-
— Хочешь пить? — Джебом ставит охлаждённую бутылку апельсинового сока на кофейный столик, устраиваясь рядом с Югёмом на диване — телевизор включён на новостной канал, звук диктора — мягкий фоновый гул, вместе с пением птиц и ветром за пределами жилого дома. В такие вечера, как сейчас, становится спокойнее, когда небо только что потемнело, бледно-жёлтые очертания окон соседних зданий мягко светятся на улицах, и их меньше, потому что сегодня вечер пятницы, и все пытаются втиснуться на улицу со своими друзьями или семьёй. — Спасибо, — тихо говорит Югём в ответ, но пока не открывает бутылку. — Как твои руки? — Джебом слегка наклоняется, и Югём услужливо поднимает открытую ладонь. Покраснение всё ещё на месте, хотя отёк прекратился, и Джебом чувствует облегчение. — Ещё болит? — К завтрашнему дню они будут в порядке, — бормочет Югём, и по тому, как он это говорит, Джебом задаётся вопросом, часто ли он сам себе это говорил. — Итак, Джинён сказал, что ты хотел поговорить со мной, — продолжает он, и Югём слегка напрягается, очевидно, также боясь этого момента. — Да, хм, — нерешительно начинает он. — Джебом-ши, я бы хотел… э-э-э, я просто хотел спросить, могу ли я, вроде как, — кажется, он с трудом пытается сформулировать следующие несколько слов. — Если бы я мог, может быть, остаться здесь ещё на четыре дня. Вот оно. Джебому приходится сдерживать вздох. Конечно, он не то чтобы не ожидал этого — он знал, что это произойдёт рано или поздно, как только узнал, что Югём всё ещё у них дома. Напомнив себе, что Джинён, вероятно, подслушивает с кухни, Джебом храбро продолжает беседу. — Послушай, Югём, если ты просишь остаться здесь, тогда мне нужно, чтобы ты был со мной полностью честен, — он поворачивается лицом к мальчику, внимательно наблюдая за ним. — Где твоя семья, Югём? Где ты жил до этого момента? Что ты собираешься делать через четыре дня? Хотя четыре дня. Почему именно четыре? — Моя семья в этом районе. — Югём снова колеблется, будто пытается придумать, что сказать. — Я вернусь через четыре дня. Джебом наклоняется вперёд, совершенно серьёзный. — Ты же понимаешь, что мне нужно знать всё, если ты собираешься остаться здесь, верно? — Он на мгновение замолкает, прежде чем продолжить более мягким тоном. — С твоей семьёй всё в порядке? Югём заметно вздрагивает, тело его смещается, будто бы пытаясь уклониться, прежде чем он кивает. — Да, всё… Всё было немного непросто, но всё будет хорошо, — быстро добавляет он, нервно глядя на Джебома. — Мне просто нужно немного времени, чтобы всё исправить. — Я знаю, что не имею права читать тебе нотации о том, что ты должен делать, — Джебом не хочет ходить вокруг да около — для этого у Югёма есть Джинён, — но если дома что-то не так, тебе нужно позвонить в социальную службу, особенно если кто-то ещё в опасности. Поверь мне, — твёрдо говорит он, — если позволить этому затянуться, это принесёт больше вреда, чем пользы. Понял? Югём некоторое время ничего не говорит. — Да. Я знаю, что я делаю, — наконец кивает он, не встречаясь взглядом со старшим. — Почему ты не поехал к друзьям? Почему ты сидел под дождём прошлой ночью? Югём не поднимает глаз. — У меня здесь нет друзей. — А как насчёт школы? — продолжает настаивать Джебом. — Я доучиваюсь последний год. — Наконец, кажется, что подростку удобно говорить, даже если неопределённо направлять его. — Я хожу в школу рядом с парком — ту, с синими и жёлтыми стенами и деревьями позади. У нас сейчас каникулы. — Хорошо, — облегчённо вздыхает Джебом — по крайней мере, это что-то конкретное, чтобы продолжить. — Хорошо, поскольку тебе удалось убедить моего мужа и сына, что с тобой всё в порядке, и я предполагаю, что ты только что сказал мне правду обо всем, поэтому ты можешь оставаться здесь столько, сколько тебе нужно, пока твои семейные дела не будут улажены. Но я буду с тобой откровенен, — говорит он, глядя Югёму прямо в глаза. — Если ты впустишь кого-нибудь ещё в этот дом или причинишь кому-нибудь из них вред, я не дам тебе уйти, понял? Югём моргает, словно такая мысль никогда раньше не приходила ему в голову. — О… конечно, нет. Я бы не сделал этого. Джебом поражён тем, как из уст кого-либо другого это прозвучало бы просто как жалкая ложь, но из уст Югёма это звучит как платоническая правда, как будто мальчик перед ним действительно никогда не имел ни малейшего дурного намерения. — Я очень надеюсь на это. — Джебом встаёт, но не раньше, чем открывает бутылку сока перед Югёмом, кладя крышку рядом, на стол. — Кстати, спасибо тебе. За то, что поймал кастрюлю с супом. Югём, похоже, вновь не придал этому большого значения, только опустил голову, отвёл глаза, пробормотал, что это пустяки, и Джебом ещё раз внимательно оглядел его, прежде чем отправиться в спальню за сменой одежды, повёл плечом и проворчал о погоде. (Он делает вид, что не замечает, как Джинён бросает на него самодовольные взгляды на протяжении всего ужина позже, в пользу того, чтобы внимательно послушать, как Югём рассказывает ему о парке и о том, как Доун съел гусеницу, пока Сонджин не видел.)002.
26 августа 2021 г. в 23:20
На следующий день Джебом внимательно следит за своим телефоном — как обычно, он вышел из дома рано утром, чтобы отправиться на работу, и понятия не имел, что происходит дома. Джинён отправил ему весёлое сообщение, в котором говорилось, что он привёл Югёми в парк, чтобы поиграть с Доуни и Сонджин-хёном, перестань хмуриться в экран своего телефона <3, поэтому Джебом решил, что Югём мог уйти утром, как и предполагалось.
Так что это немного (ожидаемый, но, тем не менее, немного утомительный) сюрприз, когда он приходит домой с работы и видит ту же лишнюю пару обуви у входа, что и прошлой ночью, и вздыхает. Он снимает мокасины и устало расставляет их на подставку, репетируя своё «нет, мы не можем удерживать его здесь, пожалуйста, не делай мне такое лицо», обращённое к Джинёну в его голове, когда он стряхивает невидимую пылинку со своих ботинок, прежде чем отпереть дверь и толкнуть её, готовясь к удару.
Однако он не ожидает, что это произойдёт буквально. Услышав громкий лязг металла на кухне и панический вопль Джинёна, Джебом мгновенно кидает свою сумку и бросается в соседнюю комнату, ругаясь себе под нос.
Он встречается взглядом с Джинёном, стоящим у плиты спиной к нему, смотрящим на кипящую кастрюлю с супом, и Югёмом рядом с ним, ставящим кастрюлю на место.
— Что происходит? — почти огрызается он, и Югём ощутимо вздрагивает, но затем Джинён оборачивается, пытаясь выглядеть как можно более умиротворяющим. Уловка, которая срабатывала много раз и, по-видимому, продолжает действовать, потому что Джебом делает глубокий вдох, намеренно успокаивая себя после этого.
— Хён! — Джинён быстро оглядывается на плиту, чтобы проверить, как там суп, прежде чем снова посмотреть на Джебома. — Всё в порядке, я просто повёл себя глупо, я ударил по ручке кастрюли, и она чуть не упала на пол — перестань выглядеть так свирепо, ты пугаешь Югёма. Которого я должен поблагодарить за то, что спас мои ноги от неминуемой смерти. — Джинён оборачивается, сияя подростку, и Джебом собирается усмехнуться, когда слышит, как Джинён ахает. — Твои руки, что случилось? Это из-за супа?
Именно тогда Джебом должным образом оглядывает Югёма, всё ещё с чёрной сумкой, перекинутой через плечо, с лёгким удивлением глядя на свои пальцы, теперь красные и начинающие опухать.
— Ты не должен был пытаться поймать кастрюлю голыми руками, посмотри теперь. — В отчаянии Джинён тянет Югёма к раковине, чтобы подставить руки под холодную воду, и Джебом подходит ближе, теперь внимательно осматривая кухню. На дальнем конце кухонного гарнитура лежат овощи, наполовину нарезанные, рядом бутылки с соусом и тарелка с полуразмороженным мясом — типичный беспорядок, происходящий каждый раз, когда Джинён готовит, и Джебом вздыхает, выходя в коридор.
— Я принесу гель с алоэ из ванной, подожди.
Маленький Югём с любопытством входит на кухню, широко раскрыв глаза, и Джебом выпроваживает его, не желая, чтобы тот подходил к плите.
— Хён поймал кастрюлю, — замечает Югём, и Джебом бормочет себе под нос несогласие, притворяясь, что не слушает его. — Папа не обжёгся, когда случайно задел кастрюлю.
— А может это случилось из-за хёна, Гём? — спрашивает Джебом, открывая дверь ванной, чтобы взять гель, случайно задевая ногой угол. — О, чёрт.
— Не ругайся, папочка, — рассеянно говорит Югём. — И он был добр к нам, когда мы сегодня пошли в парк. Он заботился обо мне и Доуни, чтобы папа и дядя Сонджин могли пообщаться. А ещё он сделал для нас фотографии. Он любит фотографии.
— Ага, конечно. — Джебом толкает Югёма в направлении его комнаты, когда он выходит, шипя, передвигаясь на больной ноге. — Иди, закончи свои математические задачи, которые папа задал тебе. Не заходи на кухню, пока мы не уберём суп.
— Хорошо, — вздыхает Югём, звуча так по-взрослому, как он, вероятно, думает, когда возвращается в свою комнату, и Джебом нежно усмехается, прежде чем вернуться на кухню с гелем.
— Спасибо, хён, — благодарит Джинён с ослепительной улыбкой, по-видимому, не испытывая никаких угрызений совести, быстро поцеловав его в щёку, прежде чем взять гель и поспешить обратно к Югёму, и Джебом уклончиво хмыкает в ответ, делая вид, что не заметил.
— Разве ты не чувствовал боли, когда касался кастрюли? Я не понимаю, как тебе вообще удалось удержать её, не уронив прямо там, я бы просто отпустил её, если бы был на твоём месте. — Джинён всё говорит и говорит Югёму, который, честно говоря, выглядит намного спокойнее из-за своих обожжённых пальцев, чем, по мнению Джебома, должен быть любой здравомыслящий подросток.
— Всё в порядке. — Это всё, что он говорит, наблюдая, как Джинён быстро справляется с прозрачным гелем на его руках.
— Ох, и… — На этот раз Джинён говорит немного громче, когда Джебом отрывает несколько бумажных полотенец, чтобы вытереть пролитый суп, и последний знает, что ему, по-видимому, нужно услышать всё, что будет сказано дальше. — Югём, ты сказал, что тебе нужно поговорить с Джебом-хёном, когда он вернётся домой, не так ли?
Джебом смотрит на Югёма, который слегка подрагивает, отводя глаза, прежде чем кивнуть. — Да. Могу я поговорить с вами?
— Хорошо. — Джебом пытается не сочетать это слово со вздохом, прежде чем бросить кухонное полотенце на стол. Все планы на случай непредвиденных обстоятельств одновременно формируются и отвергаются в его голове — в любом случае, он никогда не мог сказать Джинёну «нет». В сотый раз он ворчливо задаётся вопросом, во что он ввязался, приведя этого ребёнка сюда, давая ему укрытие прошлой ночью.
— Отлично, тогда ничего не трогай сейчас, иди посиди в гостиной и дай своим рукам отдохнуть. — Джинён закрывает гель, выпроваживая Югёма с кухни.
— Овощи…? — слышит он, как спрашивает Югём, и Джинён смеётся.
— Всё в порядке, они всё равно почти готовы, отдохни немного перед ужином, я закончу.
Именно тогда Джебом переводит взгляд с бумажных полотенец на разделочную доску с овощами, затем на плиту, находящуюся на другой стороне кухни, и слегка хмурится. Как Югём ухитрился узнать, что кастрюля может упасть, пересечь кухню и поймать её раньше, чем она успела упасть? Если только… он каким-то образом знал, что кастрюля упадёт?
Но затем Джинён подходит к разделочной доске, и Джебом отбрасывает эту мысль в сторону, глубоко вдыхая, готовясь к разговору, который, как он знает, должен состояться дальше.
— Джинён?
— Да? — отвечает он, глаза его, вероятно, широко раскрыты от невинности, голос совершенно чистейший от какого бы то ни было стыда, и Джебом вздыхает.
— Ты сказал, что водил Гёма в парк.
— Ну, я и водил, — удовлетворённо говорит он. — Их обоих.
Джебом усмехается, вставая, чтобы выбросить полотенца в мусорное ведро. — Джинён, мы не можем позволить ему остаться здесь навсегда, ты ведь это знаешь, верно?
— Послушай, просто поговори с ним сейчас, хорошо? — Он намеренно толкает плечом в его грудь, когда тот подносит разделочную доску с овощами к плите. — Он тебе всё расскажет.
Джебом бросает на Джинёна последний оценивающий взгляд, многозначительно продолжает, в ответ у него прямо внешнее выражение лица, и устало ополаскивает руки, прежде чем повернуться, чтобы покинуть кухню.
— Но мы ещё не закончили, — бормочет он, пытаясь и безуспешно казаться строгим, когда выходит из кухни, и Джинён смеётся. — Ты не можешь продолжать действовать, не сказав мне, ты же знаешь.
— Ты любишь меня за это. — Джинён наклоняется, приближаясь прямо к его лицу, и Джебом издает сухой смешок, собираясь ответить что-то вроде «может быть», прежде чем Джинён снова целует его, мягкие руки задерживаются на его плечах, когда он отстраняется с дерзкой улыбкой, и Джебом фыркает.
— Ты станешь моей смертью, — ворчит он, но всё равно подчиняется, прижимая супруга к себе, целуя его в щёку ещё одним поцелуем, прежде чем уйти. Джинён напевает что-то, возвращаясь к приготовлению пищи, и это звучит так, словно страховочная сетка в пропасти груди ниже, где болтается сердце, ненадёжно защищённое.