Формула тишины

      Бред какой-то. Вот он Малфой, и у него на пальце его кольцо с клишированной змеёй. А рядом Нотт, и кольца такого же на нём нет. Она притупила взгляд и пыталась не пялиться на слизеринский стол, но глаза сами через пару минут возвращались туда. Малфой был… обычным. Сейчас он чуть поведет бровью и встретит её глянцем холодных серых глаз. Гермиона, пойманная с поличным, робко опустит голову, но смотреть в ответ не перестанет, взирая на него из-под лба. Что у него происходит в голове? Еще полчаса назад он избегал её лица.       Зачем Нотту брать кольцо Малфоя? Оно какое-то заколдованное? Другого объяснения не было. Но вставал другой вопрос: «для чего ему это заколдованное кольцо?». И опять но. Это не её дело. Её это не касается.       За своими мыслями Гермиона и не заметила жестов Драко с другого стола. Сфокусировав взгляд, она заметила, как он пялит точно на неё и почти незаметно кивает в сторону дверей. Чуть нахмурившись, Гермиона качнула подбородком, как бы спрашивая, что он хочет. Они не разговаривали… с Хэллоуина. А с тех пор прошла, кажется, неделя…       Отложив вилку, Гермиона цокнула. Встав со своего места, она кинула друзьям что-то о том, что забыла в башне старост свою чернильницу и вышла с большого зала. Не зная почему, она проследовала под лестницу. Малфой по-любому её найдёт. Ожидая слизеринца, она топала ногой в каком-то непонятном даже для неё ритме. Когда ей стало казаться, что он просто пошутил и не выйдет, и ей стоит развернуться и уйти, он вывернул из-за угла.       Всучив ей что-то в руки, Малфой скрестил руки на груди, прячась в тени лестницы. Оглядев и првертев в руках небольшой тряпочный чехол темно-серого цвета, она нехотя раскрыла его. Внутри было чёрное перо с белыми краями. Нахмурившись, она озадаченно посмотрела на блондина, все время наблюдающего за ней.       — Это что значит? — вынув из чехла перо, она покрутила его между пальцев за край.       — Твои пальцы вечно грязные. — Непринужденно ответил Драко, кивая как бы в подтверждении своих слов на её руки. Пару клякс действительно остались не убранными с подушечек пальцев.       — Не ври, я каждый перерыв применяю очищающие чары. Как мне поможет это перо с проблемой брызгающих чернил? — Вскинув подбородок, она внимательно присмотрелась к выражению его лица. Как всегда, оно было нечитаемым. Гермиона не отводила взгляд, блуждая по его лицу, будто бы смогла разглядеть там что-то новое.       — Оно нескончаемое. Бесконечные чернила. Нет грязным пальцам грязной Грейнджер, — он дернул уголком губ, как делал это всегда, играя бровями. Она закатила глаза, проигнорировав оскорбление в свою сторону. Как бы там не было, видимо, ему не особо было до её крови. После всего. Драко менялся.       — И ты ради этого меня сюда позвал? — с осознанием, что она катастрофически близко успела приблизиться к его фигуре, она отшагнула назад. Всё еще держа в руках эту невероятную вещь, Гермиона быстро пришла к осознанию, что она стоила по цене минимум шести книг из Косого переулка. Быстро сунув её обратно, она пригвоздила чехол с пером к его груди. — Не думаю, что мне нужно ещё одно перо. Тем более от тебя.       — О, это не ещё одно очередное дешёвое перо со дна твоей сумки. С ним ты в разы быстрее сможешь писать все конспекты и задания. С ним у тебя не будет проблем с грязными пальцами. Бери, Грейнджер. Если тебя это так беспокоит, это подарок не столько тебе, сколько моей любви к чистоте.       Он гипнотизировал её и точно знал, что именно необходимо говорить, чтобы ввести в транс. Сомкнув её пальцы вокруг злосчастного чехла своими, он склонился над ней.       — И нет, это не всё. — Она думала, что он продолжит, но он не продолжил. Драко сильнее склонился над ней, томительно медленно притянул ее к себе за талию и полностью скрыл в тени под лестничным пролетом. Она не сопротивлялась, когда он развернул её на сто восемьдесят и прижал к холодному камню стены, полностью скрывая ее своей широкой фигурой. Вздохнув, Гермиона открыла рот и собиралась уже что-то сказать, как его указательный палец прижался к её губам. Сверху послышались шаги. А затем пара шебечущих голосков.       — Интересно, когда он её трахает, она представляет Гарри или Рона? — Хохоча, девушка медленно ступила на следующую ступень.       — Ты действительно думаешь, что Грейнджер по кому-то из них тащится? Она не похожа на человека, который стал бы встречаться с парнем, которого не любит. Думаю, с Маклаггеном у них всё серьезно. — Это был голос Робекки. Точно она. Спокойный ритм и низкий тон.       — Ну ладно, они так поедали друг друга на Хэллоуине, что похоже на то, — голоса стихали.       Гермиона краснела то ли от злости, то ли от смущения. Малфой всё это время смотрел ей в глаза, всё это время находился так близко к её лицу. Пара сантиметров, и их носы соприкоснуться. Она залилась краской ещё больше. Прикрыв глаза, она чуть отвернулась. Шатенка всеми силами старалась сдержать импульс закричать, догнать этих девушек и заставить их прекратить об этом болтать.       — Очень даже похожа.       Она моргнула.       — Что?       — Я говорю, ты как раз таки тот человек, который любит одного, но целуется с другим. — Растягивая гласные, шептал он.       — Мерлин, Драко, отстань уже, — отпихивая его в грудь, Гермиона старалась не смотреть на его затуманенные глаза. Грудь его была твёрдой. Непоколебимой. А плечи широкими. Мерлин, как ей нравились его плечи…       — Поцелуй меня. Я очень этого хочу, Грейнджер. На секунду забудь о Вислом, об этом идиоте Маклаггене, поцелуй меня. Ты никогда не целовала меня.       — Ты ненормальный. — По слогам прошипела Грейнджер. Она опешила, действительно опешила от его слов, но старалась не подавать виду. Старалась не обращать внимания на раздирающий ее ноги копрон колготок, на громкий стук сердца и потеющие ладони. Между их телами всё еще находилась её рука с зажатым пером в серой ткани на застёжке. — Ты знаешь о моих чувствах к Рону, и просишь это? — Ложь. Очередная ложь. Она всем врёт. Врет Джинни, Гарри, черт бы его побрал, Рону.       — Ты знаешь о своих чувствах к Рону, но по первому моему зову сбегаешь ото всех, даже не зная моих мотивов и причин, позволяешь себя сжимать, крутить тобою, как я того захочу, и целовать, — его голос был тихим, слова лились медленно и едва ли не граничили с безумием. Он был безумием. И он всегда мог запросто одними лишь словами вызвать у неё табун мурашек и столько противоречивых эмоций внутри.       — Кажется, я уже говорила тебе отстать, Малфой, — пристыженная, она нахмурилась.       — Ты уже определись, как ты ко мне обращаешься, — он ухмыльнулся краем губ.       Нашарив волшебную палочку, она обдала его током. Электрический заряд был не мощный, но этого оказалось достаточно для того, чтобы он от неожиданности отшагнул от неё назад. Выскользнув из тени, Гермиона всё-также сжимала футляр с злочастным пером, и лишь после того, как огляделась по сторонам и не обнаружила никаких лишних лиц на горизонте, поспешила уйти даже не обернувшись.       Она не спросила про кольцо. Не спросила про библиотеку. Она прикусила язык и постаралась запереть подальше своё любопытство.       Всё это шло в разрез с её планом по захвату Малфоя. Черт возьми, это звучало ужасно. Но это было правдой. Ей крайне необходимо было сделать его хоть капельку полезным, иначе она не сможет объяснить своё утаивание такой значимой информации. Гермиона точно и не знала, что ей следует делать в такой ситуации, но хоть какая-то информация о планах пожирателей смерти сыграла бы им на руку. Быть может, это всё еще можно было остановить на корню. Остановить до начала полномасштабной войны. Ей хотелось в это верить.       Но что она знала о нём, кроме факта его причастности к слугам Волдеморт? Ни его мотивов, ни его миссий, ни-че-го.       Она даже до конца не могла понять, зачем он всё это время крутиться с ней. Зачем пытается найти с ней встреч и зачем, мать твою, он просит её его целовать. Он был сложнодоступным пазлом, из которого она собрала только одну часть из сотни.       Мерлин, это безумие. Эту тайну, что она хранила, ей было невыносимо держать в себе, особенно учитывая то, что она всегда всё рассказывала друзьям.       И она больше не могла выносить груза отрицания своих чувств к нему. Это было зарождением симпатии. Чего-то, идущего в разрез с понятием «ненависть». На самом деле она и не ненавидела его никогда — он просто её бесил.       За своими мыслями, с отвлечением лишь на какие-то значимые аспекты уроков, Гермиона и не заметила, как пролетел день. Мальчики после пар ушли тренироваться перед завтрашним матчем на поле для квиддича, а она осталась в гостиной, окружив себя учебниками и фолиантами. Приближалась проверочная по защите от темных искусств. А ещё она параллельно старалась подчерпнуть знаний и открыть для себя парочку новых защитных заклинаний.       Измотав себя уроками в попытке отвлечься от спутанных мыслей до такой степени, что она уже не могла писать и читать, Гермиона просто растянулась на полу звездой. Второкурсники даже пару слов в ее сторону сказали, когда пытались пройти. Она ненароком забарикодировала центр гостиной десятком книг.       И всё-таки, что Драко так упорно искал в библиотеке, и нашел ли? Быть может, она могла бы ему помочь… Нет-нет, скорее всего это задание Волдеморта, и помогать ей уж точно не следует. К тому же, вряд ли он вообще примет её помощь.       К моменту, когда нужно было выдвигаться на пост, Гермиона была полностью истощена своими же мыслями.       Рон не до конца высушил волосы после душа, и от него пахло его хвойным гелем для душа. Она с лёгкостью улавливала это по дороге к первому этажу. Пэнси с Драко о чем-то разговаривали, когда они подошли.       — У нас есть предложение, — отвернувшись от Паркинсон, сходу заявил Малфой, складывая руки на груди. Он был одет в черную обтягивающую водолазку и такие же черные брюки. На шее висела платиновая, почти белая цепь. — Завтра матч, и всем нам хотелось бы выспаться получше, потому, в целях экономии времени, мы предлагаем разделиться на этажи по одному и обойти всю школу буквально за час-полтора.       — Согласен, — моментально согласился Рон, что сильно удивило Гермиону. Она не смогла и слова вставить. Трое против одной. Она бы не выстояла. Проглотив свои аргументы против этой затеи, Гермиона выступила в обсуждении распределения этажей и плана действий.       На каждый этаж не больше тридцати минут, осмотреть каждую щель, отправиться в кровать. Всё.       Они слаженно отправились каждый на своё место. Ей достался второй и третий этажи. Подземелья Пэнси предложила пропатрулировать им вдвоем с Драко уже по пути в гостиную. У Рона не было замечаний. Он явно устал после двухчасового тренировочного полета.       Гермиона ступала быстро, и старалась не терять времени. Параллельно бдительности на этаже, она старалась ещё концентрироваться на продумывании своего сумасшедшего плана. Пока ни одна идея не прошла проверку на возможность реализации.       Её люмос резко погас, когда палочка была неожиданно выбита из рук. Волна паники подступила к горлу, но когда палочка нападающего чуть засветилась и осветила лицо брюнетки, она выдохнула. Также, что удивительно, Паркинсон не стала ее прерывать, когда Гермиона беспалочковой магией применила акцио и призвала древко обратно в руку.       — Грейнджер, у меня лишь один вопрос: что у тебя с Драко? — Почему-то они с Драко сегодня крайне прямолинейны.       — Абсолютный ноль, — легко съязвила Гермиона, собираясь уже продолжить путь, но красные губы слизеринки плотно сжались за секунду до того, как вновь заговорить, и Гермионе стало интересно, что она скажет дальше.       — Он женится на младшей Гринграсс через год, следующей зимой, когда она станет совершеннолетней. — Выплюнув это, Пэнси наступила на неё. — Если у тебя есть какие-то планы на Драко, то тебе придется оставить их. Мне вот пришлось. — В черных глазах брюнетки скакало отчаянье. — Вы типа встречаетесь, или что? Ответь мне, Грейнджер, мне можно такое доверить, уж поверь.       — Мы не встречаемся, — в смятении прошептала Гермиона, блуждая взглядом по лицу девушки.       — Он не прикасается ко мне уже достаточно давно. Примерно с того момента, как вам дали общее задание по зельям. А еще вы, блядь, целовались на виду всего большого зала, черт вас дери, зажимались под лестницей и ещё наверняка в куче мест по школе, потому хватит врать. — Сморщив нос, она отступила обратно, сохраняя расстояние плюс минус фута между ними.       Гермиона сглотнула. Мерлинова пятка… Ну конечно, хоть кто-то да должен был заметить. Кто-то, настолько близкий к нему. Блейз с Дафной и так уже, кажется, если не знали, так точно подозревали. С Тео дела обстояли менее четко, но он также напрягал её, как и все остальные его друзья. Не зная, что ответить, она запустила с шумом побольше воздуха в легкие.       — Мне кажется, что ты что-то для него значишь. Не знаю, сука, что всё это такое, но пару раз Забини рассказывал о тебе Драко, и тот без насмешек слушал его рассказы. Будто бы, само твоё существование ему было крайне интересно. Меня это бесит. — Она вновь оказалась рядом с ней и ткала ей пальцем в грудь, — я предупреждаю тебя, сука, не лезь в это, в конце ты обязательно обожжёшься. Будет больно, Грейнджер, будет больно.       И она на каблуках разворачивается, быстро уходит. А у Гермионы трясутся пальцы, и она прикладывает усилия, старается сжать покрепче теплое древко в руке и унять дрожь.       Она заваливается в спальни и сразу же засыпает, даже не успев стянуть обувь с ног.       По утру её будит Джинни. Кто-то ночью укрыл её и снял лакированные туфли.       — Гермиона, ну же, вставай, — громыхает над ухом громкий голос рыжеволосой. Грейнджер поплотнее кутается в плед и накрывает голову. Сил разлепить глаза не было.       — Я не пойду на завтрак, — кряхтит в постель шатенка и мычит, когда Джинни пытается стянуть с неё одеяло. — И на матч тоже, — в спешке добавляет.       — Я нашлю на тебя летучемышиный сглаз!       — Скорее я!       Она уже вскочила на колени, пытаясь вырвать одеяло и не растерять крупицы сна из рук подруги.       — Гермиона, хватит! — Вопя на весь этаж, Джинни всё-таки смогла перетянуть карат в свою сторону. Гермиона чертыхнулась.       Ругаясь на Уизли, она схватила ванные принадлежности со своей полки и поспешила в ванную старост, молясь, чтобы там не было очереди.       Удача явно была на её стороне, так как в коридоре действительно никого не оказалось. Проскользнув в ванную, она устало потерла глаза, рассматривая себя в отражении.       Гермиона была ужасно худой. Ей не нравилось своё отражение. Худые щеки и неглубокие впадины под глазами пугали её. Джинни, когда трансфигурировала её наряд даже сравнила её с живым инферналом. А Гарри не раз вежливо старался ей намекнуть, что в её тарелку стоит наложить побольше еды. Но она не могла есть. Ей не хватало времени, порой не хватало сил, а в моменты, когда она задумывалась о том, что происходило сейчас в мире, аппетит пропадал и Гермиона не могла всунуть в себя даже ложку каши.       Выдохнув, она отвернулась. Спустила одежду и аккуратно залезла в бассейн. Понежиться в ванной хотелось подольше, но, опять-таки, времени не хватало.       На завтрак подали оладьи. Рон тщательно заливал их сгущенкой, сидя в этом защитном шлеме вратаря, боясь наткнуться на череду неудач по дороге к поле для квиддича, а Гарри лениво потягивал кисель и крутил что-то в руке под столом.       Пережевывая еду, Гермиона положила себе ещё один оладушек на тарелку, хоть первый ещё не был доеден. Она мысленно старалась себя убедить, что обретя пару кило, как ей и посоветовала мадам Помфри, то все её проблемы сойдут на нет.       Она прекрасно понимала, что имела нездоровый вид. Вот Пэнси, сидящая за соседним столом, была стройной, но не вопиюще худой. Она имела подтянутое тело и крупную грудь. Щеки её не были впалыми и имели здоровый оттенок. Кожа же Гермионы была бледной, хоть и была на пару тонов темнее всех её друзей. Она была серой.       И почему Малфой не так обращал внимания на Паркинсон, как на неё? Или обращал, а она не видела этого?       Внезапно она вспомнила об одной детали, что забыла после крепкого сна. Он был обручен.       Её затошнило. Зря она положила ещё один оладий.       Гермиона действительно хотела ухватить себе кусочек почти женатого парня.       Просто ужас.       Внутренности сжались.       Он сидел с каменным лицом в квиддичной форме. Кажется, Рон упоминал, что перед матчем слизеринцы планировали размяться и уже забили место на поле.       Драко ни с кем не разговаривал, лишь тщательно пережёвывал свой завтрак, уткнувшись взглядом в тарелку.       Настроения не было. Как и аппетита. Зато был комок в горле. Горький, даже грустный. Плотно сжав губы, она перевела пустой взгляд на брюнетку, сидящую рядом. Её волосы до плеч были идеально ровными. Ни один волос не выбивался из уложенной челки. Яркие губы были настолько кропотливо выведены, что любой перфекционист смог бы смотреть на них часами. Гермиона поправила безумную кудрявую прядь, что выбилась из заколки и падала ей на лицо.       Она не особо любила краситься — лишь подкрашивала по утрам ресницы тушью, и то, не всегда. Как у Пэнси находилось столько мотивации вставать намного раньше, чтобы просто накраситься? Гермиона предпочла бы даже лишние двадцать минут отдать сну. У неё был отвратительный режим. Сон был в дефиците всегда. Столько, сколько она себя помнила.       Через силу съев и второй оладик, она запила всё чаем без сахара и обратила внимание на Гарри, подливающего зелье в кружку Рона.       — Ты с ума сошел? Это против правил! — Прошипела Гермиона, но рыжий уже залпом глотал чай с Феликсом фелицисом.       Перед матчем она ещё раз стукнула Гарри по голове, на что он, шипя, продемонстрировал полный флакон выигранного зелья. Закатив глаза и пожелав другу удачи, она ушла на трибуны. Что ж, даже лучше, Феликс фелицис не был потрачен, а Рон был уверен, как никогда.       У Малфоя тоже было зелье удачи. Интересно, на что он его потратит? Может, выпьет его перед очень сложной миссией от Волдеморта? Или уже потратил? Применял ли он уже непростительное, кроме империуса? Может, какой-то магглорожденный уже подвергся пыткам круцио от его руки? Гермиону кидало в дрожь от непрекращающихся домыслов в голове.       Матч был утомительным. Она ненавидела квиддич. Отвратительная, травмоопасная игра. Ещё и длится может бесконечно. Как случилось и в этот раз. Игра длилась уже восемь часов. Загонщики были изрядно потрёпанными, вратари едва держались на метлах, отбивая бладжеры раз за разом. С нападающих уже наверняка должен был литься пот ручьями. К тому же, уже как полчаса шел дождь. Ветер сносил с её головы шапку, размазывал по лицу капли дождя и сдувал любые согревающие чары.       В первые часы игры она ещё старалась кричать с трибуны в поддержку Гарри, как это делали остальные, но голос начинал пропадать, и она решила поберечь свои голосовые связки. Малфой пару раз успел подрезать Гарри, и тот едва ли не падал с метлы. В этот раз Драко явно преуспевал над её другом. Он был накачаннее, более сосредоточеннее и быстрее. В какой-то момент ей даже начало казаться, что Слизерин сможет выиграть, но счет игры уже был двести восемьдесят — сто двадцать в пользу Гриффиндора. Даже поимка снитча в данный момент не сможет им помочь. Гермиона не особо разбиралась в правилах, но элементарные познания подсказывали ей, что сейчас не время ему так тянуться за летающим золотым шариком и прижимать Гарри к одной из трибун.       — И-и-и, Драко Малфой ловит снитч, что приносит команде Слизерин ещё сто пятьдесят очков! Поздравим нашего победителя с его первым снитчем за шесть лет в матче против Гриффиндора! Однако Гриффиндор вырывается вперед всего на десять очков, не повезло так не повезло!       У неё сердце уходит в пятки. Это был первый раз, когда Драко схватил снитч раньше Гарри. Первый раз, когда его маска пала прямо перед всеми. Когда на губах расцвела искренняя грустная улыбка, а дождь, кажется, смывал с его щёк слезы. Ей не казалось. Он парил в воздухе совсем недалеко от неё и смотрел в пустоту с этим лицом. Все члены команд уже приземлялись на поверхность, довольные долгожданным окончанием игры. Она боялась представить, как болели все мышцы после почти девятичасовой нагрузки на тело.       Она, промокшая до нитки, бежала по мокрой земле к раздевалкам Гриффиндора. Она хотела поздравить Рона, похвалить его. Он сегодня удачно отбивал почти все мячи, пропуская их лишь изредка. Он по большей части принес им победу. Но Рон, мокрый и уставший, но счастливый, уже обнимал такую же мокрую Лаванду. Остановившись на полпути, она смахнула воду с глаз. Гермиона плотно сжала челюсти, чувствуя, как пятки тонут в мягкой сырой земле и глядя на то, как её лучший друг склоняется над блондинкой и целует её в губы.       Ей не было больно от этого, нет. Просто что-то защемило. Лаванда явно была не достойна Рона. Она была мерзкой, противной. Возможно, ещё месяц назад Гермиона бы хотела оказаться на её месте, но сейчас же, восьмого ноября, ей становится отвратительно неприятно думать о том, что она бы сейчас целовалась с Роном на этом месте, зная, что он смог выбрать такую, как Браун.       И она бы могла наплевать на всё и выцепить Малфоя, поздравить и его, но там, скорее всего, на его шее уже повисла Пэнси. Или Астория. Не важно кто. Ей уже было все равно. Развернувшись, она поспешила вернуться в Хогвартс. Никакой похвалы они не получат.       В гостиной праздновали. Кричали Рону, какой он молодец и восхваляли его. Пока Гарри молчаливо устроился в дальнем кресле и потягивал сливочное пиво. Он впервые упустил снитч.       — Гарри, мы все равно выиграли, — утешительно погладив друга по плечу, Гермиона присела на подлокотник, — ты большой молодец, я видела, как ты два раза подрезал Малфоя и не дал ему схватиться за снитч. — Она отхлебнула своё пиво.       — Забудь. Ты тоже грустная, и я тебя не знаю, если ты грустишь из-за не пойманного снитча. Это из-за Рона? — Кивнув в сторону целующегося друга, прошептал Гарри.       — Ага, — также тихо ответила она. Отчасти, это не было ложью. — Даже если не смотреть, как представлю, что его целует кто-то другой, мне становится паршиво. Как он надевает кольцо на палец другой девушке. Гарри, это отвратительное чувство. — Морщась, Гермиона прикусила себя за язык. Слова потоком лились из её рта. Мерлин, она не должна не хотеть, чтобы Малфой женился на ком-то. Не должна. Но он уже целовал её, уже влез ей под кожу. Как он может женится на Астории?       Сквозь её пальцы проскользнули сразу две её влюбленности. Первая из-за второй, а вторая из-за того, что никогда не выберет её. Хотя, первая, вот, тоже не выбрала.       — Я никому не нужна, — всхлипнув, она подавилась. Плечо Гарри тут же нашло её лицо.       — Гермиона, а как же Кормак? Вы же с ним… Встречаетесь?       — Никогда я с ним не встречалась, Гарри, — подавив душераздирающие рыдания, она попыталась прийти в себя. Ей не хватало только выдать себя. — Просто пару раз поцеловались, больше он ни слухом, ни духом. — Она врала. Как она зачастила с этим враньём.       Гарри никак не отреагировал, и гладил её по спине до тех пор, пока она не вырвалась из его объятий из-за ещё большей накрутки себя, и не выбежала из гостиной.       Шум, музыка и вечеринка слишком давили на неё.       ***       За окном бушевала непогода — ужасный ноябрь показывает свой характер.       Для Драко ничего, кроме как сидеть под окном в библиотеке и читать книгу, которую, к слову, он совсем не понимал, не остаётся — они проиграли матч Гриффиндору. В который уже раз? Драко сбился со счетов. Заливать в себя алкоголь с горя, чем и занимаются в гостиной слизерина сейчас, совсем не хотелось. На душе было паршиво, хотя он должен был почувствовать триумф, ведь ура, свершилось! Он вспоймал этот чертов снитч. Она смотрела на него сквозь дождь этими восторженными глазами. Но ведь его старания были тщетны, не так ли? Внутри не играла победная музыка.       Чёртов том «Всё, что нужно знать о древних рунах». Чёртовы руны. Бесит. Бесит. Бесит.       Отшвырнув увесистую книгу на подоконник, что та громыхнула в такт грому за окном, Драко закатил глаза. Хватит на сегодня его провалов.       Он хотел было встать и взять с полки уже почти выученный наизусть «Фолиант о магических проклятиях, болезнях и их лечении», только вот донесшийся до него чей-то едва уловимый всхлип перенял всё его внимание.       Закрыв глаза, он прислушался к приближающимся шагам.       — Твой Уизел выиграл, чего ты ревешь? — Раздражённо выплюнув это, он даже не посмотрел на неё, лишь вальяжно закинул ногу на ногу и скрестил руки на груди.       Ему нельзя смотреть на неё. Он не хочет. Для него всегда картина плачущей женщины — что-то страшное. Что-то, отчего сердце моментально тает, а маска безразличия слетает с лица.       Драко, конечно, нечасто доводилось видеть плачущих дам, не беря в расчет случайно увиденные сцены неразделённой любви в углах коридоров, но из всех раз, он помнит каждое. Первое — как мать плакала, когда он сломал руку, упав с метлы в восемь лет. Она плакала так, будто бы это ей больно, будто она сломала руку и её кости треснули. Глупо, но смотреть на то, как его самая любимая женщина плачет из-за него он совсем не мог. Вместо того, чтобы продолжать плакать, маленький мальчишка улыбнулся матери и сжал ее руку, пролепетав о том, что всё хорошо и всё поправимо.       Второе воспоминание связано тоже с плачущей Нарциссой в библиотеке их родового поместья, только вот причиной её слез уже был не он, а отец, её благоверный муж. Подробностей их ссоры он не знал, но самих слёз матери было достаточно, чтобы всё внутри сжалось. Нарцисса, такая сильная, холодная и ни для кого неприступная женщина, второй раз за память Драко проливала горькие слезы обиды.       Тринадцатилетний Драко возненавидел отца за такое обращение к его матери. Он и дальше продолжал это делать, вот только она в дальнейшем всегда старалась держать себя в руках и не плакать из-за его едких слов.       Малфой помнит каждый дрогнувший мускул на лице матери. Тогда, тринадцатилетний Драко дал себе обещание, что из-за него мать никогда не будет плакать, ни единой слезинки не упадет по его вине, однако на его памяти есть ещё и третий случай, и, как бы ему этого не хотелось, он не сдержал своё обещание.       Это было этим летом. Буквально несколько месяцев назад.       Мать рыдала навзрыд, оглядывая истощавшее тело сына, чудом находящегося в сознании, лежа у подножия своей кровати. Все вены и жилки на его теле были вздуты, насыщенного иссиня-красного оттенка. Все, знакомые с непростительными, знали, что это такое.       И даже тогда, едва ли находясь в чувствах, после несколько часовых пыток круциатусом, Драко не хотел, чтобы она плакала. Её слёзы ранили ещё больше. Они приносили Драко такие душевные боли в сердце, что с проклятием сравнить даже было невозможно.       Были в жизни Драко моменты и с плачущей Пэнси, только вот сравнить её завывания с матерью — абсурд. Чёрствого Драко таким вот нытьем растрогать было нельзя хотя бы потому, что ему было плевать, а еще та в большинстве случаев пыталась своими слезами манипулировать им. Кажется, последний раз, когда она попыталась провернуть какую-то подобную слезливую аферу, им было лет так по двенадцать. Кажется, она поняла, что это не работало и сменила стратегию.       С Грейнджер же дела обстояли похуже. Он уже видел её плачущую. Ему не нравилось, как она плачет. Ему не нравилось потому, что он тоже прочувствовал в тот момент её душевные боли.       Он ненавидел её красное от слез лицо. Ненавидел опухшие глаза, ненавидел то, как она шмыгает носом и заикается в попытках что-либо сказать. Он ненавидел это зрелище, потому что не мог не скинуть маску безразличия перед ней.       Поэтому сейчас ему нужно просто нагрубить ей и послать куда подальше. Он и раньше так делал, в этом нет ничего сложного. Ведь стоит только представить её зарёванное лицо, как на душе паскудно тянет.       Чёрт, и зачем он представил?       Он попал в эту ловушку, стоило ему услышать в этих шагах поступь Грейнджер.       С громким выдохом, он поднял веки и постарался изобразить максимально безразличное лицо, только вот наткнувшись на её красное мокрое лицо, маска пала.       Он ведь знал. Знал, чёрт возьми, что не сможет быть злым к ней, будь она в истерике.       А Грейнджер просто стояла в метрах пяти от него, скрестив руки за спиной и переминаясь с ноги на ногу.       — Ты был прав, — шёпотом говорит она, отводя взгляд.       — В чём? — Тут же срывается с его губ, точно также, очень тихо, что услышать могла только она.       — Рону на меня плевать, он начал встречаться с Лавандой, — на последних словах её голос дрогнул, а после по библиотеке разнёсся громкий всхлип, — знаешь, в чем подвох? — между всхлипами со свистом вдохнула она, — что я его уже не люблю. — Драко непонимающе сощурился, пытаясь разглядеть в полумраке её лицо, которое перестало быть видным его взору — она низко опустила голову, отчего свет от керосиновой лампы не доставал до черт её лица, смешивая всё в темное пятно.       — Идиотка ты, вот, что могу сказать, — после этих слов, резанувших по её сердцу, она поднимает лицо. Её глаза тут же наполняются болью, а пересохшие губы смыкаются в тонкую линию.       Драко безмолвно встаёт со своего места, а у Гермионы от этого замирает сердце. Конечности окаменели. Внутри всё опустилось. Что он собирается делать? Быть может, уйдёт сейчас?       Как бы ему не хотелось так и поступить, он уже начал эту пытку. Чертово самобичевание. Преодолев дистанцию быстрее планируемого, он замер буквально в шаге от неё.       — Давай, прижимайся, — Драко поднял лицо в потолок, только бы не видеть всего этого, и раскрыл свои объятия, ей остаётся лишь прыгнуть в них, но Грейнджер почему-то медлит, что немного начинает раздражать.       — Сначала оскорбляешь, а потом такой милосердный? С чего это вдруг?       — Грейнджер, просто заткнись, — шикнул он, — как целоваться со мной — так ты первая, а тут я предложил своё дружеское плечо — ты вдруг перестала доверять пожирателю смерти, — фыркнул Малфой, уже рассматривая вариант и вправду бросить её здесь и уйти. А Гермиона вглядывалась в замершую фигуру.       Молча шагнув к нему, гриффиндорка с секунду пожалась, а после крепко заключила в кольцо рук его торс. Вжимаясь в его твердую грудь, она впустила глубоким вдохом в лёгкие его терпкий аромат. Аромат травы после дождя, такого свежего пергамента, чего-то мятного и, о Мерлин, цитрус? А ещё… табачный дым. Вот оно, то последнее…       Одна его рука легла на её затылок и тут же принялась успокаивающе перебирать бесконечное количество кудряшек, а вторая упокоилась на талии. Подбородок как-то сам приземлился на её макушку, и в голове даже пронеслась мысль, что, Салазар, это неимоверно удобно.       — Если бы мне сказали, что я буду утирать твои слёзы, я ни за что тебя не поцеловал бы в начале года. — Фыркнул Малфой, когда всхлипы снизу прекратились, а дыхание Грейнжер стало размеренным и спокойным, продолжая перебирать её кудрявые волосы, — давай будем честны, мы оба знаем, что Уизел мудак. — Выплюнув это, он сильнее прижал Грейнджер за талию, — а хули ты рыдаешь, если не любишь его — я не понимаю, — в его словах не было привычного раздражения, тон был тихий, успокаивающий, — сейчас ты меня поцелуешь и забудешь об этой ходячей мерзости, — она резко оторвалась от его груди, вглядываясь в любимое серебро его глаз.       Он, казалось бы, мог бы вечно смотреть в глубину её карих удивленных глаз. То, как она зачарованно пытается проследить в его обычных, как ему казалось, глазах хоть каплю магии момента. А эта магия была. Как и его глаза не были простыми. Он сам был непростым. Только не для неё.       — Я жду, Грейнджер, — ухмыльнулся он, находя её припухшие глаза чем-то потусторонним.       И она сама тянется к нему. Она сама надавливает ему на шею, чтобы припустить его голову и притянуть к своим губам. Хватается за него как за спасательный круг и целует, целует, целует.       — Не-надо-пожалуйста-не-надо, — между поцелуями шептала она, притягивая его к себе за лицо, толкая его в сторону стены и припадочно шевеля губами. На её языке до сих пор таял вкус сливочного пива. В её лёгких был запах одеколона Драко. На её талии были его руки.       — Что «не надо»? Ты сама пришла ко мне, — отцепив её от себя, шепотом спросил Драко раздражённо. Он нахмурился, заглядывая в её лицо.       — Почему ты позволяешь мне себя целовать? Я, Мерлиново дерьмо, грязнокровка! Я слишком худая, слишком низкая, и не такая красивая как любые девчонки со старших курсов! Я не хожу на каблуках и не наношу макияж в сто слоев перед уроками, я не такая, как Астория Гринграсс, тогда почему, ответь мне, ты сидишь здесь один, хандришь, а когда прихожу я, обнимаешь меня и позволяешь себя целовать? Просишь меня целовать себя? Почему, когда у тебя где-то там в подземелье сидит твоя невеста? — Её плечи по-прежнему дрожат, на щеках до сих пор блестят слезы. Его самого бьет дрожь, когда она находится очередным рыданием.       — Грейнджер, я не хандрю, — и это явно не то, что ему стоило бы сказать, не то, на что она хотела услышать ответ. — И я не прошу меня целовать других, как ты выразилась, более высоких, более красивых и ходящих на каблуках и с тонной макияжа девчонок, — слова ему даются тяжело. Сейчас ему нужно уйти, сказать, что да, ему стоит вернуться к невесте, но, сука, он не собирался прогибаться под мать, как бы он её не уважал. Не собирается вступать в этот брак по договоренности. И он не хотел её расстраивать ещё больше, чем сейчас.       Гермиона сглатывает и уже перекатывает на языке его имя, когда он прижимается своим лбом к её.       — Потому что я никого так не хочу, как хочу, Мерлиновы яйца, тебя, — он выдыхает ей в губы, и на душе становится пусто. Плохая идея это говорить ей.       — Астория Гринграсс… — протестует она, чуть отстраняя заплаканное лицо, и он прикрывает глаза, чтобы не видеть мокрые дорожки на её красивых щеках.       — Астория Гринграсс сосет хуй. Я разорву помолвку, как только её предки помогут вытащить отца из Азкабана. — Он не планировал хоть кому-то об этом говорить. Блядь.       Он слышит её рваный удивлённый вздох. Кажется, что-то в её голове встает на места. Рот приоткрывается в немой «о».       Он не врал, действительно не врал. Мать хотела в первую очередь, благодаря сватовству с успешной и влиятельной семьёй вытащить мужа из тюрьмы, но помимо всего выступала за то, чтобы даже после этого он заключил с девушкой брак. Но у него этого в приоритетах не было. Драко согласился на это только ради отца.       — Ты всё еще хочешь, чтобы я тебя поцеловала?       — Я всё ещё хочу тебя трахнуть, — язвит. Открывает глаза и впивается в её губы. Он всё ещё не знает, почему она тут, но догадывается, что её мучали домыслы о его умыслах относительно неё. Что ж, он вывалил всё это. Теперь ей решать, оттолкнуть или же позволить влезть ей под юбку.       И он беспрепятственно залезает рукой под неё. Сжимает ягодицу сквозь ткань трусов, Салазар, как не позволял себе раньше. Он прежде и не рассчитывал на то, что сможет спокойно прикоснуться к её бедрам. Что она позволит одной его руке разместиться у кромки её белья, а второй сжать грудь сквозь серую водолазку.       Её ноги плотно сведены, но он пока не планирует чего-то большего, чем перекатывание под пальцами её упругой кожи. Сжимает и гладит бедро, проникая параллельно всему этому в её горячий рот своим языком.       Грейнджер была на вкус как мёд. Как сливочное пиво на кончике языка. Сладкой усладой. Оня льнёт к нему, прижимается бедрами к его бедрам. Её худые руки притягивают его к себе за лопатки. Он вытрахивает её рот и, настолько резко оторвавшись, что с её губ слетает мокрое причмокивание, спускается к челюсти. Шея её закрыта водолазкой под горло. Её хочется сорвать. Скользнув рукой чуть ниже по бедру, он сгибает ногу в колене и прижимает к внешней стороны своего бедра. Отрывает руку с её мягкой груди и подхватывает под второе колено, поднимает её так просто, будто она ничего и не весит. Они сравниваются уровнем голов, и ему больше нет необходимости так наклоняться.       Движения хаотичны. Он всасывает кожу на углу челюсти, носом чуть сдвигает ворот и губами проходится по открытому крошечному участку шеи. Большими шагами быстро достигает лестницы у одного из шкафов. Её руки продолжают прижимать его к себе. Гермиона ахает, когда её бедра соприкасаются с одной из перекладин лестницы. Юбка непристойно задрана, а ноги разведены в обе от него стороны.       — Я не принц, Грейнджер, — отрывается на секунду Драко, спешно скользя по влажному белью меж её ног. В полутьме глянув на её шею еще раз, он чуть не рычит, вытягивает из юбки края чертовой водолазки и тянет за них вверх. Освободив девушку от надоедливой ткани, он с нетерпением смотрит на её грудь. Округлые полушария были прикрыты белоснежным бюстгальтером. Самым простым, без рюш и прочей ерунды. Лишь одинокий бантик меж грудей.       — Я знаю, — шепчет томно, отвечает на его слова, когда ответ не требовался. Улыбается грустно-грустно. Идиотка, ей ведь это не надо всё. Но она не прикрывается. Сидит с ровной спиной и во все глаза смотрит на него.       Интересно, успел ли её трахнуть тот болгарин, с которым она встречалась на четвёртом курсе? Или, может, он чего-то не знал, и у неё до него уже были тайные «отношения»?       Сглотнув, Драко грубо вонзился своими губами её, а рукой вцепился в грудь. Немного помяв ту, его пальцы аккуратно выняли её из лифчика. Лямка сексуально спадала с её плеча, а чашка бра смялась под грудью, что привлекала сейчас огромное внимание его руки.       Пальцы другой руки на кромке её трусов вытанцовывали. Недолго подразнив её, он отодвинул ткань в сторону и нащупал клитор. Проведя по нему пару раз вверх и вниз, он вызвал в её теле волну мелкой дрожи. Улыбнувшись, он повторил это действие с немного большей интенсивностью.       Голова Гермионы была запрокинута на ступень лестницы, а руки блуждали в хаотичном порядке по его груди. Они продолжали целоваться. Он целовал её. Это было настойчиво и всепоглощающе. Он наслаждался рваными вдохами, испускаемыми ему в рот. Он массировал, спускался пальцами ниже, дразнил вход и возвращался обратно к комку нервов.       Её руки наконец смогли найти его ремень. Когда тот был расстегнут, а ширинка раскрыта, его обдало волной жара.       Резко отстранившись, он вытащил руки из её белья. На секунду он успел подметить, что сосок, что он так настойчиво теребил, был маленьким и темным. Красивым. Отступив на шаг назад и плотно сжав челюсти, Драко столкнулся с испуганным выражением её лица.       — Мы не будем трахаться, Грейнджер, — холодно, отрезвляюще. По крайней мере, она должна была хоть чуточку протрезветь. Ей не стоит в минутах печали совершать такие ошибки, о которых потом сможет пожалеть.       — Драко… — хрипло сорвалось с её зацелованных припухших губ. Её глаза бегали. Он буквально мог услышать, как работали шестеренки в её голове в спешных поисках решения этой головоломки.       — Ты пьяная, — помог он с ответом, опуская глаза. Почему он вообще должен ей это объяснять? Должна и сама понять уже, что он не то, что ей надо. Она может была чем-то, но он — явно нет. Член стоял. Сжимая зубы, Драко принялся застегивать ширинку.       — Ну что с тобой не так? Почему ты сначала говоришь, что хочешь меня, а когда забираешься мне в трусы всё прекращаешь? — Она встаёт на ступеньку во весь рост, возвышаясь над ним, — я недостаточно хороша и не оправдала твоих ожиданий? Или что?       В ее глазах кипит обида. Её правая грудь по-прежнему оголена, а юбка чуть вздернута. Как она, с этими её невъебичкскими ногами и красивыми коленками, с этим охуенным лицом, может быть недостаточно хорошей? Напротив, она чересчур хороша.       — Подойди ко мне, Драко Малфой, и немедленно объяснись передо мной, раз уж мы так далеко зашли, — Гермиона была злой. Когда он не двигается, она хватает его за воротник и притягивает к себе силой. В её хрупком теле силы было вполне достаточно, чтоб он смог испугаться.       Её рот находит его. Она пытается разлепить плотно сжатые губы, и чуть ударяет его по щеке. Волна тока пробегает по его телу.       — Ты пожалеешь, — выплевывает блондин, чуть отстранившись, и, надавив ей на плечи, усаживает на лестницу. Ширинка расстегивается вновь. Она беглым взглядом замечает эрегированный член, что он достает из трусов, и быстро отводит взгляд, краснея. Рывком он сдергивает с неё трусы. — Пока не поздно скажи «нет».       — Не скажу, — робко, пристыженно. Её прохладные руки забираются под его рубашку, очерчивают торс. Он сглатывает, настойчиво смотрит ей в глаза и, разглядев там настоящее желание, врезается бедрами в её раскрытые бедра. Гермиона болезненно вскрикивает и цепляется ему за плечи.       — Твою мать, ты что, девственница? — Он замирает. Слезы с новой волной текут по её щекам. Грейнджер прячет лицо в изгибе его шеи, продолжая так же крепко держаться, как и раньше.       — Да, — тихо-тихо.       Он запрокидывает голову и мучительно мычит. Малфой был наполовину в ней. В узкой, девственной. Невинной. Он не имел ни малейшего права прикасаться к ней.       — Почему ты не сказала об этом? — Он рычит. Не устрашающе, не угрожающе, но настолько напряжённо, что её передёрнуло. Она взглотнула.       — Это бы всё изменило бы? Ты бы сразу ушёл, конечно, — с комом в горле процедила Гермиона, разжимая объятия и отодвигаясь. Его член неловко выскользнул из неё, опустошая её. Стало будто бы слишком. Это всё было слишком. Он, блядь, рехнулся.       — Сука, Грейнджер, ты должна быть последним человеком, который захочет со мной ебаться, — Сжимая её за шею, Драко вернул на себя фокус её слезящихся глаз. Под его ладонью дернулось горло. Её челюсти плотно сжались на мгновение перед тем, как она вздохнула. Её глаза были полны суровости, разочарования, обиды и злости. Её лицо покраснело. Не от излишней раздетости, скорее, от ярости.       — Я всё понимаю, но этого я понять не могу. Почему ты такой не постоянный? То ты хочешь меня, то не хочешь, то целуешь, то… — Драко грубо заткнул её рот своим. Жёстко, яростно. Она с силой притянула его за голову к себе ещё ближе, царапнула ногтями кожу. Её зубы терзали его губы, Гермиона закинула свою ногу обратно ему на пояс. Он усмехнулся сквозь поцелуй, дразня её вход и не вводя член даже на сантиметр. Гермиона чуть взвыла. Он её хотел всё время. Грубо, властно.       Она наверняка даже не думает о такой возможности, что кто угодно мог сюда зайти и увидеть этих двух враждующих прежде студентов в помятом и растрепанном виде. Они выглядели пошло. Грязно. Её юбка была собрана парой крупных складок на талии, белые хлопковые трусы валялись возле стеллажа с книгами вместе с её водолазкой. Её грудь развращённо была высунута из неснятого бюстгальтера, ноги расставлены широко, а меж ними пристроился абсолютно одетый, исключая его высунутый член из ширинки, взъерошеннвй Драко Малфой. Он поедал её губы, сжимал горло и высасывал весь воздух из лёгких. Но даже сейчас ему всего этого было недостаточно.       Возможно, он бы даже хотел, чтобы их так спалили. Чтобы сделали выговор и выставили посмешищем на всю школу. Чтобы она призналась, что на самом деле все эти тёрки с ним — глупый импульс, и она совсем в этом не нуждалась.       Но сейчас она цеплялась за него ногами и руками, скользила по ткани его рубашки, царапала открытую кожу под воротником и рвано дышала ему в рот в те секунды, когда их губы не мучали друг друга. Гермиона уже не выдерживала и дернула бедрами в сторону его паха, едва не соскочив с такой маломасштабной опоры.       — Блядь, Грейнджер, стой-стой, — оторвавшись, запыханно и спешно прошептал Драко. Одной рукой он продолжал держать её за талию, не позволяя в случае чего ей свалиться, а вот рука с шеи переместилась к карману брюк.       — Ты невыносим, — вытягивая шею, Грейнджер пыталась привести сбившееся дыхание в норму. Пока он накладывал на её живот контрацептивные чары, Гермиона уткнулась носом в изгиб его шеи.       Он был диким животным. Необузданным, непредсказуемым и грубым. Святой девушке, как она, не стоило позволять ему устроиться меж её стройных ног и, рвано поцеловав в макушку, входить так, как входил он. Драко никогда не был нежным с Пэнси, как-то не было такого особого желания. Но она и не жаловалась никогда, наоборот просила брать себя жёстче. Но Гермиона — не Пэнси. Она была хрупкой.       — Скажешь, если станет больно, ладно? — Драко сдерживается, на этот раз стараясь сделать всё как можно безболезненнее. Она втягивает воздух через зубы со свистом у него под ухом, сжимает на его спине ткань рубашки и влажно выдыхает.       Он двигается медленно, не на всю длину. Внутри всё закипало. Драко плотно держал её ноги, боясь, что она вот-вот соскочит. Двигался медленно. Держал ноги. Медленно. Плотно. Ноги.       У Грейнджер были хорошие ноги. Красивые. Драко любил её ноги.       У него почти срывает крышу, смазывает все мысли, когда рваные вздохи Гермионы, испускаемые ему в открытый участок шеи, обретают из нечленообразных звуков набор из двух слогов. Мятое «Дра-ко» в истоме звучало особенно сладко. Особенно сбивающе.       Это было то самое подходящее слово к этой ситуации. Она сбивала его: с толку, с мыслей, с действий, с решений, с пространства, выбивала почву под ногами, воздух из лёгких, его из колеи. Она проносилась ураганом и дерзко уносила вместе с собой крупицы чего-то важного, но он и вспомнить об этом не мог. Она была настойкой мандрагоры. Квофл ему в рот, как самым выдержанным сортом огневиски. Такое влияние она производила. Он же для неё был… Обидчиком в детстве. Надоедливой мухой в подростковом возрасте. Он просто издевался над ней, ни разу не дав понять, что он этого всего уже и не хотел. Быть может, если бы когда-то давно он подружился с Поттером, он бы подружился и с ней. Узнал бы её любимый цвет, предпочтительный жанр литературы. Что её веселит, а что её пугает. Но они были сейчас здесь. Не знали друг друга настолько, насколько должны были знать, чтобы обнажать свои тела и красть поцелуи друг у друга.       Когда он ускоряется, Гермиона дергается, сбивчиво дышит и тихо стонет, закусывая губы. Он одной рукой нашаривает её лицо, скользит носом по щеке, впивается в её рот. Сжимает горло. Это походило на зверство. То, как Драко старался вбить в неё все свои чувства.       Он сам не понимал их. Драко Малфой действительно не знал, к чему всё это должно привести, и что он хочет сказать этими варварскими поцелуями. Что в итоге она получит от секса с ним? Рассматривать такой вариант, как-то, что ей по-настоящему хотелось его и именно с ним, было глупо и эгоистично, слишком нереально.       Но он на секунду притворится, представит, что она и он — что-то большее, чем «ничего».       Он резко входит на всю длину и на мгновение задерживается. Сколько это продолжается? Кажется, будто вечность. Она дрожит, стонет ему в рот и едва ли, едва ли, не падает. Опирается руками о его плечи и пытается не растерять себя на крупицы. По его виску стекает холодная капля пота. Её стенки сжимаются импульсами вокруг него, и Драко делает еще один быстрый толчок, и содрогается сам. Сжимает до тихого полустона её бедро и упирается лбом в её лоб, плотно сошурившись.       Они только что занимались сексом. Блядь. Мерлиовы яйца, он трахнул Гермиону, мать её, Грейнджер. Как в какой-то влажной мечте своих четырнадцати лет.       Он слышит тихое «ох». Она приходит в себя, и Драко невероятно интересно, как она сейчас поступит. Встанет, оденется и уйдет? Скажет, что это было ошибкой и попросит не вспоминать? Расплачется и признаётся, что любит рыжего дауна?       — Я, кажется, замерзла, — Гермиона плотнее обнимает его. — Мне было хорошо, Драко, и я вряд ли такое забуду, — её голос дрожит, как дрожат его руки. Блядь. Он не видит её лица, но точно знает, что алый вспыхивает на её лице, нос дёргается, а брови смущенно изгинаются. Прижимается щекой, и Малфой не может не обнять её в ответ.       Они сидят так какое-то время, пока время не поджимает. Они слишком долго тут находятся. Слишком долго отравляют друг друга. У них не должно было быть этого ухваченного часа. Но он был, и уходить не хотелось.       — Я знаю, что надо уходить отсюда, но дай мне просто… вдохнуть тебя поглубже, — Гермиона шепчет ему в грудь, не отпускает. Возможно, даже сейчас заплачет.       Хочется спросить, нахуя ей это всё, но он прикусывает язык и лишь сильнее зарывается носом в её волосах. Она была загадкой, которую он не хотел сейчас пытаться разгадать. Если бы Грейнджер повела его на смерть прямо сейчас, он бы не сопротивлялся.       Он был бы рад сгореть заживо с мыслями о ней.