, подрагивающие чешуйчатые лапки. Желудок отозвался рвотным спазмом, но смог удержать ужин внутри. — Пойдем отсюда, — нервно теребил Хёнвон за руку и тащил к выходу. — Нет тут ничего стоящего.       Что-то зашуршало совсем рядом. Звук шел из шкафчика. Сначала похожий на топот, потом на скрежет. Луч фонаря уперся в створки шкафа. Доносившиеся шорохи стали громче, настойчивее, яростнее.       Хёнвон держался рядом с братом, стараясь не выпустить рукав его кофты из своих онемевших пальцев. Они вместе подошли к шкафчику, Кихён ногой приоткрыл дверцу, а затем его голова буквально взорвалась от врезавшегося в нее визга. Мимо ног что-то мягко прошуршало, тронуло холодными веревками хвостов и унеслось прочь.       Старший чуть покачнулся, понимая, что уронил фонарик, теперь лежащий на полу и светящий в лицо. Спину ломило от чужого веса. Кихён не сразу сообразил, что Хёнвон прыгнул к нему на руки и повис на шее, как коала. — Прости, — Хёнвон от тряски прикусил язык, пока пытался вымолвить одно единственное слово. Он даже не обращал внимания на то, как сильно сжимает волосы брата в кулаках, стараясь за них держаться.       Кихён старался игнорировать боль и чуть пригнулся, позволяя Хёнвону ступить на твердый пол. — Я думал, что умер, когда ты закричал, — усмехнулся он.       Оскал, похожий на досадливую улыбку, расчертил симпатичное личико. — Ненавижу крыс, — смущенно сознался Хёнвон, трясущимися руками поднимая свой телефон и светя им в открытый шкаф. — Там пусто. — Вижу, — старший махнул рукой в сторону комода. — Посвети вон туда. Тебе не кажется, что из дома пропали все наши вещи? — Кажется. Но может он их просто выкинул, чтобы забыть нас? — А еще заколотил вход на второй этаж, предварительно избавив его даже от мебели. — В моей комнате и раньше так было. — Надеюсь, что ты спал не на такой кровати…       Хёнвон протестующе зарычал и попытался ударить кулаком по спине, но Кихён снова попросил его молчать, а сам подошел ближе к комоду, на котором стояла небольшая аптечка с пустыми ампулами и использованными шприцами. Просроченные таблетки в блистерах были разбросаны по некогда гладкой поверхности, а окровавленные бинты спадали вниз, подобно рождественским гирляндам. — Может, тут действительно кто-то был? — предположил Хёнвон, покручивая в руках блистеры с обезболивающим. — Я же слышал топот ног. Возможно, он болен и ему нужна помощь. — Давай спускаться, — Кихён еще раз осмотрел комнату и зашагал к двери. — Сейчас тут точно никого нет.       Двигаясь к лестнице, Хёнвон вдруг ясно представил, что разбитая фанера сейчас окажется целой. Придется вдыхать этот воздух, пахнущий могилой и опарышами, снова выбивать себе проход. А если она больше не разобьется? Что если придется провести тут остаток дней? В темноте и сырости. Парень остановился посреди коридора, в глазах резко потемнело, и колени обожгло ударом.       Звонкие шлепки по щекам. Все та же темнота, но где-то впереди маячило пятнышко света. — Что с тобой? — Кихён сидел на коленях перед братом, а тот поочередно разгибал и сгибал пальцы, царапая ногтями ковер. — Идти можешь? — Что со мной? — спросил он так же растерянно. Пятно света становилось все больше. Он сидел почти у выхода. — Темноты испугался?       Хёнвон попробовал встать, держась за стену, обтер ладонью лицо и выдохнул. — Замкнутых пространств, — кивнул он, хоть и не мог припомнить, что раньше боялся подобного.       Стоило спуститься по узким ступенькам, как к Хёнвону подбежал крайне взволнованный Чангюн и потянул его за рукав в сторону комнаты. Кихён остался на месте, думая, чем же можно снова заделать дыру. Он же ведь не сошел с ума — идти наверх еще раз. — Извини, но я еле дождался тебя, — тараторил Чангюн, торопливым шагом приближаясь к двери спальни. — Мне немного лучше, и ты должен это услышать. — Может, объяснишь?       Чангюн мотал головой, толкнул дверь и замер, пропуская Хёнвона в комнату. Хосок сидел на кровати, смотрел на приемники, переводя взгляд с одного на другой, крутил ручки и выглядел очень заинтересованным. Даже пораженным. — Объяснять ничего не буду, — отрезал Чангюн. — Некогда. Я хочу услышать от тебя кое-что. Послушай. — Что?       Хосок щелчком выключил один приемник и включил соседний — чуть меньше — покрутил ручку настройки. Хёнвон разинул рот от удивления. Такого количества радиостанций ему не приходилось еще слышать одновременно. Сигналы перебивали друг друга, сливаясь в буйную неразборчивую многоголосицу. Стоило чуть отклонить стрелку, как станция звучала ясно, точно колокольный звон. Еще движение — опять сотня голосов. В конце концов Хосок остановился на той, что передавала легкий джаз, который, к сожалению, быстро утих, уступив место звонким девичьим голосам в сопровождении скрипок. — Господи! — воскликнул Хёнвон и прижал ладони к щекам. — Как?       Подбежавший к приемнику Чангюн быстро щелкнул выключателем, в пару шагов преодолел расстояние до приятеля и схватил его голову, прислонив к своей. — А теперь я хочу, чтобы ты послушал мою голову, — довольно серьезно попросил он, все сильнее прижимаясь виском к чужому виску.       Хёнвон уставился на него в полном недоумении. Такого бреда он еще не слышал. — О чем ты, черт возьми? — скривился он, но Чангюн так сильно держал голову, что пришлось закатить глаза и сделать такой вид, будто в голове поет хор. — Я не могу слышать то, что происходит в твоей голове. — Не спорь, а попробуй, — Чангюн повернулся к Хосоку лицом и прислонился к голове Хёнвона затылком. — У меня там внутри что-то происходит. Хосок тоже это слышал, хоть и сопротивлялся.       Хёнвон нахмурил узкие брови, искоса смотрел на Хосока, но тот молчал, он вообще как будто потерял дар речи. Что тут произошло, пока они отсутствовали наверху? — Вы серьезно? — еще раз переспросил он. — Тише! — прикрикнул на него Чангюн. — Оно может исчезнуть. Такое уже было. Но оно точно появится снова. Приложи ухо к затылку и слушай.       Хёнвон повиновался и почувствовал, что совершенно теряет связь с реальностью. Радио уже молчало, и в голове приятеля он слышал шум воды, приглушенные плески и пузыри воздуха, будто выходящие наружу. — Что это? — промолвил он одними губами.       Послышался облегченный выдох. — Так значит я не сошел с ума, — прошептал Хосок и устало прикрыл глаза. — Спасибо, Вон-а.       Чангюн схватил приятеля за руки и дернул на себя. — Теперь ты веришь, что здесь происходит что-то странное? Там еще были голоса, но я их не разобрал. Моя голова начала ловить что-то вместе с этими приемниками. Не нужно говорить, что я удивлен, правда? — Ну да, — сглотнул он ком в горле. — Да, верю. — Не бойся, я не читаю мысли. Никаких новых идей у меня тоже нет. Просто пообещайте мне, что завтра мы соберемся и уедем отсюда.       Хёнвон кивнул, изо всех сил вцепившись в предплечья друга. Его снова отчего-то замутило. Оказывается, крысы и жуки — не самое страшное, что тут может быть.       Ночью Чангюн крутился в постели, пинался ногами, бил руками. Кихён не спал совсем, но и разбудить мальчишку не пытался. Он пытался прислушаться к посторонним шумам, но они вдруг исчезли, тихо включил радио с помехами и уже было подумал, что сходит с ума, когда мальчишка почти неразборчиво заговорил. — Вода…       Ему снился до ужаса реалистичный сон. Чья-то рука лежала на грудной клетке и вдавливала ее, пока та не хрустнула.       Чангюн стоял в полной темноте и смотрел вперед. Он смутно ощущал, что в груди гуляет ветер, а босые ноги вмерзли в лед. Мальчишка молчал и пытался всмотреться в мерцающие красные огоньки — беспорядочные, хаотичные. Нечто нечеловеческое и равнодушное было в том, что стояло напротив. Чангюн видел только глаза, много глаз, моргающих по порядку. Казалось, это нечто нельзя охватить не то что взглядом, даже разумом, поэтому Чангюн просто ждал, что же будет дальше. Остатки воздуха в фантомных легких перегорали в едкую горечь.       Фигура перед глазами размывалась, застилалась слоем воды, в которой мальчишка тонул, но не захлебывался. Он уже мертв? Чувствовалось запоздалое удушье. Скорее, от ужаса. Он видел руки перед глазами, как они летели следом за ним под водой. Длинные пальцы, пытающиеся тянуться к поверхности, совсем заторможенные от холода.       Ледяная вода поглощала полностью, не давая и шанса всплыть. Тянуло ко дну. — Смерть…       Чангюн чувствовал, как его кто-то дергает за ногу, тащит все глубже в темноту и вечный мрак. Хотелось вырваться, крикнуть, рот открылся, и перед лицом возник целый ворох воздушных пузырей. Привкус речной воды на языке — горькой и пахнущей рыбой. — Смерть в воде…       Ноги волочились по чему-то упругому и в то же время мягкому.       Песок. Камни. Удар. Холод. Жжение внутри головы.       Режущий колени холод, от которого хотелось скрыться, закрыть глаза и вовсе исчезнуть. Ступни совсем обморожены. Мальчишка тронул свое лицо и в ужасе закричал.       Только тогда Кихён решился его прижать к себе, чтобы не пугал криком остальных. Чангюн с трудом разлепил глаза и ощупал лицо. — Мне приснился кошмар… — прошептал он в сгиб чужого локтя. — Мне снилось, что я утонул и ослеп… — Все хорошо, ты жив, — успокаивал его Кихён, а у самого пальцы сводило от ужаса. — Засыпай. Обещаю, что буду рядом и обязательно разбужу тебя, если что-нибудь случится.       Он действительно не спал почти всю ночь, внимательно следя даже за мимикой своего мальчишки. Нельзя было допустить очередного срыва и испуга. Кто знает, сколько еще сможет выдержать его разум, прежде, чем совсем затуманиться.       Кихён твердо был намерен дождаться того мальчишку, который обещал прийти. Пусть он не расскажет важного, но, если он еще раз скажет, чтобы они уезжали — они уедут. Немедленно.