***
— Я его люблю, я его люблю, я его люблю, — как мантру повторяет Хейя, зайдя в комнату и попутно обтирая полотенцем мокрые волосы. — Люблю, сука, — уже более раздраженно, и трет пряди агрессивней. Чонгук издает смешок, подогнув колени на кровати и продолжая рисовать под светом настольной лампы, склонившей свою «голову» над его рисунком. Воскресенье — последний выходной и на учебу. Уроки сделаны еще утром, а потому забот, кроме как следить за суетящейся девушкой, не было. — Это ты про Джина? Хейя на его вопрос возмущенно отбрасывает мокрое полотенце на спинку стула и продолжает носиться по комнате, выискивая что-то на полках. — Да пиздец! — фыркает она. — Нельзя так внезапно приглашать на свидание. — Вот такой непредсказуемый Ромео, — хмыкает пиромант, а карандаш снова черкает по бумаге издавая характерный звук от трения грифеля об лист. — Господи, почему нет магов, изменяющих внешность? — Чего? — смеется Чонгук, прищурившись, и вновь отвлекается на Ли. — А что? Захотел длинные волосы — взмах рукой и они отрасли, захотел каре — остриг. Не нравится нос — щелчок пальцев и вуаля, он идеален. Вот тебе нравится твой нос? — внезапно к парню обращается. — Так, — притормаживает девушку Чон. — Вот не надо сейчас этого. Меня все устраивает, но твои слова были направлены явно на то, чтобы я сказал, что ненавижу свой нос, потому что он большой. Нет, Хейя, не накидывай мне комплексы. Девушка выдыхает через нос, опустив плечи и потеряв тот огонек, который играл в ней при идее о новом типе магов. — Ну, правда, почему нет таких магов? Чем плоха такая магия? — В мире было бы слишком много айдолов с одинаковыми лицами, вместо людей с изюминкой во внешности. А в мире и так достаточно похожих друг на друга людей. Близнецы там или, как я в какой-то статье читал, что в мире есть как минимум четыре человека с внешностью, как у вас. По-моему, достаточно. Ах, да, еще пластика. Чонгук не видит нужды в таких магах, видя исключительно вред. Ведь чем плоха данная нам от рождения внешность? Его вот, например, все устраивает, а если и не устраивало, было бы как-то не сильно волнующе. По крайней мере, он так думает. Идеальных людей нет, но не в этом ли прелесть? Каждый человек разный, уникален по-своему, и это отличает его от других. Даже смотря на Хейю, Чонгук не может понять, что ее не устраивает в себе. Она вот уникальна тем, что не чистокровная кореянка. Внешность у нее больше европейская, нежели азиатская, пропорции фигуры такие, что каждая обзавидуется, ни у кого в корпусе нет таких мило вьющихся волос, как у нее. Она по-своему красива, но была бы она такой, если бы существовали маги, изменяющие внешность? Нет, потому что она, как и свойственно девушке, временами комплексует из-за разных моментов, не устраивающих ее. Даже те же вьющиеся волосы — она их ненавидит, постоянно выпрямляет, стараясь исправить «ошибку природы», потому что они ей совсем не идут. На белом листе скетчбука, немного испачканном следами отпечатков его пальцев, тоже находится человек, что далек от идеала. Хотя… Чонгук никогда не согласится с этим, скорее всего, идеальный человек один во всем мире — Тэхен. — Скучный ты, — бурчит Хейя, открывая шкаф со своей стороны и выискивая там что-то, в чем она сможет выглядеть презентабельно. — А мне, между прочим, сейчас такая магия ой как помогла бы. Я еще от вчерашнего не отошла. — Боюсь представить, что с Чимином, — хмыкает Чон. — Опухшая, с грязной головой, где-то волосы вообще липкие, потому что какой-то чмошник на меня вылил ликер, — жалуется, все отбрасывая вещи, не подходящие под нужные критерии, возникшие в голове, чуть ли не лазеры из глаз пуская, а Чонгук только посмеивается с нее тихо. А потом вспоминает о другой немало важной вещи, которая сейчас намного нужнее шмоток, и принимается носиться по комнате, шарить по полочкам, ища ее. — Не готова совершенно, а он: «Сегодня в шесть я зайду, будь готова», а как спросить, есть ли у меня планы, так хуй. Да где этот гребанный фен?! — взрывается все-таки криком, а Чон уже, не скрываясь, смеется в голос, крепко зажмурив глаза. Хейя хлопает себя по лбу, поворачиваясь с выпученными глазами. — Черт… — выдыхает она. — Я же его Миён дала, а она уехала. Твою мать, — протягивает, зарываясь ладонями в проблемно мокрые волосы. — Так, — тут же собирается и обращается уже к соседу, — Чонгук, помоги. — Ну уж нет! — отвечает сразу парень, слишком быстро поняв, что от него хотят в этой ситуации. — Да ладно тебе, жалко что ли одну сферу зажечь, чтобы подругу выручить? — то бишь, чтобы она сделала импровизированный фен. — Нет, — отрезает Чон и начинает перечислять последствия прошлых двух раз. — В позапрошлый раз ты снесла все вещи с полок… — И сразу же вернула их обратно! — спешно добавляет Ли, перебив пироманта. — А потом сразу же сделала из зажженной сферы огнемет как из зажигалки и дезика, — возражает Чонгук упорно, передразнив девушку. — В прошлый раз мы покупали новые шторы, — еще припоминает, Хейя на это отводит взгляд куда-то в сторону угла, выгнув дугой губы. — Сейчас ты либо спалишь всю комнату окончательно, либо сожжешь лицо и себя заодно. Иди фен у кого-то другого попроси или полетай пойди, в чем проблема? — Кстати, о полетах… — задумчиво произносит девушка и садится на кровать рядом с парнем. — Мы с тобой об этом не говорили, но ты помнишь, как на поле ты… полетел? — говорит не так возбужденно, как до этого, а несмело, будто боится заводить разговор. — Хейя, я ничего не помню с поля, — спокойно отвечает Чон, откладывая на прикроватную тумбочку блокнот и карандаш. — Просто было кое-что, кроме твоей ярости, что повергло нас в шок. Ты тогда схватил Тэхена, у тебя выросли крылья и ты вдруг взлетел. Потом Тэхен привел тебя в чувства и у него тоже были крылья. Это… как ты это сделал, ты же пиромант? — Я не знаю, — пожимает плечами парень и задумывается. — Может, это было из-за того, что мной завладела другая душа? — А Тэхена как оправдаешь? Да и сам посуди, у вас с твоим двойником тело и магия одна. Значит, ты тоже так можешь. Кстати, что вчера вечером было? — девушка резко перескакивает с одной темы на другую. — Вы с ним, вроде, вышли на контакт, — потерла указательные пальцы друг о друга девушка, — законнектились, так сказать. — Хейя, ты опаздываешь, — напоминает Чонгук, не имея особо желания развивать данную тему, но девушка рукой машет и показывает тем самым, что не отстанет, пока не услышит ответ на поставленный вопрос. Чонгук вздыхает, закатив глаза. — Ничего не было. У меня, если честно, провал в памяти, я слишком быстро накидался из-за нервов. — Окей, тогда скажи мне последнее, что ты помнишь. — Как мы несем Чимина в комнату, потому что он начал отбиваться от Юнги ногами. — Ты, считай, все помнишь, потому что дальше нас проводили в комнату Хосок и Тэхен и ты вырубился. Правда, вы не сразу зашли, — подмечает девушка, — а что было снаружи, я не знаю, — и пожимает плечами. — Вы поговорили? — Да. — И как? — продолжает напирать. Чонгук на ее наглость округляет глаза. — Хейя, ты опаздываешь, — повторяет настойчиво. У него не то настроение, чтобы сплетничать о своей личной жизни с подругой. — Иди фен ищи, — кивает подбородком на дверь. — Да ладно, Чонгук, ты всегда со мной делился всем, а сейчас что? — Иди собирайся, женщина, а то Сокджин придет прямо сюда за тобой. Цокнув, девушка поднимается и идет к своей кровати. Поставив руки в боки она, сосредоточенно закусив губу, думает, что можно сделать в ее ситуации. — Чонгук, ну, может, все-таки попробуем последний разок? — мило улыбается, намекая на импровизированный фен. — Нет!***
Увиденное заставило неслабо испугаться, несмотря на то, что эмоции притуплены, а директриса школы была не слишком дорогим ему человеком. Но крики, которые то и дело вырывались из ее уст, были чудовищны, будто из груди пытаются вырвать душу голыми руками без анестезии вместе с сердцем и волшебным ядром, тесно переплетающимся с первым. Тэхен, сидя у койки рядом с отключенной Шин Ван, теребит нервно кольцо на руке, всего одно — цвета кровавого заката, что совсем скоро навестит их. Лечащий врач, убирающий оборудование обратно в переносной чемоданчик, говорит о скором пробуждении женщины, сильной нагрузке, как причине такого срыва и неосторожном применении магии. Даын понятливо кивала на его слова, тоже находясь совсем близко к неподвижной фигуре, что всегда своим видом внушала легкий страх, сквозящий по позвонкам рябью мурашек, а взглядом выражала чистейшее хладнокровие, спокойствие и твердость. Сейчас это всего лишь набор эпитетов, оставшихся в памяти, никоим образом не соответствующий действительности. Бледная кожа лица становится контрастней у глаз, из которых Ким видел ранее дорожки кровавых слез, а под опущенными ресницами успела заметно потемнеть; губы иссохли, однако не потеряли цвета под темно-бордовой помадой, но Тэхен уверен: будь ее лицо чисто от косметики, было бы видно, как они побледнели вместе с кожей. — Что же это такое? — задумчиво бормочет Мин Даын, приставив кончики пальцев к своим губам. — Сначала всплеск энергии Чонгука, теперь это, — и если первое было преодолено без участия учителей (за что потом всей компании прилетело), и могло навредить только Чону, так как он был за пределами школы, то то, что происходит с директрисой, совершенно не поддается никакому объяснению, потому как ничего подобного раньше они не видели. — Тэхен, что случилось, когда ты зашел? — внезапно строгим голосом обращаются к магу. От этой женщины слышать такую интонацию было непривычно, это могло значить, что она действительно взволнована, но эта напускная строгость скрывает клокочущий внутри страх. — Я должен был зайти к директрисе, чтобы кое о чем с ней поговорить, но, уже у кабинета, я услышал крик. А зайдя, увидел ее на коленях, кричащую, будто в агонии, и со странными кровавыми слезами, — тут же, не колеблясь, ответил Ким. — Это же наверняка влияние какой-то магии, так? — он перевел вопросительный взгляд на учителя, но та только пожала плечами, чуть качнув головой. — Я не знаю, — приглушенно. — Тэхен, — вновь к нему обращаются, — то, что произошло в кабинете, не должно дойти до чужих ушей, ты понял? — в ответ пара кивков, за которыми женщина следила с осторожностью, о чем-то раздумывая. Доверять такое ученику не самая лучшая идея, но хочется верить, что Ким никому не разболтает лишнего, в противном случае, если информация всплывет на поверхность, учеников может хватить приступом паники. — Можешь идти к себе, я передам, что ты хотел поговорить, когда она очнется. Учтиво согнувшись в поклоне, Тэхен покидает кабинет с каким-то странным чувством внутри. Что-то там скребется неприятным предчувствием, предвещающим очевидно что-то нехорошее, судя по данному происшествию. Но мысли его быстро сменяются, стоит взять в руки телефон и вспомнить про одну заманчивую вещь, которую он хотел попробовать сделать сегодня, пока выходной. О ситуации с Шин Ван он еще успеет подумать, а вот тратить драгоценное время попусту вместо того, чтобы позвать Чонгука на прогулку, нельзя. Погода сегодня довольно теплая, если сравнивать с последними днями, упускать такую возможность было бы глупо, и возможно, это единственный шанс, когда они с Чоном могут такое провернуть. Если получится, конечно. Чонгук, честно признаться, поставил его вчера в тупик своим «Ким Тэхен, я знаю, что ты здесь». Он его почувствовал? Тогда, выходит, он всегда знал о его присутствии и молчал, вопросов по этому поводу не задавал никогда, хотя это очень в его стиле. А вот так, застав с поличным, вынудил трусливо сбежать, как крысу с корабля. Хорошо, что не споткнулся по пути, тогда наличие своего присутствия точно не вызывало бы сомнений у Чона. На вечеринке у Хейи он смог, наконец, расслабиться, попробовав первый раз алкоголь и услышав долгожданный ответ от пироманта, в котором был уверен изначально, но дать тому надежду на спокойную жизнь без тревог и страха за него — а главное, безопасную для него самого — было необходимо. Теперь же, когда выбор сделан, Тэхена наполняет какое-никакое, но облегчение, что он не давил, не давал надежд на жизнь как у всех и получил честный, взвешенный ответ. Сказать, что сердце от слов парня не задребезжало, как стекло от разгневанных ветров, было бы наглой ложью, настолько неправдоподобной, что даже ребенок бы раскусил его. — И каков итог? — Я влюбился. Сейчас, идя по коридору, смущение и в то же время уверенность голоса Чонгука проскальзывает в голове приятным воспоминаниям, а на лице снова расцветает улыбка от чужих слов. Кажется, что со вчерашнего вечера прошла вечность, но на деле всего около пятнадцати часов, большую часть из которых Ким спал. Идея озарила его светлю голову на этой неделе, когда взгляд зацепился за нежданную гостью в кабинете математики — маленькую бабочку, кружащую возле комнатного цветка на подоконнике. Ее крылышки трепетали, делая уверенные легкие взмахи, и медленно поднимались и опускались, стоило приземлиться на первый раскрывшийся бутон декабриста пламенного цвета. Тогда-то он и вспомнил деталь, поразившую его не так давно. Получается, так ощущается любовь? Когда заботишься о другом человеке, стремишься к нему, невзирая на внешние раздражители и проблемы, когда подмечаешь совсем незначительные детали в поведении и внешнем виде, прокручивая их в голове с особым трепетом и нежностью. Может, не будь на пальце фиолетового камня, он почувствовал бы тех пресловутых бабочек в животе? Проверить он успеет. Но отрицать, что это чувство окрыляет, переплевывая своей силой магию кольца, незачем. И чувство это толкает на необдуманные (ну почти) и очень рискованные поступки. У колец точно нет срока годности? Или они подавляют только отрицательные эмоции? Кто б ему ответил на эти вопросы.Тэхен:
Не занят сегодня?
Телефон Ким не убирает, будучи на сто процентов уверенным, что его сообщение будет прочитано сразу же, и не прогадывает. Две галочки загораются меньше, чем через десяток секунд, а ответ прилетает еще быстрей. Чонгук: Нет, а что?Тэхен: Сможешь выйти примерно через минут двадцать к воротам?
Ответом послужил красочный стикер со знаком «ок», и Тэхен, убирая телефон в карман, улыбку сдержать не может снова. Это вообще контролируется? Потому что ни кольцо, ни его носитель этот порыв сдержать не могут. Тэхен не помнит, когда ему в последний раз было так хорошо, как за последние два дня. Предел предыдущих случаев был достигнут и переплюнут еще тогда, в лесу, когда Ким, словно зачарованный, коснулся чужих губ своими, чтобы успокоить их хозяина. И сколько уже раз его мысли возвращались туда, под густые могучие ветки, чтобы раз за разом воспроизводить этот момент, оставленный в памяти, только бы снова ощутить мнимую мягкость покрасневших лепестков с солеными слезами на них.***
An Honest Mistake Mating Ritual feat. Lizzy Land
Чонгук стоит в назначенное время и крутится на месте, смотря на давно изученные здания и деревья, обрамляющие территорию школы. Высокие резные ворота приоткрыты, так как внеурочная деятельность учеников подразумевала выходы на поляну для практик, потому сторож оставил их распахнутыми до определенного времени. Заметив Кима (вернее, почувствовав его приближение), пиромант, сам того не замечая, тянет уголки губ в приветственной улыбке, а Тэхен просто не может это проигнорировать от того концентрата эмоций, творящих химию внутри, смешиваясь с гормонами, и улыбается в ответ. — Кажется, теперь я понимаю слова Хейи о внезапных сообщениях Сокджина с предложением пойти на свидание, — говорит парень, когда расстояние между ними становится равным одному шагу. — А у нас разве свидание? — вскидывает бровь Тэхен, вдруг ухмыльнувшись, а Чон только многозначительно ведет плечом, отзеркаливая чужую мимику, и выходит первым за ворота. Шелест сухих листьев под ногами разбавляет тишину, в которой они идут по лесу некоторое время. Тэхен куда-то целенаправленно ведет его, не говорит зачем и надолго ли, а о том, что могут не успеть вернуться до закрытия ворот, совсем не переживает. Да и выглядит не так, как обычно. От холодности, которой сопровождалась каждая их встреча (за исключением вчерашней), и следа не осталось, на ее место пришло незримое тепло, отражающееся в карих глазах при легком прищуре, когда тот улыбается, и даже нотка уюта, пока они бредут между высоких стволов; а солнце постепенно клонится к линии горизонта, заливая небо розовато-янтарным светом. Чонгук даже засматривается, подняв к нему голову, не думая о возможной кочке, о которую он с большой вероятностью может споткнуться. Пушистые облака плывут медленно, кучкуются в большие ватные фигуры, играя цветными тенями друг на друге. Как будто осень отошла в сторону, позволив летнему закату забрать один вечер в свою копилку. Дорога снова долгая, однако Тэхен, воодушевившись, не делает попытки остановиться отдохнуть или хотя бы объясниться, а просто идет, периодически поглядывая на Чонгука. Пиромант, замечая знакомые детали в местности, чуть хмурится. Это место, через которое они с Тэхеном шли неделю назад, но несколько потрепанное. Крупные ветви и ветки чуть меньше все чаще стали встречаться под ногами, приходится переступать через них, но он помнит точно, что их не было. Во время грозы не могло сломаться столько веток, причем только здесь, внизу. — Мы же идем сейчас к скале Свободы? — спрашивает Кима, в голове прикинув их примерный маршрут и сопоставив с планом местности леса. — Верно, — кивает в ответ парень, осматриваясь тоже. Его взгляд привлекает не до конца сломанная массивная ветвь ели, свисающая к земле, торча острыми древесными волокнами на сломе. Из-за него пострадали деревья в лесу, природа явно не в восторге от его манипуляций над собой при попытке скрыть их с Чонгуком во время очищения и последующими побоями магов, вредящими ей, и ему обидно, что больший удар пришелся именно по лесу, а не по нему. Себя-то он обезопасил куполом, а гнев двух стихийных магов отразился на окружающей их растительности. Отвлекает его от самотерзания тихий смешок со стороны пироманта. — Что? — Тэхен поворачивается, с интересом смотрит на опустившего голову к земле Чона. — По правилам за территорию школы выходить запрещено без сопровождения учителя, — объясняет парень. — Думаю, мы давно пересекли ее черту. И я тут подумал… Как думаешь, на сколько выговоров мы уже нагулялись? — смешок сам срывается с губ повторно. Чонгук, нарушая школьные устои, ощущает радость, чему свидетельствует его улыбчивое лицо, потому что его сопровождает человек, в которого он влюблен, а мысль о повисшем клейме бунтаря и бурлящей от адреналина крови, забавляет. Тэхен заставляет забыть обо всех правилах и, возможно, чуточку о безопасности, потому что в лесу может случиться что угодно, а помочь им, в случае чего, никто не сможет. Но хочется закрыть глаза на все нюансы и помечтать, что пока они есть друг у друга, им не грозит ничего. Когда только он успел сделаться таким сентиментальным? — Но никто же не узнает об этом. Нам же еще никто не сделал ни одного замечания. Значит, пока все под контролем, — и от уверенности в сказанных Кимом словах, Чонгук забрасывает лишние мысли куда дальше. Сейчас только он, Тэхен, лес и, может, немножко, романтика от всего происходящего. Кажется, это первый раз, когда они так спокойно гуляют по лесу, ничем не обремененные, не думающие о приближающейся опасности, в груди держа только легкость от… пустоты? Ни тревог, ни забот, только кончики пальцев, что касаются чужих так трепетно и по-неловкому мило, что щеки вот-вот зардеют, а дыхание на миг затаится. Но руки не отдалятся, переплетутся фаланги совсем незаметно, а взгляд скользнет по фигуре, идущей рядом. Чонгук знает, что его ладонь такая же теплая, как та, с которой переплетены его пальцы. Он тепло это контролировать не может, оно ему не поддается совершенно, а только струится от одного сердца к другому через руки, через мостик сплетенных между собой пальцев. Тэхен красивый настолько, что Чон даже не может придумать сравнение этой красоте, потому что не бывает таких людей, в которых был бы идеален каждый миллиметр. Может, он его и идеализирует, но остановиться просто не в силах. Сколько бы он не переносил образ парня на бумагу в разных позах, с разных ракурсов, по памяти, по фотографии, которую Тэхен все же загрузил и поставил себе на аватарку в Какаотоке, — не получается, сколько бы ни пытался полностью передать изыски его внешности. Не получится передать блеск его мягкой кожи, мягкость персиковых губ с родинкой на нижней, пушистость прямых чернильных ресниц и глубину карих глаз, блестящих на солнце ярче любого драгоценного камня на его пальцах. Через рисунок не ощутить естественный запах парня, что оседает в легких, стоит им приблизиться, не услышать сбитое беспокойное дыхание и стук сердца, бьющегося с его собственным в унисон. Через рисунок не услышать тихий низкий голос, пробирающий до мурашек, говорящий о его, чоновой, глупости, раз он решился сделать выбор в его пользу. Но сколько ни будут спрашивать — сейчас или в будущем — жалеет ли Чонгук о принятом решении, он безоговорочно будет отвечать коротким словом из трех букв, будучи уверенным, что эта тяга к парню, эта магическая связь, не даст его пламени потухнуть, а чувствам притупиться. Его выбор всегда будет перевешивать в пользу Кима, и пусть его закидают помидорами за это все, кто его окружает, это ничего не изменит. Он только подставит свою спину, чтобы ни один не прилетел в него, человека, с которым его связала невидимая нить судьбы. Подъем на скалу оказался куда круче, чем казалось Чону изначально. Не непреодолимо, конечно, но затруднительно, сил приходится потратить достаточно, еще и неловко проскользить по траве, едва не покатившись вниз, но Тэхен успевает сжать замок из их ладоней сильней и не дать это сделать. С вершины открылся по-настоящему завораживающий вид на лес, что теперь виден весь, словно на ладони. Верхушки деревьев остались далеко внизу, ветер бьет по щекам, заставляя их розоветь, а вдали можно заметить крыши школы и корпусов общежитий. А над головой все еще яркое небо с пушистыми облаками и склоняющимся солнцем вдали, что лучами теплыми озаряет лица парней. Плечи Чонгука опускаются от вида, а губы распахиваются в беззвучном восхищении. — Это потрясающе… — все же озвучивает он, подходя ближе к краю, чтобы окинуть взглядом пустынное поле деревьев и несколько таких же скал вдали, как та, на которой он стоит, могущественно показывающихся своими пиками вершин. Из-за неровностей рельефа лес уходит где-то выше, где-то ниже, простираясь мягкими волнами, а редкая рябь янтарных, золотых и рубиновых крон лиственных деревьев искорками бенгальских огней выделяются среди чернушной зелени елей. — Чонгук, ты веришь мне? — обращается Тэхен вдруг. Чонгук, обернувшись на него, буквально спотыкается о настойчивость твердого взгляда, обращенного на него. Даже опешил от такой внезапности, растеряв все слова, которые знает, в голове. — Я… да. Да, верю. Тэхен кивает сам себе, по известной одному ему причине, поджав губы, а после подходит и бережно берет ладони пироманта в свои, немного заминаясь. Топчется на месте неуверенно, видимо, с мыслями собирается, что вызывает в Чоне новый ряд вопросов, потому что таким непривычным Тэхена видеть странно и даже волнительно. Он что-то задумал. Ничего так и не объяснив, он, также держа за руки, подводит его ближе к краю. — Сможешь ли ты мне довериться еще раз? — снова спрашивает, а у пироманта начинают медленно прокрадываться сомнения на его счет, которые он старается сразу отмахнуть, потому что Тэхену он не верить не может. Отказывается. Это же Тэхен. Ответом на вопрос служит безмолвный кивок и, кажется, Чонгук слишком громко сглатывает слюну от обострившихся нервов. Ким нервничает не меньше: взгляд то и дело мечется по лицу напротив, губы приоткрыты, а плечи часто поднимаются от участившегося дыхания. — Делай все, как я сейчас скажу, хорошо? — Хорошо, — на выдохе, тихо, чтобы голос не выдал волнения. Боже, почему это все выглядит так, будто они на свадебной церемонии друг другу клятву не могут произнести? Захотелось даже усмехнуться, но тогда придется объясняться перед магом, а это слишком неловкий момент, поэтому с шутки смеется Чон только в голове. — Закрой глаза и не открывай, пока я не скажу. — Постой, — взор Тэхена встречается с чоновым, застыв знаком вопроса в карем зрачке, поверх которого дрожат залитые теплым светом ресницы. И без того светлые волосы парня, треплющиеся сейчас легким ветром, блестят рыжеватым блеском; Чонгук аккуратно высвобождает руки из чужого захвата и, трепетно отодвинув в сторону ниспадающие светлые пряди с глаз, осторожно приближается к солнечному лику, чтобы захватить его губы в плен, плавно смяв своими. Он не может объяснить свою внезапную жажду поцеловать Кима именно сейчас, может, атмосфера располагающая, но желание, возникшее из воздуха, сюда идеально вписалось. А фигура в руках так и застыла, словно боясь своим шевелением закончить свою маленькую томительную пытку. Она действует как успокоительное, занимая место тревоги, дав мышцам в теле расслабиться, а губам — возможность сделать неловкое движение в ответ. Но вопреки всему, сердце наоборот грозило вот-вот вырваться из груди, с такой силой оно стучало внутри, в своем заточении. Ким тоже заточен прямо сейчас, в теплых руках, где одна слабо прижимает его за талию к себе, а другая — на щеке замерла и совсем незаметно большим пальцем скулы очерчивает. Когда чужой язык едва касается губ, парню хочется вдруг пальцы поджать, а всем телом вздрогнуть, но, когда он проходится меж них, внутри все чертыхается. Кажется, он сейчас воском, нагретым в этих руках, расплавится. Но через пелену удовольствия, мельчащего где-то на периферии, он движется ладонями по груди, отодвигая плотную кожу куртки, что накинута на тело Чонгука. Стоит тому отстраниться от губ, но не удалиться на достаточное расстояние, Тэхен, как и он, не открывает глаз, стараясь пережить этот момент и устаканить все закрученные водоворотом мысли в голове. Однако холод, обдающий чуть влажные от поцелуя губы, не дает этого сделать, задерживая сознание в туманности эйфории. Но как только он открывает глаза и находит ими чоновы, то и вовсе пугается себя, их связи и того, что видит на дне кофейной радужки. Чонгук смотрит на него так влюбленно и заколдовано, что неосознанно Ким и сам засматривается, задумавшись, выглядит ли он так же, когда смотрит на него. Чонгук смущенно и счастливо ему улыбается, собирая с языка остатки поцелуя, и опускает голову, чтобы скрыть, как уголки губ разбегаются шире. Тэхен даже не сразу слышит, что ему говорят, настолько он опешил. — Теперь делай, что хочешь, — Чонгук перед ним послушно закрывает глаза, а Ким уже не уверен, что сможет провернуть свою маленькую задумку и не отвлечься. Да, до поцелуя ему было сложно собраться, а сейчас… Сейчас он как-то обессиленно вздыхает и падает лбом на чужое плечо, крепко зажмурившись. Чонгук снова распахивает глаза, боковым зрением наблюдая русоволосую голову снова очень близко. Ладонь пироманта с талии перемещается выше, чуть давя на лопатки и прижимая к себе его ослабшую вмиг тушку, а другая перехватывает его ладонь, что покоится на груди, и слабо сжимает тонкие пальцы с кольцами, поглаживая фаланги большим. Как Чон может быть таким неожиданным и сбивающим с толку такими простыми, и в то же время смелыми, действиями? Чонгуку тепло: от человека, с которым он сократил расстояние до минимума, от чувств, яркими красками разливающихся в груди, словно кляксы, расползаясь в разных местах и постепенно заполняя его всего. Тэхен сейчас кажется таким уязвимым, боящимся чего-то, а может, просто также пораженный чувствами; отпускать его не хочется. Казалось бы, вот они шли по лесу совсем недавно, он был полон уверенности в своем желании что-то сделать; поднявшись на скалу, в его действиях начало проскальзывать волнение и неуверенность, а поцелуй так и вовсе выбил его из колеи, обнажив хрупкость и скрытую нужду в защите. Все это время Тэхен защищал его: от самого себя, от влияния тьмы, но не показывал, что ему и самому было трудно, скрывал эмоции за сотней замков, но Чонгук подбирает ключи к ним медленно, чтобы помочь отпустить тревоги, страхи, внушить чувство безопасности и гарант того, что он будет рядом несмотря ни на что. Он уверен, что будет, других исходов быть не может. — Я доверюсь тебе и в этот раз, и во все последующие, — шепчет на ухо и, кажется, слышит задушенный вздох, заключенный между их телами, перед тем, как в ответ ему кивают пару раз, чтобы отстраниться. «Нужно собраться, иначе другой такой возможности не будет», — снова одергивает себя Тэхен. — Глаза, — напоминает он, собрав всю волю в кулак. Что не так с кольцом? Что происходит?Good Day for Dreaming Ruelle
Снова взяв чоновы ладони в свои, он ведет его все ближе к краю и снова ужасается. Чонгук ведет себя так послушно, позволяет себе быть ведомым к обрыву, еще и с закрытыми глазами, так — извините за каламбур — слепо доверяет ему, что становится по-настоящему страшно. Тэхен же, если решит тут же сигануть вниз, тот полетит за ним следом. Хотя почему уж «если»? Не в силах преодолеть смущение и озвучить важную деталь его задумки, он все делает сам: заводит чужие руки себе за шею, а свои размещает на талии пироманта. — Держись как можно крепче, — парень послушно сжимает его шею, позволяет себя прижать в ответ, и стукается неловко о теплую кожу лица Кима щекой. Кажется, они у него начинают гореть — каждый раз, когда Чонгук так близко к нему, они сразу наливаются кровью, но дарует чувство облегчения то, что не одного его смущает такая близость, и даже несмотря на то, что было между ними минутой ранее, парень тоже, смутившись, покраснел щеками. — Не отпускай. Советует? Молит? — Не отпущу, — обещают. И Тэхен делает это. Плавно подавшись вперед, он позволяет их телам пуститься в свободный полет. Чонгуку в спину бьет ветер, руками он сильней прижимает Кима к себе, не думая отпускать ни на секунду. Верит ему. Знает, что он не позволит им разбиться, что-то предпримет, и ахает, когда слышит, как гудит воздух совсем близко от взмаха расправленных массивных крыльев. Их тела, так и не коснувшись земли, взмывают вверх, а парня оповещают, что глаза можно открыть. И Чонгук открывает. Чувство пустоты под ногами заставляет сердце загнанно забиться, отдавая барабанной дробью в висках, а тело мелко затрястись в чужих руках. Возникло отчаянное желание вцепиться в Тэхена не только руками, но и ногами. Даже вид перед глазами и чувство полной невесомости не могут отвлечь его от вспыхнувшего страха, но он сменяется восхищением и совсем нескрываемым удивлением, стоит посмотреть за спину Кима. Крылья. Голубые крылья, при ленивых взмахах едва отпускающие мелкие перья, тут же воспламеняющиеся ледяным пламенем и исчезающие в воздухе. Тэхен, не сдержавшись, начинает смеяться. — Боже, твое лицо, — поясняет, а сам перехватывает парня крепче, чтобы, не дай Бог, не упустить его из рук, пока смеется. Но из-за того, что подрагивает в воздухе он, с ним трясет и пироманта. — Н-не дергайся, пожалуйста! — ноги перестают слушаться, все же чуть задираясь к бедрам Кима, а тот не перестает смеяться. — Я тебя не уроню, не бойся, — уверяет. А как успокаивается, понимает, что на его плече, кроме рук, расположена голова Чонгука, и тот чуть ли не пытается слиться с ним, но больше не дрожит. Сосредоточившись на ощущениях, Чонгук понимает, что, помимо своего сердцебиения, грудью он чувствует другое, слабое совсем, но через слои одежды оно пробивается тихим отголоском, сливаясь с его собственным. И как же странно приятно понимать, что бьется чужой орган так же быстро, как и тот, что находится у него в груди. Его глубокое от испуга дыхание постепенно успокаивается; перед глазами все еще совершают движение яркие крылья, а за ними — тот же бескрайний лес и неровная возвышенность скалы. — Готов полетать? — спрашивает Тэхен, а Чонгук опасливо отстраняет голову, едва не стукнувшись носом с кимовым, и тот спешит внести ясность в сказанное, снова пустив смешок. — Со мной, я не отпущу тебя ни на секунду. — Легче как-то не стало, знаешь… — пиромант нервно усмехается, неуверенно подняв уголок губ в подобии ухмылки, а сам доверяет, черт возьми! Верит ему, хоть убей! А ведь не задумывался, когда, закрыв глаза, прыгнул с ним со скалы, еще не зная, что они взлетят. — Просто расслабься, идет? И не дави так сильно мне на шею, а то мы оба полетим вниз от того, что ты меня задушишь, — добавляет, и хватка сразу становится слабее, а беспокойный взгляд Чонгука все еще мечется по лесу, что под ними возвышается. — Хей, — ласково зовет, тут же получая ответный поворот головы к нему. Вместо лишних слов, Тэхен припадает к еще алым губам, чтобы почти сразу отстраниться и шепнуть прямо в них: — Не бойся, пожалуйста. — Я доверяю тебе, — зачем-то снова озвучивает Чонгук очень быстро, но, все же чувствуя, что поцелуй отвлек и вселил больше надежды на то, что на землю они вернутся в целости. — Я знаю, — улыбается Тэхен, снова на грани от того, чтобы засмеяться. Чонгук такой невозможный. То он весь из себя смелый, проявляет инициативу и целует, не предупредив, то такой запуганный жмется ближе и с округлившимися глазами смотрит на него, становясь похожим сразу на ребенка. А оказалось, в воздухе он не такой смелый, как на твердой поверхности. Но когда Тэхен решает двинуться с места, начав снижаться к лесу, Чонгук все-таки позволяет себе расслабиться (насколько это возможно в его положении) и насладиться временем, проведенным с Кимом. И, спустя какое-то время, он привыкает к тому, что его ноги не касаются земли, а волосы треплет прохлада осеннего ветра, летящего им навстречу. Приходится постоянно крутить головой, чтобы посмотреть абсолютно все, что он не мог увидеть до этого с высоты птичьего полета. Он видит озеро, бликами ослепляющее даже на таком расстоянии, видит просторы стадиона, с редкими точками-людьми на нем, они кажутся совсем маленькими отсюда, хочется даже усмехнуться и пошутить про взгляд свысока. Уже не было того ощутимого страха за собственную жизнь, даже когда Тэхен решает — видимо, поиграть на его нервах — заранее предупредив, сделать мертвую петлю, заставив задрать кверху голову и снова распахнуть губы от мелькающих красок перед глазами. Ветер, просочившийся между телами, будто пытался их разъединить, но, поддавшись его потоку, у Чонгука буквально дух захватило от этого чувства легкости, обдавшего со всех сторон. И Тэхен, заметивший его перемены в настроении, довольно улыбнулся. — Нравится? — спрашивает, а на него сразу же переключается лицо, полное детского восторга в глазах, а ответом служат несколько быстрых кивков и внезапно возникшая идея: — А мы можем взлететь к облакам? — Ты и сам можешь это сделать, — улыбчивая Чона гримаса сменяется непониманием, даже брови парня хмурятся непонятливо. Это и была причина, по которой Тэхен все это затеял. Возникшие у Чонгука при всплеске энергии крылья не оставляли его мысли в покое какое-то время, и найти им объяснение он не мог, то и дело перескакивая с одной гипотезы на другую. Но самой интересной идеей была та, где каждый маг имеет такую способность, как вызвать свои крылья, направив энергию в место между лопаток. По крайней мере, так может он, и, видимо, Чонгук, что может быть и следствием магии соулмейтов. Такое же тоже может быть? — Тэхен… — замялся Чон, когда начал понимать, что тот имеет в виду. — Я… Я не умею так. — Умеешь, — с почти горящими идеей глазами говорит Тэхен, если бы у него была возможность, он бы даже, возможно, потряс парня за плечи, чтобы донести до него смысл сказанного. — Я думал, что умею так один, потому что у меня магия четырех стихий, но случившееся на поле перевернуло мое представление о магии. Чонгук, ты тоже можешь так. — Не могу, — все еще хмурится, неосознанно отдаляя голову. — Я никогда так не умел, а то — был не я. — Потому что ты не знал, что так можно, вот никогда и не пробовал. Никто не пробовал. — Не говори, что ты хочешь, чтобы я прямо сейчас сделал это, — но по чужому взгляду он понимает, что тот именно этого и хочет. Ну, а что, Чонгук, ты хотел поучиться чему-то у Тэхена, так получай! Учись, студент, пока тот жив. Разве не это был твой первоначальный план? — Чонгук, — как сопровождение, Чон вздыхает, отводя взгляд и отворачивая голову, лишь бы не натыкаться на Тэхена, так настойчиво смотрящего на него, — я обещаю тебе, что все будет под контролем. Я тебя поймаю, в случае чего. — Ты хотел меня сбросить?! — не контролируя своего голоса, почти рявкает пиромант. — Только с твоего согласия, — спешит исправить его Тэхен. — Я не позволю тебе расшибиться в лепешку, — лучше своими словами он не делает. Что ж, теперь Чонгук знает, что подбадривать его соулмейт не умеет от слова «совсем». — Другой возможности попробовать и узнать, что ты можешь, а что нет, может не представиться. И он прав, он чертовски прав. От этого Чону хочется только обессиленно взвыть и зарыться с головой под одеяло в своей комнате. Но и это станется, а пока… он не в силах выдержать чужого напора. — Я ни в коем случае не сделаю ничего, если ты сам того не хочешь, — шелестит приглушенно Тэхен. Ему эта идея уже кажется самой ужасной в жизни, потому что развитие событий может пойти лишь тремя путями. Если Чонгук согласится, у него все получится, и все останутся довольны. Если у него не получится, но все останутся при своем. И если он прямо сейчас ответит отказом, они вернутся на скалу и между ними снова воздвигнется стена непонимания, разделяя их миры и вернув на начальную точку, где один другого шугался, как прокаженного. Последнего хочется меньше всего. — Мы можем не делать этого и вернуться обратно в школу, — снова дает выбор, не смея забывать о чужих чувствах. А Чонгук крошится внутри от его «мы», и качает головой отрицательно. — Давай сделаем это, — переступить через себя ему удается непосильным трудом, ведь, как верно сказал Тэхен, другой возможности попробовать может больше не представиться. И уж лучше он попробует и пожалеет, чем пожалеет потом, что не попробовал. Главное, чтобы при первом раскладе сам он остался с целыми костями и, желательно, не расшатанной психикой. — Чонгук, ты… — Я сказал, давай сделаем это, — перебивает Чонгук. Тэхен, чуть погодя, согласно кивает, встретившись с чужой решимостью, хоть и наигранной, сомнительной до смешного (правда, им совсем не смешно в данный момент), но если парень решил, значит, он это обдумал. — Я если что тебя поймаю, ты же понимаешь это? — в ответ кивают, снова тяжело сглатывая, а Тэхен находит ближайшее поле, возникая как раз над ним. — Для начала успокойся, — инструктирует парень, говоря успокаивающе тепло, насколько может, — у тебя сердце сейчас взорвется от напряжения, — и он не шутит — грудью чувствует, с какой силой оно бьется. — Хах, как ты догадался? — снова звучит саркастично от парня. Да, боится. Боится до жути, но, раз решил, то сделает это, закрыв глаза на дрожащие руки и мандраж, растекшийся вместе с кровью по венам. Сейчас это вызов, брошенный самому себе. Тэхен поджимает губы на чужой сарказм. — Попытайся сосредоточиться, это важно. Направь энергию, как делаешь это обычно, но не в руки, а в спину, сосредоточь ее там, а потом просто представь, что оттуда появляются крылья, и попробуй воплотить мысли в реальность. Знаю, звучит на словах проще, чем может оказаться на практике, но это правда просто.Quiet MILCK
Чонгук молчит, задумчиво уставившись в точку вдали, а как впитал сказанную Кимом информацию, спрашивает: — Какими они были? — Что, кто? — Тэхен в недоумении моргает быстро несколько раз. — Мои крылья, тогда, на поляне, — монотонно, пытаясь сконцентрировать все внимание на энергии внутри. Он должен это сделать, хотя бы попытаться. Это уже дело принципа. — Ты же видел их, какими они были? — Как пламя, — отвечает без промедления, но с различимой ноткой восхищения при одном упоминании о них. — Большие, красивые, такие же, как пламя, яркие и сильные. Чонгук молчит, что не может не насторожить Тэхена, но непонятный принцип работы его кольца не дает начать беспокоиться в полной мере даже тогда, когда хватка на шее становится слабее, а чужие ноги свисают расслабленно. — Отпусти, — Чонгук закрывает глаза. Скрепя сердце, Тэхен отпускает, следом рванув за падающим камнем телом. Снова привычное чувство давления воздуха на спину, снова ветер в волосах и конечности, взмывающие вверх. В голове красным сигналом мигает лампочка опасности, сердце вот-вот проломит препятствие в виде ребер, а в ладонях леденящий пальцы холод застыл. Пламя вместе с сердцем бьется в унисон, до него дотянуться не составляет труда, как и сконцентрировать всю мощь в одной лишь точке меж лопаток. Крылья… «Большие, красивые, такие же, как пламя, яркие и сильные». Большие… Жар внутри распаляется сильней, протекая по телу, как поезд по рельсам. Красивые… Чонгук буквально чувствует, что столкновение с землей близко. Такие же, как пламя, яркие… Тэхен встревоженно сворачивает к парню, чтобы немедленно поймать. Сильные… Крылья. Чонгук открывает глаза, блеснув ярко-рыжими радужками, и, развернувшись к земле лицом, почти в метре над ней взмывает вверх, избегая столкновения. Тэхен тормозит, отлетая в сторону, едва не врезавшись в парня, и зачарованно следит за ним, смотря снизу вверх широко раскрытыми глазами, распахнув губы. А Чонгук, кое-как остановившись, осознает, что только что случилось, и смотрит с высоты на парня с таким же шоком, как при первом полете с ним. А потом смеется, сначала неверяще усмехнувшись, а потом по нарастающей начиная громко хохотать. — Ахренеть, у меня получилось! — не может сдержать счастья он, неуклюже пытаясь сохранить равновесие в воздухе. Тэхен, смотря на его неловкие движения, вмиг оказывается рядом, придерживая за плечи, тем самым помогая ему держаться ровней, и тоже растягивает губы в улыбке. — Блин, ты видишь это?! — все еще кричит восторженно парень. — Это ж рехнуться можно! Я летаю. Летаю, Тэ! — пока Чонгук привыкает к новым ощущениям, смотря то себе за спину, то под ноги, то снова на Тэхена, последний заговорщически приговаривает: — Теперь полетаем? А ему донельзя счастливое лицо отвечает: — Да, черт возьми, полетаем! — и смеется вместе с магом напротив. Тэхен, больше не медля, берет его за руку и ведет за собой по воздуху, поглядывая краем глаз на яркие огненные крылья, завораживающие своей красотой, и так сочетающиеся с теплым светом солнца и небом за спиной, что создается впечатление, что все это — картина, и Чонгук лишь ее часть, а Ким смотритель галереи, любующийся чьим-то шедевром. Чонгук, как бы уверенно спустя несколько минут себя ни чувствовал, чужой руки не отпускает, наоборот, только переплетает их пальцы, чтобы надежней держать и не отпускать. Он обещал. У Тэхена же — камень с души. Смотря, насколько в данный момент пиромант переполнен своим счастьем, он и сам проникается им, чувствуя невидимый контакт с воздухом, скользящим между пальцев. Он, пользуясь их сцепленными в замок ладонями, тянет парня в сторону, где мелькнула блеском водная гладь огромного озера. Чонгук лавирует следом, спускается вместе с ним совсем близко к кристальной поверхности и смотрит на свое искаженное волнами отражение, а потом, не в силах пересилить себя, смотрит влево, где движется с ним вровень Тэхен, сразу ловящий его сверкающий ликованием взгляд. Детская шалость, возникшая в голове Чонгука, воплощается в реальность, когда он вытягивает свободную руку так, чтобы коснуться ею холодных вод и одним резким движением наслать атаку мелких брызг на парня, неконтролируемо смеясь. Ким, увернувшись от немногих капель отворотом головы, брызгает в ответ, с губ срывается веселый смешок, когда пиромант кряхтит на его ответный залп. Но, повернувшись к нему снова, чонгуково лицо замирает в зачарованном выражении, когда губы сдержанно улыбчивы, а вместо слов все говорят глаза. Долетев до середины водоема, Чонгук одним рывком тянет Кима наверх, летя все выше и выше, в небо, до облаков. А когда преодолевает их плотный слой, оказывается там, где перед ними ничего нет, кроме бесконечности розово-янтарного небосвода и любимого человека перед собой. Но обоим сейчас нет дел ни до заката, ни до его неба, залитого яркими цветами, оба смотрят друг на друга и совершенно одинаково, не скрывая чувств, а показывая их в своем истинном проявлении. Полупрозрачная нить натянулась до предела, притянув тела друг к другу. Чонгук, в порыве нежности и плещущей через край любви, сминает чужие губы в поцелуе, сразу чувствуя ответную реакцию и движение навстречу. Чувствует ладони на своей талии, в то время как своими очерчивает кимово лицо невесомо, старается запомнить, отпечатать на тыльной стороне мягкость кожи и ее жар от прилившей крови. Пиромант улыбается, отстраняясь, и задыхается от скрытых поволокой магии чувств, но передающих от этого не меньше, в глазах, цвета темной карамели. Сними Тэхен сейчас кольцо, интересно, что тогда Чонгук смог бы разглядеть в чужом взгляде. Глаза ведь — зеркало души, как же говорит душа Тэхена?7S (OST «Выжить После») Alex Sokolov
…Коснуться подошвой земли было непривычно, в теле была остаточная невесомость, отзывающаяся на его походке легким пошатыванием, но восстановить равновесие и, в общем, вестибулярный аппарат, они могут и сидя на траве. Расположившись недалеко от края, они смотрят на почти закатившееся солнце, наслаждаясь последними минутами заката, и пытаются перевести дух от длительного полета. Чонгук же пытается успокоиться еще и от переполняющих его эмоций и концентрации адреналина в крови. Даже когда солнце почти село, открывшийся вид не перестает его завораживать. — Я давно хотел сходить сюда, — говорит Тэхен, обрывая монолог ветра, шелестящего низкой травой у ног и вершинами деревьев внизу. — Скала Свободы известна не самыми хорошими событиями, но всегда ли стоит видеть только плохое? — он, как и приходилось видеть Чону раньше, задумчиво перекатывает меж пальцев огненный шарик, не уводя глаз от медленно тлеющего заката. — А еще находиться за территорией школы, — напоминает младший и поворачивается на приглушенный смешок сбоку. — Боишься, что получишь наказание за самовольничество? Уже жалеешь, что решил связаться со мной? По-моему, я для тебя дурная компания. — Нет, не пожалел, — улыбается Чонгук на его слова, опустив взгляд на свои темные джинсы. — Боюсь не столько наказания, сколько похолоданий. Я быстро замерзаю, и уже начинает поддувать. — Разведем костер, — просто пожимает плечами Ким. — Здесь? — саркастично поворачивается к нему пиромант. — Ну да, — хмыкает и затихает ненадолго. Чонгук не может стереть с лица глупого подобия улыбки. Притянув к себе колени и сложив на них руки, он уперся в них подбородком, не отводя взгляда от теплого закатного света. Он видел закат много раз, но чтобы так — никогда. Позади него облака приобрели фиолетово-синеватые тени, над ним они все еще розовые, а спереди, ярко-рыжие, обрамляют почти закатившийся диск яркой звезды. Ее пламенный свет завораживает, где-то видны редкие пролетающие черные фигурки птиц, щебечущих что-то на своем языке, деревья у подножья скалы не шелохнутся, а ветер на время стих. Только здесь, на вершине, он еле-еле треплет его темные волосы, помогая не отвлечься и упустить красоту перед собой. Ощущения после своего первого в жизни полета все не могут отпустить. Хочется кричать во все горло о том, что было, и по-хвастовски демонстрировать свои крылья всем в округе. Но он понимает, что этот день должен остаться в тайне, как и его скачок в магии, иначе и он, и Ким проблем не оберутся. Тэхен и сам улыбается, смотря на него. — Переполняют эмоции? — понимающе спрашивает, а парень в ответ кивает, шире губы растягивая. — У меня в первый раз тоже так было, — при воспоминаниях о дне рождении в груди тепло становится, а в ладони, той, что ближе к Чону, вырастает его маленькая пламенная фигурка, что сидит и судорожно оглядывается на свои крылья посреди стадиона, аккуратными горячими языками уходя наверх. Но улыбка сразу меркнет, взгляд потухает, стоит вспомнить последствия той минутной слабости, вольности, которую он себе тогда позволил. Человечек в ладони гаснет. — Тэ? — Тэхен не знает, от чего вздрагивает: от полного нежности обращения, от сквозящего между строк беспокойства или от собственных мыслей, унесших его в одну из самых страшных ночей в жизни. Чонгук не знает, что сказать, как подобраться к проблеме, которая мучает Кима, как подступиться, чтобы не отпугнуть и быть в силах поддержать. Вместо слов он двигается к нему ближе, чтобы плечи их касались друг друга, и слабо подбадривающе растягивает губы. Тэхен отводит взгляд. Всего один год. Один год, и они с Чонгуком разойдутся, как в море корабли, перестанут друг для друга существовать и каждый пойдет своей дорогой. Эта мысль снова назойливым червяком прокрадывается в мозг и мозолит своим присутствием глаза, не давая покоя. — Ты же понимаешь, что то, что между нами происходит, не навечно? — озвучивает тревожащую его мысль, и боковым зрением замечает, как меркнет лицо Чонгука и дергаются брови в непонимании. — Выпускной класс, а потом все. — Почему ты так думаешь? — голос кое-как не дрогнул от застывшего кома в горле. Чону уже не так интересно розовое небо, как чужая мимика и взгляд, что еще недавно отражали его собственные восторг и радость, а сейчас смахивают лишь на одинокое послегрозовое море, бьющееся о скалы пенистыми волнами под серым небосводом. — Потому что я не могу обречь тебя на жизнь, которой живу. Ты не должен жить в бегах, как я, потому что тебя обязует наша связь. — Даже если бы не было связи, я бы пошел за тобой куда угодно, — говорит, как само собой разумеющееся. Тэхену не хочется, чтобы его слова звучали настолько уверенно. — Чонгук, это не история о любви, где главные герои романтично сбегают от проблем в закат на кабриолете и песнями латино, играющими по радио, — болезненно заламывает брови Ким, Чонгук замечает, как он крутит фиолетовое кольцо на пальце неуверенно. — Я уже предупреждал, что обречь тебя на такую жизнь не могу, это не твой путь, — мотает головой из стороны в сторону. — Ты не будешь со мной скитаться по миру в поисках временного безопасного места. Кто-то из нас может по пути погибнуть, и что тогда будет? Будет намного больней, чем если бы мы мирно разошлись и забыли друг о друге. — О таком не забывают, — отрицает Чонгук. — Слушай, да, это не романтическая история с хэппи эндом, но можно же просто продлить приятное, а проблемы решать по мере их поступления, и все будет хорошо. — Я тоже был таким же наивным и простодушным когда-то, — лицо его совсем тонет в тени мрака воспоминаний. — Из-за того, что я думал, что один нахожусь на заброшенной территории, меня увидели. Как раз тогда, когда у меня впервые появились крылья. Не так давно, на самом деле, чуть меньше полугода назад. А потом, через месяц, кто-то сдал меня Пожирателям. Я думал, что меня разорвут на части, чтобы остановить. Тогда я понял, что не такой сильный, каким меня все считают, что магии внутри так мало, что если скажу кому-то — не поверят. Я еле сбежал тогда, думал, умру по дороге. Чонгука снова пробивает ознобом и дикой волной крупных мурашек по всему телу от пережитого Кимом. В голове мелькает мысль, что, основываясь на опыте, Тэхен мог сменить школу, уехав отсюда сразу после их первой встречи на поляне. От этого осознания он внутри вздрагивает. — А родные? — интересуется пиромант, а получив ответ, содрогается всем телом уже ощутимо и заметно для Кима: — Официально я уже шесть лет сирота. Из родственников я знал только бабушку, с ней и жил. Маму попытался убить мой родной отец, потому что был тем еще подонком и не хотел ребенка с магией от ведьмы. — Твоя мама была ведьмой? — И бабушка тоже, — кивает Тэхен. — Маму спасти не удалось, а отец… ему досталось сполна. После исчезновения бабушки за мной присматривал ее хороший друг, господин Чониль. Ну, имеется в виду, что он был моим личным водителем, когда надо было переезжать из одного конца Кореи в другой, — грустно усмехается, дернув уголком губ. Чонгук опускает голову на чужое плечо и, не встречая сопротивления или попытки отстраниться, расслабляется. — Я тоже сирота, — делится он, кажется, впервые за столь долгое время. Никогда до этого не рассказывал о своей семье ни друзьям, никому. Все и так знали его историю, а спрашивать боялись, потому что не знали, чего ожидать от диковатого вспыльчивого пироманта. — В десять лет я уже учился здесь, и тогда мне сообщили, что родители были сожжены заживо в собственном доме перепуганными людьми, потому что с ними рядом поселились маги, — тело пробирает снова волной холодящих мурашек от понижающейся температуры или от мыслей о прошлом, которое не изменить, сколько бы желания и сил ни было. — Люди мрази, — с горечью подмечает, поежившись. — Моя семья и другие маги никогда не хотели причинять им вреда, но они поступают, как эгоисты, боясь за свои задницы, и прибегают к ужасным вещам в угоду себе и своим потребностям. Меня под опеку взяла госпожа Мин Даын, до моих двадцати она является официальным представителем и опекуном, — Чонгук приглушенно фыркает, поселив тяжесть в голосе, что становится ощутимей и больней с каждым сказанным словом. — Быть магом тяжело. — Иногда я задумывался, чисто размышляя ни о чем, как могла бы сложиться моя жизнь, не будь я магом. Или будь у меня всего один дар вместо четырех. Но так ни к какому выводу привести эту мысль не смог, потому что такого не будет, а мечтать в моем положении, значит добивать себя этими представлениями о лучшей жизни. В конце концов, я все еще маг, все еще со всеми стихиями, и мои несбыточные мечты не исправят этого. Чонгук задумался над чужими словами. Сколько раз он думал о том, что было бы, будь родители живы, сколько раз представлял, как уезжает на каникулы к себе домой, где его будет ждать пахучий ужин или завтрак, или обед, теплые объятия и долгие разговоры об учебе, друзьях и планах на будущее, что будет после окончания школы. Сколько раз он пропадал в своих фантазиях, теряя счет времени, зарытым под одеяло с головой и парой фотографий, где еще совсем юный он стоит с родителями в каком-то парке, довольный донельзя с огромным рожком, что был едва ли не больше его головы. И его мысли не воскресили бы их. Но иногда так проще жить, когда есть, о чем помечать, о несбыточном, кому-то это помогает отпустить, а кого-то загоняет в депрессию от неисполнимости желаний. — Знаешь, — от неожиданного низкого голоса Чонгук едва не вздрагивает, — на свое восемнадцатилетние я впервые в жизни загадал желание. Я не верю во все это, если честно, но, попав сюда, кажется, скоро начну, — хмыкает тихо, боясь нарушить интимную атмосферу откровений между ними. — Что загадал? — участливо интересуется пиромант. В ответ его пальцы находит чужая рука, чтобы переплести со своими, а на лбу оставить горячий след от дыхания вместе со сказанными словами: — Обрести свое счастье, — и прижаться губами к теплой коже лица, закрыв умиротворенно глаза.***
Единственной мыслью гидроманта по пробуждению была фраза: «Боженька, прости, я больше так не буду». Проснувшись в районе часа-двух дня, парень не мог пошевелиться из-за остаточного головокружения и просто ужасно опасной легкости в теле, которая предвещала только одно — стоит встать на ноги, полетишь так же быстро вниз. Но еще больше его раздражала боль, пронзающая виски от малейшего шевеления даже волоска на теле. Хочется надеяться, что это единственные его спутники похмелья и до тошноты не дойдет, стоит молиться, чтобы оказалось именно так. Кое-как приняв через какое-то время сидячее положение, Чимин, не разлепляя глаз, массирует виски двумя пальцами обеих рук, надеясь, что это как-то поможет чуть притупить боль, но чуда не случается. А потому, он, на свой страх и риск, выбирается из теплой постели, обнаружив попутно, что после вечеринки, не раздеваясь, упал на кровать и уснул, идет сначала к полке с лекарствами и, прихватив оттуда пластинку спасительного обезболивающего, находит пустую кружку на столе, чтобы наполнить ее водой и запить таблетку. Нашарив в заднем кармане джинс телефон, он думает проверить общий чат и другие на наличие важных новостей, и вскидывает брови, смотря на паутинку трещин, расползшуюся по экрану. Еще и стекло менять теперь. Ну что, он хотел накидаться — он накидался. В голове тут же всплывает причина твердого желания, и Пак выдыхает измученно тихое «бля», видя отрывки их милой беседы на чердаке с Юнги. Говоря о нем стоит отметить, что свое слово тот не сдержал — не пришел на следующий день после пьянки. Не то чтобы Чимин его прямо ждал, но… Хотя кого он обманывает, конечно, ждал, и был разочарован, скрашивая свое одиночество вместе с музыкой и наушниками, вместо того чтобы… устроить очередной скандал? Да, возможно, а может, они бы и помирились, кто знает. В любом случае, сам факт их встречи и разговора много значит для Чимина. Его, честно признаться, и самого уже бесит свое же упрямство, но, покопавшись в себе несколько дней, он пришел к выводу, что будет для Мина одной большой проблемой. Одной ссорой они, наверняка, не обойдутся, но терпеть выходки Пака на постоянной основе и в большинстве случаев из-за его собственных тараканов в голове — такой себе отпуск для мага в нешкольное время. Налаживание дружеских отношений, отпустив ситуацию, должно поставить точку в их отношениях. И, как бы Чимину не было больно так поступать, по-другому он не может. Лишний раз нагружать своими проблемами он не привык и не собирается привыкать к такому. А Юнги… будет неприятно, наверное, даже больно, потому что Пак поступил паршиво и эгоистично, сначала скинув груз терзающих изнутри чувств на объект вожделения, проведя не одну ночь с ним и поселив надежду на совместное будущее, где их отношения будут процветать, а потом бросил — когда голова включилась и шестеренки в ней начали активно работать — потому что будущего у них он не видит. Но и одноразовым перепихом нельзя было назвать то, что между ними было. Как же сложно.Why'd You Leave? (w/ Kyræhle) Trapcøde
…Уроки проходят, как в тумане. Рука послушно делает нужные записи, пока взгляд утыкается в линейные поля с маленькими каракулями-рисунками, коих становится все больше с каждым сказанным учителем словом. Все окна в кабинете закрыты. Сильные морозы ударили внезапно, резко сменяя климат с умеренного, что лавирует между теплом и легкой прохладой, на зябко пробирающий холод. Теперь физра и практические занятия проходят в небольшом корпусе близ стадиона, обустроенном под спортзал. Но гидроманту не холодно ни капли, стоит выйти на улицу, заткнув руки в карманы куртки — внутри, в сердце, мороз куда страшнее, чем снаружи. Кажется, прогуливаться в одиночку стало входить в привычку, берущую свое начало несколько лет назад и отражающуюся сейчас под шелест слетевших осенних листьев под толстой подошвой кроссовок. Свинцовые тучи все чаще стали наблюдателями парня и его внутренних терзаний, гремят предупреждающе над головой, но тот словно не обращает внимания на знаки природы, что надо убираться с улицы. Прошло уже два дня, от Юнги ни слуху ни духу. Обидно ли гидроманту? Нет, он понимает, что своим поведением расшатал нервы и терпение каждого в компании, но и Юнги ведь нельзя причислять к этому числу. Он же исключительный, он же ему обещал разговор. Быть может, хорошо, что они не пересекаются не по делу. Стоит вспомнить столкновение их взглядов днями ранее в холле, так снова противные мурашки покрывают не мерзнущее тело, а сердце предательски замирает, вызывая короткое замыкание в груди. Еще раз такого взгляда он бы не выдержал, плотину бы прорвало, оборонная стена, которую он неделю выстраивал, была бы разрушена, а расстояние точно было бы сокращено до каких-то миллиметров. Понять себя сложно, когда ты Пак Чимин, отношения в семье которого были по напускному теплыми. Только младший брат, кажется, был с ним искренен в проявлении эмоций и невинного детского внимания, когда он приезжал с учебы домой. Сдержанность отца, ищущего в нем стержень мужчины, качества лучшего, обжигала короткими, но меткими стрелами, где между строк сквозила лишь одна мысль: «Недостаточно». Недостаточно умен, недостаточно упорен, недостаточно спокоен, недостаточно лучший. Узнай отец о предпочтениях своего сына, наверняка, сравнял бы его с землей, а то и вовсе втоптал настолько глубоко под слой литосферы, что сам прессовой механизм на заводе позавидовал бы. Понять себя сложно, когда ты Пак Чимин, которого с младшей школы гнобили за его дефектное зрение и слишком длинные, ниспадающие на лицо смоляные волосы, блестящие на солнце. Тот самый тихоня с хорошими оценками и внешностью классического ботаника был постоянной причиной насмешек даже по истечении нескольких лет. Сложно, когда пытаются вывести на эмоции, наполняя помоями рюкзак втихаря (потому что знают, что Мин Юнги не оставит обидчиков друга без наказания, а Пак никогда ему не будет жаловаться на неудобства), высмеивая за спиной, задирая в коридорах общежития, пока тот идет один, без своего защитника. Понять себя сложно, когда ты Пак Чимин, переступивший через себя и свои принципы в пользу собственного спокойствия. До этого никогда не использовавший бранную речь, пошлость в словах, не балующийся с девчонками разной внешности и происхождения, поменявший свою жизнь, повернув стену потайной комнаты другой стороной, заперев в ней прошлого себя. Себя, что так не вовремя захотел чуть толкнуть ту, показать свой любопытный нос, когда касание Юнги прошлось вдоль по руке на стадионе, сцепляя пальцы рук в крепкий замок. Понять себя сложно, когда ты Пак Чимин, обретший счастье в лице появившихся друзей. Идеальны во всем, как ему казалось. В учебе, во взаимоотношениях друг с другом, в понимании и умении слушать. Но, может, он слишком их идеализировал в своей голове? Дружба не всегда бывает идеальной, вот и у него так не случилось. Те недопонимания, что были раньше, не идут в сравнение с тем, что его отказались слушать. Да, кольнуло. Да, больно. Но уйти от них он не может и не хочет. Он знает их всех, как облупленных, разделил с ними моменты и радости, и печали. В конце концов, они первые, после Юнги, кто захотел с ним общаться, просто потому, что он — это он, хоть и в немного видоизмененной версии. Но даже его они приняли и полюбили. А как бы они отнеслись к Чимину, с которым когда-то познакомился Юнги? Понять себя сложно, когда ты Пак Чимин, садящийся на старую коробку на крыше общежития, прижимая к себе колени поплотней, в мнимом чувстве защиты. От холода? От себя? От истинных чувств и желания послать все к черту и, отодрав свой зад от холодной поверхности, пойти к Юнги, чтобы, наконец, завершить их историю на мирной ноте? — Неожиданно, — звучит из-за спины удивленное. Повернувшись, Чимин видит со вздернутыми к корням кудрявых волос бровями Хейю, неторопливо шагающую к нему, стуча каблуками сапог по бетону. В руке девушки бутылка зеленого цвета, заставляющая Пака усмехнуться, подняв уголок потерявших яркий цвет от ветра губ. Проследив за чужим взглядом девушка хмыкает, опустив голову, и приподнимает бутылку в приглашающем жесте. — Ну, хотя бы не так одиноко будет. — Собиралась пить одна? С Джином поругалась? — интересуется Чимин, когда Ли садится рядом и открывает соджу, сразу делая несколько глотков, а после, поморщившись, протягивает бутылку ему. — Нет, почему же? — девушка вытягивает руки, поставив их чуть сзади, и поднимает голову на предгрозовое небо. Концентрация серых темных красок не радует, но дает чувство расслабления. Скоро будет дождь, а значит, можно будет сесть у окна на подоконник, утонув с головой в приглушенном биении капель о стекло. Дождь успокаивал ее, она с томительным чувством в груди ждет, что он не обойдет стороной сегодня, ожидает в предвкушении. И вот, решила подняться с бутылкой алкоголя на крышу, чтобы насладиться последними минутами тишины, а может, часами, подумать о чем-нибудь, что так тревожит ее, и отпустить эти мысли уже в комнате вместе с каплями, что упадут на землю. — Просто захотелось выпить, почему бы нет? — Дня рождения мало было, да? — хмыкает, возвращая Ли алкоголь, и начинает чувствовать себя в ее присутствии немного спокойней. Одна нога опускается, а на колено другой, согнутой, упирается локоть со свисающей вниз рукой. Хейя на его слова уголки губ тянет выше, не без сквозящей в полуулыбке грусти. — Пить в одиночку не круто, — устремив взгляд вдаль, на качающиеся деревья. — Слишком много мыслей в голове, а поделиться ими не с кем. Ты пьешь, думаешь, что все под контролем и ты просто становишься сам себе философ и психолог… Но потом эти мысли начинают тебя поглощать. Хейя поджимает губы, кивнув себе с опущенным на ноги взором карих глаз. Без алкоголя, бывает, накатывает хандра, из которой ты вылезти не можешь в одиночестве. Пытаешься отвлечься всем, чем можно: делами, друзьями, учебой или другими увлечениями, закрывая переживания в сундуке под несколькими замками и откладывая его в самый дальний угол, чтобы не напоминал о себе. Но уж под влиянием алкоголя мы не можем бежать от самих себя и вскрываем ящик Пандоры, становясь лицом к лицу перед выросшими в одно большое нечто переживаниями, плотным одеялом укутывающими нас с ног до головы без возможности выбраться. — И о чем ты думаешь? — после недолгого молчания Хейя поворачивает к гидроманту голову и убирает тонкими пальцами лезущие в лицо пряди волос за ухо. Откровенничать с Хейей странно. Откровенничать после всего того, что случилось — еще страннее. Не ответить на вопрос будет неуважением, а соврать — подло по отношению к девушке, в чьем голосе прослеживается неуверенность и даже нотка мольбы. Мольбы продолжить разговор, потому что тогда будет действительно страшно оставаться наедине со всем, что накопилось. Да и черт! Хейя никогда не была той, кто хочет высмеять чью-то слабость, а уж тем более, одного из близких друзей. — О разном, — отвечает парень, по привычке зачесывая волосы назад закинутой на ногу рукой и задерживая ту у корней чуть дольше. Со вздохом он снова встречается с мыслью, что, будь он курильщиком, сейчас бы непременно скурил сигарету до фильтра, чтобы сбросить малую часть тяжести, заменив ту на горечь табака в груди. Но он все еще не умеет курить, а соблазн растет в геометрической прогрессии по мере поступления новых проблем. — Наверное, хорошо, что я не так часто хандрю, не привык поддаваться мрачным мыслям после всплеска энергии. Но если случается, то причиной послужило что-то… что-то такое, что осмыслить сложно. — Знаешь, — спустя еще глоток говорит девушка, поджав губы от горечи, — я разделяю твое мнение насчет Тэхена, — Чимин косит взгляд, чуть повернув голову в ее сторону, и не спешит хлебать алкоголь следом, получив в свои руки бутылку, только ждет продолжения чужой мысли, заинтересовавшись. Хейя первый человек, от которого он это слышит. Ким стал довольно близок к их скромному кругу любителей пособирать сплетни и обсудить их, переманил на свою сторону даже любимого человека. А потому, слышать это от девушки, чей лучший друг слюни на Кима пускает, было интересно. — Но я также уважаю выбор Чонгука. Я, наверное, буду сейчас самой ужасной в мире подругой, потому что говорю это без его позволения, — грустно усмехается Ли, пока Чимин все же отпивает соджу. — Я единственная, кто знает это. Слушай, — Хейя вдруг поворачивается корпусом к гидроманту, привлекая его взор и внимание к себе, — что бы ты ни испытывал по отношению к Тэхену, выбор Чонгука это не изменит и его чувства к нему — тоже, — Чимин хмурится, ожидая больше пояснений. — Наше с тобой мнение не учитывается по умолчанию, как и мнение остальных. Потому что, как бы нам ни хотелось, но Чонгук будет общаться с ним, и даже, возможно, он скоро втянет его в нашу компанию, — девушка пускает нервный смешок раствориться в воздухе между ними, свежем, смешанным с хмельным. — Надо было две бутылки брать, с одной эту мысль в голове трудно уложить. В общем, помимо того, что магия четырех стихий реальна, все еще существуют и соулмейты. Чимин вскидывает темную бровь, распахнув губы слегка. Девушка решила пошутить так? Если да, то шутка мало того, что неудачная, так еще и не смешная. И, тем не менее, вызывает в Паке желание усмехнуться, мол, хорошая попытка, Хейя, давай, трави свои анекдоты дальше. Но по совсем не веселому, наоборот, — постному лицу парень понимает, что его не разыгрывают, не пытаются развести, а говорят совершенно серьезно. — И ты хочешь сказать, что Чонгук и… — он намеренно не договаривает, по ответным кивкам понимает, что его догадки верны, а ситуация… — Пиздец, — глухо на вздохе, чтобы отвести голову снова вперед и глазами уткнуться в бетонное ограждение, служащее перилами. Хейя тоже вновь отворачивается, садится ровно и колени к себе притягивает, закрываясь визуально от мира и проблем из него вытекающих. Хотя куда от них денешься? Наверное, немного неправильно, но Хейя, открыв тайну друга кому-то, чувствует себя чуть свободнее. Теперь не одна она несет груз ответственности за чужую тайну, и от этого стало немного легче. Легче до глубокого вздоха, до прикрытых глаз, обрамленных густыми ресницами, и чувства отпущения в груди. Неправильно по отношению к Чимину, но, в то же время, теперь он понимает (или хотя бы может попытаться понять) — что бы они не предприняли, чтобы искоренить Кима и разделить их по разным островам с непреодолимым между ними расстоянием — Чонгук все равно построит мост-переправу к нему. — Чонгук понял, что они соулмейты после их первого пересечения в лесу, — продолжает девушка, открывая глаза и поднимая их к хмурому небу. — Как-то так. Сейчас, когда все худшее позади, он счастлив с ним, это видно невооруженным глазом, так что… — вздыхает не столь весело, как хочет, чтобы звучали ее слова. Подбадривающе не выходит, лишь обнадеживающе, — нам остается только смириться и, может, пойти на контакт с Тэхеном. Опасен он или нет, уже покажет время, но пока гарантом нашей безопасности выступает Чонгук, как бы хреново это ни звучало. Как говорилось в одном сериале: «Реальность не изменить, но можно изменить свое отношение к ней». Думаю, нам как раз подходит такой вариант. — Смотря на все произошедшее на трезвую… — Чимин ловит насмехающийся, немного притупленный алкоголем, не такой ясный взгляд Хейи, и исправляется: — Ладно, не совсем трезвую голову, — и усмехается с ней, прежде чем продолжить, — я думаю, что мы просто не привыкли к переменам. — К такому быстро не привыкнешь. — К тому, что Чонгук постепенно забивает на нас хер, или к вашим с Джином отношениям? — Первое, — смеется Ли и уже не кажется ей убитым свое положение, где лучший друг от нее начал отдаляться. Когда-нибудь это должно было произойти, но чтобы так скоро… Она просто не была готова. Теперь же остается только свыкаться потихоньку. Тяжело было узнавать и осознавать, что после пробуждения первым человеком, к которому пошел Чонгук, была не она, а Тэхен. Может, он и не хотел ее будить (судя по его словам), но все равно внутри неприятно укололо. Еще и подкинули дров в огонь слова, брошенные в порыве ярости другой души. Это был не Чонгук, но принять такое сложно, когда и тело, и голос, и всё — его. — Мне, знаешь, пришла мысль, что мы слишком много думаем о нашем окружении, и забываем о самих себе, — задумчиво вытягивает нижнюю губу Чимин после очередной паузы, а следом слышит, как рядом фыркает в порыве неконтролируемого смеха Хейя. — Да ладно, — поворачивается к парню она, — ты-то? Мало думаешь о себе? — Чимин смирил ее в ответ недовольным взглядом. — Извини, — машет рукой девушка, не переставая улыбаться, — просто от кого, а от тебя такого услышать я точно не ожидала, — Чимин хмыкает, не обижаясь совсем. Он понимает, как преподносил себя все это время, могло действительно создаться впечатление, что кроме себя любимого он ни о ком не думает. Да и вид опьяневшей Хейи забавляет его. — Но, думаю, ты прав. Иногда мы, правда, забываем про себя, ставя в приоритет других людей. Только отличие Пака от Хейи в том, что пока она думает о близком ей человеке, волнуясь за него, ставя его желания и блага превыше своих, он думает о людях, окружающих его (не только о друзьях) и чужом мнении на свой счет. Не задумываясь о своем комфорте, он перешагнул через свои чувства, открыв дверь новым, от которых он теперь отказаться не может. Чувство комфорта внутреннего он променял на комфорт фальшивый, чтобы первый никому не удалось уничтожить. Создал вокруг себя защитный купол, поменял образ и личность, наплевав на то, что вести себя приходится так, чтобы просто быть, чтобы стервятники не заклевали брошенного в одиночестве детеныша. На хмельную голову воспринимается все проще, а выплескивать слова без попытки остановится — тем более. Хейя, как пришла раньше, так раньше и ушла, оставив Пака под предгрозовым небом с недопитым соджу (ей уже не хотелось, да и было достаточно того, что выпила, чтобы захмелеть). Успело заметно стемнеть, да и раскаты участившегося грома выступают все ярыми предвестниками дождя. По небу расходятся вспышками далекие молнии, расползаясь под облаками белыми цветами. Пора бы уже возвращаться в комнату. Стоило только подошве кроссовок встретиться с бетонной поверхностью крыши, телефон звенит входящим уведомлением от учителя Ким, что зовет к себе в кабинет. Что ж, значит, перед сном он еще успеет прогуляться до школы за очередным поручением. Только для начала почистит зубы и поищет что-то мятное у себя, чтобы перебить запах алкоголя.***
Юнги учтиво кланяется, прежде чем покинуть кабинет одного из начальных классов, попрощавшись с маленькими магами и их учителем. Кажется, будто не начало недели, а долбанное колесо, в котором он, как белка, вертится. Из-за того, что особо наглые личности не явились на уроки, на Юнги взвалили задание в виде проведения коротких консультаций с младшими классами о магии, ее применении и контроле. А потому он уже второй день задерживается после уроков часа на четыре, чтобы пройти по нескольким кабинетам с одним и тем же рассказом. Мозг нагружает знатно, времени замыкаться в своих мыслях не оставляет, довольно-таки действенно занимает от проблем. Но не убирает их полностью. Он так и не зашел к Чимину, чтобы поговорить и, наконец, расставить все точки над «i». Нет, не потому что струсил, а потому что его постоянно отвлекали, будто сама судьба не хочет, чтобы они виделись. В основном это было связано с учебой и внеурочной деятельностью, которую на него, как на старшеклассника, повесили. Как будто других учеников нет в школе, ей богу. Параллельный класс, кажется, вообще никогда не трогают, что было бы очень обидно на самом-то деле, будь это правдой. После очередного громыхания за окном, Юнги услышал сначала тихие, а потом постепенно увеличивающие громкость и силу удары капель о стекло. Напоследок ему нужно было зайти в библиотеку, чтобы вернуть материалы, которые он брал для своей презентации и заодно посмотреть на наличие других сборников, которые ему пригодятся позже. Мда, бери да отдыхай вечерами за проектами. Школа пустует в такое время суток, в коридорах почти ни души, кроме малышей, оставшихся на внеурочную деятельность, и учителей, перебирающих журналы. Его размеренные шаги эхом отражаются от стен, заглушаемые начавшимся ливнем. А он даже зонтика не захватил, чтобы перебежать в общежитие. День (уже вечер) становится все лучше и лучше. — Мы больше не «мы», понял? Ты — это ты! А я — это я! Чимин… надо как-то найти возможность с ним поговорить и как можно скорее, попытаться его переубедить, может, даже оправдаться, но помириться любым способом. Потому что сидеть и прожигать друг друга ненавистными взглядами с расстояние пары метров — достало совершенно. Юнги устал и видит, как устал от того же Пак, но все еще не дает ему шанса на примирение. А эти два дня вообще ходит сам не свой. Вечно летает где-то в облаках, по большей степени молчит, а лицо, искаженное гримасой превосходства над другими, сменилось на грустную маску нескрываемой тоски. Ему тоску эту хочется стереть с кукольного лица, как ластиком неудавшийся рисунок, провести по впалым щекам (Чимин заметно похудел, что не укрылось от внимания Мина) ладонями, обратить взгляд на себя и трепетно прижаться губами к открытому лбу, а после сказать какую-нибудь успокаивающую глупость в качестве поддержи. Чимин стал, как призрак: болезненно бледный, сбросивший пару килограмм точно, с кислой миной и под стать настроению — в траурной черной одежде, с неизменными аксессуарами в виде цветных контактных линз и множества колец на пухлых пальцах. Ноги несут по первому этажу стремительно, время позднее, а Юнги еще даже не приступал к домашней работе и новой презентации. Сейчас бы завалиться в постель и проспать часиков двенадцать, а не вот это все. Но, услышав знакомый голос, тот, что он слышал исключительно на уроках пару раз и на вечеринке, заставляет замедлиться. Повернув голову на источник звука, он замечает Чимина, сложившего руки перед собой, и объясняющего ему что-то учителя, — видимо тоже дает ему очередное поручение. Улыбка парня, хоть и натянутая, заставляет Мина замереть на месте, позабыв о своих ближайших планах на вечер. Гидромант стоит к нему боком и, кажется, не замечает или же уверенно делает вид, полностью увлеченный чужими словами и изредка кивающий на те или иные фразы. Как только его отпускают, он склоняется в поклоне и идет к выходу из школы, смотря на носки своих кроссовок. Но когда поднимает, то шаг замедляется, пока его фигура совсем не замирает. Явно не ожидал его встретить здесь и сейчас. И что же сделает? Проигнорирует и уйдет или все же… — Сегодня прямо день неожиданностей, — говорит скорее сам себе Чимин, едва слышно пробормотав слова под нос. — Чимин, надо поговорить, — Юнги больше не церемонится, подходит к парню уверено, на момент отведя взгляд, чтобы ненароком не споткнуться о чужой и не растерять все те слова, которые крутятся в его голове. На удивление гидромант не уходит, не отрицает, а стоит и ждет чужого приближения, тоже отвернув голову к окну с закусанной от волнения губой. Стоит расстоянию между ними сократиться до метра, Юнги поднимает голову, чтобы порезаться о заострившуюся линию челюсти парня. — Послушай, ам… — Юнги, если ты скажешь то же самое, что и раньше, я уйду, — пользуясь чужой заминкой, вставляет свои слова Пак. — Я тоже думал, больше скажу, я ждал нашего разговора, который так и не состоялся. И… я не думаю, что мы сможем быть вместе. Это не потому, что ты там какой-то плохой человек или меня что-то не устраивало в нашем недолгом романе, — от формулировки своих слов усмехнулся бы, не будь разговор таким тяжелым. — Просто это же только на один год, даже меньше, а потом все, не факт, что мы будем поступать в одно и то же место, нас вообще может раскидать по разным частям света, а отношения на расстоянии это, как бы, не совсем то, что нам обоим нужно. И отношения со мной это лишний геморрой, ненужная трата нервных клеток. А так как выпускной год — это будет только мешать нам, надеюсь, ты поймешь. Но я не отказываюсь от дружбы, как раньше. Прости, я поступил, как последний мудак, дав надежду на то, что мы сможем долго… — Скажи честно, ты сам сейчас понял, что сказал? — Юнги перебил парня, не в силах больше слушать его монолог. Чимин, опешив, замер. — Что? — Юнги смотрел пронзительно, склонив голову чуть к плечу, сощурив и без того небольшие глаза. — Почему ты ставишь крест на нас, не посоветовавшись ну, например, со мной? Может, меня это тоже касается, — саркастично, не повышая голоса, говорит Юнги, видя, как сползаются друг к другу брови на чужом лице. — С чего ты взял, что наши отношения мне в тягость, а ты для меня — как сам выразился — лишний геморрой? — ему ничего не отвечают, только смотрят так же пронзительно в ответ, внутри явно сгорая от противоречия, плещущегося внутри. — Чимин, — Мин делает маленький шаг к нему, — я тебе уже говорил, чтобы ты все обсуждал со мной, если это касается наших отношений? Чимин вздыхает устало, даже разочаровано. — Ты меня опять не слу… — Нет, я тебя выслушал, — обрывает его Мин, — и понял то, что хотел мне донести. Но я не согласен с этим мириться. — Юнги, продолжать встречаться — заведомо херовая идея, — Чимин хмурится сильней, интонация становится красочней, эмоциональней, сочится непониманием и желанием переубедить, но встречает сопротивление в виде непробиваемости мага. — У нас не получится построить здоровые отношения. — Мне не важно, какие именно отношения у нас будут, и кто в них какую роль занимать будет. Будь ты хоть конченым абьюзером, я бы не отказался от своих чувств к тебе. — Это неправильно, — возражает Чимин. — Да похуй, что это неправильно. Что в нынешнем мире вообще правильно? Тебе так принципиально, какие отношения будут для тебя правильными? Я не могу гарантировать тебе это, но скажи, разве было все плохо? — Да при чем тут это? — голос постепенно начинает повышаться, несмотря на то, что они все еще в школе, где полно учителей. — Я тебе говорю, что не будет будущего у наших отношений. Тебе доставит удовольствие поиграть в любовь год, а потом на грустной ноте расстаться и сделать вид, что ничего не было? — Не загадывай наперед, никто ни во что не играет и не собирается. Мы не знаем, что будет, когда учебный год закончится, но бросать тебя в мои планы точно не входило. — Отношения на расстоянии… — Чимин, ты можешь придумать еще тысячи причин, почему мы не можем быть вместе, но единственной преградой являются не они, а ты сам. Я понимаю, что виной всем сомнениям послужили перемены в твоем поведении, неуверенность в себе из-за насмешек, которые были раньше, но не ставь на своем счастье крест. Я могу хотя бы попытаться обеспечить его тебе. Что прикажешь делать с чувствами, если мы останемся просто друзьями? — Они со временем пропадут, — отвечает так, будто на деле все так и случится, но сам в это совершенно не верит. — С каким временем? — Юнги снова не контролирует себя. Хотел поговорить спокойно, а получается как всегда. — Ты себя так утешаешь? Ты же понимаешь, что быстро они не пройдут. — Не переводи на меня стрелки, — уже с угрозой в понизившемся голосе звучит. За окном снова сверкает, а по ушам бьет раскатом грома. — Ты можешь переступить через себя, задуматься и преодолеть всю ту дурь в голове, что мешает тебе жить спокойно и без страха, что ты что-то сделаешь не так и тебя за это засмеют. Мы вместе можем это преодолеть. Да даже если все будет, как и было до, я, повторюсь, не отказываюсь от своих чувств к тебе. — Тогда почему ты встал на сторону Тэхена, когда, по логике, должен был поддержать меня? Мы же состояли в отношениях. — Опять это «должен»… — хмыкает невесело Юнги, отведя голову к окну нервно. — Ты первый начал, когда стал говорить о том, что должны друзья. Тебя за язык никто не тянул. Для тебя малознакомый человек был в приоритете, пока тот, кого ты любишь нуждался в поддержке в точно такой же степени. В конце концов… — Мир не сходится на твоих комплексах, Чимин, хватит ставить других превыше себя и играть роль вечной жертвы. Если я, рассудив трезво, выбрал не тебя, а Тэхена, это не значит, что мне на тебя плевать. Это не конец света. — И ты считаешь, что даже сейчас, крича друг на друга, мы сможем прийти к общему решению и начать все сначала? — усмехается Чимин, сверкнув оскалом при очередном свечении молнии. Дыхание участилось, кровь внутри почти кипит от яркого всплеска эмоций, а воздух между двумя телами напряжен и натянут до предела, норовя, как струна, вот-вот порваться, и пронзить своей остротой обоих. — Да, потому что сейчас за нас говорят эмоции, а когда мы успокоимся, сможем все спокойно обдумать и обсудить. — Мы и сейчас пытались все спокойно обсудить после того, как обдумали! — не сдерживаясь, вскрикивает Пак, наплевав на кабинеты, что могут быть открыты. В носу начинает предательски щипать. — Да наши отношения даже недели не продержались, о чем может идти речь? — треснуто говорит. — Мы просто поторопились. — Я так не считаю, — вставляет между слов Юнги, снова делая попытку приблизиться, но на этот раз от него делают шаг назад. — Мы не умеем слушать друг друга и решать конфликты. Ничего не выйдет. — А кто умеет? Люди разные, с разными типами личности, характерами и мнением, но все они встречаются, обсуждают проблемы друг друга и учатся разговаривать и идти на компромисс. И мы можем научиться. — На это уйдет слишком много времени, мы просто потратим его зря, занимаясь самокопанием, вместо того, чтобы просто любить друг друга, — голос постепенно пропадает, но не от криков, а от подкатывающих к горлу слез. Почти дрожит, но дождь за окном заглушает не монотонность сказанных слов.Bird Set Free Sia
— Предлагаешь сдаться? — оба замолкают, но Юнги, спустя недолгую паузу, продолжает: — Сдаться, даже не попытавшись? Хочешь расстаться? — он видит, как Чимин поджимает губы, вертя головой по сторонам, из-за чего серьги в его ушах качаются в унисон движениям. — Именно так, — кивает парень. — Это будет слишком тяжело. Извини. Чимин срывается на ускоренный шаг сразу же, едва последнее слово покидает пределы губ, и почти бежит на улицу, где льет не проливной дождь, а самый настоящий ливень. Юнги глубоко вздыхает, зарывшись пальцами в волосы и возведя к потолку голову, но почти тут же разворачивается и идет следом. Холодные крупные капли больно бьют по голове, плечам, рукам, но эта боль не сравнится и на десятую долю с той, что разливается по сердцу, втыкая в каждый его сантиметр тупой гвоздь собственной слабости, беспомощности и глупости, которую он совершает. Чимину никто не говорил, как надо любить, никто не говорил, что это может быть сложно, особенно если ты — ходячий мешок комплексов, усиленно ставящий барьер от любого проявления заботы со стороны. Дождевые капли смывают с лица сорвавшиеся слезы, ручьем потекшие, стоило пересечь порог входной двери. Задушенный в горле всхлип скрылся в рукаве кожанки, вместе с подступающей истерикой. Снова плачет, снова из-за Юнги. Нет, не так. Из-за своей глупости. Почему каждая правда, которую говорят близкие люди, делает ему так больно? Почему он не может с ней справиться? Кажется, волосы промокают насквозь вместе с одеждой. Чимин не слышит ничего, кроме собственного тихого плача и капель, разбивающихся о землю. Как не слышит и чужих шагов за своей спиной, перешедших в бег. Не слышит своего имени, звучащего из любимых уст, не видит дороги из-за слез, хочет слиться с водной стихией и впитаться в почву вместе с дождем. Он едва успевает среагировать, когда его хватают за затылок, чтобы одним движением остановить, развернуть к себе и впиться грубо в губы. Нет, не грубо. Отчаянно, со всей вложенной в поцелуй горечью, болью, что они причинили друг другу и желанием любить, быть вместе, привязать к себе и не отпускать ни на метр, ни на минуту, никуда и ни за что. Чимин стискивает чужую футболку в ладонях, делает попытки кусаться, сделать еще больней, отстранить, чтобы не дать себе слабину. Он не сдастся, не после всего, что до этого сказал. Но такое привычное ощущение чужой ладони, прижимающей его за талию к себе и собственная слабость перед тем, кто знает его вдоль и поперек, выбивает последние остатки гордости, ставя ее на колени перед чувством, с которым он совладать не в силах. Теплые дорожки слез сливаются с дождевой водой, стекают, оседая на губах, придавая болезненному поцелую солености, а руки гидроманта отпускают скомканную ткань, чтобы за шею прижать ближе, плотнее, чтобы без возможности отстраниться, кислорода вдохнуть. Он сжимает смоляные мокрые волосы на затылке и всхлипывает в покрасневшие губы, вынуждая Юнги отстраниться и притянуть его голову, чтобы уместить на своем плече лбом, давая возможность уже открыто, без стеснения, разрыдаться. И плевать, что ливень не из теплых, что они мокрые насквозь. Юнги поцелуями согревающими мажет по виску, по щеке, куда попадет, чувствуя, как дрожит ставшее вмиг хрупким тельце в его руках. Он не позволит ему разбиться до конца, они преодолеют каждую сложность вместе, даже если времени им отведено не так много. А если разбиться все же суждено, он сделает это вместе с ним.