Аналитическая бестия

      Женщина выглядела так привлекательно, что я никак не могла состредоточиться на паре. Теперь то я сидела на самой ближней парте — одно из её условий. Но меня это несколько не напрягало, быть ближе мне хотелось даже тут. Однако, меня напрягало, насколько тяжело оказалось учить эту чёртову химию. Возможно, у меня к ней и способностей нет, потому что последние пару месяцев я растеряла всё остатки понимания, и тупо вызубривала текст, чтобы не остаться наказанной. — Никто не хочет решить? — Елена Юрьевна держала в руках свою методичку, пристально глядя на меня. Я знаю, что она хочет проверить меня, запомнила ли я то, что мы вместе вчера пол вечера разбирали. Мне казалось, что она заметила, что материал в рамки понимания не входит, только в рамки зазубривания. И ей это явно не нравилось, будто бы я виновата в этом. — Я хочу, можно? — руку поднял однокурсник, который вечно выделывался перед преподами, считая, если его запомнят — автомат в кормане.       Елена Юрьевна метнула на меня сердитый взгляд, но пригласила выскочку к доске. Всё, что он написал, было аккуратно переписано в тетрадь, но я снова убедилась, что решить такое сама я не смогу.        Я всё больше убеждалась в том, что мне нечего делать в этом институте. Я абсолютно перестала понимать предмет, сколько бы не старалась. От этого было грустно, поскольку моя бестия не выпускает меня из своих когтистых лап, заявляя, что какая-то там корочка не помешает. Но я то была уверена, что к чёрту она мне не сдалась. Ушла бы работать каким-нибудь баристой, накопила бы денег. А дальше — придумается. Если я не закончу этот ВУЗ, за мной всё ещё закрепится право получить бесплатное высшее. А закончи я, и что? Взбредёт мне в голову поступить куда-то ещё, а я не потяну коммерцию. Зато Елена Юрьевна спокойна — у меня будет корочка. А когда кого-то будет волновать моё спокойствие?       Я забралась под одеяло с головой — дома стоял такой дубак, что хоть в духовке сиди. Меня какой день накатывала апатия, связанная с выбором профессии. Три года пройдено, осталось даже меньше, но мне так не хочется! Для чего всё это? Для меня ли? Для матери? Для Елены Юрьевны? Или для всеобщего спокойствия за моё будущее? Да бред всё это, никому я с этой корочкой, но без опыта работы не понадоблюсь. Потом ещё батрачить черт знает сколько в тех же кофейнях, чтобы работадатели смогли посмотреть в трудовую, и одарить вниманием мысль, что я где-то работала пару лет, значит, не сбегу в первый месяц и возможно, я коммуникабельна. А корочка? Что это? Вздох о том, что человека нужно всему учить, но зато через десяток лет не нужно отправлять на повышение квалификации? Я совсем запуталась, но если бы не химичка, давно бы поступила по-своему. Она нашла ко мне дьявольский подход. Немного ласки со вкусом своей власти, и я упорно не могу устоять любым её просьбам. Не то, чтобы мне это не нравится. Наши отношения, хоть и не вполне здоровые по мнению окружающих, устраивают нас обеих, что оздоровляет их. Однако, стало проблемой отказаться от ВУЗа, и попробовать всё иначе. К тому же, я могла бы помогать в деньгах моей бестии. Она кормит и содержит нас обеих. Я думаю, это тяжело. Но каждый раз, когда я завожу разговор о моей возможности помочь, она сразу злиться. Говорит, что неприемлит помощи такого рода от меня. Потом идут часовые нотации о том, что я ещё ребёнок, пусть и совершеннолетний, но ребёнок.        После таких заявлений мы часто сильно соримся, потому как я неаккуратно бросаю шутку о педофилии с её стороны. Она воспринимает это в штыки, после чего не видать мне близости ещё пару недель, пока она не перегорит, или, может, не проголодается.       Я настолько устала от всего этого. Всё время грустить из-за невозможности куда-то себя засунуть. Затем зубрежка ненужного, неинтересного и непонятного предмета во избежание наказания. Затем просиживание штанов на лекциях и только потом единственное приятное, что держит меня на плаву.        Я прихожу к Ней в зал, ложусь к Ней на колени, а Она нежно гладит меня по голове, иногда спинку. А иногда притягивает меня к себе в объятия. И всё это как будто бы вовсе уже давно не любовь, не нежность — а похвала за усердия. За то, что я делаю, что она хочет. Это всё равно приносит бесконечное удовольствие, но в последнее время оно перестаёт перекрывать чувство, будто это всё только за то, что я потакаю её приказам.       Не знаю даже, в чем выгода для Елены Юрьевны, но как сам факт — делаешь то, что скажут — почешут за ушком, скажешь всё так, как нужно — получишь вкусняшку.        Я заметила, что плачу только тогда, когда почувствовала, что простынь под щекой была насквозь вымочена. Вместе с осознанием, пришла и моя бестия — дверь в квартиру хлопнула. — Я хочу с тобой поговорить, — сказала Елена Юрьевна, приближаясь к комнате, как только сняла куртку. Голос её не был строгим, но она явно хотела сказать что-то важное, а не спросить, что приготовить на ужин, или не пройдусь ли я за молоком в магазин, потому что она снова забыла купить по дороге домой. Отношение женщины ко мне резко изменилось с тех пор, как я безропотно начала выполнять всё, что она требует. Она стала ласковой и нежной, но опять же, я не знаю, с каким посылом. Говорить она тоже стала как-то сладко, будто мне пять лет. Мы стали ходить вместе в кино и кафе, когда у неё бывало хорошее настроение. Но я чувствовала себя ребенком почти всегда, кроме моментов, когда у неё появлялось желание приласкать меня по особенному. Это ощущение меня безумно расстраивало, хоть отношения стали казаться чуть более адекватными. — Почему ты сегодня не стала отвечать? — голос был немного сердитым, но таким, как сердятся на умеляющих детей. Вроде, и поругаться нужно, но как можно на такое чудо ругаться? — Мне не хотелось, прости, — промямлила я, проглатывая слезы. — Солнышко, ты плачешь? — Нет, — я взялась за одеяло, чтобы она не подняла его.        Я услышала и почувствовала что Елена Юрьевна села на кровати рядом. Сначала она провела по изгибу от моих рёбер до бёдер, а потом сжала руку. — Ты так мало ешь в последнее время, похудела. Может быть, закажем что-нибудь вредное? Углеводы тебе нужны уже как воздух, к тому же зима.        Я снова почувствовала грусть из очередного ощущения, что я тут ребёнок, не смогла удержаться, всхлипнула. — Ты все-таки плачешь. Давай поговорим, что случилось? — Хорошо, давай поговорим, — я вылезла из-под одеяла, села на кровати и смотрела на неё глазами, полными слез, с растекшейся тушью. Я знала, какой будет следующая реакция, и я не ошиблась — она свела бровки. Будет проще начать серьёзный разговор, когда она в недоумении.