***
jealousy, jealousy Olivia Rodrigo
После уборки, закончившейся по времени в начале четвертого, все трое пошли в столовую, чтобы набить до отвала животы, злобно урчащие долгие часы за работой. У Чонгука на подносе большая тарелка супа, рис, кимчи, которое ворует Хейя, и ттокпокки, на которые зарится еще и Чимин, хотя у самого не меньше добра набрано. — Ну че, работнички, как дела? — подходит Хосок и выдвигает стул рядом с Хейей, чтобы сесть. — Желание сдохнуть, — коротко и по факту звучит от Чимина. — В тебе я, почему-то, не сомневался, — смеется аэромант и пальцами цепляет кусочек хрустящей капусты у Чонгука. — Да вы достали, — возмущается тот и намеренно двигает пиалу с кимчи ближе к себе, пытаясь защитить свою еду. — Идите и возьмите себе тоже, — забавно насупившись, как ребенок, кивает он подбородком к буфету, где добрые женщины поварихи накладывают все, что пожелаешь, в тарелки. — Я, между прочим, в отключке два дня был, не ел, а вы не позволяете этого сделать. — Это было три дня назад, — возражает Хейя и цепляет палочками ттокпокки, сразу отправляя в рот. — Значит, уже можно, — и улыбается довольно, подперев подбородок рукой, пока Чонгук от такой наглости готов чуть ли не огнем заполыхать, в буквальном смысле. — Нельзя, — все еще возмущается, а воздушные уже несдержанно смеются, пытаясь урвать еще по кусочку. — Льзя, — говорят в один голос. Чимин наблюдает со стороны, жуя свой рис. Смотреть на дурачества друзей самое приятное зрелище. Кажется, все вернулось на круги своя, за исключением некоторых моментов, но и на них можно временно закрыть глаза. — Щас еще Юнги с Джином подтянутся. И вот от улыбки ни следа. Чимин отворачивается и утыкается в свою тарелку, неосознанно начиная есть быстрее. Только встречи с Мином не хватало ему, думает с сарказмом, но сердце-то не обманешь. Хотел этой встречи, как второго прихода, но не был к ней готов. Не сейчас. — Куда это, кстати, Шин Ван слиняла, никто не знает? — недоуменно спрашивает Хосок, а сам думает взять себе кофе из автомата, потому что жажда замучила. — Дела какие-то срочные, — говорит, как главный информатор, Хейя. — Без понятия, что там у нее возникло, но это только на руку. — Ага, — саркастично убивает воодушевленный настрой девушки что-то сделать, Чимин, — и поставила как заместителя грымзу. Очень на руку. — А, блин, — почти хлопает себя по лбу Хейя. Плечи сразу опустились, взгляд стал нахмуренным, задумчивым, а потом она выдала: — Может, попросим иллюзионистов внушить ей, что она кошка и закрыть где-нибудь? — смотрит на остальных в ожидании, первым прыскает Хосок. — Ага, чтобы она потом залезла куда-то на шкаф и сломала его к херам? Или чтобы в окно сиганула: все равно же на лапы приземлится? — Тоже неплохо, — одобряет предположение Чона Чимин и спешит пояснить. — Пока она будет реабилитироваться с переломами, мы будем чиллить на ее уроках. Парни тихо смеются, а Ли уводит в сторону голову, понимая, что идея самая бредовая. Но ей все равно нужно что-то придумать до выходных, а ведь уже четверг. Чонгук отрывается от еды, когда в столовую заходят Юнги, Джин и, вместе с ними, о чем-то беседуя, Тэхен. Сказать, что все сидящие потеряли дар речи — значит промолчать. Но, вопреки ожиданиям пироманта, Ким их сразу покидает, стоит только пройти на несколько шагов дальше. Мин и Джин идут к ним, Тэхен — куда-то в другую сторону, к автомату с закусками и кофе, наверное. Чонгук с трудом проглатывает прожеванную пищу и в ожидании смотрит на смеющегося Сокджина, подсаживающегося вместе с Мином к ним. — Это что было? — первой отмирает Хейя, смотря то на одного парня, то на другого. — Тэхен… умеет разговаривать? — в шутку говорит она и получает несколько видов реакций: предупреждающий взгляд от Чонгука — какого хрена, спрашивается — и смех со стороны Хосока и Кима, сидящих слева. — Вы будто первый раз видите такое, — усмехается Хосок на реакцию друзей. — Ну, как бы да, потому что раньше этот фрик вас как-то не цеплял в плане общения, — говорит Чимин, прищурившись и уложив подбородок на сложенные руки, упертые в стол локтями. В основном его взгляд метался с Юнги на Джина и обратно, но на Мине задерживался, пока тот намеренно взгляда избегал, а если и смотрел в ответ, то Паку он был уже неинтересен. — А он, кстати, не такой уж и фрик, каким кажется, — говорит Сокджин. — Так много советов по ухаживанию за растениями я давно не слышал. Оказалось, что он тот еще любитель зелени, такой же садовод, как я, — Чимин вскинул брови, мол, говоря этим «да ты что!» и в мыслях дополняя «как же похуй». — На общение приятный, — кивает на чужие слова Юнги, — говорит немного и по делу, очень располагает к себе, — кивает почти на каждое сказанное слово, в конце поджимая губы в прямую линию. — И уши матом не режет, — добавляет зачем-то как про между прочим, а Чимин конкретно ахуевает. Это был камень в его огород? Жирный намек на него? Да как он!.. — Ты ранил меня в самое сердце этим оскорблением, — Хосок показательно хватается за место, где, предположительно, располагается тот самый орган, и откидывается на спинку стула, делая вид, что чужие слова его убили. Пак, потеряв контроль над мимикой, сидит с глазами в пятисот-воновую монету, что вызывает смешок у Хейи, заметившей это, но она спешит прикрыть рот ладонью и опустить глаза в свою еду. — А вы говорили, что он хреновый, — журит друзей Чонгук, не замечая, как по разные стороны от него развязалась самая настоящая война. Юнги, видимо, намеренно опирается на сложенные на столе руки и кидает многозначительные взгляды на Чимина сбоку. А Чимин еще хотел идти мириться? Ха! Теперь точно нет. Посидит еще один, ничего страшного, от дефицита внимания не умрет, его всегда будет достаточно. Его тело хочет не одна, и не две девушки в школе. Только что делать, если внимания хочется другого, не женского? Чимин мысленно считает от одного до десяти, закрыв глаза. — Да ну, не знали, — оправдывается Сокджин. — Расскажи он нам все сразу — и ты, кстати, тоже — ничего не было бы. И сложилось бы у нас о нем правильное впечатление, а не обманчивое. — Ну да, ну да, давай вини во всем нас, — хмыкает Чон. — Но я, если честно, тоже не особо-то с ним общался, поэтому не знаю, какой он, — пожимает плечами. А жаль, думает. — Но вы же, вроде, виделись неоднократно, — недоумевает Хосок, — что, неужели за это время не узнали ничего друг о друге? — Ну… — пиромант тянется назад, неловко почесывая свой затылок и уводя глаза к потолку. — Там были не те темы для разговоров. Да и он всегда больше слушает, чем говорит. И скрывает много, в общем, фильтрует все, что говорит, — отвлекаясь, Чонгук видит, как из-под носа Хейя опять урвала ттокпокки, а теперь сидит, провокационно улыбается и, смотря в глаза, медленно погружает рисовую палочку в рот, чтобы после засмеяться с заторможенной реакции парня. — Я найду твой тайник в комнате, — угрожает Чон, пальцем указывая на Ли, а той хоть бы что. — Сожру все, что найду. — Удачи, — хмыкает девушка. — Вас не прокормишь, блять! — взрывается Хосок. — Нет бы сначала свое доесть, — кивает на почти полные едой тарелки Хейи, — так вы лезете друг к другу в тарелки! — Чон на это пожимает плечами, улыбаясь. — Это жизнь, Хоби, — говорит Сокджин, кладя руку на его плечо, приобнимая. — Ни одну девушку этого мира так просто не прокормишь, — как знаток, познавший жизнь, вздыхает. — А этот? — кивает подбородком на Чонгука, поднявшего от интереса голову. — А он просто много жрет, — щурится, махнув рукой, старший, пробирая всех сидящих на смех. Кроме Чимина. Он просто встает и, даже не доев, выходит из-за стола, чтобы убрать поднос и покинуть столовую с хмурым выражением лица. — Что с ним? — смотря парню вслед, обращается ко всем Ким. — Перебесится, — звучит обыденное от Юнги, и тоже берет кусочек кимчи, отчего Чонгук уже не просто возмущается, а взвывает, скорчив кислую мину.***
«Сука! Нет, это издевательство. Да как он смеет! Он!.. Я его!..» Чимин взрывается внутри от возмущения, захлопнув дверь в комнату. Здесь пусто, а значит, никто не станет свидетелем его одиночной внутренней истерики. Со стола летит абсолютно все, громко рассыпаясь на полу, следом отправляется подушка с кровати, а ее ножка страдает от прилетевшего с психа удара ногой. Чимин руками в волосы смоляные зарывается, ходя по комнате туда-сюда, и глубоко выдыхает. Пиздец. Значит, пока он тут мучается, Юнги его тихонько осуждает. Причем осуждает его образ жизни, манеру поведения и даже речь! Хотя у самого мат нет-нет, а проскальзывает! Гребанный индюк, да как он может в таком свете выставлять его перед другими, сравнивая с кем? С Тэхеном! С Ким — мать его — Тэхеном, от которого уже просто огородиться хочется четырьмя стенами, чтобы не видеть и не слышать. Глухой стук заставляет остановиться посреди комнаты и обернуться на дверь. — Чимин? — Хосок. Очень вовремя. — Никого нет дома, — отвечает Пак достаточно громко, но Чон без озвученного разрешения заходит в комнату. — В самом деле? Тогда, кажется, стоит избавиться от призраков, ответивших мне, — ухмыляется парень. — Чего тебе, мать Тереза? — Чимин успокаивается временно, вытаскивая телефон из кармана, кладет его (верней, почти кидает) на стол, и валится спиной на кровать. Хосок бегло пробегается по мини погрому чужой комнаты, присвистывая даже такой неожиданности. Чимин шарит ладонью по поверхности матраса возле головы, желая подложить под нее что-то, но вспоминает, что минутой ранее отбросил подушку к херам подальше. Пытается сделать вид, что ничего не случилось и просто вместо подушки использует руку. — Тебя настолько задели слова о прожорстве Чонгука и Хейи? — неверяще спрашивает Чон, садясь на край кровати к гидроманту. — Если для тебя это больная тема, то извини, мы… — Нет, — перебивает Чимин, чтобы ему еще, не дай Бог, комплексов не накинули. Своих хватает. — Тебе все еще не нравится общество Тэхена? — угадывает дальше Хосок. — Слушай, какое тебе до этого дело? — не отвечает на вопрос Чимин, переводя взгляд с окна на парня. — Сам сказал, я — мать Тереза, — разводит руками Чон. — Мой долг помогать таким, как ты. — Хах, и каким же? — Ну… таким. Чимин выгибает бровь, ухмыляясь. — Очень информативно. — Да брось, — неожиданно для гидроманта, Чон забирается с ногами на кровать и ложится рядом, сложив руки на животе. Чимин на него поворачивается в замешательстве, даже не зная, как реагировать на такую наглость. — Что вы уже не поделили? — С кем? — прикидывается дурачком. Он не готов откровенничать — особенно о Юнги — с Хосоком. Этот черт всегда был проницателен, бил не в бровь, а в глаз одной лишь фразой, касающейся личной жизни, и за это Чимин его тихо ненавидит. А еще, Чон, походу, страх потерял, раз пришел лезть в его душу. Как ему кажется, тот бы ни при каких обстоятельствах и ни за какие деньги не пришел бы к нему, чтобы помочь разобраться в себе. — С тем, на кого ты так обозлился, — не конкретизирует, с кем, будто это великая тайна или имя Мина нельзя произносить вслух. В таком случае, Чимин бы уже давно горел в аду за многократное его упоминание в голове, а бедняжка маг бы уже обикался весь. — Кажется, что-то случилось. — Тебя это не касается, Хосок, — говорит поникшим голосом Чимин, отворачивая от друга голову, — и не делай вид, будто тебе это интересно. — Я и не делаю, — пожимает плечами, отчего задевает локтем руку Пака. — Просто между моими друзьями молнии сверкают, а никто будто и не видит этого. Чимин ничего не отвечает, только глаза опускает, почти закрывая, и переворачивается на бок, лицом к Чону, чтобы поджать к себе колени. Он чувствует, как его макушку прожигают взглядом, а несмело подняв голову, видит теплую улыбку Хосока. Он понимает, что ему не станет легче на душе, если он все так и будет держать в себе, и не рассказать, а хотя бы поделиться эмоциями с Чоном, другом, кажется ему сейчас неплохим вариантом отпустить накопленный негатив. А с другой стороны, не хочется нагружать его этим. — Чимин, не все люди, не понравившиеся нам с первого взгляда, плохие на самом деле, — поучительно говорит аэромант. — Прекрати злиться на Тэхена, он не такой… — Еще слово — и продолжишь вещать за дверью, — пробурчал Чимин куда-то в заправленный пледом матрас. Полежав молча еще примерно минуту, Хосок поднимается и идет на выход. Уже открыв дверь, он задерживается, оборачиваясь на не шелохнувшегося парня. — Юнги не со зла сказал за мат. — Это его не оправдывает, — не желает слушать от слова совсем. Пусть Юнги ему это сам скажет. — Поговорите с ним, и дело с концом. С закрытием двери Чимин выдохнул спокойно, принимая сидячее положение. Он тянется за телефоном и открывает зачем-то диалоговое окно с Юнги, где на аватарке он, сфотографированный когда-то им же, Чимином, в тонких очках, со стаканчиком кофе, уткнувшийся в телефон. Чимин даже усмехается сам себе, вспоминая некоторые фильмы и сериалы. Если там была пара из двух мужчин, то зачастую тот, что выставлял себя вечно уверенным и упрямым плейбоем, пользующимся популярностью у девушек, после смены ориентации был тем самым человеком, которому требуется много заботы, внимания, тепла и ласки. Он вспыльчив, импульсивен, но все еще нуждается в чужом-родном тепле другого человека, прижавшегося со спины, окольцевав тело в объятиях, вселяющих защиту и тепло. Поругались, считай, с нифига. Жалко, больно, до глубины души обидно. Но через гордость Пак не может переступить. Да и, в любом случае, куда бы привели их отношения? Уже выпускной год, в конце концов, потом все разлетятся кто куда, и что будет от их отношений? Сквозняк внутри, тяжесть в сердце и старые переписки в Какаотоке, только и всего. Хотя, может, они и переписывались бы дальше, может, даже встречались, но только на расстоянии, и изредка виделись. Всегда ведь можно найти решение проблемы, если действительно искать, и делать это вместе. И сейчас можно тоже. Но Чимин не уверен, что Юнги это сейчас нужно. Потухший экран снова заблокированного телефона погружает комнату в теплый свет осеннего солнца за окном. Мобильный отправляется обратно на стол, а Чимин, вытащив из-под себя одеяло, переворошив полпостели, обнимает его руками и ногами, прижавшись всем телом, и с чистой тоской смотрит на стену, чтобы позже прикрыть глаза и провалиться в недолгую дрему.***
Два дня спустя не меняется ровным счетом ничего. Чимин, опоздав на общий завтрак, где все договорились встретиться перед субботними внеплановыми занятиями, был растрепанный, как новорожденный птенец, с не заправленной черной футболкой, ниспадающей на любимые рваные джинсы, совершенно потерянный и не до конца проснувшийся. Завтрак прошел на удивление гладко, без лишних происшествий и придирок, как не было недели две точно, что не могло не радовать. Хотя бы поели спокойно. И, казалось бы, все было как обычно, если бы не одно маленькое настораживающее но. Хейя была в ну уж слишком приподнятом настроении. Даже поначалу пугала, когда при встрече обняла Пака. — Ты меня сейчас убьешь? — недоверчиво спросил парень, косясь то на друзей, расценивших это как шутку — ага, щас прям, будет он шутить! — то на девушку. Не было на сборах только Сокджина, но тот, наверное, опять бегал узнавать за измененное расписание и сокращенные уроки. Не велика была потеря, в принципе, подумал Чимин. Но вот, лежа на излюбленном диване в холле, он видит краем глаза, как чуть ли не бежит, светясь ярче утреннего солнца, Сокджин с букетом цветов в одной руке и коробкой конфет в другой. Хосок с места присвистывает и Чонгук поддерживает громким полным восхищения «Ва-а-а-а». И Чимин не обратил бы на это внимания, если бы не… — С днем рождения, Хейя, — Сокджин обнимает сразу подскочившую с места девушку, принимает благодарственный поцелуй в щеку, и получает такую любимую, льстящую улыбку. — Спасибо, — смущенно-радостно благодарит девушка, принимая подарки. Чимин в ахуе раскрывает глаза, повернувшись на развернувшуюся перед ним картину. А когда Хейя с Кимом уходят, чтобы отнести дары в общежитие, Пак, как в зад ужаленный, подрывается и по стоящему рядом дивану подбирается к Чонгуку с Хосоком на четвереньках. — Какого хрена? Вы почему не предупредили?! — тихо шипит Чимин на первого, а у самого глаза испугом светятся. Забыл. Так нагло забыл о дне рождении Хейи, что ничем уже не сможет оправдаться. У него и нет оправданий. — Ты! — уже обращаясь к Хосоку. — Почему не поздравил ее? — все еще громко шипя. — Мы все это сделали еще в столовой, когда ты опоздал, — говорит в свое и юнгиево оправдание Хосок, и правда старается не смеяться, но видеть, как волнуется Чимин, удается редко, а сейчас у него чуть ли не пот по вискам скатывается от накатившего осознания и паники. — Я это сделал еще утром, — говорит свою версию и Чонгук, преспокойно наблюдая, как напрягается взгляд Чимина, севшего к ним со старшим на диван уже нормально, пока тот пытается придумать, что подарить. — Да не напрягайся ты, — осаживает гидроманта Чон, — как будто Хейя в прошлые разы просила нас ей что-то дарить. — Да я даже элементарно не поздравил, — сокрушается Чимин. Вот пиздел-пиздел, что они все фиговы друзья, а сам-то, лучше, что ли? — Как же стыдно, — почти под нос бормочет. — А вдруг она обиделась? — поворачивается на других в испуге. Хосок игнорирует, а Чонгук смотрит на него, как на идиота. — По ней скажешь, что она обижена? Мне кажется, ей вообще фиолетово. У нее Сокджин с цветами, — указывая рукой туда, куда пара ушла, говорит Чон, — ей плевать на остальное. В принципе, да, не скажешь, но неприятный осадочек все равно должен был остаться. Что-то Чимин совсем расклеился. Ходит рассеянный уже несколько дней, хотя за собой обычно замечал привычный напускной пофигизм. Оказалось, что он просто пробыл в отключке все это время, потеряв счет времени и забыв про даты. — Не хочу нагнетать… — начал было Чонгук, но быстро был заткнут Паком. — Ну так не нагнетай, — снова сел ровно, встрепенувшись. — Если хочешь еще что-то придумать, то советую поторопиться, — игнорирует его слова пиромант. — В пять начало празднования на чердаке. Я с Хосоком после уроков иду туда помогать с обустройством всего. Сокджин сказал, что украдет Хейю куда-то на час-два; получается, у тебя есть время до семи, чтобы придумать ей подарок, если тебя уж так грызет совесть. — До семи? — повторяет Пак и смотрит на настенные часы — начало десятого. У него времени вагон и маленькая тележка, но придумать что-то дельное он вряд ли сможет. Как же сложно. Если убрать все пререкания и редкие мелкие ссоры, то они с Хейей действительно были хорошими друзьями, просто со своеобразным общением. И когда наступал день рождения кого-то из, каждый не забывал желать здоровья, счастья и всего прочего, поздравляя одним из первых. Назло. Вечные мини соревнования в плане «кто кого переплюнет в крутости», были небольшой фишкой. И поздравление самым первым входило в список данной «игры». Поздравил первее соседа по комнате — ты пиздат, нет — тебя застебут. «А меня первым поздравил…» и пошло поехало. Может, поэтому Хейя была такой довольной, как кот объевшийся сметаны? Потому что готовилась злорадствовать? А их уход с Джином просто оттягивание момента, держание в напряжении?I miss you, I’m sorry Gracie Abrams
Юнги, смотря на этот драматичный театр одного актера, хотел только несдержанно улыбнуться. Для многих такой эмоциональный взволнованный Чимин был самым настоящим сюрпризом, стреляющим, как Джек из шкатулки, неожиданно, но не для него. С ним он был разным: грустным, веселым, возбужденным от предвкушения исполнения грандиозных планов, сдержанным и задумчивым, и до невозможного милым, стеснительным парнем, прячущим алеющие щеки ладонями. Старый Чимин. Сейчас он видел в нем того Чимина, в которого в свое время влюбился, и от этого тянуло улыбнуться слабо, и, подперев руку кулаком, смотреть на чужие метания, любуясь. И нет, он не садист. Но прежним он уже не будет. Чимин прав, пора принять то, что люди меняются, и он изменился, но ведь меньше любить его Юнги от этого не станет? Нет, конечно. Он знает, в Паке еще много светлого и доброго, которое он прячет, такое просто не может бесследно испариться. Если так подумать, чем плох нынешний Чимин? Речь его Юнги не сильно-то и заботит, честно говоря, поведение тоже, каждый поступок он может объяснить. Каждому его выкрутасу он ищет отговорку, это ли не знак того, что он безвозвратно влюблен и скучает по нему? Ответ прост и ясен, как погода за окном. Сегодня же они должны поговорить и положить конец глупой ссоре. Чимин, вдруг успокоившись, бегает глазами по окружающему его пространству, пока не спотыкается о теплый, пропитанный нежностью взгляд Юнги. Тот не уводил взор, как до этого, смотрел прямо в глаза, словно в душу заглянуть хотел, а после вытянуть ее своей магией, присвоить себе и поместить в хрустальный сосуд, чтобы забрать и поставить как маленькую драгоценность на полку в комнате. Чимин неловко заминается, поджимает челюсть, вытянув губы прямой линией, и отворачивается. Будь у него в этот момент какая-то жидкость во рту, он наверняка бы подавился. Юнги всегда смотрел так… пронзительно, до мурашек? Вероятно, этого не было раньше видно, потому что находился Чимин всегда рядом с ним, либо лежа на его коленях с закрытыми глазами, либо занимаясь своими делами в его присутствии. А сейчас, когда он перед ним, как на ладони, становится неуютно под чужим взглядом, хочется спрятаться от него. Желательно, в теплых объятиях. Юнги бы сейчас наверняка помог, придумал бы, что можно сделать в его ситуации, подбодрил и сказал, мол, «будет все путем». Чимин, конечно, ощущал некую пустоту в течение последней недели, проведенной почти в одиночестве, но только сейчас осознал, насколько же не привык жить без Юнги. И сам же отталкивает его! Сам! А мог бы не делать этого. Чимин должен, по-хорошему, думать о подарке, который подарит девушке, но, вместо этого, его мысли заняты перевариванием последних событий, в частности, последние разговоры с Мином. Юнги уже не первый раз задается вопросом, что послужило толчком к кардинальным изменениям в нем, но всегда натыкался на уход от темы. А ведь чего Чимин боится? Своего прошлого? Слабого мальчика, бьющего изнутри по клетке из ребер? Он так хочет показать Юнги себя настоящего, что крошит их, не жалея сил, а на деле это ощущается неприятным, обжигающим чувством в груди. — Проработай проблему. Может, стоит правда попытаться? Полюбить прежнего себя.***
Ближе к вечеру, перед началом праздника, Сокджин, как и обещал, крадет Хейю, садит в арендованный хендай салярис серебристого цвета и везет в неизвестном направлении. Девушка сразу, стоило занятиям закончиться, пошла в комнату готовиться к празднику. Накрасилась под руководством Лисы, та подогнала ей как подарок платье, которое Ли и надела: белое, с открытыми плечами, ткань — сплошной хлопок, воздушное, как волосы девушки, и светлое, как ее лик в этот день. Пышные рукава и такая же юбка чуть выше колена; платье идеально село по фигуре, облегая девичью талию; подошли к образу и белые кеды, и сумочка на золотистой цепочке через плечо, тоже белая. Сокджин старается не отрывать внимательного взгляда от дороги, чтобы они не влетели куда-то, пока едут к городу, но девушка, лучащаяся светом, манит любопытный взгляд глаз цвета лесного ореха. У Хейи волосы с одной стороны подцеплены двумя невидимками с бабочками у линии роста волос, они блестят в закатном свете уже скатившегося к линии горизонта солнца, и призывно открывают лицо Киму. Счастливый профиль девушки хочется рассматривать часами, но он вынужден приковать все внимание к дороге. Он уже предвкушает момент, когда они приедут, надеется, что его подарок впечатлит ее, и она останется довольна. От волнения он чувствует, как руль под ладонями становится влажноватым. Надо успокоиться. — И все же, куда мы едем? — спрашивает Ли, не переставая улыбаться. И как только не устала держать мышцы лица растянутыми? Ну, ничего, сегодня ее день, сегодня можно непозволительно много улыбаться и убивать этим Сокджина. Сегодня можно все. — Ты это спрашиваешь какой раз? — Ким тоже не может сдержать улыбки. — Дай подумать, — наигранно задумывается, приставив палец к подбородку. — Примерно тысячный, — говорит Ли и смеется приглушенно. Сокджин тоже хмыкает весело, как не заразиться позитивом от этого лучика солнца? Вообще, Ким рад. Между ним с Хейей сейчас нет неловкости, смущения, только взаимное счастье и радость, которыми они друг друга подпитывают. А еще, чувство предвкушения. Если Сокджин безбожно нервничает, то и дело стуча пальцем по баранке, то Ли не может усидеть на месте от долгого ожидания и плещущегося игристым шампанским внутри интереса. Пара глотков «для храбрости» от Лисы. Та, пока помогала ей наряжаться, прикончила чуть ли не полбутылки, которую сама и принесла. Она немного приоткрывает окно, вдыхая свежий, чуть подмораживающий воздух. Впереди виднеется город, сбоку — пламенный закат заливает рыжим пламенем небо, с другого — любимый человек, которого она берет за руку. Ким, улыбаясь на такой жест, переплетает с девушкой пальцы в ответ. Честное слово, у него после дня рождения Ли либо лицо треснет, либо нервы сдадут. Но он не жалуется. Как никогда он чувствует себя живым рядом с ней, и хочет показать, сколько же разных чувств и эмоций он испытывает, находясь рядом.traitor Olivia Rodrigo
— Приехали, — оповещает парень и заруливает на парковку. Хейя тут же приклеивается к окну, желая понять, куда же они приехали, но ее в последний момент за руку тянет Сокджин. — Постой, — он неуверенно сглатывает, когда девушка поворачивается. Снова тонет в ее глазах. — Это должен быть сюрприз, — объясняет и выходит из машины. — Подожди. Взяв на всякий случай чужую куртку с заднего сидения, он обходит автомобиль и открывает дверь девушке, сразу протягивая ей руку. — Закрой глаза. Хейя послушно выполняет просьбу и выходит на холодную улицу, держась за руку Кима. На плечи ложится собственная куртка, руки переплетают. Ли сразу двумя берет за локоть парня, и, доверившись ему, идет, слушая какие перед ногами возникают препятствия, чтобы миновать их. Они заходят в какое-то здание, где Сокджин платит за вход, и оповещает, обжигая ухо шепотом: — Почти пришли, — от него у Хейи трепетно мурашки защекотали кожу. — Я уже в предвкушении. Они заходят в какую-то комнату, это понятно по тому, что открывается еще одна дверь, которую парень шустро закрывает, подгоняя попутно Ли заходить быстрее. К чему такая спешка? Неужели им на голову выльется краска, если они не успеют, или что-то в этом духе. — Готова? — спрашивает Ким, а у самого, кажется, сердце сейчас в пятки уйдет. В ответ он получает несколько уверенных кивков и осторожный вздох, чтобы успокоиться. Они оба снова переволновались. — Открой глаза. Хейя открывает, да так и распахивает накрашенные пигментным бальзамом губы в удивлении и восхищении. Перед ней бабочки. Десятки цветных бабочек разных цветов и размеров, от самых маленьких до удивительно больших, размером почти с ее ладонь. Кругом различные растения для их содержания, на потолке и стенах едва заметна мелкая сетка, чтобы насекомые не вылетели, даже есть искусственная маленькая речка, через которую проходит деревянный мостик. И бабочки, бабочки, бабочки. Хейя закрывает ладонью рот и не может даже слова проронить, да что там, даже кажется, звуки издавать разучилась. Стоит, прибитая к месту, и кажется, чувствует, как к глазам подкатывают внезапные слезы. Сокджин тоже словно прирос к полу, все осматривается, смелости на Хейю взглянуть не может набраться. Страшно увидеть реакцию. Страшно увидеть разочарование. Отмирает только когда сбоку слышит задушенный ладонью всхлип. Повернувшись, видит, что кристаллическая слеза выбилась из русла и катится по румяной щеке вниз. — Эй, Хейя, — тихо зовет, встав перед ней и взяв лицо в свои ладони, чтобы поднять на себя. Ли головой отрицательно машет, отказывается поднимать заплаканные глаза на него, и Ким понимает. Разочарована. Он сразу поникает, плечи опускаются, руки тоже скользят по бархатной коже вниз, но чужая ладонь перехватывает его, останавливает. Хейя поднимает голову и улыбается сквозь слезы. Улыбка эта граничит с неконтролируемым смехом, порывы которого частями с уст девушки срываются вместе со всхлипами. Это все шампанское, из-за него она такая эмоциональная! — Я… — она пытается что-то сказать, правда, пытается, но выходит лишь неразборчивый набор звуков, а в голове самый настоящий ворох из эмоций, маленький смерч, который создали бабочки, проснувшиеся еще и в районе живота. Рука машинально опускается и накрывает его, а вторая все еще держит теплую ладонь Сокджина, трепетно стирающую ее слезы. — Это… — Я провалился? — больше утверждает, чем спрашивает Ким, несмело совсем, будто боится получить ответ. Хотя почему будто? Он боится услышать правду. — Сдурел? — хмыкает Хейя и уже натурально смеется, редко шмыгая покрасневшим носом. — Я в восторге, — уверяет. — Это… даже то, о чем я мечтать не могла, — она видит, как от этих слов буквально воспламеняется фениксом Сокджин, как обнимает ее и, подхватив за талию, начинает кружить на месте, вызывая одновременно и смех и возмущение Ли. — Ты сейчас всех бабочек перепугаешь! — Прости, — ставит ее на ноги, но не выпускает из своих рук. — О, Боже! — Хейя спохватившись, отстраняется, сразу встречаясь с непониманием в чужих глазах. — У меня, наверное, тушь потекла, а я тут о тебя трусь. Я же не вымазала тебя? — Сокджин взрывается смехом, не таким тихим, каким он должен быть в общественных местах, но оттого не менее искренним от такой переменчивости девушки. Уверив ее, что с макияжем и одеждой все в порядке, он берет ее за руку и ведет вглубь дома бабочек. Нет, девушка ошиблась, их не десятки — сотни. Настолько разных и прекрасных, что головой бесконечно крутишь, пытаясь ухватить деталь от каждой. Они подходят к небольшому застекленному террариуму с куколками, где некоторые уже раскрылись, и наверняка красавицы оттуда уже давно летают где-то здесь, а другие еще плотно закрыты. Хейе любопытно все и сразу, она пытается заглянуть почти в каждый уголок комнаты, чтобы найти новых крылатых существ. И, что поражало, они открыто сидели на растениях, летали над головами и даже садились на людей, здесь гуляющих. Сокджин даже развеселился больше, смотря на девушку и указывая на ее невидимки после вопросительного взгляда. Открыв фронтальную камеру на телефоне, Ли заметила голубокрылую бабочку, присевшую на украшения с ей подобными. — Она подумала, что они живые, — смеется Хейя, указывая на золотистых бабочек в своих волосах, и не упускает возможности сделать фото, пока еще может. — Ты похожа на них, — говорит тепло Сокджин, пока бабочка на виске Хейи медленно двигает крыльями. Ли поднимает на него улыбчивый взгляд. «Незаконно так мило и заразительно улыбаться, Ли Хейя, я тебя засужу», думает Сокджин. — Такая же любопытная и красивая, такая же бесстрашная, — она на его слова смущается, опустив подбородок. И ведь Ким не слукавил ни разу. Ее смелость, бойкость всегда его поражали и вдохновляли, а немного детская непосредственность и игривость заставляли нескончаемо смеяться и умиляться. Красоте он может посвящать стихи, воспевать под окнами песни и писать множество картин, но ничего не передаст с точностью ее хрупкие черты лица, тонкие красивые пальцы с узеньким обручем кольца на одном, небрежные волны, вьющихся от природы шоколадных волос, и улыбку, что ярче всех звезд галактики светит, стоит ей проявиться. В ней он видит совершенство, самого прекрасного не только внешностью, но и душой, человека. И сегодня она стала на год старше, притянув к себе как магнитом словно еще больше красоты, той, что между юностью и взрослением затерялась. Но в его глазах она больше милая, невинная девушка, которую он клянется любить столько, сколько ему отведено времени на Земле. — Я думала, этот день ничто не сможет сделать самым счастливым днем в моей жизни, но… — многозначительно тянет Ли, сидя перед двумя бабочками, уместившимся на листике папоротника, — тебе это удалось, Ким Сокджин, — Сокджин, ловя благодарственную улыбку, искрится счастьем не меньше девушки. — Спасибо, — приглушенно, интимно, только для них двоих. Задерживаются они на мостике, соединяющем два «берега» дома бабочек, смотря на растянувшуюся перед ними красоту. Но вместо того, чтобы смотреть на крылатых существ, распаливших нескрываемое счастье Ли, Ким смотрит на источник своего счастья. Его взгляд слишком мягок, сердце слишком быстро и громко стучит, губы слишком нежно улыбаются. А сам он — слишком влюблен. Ладонь тянется к умиротворенному лицу, бережно проводит костяшками по мягкой коже. Навстречу ему ластятся, выгибая голову к ласкающим пальцам, прикрывают глаза, опустив пышные чернильные ресницы, и открывают, когда пальцы соскальзывают на подбородок и плавно поворачивают, чтобы накрыть мягкие губы своими для соприкосновения в сладком поцелуе. Рука девушки сползает с перил мостика и перемещается на широкое плечо, к затылку, чтобы обнять, смять пухлые губы в ответ, вот так бесстыдно, в людном месте. Да и пусть смотрят себе на зависть, им на потеху. Хейя сцепляет руки на чужом затылке, голову склоняет и тонет в нежности, подаренной этим человеком сегодня. Прямо сейчас она идет ко дну, поросшему прекрасными зелеными растениями, а талию трепетно прижимают к себе, сокращая максимально имеющееся расстояние. Пойдут ко дну вместе. Кажется, сейчас она поняла, что хочет загадать, задувая свечи. Это будет бесконечное счастье рядом с Сокджином, подарившим ей самый замечательный подарок на день рождения.***
Утром, поздравив Хейю и проводив ее сонную и счастливую в душ, Чонгук внезапно крепко задумался, когда именно стоит назначить с Тэхеном встречу. Тянуть уже сил просто не было, еще и щекочущая внутри сущность то и дело стремилась в комнату в конце коридора. Но парень держался. Для чего, спрашивается? Он обещал подумать — он подумал, стоит, наверное, и оповестить о своем выборе, ведь так? Так. Ну и почему он все еще сидит. Неуверенность? Может быть. Страх? С чего бы, конечно, но не исключено. Кажется, так много он не думал даже на экзаменах в конце года. Если до очищения он был не уверен ни в чем, что касалось Ким Тэхена, то теперь, одеваясь на уроки, он цепляется за мысли, которые обдумывал днями ранее — Тэхен ему больше, чем не безразличен. Намного больше. Это стало не то чтобы большим открытием, но для парня, которому общество всегда навязывало правильность гетеросексуальных отношений, было очень даже неожиданно. Да, у него соулмейтом оказался парень, но они ведь не обязательно должны влюбляться друг в друга. Обязательно, сказал Чонгук и поправил клетчатую рубашку, накинутую поверх футболки. Нет, он, конечно, не прям уж влюбился, просто готов пойти и в огонь, и в лед, и в засушливую Сахару за ним следом, прикрыть спиной, поддержать словом, прижать к себе и обнять в сложный период, поцеловать… Или влюбился? Тэхен смотрел наперед, когда советовал подумать? Потому что вот он, стоит Чонгук, уверенный на все сто в своем выборе, но заблудился при одном лишь углублении в него, так и застыв перед зеркалом. Симпатия или влюбленность? Твою мать! А ведь был уверен. В любом случае, наблюдая в те немногие промежутки времени, когда удавалось поймать в поле зрения Кима, он мог сказать, что его тянет к нему. О, Господи! Его так достала это неопределенность, застопорившаяся в голове, что порой хочется прострелить висок игрушечным пистолетом, чтобы привести себя в чувства. Что за напасть — сомнения перед финишем? Спасибо, Чимин, позабавил своим поведением утром, но и тогда мысли не покинули, потому что опять… опять Тэхен где-то рядом прячется. Покрутив головой, он, разумеется никого не находит, даже пробует через астрал по ниточке, связывающей их, выйти на мага, но тщетно. Оказывается, в астрале ее не видно, когда Ким сливается с воздухом. Эти мысли сделали его нетерпеливым, желваки на лице чаще начали играть, взгляд в пустоту утыкался то и дело, да и разговаривать он стал меньше своей нормы, то есть, почти вообще не разговаривал. Хейя последние два тоже ходила, как в воду опущенная. Из-за дня рождения, подумал Чонгук, и продолжил втыкать в телефон, лежа на кровати после уроков. Но, как оказалось, мучило ее другое. — Чонгук, ты… все еще чувствуешь эту свою связь с Кимом? — робко спросила она, садясь на край его кровати. — Допустим, — кивает, кладя телефон экраном на живот и полностью посвящая внимание девушке. — Ты уверен, что это безопасно? — на такой вопрос Чонгук непонимающе вскидывает бровь. — Ну, связь с ним, мне кажется… — голос тихий, неуверенный, с примесью тревоги, а глаза стыдливо опущены на ладони, перебирающие браслет. Чонгук мягко улыбается. — Хейя, — зовет, и на него сразу обращают взгляд карие глаза, — мир опасен. Нет ничего безопасного в нем. Даже если есть защитные тросы и надежная система безопасности, все равно все может пойти не так и привести к чему-то плохому. Может, это и опасно, — отвечает на вопрос, — но… По-другому никак, понимаешь? И я, и Тэхен не могли предугадать или предвидеть это, никто не хотел этой связи, — объясняет, как маленькой, накрывая ее сложенные ладони своей и мягко сжимая. — Мы каждый день подвергаемся риску, в большей или малой степени. И наш выбор влияет на это, да. Вопрос только в том, какой именно выбор мы делаем. Риск или относительно спокойная жизнь. Девушка тогда поджала губы, а Чонгук поднялся, приняв сидячее положение. — Ты выбираешь рисковать, — отвечает за него Ли и видит, как ей в ответ коротко кивают. — Нужно просто понять, где правильно это сделать. Хосок над ухом во время украшения чердака что-то твердил за временное заклинание иллюзионистов, которое они наложили на школу и корпус детского общежития, чтобы грымза их не спалила за алкоголь, музыку и еще что-то, Чонгук пропускает почти все мимо ушей, ловя только обрывки чужих фраз. И даже чуть не роняет одну из колонок, предназначенных для грандиозных школьных мероприятий, благо Чон вовремя спасательную «подушку» воздуха насылает. А когда все становится красиво украшено и готово, остается только принести еду, питье и заказать у магов света соответствующее освещение. Последним решил заняться Хосок. Чон младший же был сегодня в роли грузчика. И снова это тянущее чувство в груди. Чонгук вздыхает глубоко, ставя стаканчики и несколько бутылок алкоголя на один из столов, и опускает голову с прикрытыми глазами. В самом деле, так нечестно! Значит, Тэхен обещал, что видеться они не будут, чтобы тот не перетянул канат выбора в свою сторону, а сам вечно крутится где-то под рукой. И ведь условие-то свое выполнил. Они не видятся. Точнее, Чонгук его не видит, а Ким — да. Ну зато он его чувствует. — Ким Тэхен, я знаю, что ты здесь, — вздыхает Чонгук повторно и почему-то в мозгу складывается впечатление, будто он чокнутый и разговаривает сам с собой или голосами в своей голове. А самое забавное то, что после сказанных слов, давление пропало. Тэхен ушел. Чонгук смеется, зажмурившись. Как дети себя ведут. Интересно, Тэхен правда не знал, что Чонгук, как ищейка, его за километр чувствует, или прикидывался, пока его не ткнут в этот факт носом? Происходящее между ними его забавляло, но было бы куда лучше, опусти они этот барьер.***
На вечеринку Хейя пригласила почти весь их класс и некоторых друзей с параллели. На чердаке достаточно места, перекрытой для праздника области вполне хватало на ораву из тридцати с лишним человек, не было толкучки, только комфорт, импровизированный танцпол, перетащенные диваны и кресла, море алкоголя, еды и хорошая музыка. Раз сто, не меньше, у Чонгука спросили, где потерялась именинница, на что он скупо пожимал плечами и отвечал сухое: «Щас придет». Для него без друзей вечеринка казалась скучноватой. Да, он мог бы уйти в отрыв и здорово погулять и в одиночку, но это будут не те ощущения. Или можно поступить, как Чимин.Used to the Darkness Des Rocs
Пак, как только пересек порог заполненного приглушенным светом магических сфер, переливающихся разными цветами и усыпающих бликами стены, чердака, видел только одну цель на вечер — напиться. Напиться так, как не пил с начала учебного года. Причиной послужило то, что он так и не смог найти подходящий подарок и решил найти его уже после праздника, чтобы подарить. Уж лучше поздно, чем никогда. Ну, еще из-за Мин Юнги, чуть-чуть. Вот ровно столько же, сколько остается расстояния от налитого шампанского до кромки стаканчика. То есть, его почти не было. Самовнушение, что Юнги не играет особой роли в его состоянии и перемене эмоций, рушится с завидной скоростью, когда в организм все поступает порциями алкоголь, чуть ли не стекая витиеватыми струйками по шее. Эта встреча взглядов днем подбила его выстроенные границы и самообладание, еще бы чуть-чуть, и он бы кинулся с извинениями, честное слово. Организм начал стремительно пьянеть, а если учесть, сколько успел в себя принять Пак, к половине седьмого он был уже готовеньким, как румяный пирожок. Щеки так и порозовели, благо в искусственном свете видно это не было. Его перехватывает между песнями Хосок «проветриться», потом единожды делает то же самое Чонгук. — Курить хочу, — едва передвигающимся языком говорит Пак, а оба Чона на такое заявление молча ахуевают. Ему, разумеется, никто не дает. Во-первых, потому что тот не умеет, а во-вторых, потому что его развезет еще больше. — Пиздец, где Юнги? — вздыхает Чонгук, когда гидромант в очередной раз уходит покорять танцпол. — Да у них случилось что-то, не разговаривают вот уже почти неделю, — говорит Хосок, упираясь в столик задом. — Серьезно? — вскидывает брови в искреннем удивлении Чонгук, а потом припоминает и странное поведение Чимина в столовой на днях, и игнор Юнги, а если совместить, получится факт, что они друг к другу больше, чем на два метра, не приближаются. — А что случилось? — Говорю же, что-то. Сам не знаю, — пожимает плечами и отпивает пиво из стаканчика. — Да… Хейя знает толк в алкоголе, — довольно хмыкает Чон. — Уже знает наши вкусы, что уж там. А, кстати, серьезно, где Юнги? Ты видел его здесь вообще? — Неа, — качает головой Хосок, опустив уголки губ в незнании. — Еще днем куда-то делся, я его не видел после. Больше Чонгук не допытывается до друга. Странно это все. Он делает глоток шампанского и отходит к небольшому окну, куда все ходят покурить, а он — подумать. Но думать становится некогда, когда комната заливается светом фонарика телефона, идущего из открытого люка в полу, откуда вышел сначала Юнги, следом Сокджин, а за ними Хейя. Под всеобщее улюлюканье, девушка ярче засветилась, принимая поздравления от каждого подошедшего. А когда к ногам почти падает Чимин с улыбчивым «не помри раньше меня, хеппи бездей, мля», ее и вовсе на смех истеричный прорывает. Чимин, увидев объект, на который направлена вся его обида, развернулся показательно резко, чуть не улетев в сторону, и пошел снова наполнять свой стаканчик. Юнги, лишь по взгляду Хосока поняв, насколько все хреново, почти подлетает к Паку, покачивающемуся на танцполе с новой порцией алкоголя, и, пытаясь перекричать музыку, берет его за руку, чтобы привлечь внимание. — Чимин, надо поговорить, — говорит, а его будто не видят. Да даже не будто, Чимин просто танцует с закрытыми наглухо глазами, вот и не видит его, а открывать не торопится явно. — Не слышу, что ты говоришь, тут слишком темно, — кричит свой пьяный бред гидромант и вырывает руку, снова поворачиваясь к Юнги задом, к колонкам передом. — Хватит, — настойчиво звучит, когда Мин разворачивает его обратно за плечо. — Что ты говоришь, не слышу-у-у? — О, Господи, — вздыхает парень и закрывает глаза, мысленно прося себя не злиться так быстро. Одним движением он вырывает стаканчик из чужих рук, выпивает его залпом, пока его прожигают полные удивления поплывшие глаза, тут же слипшиеся в кучку. Юнги чуть приседает, чтобы ухватить парня поперек живота и закидывает себе на плечо так, будто тот не весит ничего. А тот, блин, весит! — Эй, б-блять! Пусти, ирод несчастный! — вопит Чимин, но никому до этого, кажется, нет дела. На ноги его ставят только возле дальнего окна. Юнги вышел за перекрытую территорию, туда, где тише музыка и никого нет. Чимин, шатающийся и задыхающийся от возмущения, пытается что-то сформулировать и сказать, но вместо этого только молчит и все машет рукой, пальцем на Мина указывая. А тот, скрестив руки на груди, ждет, что из себя Пак в таком состоянии сможет выдавить. Мда. Говорить с ним сейчас — дохлый номер, обсуждать то, что между ними происходит и попытаться все исправить — тем более. — Ты какого хуя творишь? — в итоге изрекает Чимин. — Не видишь, я танцую? Мне потанцевать нельзя? И вообще! — повышает голос, кажется, максимально, отчего закашливается, видимо, от першения в горле. — Мы больше не «мы», понял? — продолжает чуть тише, но не менее громко. — Ты, — показывает на него, — это ты! А я, — уже на себя, — это я! Усек?! — Поговорим завтра, когда в себя придешь, — лишь говорит Мин. — А сейчас постарайся не убиться где-нибудь. — Без твоих соплей обойдусь! — бросает, задрав нос, гидромант, и уже хочет двинуться к толпе, но его косит, и он чуть не летит в стопку сложенных старых коробок с учебниками. Юнги успевает подхватить под локтем, избегая столкновения, но другой рукой тот все же бьется. — Ай-й-й-я-я-яй, — тоненько тянет, поднеся к лицу пострадавший локоть, а второй вырывает из цепких пальцев, снова опасно пошатнувшись. — Я сам! Не надо меня ловить. И вообще! — повторяет. — Держись подальше от меня. К Тэхену пиздуй, понял! — разворачивается на пятках и пытается уйти. Юнги, разумеется, следует за ним, следя, чтобы тот правда не расшиб себе голову обо что-то.***
love, or the lack thereof Isaac Dunbar
Чонгук, стоя все так же в стороне, слабо качается под играющую песню, тихонько напевая ее под нос, пока рядом двигаются знакомые и не очень тела учеников, на которые он не обращает внимания. С грустным осознанием, что все-таки придется развлекаться самому, он решает пополнить стаканчик выпивкой и добить свое состояние до веселенького. Хейя танцует с Сокджином, Юнги носится с пьяным дебоширом, Хосок где-то потерялся опять, приходится выкручиваться из положения. Чонгук поджимает губы от горечи, осевшей на языке, и думает сначала, что ему уже чудится присутствие Кима, еще и вызванное подступающим опьянением от выпитого. Но… нет. Вон он стоит тоже в стороне возле книжной полки с подарком в руках и взглядом ищет, кажется, Хейю. Но когда он тоже натыкается взглядом на него, Чонгук не замечает, как уголок губ поднялся.«If I’m all yours then take me back.»
Если я весь твой, то верни меня.
Чонгук скорым шагом подходит к танцующей парочке, нагло врываясь в их маленькую идиллию. — Что-то не так, Гуки? — весело спросила Хейя, от которой уже тоже ощутимо несло спиртным. — А?.. — Чонгук не может ничего дельного сказать и просто взглядом указывает на Тэхена, смотрящего куда-то в сторону, но явно не на них (продолжает искать девушку). — О, он пришел, — воодушевленно вскрикивает Хейя, даже подпрыгивает и, схватив Чона за запястье, идет прямиком к гостю. — Не волнуйся, Гуки, просто мама решила довериться твоему выбору и отпустить своего птенца в открытое небо, — и заговорчески подмигивает, обернувшись. — Привет, — здоровается с Кимом Ли, никак не в силах стереть улыбку с лица. Настроение настолько хорошее, что испортить его может разве что ее смерть от счастья. — Привет, с днем рождения, — улыбается в ответ Тэхен и протягивает завернутый в пергаментную бумагу подарок, перевязанный шпагатом. — Спасибо, — почти смеется от того, насколько ей сейчас хорошо. Тут и Сокджин подходит, приветствуя парня. — Я могу открыть сейчас? — Тэхен в ответ кивает, будучи не в силах отказать ей. Вот тот свет, который он искал неделю назад. — Я слышал, ты любишь магию изучать, — под сопровождение распаковки говорит Тэхен. — Так вышло, что у меня было то, что может тебя заинтересовать, — Хейя, преодолев преграду в виде обертки, посмотрела удивленно сначала на подарок, потом на Кима, и так несколько раз. — Это ведьминская книга со старыми заклятиями и видами магии, переведенная на корейский. Ли даже выдыхает судорожно. У нее на руках состарившийся сборник ведьм, наверняка могущественных, не в оригинале (его бы она и не смогла изучить), но почти подлинник. — Тэхен, — она в шоке поднимает глаза на довольного мага, явно угадавшего с выбором подарка. — Это… Я, наверное, не могу это принять, это же так ценно, — неправильно, конечно, но такой ценный документ принимать ей кажется кощунством. Может, эта книга передавалась по наследству в семье Ким? И она почти угадала. — Можешь, — возражает Тэхен. — У меня есть оригинал, так что можешь не переживать. — Спасибо, — еще раз благодарит и тянется, чтобы обнять, а уже там тихо спрашивает: — Надеюсь, непониманий между нами больше нет? — Конечно, — отвечает маг, а взгляд прикован к пироманту, так и замершему перед ним. Ну что за прелесть. — Позвольте украсть эту прекрасную даму у вас, — вклинивается Сокджин, когда Ли отходит от Тэхена, и ему кивают, пока та смущенно смеется. Чонгук решает, что сейчас просто идеальная возможность, а потому кивает в сторону столиков с едой и выпивкой, чтобы Ким проследовал за ним. Там он заботливо наливает ему шампанского, но поздно понимает, что тот может не его хотел, однако, не получив возражений, протянул алкоголь парню. И себе обновил. Опять. Потому что от нервов выпил прошлый стакан залпом по пути к Киму. — Я подумал, — начинает Чонгук, не спеша пить, а просто покручивает стаканчик в руке, смотря, как жидкость плещется внутри. Они с Тэхеном медленно двинулись по периметру огороженной местности. — Правда? — спрашивает так, будто не было ничего днем, будто они правда не виделись всю неделю. — И знаешь… — многозначительную паузу тянет, включая сомнительную актерскую игру под действием градуса. — Я понял, чего хочу, — и в подтверждение покивал себе. — Удиви. — Не удивлю, — усмехнулся Чонгук и услышал то же самое. И так понятно, что даже заставлять выбирать смысла не было, только зря неделю потратили. Но услышать, что скажет в итоге Чонгук, было интересно, особенно, когда тот пьян. — Знаешь, изначально, тогда, на поле, когда ты раскрыл себя, — поясняет и продолжает свое короткое признание, — я пришел с целью узнать, могут ли соулмейты влюбиться друг в друга. Я тогда слишком много просидел в интернете, читая статьи о соулмейтах, столько, что после глаза долго болели, а потом захотел проверить это. — Решил воспользоваться мной, — шуточно говорит Ким, вспоминая, как и Чонгук думал о таком. — Ну… почти, — не сдерживает неловкого смешка Чон. — Я всю дорогу думал, ну не обязательно же влюбляться, связь родственных душ не всегда ведь равна любви. — И каков итог? — с явным интересом заглядывает в чужое лицо. — Я влюбился, — отвечает Чонгук, поворачиваясь и смотря в ответ. Улыбка Тэхена греет лучше алкоголя, растекшегося по телу, он одним взглядом может показать, сказать то, что никогда не сможет описать. Те чувства, что бьются птицей в клетке ребер, не скрываясь под действием фиолетового кольца. Точно такие же, как у Чонгука. Оба смущенно отводят взгляд, глупо улыбаясь. В итоге останавливаются возле диванчиков, где и планируют разместиться на время. — О-о-оп! Тут же на них со спины и налетает Пак Чимин, буквально повисая всем весом на их плечах. Алкоголь в стаканчиках звонко подскакивает, чуть пролившись за края, но появившийся смерч это не волнует. — Пьем за здоровье именинницы! — заявляет важно он и сильней сжимает чужие шеи. — Трезвым сегодня никто не уйдет! — тут он замечает, что, помимо Чонгука, в его руках находится причина всех бед, свалившихся на его темную голову. Опомнившись, он отпускает их и сразу супится, недовольно сощурившись и забрав стаканчик Кима с алкоголем. — Кроме тебя, — говорит злобно и идет дальше, как и не было его, попутно залпом опрокидывая пойло в себя. Следом проносится таким же вихрем, но быстрее, Юнги. Тэхен на данное действие только пожимает плечами неловко, поднимая брови. — Не обращай внимания, — отмахивается Чонгук, улыбаясь, — он всегда такой. — Верю, — не спорит Ким. Чонгуку трезвому было бы очень стыдно за поведение друга, но Чонгуку нынешнему сейчас только чу-у-уточку неудобненько за него. Он немного запоздало замечает, что Чимин же забрал кимову выпивку, и, взяв последнего за руку, ведет к столику, чтобы снова налить. — Я, честно говоря, не пил до этого, — признается, заминаясь, Тэхен. Говорить о своей неопытности, оказывается, очень неловко и дико смущает, но они же просто выпивку обсуждают, а не количество половых актов. Так что, можно так не напрягаться, верно? — Правда? — поднимает уже потихоньку плывущие глаза Чонгук. — Надо исправлять, — протягивает стаканчик спиртного Киму. Черт, знал бы, что будет проводить остаток вечеринки с ним, пил бы меньше. Да обошелся бы соком, вообще! Потому что не соображает уже ни черта, а что дальше будет — боится представить. Главное не натворить глупостей и не ударить лицом в грязь, хотя таких грехов за ним не водилось. Тэхен прячет в кашле смешок, слетевший с губ от вида пьяного пироманта в фиолетовом свете левитирующих сфер. Слушая чужие подбадривания, он пробует первый в жизни алкоголь и непроизвольно морщится от горечи и кислоты, а еще от шипения шампанского в горле. Внутри почти моментально становится тепло, алкоголь медленно разливается по сосудам, подогревая кровь, а Чонгук настаивает на том, чтобы стакан был испит до конца. Перечить незачем. По правде говоря, получив приглашение от Хейи на день рождения, он сильно удивился, а, обработав информацию, понял, что если все же соберется, то нужно найти подарок. Идея подарить одну из ведьминских книг посетила голову почти сразу, и он остался доволен собой. Он уверен, в руках Хейи книга останется целой, а написанное в ней найдет лучшее применение. Но встала проблема, над которой Тэхен, кажется, не задумался бы никогда. Он впервые в жизни не знал, что ему надеть. Логично было бы подумать, что на вечеринке, помимо класса и друзей девушки, будет и Чонгук, как самый близкий из них. Это будет вынужденная встреча, где они обязательно пересекутся и, скорее всего, поговорят. Вопрос о выборе одежды стоял острым углом перед парнем, осматривающем придирчиво свой не столь богатый гардероб. Недавно ему пришла очередная посылка с новыми вещами, некоторые он даже еще не распаковал, и, видимо, настал их час. В ухо полезла серьга с длинными серебряными цепями, как у Чонгука, на груди обвис пушистый светло-розовый свитер без рукавов, под низом которого была белая рубашка, ноги облепили синие джинсы, а волосы разделились на прямой пробор. Легким ветерком с подогревом он попытался сделать что-то похожее на объем (услышал, как это делать от девушек) и вроде остался доволен. Кажется, даже стал выглядеть еще юнее своего возраста. В такой светлой одежде он себя никогда не видел, но ему идет, наверное… Сейчас слово «наверное» можно смело выбросить из лексикона, потому что смотрят на него любуясь, восхищаясь. Чонгук, усевшись на диван, почти лег на подлокотник, чтобы быть ближе к сидящему в кресле рядом Тэхену. Последним штрихом его образа стало отсутствие фиолетового камня на пальце. Этого Чон уже, конечно, разглядеть не в состоянии, он теперь только слюнки тихо пускать может на Кима от прыгающих сердечек в глазах. Сам Тэхен остался доволен проделанной работой. Стараясь как-то поддерживать диалог с парнем, перешедшем с корейского языка на пьяный, он не замечал, как пролетает время; только в сон начало клонить то ли из-за режима, то ли из-за ударившего по мозгу шампанского. Но и тут уже не важно. Важно только будущее, которое начинается здесь и сейчас, в котором у них с Чонгуком отныне будет больше возможностей.