Аналитическая бестия

      Женщина крепко прижала меня к себе. Я вздрагивала от всхлипов, а она гладила меня по спине. Меня грело тепло её тела, и неожиданная нежность. — Почему вы такая? — заплаканными глазами я взглянула на преподавательницу, ожидая, будто бы она сможет мне ответить. — Какая? — сладко-сладко спросила Елена Юрьевна, заглядывая не менее сладким взглядом мне в глаза. — Пять минут назад вы делали со мной то, что любому адекватному человеку покажется безумно жестоким, а теперь обнимаете и гладите меня… — я устало всхлипывала, заикалась между словами. — А почему ты такая? — спросила в ответ женщина. — Какая? — Пять минут назад я делала с тобой то, что любому адекватному человеку покажется безумно жестоким, а теперь дрожишь в моих объятиях, самостоятельно кинувшись мне на шею, — отзеркалив мои слова ласково проговорила Елена Юрьевна, попутно поглаживая меня по голове.        Вот и ответ. Это не она сумасшедшая. Мы обе чокнулись. Обе странно себя ведем. И, возможно, обе хотим быть друг с другом. Я то уж точно. Не знаю, как в меня может закрадываться такая нежность к женщине, которая вкладывает в меня столько жестокости. Почему я так сильно хочу ей помочь. Но одно я знала точно, я подарю ей еще один шанс. Прощу ей все. Постараюсь помочь.       Мы просидели так еще очень долго, я все еще испытывала жуткий голод и жажду, но очень боялась попросить у преподавательницы сделать с этим хоть что-нибудь. — Скоро будет доставка, моя хорошая, — сказала Елена Юрьевна, будто бы прочитав мои мысли, — я заказала пасту в одном итальянском ресторанчике. Надеюсь, ты любишь карбонару? — Елена Юрьевна, я так долго не ела, что готова есть все, что угодно, — промяукала я, будто бы забыв, из-за кого я так долго не ела, и почему так плохо себя чувствую.       Когда женщине позвонили, она тут же отошла. Я прилегла на кровать и тут же уснула. Проснулась же от нежных прикосновений губ к щекам, поглаживанием по волосам. Елена Юрьена принесла поднос с тарелкой пасты, красивым чизкейком с малиной и каким-то сиропом, и стаканом чая, от которого поднимался горячий пар.        Мне было очень неловко, что преподавательница решила меня угостить, но на мой смущенный взгляд ответом был её, безумно строгий взгляд, указывающий поесть. Её строгость и чувство голода заставило меня послушаться. Я старалась есть аккуратно, не как зверь бросаться на еду, что было очень сложно в моем состоянии. Не знаю, настолько ли вкусной была еда, насколько показалось. Сейчас любая фигня показалась бы великолепной. Но так или иначе, такое удовольствие от еды получала крайне редко.        Елена Юрьевна всë это время сидела рядом со мной, и молча смотрела на меня. Не знаю, мое ли это самолюбие, но мне показалось, что женщина любуется мной. Стало так приятно… Горячий чай пропал в горле так же быстро, как и еда. Я была и правда безумно довольна, не смотря на медленно спадающую слабость и то, что произошло со мной всего час назад. — Что будешь делать дальше? Остаешься у меня? — спросила преподавательница, видимо вспомнив слова Сноу. Она метко подметила, в общагу возвращаться совсем не хотелось. Новую комнату мне сейчас, посреди года, не дадут, к тому же общага переполнена до нельзя, что удивительно. — А можно…? — с осторожностью спросила я. Ответ я получила в виде кивка. Вопрос только в том, радоваться ли этому, или бояться.        На этом мы и сошлись. Я и правда осталась у Елены Юрьевны. В университет я ходить не хотела совсем, объясняла это своим паршивым состоянием, хотя через пару недель преподавательница плотно присела мне на мозг о том, что больше прогуливать нельзя. Мне же будто бы становилось все хуже. Я корнями выросла в её кровать, совсем не хотела вставать, изредка покидая её только за чаем, печенюшками и по нужде. — Прекрати так себя вести! Ты не можешь так долго пропускать, начнутся вопросы! Если раскроется, что ты у меня живешь, какие будут последствия, ты не подумала? А раскрыться это может вполне легко, стоит деканату позвонить не тебе, а твоим родителям? Они начнут названивать тебе. Искать тебя, — каждый этот разговор Елена Юрьевна старалась начинать ласково. Потом срывалась на крик. Но это была вовсе не её головосносная злость. Это была какая-то поучительно-воспитательная раздраженность.        Вообще, все это время, сколько я провела у преподавательницы, она не обращала на меня никакого внимания. Точнее, не так. Она заботилась обо мне, готовила для меня. Спали мы в одной кровати, потому как на диване в зале мне становилось холодно. Но она не позволяла прикасаться к ней. Её нельзя было обнимать, не говоря уже ни о чем другом. Меня это жутко бесило. Я так хотела быть рядом, чувствовать тепло её тела, прикасаться к ней. Но она и сама меня не трогала, и мне не позволяла. В какой-то момент я даже затоскавала по её издевательствам, когда она била меня, больно сжимала мои бедра. Потому что даже это было хоть что-то. Сейчас же я была просто домашним зверьком, которого даже приласкать не хочется.        Я уже не верила ни во что. Ни в исправление преподавательницы, ни в то, что у неё когда-то появится интерес ко мне, ни в своих целях, ни в себе и своей жизни. Долгое время я проводила на кровати и просто тупила. Ни о чем не думала. В какой-то момент мне даже показалось, что все дело было не в желании помочь женщине, а в желании ею владеть, или хотя бы просто принадлежать ей. Моя влюбленность могла оказаться вовсе не самоотверженной, а эгоистичной, просто я пыталась прикрыть свою обезмораленность высокими целями. В прочем, я не была уверена ни в одной теории своего нахождения рядом с этой бестией, ни в другой. Я запуталась окончательно, поэтому потеряла интерес ко всему. Елена Юрьевна в свою же очередь стала относится ко мне иначе, что запутались меня еще сильнее. — Я не хочу никуда идти, — безразличным голосом сказала я. — Мне плевать, что ты хочешь, — о да, как это стало похоже на мою мать. Различие было лишь в том, что хотеть преподавательницу не столь мерзко, как хотеть свою мать. Ну и мать свою я, благо дело, не хотела. — А мне плевать, что Вам плевать, — так же сухо вбросила я.       После моих слов тут же посыпался град адреналина в моем организме, так как следующие действия женщины удивили меня своей внезапностью. Она дёрнула меня за руку, рывком перевернув меня на живот, и сильно ударила ладонью по бедрам. — Ты соскучилась по этому? — наконец-то этот ледяной безразлично-строгий голос, вместо её воспитательно-кричательного. Наконец-то она снова разозлилась. Наконец-то она меня касается.        Исходя из своих мыслей, сама для себя ответила — я и правда соскучилась. — Ты так надоела мне своим поведением, — Елена Юрьевна стала шлепать меня сильнее с каждым разом, акцентируя шлепками каждое слово, — сколько можно страдать? Завтра пойдешь в университет и пройдешь по всем преподавателям, попросишь закрыть хвосты.        Я позволяла себе приглушенно стонать, потому как больно было настолько, что молча терпеть не получалось. Но не смотря на эту дурацкую боль я была рада, что Елена Юрьевна обратила на меня внимание. Я расплакалась, но не знаю, от боли ли, от бессилия или чего-то другого. — Ты меня поняла? — Да, — выдохнула я.        И она ушла. Судя по всему, села на диван смотреть свой любимый сериал. Я пролежала в неудобном положении еще минут пятнадцать. После чего мне так захотелось побыть рядом с женщиной, что я в кои то веке поднялась с кровати не для чего-то поверхностного, а чтобы прибиться к ней поближе… Я уселась на диван рядом с Еленой Юрьевной, но уже через пару мгновений нагло легла ей головой на колени, пусть даже будучи уверенной, что она снова начнет возмущаться, выгонит меня. Но этого не произошло. Более того, преподавательница начала ласково гладить меня по голове.        Я быстро провалилась в сон.