Реджина просыпается от яркого луча солнца, упорно норовящего пролезть ей под веки. Щурится, приподнимается на локтях и чувствует тяжесть на груди. Обнаруживает свою ладонь зарытой в светлые локоны и наконец замечает Эмму, сладко спящую на её плече. Высвобождает свою руку из её объятий и сводит брови к переносице, пытаясь сопоставить в голове все факты.
Она помнит, что зашла к ней ночью, чтобы проверить, как ей спится. Помнит, как они говорили о ночных кошмарах, а потом Эмма легла ей на колени и она убаюкивала её, гладя по голове. Реджина встряхивает головой и отодвигает одеяло. Она всё так же в ночнушке и кое-как завязанном поверх неё халате. Значит, порядок. Они просто уснули за разговорами. Реджина поправляет подушку и рефлекторно поджимает губы — обычно ей не свойственно отключаться во время мозговой деятельности. Неужели беседа с мисс Свон была настолько скучной?
Она несколько секунд смотрит в окно, наблюдая за неустанными машинами, а потом украдкой переводит взгляд на Эмму. На её коже проступают светло-коричневые веснушки, и в этом освещении она выглядит совсем как Поллианна из романа Элинор Портер. Как восемнадцатилетняя Поллианна, чьи волосы очень выгорели на солнце, уточняет она для себя и улыбается этому. Рассеянный свет мягко ложится на её лицо, подсвечивая кончики ресниц, и Реджине кажется, будто они сияют. Дыхание Эммы ровное и спокойное. Её грудь плавно поднимается на каждом вдохе, и Реджина прислушивается, пытаясь уловить ритм её дыхания.
Она очерчивает взглядом линию её губ и засматривается на них, замечая, что в расслабленном состоянии они выглядят пухлее, чем на самом деле. Лицо Эммы выглядит расслабленным и безмятежным, и Реджина ловит себя на мысли, что ей нравится это светлое безмолвное утро. Она неспеша разминает шею, поднимает взгляд на часы и... С ужасом спохватывается. 9:25. Она должна была быть на работе полтора часа назад.
Чёрт возьми, она опоздала. Ни одного опоздания за все годы, что ей принадлежит этот пост. Ни одной задержки хотя бы на минуту. Реджина осторожно перекладывает голову девушки на подушку и вскакивает с кровати, торопливо направляясь в ванную.
Пока в чайнике нагревается вода, в её голову неспешно забираются мысли. Они приходят по одной, но, заглядывая в себя, Реджина неожиданно обнаруживает целую толпу. Со времени, как она впустила в свою жизнь Эмму (точнее сказать, настойчиво втолкнула), у неё появилось ощущение, будто что-то внутри неё начинает оттаивать. Нечто вроде столетних ледников, в которых была заморожена вся боль и ничтожество.
Этим утром Реджина впервые поймала себя на мысли, что всё это время жила свою жизнь до невозможности скучно. Настолько скучно, что даже ни разу не опоздала в офис. Причиной тому вовсе не пунктуальность. Просто её ничто не задерживало. Ей не нужно было никого будить и собирать ему завтрак в ланчбокс. Ей некого было ждать перед выходом, некого провожать по делам, не с кем играть в приставку до утра, а потом просыпаться по будильнику и впопыхах собираться, ворча о том, что проспали. Она была предоставлена сама себе. Первое время черпала из этого удовольствие и наслаждалась тишиной, но после эти утренние часы превратились в рутину, а она — в автоматизированного робота. Её не держало ничего в этом доме, как и в целом городе. А когда в каком-то месте ничего не держит, незачем оставаться там дольше, чем положено. Может быть, всё это время она злилась на растрёпанных опоздавших сотрудников вовсе не из-за неорганизованности? Может, она просто завидовала тому, что у них было что-то важнее работы?
Выходя из кухни, Реджина оглядывается на заботливо оставленный на столе завтрак и думает о том, что сегодня рада прийти в мэрию не вовремя.
***
Эмма просыпается в 11:40 то ли от громкого звука мотоцикла снаружи, то ли потому что выспалась. Комната почти полностью залита солнцем, и она жмурится, закрывая глаза ладонью.
На кухонном столе она находит записку, прижатую к поверхности стола стаканом. Делает глоток апельсинового сока и, довольно улыбаясь, просматривает написанный от руки текст.
"Я просила Добби не есть твой завтрак, и если он послушался, то есть вероятность, что на столе ты нашла тосты с джемом и какао. Корица и имбирь на полке над плитой. Я ушла, буду поздно. Из-за твоей бессонницы кто-то сегодня получит выговор."
Эмма кладёт записку текстом вниз и хитро прищуривается. О каком выговоре может идти речь, если Реджина мэр, а значит, сама себе начальница? Девушка ставит какао в микроволновку и достаёт из холодильника сливки, думая о том, что находит действия Реджины очень милыми. И сама она, несмотря на свою строгую внешность, кажется вполне добродушной женщиной. Может быть, она просто привыкла быть требовательной к подчинённым и порой забывает выходить из образа начальницы.
Эмма завтракает под случайную утреннюю передачу, потом моет посуду, размахивая полотенцем и слегка пританцовывая, затем складывает тарелки на сушилку и направляется в зал. Достаёт с полки книгу, пробегается глазами по содержанию и с размаху плюхается на мягкий диван. Проводит рукой по гладкой обложке и задумывается о том, что чувствует себя беззаботной. Прямо как ребёнок, чьи родители уехали в командировку. Осталась одна дома и пользуется всеми благами человечества. Для полного комплекта не хватает только прогулять школу. Эмма грустно улыбается — это утро разбудило в ней воспоминания, которых у неё никогда не было.
Она всегда считалась бунтаркой, но причиной этому было не подростковое озорство. Ей просто нужно было выживать.
Поэтому она однажды так разозлилась на Лили, узнав о её лжи. Для неё ночёвки в нежилых коттеджах были лишь приключением, а для Эммы — частью суровой реальности. Поэтому Лили казалась ей чужой. Они обитали в разных мирах. Что для Эммы было жизнью, для Лили стало лишь кратковременной забавой. Ведь, несмотря на все недоразумения, ей было куда возвращаться.
Эмма встряхивает головой, разгоняя мысли, и мечтательно улыбается. Может быть, спустя годы скитаний ей тоже наконец-то есть куда возвращаться?
Она проводит весь день за книгой, иногда прерываясь на телевизор. В восемь вечера звонит дверной звонок. Эмма вскакивает с дивана, слыша с порога звонкое:
- Я дома!
