Аналитическая бестия

      Я уже даже не была шокирована поведением преподавательницы. Меня раздирал интерес, почему она такая в целом, и что с ней случилось сейчас. В моменты агрессии она выглядела как стервозная королева. Именно королева. Такая, словно под её каблуком целый мир. Словно ей приносило удовольствие наблюдать за одной из тех, то есть за мной, кто ей принадлежит. И не только наблюдать, но и пользоваться своей властью.       Елена Юрьевна взяла в руки провод от зарядки, который выдернула из розетки и сильно ударила меня по бедрам. Я даже не ожидала, что будет настолько больно, никогда такого не испытывала — я не смогла удержаться и вскрикнула. Женщина не долго думая ударила меня снова. Я очень старалась не расплакаться, и не кричать от боли, но я снова взвизгнула, когда преподавательница неожиданно взяла меня за руку, и рывком бросила на диван. — Чем громче ты кричишь, тем сильнее я разгораюсь, — прошептала мне на ухо женщина, приблизившись и взяв меня за волосы.       Впрочем, такая близость была не долгой — преподавательница рывком отбросила мои волосы и ударила меня зарядкой по ягодицам. Я зажмурилась, закусила губу — изо всех сил старалась молчать. Не только из-за её слов, ухудшение внутреннего состояния в связи с невозможностью выплеснуть эмоции очень помогало хоть немного притупить физическую боль.       Елена Юрьевна отбросила шнур на диван рядом с собой — но совсем ненадолго, она стянула с меня джинсы и вновь взялась за предмет. Когда женщина снова ударила меня, боль, которая раньше приглушалась хотя бы тканью джинсов, сейчас настолько сильно разрослась, что я случайно упустила стон. Мысленно я конечно всё же благодарила себя о том, что не закричала, но мне стало стыдно за такой двусмысленный звук. — Извинишься? — с невероятно ледяной улыбкой спросила женщина. — За что? — мой голос выдавал тот факт, что вот-вот я разревусь, но в моменты, не сопровождающиеся болью я очень старалась себя настроить не заплакать.       Елена Юрьевна обхватила моё лицо большим и средним пальцем, сильно сжав, больно придавливая внутренние стороны щёк к зубам. — Ты должна сама понимать, — строгий голос, свист шнура и снова удар.       Я дернулась, стараясь включить мозг и думать, как бы быстрее это всё прекратить без последствий для меня. Я старалась провалиться в мысли, отгородить себя от боли, но получалось плохо — после очередного удара я всё же снова глухо простонала.       Преподавательница села рядом со мной, довольно рассматривая видимо результат своей работы — красные полосы на моей коже. Я аккуратно привстала, стараясь найти более удобною позу, потому как ныли не только места ударов, но и спина от неудачного положения. — Слишком много двигаешься, — Елена Юрьевна взяла мои руки и связала запястья шнуром от зарядки, — не двигайся, мне не нравится.       Я послушно легла, не то боясь очередных побоев чем-нибудь ещё, не то удовлетворившись позой, которой мне удалось занять. Мне было неловко лежать перед ней в одной рубашке и трусиках, но мне сейчас не выбирать. Перетерпеть бы всё это, узнать, что и почему вообще происходит. Осознание проблемы — прямой путь к её решению. — Неужели небольшая трепка так хорошо влияет на таких, как ты? — Каких? — осторожно спросила я. — Имеющих наглость так со мной разговаривать. Таких неисправимых самовлюбленных псин. Ты просто невероятно невоспитанная, тем самым не заслуживаешь уважения к себе. Такие как ты думают, что им всё позволено, что весь мир принадлежит им, и что всё у них будет по щелчку пальцев, — я была шокирована словами Елены Юрьевны. Абсолютно не понимала, откуда она вообще это берет, — ты просто не знае…       Я перебила женщину своими действиями — села на её колени к ней лицом, закинув связанные руки ей за голову. Я смотрела ей в глаза, в которых из-за меня читалось непонимание. В этот момент меня что-то будто ударило по голове. Я абсолютно отчетливо почувствовала желание её поцеловать. Как тогда, во сне. Нет, не как тогда, не чтобы унизить, а чтобы дать ей любовь, в которой она явно безумно нуждается. Чтобы успокоить её. Пусть это не дружеские объятия, а проявление немного иных чувств, которые резко разгорелись во мне. Я решила послать все нормы к черту, раз уж преподавательница может так, то и я могу. У нас за спиной скапливается просто снежный ком возможности нажаловаться друг на друга кому-то, но поскольку ни она, ни я ничего с этим не делаем, уже всё равно, каких размеров будет этот самый снежный ком.       Стоило мне только прильнуть к губам Елены Юрьевны, я ожидала чего угодно — но не ответа. Она позволила мне целовать её, и отвечала на поцелуй. Всё было уже не так напряженно, холодно и строго. Теперь не преподавательница создавала свою снежно-холодную атмосферу, а я, своим нежным и медленным поцелуем. — Я совсем не такая, — тихо прошептала я, немного отстранившись, — не знаю кто и что с вами сделали в вашей жизни, что вы видите все только плохое, даже то, чего и нет, но мне очень жаль, — связанными руками за шеей женщины я умудрилась запустить ладони в её блондинистые волосы, — я бы очень хотела вам помочь, но совсем не знаю, как, — и тут я не сдержалась. Я заплакала. Удивительно, что это произошло только сейчас. Не когда она меня била или говорила что-то плохое в мою сторону, а сейчас, когда я осознала свою беспомощность в этой ситуации. Когда осознала, что совсем не знаю, что могу сделать для преподавательницы, чтобы сделать её жизнь лучше. — Ты начинаешь создавать впечатление, будто бы я ошиблась на твой счет, — сказала Елена Юрьевна, будто бы несколько смягчившись.       Я улыбнулась преподавательнице долго, вглядываясь в её глаза. У неё оказался безумно красивый, глубокий зеленый цвет глаз. Такой мятно-изумрудный. У меня в детстве была игрушка с таким же цветом глаз, она же и сформировала мой любимый цвет, который остается им и по сей день. В моих объятиях вся агрессия женщины куда-то медленно, но верно таяла. Я легонько чмокнула её в щеку, потом в другую, а потом в её милый носик. Во мне, невзирая на её грубость в мою сторону, откуда-то разрасталась нежность к этой женщине. Я сидела у неё на коленях, и хоть у меня горела кожа на местах её ударов, сейчас я была безумно рада её обнимать. Я будто бы научилась её сдерживать, хотя это оказалось элементарно — ей нужно было почувствовать что-то хорошее в свою сторону. В своё время Елену Юрьевну явно кто-то этим обделил, и я даже могу представить себе, кто.       От женщины несло перегаром и я вспомнила, зачем всё это — я хотела узнать, что случилось, и решила задать вопрос снова: — Расскажите мне, что с вами сегодня произошло? Почему вы пропали, и почему так выпили? — Если ты пообещаешь держать рот на замке, — с улыбкой сказала Елена Юрьевна. — Разве не похоже, что я это могу? — намекнула я на всё то, что происходит между нами. Да, об этом знала Сноу и Олег, но люди, которые могли бы серьезно повлиять на нашу жизнь из-за таких «отношений» ни сном, ни духом, как говорится. — Ладно… — она ненадолго замолчала, и, будто бы виновато, опустила глаза, — в город приехала моя старая знакомая — девушка, с которой я общалась чуть ли не с пеленок. Дело в том, что по жизни мы идем почти в ногу, ни у кого не было никаких связей, ничего, что могло бы помочь. Но ей всегда доставалось всё — а мне ничего. Не знаю, даже, почему. Мы последнее время общались только по переписке, потому что она уехала жить в Европу. Там у неё есть муж и дочь, примерно твоего возраста. Я наговорила ей, что у меня тоже есть дочка, учится у меня на факультете, умница, красавица и всё такое. Мне казалось, что без всего этого я совсем жалкая, по сравнению с ней. Кто же знал, что она вообще вернётся? Ну так вот она и явилась, — преподавательница то бросала на меня взгляд, то стыдливо опускала глаза, — мне пришлось сделать вид, что в городе меня нет, я хотела пересидеть, пока она не свалит, чтобы не позориться. Ну и на меня накатило. Я так недовольна тем, что у меня есть, что я заливаю это вином. — Боже… Вы совсем не должны переживать из-за того, что у вас нет всего, чего и у остал… — Ты вообще не должна была это знать, — строго перебила меня Елена Юрьевна, словно переобувшись, — Я зря тебе это рассказала. Ты малолетняя наглая хамка и всё. Ничего ты не понимаешь и не можешь понять, — я совсем не понимала, как так резко меняется её настроение, но не решилась спорить — к ней нужен какой-то другой подход. Я выбралась из оков провода, которым женщина связала мне руки и осторожно пересела с её колен просто рядом на диван. — Может быть вы и правы. Но если потребуется моя помощь в чем-то, вам стоит только попросить. Я могла бы попробовать отыграть роль вашей дочери перед вашей подруги, если это вдруг могло бы как-то помочь. Либо могу быть просто рядом, — я была готова к реакции, что-то вроде «да зачем ты мне нужна вообще», но точно знала, что это был бы только защитный механизм, а рядом ей точно был нужен хоть кто-то, пусть даже я!       На телефон посыпались оповещения из контакта, я поняла, что Сноу запереживала, и сразу взяла телефон, чтобы ответить. «Ты где?» «Ведьма твоя в городе?» «Когда ты вернешься?»       Я заметила, что моё переключение реакции с женщины на телефон помешало ей что-то мне, но отступать было уже не за чем, поэтому я быстро напечатала Сноу: «Всё в порядке, я у неё. Наверное скоро поеду домой.»