-
Пакет с продуктами шуршит в руке Джебома, когда он плечом открывает дверь, прежде чем положить его на тумбу вместе со своим пальто, предвкушая горячий душ и ужин, после улицы. — Привет, хён, — кричит Джинён из кухни, вероятно, моя посуду после приготовления ужина. — Как на работе? — Работа в порядке, — отстранённо говорит Джебом, инстинктивно обводя взглядом пустой коридор. — Джинён-а… Джинён, а где Гём? — Гёмми сейчас гуляет вместе с Югёмом. — Джинён выходит из кухни, вытирая руки полотенцем и поднимая бровь при взгляде на лицо старшего. — Югём хотел сводить его в парк, чтобы немного поиграть после детского сада. А что? — Югём? — Брови Джебома хмурятся, голос становится резче, продолжая: — Когда? Когда они ушли? — Хм… — Джинён явно немного встревожен тоном Джебома, смотря на часы. — Может быть, в три? Или немного позже? — Джинён… это было пять часов назад, — Джебом снова достаёт ключи из кармана, чтобы открыть дверь. — Кто оставляет ребёнка на пять часов? На улице темно, с ума можно сойти… — Эй, успокойся, они, наверное, просто задержались. — Джинён озабоченно дёргает Джебома за руку. — Что случилось? — Джебом некоторое время хранит мрачное молчание, положив руку на дверную ручку, прежде чем Джинён снова тычет в него пальцем. — Это как-то связано с тем, почему ты звонил сегодня днём? — Джинён… — Джебом успокаивает себя вздохом. — Югём… Я думаю, Югём солгал мне о своей школе. Сейчас он вообще не учится… Седжонская научная школа, та, что в парке, открылась всего два года назад. Набора не было, так что он не может быть выпускником. А сейчас он где-то там с нашим сыном, и на улице чертовски темно… — Джебом, — твёрдо говорит Джинён, беря свой телефон в руки. — Послушай, это могло быть недоразумение — в этом районе есть ещё школы по соседству, ты мог всё перепутать. Как насчёт того, чтобы просто позвонить ему и спросить, где они? Джебом ждёт, глубоко дыша, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, когда Джинён подносит телефон к уху, но долго ждать не приходится, поскольку через пару секунд он опускает его, слегка нахмурившись. — Думаю, его телефон разряжен — гудков нет. — Забудь, я иду вниз, искать их. — Джебом спешке обувается и открывает дверь, игнорируя протесты Джинёна, спускаясь по лестнице, не утруждая себя ожиданием лифта. В его голове гудят все возможные варианты, он придумывает себе различные ситуации, в которых они могли бы оказаться, одновременно представляя сотню наихудших сценариев. Он бежит вниз по последнему полёту, уже планируя маршрут в парк, а затем в полицейский участок, если потребуется. Он толкает дверь, ожидая порыв холодного воздуха в помещение… …прежде чем сталкивается с поразительно знакомой картиной. Джебом замирает. — Папочка? Он неровно дышит, в замешательстве хмурясь при виде мягких очертаний двух мальчиков, сидящих на скамейке под уличным фонарём. Его сын обернулся, глаза любопытно расширились, ноги свисали с края, и его маленькая фигурка меркла на фоне более высокого подростка рядом с ним. — Холодно, почему ты не надел свою куртку? Он моргает раз, другой, уставившись на двух детей, которые теперь смотрят на него в ответ, их лица пугающе похожи в ярком свете уличного фонаря. Как он мог не заметить их, когда только поднимался наверх? — Где вы были? — спрашивает он, стараясь успокоиться, чтобы его голос не дрожал. — Мы ходили в парк, — говорит старший Югём, вставая, и маленький Югём прыгает за ним, балансируя стаканчиком в своих руках. — Потом мы пошли за шоколадным коктейлем, — запоздало добавляет он. — Кривая соломинка — хёна, а моя — прямая, — маленький Югём поднимает пластиковый стаканчик, почти пустой. — Мы были во многих местах, папочка. Но мы пока не хотели подниматься наверх, потому что папа разозлится, если узнает, что на этой неделе я выпил больше одного шоколадного коктейля. — Уже поздно, — говорит Джебом, наблюдая, как его малыш с наслаждением допивает свой последний шоколадный коктейль, чувствуя смесь облегчения и небольшого смущения, но также и сильного замешательства. — И становится холодно — для вас двоих было бы небезопасно сидеть на улице. Югём оглядывается, уставившись в небо, словно он только что заметил темноту и звёзды, прежде чем оглянуться. — Думаю, мы просто потеряли счёт времени, — он подталкивает мальчика в плечо костяшками пальцев, слегка улыбаясь. — Правда? — Ну, тогда поднимайтесь, — бормочет Джебом, жестикулируя. — Холодно, и Джинён волнуется.-
— Итак, — шепчет Джинён, приподняв бровь, ложась в постель той же ночью, и Джебом вздыхает. Вечер прошёл без происшествий — они поели, умылись, и Джебом занялся тем, что проверял задания по математике Гёма, намеренно игнорируя существование подростка, слоняющегося по их кухне и гостиной. — Я не понимаю, — бормочет он, уставившись в потолок. — Почему он солгал мне? Что вообще он здесь делает? — Или это может быть просто невероятно огромное недоразумение, которое ты не проясняешь с ним, потому что ты слишком гордый дурак, — нежно говорит Джинён, прижимаясь к Джебому, уткнувшись головой ему в шею. — Ладно, — выдыхает Джебом, не желая признавать, что это вполне может быть правдой. — В любом случае, им не следовало оставаться на улице допоздна. — Лишь бы тебе спокойно спалось, — зевает Джинён. — Говоря о сне, давай спать. — Ты не волнуешься? — Джебом хмыкает, веки невольно тяжелеют. — Нет…? Потому что я знаю, что он хороший ребёнок, которому просто нужна наша помощь на эти несколько дней? — бормочет Джинён. — Кроме того, он уже завтра отправляется домой, хён. Завтра четвертый день, помнишь? Джебом вздыхает при этой мысли — он не думал, что это произойдёт так скоро. Он полагает, что должен чувствовать облегчение, что ноющее беспокойство о безопасности Джинёна и Гёмми больше не всплывёл на поверхность, но, честно говоря, всё, что он сейчас чувствует, — это какое-то болезненное замешательство. Четыре дня пребывания Югёма здесь не дали Джебому ничего, кроме вопросов, один за другим, все они подавлены под маской вежливости, которую он носит, и это странно, потому что он никогда так сильно не хотел просто понять кого-то. Каждое решение молчать и продолжать подрывается чувством сожаления, как будто он закрывает глаза на открывающиеся возможности. Это так запутанно и необъяснимо, и это пугает Джебома, что кто-то, кого он едва знает, может так сильно сбить его с ног. — Я дал ему пару комплектов твоей старой одежды, и я собираюсь дать ему завтра с собой что-нибудь из еды, чтобы он взял домой поесть, — сонно бормочет Джинён, наполовину сам себе, в шею Джебома, тёплое дыхание спиралью пробегает по его коже. — Он только немного прибавил в весе, и знаешь, когда теперь он возвращается туда, я не знаю, будет ли он вообще питаться три раза в день. Я предложил ему, чтобы он иногда приходил и ужинал с нами, если ты не против. — Ага, конечно. — Джебом устало трёт глаза, берёт свой телефон с комода и включает, слегка морщась от яркого света. — Я просто хочу уже покончить с этим — меня тошнит от всего, что происходит прямо сейчас. Джинён слегка фыркает ему в плечо, поворачиваясь к нему спиной, быстро входя в первую стадию «дуться», если предыдущий опыт Джебома правильно информирует его. — Как скажешь, хён. Однако Джебом слишком поглощён, просматривая все свои сообщения, чтобы увидеть, не пропустил ли он чего-нибудь в хаосе сегодняшнего вечера, когда его взгляд останавливается на определённом текстовом сообщении, отправленном намного раньше. Забери свою машину из моего гаража! Также ты должен мне барбекю + соджу, скажи мне, когда будешь свободен! — Чёрт, я забыл сегодня забрать машину из гаража Чуно-хёна, — стонет он, опуская руку обратно на подушку. — Мне придётся забрать её завтра, иначе он снова начнёт обвинять меня в том, что я пренебрегаю им. — Это хён? — Джинён оживляется, позабыв о прежней тактике холодного приёма, когда он протягивает руку, чтобы ответить на сообщение Джебома, вероятно, пользуясь возможностью снова укрепить свою позицию в качестве любимого донсена Чуно. — Ты можешь просто заехать за ней завтра, не похоже, что он сгорит дотла, если ты этого не сделаешь, — пренебрежительно говорит он, вероятно, печатая милое сообщение, наполненное эгьё, подписанное им самим. — Тебе ведь не нужно никуда ехать с Гёмми завтра, верно? — спрашивает Джебом, вздыхая. — Никаких занятий или ещё чего? — Нет, насколько я помню, нет. — Джинён всё ещё печатает, его язык показывается из уголка рта, и Джебом закатывает глаза. — Кроме того, мы же не калеки. Можем поехать на автобусе, ты же знаешь. — Джебом издаёт уклончивый звук, бесплодно дёргая свой телефон, прежде чем Джинён убирает его, дерзко улыбаясь. — Что это за история с мясом и соджу, куда, как я вижу, меня не пригласили? Джебом наполовину смеётся, наполовину зевает, прижимаясь губами к подбородку Джинёна в успокаивающем поцелуе, когда он, наконец, забирает свой телефон из его рук. — Ты же знаешь, что Чуно-хён всегда будет любить меня больше. — Лжец! — Джинён набрасывается на него, ухмыляясь, уголки его глаз сморщиваются, как узор на осенних листьях, и Джебом притворяется, что борется — не то чтобы ему нужно было много притворяться. Джинён сильнее, чем кажется, как физически, так и умственно, весь в жилистых мышцах и острых, как бритва, словах. Джебом слышал от Сонджина, что двое детей на детской площадке однажды толкнули Югёма и закричали, что его отцы — педики, и Джинён оказался достаточно близко, чтобы услышать это. К удивлению Джебома, этим детям каким-то образом удалось вернуться к своим родителям живыми. — Ты знаешь, мы могли бы просто отвезти Гёмми к Марку на вечер и пойти с Чуно-хёном вместе, верно? — Джебом обнимает своего мужа за талию, давно зная, что лучший способ выиграть подобную битву — прийти с миром, и, конечно же, Джинён удовлетворённо устраивается, как самодовольный котёнок, на его груди. — И оставить его там с ними совсем одного? — Джинён гримасничает, а Джебом закатывает глаза. — Ты был в полном порядке, когда Югём увёл его непонятно куда. — Да, но Югём не читает Гёмми лекции о его цели в жизни и не пытается каждые пять секунд давать ему сексуальное образование, — чопорно говорит Джинён, и Джебом фыркает, скатывая его с себя. Ещё несколько мгновений стоит тишина, прежде чем Джинён немного выпрямляется, переворачиваясь на живот, чтобы как следует рассмотреть Джебома. — Эй. — Эй, — в изнеможении повторяет Джебом, приподнимая бровь. — Я бы не стал говорить тебе этого, если бы не был полностью уверен, что ты справишься с этим должным образом, — многозначительно говорит Джинён, в его тоне ясно слышится призыв не сходить с ума, пожалуйста. — Потому что это всего лишь мелочь, и ты не собираешься делать поспешных выводов, верно? — Конечно, — обиженно ворчит Джебом. — Гёмми, сегодня вечером… — Джинён колеблется. — Я думал, это просто от холода, но его глаза были немного опухшими. Джебом хмурится. — И что? — Ну, он никогда не плачет, так что… — Джинён пожимает плечами с отработанной беспечностью. — Это довольно очевидно, когда он это делает. Должно быть, что-то заставило его плакать, когда он только что был с Югёмом. Джебом вздыхает и откидывая голову на подушку. — Я не понимаю, почему ты рассказываешь мне всё это и говоришь, чтобы я не сходил с ума. — Я просто говорю, — Джинён закатывает глаза. — Это могли быть дети в парке. Может быть снова издевались над ним. — Мы должны были сказать Югёму, чтобы он держался подальше от этой части парка. — Или это может означать, что Югём заступился за Гёмми, верно? — спорит Джинён, и Джебом сухо усмехается. — Ты собираешься вечно за него заступаться, я прав? — Не лги, ты тоже к нему привязался, — пренебрежительно отвечает Джинён, снова сворачиваясь калачиком на подушке рядом с ним, проводя рукой по его плечу. — Он хороший, говорю тебе. — Мм, хорошо, — Джебом притягивает Джинёна ближе, намеренно зевая, чтобы показать, что это конец разговора, и Джинён, как всегда по-детски, показывает ему язык. Он не может не думать, что в том, что говорит Джинён, есть доля правды, потому что, как и следовало ожидать, Джинён знает его лучше всех, в конце концов. Однако, по мере того, как Джебом погружается в сон, выражение его говорит само за себя — он умрёт, прежде чем когда-либо признает что-то подобное.