everything works out in the end — kodaline (slowed) Me
— Прошу, доверься мне. И все же, собрав волю, которая была, в кулак, девушка забирается на стол. Ее талию сразу окольцовывает ладонь Сокджина, ведущая сразу на хрупкий óтлив, который, как кажется Ли, сразу же проломится под их весом. Парень хватается свободной рукой за выросшую из стены крепкую корягу, по его серьезному лицу видно, как он волнуется: темные брови нахмурены, губы чуть приоткрыты, а хватка на талии становится крепче. Хейя схватилась за его шею, как за спасательный круг, который бросили утопающему. Только она тонет в тепле его тела, в доверии и желании верить, что он ее защитит и ни за что не отпустит. — Держись, — предупреждает и отталкивается вместе с ней к лестнице, ловко приземляясь на одну из ступеней. Из стены снова возникает лиана, но тонкая, нежная, даже чуть бархатная, сразу цепляющая свободное запястье Хейи с букетом. Злой хозяин комнаты пытается выглянуть в окно, чтобы распознать нарушителей, но сцепившиеся плотной решеткой коряги, закрывающие обзор, не дали этого сделать. — Жива? — спрашивает, вроде и сводя на шутку, но ничуть не насмехаясь. Хейя стоит все еще прижавшись к Сокджину, из-за чего их лица были в опасной близости друг к другу. Сбитое дыхание девушки ощущалось на подбородке и губах, согревая от вечерних порывов ветра. Слабый кивок в ответ вполне удовлетворяет Кима, а девушка решает испытать себя на прочность и порывается опустить голову и оценить высоту, но он ее вовремя окликает, возвращая все внимание к себе. — Не смотри, — настойчиво просит, не видя ничего хорошего в этой затее. Хейя слушается. Взгляд непроизвольно опускается на пухлые порозовевшие губы, так манящие своей пухлостью и, наверняка, мягкостью. — Давай осторожно поднимемся. С трудом, медленно, они преодолевают расстояние между крышей и вторым этажом, все время держась совсем рядом. Об этом парень и мечтать не мог, изначально рассчитывая на их раздельное передвижение. Но девушка не переставала его удивлять своими скрытыми сторонами. Крыша корпуса общежития была плоской, с большой открытой территорией, заваленной не то старыми стройматериалами, не то простыми балками, оставшимися после постройки декораций к пьесам, которые редко, но ставятся на уроках искусства или литературы. Даже когда препятствие в виде лестницы было преодолено, девушка не спешила отрываться от подтянутого тела Сокджина, и позволила себе еще немного постоять, прижавшись к нему в благодарственных объятиях, обвив его торс руками и лбом уткнувшись в ямку между ключиц. Чувствовать на себе его руки, нежно прижимающие к себе, приятно. Как никогда Хейя чувствует себя маленькой и уязвимой девочкой, нуждающейся в сильном плече, горячем дыхании в своих волосах и утешительных словах, уверяющих, что все уже позади. Целью прихода на крышу был закат солнца, который они успели застать, и хоть его не отчетливо видно из-за высоких елей, но оттого он не становится менее прекрасным. Огненный диск звезды своими лучами пробивается сквозь верхушки деревьев, заливает своим теплым светом пару, что стоит, оперевшись руками о завышенные края, служащие сейчас перилами. Хейю отпускает волнение и легкий испуг, который был испытан, она просто наслаждается последними минутами уходящего дня вместе с парнем, к которому у нее, кажется, есть чувства, но пока не хочет себе откровенно признаваться в этом. Проворный ветер здесь сильней, почти ни на секунду не оставляет попытки развить вьющиеся локоны девушки по своим невидимым волнам. Шелест верхушек деревьев ласкает слух своей песней, вызывая полуулыбку. Будто их стихии в природе, переплетясь между собой, создают им симфонию, что по душе обоим, подбадривая, подталкивая к действиям. — Это так успокаивает, — говорит Хейя, завороженно следя за качающимися макушками елей. Сколько бы песен она не слушала, а мелодия леса и гуляющего в нем ветра — любимая композиция в исполнении природы. Она никогда не вмешивалась в их гармонию, когда гуляла по территории леса, не пускала порывы воздуха, чтобы намеренно послушать услаждающую слух музыку, ждала момента, когда стихия игриво подхватит ее мысли и подарит возможность не вмешиваясь насладиться атмосферой леса. — Сколько бы мне не говорили, что слушать голос природы глупо, я все равно буду наслаждаться ей, даже в самом странном проявлении ее активности. Ветер, дождь, журчание ручья, треск костра, хруст снега или шелест листьев, не думаю, что смогу отказаться хотя бы от чего-то одного даже за огромные деньги. — Ты считаешь такие простые вещи, которые могут не испытывать и не видеть другие, кроме тебя, глупыми, — с ноткой тоски в голосе говорит Сокджин. Страх высоты, волнение перед прогулкой, наслаждение природой — самые простые вещи, которые может испытать каждый, но она так категорично относится к мнению других, когда это касается ее, будто если кто-то узнает, то начнет ее за это принижать или смеяться. — Но все мы люди, Хейя, — он наслаждается ее утонченным профилем, видит, как глаза утыкаются в ладони, а уголки губ опускаются. — У каждого есть свои предпочтения, страхи или фетиши. Никто не имеет права осуждать за что-то, если ему это не нравится. Не думай, что каждый захочет упрекнуть тебя в чем-то, чего не понимает. В большинстве случаев люди так и поступают — осуждают то, чего не могут понять и яро отрицают. Знаешь, мне даже немного обидно, — театрально надув губы, говорит Ким. — За что? — Ли поворачивается к нему, внимая каждому слову. — Ты меня считала таким же отбитым как те, кто будет смеяться над твоим волнением и страхом. Это, знаешь ли, задевает. Ты ранила меня в самое сердце, — показательно опускает руку на место над органом, видя, как снова светлеет лицо девушки, и она даже приглушенно смеется. — Почему ты никогда не говорила, что боишься высоты? — Ты никогда не спрашивал, — просто отвечает Хейя и заметно расслабляется. Эта тема должна была ее как-то напрячь, но все происходит с точностью до наоборот. — Мало кому интересно знать, какие у тебя страхи. А если учитывать, что люди коварны, и могут использовать это против тебя, то желание делиться об этом, как о мнении насчет погоды, отпадает. — А я насекомых боюсь, — вдруг делится Сокджин. — Тоже необычно для мага земли, да? — усмехается. Походу ему не составляет труда так просто открываться девушке, развлекать ее, делясь смешными случаями из жизни, как тот, где на него налетела оса, когда он мальчиком тренировался и выращивал цветы. — У каждого свои тараканы в голове, — говорит, не подумав Хейя, а потом взрывается громким потоком смеха, неловко ойкнув, что упомянула насекомое, да еще и в таком абсурдном предложении. — Ну, спасибо, здоровый сон мне обеспечен, — смеется с ней Ким, не обижаясь на шутку. Она не преследовала цели обидеть его, и он это понимает, да и не настолько он парится из-за своей фобии, когда надо справляясь с порывам закричать при виде паука или шмеля. Сейчас главное, что девушка больше не стесняется, да и его неловкость покинула. Ее смех тягучей сладкой карамелью разливается по венам, задерживается в сердце, наполняя его теплом и нежностью, доселе редко испытываемой с девушками. — Я очень люблю бабочек, как ты к ним относишься? — интересуется девушка. — Нейтрально, они ничего не сделают мне, — пожимает плечами в ответ Ким. — Знаешь, в городе, откуда я приехал, есть одно местечко, я уверен, тебе бы там очень понравилось. — Тогда стоит ли мне рассчитывать на приглашение в гости на каникулах? — усмехается девушка, с привычной ноткой озорства смотря в глаза парню, а тот на время в них теряется. Заблудился в бескрайних просторах глубоких глаз, обрамленных чернильными ресницами, которыми Хейя то и дело взмахивает, очаровывая пропавшего окончательно Кима. Вопрос остается без ответа, но ответная улыбка на лице Сокджина говорит все за себя. А Хейя облегченно вздыхает, наслаждаясь последними чертами почти закатившегося за горизонт солнца. Прогулку-свидание все же можно считать удачной.***
— Я не понимаю, чего ты от меня хочешь, — Хосок устало потирает переносицу двумя пальцами. Погода капризничает, ветер разыгрался к вечеру и носится по стадиону, заставляя зябко поежиться от холода парня в одной футболке и джинсах. После ухода Хейи Чон думал, что сможет расслабиться и увалиться в постель, отпустив все трудности этого дня, но звонок от Чимина с просьбой о помощи похерил все его планы. — Мне просто нужно сделать сосуд, через который видно воду, но я не могу с ней взаимодействовать тактильно, — повторяет Пак. — Ну а я тут каким боком? — искренне не понимает Чон. Ему бы сейчас под одеялко да с наушниками в ушах вырубиться и уснуть, а не торчать возле трибун на стадионе, промерзая насквозь от дышащей в затылок осени. Чертова отзывчивость ему когда-нибудь точно выйдет боком. Юнги, все это время стоящий как сторонний наблюдатель, засунул руки в карманы косухи, участвует в роли моральной поддержки, и наблюдает, как потряхивает Хосока. — Не тупи, Хос. Знаешь, что бывает при взаимодействии воды и воздуха? — Да знаю я, что лед будет. Ты хочешь, чтобы я помог сделать бочку или что-то вроде? — Кулер, — поправляет его Чимин. Хосок на такую конкретику вскидывает брови ко лбу. — Тебе нашего в холле не хватает? — сразу усмехается. — Захотел скульптурой собственной обзавестись? Так я тебя расстрою — не долго она у тебя простоит. И вообще, обязательно было идти для этого на улицу? — парень обнимает себя за плечи, вжав в них голову, и Чимин все-таки отдает ему свою ветровку. Он сам уже согрелся, да и, в принципе, ему на ветреную погоду фиолетово. Наградила мать-природа устойчивостью к холодам. — Нет, просто мне нужно кое-что попробовать, а в холле это делать показалось опасным, да и возле кулера вечно кто-то ошивается, — пожимает плечами Чимин, зачесывая смоляные волосы назад. — Окей, тогда давай поскорей покончим с этим, — потирая ладони друг о друга, Чон готовится к внеплановой магической практике. — Погоди, а Юнги что тогда…? — Хосок только сейчас замечает неразумное присутствие Мина здесь, хотя это и не удивительно. Они с Чимином, как две липучки, приклеятся в начале дня — и не отцепишь до самого общежития. — Группа поддержки, сейчас сгоняю за помпонами и буду скакать вам на потеху, — ухмыляется маг, вынув руки из карманов и сложив их на груди. Его взгляд целиком и полностью прикован к одному человеку на этом стадионе, чьи угольные волосы ветер треплет, скрывая галактические глаза, скрытые очередными линзами, в этот раз голубого цвета. И на душе легко становится, когда он смотрит благодарно в ответ, не обращая внимания на постороннего смотрителя их безмолвных переглядок. Чон, и правда, не хотел бы прерывать их, но демонстративно откашливается, призывая Пака к работе. У Чимина спокойствие по телу медленно пульсирует вместе с кровью, он стихию свою по венам, артериям разливает, призывая. Он докажет Мине, что не слабак и имеет полный контроль над водой, даже если не будет ее чувствовать сквозь препятствие. Он сможет. Но должен ли он это доказывать кому-то? В первую очередь хочется убедить самого себя в своих способностях, успокоить противное склизкое чувство собственной никчемности, что прилипло к внутренностям так, что отодрать будет сложно — никакая стихия, с кровотоком наполняющая его тело, не отмоет. Он сможет от него избавиться, только если сможет справиться с поставленной задачей. Когда их прозрачный ледяной кулер предстает перед ними на ограждении трибун, наполненный наполовину водой, Пака впервые одолевают сомнения по поводу этой затеи. До того как начать с Хосоком исполнять его маленький план по самосовершенствованию, он ни капли не задумывался о неблагоприятном исходе, потере контроля и всем из него вытекающим, но когда встретился лицом к лицу с недавно возникшей проблемой, весь запал куда-то пропал. Но он не может опустить руки сейчас, не когда полдела сделано. Он вырвал Хосока в холод на улицу, чтобы тот помог. А еще Юнги. Чимин уверен, что поход с ним на пустующий стадион явно не тот вид досуга, который хотел провести Мин после учебы. И все же они здесь, и ждут от него каких-то действий. Он не должен подвести их, оставив ни с чем. Не должен провалиться. Не должен подвести себя. Юнги молча смотрит на ледяную установку, мысленно проводя параллели с оригиналом, и сопоставляя процент успеха мага в преодолении препятствия в виде более толстого слоя льда, нежели пластика. Чимин все никак не решится приступить, только буравя взглядом точку в кулере, будто это как-то поможет. Хосок сомнительно косится на него, думая, может ли он как-то помочь другу. Но он ничего не смыслит в его способностях и как они себя ведут, а потому ответ очевиден. — Если не хочешь, можно в другой раз попробовать. — Нет, — обрывает Мина на последнем слове Чимин, решительно сжав ладони в кулаки. У него покалывает в кончиках пальцев от пульсирующей в них энергии, а на место сомнений приходит злость на самого себя. Развесил здесь сопли, когда мог уже давно испытать свои силы. Глубоко выдохнув, он прикрывает глаза, пытаясь собрать мысли в кучку и сосредоточиться на магии, на том потоке энергии, что струится по его телу многие годы. На плечи вдруг ложатся чьи-то руки. Пак, не открывая глаз, видит себя со стороны, будто он сторонний наблюдатель. Он сидит на подоконнике в холле школы, свесив одну ногу, читает книгу, изредка поправляя оправу очков. А потом оборачивается и смотрит прямо в глаза, улыбается и рукой машет, к себе подзывает. А внутри тепло становится, несмотря на леденящий душу ветер, гуляющий по простору. Картинка сменяется. Теперь Пак стоит посреди лесной поляны на практическом уроке магии, скучно водя пальцем по воздуху, оставляя после себя след из зависших капель, что исчезают по мере отдаления фаланги. Он будто подходит сам к себе со спины и кладет голову на собственное плечо, сразу слыша свои ворчания, что снова не дали побыть одному, но, видя, что это за человек, расслабляется, и губы цвета лепестков сакуры растягиваются в скромной улыбке. И снова смена обстановки. Чимин лежит на диване в холле, головой расположившись на чужих бедрах, и дергает нитку на одежде. И Пак понимает: это воспоминания Юнги, в которых фигурирует он сам. Моменты, где они, так или иначе, оставались одни, и маг, с удивлением для себя, отмечает одну деталь: если это картина от лица Мина, то можно понять, что парень нередко на длительное время задерживает на нем взгляд, при любой удобной возможности. А он этого не замечал. А на плечах сейчас — руки Юнги. Не давя, они скользят по рукам в подбадривающем жесте, говорящем, что он здесь и поддержит. Нахмуренные брови Пака расслабляются, складка между ними разглаживается, а плечи опускаются — больше не напряжены. Холодные ладони достигают его запястий, и Чимин не знает, почему сразу же тянется сплести их ладони между собой. Когда Юнги рядом — ему спокойно. И сейчас, видя его нервозность, он снова пришел на помощь. И неважен им стоящий отстраненно Хосок, тактично не следящий за ними. Он видел, как эти двое носятся друг с другом, никогда не вмешивался, видел, как они за годы общения прикипели друг к другу, став сторонниками, друзьями. А потому, пользуясь тем, что они оба стоят с закрытыми глазами, ретируется, слившись с воздухом, предварительно оставив ветровку Пака на трибунах. Юнги, позволив себе минутную слабость, отпускает оковы, которые сдерживали его изнутри от неопределенных порывов к другу, прижимается лбом к его затылку, судорожно выдыхая. Чимин сжимает его ладони сильней, глаза открывает, и только сейчас понимает, что глохнет от стука собственного сердца, бьющего по ребрам, будто то хочет проломить их. Он не знает, что происходит между ними, и уже не может закрывать на все глаза. Друзья не должны вызывать того трепета, который он ощущает внутри, когда они остаются наедине. — Попробуй, — говорит, оставляя жар от дыхания на шейных позвонках. — Я верю в тебя. И сердце, кажется, пропустило удар. Хоть прикосновения Юнги и прогулка по***
Стоило отпустить Хейю на***
Когда над школой сгустилась тьма и за окном брала правление в свои бразды ночь, Хейя, с улыбкой до ушей, возвращается в комнату. Чонгук сидит на своем привычном месте — подоконнике — смотрит вдаль на темный лес, и не сразу поворачивается на источник шума, прервавший его временные одиночные размышления. Девушка почти светится, когда кладет на стол букет и стаскивает джинсовку, чтобы повесить на спинку стула. Она сейчас полная противоположность Чона — веселая, даже счастливая, искрящаяся изнутри, ярко улыбается и своим брожением по комнате как бы призывает парня, мол «спроси, как прошло, я же жду, давай». И даже садится на своей кровати, поглядывая с экрана смартфона на Гука. — Рассказывай, — вздыхает Чонгук, беззлобно возведя к любимому потолку глаза и улыбается, когда Хейя садится напротив на подоконнике с многообещающим «короче». — Ну… я не удивлен, в принципе, — дослушав до конца, выносит свой вердикт Чон, — ты больше боялась. А мы с Хосоком говорили, что он не будет мудаком. — Верно, стоило послушать вас, — улыбнулась снова Хейя. — Но! — вознесла она указательный палец перед собой. — Произошло то, чего вы предугадать не смогли. И все же «что-то не так» произошло, — она пожимает плечами, будучи игривой и окрыленной, как никогда. — Но он показал себя с лучшей стороны, — заканчивает ее мысль парень. — Да, — щелкает довольно пальцами девушка. Ненадолго они замолкают, думая каждый о своем. Хейя о Сокджине, Чонгук — о Тэхене. Но стоит немного отвлечься. — Целовались? — разбавляет тишину, задав вопрос. Девушка аж пробирается вся, чуть ли не задыхается от возмущения и накатившего смущения, щеки сразу залились краской, и Ли начала активно отнекиваться. — Ты что, совсем?! Это же первая прогулка. — Свидание, — исправляет Чон. — Свидание, — кивает, смущаясь еще больше, Хейя. Все никак не примет это за действительность, думая лучше отрицать очевидное. — Но оно же первое! Ты за кого меня принимаешь вообще? — эмоции на ее лице сменяются настолько быстро, что Чонгуку даже смешно становится, и он давит в себе смешок, вырвавшийся приглушенной усмешкой, и отводит голову к окну, пряча улыбку кулаком. — Чего ты ржешь?! Я тебе кто-то из подстилок Чимина, чтобы сразу в постель к Сокджину прыгать? Бр-р-р, аж противно становится, — ее натурально передергивает, а Чонгук не сдерживается и все же подрагивает плечами, беззвучно смеясь и кивая, соглашаясь с каждым словом подруги. — О! — вдруг вскрикивает Хейя, стоило Чону чуть успокоиться. — Давай погадаем, как раньше? У меня такое настроение хорошее, что я могу прям сейчас притащить тот котелок с чердака. — Который закрыт? — А… Ну, блин, возьмем кастрюльку с кухни, не думаю, что кухарки обидятся. Тем более, я потом ее вымою, — спрыгнув с подоконника, девушка, уверенно схватив телефон с кровати, пошла на выход из комнаты. — Я погнала за кастрюлей, ты пока плиту достань. Господи, хоть где-то она пригодилась, — усмехается девушка. Эту плиту подарили ей родители, как-никак общажная жизнь, а на наличие поваров и столовой они упорно закрыли глаза, сетуя на то, что любимая дочь попробует себя в кулинарии когда-нибудь. Попробовала. Но только не в кулинарии, а в зельеварении. Кружок «почувствуй себя ведьмой» — так это называет Чонгук. Для лучшего эффекта в комнате погасили единственный источник света — гирлянды, погружая помещение в ту мистическую тьму, которая нужна была в данный момент. Разве что решили достать старую керосиновую лампу, которую нашли, когда только сюда заселились. «Она выглядит старее моей прабабушки» — сказала тогда девушка, а сейчас, протерев ее от тонкого слоя пыли, утопает в полумраке с другом, потирая ладони от нетерпения. Иногда маги любили баловаться травами, вызывающими иллюзии или необычные реакции при некоторых манипуляциях. Были запрещенные — их приравнивали к наркотикам, но были и безобидные, играющие в воздухе дымчатыми картинками, вызванными чужими фантазиями. На эти картинки влияли сами гадающие, видя в них то, что было или то, что хотят увидеть, и называли такие забавы гаданием. Когда Хейя показала Чону это впервые, была искренне впечатлена его живым удивлением и яркими эмоциями, они тогда всю ночь напролет играли с картинками в полупрозрачном цветном дыме. — Ох, чувствую себя Гарри Поттером, — сидя перед поставленной на плиту кастрюлькой воды, когда Ли добавляет травы одну из другой, говорит Чонгук. — Ага, только помимо приятного запаха, тут еще и киношку посмотреть можно, — усмехается Хейя, начиная помешивать полученную заварку до кипения. Плюсом к этому гаданию было еще и то, что после завершения сеанса полученный отвар можно было выпить как чай. И вкусно, и полезно. Через пять минут полученная жидкость начала источать пока слабый свет, что говорило о практической готовности. Она постепенно меняет цвета, в зависимости от степени кипения и свойств брошенный трав. Сейчас искрилась зеленым светом, что, став ярче, затмил даже лампу, которую сразу убрали в сторону, погасив за ненадобностью. Девушка с детским восторгом склоняется над кастрюлей, завороженно смотря на получившийся перламутровый отвар, вдыхает его пары полными легкими и отстраняется. — Давай, погадай что-нибудь про Сокджина, — не упускает возможности подтрунить девушку Чонгук. — Детишек там, свадебку, — Хейя сразу же реагирует, наклоняясь над плитой и хлопая его по плечу, не убирая с лица счастливого выражения. Немного подумав, девушка загадала что-то, не объявив, но поднимающийся белый дым стал гуще, и в нем появилась четкая картинка подаренных гипсофилов, а после — две фигуры, сцепленные друг с другом на прутьях лестницы. И Чонгук сразу вскрикивает, указывая на парочку и понимая, кто это и что случилось. — Ты так вцепилась в него, надо же, — Чон больше с восхищением и удивлением смотрит, даже склоняясь ближе к кастрюльке, и тихо выдыхает одно восторженное «вау». — Теперь ты давай, — вновь наполнилась энтузиазмом Хейя, буквально не в силах усидеть на месте, ерзая по ковру. Изредка данный сеанс мог показать сокрытые чувства магов или их тайные желания, продемонстрировав их в картинках. И девушка уже вся извилась от желания узнать, о чем же грезит лучший друг. — Подумай о чем-то, что очень сильно хочешь. Или нет, не так, — она замахала руками, останавливая мыслительные процессы парня. — Подумай о чем-то конкретном. Или о ком-то. Тебе же интересна тема вашей с Тэхеном связи. Так подумай об этом, думаю, это неплохой вариант. — А что я могу о ней думать? Все, что я думаю, я тебе рассказываю, ты ничего нового не узнаешь. — Нет, ты не понял. Ммм… — девушка задумывается, подбирая правильные слова, чтобы донести, что она имеет в виду. — Как ты ее ощущаешь, как это чувствуется. Это редкая магия, поэтому мне немного интересно. Да и тебе тоже, нет? — Что ж… Чонгук задумывается. Как он ощущает эту невидимую связь? Он не думал о ней, как о чем-то вещественном, скорее принял сразу как то, что отныне будет всегда с ним. Он видел в астрале едва уловимый след, тянущийся от него к другому магу, чувствовал облегчение, стоило подойти в лесу к нему близко, а в груди теплилось спокойствие от одного присутствия Кима где-то поблизости. Хоть оно и сменялось паникой от неизвестности того, что может случиться при их контакте, внутри все равно становилось спокойней, будто стихия бесноваться переставала, и ненавязчиво просилась наружу к другому магу. Как он это представляет? В голове только портрет Тэхена и возникает при упоминании магии соулмейтов. Он же и появляется в белесом дыме, освещаемом зеленым свечением из подобия котелка. Стоит, смотря в сторону, со сложенными руками на груди, с опущенными веками, откинув к двери голову. Выслушивающий просьбы Чона о помощи. Почему-то именно этот момент вызвал в парне те эмоции, которые он редко испытывал прежде. Волнение и даже трепет внутри, от которых сердце ускоряет свой темп, срываясь со спокойного, привычного, сбивая ритм дыхания напрочь. В дыме могло отразиться что угодно: практика, лес, но появился именно кадр, где Ким предстал перед ним домашним, уставшим, в своей мере красивым, впечатлившим капризную сущность внутри. В груди снова скребется. Вперемешку с обидой, непониманием — это чувство, как опухоль, разрастается, отравляя организм, заражая здоровые клетки и заставляя страдать. Но почему же так больно?***
Eye-water Sawano Hiroyuki
Тэхен принимает уже вторую настойку, но успокоение не приходит. Чонгук все еще в подкорке, все еще зовет его во снах, молит о помощи, своими холодными пальцами прожигает его кожу насквозь, заставляя плавиться, пузыриться, сползать ошметками к кистям. Тэхен смотрит на свои ладони, в каждой лежит по сердцу. В груди дыра больше, чем кулак, кровью сочится, пускает ленты, расползающиеся нитями по белой футболке. И нужно выбрать: какое из этих двух сердец уничтожить, раздавить в ладони. Его собственное или Чонгука. Выбор, где кто-то один будет страдать от неимоверной боли, так и оставшись с пустотой в груди. Этот кошмар преследует его вторые сутки, теперь еще и эта боль внутри как раз кстати. Как воплощение сна в реальности. Очень правдоподобно, только здесь выбора сделать не дают, здесь за них все решила судьба. И сейчас — страдают оба. Ким опирается руками о стол, низко опустив голову, старается дышать глубже. Кольца против магии соулмейтов бессильны. Она как болезнь, от которой не придумали лекарства, только мучиться заставляет, оттягивая момент скорой кончины. Но его лекарство и спасение живет с ним на одном этаже, чуть дальше по коридору, и заходило часами ранее, давая упиться глотком кислорода без посторонней боли, а также открыло глаза на другую проблему, что в разы опасней непрекращающегося жжения. Очередной вздох сопровождается сдавливанием в лёгких, отдает больным покалыванием, чтобы после расползтись витиеватым раздражающим жжением — как кислотой по открытой коже. Ким выходит из комнаты, скорыми шагами направляясь к нужной двери. Возле комнаты, из которой смех слышится, он стоит с минуту, а после стучит несколько раз, сразу же растворяясь в воздухе. Хейя открывает дверь, никого не обнаружив, выходит в коридор, чтобы осмотреться, дав тем самым возможность Тэхену проскользнуть в комнату. — Закрой дверь, сквозит, — просит Чонгук, а Ким так и замирает возле шкафа, смотря на развернувшуюся перед ним картину. Знакомый свет и сгустившийся белый дымок. Он узнает это гадание из тысячи. Вихен несколько раз позволяла себе побаловаться магией с внуком, и каждый раз мальчик все больше поражался картинкам, которые показывала ему женщина, когда рассказывала свои истории. Девушка снова садится напротив Чона, сложив ноги под себя, помешивает отвар ложкой, пуская новую порцию пара. — Помнишь, что было в лесу? — заговаривает Хейя. — Ты про тот вечер, когда я Тэхена встретил? — Ким на этих словах несильно хмурится. Чонгук мог помимо Хейи разболтать это кому угодно, но почему-то маг не хочет верить в правдивость своих догадок, склоняясь больше к тому, что девушке он рассказал, как очень хорошей подруге. — Да. Что именно ты тогда… — Видел? — Ощущал, — Чонгук вместе с Тэхеном вскидывает брови. — Это же была, по сути, ваша первая встреча, когда ты почувствовал связь с ним, да? — И как ты хочешь, чтобы я показал это? Я и сам, если честно, не понял тогда толком, что случилось. Просто с магией было проще управляться, что ли… — почесывает затылок, вспоминая, Чонгук. Воспоминания свежи, живут внутри, но воспринять их сложнее, чем может показаться на первый взгляд. — Это было странно и непонятно, и… «Страшно» — про себя думает Тэхен, так и стоя в стороне, чтобы не выдать своего местонахождения, случайно отбросив тень. В тот вечер, снова спустя недолгое время, потерял контроль над эмоциями, боясь, что его раскроют, но большая волна злости его окатила, когда он на собственной шкуре ощутил то, что для всех было легендой. — Покажи как-нибудь. Может, я не знаю, бабочек в животе почувствовал, топор в спине, — перечисляет Хейя. — Какие бабочки? — не сдерживает смешок Чонгук. — Это ж не влюбленность. — Ну, не знаю, судя по тому, как ты вечно о нем рассказываешь, — тянет девушка, коварно ухмыляясь. — Это скорее восхищение, чем симпатия, и я уже об этом говорил. — Ну да, ну да, позаливай еще мне тут, — изображая говорящий рот ладонью, закатывает глаза Ли, не слыша тихий смешок Тэхена. Ему нравятся взаимодействия этих двоих, наверное, он бы тоже хотел себе такого друга или подругу, чтобы можно было и посмеяться, и проблемы обсудить, и совета попросить. — Хорошо, — Чонгук закрывает глаза, откинув голову назад. — Это как полет. Невесомость, легкость, чувство облегчения, будто кто-то другой помогает тебе преодолеть все тяготы этой жизни. Разделяет с тобой все. Когда ты далеко — это отдаёт тяжестью, все вмиг становится трудным, невозможным, раздражающим. Но когда снова есть возможность хотя бы увидеть… — он делает паузу, вдруг отмечая, что внутри все спокойно, но решает не придавать этому значения, а просто облегченно вздохнуть. — Все твое нутро тянется к тому человеку, — Чонгук говорил размеренно, спокойно, прокручивая в голове кадры с Тэхеном один за другим, а над кастрюлькой появилось поле, бескрайнее, где колосья видны и ни единого дерева, строения, абсолютно ничего. Картинка, олицетворяющая легкость и свободу. Тэхен старается двигаться как можно тише, осмелившись приблизиться к вару и заставить огонь на плите вспыхнуть, обволакивая на мгновение кастрюлю, чтобы выпустить больше пара. Чон и Хейя вздрагивают, отклонившись чуть назад. Из посудины пар, струящийся до этого сам собой, начал сгущаться в одну тонкую струйку, поднимающуюся выше. Тэхен на грани слышимости шепчет заклинание, которое всегда использовала Вихен, и комнату озаряет взрывом ярко зеленых искр, пылью осыпавшихся на пол. А белый дым начал вести себя, как по указке Кима: рассредоточился по комнате, создав подобие вакуума вокруг магов. — Что происходит? — недоуменно смотрит на все Чонгук, не позволяя себе поддаться панике. — Не знаю, но что-то определённо красивое… — Хейя завороженно наблюдает за появляющимися в виде зеленых искр, среди сгустившегося воздуха, картинками. Лесом, школой, всей их компанией, будто за ними кто-то наблюдал со стороны, и чем-то невероятным, похожим на дракона. Они сменяются одна за другой, на некоторых даже моменты, которых не было, на многих сгустках изображен Чонгук. — Обалдеть… Тэхен произносит другое заклинание, дым снова срастается в одну кучку и перед Хейей образуется ее зеленая, переливающаяся перламутром копия. — Обалдеть! — не удерживается она и выскакивает на ноги. Копия повторяет за ней каждое действие, выводя на смех. — Чонгук, ты видишь это? — она машинально оборачивается на друга, так и смотрящего на все это ошарашенными глазами. Девушку пробирает на новый приступ смеха. — Видел бы ты сейчас свое лицо! — хватаясь за живот, пытается четко выговориться Хейя. Тэхен закусывает губу, чтобы не составить компанию девушке, но отражение Гука перед ним сотворяет. Тот свои глаза таращит еще больше, хотя, казалось бы, куда еще. Чонгук смотрит на свою удивленную физиономию несколько секунд, прежде чем усмехнуться. Это все странно, раньше не происходило ничего такого при их гаданиях, а сейчас что-то либо определённо идет не так, либо сеанс можно считать удачным. Чонгук пробует до себя коснуться, но пальцы проходят сквозь руку. Вдруг появляется тот же дракон, и он нависает над зеленым Чонгуком, обвивается вокруг его руки, протянутой навстречу оригиналу, и, кажется, пытается коснуться настоящего парня сам, но фыркает и, выпустив пар из искр на его пальцы, струится обратно по руке, чтобы прилечь на плечах. Чон смотрит, как его копия медленно рассеивается, отпустив руку и осев на ковер обратно. Хейя, включив гирлянды и поставив немигающий режим, подсела к нему. — Колись, как ты это сделал? — восторженно смотрит она на друга. — Я?! — Не я уж точно. Это магия соулмейта так повлияла на гадание, как думаешь? Неужели она настолько сильная, что отражается даже на такой мелочи, как шуточное гадание. — Я не знаю… — И все равно это было просто потрясающе! — она, в порыве неконтролируемых эмоций, хватает его за руки, и ее лицо искажается в искреннем удивлении. — Что? — Чонгук не понимает причины такой резкой смены настроения, но когда Хейя смотрит на его ладони, зажатые в ее миниатюрных, то понимает раньше, чем она констатирует. — Они теплые. Дверь в комнату резко распахивается, пуская дикий поток ветра, который гасит плиту и смахивает остатки пара, растворяя их в воздухе, и бьется о стену с громким хлопком.