Формула тишины

      Драко снился какой-то сон. Он точно не помнил какой, но после себя тот оставил приятное послевкусие. Что-то сладкое и терпкое. Что-то с запахом корицы.       Он был уверен, что запомнил бы этот сон, если бы его не разбудил резкий скрипучий звук отворения дверей больничного крыла. Малфой перевернулся набок и старался сохранить остатки сна, однако когда ему удалось распознать голос лучшего друга, сон как отмело.       Проморгавшись, Драко принял сидячее положение и попытался сфокусироваться на том, что происходило на больничной постели напротив. Ровно напротив. Когда за крупным телом Блейза выглянули рассыпанные по белой подушке каштановые кудри, по его телу пробежал электрический разряд.       Нахмурившись, он чуть отклонился вбок в попытке хоть что-то рассмотреть. Её по-прежнему полностью загораживала широкая мужская спина. Помфри накладывала диагностические заклинания, а Забини быстро-быстро тараторил о том, что она потеряла сознание на уроке. Драко прикрыл глаза. Почему-то он не удивлён. Последние дни она выглядела слишком измождённой.       Гермиона Грейнджер была его личным дьяволом. Самым лучшим ночным кошмаром. Она следовала за ним по пятам, куда бы он ни шёл. Может, это судьба у него такая? Всегда смотреть, но не иметь возможности коснуться?       Он уже много раз её касался, и с каждым разом становилось больнее. После нее оставались неизлечимые рубцы. Волдыри под кожей, которые хотелось расчесать в кровь.       — Её лихорадит. При чем, по видимому, уже очень давно, — изрекла мадам Помфри, взмахом палочки призывая к себе пару склянок из своего шкафа. Она влила в бессознательную Грейнджер пару зелий, а после прогнала Забини из лазарета. Итальянец напоследок кинул многозначный взгляд на него, после на неё, и молча покинул больничную палату.       Она пришла в сознание через сорок семь минут. Он уж точно это знал.       Целительница кружила над ней, при этом упрекая ее в плохом питании, недосыпании и общей перегрузке организма. Кажется, она что-то упоминала об огромном стрессе. А еще ругала за слишком холодную для сезона одежду.       В понедельник была травология. Она точно была плохо одета. Идиотка.       У нее держалась температура до вечера. Где-то в шесть Поппи дала ей бодроперцевую настойку.       Она всячески игнорировала его присутствие. Через всю комнату она говорила с Патил, расспрашивая её о здоровье, рассказывала всякую незначительную ерунду, что происходила в отсутствие Парвати, но на него даже не взглянула. Она просто лежала, высунув ему на обозрение голые ступни из-под одеяла, и без умолку болтала с подругой. Ни слова в его адрес, даже самого плохого, не вымолвила, хоть и знала, что он всё время смотрит.       Заняться всё равно было не чем. А тут ему на блюдечке преподнесли самое мазолящее глаз развлечение. Она была как один из живых портретов у него дома: такая же красивая, но такая же холодная. Её портрет хорошо бы смотрелся на одной из стен его фамильного поместья.       Его мысли были слишком распущенными. Он обещал себе не думать о ней, но стоило ей появиться в поле зрения, что эта мысль стала порохом под ногами. Он был чертовским пиздаболом. Он бы сдержал любое обещание, он был человеком своего слова, вот только, как оказалось, за исключением совсем одного незначительного аспекта.       Этим аспектом была эта время от времени чихающая, чуть побледневшая, похудевшая гриффиндорка с россыпью мелких веснушек на лице и копной ниже поясницы кудрявых волос.       Этим же вечером выписали ту первокурсницу.       Их осталось трое.       В семь подали ужин. Он всячески старался не смотреть, как она ест. Это неприлично и некультурно. Однако он всё-таки поддался искушению и посмотрел ей в глаза за трапезой. Она сидела чуть сгорбившись. Больничная рубашка на ней висела мешком. Под глазами залегли тяжелые круги, но сами зрачки по-прежнему горели огнём. Грейнджер смотрела на него широко раскрытым взглядом, засовывая ложку с кашей в рот. Проглотив её, она неловко отвела взгляд. Что ж, она хотя бы больше не прячет глаза.       После приёма очередной порции зелий в девять вечера, ему уже казалось, что он бредит. Мысли путались, доходя до какого-то безумия. Она делала с его разумом отвратительные вещи. Не думать о ней в её отсутствие было в разы легче.       Ночью он ворочался и долго не мог уснуть. Ему так много хотелось сказать. Не так. Ему хотелось сказать хоть что-то. Под конец дня, язык казался ватным. Он не вымолвил ни слова с раннего утра.       Утром его разбудили тёплые руки мадам Помфри. Она сообщила об очередном сеансе стимуляции мышц. Пожилая женщина была фантастической волшебницей. После ее терапии телу становилось так хорошо, что казалось, что лучше и не было никогда. Жаль, что легкий тремор и зажатость через пару часов возвращалась, хоть уже не в таком объеме.       Грейнджер спала. По дороге в душ у него было пару секунд, чтоб незаметно понаблюдать за этой картиной. Никогда прежде он не видел её спящей. Её щека была неуклюже примята на подушке, губы чуть надутые, недовольные, брови сведены к переносице. Коса за ночь растрепалась и рассыпалась по белоснежным простыням. Спала она в позе эмбриона, зажав руками край одеяла. Умиротворенная. Хрупкая.       Не нарушая ее сон, он быстро промчался в душевую комнату.       Вернувшись обратно, он обнаружил её читающей книгу. На тумбе возле нее стояло два флакона. Точно таких же, что появились и возле его кровати. Их надо пить после утреннего приёма пищи.       — Парвати перевели в Святого Мунго. — Сухо бросила она, сохраняя невозмутимый вид и не отрывая взгляда от книги.       — Мне расплакаться? — Высушив на ходу палочкой свои волосы, Драко сел на свою постель.       — Скорее радоваться, теперь ты можешь прожигать во мне дыру без лишних свидетелей, — дернув бровями, она подняла голову. Её почти бездушные глаза холодно глядели на него.       В них больше не было теплоты и озорных огоньков, к которым он так привык. Черт возьми, Драко не знал, что она владеет окклюменцией. По её действиям иногда не скажешь, что она вообще в состоянии контролировать свои эмоции на базовом уровне.       Он собрал по крупицам свой рассудок, и натянул такую же маску безразличия на своё лицо.       — Хочу запечатлеть в памяти того, кто отправит меня в Азкабан, — не мигая, он дернул уголком губ. Её глаза забегали, теряя прежнее самообладание. Её стенки защиты слишком просто разрушить. Видимо, она совсем недавно стала изучать самоконтроль.       Мадам Помфри отлевитировала к ним по подносу с завтраком. Они жевали, не отводя друг от друга взгляда.       После завтрака в больничное крыло завалилась шайка львят. Поттер, Вислый и Уизлетта окружили девушку со всех сторон. Через пару минут подоспели Лонгботтом с чокнутой Лавгуд. Её окружали одни сумасшедшие. Но Драко был даже рад, что сегодня ни у кого из них не было ни малейшего желания уделить его персоне хоть секунду своего времени, воркуя над Грейнджер.       За пять минут до начала уроков они все дружно покинули помещение. Одна лишь младшая из Уизли подозрительно задержала своё внимание на нём, прежде чем выйти вслед за остальными.       — Может расскажешь, как так вышло, что Поттер до сих пор ни о чем не догадался, а авроры меня ещё не успели скрутить?       — А какие будут предположения? — Она его дразнила. Улыбаясь краем рта, Гермиона Грейнджер лукаво смотрела на него. Она слишком переменчива в настроении. Это пугало.       — Я не совсем понимаю, зачем тебе это всё надо, — сложив руки на груди, Драко поёрзал на месте, после чего откинулся спиной на подушки. Они продолжали сидеть друг на против друга на расстоянии где-то метров трёх.       Когда она была вне зоны его досягаемости, контролировать свои телодвижения было в разы легче.       — Так иногда бывает, Драко, — тон её голоса внезапно стал медленным, грустным и подавленным. Она больше не смотрела на него. Опрокинув склянки с зельями, она свернулась калачиком на кровати, до ушей укрывшись одеялом. Он больше не предпринимал попытки с ней заговорить.       На обед было овощное рагу. Она ненавидела рагу. Гермиона вяло ковырялась в своей тарелке, явно пытаясь найти под морем тушёных овощей что-то другое. К сожалению, все попытки оказались тщетны. Отложив вилку в сторону, она взяла своими тощими пальцами ломтик ржаного хлеба, и, отковыривая по-тихоньку корочку, совала тот в рот, время от времени запивая чаем без сахара.       Пережевав очередную ложку рагу, Малфой отвернул голову от неё. Спустя ещё одну ложку, он кинул ей через пол лазарета ломтик своего хлеба. Едва его не уронив, Гермиона всё-таки словила кусок. Её взгляд нашёл его.       — Я не ем ржаной хлеб, наслаждайся, — сухо произнёс Малфой, доедая свой обед. Она опять опустила взгляд. Доев свой кусок, она отщипнула краюшек от того, что ей отдал он. Закинув тот в рот, она тихо пробурчала едва различимое:       — Зачем в такой ерунде врать, я ведь знаю, что ты ешь любой хлеб.       Допив свой чай, Драко отставил свой поднос на тумбочку.       — Спасибо, — тихое кряхтение. Блондин вздохнул. Он часто наблюдал за тем, что она мало что ела. По началу ему казалось, что девушка специально ограничивала себя в еде, но присмотревшись повнимательнее, стало понятно, что Грейнджер — та ещё переборчивая особа. Она редко ела сладкое, как и слишком соленое, слишком острое, слишком жареное. Она в принципе мало что ела.       И она была очень худой. В прошлые года, кажется, такой худобы не наблюдалось. Она не была прям скелетом, нет, ноги и ягодицы были очень даже подтянутыми, симпатичными глазу, но всему остальному явно не хватало мышечной массы. Особенно выделялось её декольте. Грудь имелась, размер, может, даже дотягивал до второго, но сама грудная клетка в области ключиц прямо-таки светилась насквозь.       Когда она встала, чтобы потянуться, с неё едва ли не спадали больничные пижамные штаны. Острые коленки были спрятаны плотной тканью. Малфой сглотнул. Никаких острых коленок Грейнджер.       — Грейнджер, — лишь под вечер немых переглядок он всё-таки решил заговорить с ней. К тому времени она переплела свою длинную косу и разместилась на дополнительной паре подушек, стянутых с соседних коек, с книгой в руках.       — М-м? — Увлеченно продолжая читать, она незаинтересованно, но, на удивление, моментально ответила.       — Объяснись, — требовательно фыркнул Драко, будто это было само собой разумеющееся. Её молчание на протяжении стольких дней разрывало самые крепкие нервные клетки. Его пиздец как бесила эта тишина.       — Малфой, — она тяжело вздохнула и прикрыла эту чёртову книгу по чёртовым рунам. — Не мне в этой ситуации следует объясняться. — Гермиона буравила его своим пронзительным взглядом.       — Нет, Грейнджер, ты знаешь, что именно я хочу от тебя услышать.       Её взгляд потускнел. Уголки её губ дернулись вниз. Наклонив голову чуть вбок, она изучала его лицо, по-прежнему сидя напротив него на расстоянии трёх метров.       Она открыла рот, собираясь что-то сказать, но резко захлопнула его, словно вспоминая что-то. Дёрнув головой в сторону кабинета Помфри, она с поджатыми губами прислушалась к звенящей тишине.       — Я не хочу, — обречённо вздохнув, она вернула свой взгляд к нему, — чтобы меня сначала целовали, а потом ткали носом в оскорбительную реальность и обзывали. Целовали-обзывали, целовали-обзывали. Целовали. И. Обзывали. — Её страдальческое лицо вызывало неприятное жжение в области груди. — Грязнокровка. — Она произнесла это слишком разрушающе. Как ультиматум. — Именно таких ты убиваешь? Или ещё только будешь убивать? Интересно, а если тебе прикажут убить меня, твоя рука хоть на мгновение дрогнет? Хоть на мгновение ты подумаешь о том, что губами, которыми ты произносишь непростительное, ты когда-то прижимался к моим, что руками, которыми убиваешь меня, ты когда-то крепко прижимал моё тело к себе…       — Хватит!       По её щекам текли слёзы, будто на неё снизошло, прямо-таки упало, тяжёлое осознание всего произошедшего. Будто она не задумывалась о всей этой ситуации так подробно до этого.       — Я не совсем это хотел услышать, — поднявшись со своей кровати, он просунул свои ноги в больничные тапочки и двинулся в её сторону.       — Не подходи, — слезливо выдавила она, плотнее прижимаясь к спинке кровати. Кусая губы, Гермиона следила за его действиями. За тем, как он осторожно присаживается на край её постели. Как поднимает печальные глаза цвета плавленного серебра, и устремляет их взор в её душу.       — Что-то в словах Паркинсон заставило меня подумать, что ты просто жертва обстоятельств, неправильного выбора родителей. Мне захотелось дать тебе шанс, — растягивая слова, она всхлипывала. Утирала нос рукой и всхлипывала опять. — Я не знаю, правильно ли поступила, применив этот проклятый обливиэйт! — встряхнув головой, она уронила лицо на ладони. Пара кудрявых прядей выбилась из её косы. Драко пригладил её волосы, заправил волосы ей за ухо и, перекинув ей через плечо руку, прислонил свой лоб к её макушке.       — Даже не на мгновение, а на несколько минут я подумаю, Грейнджер, и рука уж точно дрогнет. — Точно также дрогнет, как и в конкретный момент. Его запоздалый ответ вызовет в её груди ещё большую тоску.       Она почувствует его лёгкие сокращения мышц и чуть повернет голову, чтобы заглянуть в его глаза.       — Это пройдёт, Грейнджер. — И её печаль, и тремор у него в руках. — Обязательно пройдёт.       Мадам Помфри с грустью посмотрит на обнимающихся студентов с другого конца больничного крыла и ещё на пару минут скроется в свой кабинет с заготовленными для этих двух склянками исцеляющих зелий.       ***       В этот же вечер к ним ней ненадолго пришёл Блейз с готовым домашним заданием по рунам. Он сказал ей спокойно списывать, и что после её выписки Забини обязательно ей всё расскажет. Выписали её в пятницу после обеда. Перед выпиской ей пришлось сделать контрольное взвешивание, чтобы вычислить, не потеряла ли она из-за недуга вес. Падам Помфри сообщила ей, что индекс массы её тела находился в опасной близости к показателю дефицита, и порекомендовала набрать фунтов шесть-семь для лучшего самочувствия.       Они с Малфоем не много говорили, однако из их разговоров и тайных взглядов во время терапии целительницы, Гермиона удостоверилась, что его неоднократно пытали. Вряд ли подчинённый сильнее зауважает своего «босса» после пыток, пускай даже если он совершил огромную оплошность.       Эта мысль причиняла ей боль. Малфой отходил от нанесённых повреждений уже четвёртый день, и ещё предстоит как минимум три. Разве это то, чего хотят пожиратели смерти? Быть замученным до тремора и глубоких телесных увечий рукой чёртового параноика и психопата?       Остаток пятницы Гермиона провела за навёрстыванием учебного материала в своей спальне.       Поздно вечером улыбающаяся Джинни завалилась в комнату с зацелованными губами. Гермиона, сощурившись, отложила перо в сторону и одарила подругу заинтересованным взглядом.       — Объяснись-ка.       — Я с Дином снова вместе, — чуть выпучив нижнюю губу, беззаботно произнесла Уизли. Пытаясь подавить улыбку, она упала на кровать Гермионы в форме звезды.       — Ты же горевала по своей неразделённой любви.       — Не вечно же мне хандрить, — резко приняв положение сидя, девушка подтянула к себе коленки. — Я девушка красивая, найду себе ещё не одного «Блейза Забини».       — Такой настрой мне нравится больше.       Подготовка к хэллоуину началась в субботу. Гермионе директор лично посоветовал не напрягаться и заниматься украшениями лишь по сильному желанию. Она не особо утруждалась, помогая другим старшекурсникам создавать паутину то тут, то там.       В воскресенье все с самого утра закрылись по спальням и копошились со своими нарядами.       Гермионе нравился наряд Джинни — она была куклой Вуду. На её лице — нарисованная зашитая улыбка, волосы были собраны в два высоких растрёпанных хвоста, короткое платье с открытыми плечами было порвано то тут, то там, а на левой груди было прикреплено из разорванного красного лоскутка сердце, проткнутое иглой. На всех открытых участках кожи виднелись шрамы, наспех зашитые нитками.       Уизли колдовала над собой почти полтора часа. Где не получалось магией, она работала руками. Кисти, ножницы, нитки, косметика. Их комната была завалена всем барахлом, что можно и нельзя было только найти. Лаванда тоже носилась по комнате, в попытках побыстрее собраться. Не хватало только Парвати — та до сих пор не оправилась от болезни.       Наконец, Джинни закончила колдовать над своими ботинками, заливая те искусственно созданной кровью, и переключила внимание на сидевшую на кровати несобранную Гермиону. Ей нравилось наблюдать за происходящим. В том, как копошились её соседки, было что-то забавное, но самой ей быть участницей этого переполоха совсем не хотелось.       — Гермиона! Почему ты ещё не собрана?       ***       Хэллоуин. Это не было похоже ни на какое другое празднество, на котором раньше бывала Гермиона.       Маленькие танцующие скелеты парили по Большому залу вместе с призраками Хогвартса. В полумраке на стенах по всему периметру горели старинные зачарованные факела, мерцающие время от времени. Под самым потолком, под ночным небом, висели с устрашающими вырезанными ртами и глазами фонари-тыквы. Было необыкновенно. Впервые их курс попал на Хэллоуинский вечер — до него допускались лишь студенты шестого и седьмого годов обучения.       Атмосфера таинственности и чудес захватывала дух. Пока что Гермиона не пожалела, что послушала Джинни и пришла на этот вечер. Пусть её костюм и походил на катастрофу.       Зал был забит нечистью. Студенты были наряжены в оборотней, вампиров, гоблинов, мантикор, йети и прочих. В мире магглов всё ощущалось бы по-другому, но была в этом какая-то изюминка, когда ты наряжаешься не в выдуманных существ, а тех, кто обитает с тобой в одном мире.       Однако, очень тяжело было найти кого-то знакомого, когда все были изменены чарами до неузнаваемости.       Гарри был обращён в оборотня. Это было круто и забавно одновременно. Увидев подруг, Поттер поспешил к ним. Подойдя поближе и рассмотрев их наряды, Гарри рассмеялся. Впервые за долгое время он улыбался, высоко задрав волчий нос.       — Гермиона, а почему ты… монашка? — Продолжая улыбаться, он осматривал шатенку с ног до головы.       Грейнджер была облачена в абсолютно закрытый чёрный костюм монахини, с белым воротником под горлом. Из её глаз грустно застыли стекающие кровавые слёзы. Волосы были спрятаны. А на груди висел большой крест.       — Спроси у куклы Вуду справа, — чуть улыбнувшись, отмахнулась Гермиона.       На горизонте маячит Блейз, и она спешит оставить Гарри с Джинни наедине.       Блейз был обычным скелетом, вот только вместо чёрных рисунков на лице, он использовал белый цвет. Как бы, рисунок наоборот. На смуглой коже это выглядело достаточно интересно.       — Оригинально, — привлекла она внимание высокого скелета, что подливал из-под пиджака какое-то спиртное в общую чашу пунша.       — Ты об огневиски, или о моем новом амплуа? — Озорливо спросил Забини, выпрямляясь и пряча во внутренний карман бутылку, которую уже успел невербально уменьшить в размерах.       Стоя так близко, ей впервые приходит в голову осознание, насколько мулат выше неё. Где-то на полтора фута. Должно быть, его рост достигал шести с половиной футов, если прикидывать на глаз.       — И о том, и о том, — опустив глаза в пол, она улыбается поджатыми губами.       — Это ты ещё Малфоя не видела, — протянул парень, всё ещё не опуская взгляд на девушку. Он достал вторую уменьшенную бутылку, вернул ей прежний размер и быстро влил в чашу рядом.       — Он же в больничном крыле…       — Его выписали утром. — Когда его глаза находят её лицо, то брови произвольно ползут вверх, на секунду уголок рта дёргается, а после на лице расцветает широченная улыбка. — Я надеюсь вы хотя бы просто встанете рядом, — заходя смехом, он хватается за живот. — Грейнджер, ты потрясающая!       — Эй, что такого? — Улыбнувшись, она толкнула мулата в плечо.       Через какое-то время к ним подкралась Дафна, представшая в образе нимфы. Дафна была великолепна с её полупрозрачной белой кожей, белоснежными волосами, лёгким румянцем на щеках и глубокими как небо глазами. На её голове красовался аккуратный венок из зачарованных полевых цветов, а на лбу свисала кованная и изящная с белыми камнями фероньерка. Платье её было воздушным и лёгким светло-голубого цвета.       — Мы выглядим как анекдот, — улыбаясь зубной улыбкой, девушки обнялись в знак приветствия. — Малфой красный чёрт с рогами, узнать его будет не так просто. — Прошептала на самое ухо Гринграсс, а после, отодвинувшись, мягко улыбнулась.       Гермиона чуть опешила. Малфой — красный чёрт. Она надеялась, что это была шутка.       Набрав в стакан алкогольного пунша, Гермиона поплелась по залу в поисках ещё кого-то знакомого.       Справа у столика беседовали между собой Теодор Нотт, который был облачен, Мерлин, в костюм пикси? и Пэнси Паркинсон. Она не была кем-то. Она была собой. Слизеринка решила не заморачиваться, и выбрала в качестве костюма парадную мантию и длинное черное платье. На губах красная помада, а на шее дорогое колье. Скукота.       Обойдя их дугой, Грейнджер поплелась дальше. В углу за толпой она смогла рассмотреть Рона, о чем-то беседовавшего с Дином. Ей оставалось только надеяться, что Уизли сейчас не запрещал Томасу приближаться к его сестре, а просто разговаривал с ним на какие-то свои мальчишеские темы.       Так и не найдя, куда себя деть, Гермиона прислонилась к стене и лениво потягивала свой напиток, неумышленно пытаясь наткнуться в толпе взглядом на красное пятно. Однако красных пятен было предостаточно: то тут то там мелькали красные шапочки, красные волосы, красные рожки и много чего другого красного.       Сейчас в Большом зале собралось два курса по четыре параллели в каждом. Восемь чертовых групп. В таком количестве людей отследить одного единственного человека — задача не из легких. Это то же самое, что пытаться найти иглу в стоге сена.       Вздохнув, Гермиона еще раз окинула взглядом помещение. Здесь сегодня было очень много места для танцев, за счет трансфигурированных маленьких столиков по периметру всей комнаты. На каждом столе размещалось по пиале с пуншем, паре тарелок с закусками и несколько свеч…       Смена музыки, что играла ранее, отвлекла Гермиону от рассматривания столов. Энергичная мелодия сменилась более спокойной. Ну конечно. Был объявлен медленный танец.       Попивая свой пунш, монахиня опустила взгляд в пол. Все в округе суетились, искали себе пару. Некоторые уже танцевали. На мгновение ей это напомнило святочный бал на четвертом курсе. Вот только тогда у неё была пара.       Допив стакан, она поставила его на самый ближайший столик, к которому находилась. Концентрация огневиски в нём была высокой, несомненно, но терпимой. Пить было приятно. Обернувшись, Гермиона столкнулась взглядом с идущим в её направление Роном. Он улыбался своим вампирским лицом. Рон ведь… шёл к ней?       Она должна была радоваться, когда на ходу он уже вытянул руку, всего в паре футов от неё, но с её сердцем больше ничего не происходило, лишь наоборот, стало даже как-то грустно. Оглянувшись вокруг, Гермиона не заметила ни Лаванду, никого другого, к кому он мог бы идти. Мерлин, это происходило на самом деле… Почти обернувшись обратно к Рону, Гермионина рука была перехвачена крепкой ладонью.       Она ахнула. Высокая фигура в черной мантии прижала её к себе. Под капюшоном она не рассмотрела знакомые черты, но ей хватило того, как её касались руки молодого человека.       — Я вас украду на танец? — Поджав губы в неконтролируемой улыбке, ей ничего не оставалось, кроме как кинуть через плечо виноватый взгляд другу и позволить утащить себя чуть ли не в центр зала в медленном покачивании бедер.       Закинув руки парню на плечи, Гермиона чуть отвела в стороны края капюшона и постаралась вглядеться в его лицо внимательнее. Годрик, он действительно был красным. И у него действительно были маленькие охристого цвета рога на лбу. Улыбнувшись, она вернула капюшону прежний вид.       — Ты чокнутый.       Гермиона не была уверена, почему ей так грела душу компания Драко Малфоя. Почему её тело так отзывалось на его касания. Почему, черт возьми, она танцевала с ним, ведь ещё пару дней назад она плакала, и говорила ему, что не хочет ничего этого. Она ведь думала, что больше никогда не прикоснётся к нему. Обещала себе.       — Это я ещё всего задуманного не сделал, — повернувшись в ритме музыки под свет от фонариков-тыкв, его лицо чуть осветило, и Гермионе удалось увидеть, как он улыбался, прикрыв глаза.       Он был выше нее чуть больше, чем на фут, потому, чтобы прислонился своими холодными губами к её, ему пришлось заметно так наклониться. Он прислонил свою руку к её щеке, и она почувмтвовала холод его кольца в форме изящной змеи.       — Я не уверена, что хочу целоваться с тобой после… всего. — Чуть отстраняясь, прошептала Гермиона. Царившая до этого улыбка на её лице куда-то исчезла.       — Подумай о том, что ты меня не знаешь. Что сегодня это не история о слизеринце и гриффиндорке. Что ты как обычно по воскресеньям молилась в церкви, как вдруг явился дьявол и толкнул тебя на искушение, — одной рукой он плотнее притянул её к себе за талию, а вторую приложил к щеке, где были нарисованы алые слезы.       Чуть помедлив, Грейнджер перестала сопротивляться, и впрямь отмахнувшись от всего и прыгнув в пропасть. Прильнув к его губам, Гермиона аккуратно притягивала его за шею к себе. Поцелуй был… Медленный. Дразнящий. Без капли похоти, но и не платонический. Нежно и не торопливо он сминал её мягкие губы, прогибая сильнее в пояснице. Рука его ни на сантиметр ниже талии так и не спустилась.       Чем дольше это длилось, тем больше, как ей казалось, пар глаз на них устремляло свои взоры. Но отрываться она не решалась долго. Двигала губами ему в такт и сильнее льнула к его телу. Неохотно разорвав поцелуй, раскрасневшаяся гриффиндорка огляделась вокруг. Никто не смотрел на них. Все разбились по парам и наслаждались компанией друг друга. Кто-то целовался у стены, кто-то, как и они, во время танца, а кому-то хватало просто теплых объятий с закрытыми глазами, чтобы чувствовать себя хорошо.       — Видишь, никому нет до нас дела, — шепнул он ей, прежде чем выровняться во весь рост, — но это, я так предполагаю, будет длиться до тех пор, пока не разглядят в нас Драко Малфоя и Гермиону Грейнджер, — горько усмехаясь, он прижал её голову к своей груди и стал медленно раскачиваться под музыку.       — Как твое самочувствие?       — Как ты могла уже заметить, моя святая монахиня, руки больше не дрожат, и температуры нет. Помфри бы меня в жизнь не выпустила, не будь я абсолютно здоров, — говорил он размеренным голосом ей в макушку.       — Она ведь узнала, да? Ты сделал… Тоже самое? — Её голос взволнованно дрожит.       — Я ничего не делал, — и она отрывает свою голову синхронно с затиханием музыки. Через пару секунд начинается новая песня, и лишь тогда Драко спешит ответить на немой вопрос шатенки: — Снейп должен был всё порешать.       — Снейп? — Отодвигаясь ещё чуть дальше от парня, Гермиона старается рассмотреть что-то в темноте капюшона.       — Он мой крестный, Грейнджер, — спокойно выдаёт Малфой, разглаживая пару вооброжаемых складок на мантии. Она была уверена, что никаких примятостей там не наблюдалось, а даже если и наблюдалось, то в полутьме Большого Зала это вряд ли можно было заметить.       — И он…       — Много вопросов. — Немного грубо. Драко собирается уже уходить, как Гермиона хватает его за ладонь и смотрит в эту чёртову пустоту настороженным взглядом.       — Я хочу знать…       — Да, — перебивает, высвобождает свою руку и резко срывается с места. Гермиона пустым взглядом провожает его, наблюдает, как он быстро скрывается в толпе студентов.       Ошарашенно глядя ему вслед, Гермиона чувствовала себя одновременно и хорошо, и опустошённо. Хогвартс кишел пожирателями. Кто знает, сколько ещё людей расхаживало по школе с темной меткой на предплечье…       — Эй, Гермиона! Я — я всё видела! — Голос Джинни, прорезавший звук громкой музыки, застаёт её врасплох.       Она поняла, кто это был? Нет, вряд ли, Малфоя тяжело было узнать даже ей, остальные уж маловероятно угадали бы, кто стоял и разговаривал с ней минуту назад. Только, если кто-то не слышал его голоса.       — Ты обалдела? — Хватая девушку за руки, перекрикивала музыку Джинни, — Кто это, чёрт возьми? Клянусь, если ты не назовешь мне его имя после этого, я нашлю на тебя сглаз, — шипя, она трепала Гермиону и буравила её своими красивыми, но сгорающими от нетерпения и интереса глазами.       — Джинни…       — Нет, не Джинни. Гермиона Грейнджер, на этот раз тебе не отверт…       Но Гермиона наспех хлопает подругу по плечу и буквально сбегает, оставляя Уизли с открытым ртом. Ныряет в толпу танцующих, подхватив под руку какого-то парня. Он был в чёрной мантии. Не в такой, как Драко, но было похоже.       Сердце клокотало. Если её сейчас оттолкнут, это будет провал. Нет. Провалом можно считать весь этот вечер. Не стоило ей танцевать с Малфоем. Это было ошибка. Это было опасно. Опасно для него. И для окружающих. Но он ведь сам был опасен для окружающих. Из-за него Кэтти сейчас находится в больнице Святого Мунго.       Гермиона не простила ему это. И вряд ли простит. Он это знает. Она ему сказала об этом тогда, в палате, в ночь перед выпиской. Драко Малфой ужасный человек, и её душа, честно, её душа металась до этого момента, и мечется до сих пор, между «казнить» и «помиловать». Пока чаша весов склоняется не в сторону безопасности Волшебного мира. Она обязательно найдёт силы провести анализ о его личности, когда узнает чуть больше.       Неуверенные руки парня, что Грейнджер схватила за руку и уволокла в танец, лягли на её поясницу. Гермиона вздрогнула. Осознание того, что она сделала, накрыло её и в момент вытолкнуло мысли о Драко.       Она действительно только что выхватила у кого-то парня. Парня, что походил на Малфоя в этой проклятой чёрной мантии с красной отделкой по краю капюшона. Пролетающий над ними светильник-тыква окрасил его чуть удивлённое лицо оранжевым. Это, чёрт возьми, был Маклагген. Из всех возможных людей, случайно находившихся рядом с ней, её жертвой стал именно он.       В её глазах на секунду промелькнул ужас. Собравшись, она натянула непринуждённую улыбку на своё лицо. Кормак, видимо, тоже опознал свою спутницу в этом танце, и удивление на его лице сменилось, чёрт возьми, искренней улыбкой. Он был явно поражён, но доволен удачей. Хватка его рук стала крепче, и он притянул Гермиону к себе поближе. Пытаясь унять дрожь и неприятное жжение в груди, она сняла капюшон с его головы, демонстрируя всем его вампирское загримированное лицо. Малфоя никто не должен был увидеть, потому Грейнджер надеялась, что ей удастся провернуть подобную авантюру и обкрутить всех вокруг пальца.       Но что Гермиона знала о Маклаггене? Он был самовлюблён, немного туповат, но на удивление популярен среди девушек. Девушки, насколько она знала, не имел. Заносчив, вроде как влюблен в неё. Нет, скорее просто заинтересован. Что ж, с этой стороны ей это даже играло на руку.       Парень улыбался, и не отводил он неё взгляда. Гермиона же смущённо бегала взглядом по залу за его плечами. Сердце выпрыгивало. Что-то глубоко внутри скреблось с протяжным звуком, отдалённо похожим на «не-пра-виль-но». Это же что-то совсем не хотело, чтобы всё это увидел один её знакомый Чёрт.       Но его глаза слишком легко находятся среди толпы. Он снял капюшон. Или ему его кто-то снял. Красное лицо и пронизывающий душу взгляд были направлены в её сторону. Он стоял не так далеко в компании слизеринцев. Сердце клокотало и через раз пропускало удары. По его каменному нечитаемому лицу ничего не было понятно. Сжав челюсти, он отвернулся и продолжил разговор.       Когда музыка в очередной раз сменилась, Гермиона уже не совсем ориентировалась в пространстве. Мысли спутались и затуманились. На обратной стороне век отпечаталось его ледяное выражение лица. Неловко оторвавшись от Кормака, который, кажется, ей что-то говорил, Грейнджер даже не посмотрела на него и быстро вывалилась из зала.       Кислорода в душном помещении явно было недостаточно. Гермиона задыхалась.       Как это произошло? Почему, Мерлин, почему? Почему её вообще беспокоит его мнение?!       — Годрик… — Приложив руку ко рту, она облокотилась о ближайшую стену.       Он забрался под самую кожу, продавил там дыры и совсем укоренился. Слёзы сами потекли по щекам. Они смешивались с красной краской на её лице. Они растягивали по её лицу алые полосы от глаз до подбородка. Глубоко вдохнув, девушка постаралась прийти в себя. Ему нельзя становиться кем-то для неё. Она позволила всему этому слишком далеко зайти.       Размазывая по лицу кровавую краску, она поспешила в ванную старост. Первый в её жизни Хэллоуинский бал был оборван её горьким осознанием своих чувств.       ***       Она кидает мимолётные взгляды на блондина на следующее утро. Лаванда щебечет о вчерашнем поцелуе Гермионы с Маклаггеном, и единственное, что ей остаётся делать, это плотно стискивать зубы и глотать слова.       Гермиона смотрит на Рона в упор, что тот, когда ловит её взгляд, вздрагивает и задаёт вопрос, что он уже такого сделал.       Но она пожимает плечами, и говорит, что ничего. Наверняка это было очень угрюмо. Возможно, она его напугала.       Всё тот же Рон. Её лучший друг. Родной, как брат. Любимый. Но любимый скорее в том понимании, в каком она воспринимала Гарри. Рон был Роном. Роном, который мог обнять её в трудную минуту, и который в лёгкую мог пропустить мимо ушей её рассказы ни о чём.       Быстрый взгляд за его голову, и её прошибает током. Он смотрит в ответ. Он почти всегда смотрит. Драко был загадкой. Не другом, но и не врагом. Не теперь. Пусть и относительно, но больше не врагом. Её плечи начинают дрожать, когда её чёртов мозг вырисовывает в памяти моменты их поцелуев. Каждый из них был чем-то наполнен. Грустью. Отчаянием. Печалью или лёгким весельем. И практически в каждом — страсть. Необузданная, дикая. Он едва ли не съедал её из раза в раз.       Щёки краснеют. Нельзя было даже допускать возможности такого развития событий, но каждый раз её руки возвращались к его шее и притягивали ближе.       Гермиона Грейнджер в дерьме.       Драко Малфой был ей никем, в отличие от Рона, однако он смог куда ближе подобраться к ней, чем кто-либо другой, чем тот же Рон. Он был загадкой и огромной тайной. Она никогда не сможет без осуждений в глазах её друзей взять его за руку. Не сможет сражаться с ним плечо к плечу. Не сможет в тёмные времена поплакать о том, как ей всё надоело. Не сможет с ним на войне обсудить то, чего не смогла обсудить с членами Ордена. Он не тот, кто ей был нужен.       Орден.       Она вздрагивает.       — Мерлинова борода… — вырывается тихо, беспрепятственно.       Джинни, Рон и Гарри вопросительно на неё смотрят, но она уже вскочила на ноги, отложив столовые приборы, которыми даже не притронулась к еде.       — Кажется, пунш вчера был… не очень, — быстрое оправдание — лёгкая ложь, срывается с языка на автомате, будто она заранее придумала эту отговорку. Пряча глаза, она демонстративно прикрывает рот рукой и убегает из Большого зала.       Забегая в туалет, она смотрит выпученными глазами в зеркало и пробегается по своему отражению. Она не думает о том, насколько тяжёлыми выглядят синяки под глазами, как заострились её скулы. Она думает лишь о том, насколько дьявольская идея пришла ей в голову.       Это было бы самое лучшее решение всех проблем в дальнейшем. Они… они всё смогут, если знать, как это провернуть… Но вот проблема.       Это невозможно.       ***       — Рон, как думаешь, когда всё начнётся? — Тихо шепчет Гермиона, на вытянутой руке держа палочку с горящим на конце люмосом.       — Думаю, уже всё началось. Но, как обычно, самый ужас, на мой взгляд, стоит ждать в конце учебного года, как это обычно и бывает, — Рон понял всё без уточнений. Его точно также волнует сложившаяся обстановка, как и её. Как и Гарри с Джинни. Как и Дамблдора. Как всех в Хогвратсе, кто вернулся на учёбу после объявления «опасных времен».       — Да, думаю, ты прав, — хмурясь, они шли дальше в неловком молчании. Трепет в животе, что возникал каждый раз наедине с другом ранее, больше не препятствовал ей спокойно говорить с ним. Всё стало слишком простым.       Вот только оставалась одна единственная головоломка, решив которую, она оберет ключи от несчастий. Это будет её портключом к Фонтану феи Фортуны. За день она всё взвесила и решила, что будь что будет. Препятствовать развитию событий она не станет. Как говорят «от судьбы не убежишь».       — Эй, Гермиона, — лишь когда её окликнул Рон, она обнаружила, что прошла на пару футов дальше, чем он. Рон стоял у приоткрытой двери библиотеки и посматривал то на неё, то на Гермиону. — Пойдём проверим.       Коротко кивнув, Гермиона вернулась к Уизли и вошла рука об руку с ним в помещение.       В школьной библиотеке пахло старыми фолиантами и загадкой. Она столько всего ещё не успела прочесть тут за пять прошлых лет. На подкорке она уже знала — она не доучится здесь. Совсем скоро начнётся война, и обучение в Хогвартсе придётся прекратить.       Ступая осторожно по темному полу библиотеки, Гермиона затаила дыхание, оглядываясь вокруг. На каком-то из уровней подсознания она уже знала, кого они встретят в библиотеке после отбоя. Знала, но хотела надеяться, что ошибается.       Обойдя почти все секции, включая мимолётом запретную и невидимую с читальный залом, Рон махнул рукой и потянул её к выходу. Гермиона облегчённо выдохнула. Кто бы тут ни был — он очень хорошо спрятался. Однако где-то на середине пути обратно, прозвучал тонкий и совсем тихий скрип откуда-то сверху. Рука Гермионы рефлекторно дернулась в ту сторону, и свет усиленного люмоса осветил край светлой макушки под самым потолком. Тело ученика было полностью скрыто за высоченным стеллажом.       Она надеялась, что Рон ничего не заметил. Она готова была проигнорировать нарушителя, лишь бы не встречаться с ним, лишь бы с ним не разговаривать. Вот только Рон заметил. И он уже накладывал контрзаклятие для парящего между стендами с книгами Драко.       — Малфой! Что ты, блядь, тут забыл? — Взревел Рон, хватаясь за значок старосты.       — Иди нахуй. — Даже пойманный с поличным он держался гордо. Ровная спина, холодный и спокойный взгляд, безэмоциональный тон голоса. Он был картиной. В полутьме его черты лица заострились и казались более резкими, что делало его чуть старше. Он… очень красивый. Прошло шесть дней с Хэллоуина, и Гермиона… соскучилась. По его голосу, по его прикосновениям. Они ни разу не перекинулись даже парой слов. Ни одного привета. Они не здоровались. Они друг другу никто. Ей стоит об этом помнить. Не грустить и продолжать это помнить.       — Отправляйся в подземелья, — явно спокойней, чем от неё ожидал Уизли, проговорила Гермиона, заглядываясь на парня. Он был одет в чёрный пиджак, из-под которого выглядывал белый воротник. Его волосы заметно отрасли с пятого курса. На пятом курсе у него была отвратная стрижка. Сейчас же… было идеально. Часть волос была заправлена за ухо, а вторая спадала с правой стороны его лица. Но ей нельзя задумываться о том, насколько ей нравятся или не нравятся его внешность, потому, собравшись, она на выдохе произнесла заветное: — минус десять баллов Слизерину за нарушение комендантского часа.       — И ещё минус десять баллов за оскорбления в адрес, — скривив нос, выплюнул Рон, после чего, схватив Гермиону под руку, поволок вон из библиотеки.       И по правилам, они должны были проследить, чтобы нарушитель правил был доставлен до гостиной, но Грейнджер предпочла прикусить свой язык. Под потолком осталась парить чёрная книга. Она когда-то видела такую в запретной секции. Золотые руны на её обложке казались знакомыми.       Остаток патрулирования прошёл ровно и без неприятностей. Рон пару раз обматерил и высмеял Малфоя, но дальше чем «вот еблан, так спалиться» их разговор не зашёл. И на том спасибо.       С лёгкой пульсацией в ногах Гермиона упала на кровать.       Ей стоит перестать всё прощать Малфою. Перестать всё спускать ему с рук. Перестать плавится при виде его серых глаз.       Но её мысли раз за разом возвращались к его глазам. К его серебристым, холодным глазам, которыми он смотрел на Рона и сравнивал его с землей. Он второй раз попадается ночью после отбоя. Если в первый раз она еще не до конца была уверена, что он был в библиотеке, то во второй раз его вспойпали с поличным. Драко что-то искал в библиотеке, и это явно было что-то важное. Это факт.       Только вот что это было? Задание от Волдеморта? Может, какая-то ловушка? Что-то, о чем она не знала? Вероятно.       Ей отчаянно хотелось узнать, что за секрет он скрывает. Гермиона жаждала разгадать этот ребус. Разгадать Драко Малфоя.       В свои семнадцать он не беззаботно проживает дни, а служит Темному Лорду, он принял метку и безоговорочно следует каким-то там указаниям. Что за этим стояло? Что сподвигло его на такое? Драко казался взрослее их всех. Хоть в некоторых случаях и поступал как мальчишка.       Она думала о нём, пока не отключилась где-то под утро.       Перед завтраком на сегодня было назначено собрание старост. Она едва об этом не забыла. Зажмурившись, с тяжестью в голове она ватной рукой нащупала вибрирующую волшебную палочку и сняла заклинание будильника. Позволив пару мгновений полежать с закрытыми глазами, Гермиона едва не простонала, понимая, что снова засыпает. Резко приняв положение сидя, она взглянула в окно. На улице шел тихий дождь.       Тихо собравшись, она проследовада к выходу из комнаты, где ещё мирно спали Лаванда и Джинни. Задержав взгляд на кровати Браун, что стояла ближе всего к двери. Раскинутые по подушке длинные волосы спутались, а также они обнажали её вытянутую розовую шею. Несколько небрежных синяков где-то у сонной артерии украшали её теплую кожу. Сжав губы в плотную линию, она поспешила выйти из спальни.       Отношения Рона с Лавандой, по-видимому, вышли на новый уровень. Зря она переживала, когда не смогла принять руку Рона на Хэллоуинском вечере. Он явно от этого не особо расстроился.       В гостиной она встретилась с ним. Рон был в мятой рубашке и наспех надетой сверху вязаной жилетке. Его галстук расслабленно болтался на шее.       — Доброе утро, — вяло улыбнулся он. Гермиона пробормотала что-то похожее на «доброе», однако из-за зевка вряд ли было понятно, что именно она сказала.       К башне старост они шли молча. Каждый из них время от времени тихо зевал. Уизли явно не выспался. К слову, Гермиона не особо помнила, когда вернулась после патрулирования, присутствие в спальне Лаванды. Закатив глаза от собственных мыслей, она переступила последнюю ступень лестницы, и мягко толкнула дверь.       За те недолгие моменты, когда она тут бывала, ей успела понравиться эта небольшая гостиная старост. Здесь всегда было уютно. Диваны казались мягче, а свет из окон лучше. Здесь даже пахло по-другому. Возможно, в другой реальности, она могла бы стать старостой школы и жить тут вдвоем с другим старостой.       Большая часть старост уже собралась, и конечно, конечно, он уже был там. Он вальяжно раскинулся в кресле, закинув щиколотку себе на колено с этим своим видом вселенского превосходства.       Пэнси с идеально накрашенными лицом в такой ранний час выглядела превосходно, расположившись на подлокотнике вклветового кресла по правую сторону от Малфоя. Паркинсон была красива. Потрясающая. Гермиона не знала, какая она внутри, но впечатление, что она произвела на неё с первого курса и которое держит по сей день едва ли не граничило со словом «гниль». Но, опять-таки, она ее не знала.       Она вечно крутилась с Малфоем, кажется, они были чем-то похожим на пару.       В груди закололо. Гермиона ни раз задавала себе вопрос, на который не смогла бы ответить. Зачем он всё это делал с ней, когда под рукой была такая красавица? Когда он мог бы не тайком утягивать поцелуи, а целовать при всех в открытую? Когда все бы приняли это как само собой разумеющееся?       Сев рядом с Ханной, Гермиона раскрыла свой блокнот и достала перо.       Собрание прошло почти спокойно. Малфой пару раз цокал на организационных моментах. Он то и дело смотрел по сторонам, усмехался при взгляде на Рона, но ни разу даже мельком не посмотрел на неё. Отлично, теперь всё наоборот. Гермионы невероятно бесило, что он всем своим видом показывал, что не слушает главных старост. Эрни Макмиллан то и дело поглядывал на неё, что немного напрягало. Голдштейн и Падма усердно всё записывали. В отличие от них Рон всё время боролся с зевками и старался не уснуть. Он как всегда негласно скинул свои обязанности на неё.       Сказав Рону идти вперед, она задержалась после ухода всех в Большой зал, чтобы уточнить график дежурств в новом месяце с Ребеккой Фриц и Элиотом Робертс — двумя главными старостами. Они были действительно очень ответственными, и Гермиона даже в какой-то мере восхищалась ими, однако с их новым предложением она не раз успела поспорить во время собрания.       — То есть вы дейсвтительно спредлагаете ходить по четыре человека? — Хмурясь, она пялилась на выданное новое расписание. Количество дежурств теперь значительно увеличилось.       — Я понимаю, три дежурства в неделю — это достаточно много, однако это увеличивает эффективность и скорость. Теперь не нужно ходить по всем этажам. Разделив на две пары этажи, так можно одновременно проверять сразу два этажа. В этом месяце значительно вырос показатель нарушителей, потому Макгонагалл с радостью утвердила нашу идею. Я же уже говорила, Гермиона, — лепетала Ребекка. Фриц была гриффиндоркой, и, конечно, она была очень упрямой.       — Грейнджер, уже время обеда, ты все-равно ничего не добьешься, лишь и продолжишь отбирать наше время. Уже всё подписано и утверждено. — А вот для пуффендуйца Элиот был слишком раскован и раздражителен.       Гермиона негодовала, несясь по пустым коридорам от башни старост. Она не смотрела по сторонам, пролетая поворот за поворотом. Если бы хоть один поддержал её протест, всего бы этого не было. Мерлин, просто немыслимо. Она не хотела дежурить с Малфоем. Точнее, ей бы не пришлось дежурить конкретно с ним… Её мысли были в таком же беспорядке, как и ее волосы. Внезапно, кто-то схватил её за шею сзади и впечатал в колонну.       Прижатая к стене лицом, Гермиона ахнула и выронила красный блокнот с глухим стуком. Она напряглась и попыталась оттолкнуть нападавшего, но, заметив кольцо со змеей на руке, упирающейся возле её лица в стену, выдохнула.       — Черт тебя дери, Драко, не смешно! — прошипела Гермиона, чуть расслабляясь, и переставая сопротивляться. Его имя слишком легко вылетело с её губ.       — Что, прости? — прошептал удивленный низкий голос ей прямо в ухо, обжигая кожу дыханием. Грейнджер как ошпарило.       Распахнув глаза, она со всей силы оттолкнула парня и отошла на пару шагов.       — Нотт, какого Мерлина ты себе позволяешь? — Выпалила гриффиндорка, краснея от злости.       Гермиона пребывала в шоке ни столько от сложившейся ситуации, сколько от своей реакции. То есть, если бы подобное выкинул Малфой, она бы на подсознательном уровне была бы не против? Нет, так быть не должно…       — Этой ночью ты сняла двадцать баллов со Слизерина, а конкретно с Малфоя, ответь мне, из-за чего? — прошипел Тео, слишком враждебно косясь на девушку. Видно было, что он не пропустил мимо ушей её реплику пару мгновений назад. Он с подозрением оглядывал её лицо. Она краснела и плотно сжимала челюсти.       — Было за что, — нахмурившись, Гермиона по-тихоньку закипала. Было очень некомфортно. Очень почему-то неприятно находиться рядом с Тео. Парень всегда рядом с ней вызывал у нее небольшую панику и недоверие, но сейчас чувство тревоги клокотало в груди. Он бы просто так не караулил её в часто пустующем коридоре.       — Ты что-то знаешь, — прошептал Нотт, резко наклоняясь к низкой девушке, которая, вздрогнув, отшатнулась. — Ты что, боишься меня? — Отпрянув, брюнет сощурился и чуть улыбнулся, вскидывая брови вверх.       — Представь себе, нормальные люди опасаются тех, кто подливает им в стакан настойку мандрагоры, — прохрипела шатенка, чуть горбясь. Вдвойне страшно было с ним стоять рядом, если учитывать то, как он накачал её жидкими наркотиками совсем недавно. В тот самый первый вечер это были именно они — замоченная в неправильно сваренном зелье памяти дикая мандрагора действовала именно так, как произошло тогда с Гермионой. В маггловском мире наркотики выглядели в разы иначе, и несли в себе более ужасный смысл. В магическом же мире, если ты купишь растение семейства паслёновых, то ни у кого не появится много вопросов — помимо наркотического действия у неё было очень много применений. А даже если появятся те вопросы, то ничего поделать нельзя было — вещи подобного типа тут на государственном уровне не запрещались, хоть и не приветствовались среди населения.       — Я вот даже не знаю, похвалить тебя или пристыдить, с одной стороны ты молодец, что догадалась, а с другой, совсем не по-гриффиндорски бояться простого слизеринца. Гриффиндор же бесстрашный! Как ты можешь чего-то бояться? — Его глаза были безумными. Нотт порой её просто ужасал.       — Что тебе нужно? — Не выдержала Гермиона. Он просто трепал ей нервы. Нотт молча наблюдал за сердитым выражением лица Грейнджер. У неё в голове стрельнуло. Кольцо… Она была уверена, что эта змея Малфоя. Гермиона прикусила язык. Она не станет спрашивать об этом. Не стоит.       — Ты узнала, зачем Малфой ходит в запретную секцию библиотеки? — Шёпотом спросил Теодор.       — Что? — Хрипло вырвалось из её рта в ответ. Замешательство с тревогой смешались на её лице.       — Если ты что-то знаешь, пожалуйста, расскажи… — Жалобно проскулил Тео.       — С этого и нужно было начинать, а не впечатывать меня в стену. Знаешь, мы с тобой не друзья, потому, даже если я что-нибудь да знала, ничего бы тебе не рассказала.       Гермиона совсем не понимала его. Из всех загадочных её знакомых он был самым-самым. Он хорошо учился и всё такое, но он был невероятным разгкльдяем. Хоть и сообразительным. Подловил момент, когда она останется одна… Просто ужас.       — Ладно, прости, что подлил тебе тогда ту бурду, но, согласись, что было весело! — Но уже нацеленная на парня волшебная палочка заставила его молча поднять руки вверх. — Понял, уже ухожу!