Сожитель

      Она повторяет за ним – опускает голову и тоже наблюдает за разноцветными пингвинами. Они ходят в разные стороны, скрываются из вида, и она хочет, чтобы она тоже куда-то скрылась.                  Она кривит губы, словно съела что-то кислое, а не пытается улыбнуться. Он же просто издевается над ней, снова. Он этим вопросом хочет, чтобы она почувствовала себя неловко, посмеяться вместе с ней от глупости, что он сморозил, потому что, что может быть смешнее, чем это?                 Ну же, Дейзи, повеселись. Это же смешно. Быть влюбленной в него.                  Но пальцы всё равно стали холодными. Она то сжимает их в кулаки, то разжимает. Кровь словно застыла в жилах, не может разгоняться.                  — О, смотри, прикольный закат, — и произносит это так, будто он забыл, что ей сказал минутой ранее. Сатору смотрит на небо, а она почему-то на него.                  Казалось, будто кто-то взял огненную кисть и нарисовал яркие линии на небе. Он не может оторвать глаза от этого зрелища: невероятное оранжевое небо, переливающееся в фиолетовые тона вдали. Это действительно удивительный вид, который не представляется возможным увидеть каждый вечер. Можно было бы наслаждаться этой красотой бесконечно.                 — Да, и вправду, — Дейзи всё же смогла перевести взгляд на закат. Но ничего не может испытать к этому. Вроде красиво, но всё ещё тошно.                  Годжо смотрит на неё. Он недоволен. Это видно по взгляду, по тому, как меняется его поза. Он откидывается назад, руку кладет на спинку кресла и лицо такое недоброе. Словно она ему на ногу наступила, а после самодовольно улыбнулась. Типа, ха, смотри, я танцую на твоей ноге, ну, что приятно? Но ничего такого она не делала, так к чему этот взгляд?                  Что не так?                  Но эту их немую борьбу взглядами прерывает её телефонный звонок. Сатору отводит глаза снова вниз, будто там появилось что-то новое. Ничего нового, но глаза нужно куда-то деть. Уши не заткнёшь, всё-таки ему невыносимо слушать тишину.                  — Алло? — она не удосужилась посмотреть кто ей звонил. А жаль. Могла бы не делать этот вежливый тон.                  — Я не нашёл тебя сегодня в офисе, — голос в трубке ленивый, сонный, слышно, как человек собирает свои вещи. Ну конечно! До конца рабочего дня ещё двадцать минут, а он уже собирается уходить.                   — Зачем искал? — у неё нет сил с ним разговаривать, нет сил делать голос не таким заёбанным. У неё больше нет сил на него. Дейзи надавливает на уголки глаз пальцами. Они только начали разговор, а она уже устала. Стоит ли сейчас класть трубку?                   — Хотел поговорить кое о чём, — шуршит бумагами. Делает вид занятости за целый день? — Так, где ты была? — его голос звучит так, будто он готов после её ответа уже посылать сигналы кому-то в кабинете о наличии сплетни.                  Господи, Дейзи надеется, что миссис Милтон не разболтала ему, что она делит с кем-то квартиру. Зак же просто интересуется почему её не было на работе, а не потому, что услышал, как треплется миссис Милтон с контрольно-аналитическим отделом. Верно?                  Да ни черта.                  Дейзи знает, как эта женщина любит офисные сплетни так же сильно, как терять оригиналы спецификаций, а после приходить и говорить, что ей ничего не приносили. И виноват вообще ты, что лично в руки не передал договоры.                  И что ему ответить? Она смотрит на Сатору, тот тут же переводит на неё взгляд. Подскажи хотя бы ты. Но он просто смотрит в ответ, и взгляд ещё такой: что-ты-хочешь-от-меня? И в конце вот это: Деззи, так дразняще, что ей хочется уже закатить глаза, хотя он ничего не произнёс вслух. Итак, стоит ли говорить Заку: — Ну, я тут с шаманом на колесе обозрения, и я честно хочу признаться — я не понимаю, что происходит.                  Но вместо этого:                  — Я приболела, — да, врёт, да, так в наглую, но что ей ещё оставалось делать? Вот даже исказила голос немного, чтобы ему показалось, что она действительно заболела.                 — Да? — звучит как насмешка. — Ты или твой новый парень? — теперь он искажает голос от недовольства, понимая, что она сейчас ему врёт. Дейзи растирает свой лоб от этого разговора.                  Почему именно она должна работать с бывшим в одной компании и каждый день видеть его лицо в коридорах? Почему она должна продолжать улыбаться при виде него и стараться не вспоминать всё то, что было между ними? Почему она должна не вспоминать все его обидные слова, споры с ним, его комплименты и его вечные признания в любви? Почему она должна держать все те обиды в себе и контролировать свой голос, чтобы даже нотки недовольства не проскальзывало?                    И почему Зак даже после того, как они расстались продолжает лезть в её жизнь своими липкими щупальцами? Он не может отпустить её, как опустил два года назад на новогоднем корпоративе?                  — Оба, — Сатору не стесняясь вклинивается в их разговор. Он наклоняется к Дейзи, чтобы его голос было лучше слышно её собеседнику через динамик телефона. Она смотрит на него выпученными глазами.                   — Так ты правда с кем-то встречаешься, Дейзи? — О этот недовольный голос Зака. А чем он недоволен? Вообще-то это она должна быть недовольной и злой, что он позвонил в её, вроде как, выходной и вообще уже пора бросать трубку. — Почему ты не рассказала мне о том, что с кем-то встречаешься? — он шипит ей, и она только сжимает губы от злости. Дейзи уже хочет ответить, что не обязана, но Сатору берет из её рук телефон. Он сделал это как-то магически, она даже не ощутила его прикосновения.                  — А она должна была? — голос Годжо ленивый, он смотрит снова вниз, на огни парка, что переливаются разными цветами. Он не замечает её горящего взгляда на своей щеке. Точнее замечает, поэтому специально игнорирует её. Это забавляет Годжо сильнее, потому что видит боковым зрением, как она едва сдерживает себя, чтобы не придушить его. Он немного улыбается.                  — Ты не можешь… — она шикает на него.                  — Могу, — он повторяет за ней тон и даже не убирает телефон, поэтому Зак громко спрашивает:                  — Что «можешь?» — Сатору слышит, как этот парень едва ли не давится воздухом. — И почему говоришь ты, когда я хочу говорить с Дейзи?                  — Не думаю, что она вообще хочет с тобой разговаривать. Ты бы видел её лицо. Она так скривилась, будто ты ей рассказываешь несмешные анекдоты, — Годжо хмыкнул. — Я прав? — Сатору смотрит на неё.                  — Слушай, парень...                  — Да, и не твой, — он отодвигается дальше от Дейзи, которая тянет руку к Сатору. Он надувает губы, как маленький ребёнок, когда она игнорирует его лицо. У неё в голове всё светится красным, она не слишком осознанно тянется к нему, поэтому смотрит упорно на свой телефон, который он держит, будто, кроме этого, ничего больше нет вокруг. — Как его зовут? — Годжо не пытается говорить тише или как-то прикрыть динамик. Скорее он подаёт свой голос, чтобы Дейзи пришла в себя. Теперь она немного нарушает его личные границы.                  — Зак. Зачем тебе? — голос самого Зака пропитан ядом, он даже не скрывает это.                  — А, — тянет он, словно осознав все секреты вселенной. — Так ты тот самый «блять, опять Зак, что тебе нужно от меня?», верно? У тебя вечные какие-то проблемы, которые почему-то решает за тебя Деззи, — его голос холодный, будто сделан из льда и готов бросить острую часть в Зака даже сквозь телефон. — Чем ты там вообще занят? — Сатору уловил звуки, что доносятся из динамика, как Зак начал быстрее собираться. Годжо хмурится. Недоволен. Злой.                 Дейзи только тупо моргает. Она говорила Сатору о работе, но честно? Она не думала, что он запомнит хотя бы что-то из их вечеров. Какое-то приятное чувство нагревается в груди. Ей хочется закашляться, выдавить из себя этот комок чего-то непонятного в горле. Она заболела? Да, наверное. Только понять не может, когда успела и чем. Она всё ещё смотрит на то, как Сатору продолжает давить на Зака.                  Ей нужно остановить его, иначе потом будут проблемы на работе.                 Он ловит её взгляд на себе.                 Привет, не знала, что ты можешь быть таким.                  Привет, а я знал.                  Ей непривычно видеть его с новой стороны. Таким… понимающим? Чутким? Каким-то таким, каким он себя ещё не показывал ей.                 О, погоди-погоди, Дейзи, ты что, думаешь, что вы, типа, сблизились? Ты рассчитываешь на его понимание, на, чёрт возьми, его поддержку? Потому что, что? Потому что вы вроде как нормально общаетесь? Ей хочется открыть эту дверь кабинки и выпрыгнуть от собственной наивности.                  Пожили недельку и всё, теперь образовалась новая супружеская пара. Невкусные мысли болтаются у неё в организме вверх-вниз, разгоняя тошноту. Никакая вы не пара, тем более не супружеская. Угомонись.                 — Сейчас речь не обо мне, а... — Зак нервно сглатывает.                  — А она тут причём?                  — Я беспокоился, почему её не было на работе, — Зак глухо произносит слова в трубку.                  — Это твоё дело? — холод в голосе Сатору всё ещё остается.                  — Мы давно с ней знакомы, и я могу переживать о ней, — оправдывается.                   — Можешь, — соглашается на секунду. — Но не должен. Что хотел? — терпение кончается у Годжо, Дейзи может это чувствовать, даже когда он не смотрит на неё. Она снова тянется к нему, кладёт руку на его колено, потому что ей нужна какая-то опора, пока колесо всё ещё поднимается вверх, а всю её тянет вниз, как магнитом, коленки едва сгибаются, а другой рукой тянется к его лицу. Она уже это делает не потому, что ей наступит пиздец на работе, а потому что его раздражает Зак. Хотя бы что-то взаимно.                 Она боится, что обморозит свои пальцы об его мраморную кожу. Складки между бровей ей хочется разгладить, ему не идёт так хмуриться. Поправить его растрёпанные волосы, что прикрывают его лоб. У него лоб идеальный. Никаких морщинок, гладкий, как у какой-то модели. Чем он пользуется?                  — Что? — Сатору смотрит её. Напряжение в плечах немного спадает, когда он смотрит на неё. На неё испуганную. Она забыла на какое-то время, что он живой, а не скульптура в музее.                  — Говорю, что я просто хотел поинтересоваться, как она, — этот Зак продолжает что-то говорить.                  — Она нормально.                  Она никогда не была храброй, но сейчас нашла в себе это и наконец-то прикоснулась к его волосам за сегодняшний день. Его белые волосы находятся в хаосе, словно он только что пришёл после урагана, но в то же время уложенные, как от стилиста. Он красивый, хотя это глупо говорить, потому что очевидно. Поправляет его волосы, складка на лбу смягчается.                  — Я бы хотел с ней поговорить.                  — Отказано, — меньше раздражения в голосе, но больше усталости, чем до этого.                 — Если это по работе, то я должна поговорить, — Дейзи в этой тишине слышит каждое предложение Зака. Сатору кривит губы.                  — Работа важнее, чем я? — шумно набирает воздух через приоткрытый рот, зажимает между пальцев её телефон, опускает плечи, и наконец выдыхает.                  Дейзи не может ответить, поэтому находит силы только в тихом смешке. Он закатывает глаза, стреляет взглядом куда-то мимо Хейг. Туда, где не будет её видно, но только проблема в том, что она отражается в стёклах кабинки. Всё же отдал ей телефон.                  — Да? — садится на своё место, потирает кончики пальцев, которыми она прикасалась к его волосам. И либо она хочет стереть с себя это ощущение его мягких волос, либо оставить на коже это чувство. На самом деле Дейзи сейчас метается между двумя этими состояниями.                  — У тебя ёбнутый парень, — сразу говорит то, что думает. Пыхтит, будто куда-то бежит. — Ты где? Дома? Я должен...                 Сатору недовольно поджимает губы и устало смотрит на всё, что может зацепить его взгляд, говорит о том, что он не согласен с данным термином.                  — Да сам он ёбнутый, — всё же произносит вслух, но кажется Зак услышал, потому что он что-то пробубнил в ответ. Дейзи только слабо улыбнулась и кивнула головой едва заметно. Ничего не поняла, что сказал Годжо, но точно согласна.                   — Как твоя жена? — она поворачивает голову, прижимается лбом к стеклу, смотрит вниз, на детей-пингвинов, что бегают по парку.                  — Причём тут она? Я говорю, что, — наверное, за сегодня это рекордное количество, когда его перебивают за день. Обычно это он ставил такие рекорды.                  — Я не думаю, что она одобрит то, что ты собираешься сделать, — в маленькой кабинке становится душно. Стёкла начинают запотевать. — И я не дома.                  — А где? Я приеду, — в его словах слышно обещание, которое она ждала так долго когда-то. Сейчас она ждёт, чтобы он наконец-то закрыл свой рот.                  — Мы расстались, Зак, — напоминает. Дейзи дышит на стекло, чтобы то больше запотело и рисует пальцем.                  — И что?                  — И то, что прекрати это, — в лёгкие попадают маленькие камушки, иначе как объяснить, что стало тяжелее дышать? — Прекрати звонить без повода, — прищуривается, моргает сильно, и подавляет в себе силы, чтобы не взглянуть на Годжо. — И с поводом тоже не звони. Я устала, — слова застревают, те царапают горло. Молчать о таком было легче, чем говорить. Зак заткнулся, сидит, видимо в машине, слушает, как она глотает слюну, запинается в каждой букве, что вылетает из неё, как из клетки. — Ты постоянно звонишь вне рабочее время, я, чёрт, я понимаю, что должна всегда брать трубку, но мне кажется, что ты звонишь вечером специально узнать не с кем-то ли я. Я не понимаю, зачем это тебе? Тебе от этого легче? Тебе становится лучше зная, что я ни с кем не встречаюсь? Мы и так работаем на одной работе, поверь, я, — истерика начинает подступать к горлу. Она горбится, опускает голову, волосы закрывают её лицо, локтём упирается о свою же коленку, пальцами растирает свой лоб. Господи, только бы не заплакать. Не при нём. Зак видел и слышал её слёзы, поэтому на него всё равно. Ты отвернись. — Я не могу уже видеть тебя. Я не могу уже слышать тупые вопросы от тебя, я не могу просто тебя переваривать, Зак, — его имя скачет по интонации. — Ты тут вообще? — слишком истерично прозвучал от неё вопрос. Почему он молчит сейчас? Почему именно сейчас он заткнулся?                   — Да, — он отвечает не сразу. — Я услышал тебя. Дейзи, я...                 Но она не слышит, что он хочет сказать, потому что проблема в виде Сатору перехватывает её телефон, снова как-то невесомо, и заканчивает этот отвратительный разговор. Она сжимает пустую руку, будто забыла куда положила телефон, всё ещё не меняет позы, пряча своё лицо за волосами.                 — И зачем? — спрашивает первая, потому что он всё ещё молчит. Убирает её смартфон в свой карман пиджака.                  — Что зачем?                   — Вдруг он хотел сказать что-то важное, — её голос напоминает мертвеца, которого не вовремя воскресили после тысячелетнего сна.                  — Например? Важное, что: я всё ещё люблю тебя, Дейзи! — передразнивает голос Зака. Выходит слишком комично, но почему-то тут никому не до смеха. — Тебе стало бы от этого легче? Ты бы снова с ним сошлась?                 — Нет, — легко отвечает она, но не ясно на какой вопрос именно. — У него жена — дочь нашего гендиректора, — Дейзи наконец-то выпрямляется, садится нормально и смотрит на Сатору. Она поражается, откуда у неё есть силы, чтобы смотреть ему в глаза, а не куда-то в сторону.                  — И причём тут это? — закатывает глаза, потому что не понимает к чему тут это. Он повторяет её позу, только скрещивает руки на груди.                  — Потому что смысл выплёвывать золотую ложку из рта и есть из пластиковой?                  — Потому что еда из золотой ложки на вкус как дерьмо. И Золотые ложки могут быть слишком тяжелыми и неудобными, а пластиковые ложки просто лучше, — спокойно отвечает ей и на вопрос, и на взгляд. — Если бы у меня спросили, хотя вопрос довольно странный, но всё же: какую ложку бы я выбрал, то я предпочту пластиковую.                  — Пластиковые легко ломаются, — зачем-то решает продолжить этот разговор.                 — Я буду аккуратен, — меняет наклон головы, а у неё от этого меняется наклон желудка. Как-то ей нехорошо стало.                  Они точно про ложки сейчас говорят?                  — Ну, пластиковую ложку легко заменить, — она пожимает плечами.                  — Тогда буду есть руками.                  Она отводит взгляд на закат, который постепенно скрывается за листьями деревьев. Сложно теперь разглядеть солнце. Может быть, они не смотрят друг на друга, но чувствуют. Не на духовном уровне, а на физическом. Дейзи не заметила в какой момент его коленка сильнее прижимается к её. Несильно бьет её. Смотрит на его ногу косо. Она готова наступить всё-таки ему на ботинок.                  — Смысл? Других же полно.        Её голос почему-то вернул его в квартиру Дейзи. В тесную, непривычную, но по-своему уютную квартиру Деззи. Там он и ощущает всё по-другому. Ощущает себя не как сильнейший Годжо Сатору, а как просто Сатору. Без статуса, без сил, а просто обыкновенный Сатору, которого он когда-то боялся. Он всегда боялся занять не первое место, этой скучной и серой жизни, но в той квартире было как-то так просто. Так нормально, что почему-то кажется, что это неправильно чувствовать себя хорошо. А тут ещё рядом, на неудобном диване, Деззи, с которой он смотрит какой-то фильм. И в этот момент квартира куда-то пропадает и остается только он и она. Может дело тогда не в её квартире?                  — Да, но я быстро привыкаю к чему-то одному, — признание, которое он и не собирался рассказывать. Она даже не вытаскивала из него это щипцами, а он так по-детски раскрылся. Скрывает взгляд за волосами, в отражении кабинки.                  Спрашивать о чём-то ещё – бессмысленно. У него лицо механика, пуленепробиваемая машина, которую не сдвинешь, не настроишь так, как хотелось бы. Хотелось бы ей поменять его заводские настройки под себя? Нет, и, если честно, то потому, что будет уже не он. Дейзи уже жалеет, что смотрит на него так открыто, потому что через пару часов ей захочется ещё. И ещё захочет закопать себя заживо.                 Тема про ложки, если они точно про это говорили, себя исчерпала. Они пропустили момент, когда были на вершине и сейчас колесо постепенно опускается вниз, всё ближе к земле. Она хрустит пальцами, потому что нервы дают сбой от сегодняшнего дня.                  — Не делай так. В старости хуже будет, — на лице у него всё ещё нет эмоции, голос звучит запрограммированным на поучения. Типичный учитель. Не сказать, что она это назло делает, просто если начала, то сложно остановиться, поэтому продолжает хрустеть костяшками. Всё-таки это немного успокаивает. — Хватит, — его руки на её. Тёплые. Немного шершавые.                  — Последний и всё, — тихо просит. Смотрит на их руки. Его прикосновения её больше расслабляет. — Если не добью последний палец, то умру.                  — Не умрёшь, — говорит стеклянным голосом.                  Если это он сказал, то ладно.                  Дейзи кусает губы и смотрит умершими глазами в стекло. И смотрит так долго, что сама радужка стала бесцветной. Сатору отодвинулся от неё, забрал своё тепло с собой, и она поёжилась от накатившей её мерзлоты. Её руки пусты, сжимает ладони в кулаки и прячет в карманы. Его длинные ноги всё ещё бьются об её коленки.                  Лица прохожих становятся чётче, когда они практически опустились к земле. Их взгляды не возвращают её обратно с небес на землю. Всё ещё витает где-то на высоте, забываясь, прокручивая в голове всё, что было в этой тесной кабинке. Тут настолько мало пространства, что её даже поразило сколько всего может произойти в такой крошечной кабинке.                   Она не могла догадаться, какие процессы он может запустить в ней.                  Разрушительные. Неостановимые.                 Годжо возвращает ей цветной взгляд на всё вокруг – не сильно пинает коленку. Он выглядит таким незаинтересованным ни к чему вокруг, что Дейзи смотрит на него по-новому. Как на какое-то новое изобретение человечества. Не сказать, что она часто видела его с полузакрытыми глазами и усталым взглядом.                  Кто-нибудь дайте ему отдохнуть.                  Если бы она могла, то дала бы ему отпуск на месяц, если бы она могла, то прикоснулась бы к его плечам и надавила бы на напряжённые мышцы, чтобы убрать немного тяжести с них, если бы она могла, то отправила бы его куда-нибудь к морю, где меньше людей, но она тут и ничего не может.                 Но если бы она знала, что любой его отдых – это только трата сил на то, чтобы отдохнуть, может быть придумала что-нибудь ещё.                  И вот ветки хрустят под ногами, Дейзи смотрит то вниз, чтобы не споткнуться об корни деревьев, то ему в спину. Он держит в руках её телефон, потому что фонарик есть только такой. Освещает дорогу, перешагивает неровности земли, даже на секунду обернулся, чтобы сказать:                 — Осторожнее.                 И она повторяет за ним широкий шаг, едва не теряет равновесие, но быстро стабилизируется. Сатору уже отвернулся от неё, когда она решила взглянуть на него. Она правда пытается смотреть больше под ноги или куда-то в сторону, чтобы разглядеть в черноте леса какие-нибудь качающиеся силуэты и просто отвлечься. Но куда её взгляд постоянно тянется? К нему. Снова.                  Смотрит на то, как он уверенно перешагивает через бревно, ненадолго смотрит назад, туда, где она плетется, и убеждается, что она тоже перешагнула без проблем; на его сильные плечи, которые дергаются от звука, когда Дейзи говорит, что точно видела что-то в лесу.                  — Здесь никого нет, кроме нас, — спокойно, даже как-то лениво, проговаривает он. — Максимум кого ты можешь тут встретить, то это белку, и та, кстати, уже убежала из-за тебя.                  — Я видела что-то больше, чем белку, — нервно проговаривает и надавливает на последние слово. — И вовсе не из-за меня, — кажется, он хмыкнул.                  Он больше ничего не говорит, она тоже. Но она точно видела силуэт какого-то животного. Может быть, это был волк или лиса. Дейзи не уверена, что именно видела, но ей не нравится перспектива возвращаться обратно с каким-нибудь животным на пару.                  Вокруг них – никого и в этом пространстве она теряется. Её глючит от всей этой ситуации, будто только сейчас пришло осознание всего. Осознание недели и это её пугает. Только сейчас нашла в себе силы остановиться в этой безумной гонке за первое место. Только за чем она бежит? Что будет там в конце?                  Но продолжая нестись, вперёд не зная, чего ждать за поворотом.                   Её испугало то, что за такое короткое время с ней случилось что-то такое, что выходит за рамки сознания, понимания обычного её мира. И её немного успокоила мысль о том, что где-то там, есть ещё вселенные, где может быть он счастлив. Где в его жизни всё пошло не так сильно по наклонной, где он мудачит не так сильно, как мог бы. Там, наверное, он чуточку счастливее, чем где-либо ещё.                   Почему-то в этот момент она даже не задумывается, что есть ещё миры, где она тоже не такая разбитая и ломанная.                  Молчание, которое она желает разбить, словно тонкий лёд под её ногами. Воздух настолько холодный, что вода моментально замерзает, и она чувствует себя так, как будто готова провалиться и утонуть. Она топает ногой и бьет лёд, пытаясь пробиться сквозь этот слой тишины.                 — Наверное, тебе не терпится вернуться домой, — говорит то, что так давно вертелось на языке, но произносить вслух всё так и не решалась.                 — Наверное, — лёд, который она разбивала, снова срастается, теперь в его голосе.                  Неприятное чувство. Осколки попадают под кожу. Чешет запястье, чтобы утихомирить зуд. Растягивает рукава куртки до кончиков пальцев. Словно это поможет укрыться от его холода, которым он её окутывает. Не помогает. Всё так же отвратительно и неуютно.                 Она словно стоит на краю обрыва, смотрит вниз и понимает, что молчание может быть еще более опасным, чем тонкий лёд. Оно может разрушить всё, что было построено ими, оставив только пустоту и разочарование. Она жаждет услышать хоть какие-то от него слова, которые разорвут эту тишину или вырвать из себя хоть слово, чтобы самой не спрыгнуть вниз, в обрыв.                  Её сердце бьётся так сильно, что она чувствует его в горле. Хочет его выплюнуть. Она закрывает глаза и пытается сосредоточиться на своем дыхании, чтобы не потерять контроль над собой. Но тишина продолжает ковыряться в её душе, оставляя за собой только холод и какую-то отчужденность. Она знает, что нужно что-то делать, но не знает, что именно. И в этот момент она понимает, что молчание может быть не только стеной, но и мостом, который связывает её. И она решает переступить через этот хлюпкий мост между ними, преодолеть свой страх и начать говорить.                 — Сатору, — для начала нужно привлечь его внимание. Он не поворачивается к ней. Ей кажется, что он её не услышал. — Как думаешь, это твоё «путешествие», — подходящей интонацией выделяет последнее слово. Дергает плечами, будто он видит. — Можно считать, что это твоя командировка?                  — Да, почему бы и нет, — он повторяет за ней: дергает плечами так же. — Попрошу отпускные у начальства, — молчит немного, но потом продолжает немного тише. — Жаль, что нельзя будет вернуться, — поворачивает голову куда-то в сторону.                 — Жалко, потому что больше не сможешь есть за мой счёт? — шутит, слышит его тихую усмешку. Её губы сами дергаются в легкой улыбке.                 — Ты себе даже не представляешь, насколько вкусная еда за чужие деньги. Особенно на твои.                  — Тебе лишь бы содрать с меня деньги, — она проговаривает это беззлобно.                  — Конечно. Как узнала? — слышит его смешок, который был таким же объемным и ярким, как шипящая конфета. Этот звук напоминал ей о детстве, когда с радостью распаковывала сладости и наслаждалась их вкусом.                 — Чуйка, — она отражает его смешок. Звучит не так сладко, как у него, но передает тот же самый смысл: ей легко с ним.                 Ей легко с ним общаться, легко глупо шутить и подкалывать его. Легко быть собой. Ей не нужно подстраиваться под него, не нужно оправдывать ожидания, потому что их попусту нет. Оказывается, так просто с кем-то разговаривать, когда от тебя не ждут, когда ты прыгнешь выше собственной головы.       Продолжают идти вглубь леса, Сатору набирает воздуха в лёгкие, а после шумно выдыхает. Это привлекло её внимание. Кто-то поворачивает её голову в его сторону. Пытается сопротивляться, но шея начинает болеть, когда Дейзи отворачивается к какому-то кустику. Против природы не попрёшь.                  От его вздоха стало как-то тяжело. У неё ладони вспотели. Желудок затянулся тугим узлом, а весь её завтрак подступает к горлу. Сейчас будет что-то нехорошее. Когда пиздец уже подходит к твоей двери, то мы это знаем заранее. Все внутренности кричат о том, что пора бежать. Но Дейзи видимо что-то в голову ударило, и она заглядывает в дверной глазок и смотрит пиздецу прямо в глаза и ждёт, когда тот её схватит. Адреналин раскачивает её кровь и вместо того, чтобы дать себе преимущество от этого, то она просто ждёт.                  — Как долго ты собиралась молчать о том, что я, по сути, ненастоящий?                  Ух, пинает прямо ей в спину, но забавно, что сейчас она у него позади. Никто не мог её толкнуть. Только она сама.                 Смотрит на его спину, как загнанное животное. Думает, что быть той белкой не такая плохая идея. Можно пропрыгать на ветках деревьев и скрыться от него. Итак, маленькая проблема превратилась в большую.                  Что ему сказать? Есть правильный ответ на этот вопрос? У кого-нибудь есть вариант на этот тест? Она не готовилась просто.                  Был ли ещё вариант, как поступить? Знаете, не каждый день тебе сваливается на голову персонаж из манги, которого надо содержать. Вариант где нужно было рассказать ему о нём же вообще не котируется. Это только бы усугубило всё. Она так думает. Или нет? Да чёрт возьми, что ей нужно было сделать?                  Он её убьет тут, да?                 Ну конечно! Вечер. Лес. Вдвоём. Романтика для того, чтобы совершить преступление. И никто её искать не будет тут. Спрячет её в могиле. Дейзи хочет, чтобы выкопал для неё глубокую яму, чтобы даже после смерти не искать ни у кого ответ на вопрос, который он ей задал.                  — Дейзи.                  Блять, он остановился. Не стой, пожалуйста, нам надо ещё ключи найти к твоим Вратам, а мне потом домой ехать, Сатору, не смотри ты так. Даже в этой чёртовой темноте я вижу, как ты на меня смотришь. Не надо. Отвернись.                  — Дейзи, — его голос звучит как стрелки на циферблате — без жалости отсчитывает секунды до её гибели.                  Какое совпадение! Я же Дейзи, а ты, наверное, Сатору, про которого я не так давно читала. Какое удивительное совпадение! От тебя-то я и хочу сбежать.                  — Что?                 Сатору подошёл ближе, будто загораживая ей проход, чтобы сбежать. Только вот они посреди леса, где можно скрыться в любом направлении, но её ноги сжали корни деревьев, не давая сделать шаг куда-то. Дейзи срастается с землёй, становится маленьким деревцем, которое пытается не повалиться на землю от сильного ветра.                  — Как долго ты собиралась скрывать, что я ненастоящий? — повторяет вопрос для особо одарённых. Дейзи прекрасно услышала вопрос с первого раза, просто у неё нет времени, чтобы дать нормальный ответ и не быть похороненной тут.                 — Как ты вообще об этом узнал? — нет, серьёзно, как? Она жестикулирует руками, будто они тоже в шоке.                   — Твой ноутбук. Я загуглил своё имя.            Её брови приподнимаются, а взгляд становится рваным: то его лицо, не выражавшее ничего хорошего, то тёмные ветки деревьев, то вечернее небо. Она просто до этого не додумалась. Загуглить своё имя. И узнать всё то, что никогда бы не хотел о себе узнать.                 — И ещё ты так смотрела на меня в первый раз, будто: «да ладно, это он? Я вижу настоящего Годжо? Я вообще в реальности?» — пытается пародировать её голос. К ужасу Дейзи это выходит даже как-то правдоподобно.              — Не было такого, — ощетинивается она.              — Ладно, не было, — быстро сдаётся Сатору. — Но точно было: «охренеть, это он».                Между ними как-то оказывается несколько сантиметров расстояния. Чувствует себя настолько паршиво, что от самой себя воротит. Стоит напротив, виноватая, так ещё и в глаза не может ему посмотреть.                  Теперь до неё доходит почему он был таким потерянным и молчаливым в тот день. И это всё он пережил один. Несколько сотен тысяч людей видели его жизнь, которую наверняка он не хотел кому-то рассказывать, особенно, чтобы это видели так наглядно. Она ведь в полной мере не осознавала этого. Просто предположила, что знать, что ты где-то нарисованный, то, наверное, не слишком приятно, поэтому молчала.                — Прости, — голос куда-то затерялся, взгляд всё также в землю. — Прости, я… Я правда думала, что так будет лучше. Я хотела, чтобы ты не знал, потому что это было бы неприятно, — и она тараторит какую-то не особо связанную речь, потому что:                 Простипростипрости. Так отчаянно виднеется в её прозрачных глазах, которые иногда цепляются за его лицо.                 — Зачем ты извиняешься? — он рассасывает ей слова, чтобы его медленная речь немного утихомирило её сознание.                  — Потому что я виновата, — нервный смешок слетает.                  — В чём?                  — В том, что, — во всём виновата! В чём конкретно – точно сказать не может, но ощущает, что во всём и сразу. — Ты узнал это, — наконец закончила предложение. Дейзи поднимает руки, ближе к груди, сжимает их в замок и намеревается ещё раз похрустеть костяшками, чтобы немного успокоится.                  — И? — тянет. Годжо подходит к ней, смотрит на её руки, что сжимаются до бледноты кожи.                   — Что и? Что и?! Если бы я проконтролировала, то ты бы, чёрт, — запинается, проглатывает слюну и продолжает: — ты бы не узнал о том, что куча людей видели твою жизнь. Ты бы не чувствовал тогда себя так хреново, — слишком быстро проговаривает, а Сатору даже не смотрит на неё. Только на руки, что сделали первый хруст.                  — Тебе так важны мои чувства? — кладёт свои ладони поверх её. Она вся трясётся. Может зря он задал этот вопрос?                  — Да! — неожиданно для них двоих прозвучал ответ. Дейзи аж дёрнулась на месте, но сдвинуться ей помешал Годжо.                 Её слова ударили по нему больно. Причём правдой. Его будто бы ударили в солнечное сплетение. Ужасно неприятно. Дышать стало труднее. Он может только сейчас молчать, попытаться приоткрыть рот, но даже это трудно, поэтому с губ слетает рваное дыхание. Да и взгляд тоже стал порванным ею. Смотрит на её лицо с такого близкого расстояния и запоминает снова.                   Такую искреннюю, открытую, и, кто бы мог подумать, что для него. Разглядывает пересохшие губы, покрасневшие щёки от холода, беспокойный взгляд на себе. И за этим взглядом прячется что-то ещё, то, что он не так давно увидел, потому что Сатору знает, что Дейзи слишком искренняя и заглянуть в её голову может каждый. Только он уверен, что он единственный, кто понял смысл, что в ней находится.                  Сам смысл в ней.                 Смысл для него вставать по утрам, смысл готовить кому-то завтрак, смысл, чтобы слушать, смысл в простом. В ней нет смысла вселенной, в ней нет того, что она в нём зажгла. Она не подожгла ему сердце своим смехом, не вскружила голову сладкими речами о том, какой он. Только лишь согрела.                 Ему кажется забавным то, что она вечно холодная, будто из-под снега никогда не выходит, но именно она даёт всё то, что в нём нет.                  Звучит слишком романтично и слащаво, не так как он любит, но как он может спорить сам с собой?                  Он взглянул вверх, за облезшими и пожелтевшими листьями скрывалось бесконечное небо. Время всё равно не может остановиться, как бы ему не хотелось.            Незаметно для Дейзи они подходят к полю. От этого места у неё неприятные мурашки на коже. Выглядит как в каком-то страшном фильме, но ужастики она не смотрит, поэтому как она может знать, что тут страшно?                 Наверное, страшно из-за другого. Потому что в последний раз.                   Годжо останавливает её движением руки, чтобы она оставалась сзади. Неужто волк? Она была права, всё-таки что-то видела.                  — Сатору, — но её останавливает его голос.            — Стой здесь, — произносит, отдает ей телефон с включенным фонариком и идёт дальше.                  — Ты куда? — она кричит, светит телефоном ему спину, он куда-то спешит. Дейзи поджала губы, будь тут рядом подушка, она бы попыталась ею его придушить во сне.                  Но вот досада. Он не спит, а подушка явно не близко. Он ушёл. Просто взял и ушёл. Что ей делать? Просто стоять и ждать его? А если он уже освободился? Хотя куб с ней, значит Сатору никак не сможет уйти. Легче ли ей от этого факта? Не очень.                  И теперь Дейзи осталась один на один со своим злейшим врагом – со своими мыслями. Лучше бы призраки существовали или те же проклятые духи, чтобы сожрали её тихо бьющее сердце, которое ещё немного и взорвётся. Это кажется по-детски, но когда происходит то, что ты так упорно старался избегать в мыслях, приходит, то хочется исчезнуть, чтобы не испытывать это наяву. Кажется, что сосуды в глазах лопнут от напряжения, чтобы не заплакать, связки в голосе пропадут, чтобы сказать прощальные слова.                  Всё, что сейчас происходит, только момент в их жизни, который они пройдут и забудут. Может быть и не завтра, и не послезавтра, может и не через два года, но когда-нибудь Дейзи подойдёт к зеркалу, посмотрит в своё отражение и не скажет, что это всё было к несчастью. Потому что к счастью.                  Думая о том, что все воспоминания о тебе перестанут быть такими яркими и насыщенными, что ты станешь просто воспоминанием, сейчас кажется невозможным, но в будущем, кто знает. Всё же может к счастью.                  В любом случае, в будущем это потеряет смысл, потому что будет что-то новое. Станет важным то, что она никогда бы не смогла предположить. Начнёт жить заново, думать по-другому, любить кого-то другого, потому что ничего не может быть вечным.                 Не ты и не я. Как и вся вселенная в целом.                  Возможно, ты открыл ей немного тайны вселенной, к которой она всегда была закрыта.                  Правильные мысли приходят с правильными людьми при нужных обстоятельствах. Какие мысли, что за люди и когда это произойдёт – а чёрт его знает. Это просто происходит и только обернувшись назад, когда гонка закончится, можно будет рассмотреть всё с лучшего ракурса, как на картину в музее, присмотреться к деталям. Легко улыбнуться, поняв замысел автора и пойти дальше.                  Неделя – слишком короткий срок для всего, для неё же прошла уже жизнь, которую она когда-то хотела прожить.                  Всё хорошее когда-нибудь кончается, как и плохое. Так всегда было, но замечала ли она? Замечала только чёрные полосы, а белые казались прозрачными. Будто несчастья никогда не кончатся, как и не кончится рабочая неделя. Но остановившись, она понимает, что всё плохое давно кончилось.                  Легче ли ей от этого? Немного.                  Если нужное должно уйти тогда так и должно быть. Расставания неизбежны, прощания и мокрые глаза – тоже. Потому что к счастью. Спасибо, что ты был со мной.                  Люди уходят, чтобы за ними пришли новые. Старые воспоминания стираются, как бы не хотелось их оставить, просто это необходимо забыть, чтобы создать новые. Понимание это приходит сейчас, после того, как лица сменились друг друга.                  Ты возвращаешься, сжимая в руках что-то, что невозможно разглядеть. Останавливаешься напротив, немым взглядом просишь куб, и она достаёт. Держит в руках, чувствуя, как глаза открылись под её вспотевшими ладонями. Моргают, смотрят на тебя неотрывно, и она поступает также.                  Ей нужно в последний раз запомнить тебя.                  Можно ли насладиться моментом зная, что это конец? Сказать вселенной: «подожди хотя бы минуточку, пожалуйста. Мне не хватает». Даже тут время не на её стороне. Она считает секунды.                  Последний раз, ну, ладно. Больно, ну, ладно.                  Её рюкзак под ногами, его ботинки ударяются об её, потому что подходит ближе. И зачем? Зачем ты делаешь шаги к ней и смотришь неотрывно? Она не понимает очевидного, потому что его хрен прочитаешь, но всё-таки чувства никто не выключал. Не ощущает чего-то плохого от него, просто умиротворение, с жжением на ладонях, и это не из-за куба.                  Что-то убирает в карман пиджака. Она не посмела отвести глаза. Заболят ещё потом. Что он там спрятал – вообще неинтересно. Интересно другое.                  Будь мы в другой вселенной, при тех же обстоятельствах, то ты бы остался? Со мной. Если бы я попросила, то ты бы остался? Хоть в какой-нибудь вселенной ответил «да»? Хоть где-нибудь мы могли бы стать счастливыми? Не по раздельности, а вместе. Есть хоть какой-то шанс на это?                   Сатору убирает её локон волос за ухо, так по-простому, будто делал так тысячу раз до этого. Её ухо зашипело от тёплых рук. Жжётся. Губы тоже болят, потому что он смотрит на них, а она не хочет ничего говорить. Хотя, вроде как, сказать что-то нужно. Она так и не научилась читать его взгляд. Там всегда намного больше ответов.              Дейзи не умеет быть менее очевидной. Ты всё давно прочитал в ней, знаешь все строчки, что пляшут в ней, но переписывать не собираешься. Потому что она – классика, которую невозможно устать перечитывать.                  Сатору – эгоист, это все давно знают. Для него не существует правила, а если они есть, то он подменит их под себя. У него же – правил нет, он живёт так, как хочет, поэтому и будет делать то, что считает нужным.                  Мы оба знаем, что я могу быть лучше. Мы оба знаем, что ты можешь быть менее влюблённой в меня, пихнуть меня подальше, чтобы не натворили ничего.                  Он даже не разочарован в том, что она всё знает. Про его молодость, которая точно не подходит для обычного подростка, про Сугуру, который значит слишком многое, даже сейчас, про работу, которая, если честно, заебала. Ему кажется правильным то, что она всё знает и не осуждает за прошлое. Потому что ей нет никакого дела до чего-то, что её не касается. Она, наверное, первая, кто прочитал пользовательское соглашение к нему и теперь знает, как он работает.                  Ты знаешь, что я смертельно устал, поэтому давай отдохнём вместе. Я вырыл нам двоим могилы.                  Он наклонился к ней, как она и мечтала вначале их недели. Если бы кто-то спросил её: «будешь целоваться с Годжо?», то она бы закатила глаза, потому что не посещает аниме-фестивали и поэтому никогда бы не поцеловалась с косплеером. А потом что?                  В том то и дело, что – ничего.                  У них в головах все книжки встали на свои места. Неожиданный поворот не оказался неожиданным, а закономерным. И их история подходит к концу, оба это чувствуют, поэтому можно наконец-то сделать всё то, что так хотелось. Сиквела в любом случае у них не будет.              Никто бы не смог сказать, что он романтичен или чуткий к партнёру. Если чего-то хочет – он берёт. Ему становится всё равно, что там чувствует его партнёр, что хочет, как хочет, потому что все его хотелки крутятся вокруг него, словно орбита.       Ему нравится грубо. Если бы не она, то он бы напал на неё губами. Надавил бы большим пальцем на заднюю часть шеи, чтобы она откинула голову. Кусал бы губы и пытался забрать весь её воздух.              Но тут же она.              Силой он не хочет брать, потому что это не с ней.              Её щёки перестали быть такими холодными под его ладонями, большим пальцем ласкает кожу, наклоняет её голову так, как удобно обоим. Нужное положение, чтобы ему не пришлось сильно наклоняться, а для неё лучшая поза, чтобы не сильно напрягаться. Он открывает глаза.              Давай, смотри, наслаждайся. Мы же оба этого хотели.              И тащит её цепями вниз, снова на эту морскую глубину, туда, где вдвоём смогут отдохнуть. Её распахнутый взгляд встречается с его, но ненадолго, потому что они и до этого насмотрелись друг на друга. Пора начать чувствовать.              Целует так медленно, как только может. Ему хочется распробовать её. Запомнить. Выцарапать на обратной стороне черепа их поцелуй, как наскальную живопись. Чтобы навсегда.              Горячие пальцы касаются его щеки, неуверенно, будто бы прося разрешения. Если ей нужно уточнение, что глупо, как ему кажется, то он кладёт на её руку свою, поглаживает её тонкие пальцы, кожу, что плавится от его прикосновения. Он чувствует, как она немного отстраняется от него, заглатывает воздух, потому что кислорода в её лёгких стало мало.              Бля, я забрал у тебя воздух?                   — Дыши, — напоминает, лениво приоткрывает глаза. Смотрит, как она жмурится, начинает дышать через ноздри, вспоминая о такой функции, и, будто слепой котёнок, снова тянется к нему.              Не нужно его просить.              Возвращает её лицо обратно. Немного надавливает языком на её припухшие губы, целует с осторожностью, медленно касаясь её губ, чтобы она не забывала дышать. Она скользит своими пальцами по его щеке, потом к уху, касается ненадолго, а дальше цепляется за его идеальные волосы. Тянет его к себе, потому что он долбанная шпала, к которой она постоянно тянется.              Целует её в уголок губ, слегка улыбается, наклоняется к ней ещё ближе, если такое вообще возможно, целует в другой уголок губ. Он не хотел её напрягать. Своеобразно просит прощения, но никогда не признается, что он извинился. Его длинные пальцы вплетаются в её запутанные волосы, мягко заправляя пряди волос за ухо.              Тянет его волосы снова, кусает его губы, хочет что-то ему донести. И когда она пытается начать вести в этом поцелуе, то он просто сложил два плюс два.              Целует глубже, жёстче, от чего у неё сердце ударилось об рёбра, а в глазах виднеются звёздочки. Он становится напористее, смелее, благодаря ей. Его согнутая коленка между её ног. Руки теперь везде. Он расстегнул её куртку, запустил ладони под её вещи, касается талии одной рукой, а другой уже большим пальцем надавливает на её напряжённый живот.              Осенняя погода не помогает, только сильнее добавляет контраста. На холоде его горячие ладони согревают её сильнее, чем долбанное центральное отопление. Но почему-то он резко убрал свои руки от неё.              Теперь снова касается её лица, поглаживает её челюсть, подбородок приподнимает немного, всё ещё с закрытыми глазами. Ощущает на правом ухе его пальцы, что обводят ушную раковину. Голова закружилась, её руки на его плечах, ведь он забрал её способность стоять на ногах самостоятельно.              Ей хочется сказать что-то грубое, потому что использует её слабое место, но её рот занят его языком, что теперь спокойно целует. Они оба успокоились. Теперь целуются медленно, немного оттягивая неизбежное, которое уже дышит им в спину.              Их поцелуй выходит слишком целомудренным, слишком спокойным и понятным для двоих. Как самая жирная точка в конце.              Если бы ты попросила, то я бы сказал: да.              Его губы на её лбу в последний раз.