***
Пять дней назад. Комната Чимина.
— Мне хана, — будто смирившись со своей участью, говорит Пак. Он лежит на кровати, вытянув вдоль стены ноги и разбросав по сторонам руки, и жалуется Мину на жизнь. — Не преувеличивай, — говорят ему в ответ с мягкого мешка-кресла. — Не все так плохо, как ты думаешь. — Все очень и очень хуево, — переворачивается и становится на колени Чимин, смотря прямо на Юнги. — Я не сдам ничего из того, что мы должны писать. Вот вообще ничего. Я же валенок и в истории, и в познании силы, да во всем! — К истории и единству с магией можно подготовиться, — верно подмечает Мин. — У тебя еще два дня в запасе, не считая сегодняшний вечер. Если возьмешься за них сейчас, то зачет у тебя в кармане. — Не смогу я к ним подготовиться. Я когда пытаюсь это сделать сам, то рано или поздно забиваю болт и иду в телефон. А в голове нихрена не откладывается. — Значит, надо было раньше все учить, а не на новеньких бузить, — с нескрытным намеком говорит Юнги, вскидывая брови. — Следует ли мне говорить, что я тебя предупреждал? Чимин обессиленно вздыхает, уткнувшись лбом в мягкий плед на кровати. Он, конечно, знал, что его пофигизм по отношению к учебе и частые списывания когда-нибудь аукнутся, но не в начале же года. Он понятия не имеет, как будет сдавать всю теорию, и, уж тем более, как будет потом все исправлять. Потому что итог один — он не сдаст. С практикой проблем вообще не было, кроме познания силы, предмет новый, непонятный, но и директриса Шин сказала, что не будет сильно нагружать, поэтому это можно отбросить. Но история, которую Пак терпеть не может, и единство с магией явно заставят его попотеть. Как он потом планирует сдавать экзамены в конце года — ума не приложит, но скидывает все на то, что к ним будет готовиться усердней и с репетиторами, а сейчас он в полной жопе. Чимин готов заскулить от безысходности и плачевности своего положения, прекрасно зная, что родители за его успехи в учебе не похвалят. Семья Пака была небольшой — родители, младший брат и он сам. На него, как на старшего, накладывалась большая ответственность. Стать примером для младшего и гордостью родителей, добиться таких высот, какие и не снились, было его задачей на большую часть жизни уж точно. Но вопреки желаниям родителей, он был довольно ветреным парнем, учился хоть и хорошо, но с огромным натягом, часто списывая и выкручиваясь как может, лишь бы не было плохих результатов в итоге и его не наказали. А наказать могли тем, что ограничат его передвижения в принципе и выход в соц.сети, и, главное, переведут на домашнее обучение! Там же маршрут от комнаты к комнате, а прогулки только на выходных или по праздникам. Если раньше получалось выпутываться из проблемы находя несколько способов решения, то в этот раз все куда хуже. Те самые контрольные должны были проходить в форме теста, но в котором к каждому заданию нужен был развернутый ответ; либо же в устной форме один на один перед самим преподавателем. Можно было бы списать, но только перед объявлением о сдаче нужных предметов им сказали, что рассадят по двум кабинетам, по человеку на одну парту и так, как решат преподаватели. Ситуация хуже некуда. Если Чимина посадят прямо пред наблюдающим — пиши пропало. — А если тебе помогут подготовиться? — Юнги думает, что эта идея довольно сомнительная, но все же попробовать стоит. — Кто? — Пак ложится удобней на кровать, не искрясь энтузиазмом от предложения Мина. Он вообще не верит в успех хоть какого-то плана, который может созреть, и просто отрешенно дергает волокна пледа, усыпанными серебряными кольцами пальцами. — Если я возьмусь за твою подготовку, будешь учить? — Чимин с пледа поднял удивленные глаза на парня, смотрящего на него вполне серьезно, и пытается найти подвох, которого нет в чужих словах. — Я могу помочь, только если у тебя есть желание. — Правда? Юнги, ты очень выручишь. — Только если ты реально будешь учить, а не кивать болванчиком и пинать хуи. — Обещаю, — Чимин готов вскочить с постели и налететь на Мина с объятиями и благодарственными словами, но сдерживается, выдавив только счастливую улыбку и уводя взгляд, вдруг смутившись. Они и раньше с парнем проводили много времени вместе, но почему-то сейчас предстоящая близость казалась неловкой и смущающей. Чимин всегда чувствовал себя не таким умным, как Юнги, не таким талантливым, считал себя, наоборот, глупым, когда проводил время рядом или когда тот отвечал на уроках, учил его жизни, да вообще большую часть времени. И даже сейчас Юнги ведет себя снисходительно по отношению к нему, предлагает помощь из добрых побуждений, и это очень много значит для Пака. — Когда начнем? — снова глазами находит его. Юнги бегло проходится по фигуре парня, немного задерживается на растянутых от радости губах, и усмиряет непреодолимое желание коснуться их. — Можно сейчас, если хочешь. Только я должен буду сходить за конспектами. — Хорошо, — кивает Чимин и, встав с кровати, спешит приготовить все необходимое для их первого с Мином занятия. Время близилось к шести, когда они сели за стол и Юнги принялся за подготовку парня к контрольным. Чимин, честно, хотел застрелиться, с трудом запоминая то, что говорит ему Мин. Сколько бы усилий он не прилагал, делая пометки у себя в тетради, вслушиваясь в неторопливую речь друга, в голову то и дело лезли совсем другие мысли. Например, что у него довольно приятный голос, даже очень. Настолько, что Пак заслушивается, вроде и находясь здесь, делая вид, что впитывает информацию, как губка, но в то же время отстраненно сидя возле него, но находясь при этом в собственной нирване, где нет ничего, кроме низкого хриплого голоса. У Юнги всегда был такой голос? Если да, то Чимин готов себя ударить за то, что раньше поверхностно его слушал. Он перестает вертеть в пальцах ручку, уронив ее, и приходит тут же в себя. Ему нужно немедленно взять себя в руки, иначе Юнги передумает помогать ему, подумав, что Паку на все это плевать. По большей части так и есть, но хотя бы на слабую четверку ему надо доучиться. Он чувствует, что в последнее время с ним творится что-то странное, когда Мин находится рядом, то бишь постоянно. Это началось, скорее всего, после летней поездки домой, когда по случайному стечению обстоятельств гидромант понял, что он далеко не гетеросексуален, переспав с одним парнем после дня рождения друга. И, самое интересное, что принял он пассивную роль, даже не пререкаясь особо. Принял себя хоть и не сразу, но постепенно придя к выводу, что ничего трагичного не случилось. Долгие размышления и попытка вспомнить моменты жизни, когда он засматривался на парней, затянулись на добрые несколько дней. Родители до сих пор не знают, почему Пак так часто стал оставаться у того самого парня на ночевки, но смахнули все на то, что они просто нашли общий язык. Чимин на каникулах ушел в отрыв, днем играя примерного сына, перешедшего в выпускной класс, а ночью меняя маску и становясь развязным любовником, готовым пойти на каждодневный секс без обязательств, только бы понять, что он чувствует. В школе же все осталось по-прежнему. Он так же был плейбоем, которого хотели девушки, присылая ему частенько сообщения с предложением провести время вместе. Про другую сторону своей жизни он забыл на время учебы, проводя время исключительно с противоположным полом, но забыл про одну деталь, являющуюся его каждодневным спутником. Мин Юнги всегда рядом, поможет, утешит, подбодрит и пошлет нахуй тех, кто что-то имеет против Пака. Неизменный друг с начальной школы и парень, из-за которого у него снова начала проявляться другая натура, любящая быть снизу. Но это неправильно. Юнги — друг и не больше, Чимину нельзя к нему привязываться и, тем более, влюбляться, это может привести к ужасным последствиям, после которых их общение может прекратиться раз и навсегда. Но каждое прикосновение, взгляд, слово, сказанное Мином, действовали на парня, как мясо перед голодающей собакой, которую держат на цепи. Эти внезапные порывы нежности, когда Юнги заботился о нем в период болезни; когда вытаскивал из водной пучины при всплеске энергии; прижимался со спины, показывая свои воспоминания и проводя по шейным позвонкам едва ощутимо носом и губами. Это все выбивает Пака из колеи. Он понимает, что все это лишь дружеская забота, поддержка, он готов делать для него то же самое. Но их разница в том, что Чимин делает это с другими чувствами на душе. Когда, посмотрев на время, Юнги говорит, что уже поздно и они могут на сегодня завершить, Чимин едва держится, чтобы не вздохнуть с облегчением. Он все два часа, что вещал ему Мин, пялился на его двигающиеся губы, растягиваемые то вдоль, то поперек в процессе речи. Почти с упоением слушал его низкий тембр и хотел отбросить к чертям учебник по истории магии куда подальше и впиться жгучим поцелуем в розовые губы. А лучше бы, если эти губы растянулись на его члене. Закрыв дверь, Чимин прислоняется к ней лбом и глубоко дышит, закрыв глаза. — Блядство, — тихо ругается. Он не думал, что, позвав Мина к себе, все закончится так. Хорошо, что он начал ему помогать, за это Чимин готов поклон отвесить, но то, что вместо учебы он был увлечен его гребанными губами, выделяющимися среди бледной кожи своей краснотой, было очень плохо. Это могло значить, что все заходит слишком далеко. Возбуждение слабым сигналом отдает внизу, заставляет вестись у него на поводу и подкидывает остальную череду картинок не совсем приличного характера. Пака так даже девушки, ползающие у него в ногах, не возбуждали, шепчущие своими тонкими голосами развязные фразы, как последние шлюхи, делающие все, чтобы он, наконец, за них взялся. Его возбуждает только один голос и он не сладкий и милый, а полная противоположность. Голос Юнги, как его личный фетиш, своей глубиной пробирает до дрожи в коленях, до мурашек по чувствительной коже и долбанного холода в костях. Чимин переплюнул всех тех девушек, что у него были, сам готов встать на колени перед Мином и ждать его приказов. Парень проводит ладонью по топорщащейся ткани джинс, ощущая болезненный стояк, и закусывает губу — только бы на стон не сорваться. Джухон, как обычно, вернется поздно, но в комнате снимать напряжение он не станет. Плевать ему будет, что в душ снова образуется очередь, абсолютно плевать, ему просто необходимо сейчас встать под горячие струи и расслабиться, представляя на вставшем члене чужие ладони. Это точка невозврата, понимает Чимин, когда с заглушенным стоном выпускает струю теплого семени в душевой кабинке. Как раньше уже не будет, думает он, пока перед глазами рассеивается образ друга, на который он только что самозабвенно дрочил.Два дня спустя. Урок истории магии.
Чимину кажется, что у него галлюцинации начались из-за поплывшего в последнее время мозга. Уроки с Юнги проходят каждый вечер, и этот не исключение, но сейчас, когда их всех пересадили и Пак оказался на третьей парте перед учителем, паника начала накрывать по новой. — Так же вы будете сидеть и на контрольных по всем предметам, — говорит учитель Ким, поправляя наручные часы. — Единственное что — разделитесь по двум аудиториям и будете сидеть в шахматном порядке. Пак не смотрит на девушку рядом, уже в который раз заправляющую длинную прядь темных волос за ухо, пытаясь привлечь его внимание, а смотрит нечитаемым взглядом в тетрадь перед собой, где исписано несколько страниц текстами, которые Юнги все-таки заставил его записать под свою диктовку. Он искренне молился, чтобы не дошло до парня, что повторить он просил, потому что откровенно залип на его голос и на то, как проводит по губам язык, увлажняя их, а не потому что не успевал. Собственные записи у него плывут перед глазами даже сейчас, когда Мин в другом конце кабинета слушает учителя, объясняющего, как будут проходить контрольные. Горло начинает сдавливать от душного воздуха, стоящего в кабинете, чувство, будто Пак сейчас задохнется от недостатка кислорода. Проведя по шее ладонью и тихо откашлявшись, лучше чувствовать он себя не стал. Будто только что рукой нащупал тот невидимый ошейник, давящий на горло, поводок которого находится у парня. Чимин смотрит в сторону, по невидимой материи ползет и натыкается на темные глаза, смотрящие прямиком на него. Он чуть не вздрагивает, внутри встрепенувшись всем своим нутром. Это не было похоже на обычный поиск друга в кабинете, найдя которого стоило бы отвернуться обратно к учителю. Мин смотрел долго, не отрываясь, так, будто бы Чимин отвернут, а не смотрит в ответ. Он, наверняка, ждет от него успеха, хороших результатов, прожигает взглядом, напоминая об этом. Стучит ручкой по парте и не чувствует, как тяжелеет дыхание у Чимина, а сердце в груди больно бьет по ребрам. Знал бы Чимин, на какие муки идет парень, чтобы удержать себя в узде и при очередной встрече не примкнуть к пухлым губам, не смять их, не искусать до приятной глазу красноты и тянущей боли внизу живота. Юнги уже тысячу раз пожалел, что затеял их встречи в комнате Пака, где почти каждый метр его естественным запахом пропитался. Встречая Мина в домашней одежде, открывающей выпирающие призывно открытые ключицы, Чимин даже не задумывается, как ему хочется прикусить их, провести языком по молочной коже, вызвать крупные мурашки по телу и целовать каждую. Чимин, кажется, засел в голове так плотно, что с корнями не выдернешь, от души не оторвешь. Юнги уже не сможет позволить сделать это. После случившегося на стадионе они должны были поговорить, но оба молчали, оттягивая момент, как жвачку. Дав себе слово после всех работ завести сложную беседу с Паком, Юнги снова опускается на манящие губы. Черт. Чимин отворачивается первым, когда преподаватель, обращаясь к нему, уточняет, все ли понятно. Парень болванчиком кивает и, поджав губы, снова опускает глаза в тетрадь, поерзав чуть на стуле. Сегодня будет последний день их с Юнги занятий, а уже на следующий — контрольная. Но вместо того, чтобы думать о грядущей работе, Пак молится, чтобы выдержать их уединение снова и не сорваться.Вечер после контрольных. Настоящее время.
Чимин в отчаянии. Все старания Мина насмарку, потому что в голове парня полная каша, где смешалось абсолютно все. Он не рассчитывает на успех и даже на притянутую за уши тройку, он понимает, что это полный провал без шанса на победу. Чимин проиграл заранее, когда согласился на предложение Юнги позаниматься, сам подошел к краю и шагнул в пропасть, где чернота глубоких, немного сощуренных глаз поглотила его, заманив мелодичным голосом. Слушать результат нет смысла, он его уже знает, проверив по записям даты, события и личности. Перепутал все и даже самое простое, где, чтобы ошибиться, нужно постараться. Видеть Юнги сейчас стыдно, неловко, он не сможет оправдаться тем, что плохо запоминает или что предметы эти ему просто-напросто не даются. Скрываться теперь будет еще сложнее, чем до этого, Мин не дурак, явно что-то заподозрит и, скорее всего, сможет раскусить тайные желания гидроманта. По дороге в комнату, Пак вылавливает парня, у которого всегда находилось, что выпить, и берет себе несколько бутылок вина, планируя напиться, залить горечь своего провала терпкой сладостью алкоголя. Черт бы побрал эту манию к Юнги и безалаберность Пака. — Что-то празднуешь? — ухмыляется надменно высокомерно Мина, углядев за проходящим мимо парнем. — Хотя что праздновать? — не поворачиваясь продолжает. — Незачет почти по всем теоретическим предметам, — наигранно жалостливо тянет она и смеется, слыша, как чуть ли не пыхтя от злости, Чимин продолжает свой путь в комнату. Когда-нибудь он эту змею придушит собственными руками.***
Future Royalty (feat. Katrina Stone) My Time Is Now
Юнги уже не первый час слышит приглушенную музыку за дверью, сидя в комнате. Начиная с окончания уроков, и вплоть до этого момента, он не видел Чимина, будто тот, как маг воздуха, в нем же и растворился. Это было необычно, но привычно, бывают у него иногда такие моменты, когда он, ограждаясь ото всех, изъявляет желанием побыть в одиночестве. Мин не стал наседать, не бросился искать, хотя внутри что-то неприятное скреблось, предвещая нечто нехорошее. Шестое чувство его редко подводило, но на тревожные сигналы он старался не обращать внимания, читая какой-то взятый детектив из библиотеки. Слушать это безобразие, играющее у соседей, сил не остается, когда стрелка часов близится к девяти, а терпение Мина к отметке «с меня хватит». Он, отложив книгу на полку, выходит из комнаты и стремительно идет по мере нарастания звука, пытается понять, кто потерял страх, да еще и во время отдыха большинства людей. Удивление застывает на лице, когда, пройдя мимо комнаты Пака, музыка начала звучать тише. Сомнений, что это звук именно из комнаты друга, не осталось, когда, подойдя к нужной двери, он услышал отчетливые бьющие по ушам басы. Как там никто не оглох? Он стучит довольно громко кулаком по деревянной поверхности, но отзываются только после третьей попытки. Стоило музыке сделаться тише, на порог комнаты не выходит, а почти выпадает Чимин с полупустой бутылкой вина и, похоже, что не первой, весь шатается с немного растрепанными угольными волосами и поплывшими, едва что-то видящими перед собой, глазами. — Юнги-и-и, — тянет он, растянув губы в улыбке, опираясь о дверной косяк. Глазенки сразу загорелись, шире раскрылись, а брови, в цвет волосам, вверх поползли. На ранее белой футболке несколько мелких капель красной жидкости, видимо, этого же вина, она неряшливо торчит из-за пояса светлых рваных джинс. Похоже, он, не переодеваясь, сразу зашел и начал пить, не заботясь ни о чьих чувствах и желании отдохнуть и отоспаться после тяжелых учебных дней. В рот он их имел. У него тоже была тяжелая неделя, он тоже хочет отдохнуть и отпустить все сложности этой жизни. — Ты что, пьяный? — хмурится Мин, уловив отчетливый запах алкоголя от парня, а в ответ только довольное хмыканье слышит. Ему редко предоставлялась возможность увидеть Пака в состоянии нестояния, но, кажется, эта самая возможность будет прямо сейчас. — Да, — гордо заявляет. — Я все проебал, — говорит, жестикулируя рукой с бутылкой. — Не сдал ни-ху-я. — Как так? Мы же занимались, даже тройки нет? — хмурится еще сильней Юнги, совсем не понимая. Чимин записывал все, что он говорил, кивал, когда Мин уточнял, все ли понятно. Как минимум тройка должна была быть хотя бы по одному предмету. — Да потому что невозможно это все! — пьяно заявляет Чимин, повышая голос. От улыбки на лице не осталось и следа. — Было бы возможно, учи ты что-ни- — Как блять учить, когда сука каждый чертов раз я залипаю на твой ахуенный голос и пиздатые руки? — язык парня совсем развязался, он явно перестал контролировать свою речь, ругаясь направо и налево, еще и карты все на стол выкладывая. У Юнги от такого заявления хмурость с лица уходит, возвращается удивление и, еще больше, замешательство. — Чего? — Того! Что я блять не могу спокойно усидеть на жопе и слушать про какую-то там реликвию, которая была у какого-то важного хуя истории, когда каждое слово, сказанное тобой, заставляет волосы на теле зашевелиться. Ты руки свои видел когда-нибудь? — спрашивает, схватив свободной рукой запястье Мина, при этом шатаясь. — Это же ебаное произведение искусства. На них не залипнуть — греху подобно. Ты как ходячий фетиш, собрал в себе все кинки текущих сучек воедино. И я вхожу в их список, потому что не хотеть тебя не-воз-мож-но! И каждый раз, когда ты уходил, я закрывался в ванной и позорно дрочил на тебя, своего лучшего друга, потому что втрескался, как первоклассница, и не могу себя контролировать! — закончив свое пьяное признание, Пак по привычке кинул взгляд на распахнутые в шоке губы напротив и невольно отвернул голову, сразу почувствовав легкое головокружение. — Я, может, пожалею о своих словах, но мне уже похуй. Хуже уже все равно не будет. Делай с этой информацией, что хочешь. — А теперь ты послушай меня, — не дав парню уйти, закрыв дверь, остановил Юнги. — Давно ты понял, что все, что ты чувствуешь — правда? Я с этим чувством боролся пять лет. Пять лет я тихо любил тебя, оставаясь всегда другом, который поддержит и будет рядом, потому что большего не могу позволить: ты же у нас гетеро. И я не давил, не грузил своими проблемами, хотя каждый раз видеть твои губы и быть не в силах их поцеловать — было огромнейшей пыткой. Теперь делай выводы в своем пропитом мозгу, Пак Чимин. — Я пришел к выводу, что прямо сейчас хочу сделать так, — убрав бутылку куда-то на пол, Чимин хватает Мина за воротник черной рубашки и притягивает к себе, вгрызаясь в его так долго желанные губы грубым, неуклюжим поцелуем, и сразу утягивая его в комнату за собой. Юнги бьется спиной о сразу закрывшуюся дверь, упивается алкогольными губами, сминая их, и чувствует напористость Пака, когда тот углубляет поцелуй. Чимин мычит в поцелуй, получая, наконец, то, что хотел, ведет руками по груди парня, задевая сквозь ткань бугорки сосков, сразу вставших, как по команде, и пьянеет, кажется, еще больше, чувствуя крупные ладони на своей заднице. Он не в силах сдержать улыбку сквозь поцелуй, тянется к пуговицам, расстегивая одну за другой — сейчас он не хочет видеть одежду ни на себе, ни на парне. — А твой сосед? — усмехается Юнги, когда Пак ненадолго отстраняется, облизывая винные губы. — Нахуй его, — снова чужие губы в его плену, а на двери щелкает замок. Чимин чувствует чистый кайф от миновых губ, смакует их сладость на языке и беспрепятственно проникает в чужой рот, разводя их. Ему не было так хорошо очень давно, наверное, с тех пор, как первый раз попробовал спать с парнями. Его губы кусают, Юнги перехватывает инициативу, сжимая упругие ягодицы, после чего подталкивает парня к столу и усаживает сверху. С него что-то падает, звонко рассыпаясь, Чимин, войдя во вкус, сметает и остальное на пол, и обхватывает Мина ногами, вжимаясь в его пах своим. Юнги отстраняется и снимает расстегнутую рубашку, пока Пак пытается снять футболку, запутавшись в ней и грязно матеря все, на чем свет стоит. — Ты слишком пьян, не думаешь? — хмыкает Юнги. — Зато ты слишком трезв, — язвит в ответ. — Ты действуешь лучше любого алкоголя, тритончик, — они улыбаются друг другу и снова сливаются в глубоком поцелуе. Юнги бесцеремонно проникает под ткань джинс парня ладонью, оглаживая его ягодицы, пока Чимин двигает ими навстречу, все напираясь на минов стояк через плотные слои ткани. Обжигающие поцелуи проходятся по его телу, по шее, по ключицам, Юнги скользит языком по идеальной коже с россыпью родинок и вбирает губами один потемневший сосок. Чимин выгибается навстречу, сжимая волосы парня на затылке, и машинально ноги шире разводит, распахивая глаза и открывая рот в немом стоне. Мин слегка прикусывает чувствительную горошину, слыша приглушенный стон закусившего губу Чимина, и скользит руками вдоль его рельефного тела. — Ты не представляешь, сколько раз я видел этот момент, пока ты мне объяснял ебаную историю, — Пак несдержанно елозит на месте, джинсы трут и мешают, их бы снять скорей и ощутить жар юнгиевой кожи. — И сколько же? — Юнги расстегивает чужую ширинку, чтобы помочь стянуть проклятые скинни вниз и оголить подкаченные бедра длинных ног. Он сразу закидывает их себе на плечи, садится на колени и целует теплую кожу на бедре, подняв помутненный взгляд наверх. У Чимина та же животная страсть и желание в потемневших глазах плещется, ткань боксеров натянута от возбужденной плоти, видно даже небольшое пятно от выступившей смазки, а ладонь все еще на чужой макушке покоится, то поглаживает смоляные волосы, то натягивает слегка. Приятные ощущения россыпью маленьких ожогов чувствуются от каждого поцелуя на внутренней стороне бедер, а губы Мина все ближе к кромке белья подбираются. — Примерно каждую минуту, — с трудом выговаривает Чимин, откидывая голову назад и сильнее сжимая его волосы у корней, когда горячие губы прямо по головке члена через ткань попадают. Юнги ловит шумный выдох, граничащий со стоном, мажет языком по головке, дразнясь, и сладкий стон, прозвучавший из уст парня, буквально сводит с ума. Кожа мага приятно пахнет, как наркотик действует на Мина, он не может оторваться от нее. Ровная, без шрамов и изъянов, без следов и родимых пятен (по крайней мере, еще не найденных), так и манит оставить на ней краснеющие следы, налившиеся позже яркими красками, хочется пометить, присвоить, разукрасить его тело только следом своих губ. У Юнги настолько сдавило все в паху, что он не знает, сколько сможет еще продержаться и не причинить парню боль плохой растяжкой. Снизу стало томительно тяжело, он поднимается к Чимину, вжимает его в твердую поверхность, почти укладывая под своим весом, притягивает за затылок и исследует полость чужого рта. Приглушенная музыка не может скрыть за собой тяжелое дыхание обоих, как и возмущенное рычание нахмурившегося парня на то, что по спине грубо провели короткими ногтями. А Чимин только улыбается на это, проталкивая руку между их телами и опуская ее на бугорок штанов Мина. — Блять, — Чимин пробирается весь, когда по нему проходит новая волна возбуждения от контакта со стояком парня. — Хочу тебя в себе, — в губы шепчет и нарочно тянется, чтобы прикусить чужую игриво. Он глазами с миновыми встречается. Юнги шумно воздух втягивает и также выдыхает, закатив в удовольствии глаза и позволяя Паку сначала обсосать одну свою губу, а потом провести по второй языком и отстраниться, оставив между ними блестящую ниточку слюны. Он уже понял, что Чимин любит мокро целоваться, чтобы потом звуки их поцелуя разносились по комнате и подбородок сиял влажными следами в свете ночника. В комнате источником света служит только горящий экран ноутбука и то, он скоро погаснет, да старенький ночник со стороны соседа парня. За спиной Чимина окно, но лунный свет не проходит сквозь него, оставляя все в холодном мраке. — Предпочитаешь быть снизу? — Юнги приходит в себя, разрывая связующую их слюну, и чувствует, как Пак тянет за шнуровку домашних штанов, позволяя им повиснуть на тазобедренных косточках. Чимин оглядывает плоский живот и призывно выглядывающую кромку боксеров со знакомым брендом, и тянет штаны вниз, отправив их в свободное падение. — Предпочитаю, чтобы ты нагнул меня и как следует выебал, — собирает с губ смесь их жидкостей, смотря на внушительный бугорок Юнги. — Рот бы тебе с мылом помыть или язык откусить, что выберешь? — Юнги ставит руки по две стороны от парня и упирается своим стояком точно в чиминов, находясь снова в неприличной близости у его ахнувших неожиданно губ. — Разве тебя не возбуждают грязные разговоры? — он слегка склоняет голову, пальцем оттягивая резинку боксеров Юнги, встречаясь с черными глазами взглядом. — Меня возбуждает, когда твой рот издает только стоны, — улыбка Чимина смахивает на оскал, когда в его шею снова вгрызаются страстно, прикусывая слегка ровную кожу. Они оказываются на кровати так же неожиданно и спонтанно, как и в комнате, Юнги просто подхватывает парня под бедрами и валит на заправленную кровать с мягким пледом сверху. От его холода тело Чимина покрывается крупными мурашками, но горячая кожа Мина согревает, стоит ему прижаться грудью к нему и начать покрывать поцелуями-точками щеки парня, спускаясь к линии челюсти, которую он чуть прихватывает зубами, щекочет за ухом, пуская еще большую дрожь. — Спал раньше с парнями? — интересуется Чимин, когда помогает стянуть с себя белье, наконец, выдыхая с облегчением. — Возьми презики в комоде в верхнем ящике. — У меня был не сильно богатый опыт, — говорит, по пути выполняя то, что сказал Пак, а, найдя ленту с контрацептивами бананового вкуса, вскидывает брови. — А именно? — Чимин, не отрываясь, наблюдает за ним с кровати с полуулыбкой на лице. Юнги, поворачиваясь к нему, зависает. Пак, раскинувший у головы руки, обнаженный и до предела возбужденный — это лучшее зрелище в его жизни. — Я смотрел порно, — Чимин отворачивает голову к потолку и коротко смеется. — Есть что-то, что заменит смазку? — Крем, шампунь, масло для волос, обезболивающий гель, — зачем-то добавляет парень, сложно разлепляя тяжелые от алкоголя веки. — Где гель? — Там, — пальцем он указывает на полочку у входа, где Мин находит нужный тюбик и крутит по пути его в руках. — Зачем он тебе? — забираясь на кровать на коленях, Юнги зубами разрывает квадратик, надевая презерватив на палец, понимая, что ни о подготовке, ни о случайном сексе в пассивной роли Пак сегодня не думал, и щелкает крышкой геля, выдавливая на пальцы и немного грея в них. — На тренировках бывают казусы. Достаточно нагрев жижу в пальцах, Юнги в приказном тоне низко проговаривает: — Перевернись. Если бы Чимин стоял, у него, наверняка, подкосились бы колени от этого властного голоса. Он послушно переворачивается, выпячивая кверху зад, и чувствует, как холодные кончики пальцев проходятся вдоль позвоночника вниз и крупная ладонь оглаживает ягодицу. Чимин приглушенно стонет, содрогаясь телом от действий Мина, выгибает спину дугой и упирается лицом в плед. Юнги усмехается тихо, когда вводит первый палец. Чимин такой разгоряченный и пьяный, это вызывает довольно смешанные чувства внутри. Он лавирует где-то между — отыметь, как и просили, и уложить пьяницу спать, укрыв одеялом. Но все по порядку. Чимин не сдерживается, открыто стонет, когда может принять с натугой три пальца, сжимает в пухлых пальцах мягкое покрывало, хмурится, самозабвенно пытаясь найти хоть что-то, обо что можно потереться членом, лишь бы снять зудящее внизу чувство. Он не видит ничего, сосредотачивается на ощущениях и разочарованно вздыхает, когда внутри чувствуется холодная пустота. Дальше еще один шелест разорванного пакетика, недолгое затишье (не считая его сбитого дыхания и громкого пульса, отдающего в виске), и вот Мин помогает ему приподняться, чтобы встать на локти, и наклоняется, прижимаясь к его спине. — Готов? — горячий шепот на ухо и нежно обводящая скулу ладонь. Чимин чувствует головку чужого члена у своей мошонки и, почти не помня себя, кивает. Его трепетно целуют в мочку уха и, уже по традиции, прикусывают хрящик со штангой, прежде чем отстраниться и начать медленно вводить в горячее нутро головку смазанного ствола. Пытаясь как-то отвлечь от преждевременно неприятных ощущений, Юнги окольцовывает в ладони розоватый член Пака, проводит по всей длине, слыша тонкий стон, смешанный со всхлипом. — Ты как? — спрашивает, войдя наполовину, не прекращая медленных фрикций на возбужденной плоти. Чимину держаться на локтях сложно, он молчит несколько секунд, не давая тем самым и парню свободу действий. Вместо ответа, он движется бедрами навстречу, насаживаясь глубже, потому что не сможет и двух слов связать сейчас уж точно. Внутри чуть жжется от растягивающего нежные стенки органа, гель смягчает легкую боль, а у Чимина точно сегодня помутнение рассудка будет. Юнги сводит брови, вскинув голову, втягивает сквозь зубы воздух, войдя до конца, и готов боготворить Чимина, принявшего его так хорошо. Он и правда теперь кроме стонов ничего не издавал, сначала плотно сомкнув губы, а как член прошелся по простате, так будто бы голос прорезался заново. — О, блять, да, — он не выдерживает, падает на грудь, стоя так же на коленях, методично стонет на каждый толчок Мина в себе, прижавшись щекой к мягкому ворсу пледа, почти не смыкая опухших после поцелуев губ. — Сколько можно материться? — нарочно замедлившись до невозможного, издевается Юнги, и сразу слышит скулеж снизу. Картина, открывшаяся перед ним, откровенно завораживает: раскрытые губы Чимина снова манят к себе, сладкий голос тягучим медом разливается по ушной раковине, а его упругие половинки как под руки Мина созданы. Он их сминает увлеченно, растягивает в стороны, видя, как пропадает из виду его член в растянутом отверстии, и все не может унять в себе желание отшлепать их. — Может, тебя наказать за длинный язык? Как думаешь? — Что за манера интересоваться, когда хочешь сделать что-то? Взял и сделал, — бурчит Чимин, еле языком перебирая, и громко вскрикивает, когда парень делает резкий глубокий толчок. — Тогда заткнись и стони. Каждое последующее движение бедрами выбивало из Пака последние остатки разума, заменяя кайфом от грубости, от власти, которую источает Юнги, трахая его, как он и просил, жестко. Чимин, не жалея связки, высоко стонет, растянув губы овалом, чувствует, как бьются тяжелые яйца об него, и думает, что на ягодицах утром точно будут синяки от грубых пальцев, сминающих их. Пак не скажет, что ему не нравится, наоборот, это то, чего он хотел — жесткого траха с Мином, низкого голоса у своего уха, приевшийся запах его бледной кожи ощущать на языке, пропитаться им полностью, отдаться, как в последний раз, чтобы испытать лучший оргазм в своей жизни. Юнги выходит со звучным хлюпаньем, переворачивает Чимина на спину, вызывая у него приятное головокружение ко всей палитре испытываемых чувств, и опускается на локти над ним, чтобы снова губы к губам, кожа к коже. Чимин сразу тянется руками, чтобы обнять, прижаться еще ближе, атомами слиться, и снова несдержанно стонет, когда на место пустоты возвращается горячая наполненность. Юнги цепляет за подбородок, на себя смотреть заставляет, размашисто двигая бедрами, опускается максимально близко, чтобы между их телами создавалось трение, и Пак стонал еще громче от дополнительной стимуляции прижатого к животу члена. Чимин волосы Юнги на загривке с силой сжимает, не поспевая за темпом, пытается двигаться навстречу, но его обездвиживают, просунув руку под выгнутой поясницей и притянув вплотную. — Юнги, я… — договорить не удается, тело работает быстрее языка и Чимин изливается, пачкая их обоих теплыми белыми каплями спермы, застыв с распахнутыми в немом стоне губами. Юнги сразу врывается в его рот проворным языком, сочтя это за безмолвное приглашение, и делает плавные, медленно растянутые покачивания бедрами. А когда возвращается к ускоренному темпу, чтобы прийти тоже к концу, Пак начинает в прямом смысле поскуливать от постоянной стимуляции простаты, неосознанно ногами прижимая его ближе к себе. Юнги чувствует, что на грани, смотря, как заламывает постоянно брови парень, как распухли и покраснели его губы, из которых все льются нескончаемым потоком сладкие вздохи и всхлипы. Проходит немного времени, прежде чем он тоже кончает в презерватив, и, каково удивление, Чимин тоже кончает повторно, громко вскрикнув. Решив пожертвовать своей рубашкой, Юнги вытирает их с Паком животы, когда немного приходит в себя после оргазма, и, кое-как вытянув из-под парня плед и одеяло, отбрасывает первый в сторону и ложится, укрывая их обоих вторым. К спине неприятно липнет постель от влажности кожи, но Мин не обращает на это внимания, наблюдая, как, будто во сне, ластится к его взмокшей груди Чимин, тоже переводя дыхание. — Хей, ты как? — убирая черные пряди с его лица, спрашивает Юнги. — Я щас точно отключусь, — улыбается устало, но удовлетворенно Пак в ответ, и слышит приглушенный беззлобный смешок и теплые губы на своей макушке. — Отключайся, — с нескрываемой улыбкой говорит парень, чувствуя, как и у него тяжелеют веки, и думает скоро присоединиться к почти сразу уснувшему гидроманту.***
Когда Чонгук оставлял подругу одну, уходя из комнаты, он заранее предполагал, куда пойдет. Маршрут от своей комнаты до тэхеновой он выучил наизусть чуть ли не до количества шагов. Зачем конкретно идет — пока не знает, просто ближе к вечеру потянуло, и он пошел. После их небольшого диалога у костра Ким перестал как-то увиливать от него. На перерывах редко говорил с парнем, если тому удавалось его выловить, но на уроке такую вольность не позволял. Чонгука устраивает и это, Тэхен медленно, но верно, открывается ему, не отталкивает, идет на контакт и дает маленькой надежде теплиться внутри пироманта. Надежде на долгую дружбу, наверное. Чонгук успел узнать больше о магии соулмейтов, вычитав в интернете, что нередко их связывают любовные узы, помимо духовных. Он Хейе об этом не говорил, и вряд ли скажет, пока не определит подлинность статьи. Как? Проверив. Чонгук стучит несколько раз по двери, внутренне чувствуя, что парень точно внутри, и проверяет время на телефоне. Половина девятого вечера кажется ему идеальным периодом, когда они с Кимом могут поговорить. Теплый свет комнатной лампы, может, чай, мягкая кровать и непринужденная беседа. Но медленно его маленькие планы начинают рушиться, потому что дверь долго не открывают. Может, Тэхен спит вообще, а он тут ломится к нему? Но пока он не убедится в этом наверняка, не перестанет быть настырным дятлом. Не открывают ни на второй, ни на третий раз. Либо спит, либо комната пуста, но след идет прямо сюда. Чонгук наглеет в край, когда думает приоткрыть дверь и заглянуть внутрь. Комната оказалась не заперта, но Тэхена в ней не было, только сквозившее открытое окно подавало какие-то сигналы, размахивая тонкой тюлью в воздухе. Чонгук себя чувствует настоящим идиотом, поскольку номер телефона давно греет телефонную книжку и он мог просто позвонить парню, но непринужденная мелодия телефонного звонка звучит где-то в комнате. — Ну, не в окно же вышел, — мямлит под нос Чонгук, а потом останавливается посреди комнаты, смотря как раз в открытое окно. В астрале бледно белый след идет именно туда. Чон подбегает к нему, высунув голову, и смотрит вниз, там ничего и никого не было, а за едва заметную ниточку, будто кто-то дергал, тянул вниз. Следует в следующий раз узнавать заранее его планы на вечер, думает Чонгук. Ему, конечно, нравятся их кошки-мышки, но не когда они перестали друг друга избегать и, вроде как, подружились. Хотя парень и понимает, что Ким ничего ему не должен, тем более отчитываться и докладывать о своем передвижении. Недолго думая, он вылетает из комнаты и почти срывается на бег, выходя на улицу. Под окном парня он находит еще видимый след магической энергии, ведущий в лес, и идет по нему, как по навигатору через густые заросли. Это не поляна, где занимается вся школа и где Чонгук ранее уже заставал Кима за тренировками, это другой путь, по которому он еще не ступал. Волнение медленно подкрадывалось и пробиралось сквозь вечернюю тьму вместе с ним. По мере приближения к предполагаемой поляне, Гука тяжесть в груди отпускала — она не оставляла его ни на минуту, появившись больше недели назад и мучая до сих пор. Он совсем не понимает, что это, но когда он с Тэхеном, становится легче. И Ким это тоже знает, он жеi'm not okay Deadfish
Отодвигая руками ветки, Чонгук все еще не может понять, почему девушка начала так сомневаться в правдивости связи соулмейтов, когда они столько о ней говорили. Она точно не могла покрыться пылью сомнений не подтолкни ее под нее кто-то. Есть у него подозрение, что не только Ли стала вдруг не сильно рада их контакту с Кимом, но решает узнать об этом по возвращении. Еще выходные впереди, успеют поговорить. Либо Чонгук заблудился, либо чутье его подвело. Он уже минут десять бродит меж деревьев и ему начинает казаться, что он даже вышел за пределы школьного леса. Но в воздухе уже чувствуется намного больше магии и она здесь гуще, будто вот только что кто-то практиковался здесь, среди деревьев. И белая знакомая дымка, которую он видел в библиотеке, каким-то образом оказалась здесь. Чонгук сначала замедляется неуверенно, заметив ее, но потом спешит следом, когда до него доходит, что ему хотят что-то показать. Вдали все же виднеется что-то, похожее на поляну, и тусклый зеленоватый свет, слабо мигающий. Белая дымка словно прячется за деревом и Чонгук, стараясь не шуметь, делает то же самое, осторожно выглядывая на освещенную ранней луной поляну. А посреди травы лежит чья-то фигура. Плечи Чона расслабляются, когда в лежащем парне он узнает Тэхена. Он, закрыв глаза, лежит, раскинув руки по сторонам и согнув одну ногу в колене, будто отдыхает в одиночестве. Но присутствие магии все еще стойко ощущается и, кажется, Чон пришел в самый разгар его тайной тренировки. Ким открывает глаза, смотрит на безоблачное ночное небо и ведет ладонью по траве. За ней шлейфом прорастают мелкие полевые цветы, на которые он с легкой улыбкой смотрит. А Чонгук едва успевает рот себе закрыть, лишь бы не вскрикнуть. Он прижимается спиной к широкому стволу и старается унять участившееся дыхание. Предчувствие не обмануло, волнение друзей было не напрасно. Тэхен и правда слишком много скрывает, но Чонгук не должен был этого узнать. Преодолев из ниоткуда взявшийся страх, он вновь выглядывает. Тэхен уже сидит и держит в руке тонкий стебелек какого-то цветка, но он почти сразу воспламеняется и рассеивается. Ким выдыхает, опустив голову и, будто готовится к чему-то, но тут прямо из почвы мелкими каплями устремилась вверх вечерняя роса, и парень вслед за ней поднялся на ноги. Чонгук снова отворачивается, широко раскрыв глаза. Что это? Тэхен не мог сделать совершенно три разные вещи вот так, сам. У него ноги точно к земле приросли, дыхание сбилось, дышать стало в разы трудней. Тэхен — маг стихийник? Но Почему Чонгук так боится выглянуть снова? Он же так хотел больше об этом узнать, стремился к утерянным знаниями. Но столкнувшись с сильной магией лицом к лицу, трусливо прячется за дерево. «Тебя не должно здесь быть» — как бесконечная мантра в голове, звучащая голосом Тэхена. Он мог все узнать еще тогда? Случайно увидеть, как Ким тренируется, отпускает накопленную за день энергию. Чонгук снова ладонью свои губы накрывает, он не знает, что делать. Зачем пошел в лес, зачем проследовал за белым облаком тумана, зачем начал подсматривать? Осторожно выглянув, парень ужасается, полностью пробираясь. Поляна пуста, как и не было всего, что он сейчас видел. — Что за дурная привычка тащиться за мной в лес? — из воздуха рядом возникает Тэхен и Чонгук вскрикивает от неожиданности, сразу отходя назад на несколько шагов. — Четыре… четыре дара, — бормочет Чон, врезаясь спиной в дерево. Тэхен же спокойно оглядывает его с ног до головы и почти задыхается от сдержанного шара магии, все еще скапливаемого над парнем. — Чонгук, — парень не дает ему договорить, отрицательно мотая головой и будто слиться с деревом старается, когда Тэхен делает поступь к нему. — Ты боишься меня? — Я не хочу этого, но ты… твоя магия… это же всего лишь миф. Легенда, — дрожа почти всем телом, говорит Чон и чувствует, что, кажется, начинает слабеть. — Как и магия соулмейтов. Ты бы и так узнал обо всем со временем. Я думал, это случится на познании силы, но все пошло не по плану, — он делает еще пару медленных шагов. — Чонгук, прошу, не бойся. Думаешь, я причиню тебе вред? — в ответ снова отрицательное кивание. Чон шумно вздыхает, когда его ладонь цепляют потеплевшие пальцы Кима. — Даже если захочу — не смогу, — он смыкает между своих ладоней чонову и смотрит не давяще проницательно, а, наоборот, поверхностно и даже нежно. Впервые он встретил не просто хорошего человека и друга, а того, с кем судьба связала, он не может позволить себе оттолкнуть его. Чонгук не знает, почему его глаза слезятся, а нижняя губа начинает дрожать, но он пытается не бояться всеми силами. А потом понимает, что это не страх, а томящее волнение, плавно давящее на грудь. — Прошу, — Чон поднимает блестящие глаза на парня, делает длительную паузу. Он, как и выразился Тэхен, даже если захочет, не сможет его бояться, не сможет оттолкнуть подальше, он как светлячок летит на свет, видя его перед собой. — Не отталкивай меня, — почти шепотом. Тэхен медленно наклоняется, касаясь чужих искусанных губ своими, и чувствует, как расслабляется Чонгук перед ним. Так же медленно отстраняется, не поднимая глаз, но находясь все еще возле теплых губ и ощущая теплое дыхание на своих. Поцелуй вышел совсем невинным, успокаивающим и, вроде, привел парня в чувства, но вызвал куда больше вопросов, чем было раньше. — Это… из-за магии соулмейтов? — несмело спрашивает Чонгук. — Нет, — тихо отвечают, — потому что я захотел. — Сделай так еще раз, — просит Чон, встречаясь с чужими карамельными глазами в темноте. И Тэхен делает — снова целует, так же несмело, но чувствует слабую отдачу от парня, с облегчением рассчитывая на то, что Чонгук не будет сильно зацикливаться на магии стихий и просто попробует принять его. В комнату Чонгук возвращается ближе к десяти вечера, находя спящих в обнимку Хейю и Джина на кровати. Ему же сон не идет и он решает, как раньше, занять свою голову чем-то другим. На листе скетчбука вырастает грифельная поляна среди темного леса, а посередине, возле мелких цветов, лежит парень, перевернувший его жизнь с ног на голову.