День соревнований.
Let It Burn — Red
Команда соперников была в отчаянии от неминуемого проигрыша, вымотанные физически, они погибали и морально, не достигнув заветной цели — источника. Гидромант едва не бился в истерике, причитая что-то про потраченные в пустую силы. Но его друг осадил его и что-то начал оперативно нашептывать, пока их взгляды не сошлись только на одном маге. — Дон сказал, он самый сильный. Надо с ним покончить, а второго убрать уже не составит проблем, — говорил тот другу, поселяя в нем боевой настрой. Они разбежались в разные стороны, чтобы обойти магов с двух сторон и окружить, Чонгука за считанные секунды сковали тугие лианы, катана выпала из ладони, а сжечь их он не мог — они отказывались гореть. — Это жульничество, — почти рыком вышел упрек в сторону проходящего мимо него вальяжной походкой гидроманта, тот прекрасно понял, что он имеет в виду, отбросил оружие ногой подальше и ответил: — Здесь бои без правил, дорогуша. Нечего было таким слабакам приезжать на соревнования среди лучших. Слабакам, как же, усмехается про себя Чонгук, сам только орал от бессилия и, если бы не дружок, так бы и ушел, утирая сопли, с арены. Но язвить не было смысла и времени, потому что геомант вел с Тэхеном ожесточенную борьбу, прессуя его всем, чем сможет. А позже к нему присоединился и гидромант. У Чонгука ярким пламенем горела грудь, внутри, казалось, все плавится от ярости. Запястья раздирала сухая кора оплетших лиан, но он пытался вырваться изо всех сил. Тэхену как никогда нужна помощь, он не сможет справиться сам, используя при этом лишь огонь, он так просто не привык. Ему защищаться приходилось либо без магии вовсе, на практиках с оружием, либо использовать все и сразу дары при побеге. Он не столько пиромант, сколько себя за него выдает. В нем всего понемногу от каждой стихии, но и проблема в том, что для всех он владеет той, которой сейчас не защитишься — он просто может испепелить магов и глазом не моргнув. Ему остается пытаться отбиться от двух магов сразу и пытаться высвободить Чонгука, но чужая магия не поддавалась его воздействию. Его загнали в угол. У обоих магов нет оружия, они выбрали решить все способом, которым, вероятней всего, можно сократить чью-то жизнь, их ведь никто не остановит, когда надо. Было неосмотрительно приблизиться к лабиринту, из зеленой стены сразу полезли лианы, оцепив по рукам и ногам. Это напомнило ему о событиях полугодовой давности, надо же, не думал он, что снова окажется в такой западне. Первый удар приходится на лицо, потом живот и снова лицо, гидромант не жалеет сил, как не жалеет их и Тэхен, пытаясь безрезультатно сжечь зелень на своих руках, но та остается нетронутой, а вот стены лабиринта опаляются и горят хорошо. Он должен что-то сделать немедленно или его забьют, как бездомную кошку. Геомант хватает его за плечи, руки и ноги больше не стягивают тиски природных оков, и буквально волочит по «живой» стене, из которой только ветки и торчат, разрывая в клочья куртку и царапая сквозь тонкую ткань футболки спину, заставляя стиснуть зубы от жжения. Чонгук снова тянет руки, но понимает, что его слишком туго сжимают лианы. Силы быстро покидают его, а в голову закрадывается мысль, что источник этот ничто иное, как простой светлячок с небольшим количеством исцеляющего заклинания, которое уже выветриваться стало. — Что они делают? — Хейя заметно беспокоится, это видно по тому, как сжала ее ладонь сокджинову, а глаза ни на секунду не сходят с арены. — Почему не используют магию? — Этим магам опасен огонь, они не пироманты, использование огня против них приравнивается к покушению на жизнь, — отвечает Ким. — А гидромант что ли может расплющить, как лепешку и это не будет считаться покушением? — возмущается тут же Чимин. — Что за бред? — Им остается сдаться, если они хотят хотя бы выжить, — с досадой бормочет Хосок. — Источник не дал ровным счетом ничего, от него не было смысла, а эти маги из Сеула слишком сильны, — почти шепотом заканчивает, опустив голову. Когда Тэхен падает к его ногам, Чонгук чувствует, как внутри все сводит больной судорогой от его вида. Наполнитель из куртки торчит из-за спины, руки исцарапаны и пускают кровавые реки, как и спина, которой ему не видно, на лице рассечена губа и видно ссадины на щеке. Его и лицом в колючую зелень окунули. — Тэхен, вставай, ну же, — приказывает Чон, с силой вырывая воспламенившиеся руки. — Давай, Тэхен, мы должны сделать это! Ким еле передвигался, пока противники ликовали. Единственное, на что его хватило, это на небольшую подтяжку руками, сгребающими в кулаки землю, к Чонгуку, чтобы снова попытаться убрать лианы, но его рывком поднимают и вновь швыряют. Чонгук закипает все сильней, когда Тэхен корчится от боли, схватившись на ногу, кричит магам, чтобы они остановились, но его не слушают. — Не нападайте на одного, трусы! Слова пролетают мимо, словно между ними невидимая стена. Ярость настолько сильна, что застилает глаза буквально, за пламенной пеленой он не видит ничего, что происходит вокруг. К рукам приливает магический поток, который сдерживать из-за правил сил становится все меньше. Самой большой ошибкой стало посмотреть на все через призму астрала. Между бровей залегла глубокая складка от раздражения, но не на себя, не на врагов, а на Тэхена, даже сейчас подпитывающего его энергией через тонкую полупрозрачную нить. — Прекрати немедленно! — Чонгук знает, что Тэхен поймет, кому это адресовано, и слабо улыбается, как бы отвечая «да щас прям!». Упрямый, безрассудный, на всю свою русую голову безумный и такой глупый. — Что происходит? — Хосок присматривается к арене, когда тучи над магами внизу начали сгущаться, а небо вдруг пронзило раскатом грома. — Дождя не обещали, — говорит Чимин, вмиг насторожившись, — такого резкого тем более. — Что он делает?! — вскрикивает Хейя, закрыв ладонями рот и во все полные испуга глаза уставившись на арену. Тэхен открывает слабо глаза, чувствуя сгустившийся над собой воздух, с огромным концентратом магической энергии. Соперники тоже с опаской переглядываются, не понимая, что происходит. За их спинами видно, как, невзирая на боль, пытается вырвать руки из лиан Чонгук, рыча подобно разъяренному зверю. Подобно дракону. Арену вместе с раскатом грома пронзает вспышкой от освободившегося потока пламени, выпущенного из центра чужой души. От шума закладывало уши, сносило с ног, слепило. Тэхен закрыл глаза лишь на несколько секунд, чтобы после открыть и увидеть освобожденного от чужой магии Чонгука, выглядящего невероятно. Его торс оголен, с плеч слетают дотлевающие остатки одежды, вены, как и глаза, светятся золотым, теплым светом, а языки пламени, струятся вверх от сжатых в кулаки ладоней. Его ничем не прикрытая ярость ощущается на коже острыми лезвиями, отброшенными куда-то, куда не смотрит никто, все внимание к пироманту приковано. Чонгук все еще помнит, что убить ублюдков, причинивших Тэхену боль, не может, и ему приходит мысль получше. Каменный пьедестал, на котором ранее был магический источник, возносится в воздух рычагом пламени и отправляется в полет прямиком в стоящих рядом друг с другом магов. Перед ними вырастает водяная стена, призванная гидромантом, остановившая на время не опадающий булыжник. Напор огня оказывается сильней, магов отбрасывает вместе с тяжестью пьедестала, а Чон сразу бросается к Тэхену. — Тэ, Тэ, ты как? — ему кажется, что голос вот-вот дрогнет от побитого вида всегда собранного и сильного Кима. Его загнали в рамки, которые он сам создал из-за чужого страха и осуждения, не смог задействовать остальные дары, был вынужден бежать. — Хей, — тихо тянет, аккуратно укладывая его голову к себе на колени. — Тэ, открой глаза, пожалуйста, я видел, как ты смотрел на меня, — почти умоляет. Головой он понимает, что Ким мог отключиться от усталости или боли, но сердцу-то не объяснишь, что маг относительно в порядке. Оно плачет, скулит побитой собакой, проливая свои соленые воды на того, с кем скреплено тонкой нитью. Ким слабо-слабо поднимает отяжелевшие веки, возводя их снизу вверх на пироманта, облегченно выдохнувшего. — Не пугай так больше, — говорит, а сбоку доносит ветер шорох земли под чужой обувью. Соперники поднимаются. Гидромант, не теряя времени, атакует, издали посылая резкий столб воды, но он врезается в выросшую перед магами огненную стену, испаряясь белым паром и уносясь в высь. Чонгук любовно оглаживает спутавшиеся русые пряди потухшими, но не остывшими ладонями. Ему плевать стало на все окружающее, когда маг перед ним такой истощенный и беспомощный. На устах немного сумасшедшая улыбка от осознания всего происходящего. Он прямо сейчас забивает на соревнования, к которым они так долго готовились, и сидит с Тэхеном. А у последнего в голове отчетливой среди других была лишь одна мысль. С Чонгуком можно не бояться. Чонгук всегда найдет его и, несмотря ни на что, защитит от недоброжелателей. — Чонгук-а, — зовет хрипло Ким, ему в ответ вопросительно мычат. — Как на счет того, чтобы закончить этот поединок? Пиромант улыбается, отпустив пробудивший его магическое начало страх. — Идея то, что надо, — возвращает парню его же слова и склоняется к таким же слабо улыбающимся губам. С трибун не видно, что именно делают маги, Чонгук спиной скрывает все, а со стороны соперников — плотная огненная завеса. Губы Чона мягко подхватывают пухлые губы Тэхена, в опалившихся волосах чувствуется слабое прикосновение ладони, усыпанной кольцами, язык слизывает металлический привкус крови. Арену вновь пронзает вспышка лилового цвета двух смешавшихся энергий, магической волной отбрасывая гидроманта и геоманта прямиком к бетонному возвышению, ограждающему трибуны от ограждений арены, находящихся в нескольких метрах от них. — Снова это! — озвучивает Чимин, закрыв глаза руками. — Как тогда, в лесу! Когда Чон отстраняется от любимых губ, то видит, как сложно Тэхену после всплеска держать себя в сознании, и целует его почти невесомо в лоб, позволяя тому, наконец, закрыть глаза. Он осматривает арену, видя, как из земли идет пар, будто битва и впрямь была из напряженных, цепляя даже сухую грязь. Тело прошибает холодом из-за отсутствия одежды, а на всю округу звучит голос из громкоговорителей. — У нас есть победитель! Трибуны взрываются овациями, но пироманту нет дело ни до них, ни до магов, с которыми они боролись. Их уносят с арены, бессознательных, врачи. Когда же собираются кинуться и к нему с Кимом, собственнический взгляд пригвождает медиков к себе, так и вопя «мое», пусть попробуют подойти, он им катаной руки укоротит. Никто больше не коснется его своими гнилыми руками. Он поднимает Кима на руки и сам несет прочь с арены, мимолетно смотря на трибуны, на места, где обещали сидеть друзья. Там пусто. Они уже рванули к выходу, чтобы встретить своих победителей. Вкус победы осел пеплом на плечах, любимым человеком на руках. Победа теперь уже не значит ничего.Сейчас.
Мысли об этом дне не оставят в покое вплоть до момента, пока последние его напоминания не испарятся, подобно воде в кипящем чайнике. Громкая музыка не заглушает их, громкий отсчет каждого движения Хейей тоже. Репетиция в самом разгаре, уже две недели идет упорная подготовка к рождественскому концерту под ее руководством. На сцене прямо сейчас отрабатывают свой номер девочки из седьмых классов. Тех, кого вызывают на репетицию, освобождают на время от уроков, просто забирая с них, но их старшим классам позволили не ходить на них совсем, а помогать в организации. Декорации, аппаратура, номера и уборка сами себя не сделают. — Отличная работа, спасибо большое, вы свободны, — Ли хлопает девочкам и отпускает их, отмечая в телефоне что-то галочкой, видимо, репетицию с их классом. — Мы в конце будем? — уточняет Чонгук, остановившись около края сцены, к опершейся на нее локтями девушке. — А, Гук, — вместо приветствия говорит Ли, только что его заметив, была полностью увлечена отработкой номера. — Не признала, извини, — улыбается неловко. — Никак не привыкну, — и указывает пальцем на выгоревшие во время соревнований кончики чужих волос, а после все же отвечает на заданный вопрос. — Да, еще один класс, и начнется наша репетиция. Позовите кто-нибудь девятый «а»! — кричит она стоящим в стороне парням из параллельного класса, и те, получив поручение, ретируются из концертного зала. — А тебе зачем? — убирает прядь сегодня прямых волос за ухо. — Торопишься куда-то? Я могу немного поменять расписание, тогда и мы отрепетируем, и детей с уроков вырывать не будем, они скоро закончатся. — Нет, просто спросил, — пожимает плечами Чонгук, и оба замолкают. На самом деле спешит. Ну как спешит, скорее ему не терпится уйти на встречу с Тэхеном. Встречу в его комнате. Как выяснилось, растяжение у Кима после соревнований было нехилое, он еле наступал на правую ногу, и его приковали к постели и собственной комнате по возвращении в школу. Чонгук, получив, как и другие, освобождение от занятий, мог заботиться о нем. Носить еду, воду, вкусняшки и просто баловать вниманием, чтобы тот не скучал. Стоило проснуться — бежал со всех ног за теплым супом, в обед приносил что-нибудь еще и получал смущенное «я не настолько много ем, как ты думаешь», а Чонгук хлопал себя по лбу, и в следующий раз приносил покушать только тогда, когда по его просьбе присылали сообщения. Ночевки на время отменились. Было страшно во сне задеть больную ногу или своей как-то боднуть парня и причинить ему боль. Он с Тэхеном теперь, как с хрупкой статуэткой обращается, едва не пылинки сдувает. Ким его всегда осаждает, говоря, что от простых объятий он не рассыплется, а от поцелуя не исчезнет. И подпитывал тем, что ему после этого легчает. В нем проснулся капризный до внимания и ласк ребенок. Но Чонгук не жалуется, ему это нравится. И он хочет как можно скорей вновь встретиться с ним. Неловкая тишина, находящаяся между ним и Хейей верной спутницей, образовалась после того короткого разговора возле портала и не отпускает вот уже две недели. Никто не знает, что сказать, и просто предпочитает делать вид, что ничего не было, и все осталось, как раньше. Только как раньше уже не будет, все равно змеей настырной душит шею недосказанность. Тогда Чонгук рубил сгоряча, не фильтруя слова и не думая преподносить сказанную мысль так резко. Она точней всего отражала его отношение к Тэхену и отношение Хейи к пироманту, то, как он это видит. Сейчас он чувствует себя неловко, а чувство стыда съедает мозг каждый раз, когда они с Ли заводят непринужденный разговор. Он мог когда-нибудь обсудить с ней это, сгладить углы и развеять непонимания и недосказанность, подбирая нужные слова, не такие радикальные, и все было бы в норме. Но что сделано, то сделано, время вспять не повернуть, остается только думать: оставить все так, как есть или попытаться расставить все точки над «i». — Я перенесу репетицию на сейчас, — тихо говорит девушка и звонит парням, которых только что послала за другим классом, чтобы они передали приходить им после уроков, а не сейчас. А после поворачивается к зрительским местам, смотря на магов, которые отдыхали, среди них те, кто участвуют в закрывающем концерт номере, и пересчитывает их, тихо бормоча имена под нос. — …Банчан, Хосок, ты, я… — и останавливается, непонятливо хмурясь, принимается крутить головой во все стороны, заглядывает за кулисы, почти улегшись на сцену, а потом голос громким эхом разносится по помещению: — А где Пак Чимин?***
Warning Shot — Machine Gun Kelly feat. Cassie
Чимин утягивает его за собой в пучину разврата, цепляется пальцами за одежду на спине, ногами окольцовывает бедра, не позволяет отдалиться от себя ни на сантиметр. Юнги ухмыляется его голоду до тактильного контакта их тел, он тоже скучал по таким моментам, когда только они и бесстыдство, которое течет в венах вместо крови. — Что в лесу сдохло, зай? — с усмешкой спрашивает Мин, помечая место возле плеча укусами-поцелуями, скоро расцветшими яркими лилово-алыми цветами. Шуточное обращение так и прицепилось к ним, заменив привычные имена и давно забытое Мином «Тритончик», которым он его иногда ласково называл в голове. — Выдержка, — через тяжелые вздохи говорит Чимин, чередуя слова с ними, — депрессия, желание побыть одному. А возродилось желание снова ощутить тебя в себе. — Ни стыда, ни совести, молодой человек, — с упреком звучит снизу, там, где футболка поднимается, оголяя рельефное тело, а его обладатель только усмехается довольно и пытается снять вещицу до конца, что сразу получается. Отсутствие секса сказалось на обоих. У Чимина, находившегося явно в прекрасном расположении духа, встал почти сразу, как только он увидел почти вылетевшего из комнаты Юнги, на ходу застегивающего рубашку. Проспали на репетицию, только реакция была совершенно разная. Кому-то, кто выступает, было абсолютно все равно, кому-то, кого назначили главным помощником, не пофиг вообще. Паника накрыла с головой, когда Мин осознал свою оплошность. Не любил опаздывать, подводить других, терпеть не мог, когда что-то идет не по плану. Но был не прочь отсрочить обсуждение организационных моментов с Хейей, как только гидромант, откровенно залипший на его ключицах, потянул за руку в свою комнату и с порога накинулся голодным зверем на его губы. — Мы опаздываем, — как бы между прочим напоминает Юнги, расстегивая пуговицы на рубашке, но его это уже, если честно, мало волнует, хочется этой отстраненностью и не сосредоточенностью именно на гидроманте побесить его. — Похуй, — Чимин раздраженно шипит, принимая сидячее положение, чтобы быть ближе к Юнги, и помогает ему расправиться с гребанными пуговицами, которые заключены в непозволительно тугие петли. — Да сука! — не выдержав и минутной борьбы с ними, Пак тянет куски ткани в стороны и довольный слышит треск ниток и звук отлетевших на пол пуговиц, одна из них решает отомстить за других и летит прямиком гидроманту в лоб, сразу находя отклик в его злостном шипении. А Юнги усмехается, стоя на коленях, как статуя, и ждет дальнейших действий парня. — Буду должен рубашку, — бурчит мимоходом, потирая место удара, но роняет вздох от неожиданности, когда его за затылок хватают и впиваются настырно горячими губами в его, начинающие краснеть и пухнуть от страстных поцелуев. — Не о том думаешь. Одежда отбрасывается за ненадобностью, купленная в городе смазка оказывается вылитой на пальцы, и те принимаются ее греть, прежде чем оказаться в горячем нутре гидроманта. Его выгибает дугой, простынь в руках сминается, а брови прелестно заламываются, когда палец внутри касается простаты. Юнги, как и всегда, осторожен при растяжке, но беспощаден, когда входит после нее сам. По сравнению с пальцами Мина, его член ощущается чем-то невероятно большим, растягивающим тугие стенки под себя. Чимин цепляется за угловатые плечи, как утопающий за спасательный круг, покачиваясь на кровати в такт толчкам бедер, ударяющихся о его согнутые в коленях ноги. — Как же ахуенно, — как в бреду говорит Чимин, не стараясь сдержать вздохи и стоны удовольствия, когда стали реже, но жестче движения Юнги. — Блять. — Язык отрежу, — грозится Юнги, глубоко дыша. — Лучше откуси. Дверь в комнату вдруг распахивается, на пороге комнаты показывается сосед Чимина, Джухон. — Чимин, Хейя зва… — Вышел нахуй! — в один голос звучат маги, а парень, неловко ойкнув, скрывается за дверью. — Закрываться надо! Юнги так и делает, вокруг щеколды оборачивается черная дымка и давит с одной стороны, чтобы та прокрутилась. Со всей суматохой они забыли о двери. — Его детская психика испорчена, — говорит Мин, медленно качая бедрами, сводя этим Чимина с ума. Его раздражает, когда удовольствие оттягивают мучительно долго, он не любитель медленного, размеренного секса, предпочитая жесткий, быстрый трах, чтобы как можно быстрей получить удовольствие. Но когда сейчас Юнги доводит его до руки одной своей медлительностью, почти каждым глубоким толчком задевая нервный узелок кайфа внутри, у него пальцы на ногах поджимаются. — Подумаешь, увидел, как сосед под парнем извивается, — отмахивается Чимин и высоко стонет, когда звонко ударяются друг о друга бедра при резком глубоком толчке, подбрасывая его тело к изголовью. — Кажется, он что-то говорил про Хейю, — задумчиво говорит Юнги, склоняясь, чтобы слизать с юношеского тела концентрацию похоти, сочащейся из него через поры. Стройное, подтянутое тело, длинные ноги с подкачанными бедрами, упругая округлая задница, которой тот неосознанно виляет, когда ходит, изящная походка грациозной лани, надменный лисий взгляд с наглым прищуром и вечно пляшущими в зрачках чертями. Ходячий секс, не иначе. Чимин синоним этого слова. — Плевать, потом с этим разберемся, — говорит Пак и подминает парня под себя, усаживаясь сверху. Направляет стоящий колом орган в себя и блаженно закрывает глаза, хлюпая смазкой в тишине комнаты. Вопреки своим же предпочтениям и установкам, плавно раскачивается на чужих бедрах, имея честь наблюдать затянутые возбуждением завораживающие глаза, направленные на него. — Думаешь, она отчитает за опоздание? — Третий раз за неделю, думаю, да, — Юнги находит применение своим рукам, расположив их на упругих половинках парня. Первый раз был потому, что Пак проспал, второй потому, что забыл, и все эти разы гидромант давал едва ли не клятву Гиппократа, что больше такого не повторится. Хера с два, сказал Чимин, и сел на член Юнги. — У нас номер отточен до идеального, только с концовкой она тормозит, — признаться, вот так общаться намного приятней, во всех смыслах. Чимин начинает познавать все прелести медленного секса. Можно не торопясь вести светские беседы или обсуждать планы на день. Совмещать тем самым приятное с полезным. — Я и так согласился на танец с Миной из-за нее, пусть радуется, что я ее не послал. С губ срывается стон, когда Юнги толкается грубо в ответ и принимает сидячее положение, позволяя обнять себя за спину и заглянуть в глаза. Чимин все еще судорожно дышит от пронесшегося по телу удовольствия, снова двигает на пробу бедрами, не встречая сопротивлений. Не может усидеть на месте. — Это всего лишь на один день, стоит немного потерпеть, чтобы Хейя потом весь остаток учебы не выносила тебе твоим отказом мозг, — говорит Юнги, обжигая дыханием шею, и присасываясь к коже пиявкой снова. По уху проносится теплое дыхание от томного вздоха Чимина, а под его пальцами стайкой мурашки. — Да только этот один день подразумевает несколько недель подготовки к нему, — отплевывается гидромант и тихонько постанывает, чувствуя, как подкрадывается к низу живота наслаждение. — Не думай об этом сейчас, — как будто предупреждает, прежде чем захватить в плен его по-блядски пухлые губы снова. Чимин зарывается рукой в черные вихры Мина, не поспевает за движениями губ, чувствует извилистый язык в своем рту, но никак не отвечает, пуская вибрации от стонов, когда Юнги берет бразды правления в постели в свои руки и почти прибивает его спиной к стене, начав двигаться в их любимом ритме, чтобы довести до скорой разрядки. Явившись все же на репетицию, после того, как привели себя в порядок, а Пак дал одну из своих рубашек взамен испорченной, парни сразу получают классический набор лестных слов в свой адрес. Чимин пропускает мимо ушей фразу о безответственности, безголовости и еще чем-то, что он не услышал, и после гневной тирады растягивает широко губы в улыбке, только глаза не улыбнулись ни разу, сразу дав девушке увидеть издевку с его стороны. А после все возвращаются к своим делам. — Так, отлично, — Хейя останавливает музыку, когда они доходят до пробела в песне, который им пока нечем занять. — И что теперь? У кого-нибудь есть идеи, как эффектно закончить номер? Мы закрываем концерт, поэтому это должно быть что-то поистине потрясающее и захватывающее дух. — Ты же организатор, — вскидывает ухоженную бровь Мина, — постановщик, хореограф и далее по списку. Не можешь придумать ничего? А от нас тогда ты чего ждешь? — Работы мозга, — отстраненно говорит Чимин, делая вид, что рассматривает свои ногти. — А, прости, — наигранно пугается, обратив взгляд округлившихся глаз на девушку, — у тебя же его нет. — Так, хватит, — останавливает заранее перепалку Ли, — и без вас головной боли хватает. Она с надеждой смотрит на присутствующих, пытаясь увидеть хоть в одном стремление помочь. — Что, совсем ничего? — в ответ удручающая тишина. — Ладно, — вздыхает, — на сегодня свободны. — Раз уж вызвалась быть организатором, так продумывай номера до конца, а не… — Ты сейчас ногти свои жрать будешь, если не заткнешься, — предупреждающим тоном говорит Чимин Мине. Эта девица и так у него уже в печенках сидит, так теперь еще и к подруге лезет. Фиг угадала, Пуделя только он обижать может. — Я тебя сейчас!.. — А ну захлопнулись оба! — рявкнул один парень из параллели своим низким прокуренным голосом, да так, что у обоих гидромантов невидимые хвосты поджались, и они послушно «захлопнулись». Чонгук только покачал головой устало и вспомнил, что хотел сбегать за любимым печеньем Тэхена и в комнату переодеться, прежде чем к нему идти. Так и поступает. Наскоро переодевается, избавившись от прилипшей к телу одежды, ловит себя на мысли, что неплохо было бы и душ принять, и решает быстренько ополоснуться, чтобы его амбре не снесло Тэхена. Кажется, столько геля для душа он еще ни разу не использовал. Как на свадьбу собирается, ей богу. Но ничего не может с собой поделать, с Тэхеном хочется выглядеть хорошо, быть еще лучше, быть под стать ему, идеальному во всем магу. Дверь в комнату предсказуемо открыта, поэтому Чон внутрь беспрепятственно заходит. Тэхен, лежа на кровати, читает какую-то книгу, не исключено, что перечитывает ведьминские сборники, но, почувствовав приближение родственной души, поворачивается в сторону двери и приветливо улыбается уголками губ. — А запыханный какой, господи, — говорит, слыша, как пыхтит после бега Чонгук, шелестя упаковкой печенья. — Куда спешил, жених? — и подмечает внешний вид в целом: белая рубашка, черные джинсы, спасибо, хоть без пиджака, и легкий аромат незнакомых Киму духов, которыми пиромант прежде не пользовался. — Без комментариев, — просит Чон и почти подлетает к кровати, на которой Тэхен уже сидел, свесив ноги, чтобы чмокнуть в губы. — Здравствуй. — Мы сегодня виделись, забыл? — Ким не может убрать с лица улыбку от такого нежного и милого парня, вдруг ставшего очень жадным до поцелуев и любых других проявлений любви. Он кажется очень взволнованным каждый раз, когда приходит к нему эти несколько недель. Это так на него не похоже. Но у Тэхена еще есть время узнать другие стороны Чонгука, чем он и планирует заняться. — Я сказал, не «привет», как утром, а «здравствуй», то есть желаю здравия, здоровья, а оно тебе сейчас не помешает. — Ты меня иногда поражаешь, — качает головой Тэхен, повесив голову на руку, упершуюся в коленку. — Не скучал, пока меня не было? — С тобой соскучишься, — хмыкает и смотрит на часы. — Прошло всего пять часов, Чонгук, я еще даже не успел соскучиться, — недоуменно переводит взгляд на парня. — А, ну тогда я пойду, — шутит и уже встает, чтобы уйти, но Тэхен тянет его обратно на кровать и, смеясь, заставляет лечь, чтобы он мог к нему прижаться. — Откуда в тебе столько энергии? — спрашивает Ким с ноткой зависти. Он, пока валялся на кровати долгие дни реабилитации, успел облениться в край, сил и желания не было ни на какие дела. — Если я не ошибаюсь, сейчас была репетиция, а потом ты, видимо, бежал со всех ног сюда. Не устал? — Ты снова окна открывал? — игнорирует его Чонгук, хмуро смотря на ненавистное окно, тяжелые шторы которого не задернуты. — Комната нуждается в проветривании, а я в расхаживании суставов, — находит ответ сразу Ким. Это хоть какая-то физическая активность, полезная его травмированной ноге, которая уже успела немного восстановиться. Но хотелось бы чего-то большего, чем прогулка от кровати до окна. — Подождал бы меня, я бы открыл. — Я не инвалид, — хохочет Тэхен, поражаясь чужой гиперопеке, — я просто хромаю. Ты из этого такую трагедию делаешь, подумать только. — Позволь хотя бы чуть-чуть о тебе позаботиться, не ломай романтику, — бурчит наигранно недовольно Чонгук. А ведь он, правда, стал до ужаса романтичным и сентиментальным, и делает таким Тэхена. Вспомнить их диалоги раньше, так там не было намека даже на малюсенькую каплю нежности, не было бессмысленных смущающих разговоров, перерастающих в легкий флирт, не было неуклюжести и такого ярого волнения перед встречей, не было скромных вкусных даров в виде конфет или печенья — «чтобы быстрей поправился». Это то, что обычно называют конфетно-букетным периодом в отношениях, и Тэхен пока не понимает, нравится ему это или нет, и как к этому в принципе относиться. Ему до сих пор странно отвыкать от их немногословности, когда они говорили коротко и по делу и без всякого милого подтекста, а обсуждая проблемы насущные. Непривычно испытывать много всего одновременно без кольца, и тут его можно простить, он большую часть жизни прожил с подавленными эмоциями и толком не успел вкусить весь их спектр в юном возрасте, когда весь мир кажется большим, а ты в нем ничтожно маленьким и хочется побольше всего узнать. Все открытия, совершаемые им на своем жизненном пути, не вызывали столь бурную реакцию, как сейчас это делают простые объятия с любимым человеком. Не сказать, что у него была яркая, полная неожиданных сюрпризов жизнь, но за нее из сильных эмоций, которые он испытал без магического барьера украшения — были грусть, боль и страх. С Чонгуком все в край изменилось. С Чонгуком курс его эмоций поменялся в противоположную сторону, к тому, чего у него было так мало, — любовь, внимание, забота, радость и огромное счастье. Но больше всего ему нравилось быть не просто нужным, а осознавать, что он не один. Не один имеет соулмейта, не у одного него тяжелая судьба без родных людей в ней, не только он боится своей магии из-за неумения ей управлять, не только он любит кого-то. — Романтику? Когда ты успел заделаться в романтики? — Состою в клубе «ваниль, ваниль и еще раз ваниль» со дня твоей госпитализации. — Госпита… Чонгук, — смеется, не договорив, и слабо бьет кулаком парня в плечо, вырывая — вернее выбивая — смех и из него. Тэхен никогда не был настолько эмоционально открытым и не боящимся показать свои эмоции. Он себе не позволял этого, когда снимал кольцо с фиолетовым камнем, старался не так бурно на все реагировать (что получалось из рук вон плохо), а сейчас не боится даже позорно хрюкнуть в очередном порыве смеха. Как хорошо, что он не хрюкает, а то в придачу ко всему было бы еще и чертовски неловко. — Ладно-ладно, больше не буду, — обещает не признавать Кима недееспособным какое-то время, но точно не сможет, пока тот не поправится полностью. Все-таки за Тэхена Чон тогда испугался страшно. Наблюдать, как его обездвиженного избивают, а потом швыряют, как мешок картошки, по всей арене, было невыносимо. Неконтролируемая, съедающая заживо злость пробудилась в груди и обжигающим пламенем сжигала преграды на своем пути, не позволяя обидчикам глумиться и дальше. Он еще ни разу не чувствовал такой ярости на кого-то, и не думал, что способен на нее, но очень тяжело смотреть на избиение человека, с которым ты связан душой, чувствовать каждое нанесенное увечье на себе тупым отголоском боли и видеть, как тот все равно, несмотря ни на что, отдает свою энергию ему. Эта тема после соревнований не поднималась, времени не было на обсуждения, да и вымотаны оба были не слабо. А сейчас не хочется портить момент ласк и нежностей, которые раньше выдавались не особо часто. — Чем занимался сегодня? — интересуется, привычно зарывшись в мягких светлых волосах. — Ел, общался с тобой, открывал и закрывал окно, — грудь под ним содрогается вибрацией от чужого смешка, — читал. — Что читал? — потянувшись за голову к столику, на который Тэхен отложил книгу, Чон берет ее. И это, к его удивлению, оказывается ни книга ведьм, ни какой-нибудь магический сборник, который он привык видеть у Хейи, и даже ни роман или детектив, которые он читает сам. Он удивленно хмурится, сначала не поверив. — Космос? Положительное мычание отдается слабой вибрацией на коже. — И как? Тэхен помогает придержать обложку книги с одной стороны, чтобы Чонгук одной рукой мог открыть и полистать ее. В ней оказывается очень много цветных иллюстраций несмотря на то, что книга научно-публицистического стиля. Выбор Тэхена его несколько озадачил, он мог подумать, что Киму нравится что угодно, но только не чернота космического пространства со множеством таинств в ней. — Красиво, но далеко, — не без нотки грусти в голосе, говорит Ким. — Здесь есть очень много интересного, но просто на словах это… никак не ощущается. Это один из случаев, когда, чтобы понять содержимое книги, мало только ее прочитать. Это надо увидеть самому, но у людей и магов мало возможностей, чтобы проводить турполеты в космос. — Еще не поздно стать космонавтом. — Чтобы стать космонавтом, этим надо жить. Ради одного желания посмотреть зачем тратить столько лет жизни на подготовку к единичному полету? Чонгук улавливает поникшее настроение парня после озвученного восхищения космосом, и тоже словил грустинку от мысли, что люди, маги, неважно, столько всего хотят, у них столько желаний, а возможности на их реализацию не всегда есть или не созданы еще кем-то. Но есть множество аналогов, которыми пытаются заменить оригинал. Если на участке не было природой образованных озер и водопадов — их делают сами, выращивают растения, чтобы воссоздать образ цветущей оранжереи на заднем дворике, создают увеличенные модели того, чего нет в истинном масштабе, если он того позволяет… Ладонь, перебирающая светлые пряди волос, замирает. Глаза пироманта загораются идеей от пронзившего голову осознания. Модели, проекции! Графические, вещественные — не важно. Он может показать Тэхену космос прямо отсюда, из школы! — Ты когда-нибудь был в планетарии? — с воодушевлением спрашивает, развеивая нагнетающую мрак тишину. — Что такое планетарий? — поднимает свои большие глаза, взмахнув веером чернильных ресниц. Возможно, ими он и приворожил Чонгука, кто знает, привлек внимание парой взмахов, а дальше попал в плен почти гетерохромных глаз. — Пошли. Чонгук, полный неописуемой радости и волнения от предстоящего, подскакивает с кровати и тянет аккуратно Тэхена за собой, не забывая о его травме. Помогает надеть верхнюю одежду и порывается помочь с обувью, но его попытку дотянуться руками хотя бы до шнурка на ботинке пресекают одним прямым взглядом, говорящим не лезть или убьет. Чонгук и сам сбегал в комнату за пуховиком, который сменил осеннюю куртку, и они пошли не спеша на их первую, после стольких дней, прогулку. Тэхен, смотря на пироманта, проникался до глубины души его действиями. По Чону было видно, что тот держится и идет медленно только из-за его ноги, а сам хочет поскорей сорваться с места и показать то, что так его взбудоражило. Показать планетарий, о котором Ким впервые в жизни слышит. И Чонгук мог бы против воли взять его на руки (от Чона и такого можно ожидать) и понестись быстрей света в загадочное место, которое должно было открыть магу мир за гранью атмосферного слоя. Тонкий слой недавно выпавшего снега приятно хрустит под подошвой, когда они выходят на улицу. Маленькие замерзшие звезды все еще падают с неба, кружась в медленном танце друг с другом, завершая свои хороводы на светлых волосах. Ким замечает и на голове Чона россыпь снежинок, но убирать их не хочет. Парень выглядит волшебно с блестящими звездами в темных, выгоревших на кончиках, волосах. Это не выглядит, как торопливый путь до планетария, куда пиромант ведет его, а как обычная пешая прогулка в конце дня, как бывает у обычных парочек. Обычной парой их назвать сложно, но простое счастье отношений они постигают шаг за шагом, имея на него полное право. Тэхену даже интересно, насколько же Чонгук терпеливый, что весь огромный — как сейчас кажется — путь от общежития до школы он размеренно шагает, придерживая Кима под рукой (обязательное условие в целях безопасности, на улице же скользко!), и чему-то своему под нос улыбаясь. Предполагаемым планетарием оказывается простая пустая комната с кучей мягких подушек с полным отсутствием мебели и изогнутым, как купол, потолком. Тэхен даже не знал, что в школе подобное место есть. И, честно, пока ожидания не оправдываются. Он ожидал увидеть какие-то экспонаты, может, модели космических объектов, какие-то плакаты, фотографии, да что угодно, но не пустую, набитую подушками, комнату. — Это комната иллюзий, — объясняет Чонгук, вместе с Кимом снимая куртку. — Когда-то давно, когда ведьмы оставили это здание и его переделали под школу, в этой комнате происходило что-то странное, концентрат магии здесь был на постоянной основе, не увеличивался и не уменьшался. Здесь был некий невидимый сосуд для какого-то типа магии, может, он должен был использоваться для ее хранения, может, для экспериментов, — пожимает плечами и помогает парню осторожно сесть посреди прогреваемого пола на подушки. — И никто не знал, как лучше использовать этот сосуд, какую магию сюда поместить, чтобы это было безопасно и полезно. Кто-то предложил наполнить сосуд магией иллюзионистов, но подстроить ее под себя так, чтобы комната показывала тебе только то, что ты хочешь. Это отличается от людского планетария, где показывают простую видеодорожку, отражая ее на таком же куполе, — показывает на изогнутый потолок, — здесь ты видишь это так, словно ты там лично, только потрогать не можешь. Чонгук удовлетворенно улыбается, когда видит чужую заинтересованность и даже поражение от его истории, которую им рассказывали еще в начальной школе, когда привели сюда впервые. — И… как этим пользоваться? — Просто подумай о том, что хочешь увидеть, и комната все сделает за тебя, — отвечает Чон и расслабленно откидывается назад, укладываясь не без удовольствия на перьевую мягкость. — Это может быть любое место, даже выдуманное, представляешь? Но, раз уж мы тут ради космоса, то насладимся… — парень не успевает договорить, как Ким укладывается рядом и крепко его обнимает, утыкаясь носом ему в шею, и тихо благодарит. Чонгук, отпуская опасения, целует его в макушку вместо тысячи слов, а комната медленно преображается в загаданные Кимом космические просторы.Money Power Glory — Lana Del Rey
Миллиарды звезд, сливающихся в млечные пути, огромные планеты, космические туманности разных цветов, все это прямо перед ними, сбоку, сзади, вокруг. Пиромант засматривается в черноту неба и переводит взгляд на того, кто улегся рядом, найдя буквально отражение галактик в его глазах. — Так красиво, — на выдохе шепчет восхищенно Ким. У него сердце из груди вот-вот выскочит от открывшегося ему пугающего масштаба бескрайнего мира, настолько внушающего свою опасность и глубину, что невольно чувствует пробежавшие по коже мурашки от страха туда ненароком упасть и пропасть без вести и возможности вернуться на Землю. — Очень, — вторя ему, шепчет Чонгук, только имеет в виду далеко не созвездие Кассиопеи и не туманность Киля, а человека, что даже с зарубцевавшимися ранами на теле выглядит прекрасней любого созвездия. На щеке ощущался мнимой щекоткой взор только одних глаз, которые могли бы так долго и внимательно смотреть на него. Тэхен встречается с Чоном взглядом и на миг забывает, как дышать. Вместо бескрайних просторов космоса он тонет в глубине его глаз, лучащихся светом, с которым он на него смотрит. И становится неловко, будто Тэхен не заслуживает к себе такого внимания, такого обращения, этой любви, с которой к нему относятся. Но сам Чонгук ему говорил, что он достоин больше кого бы то ни было, и не должен отказываться от этого. Было бы еще достаточно глупости, чтобы отказываться. Так хорошо ему было только дома, с Вихен, до того, как произошло нападение, и вот, спустя столько лет, он снова чувствует это трепетное тепло и заботу со стороны другого человека, а не себя самого. Чонгука умиляет то, как от него отводят взгляд, роняя его сразу в ноги, как краснеют чужие щеки, наливаясь румянцем, и неловко выдыхают застывший в груди воздух, снова имея возможность дышать. Да, думает Чонгук, я тоже это испытываю, Тэхен. Рассматривая в реальном масштабе иллюзии, увиденные иллюстрациями в книге, Ким задумывается о вещи, которую еще на входе сказал ему Чонгук. «Просто подумай о том, что хочешь увидеть…» «Это может быть любое место, даже выдуманное, представляешь?» Любое место… Чонгук крутит головой по сторонам, когда вид вдруг меняется с темного космического неба на зелень бескрайнего густого леса, граничащего с длинным полем, усеянным полевыми цветами, и домиком, что одиноко возвышается, несмотря на наличие небольшого городка совсем рядом. Следом за ним меняется вид вновь, будто они прошли дальше в лес по мелькнувшей совсем ненавязчиво серой полосе дороги, и привел их незнакомый путь к неестественно торчащему из травы толстому темному стволу дерева посреди небольшой поляны. Тонкая лента бегущей речушки с кристально чистой водой, огороженная поросшими зеленым мхом камнями, и голубое безоблачное небо, с ярким солнцем на пике своего царствования. Сбоку не слышно ни единого звука, у пироманта даже могло создаться впечатление, что он совершенно один здесь, наслаждается красивыми видами, но рядом притихший подозрительно Тэхен, решивший сменить трансляцию мира за границей тонкого слоя атмосферы и остановиться на чем-то земном. На простом лесу без следа человека, где правит природа и живет со своими жителями в мире и гармонии, не тревожимая кем-то посторонним. Передается тишина и спокойствие, в ноздри словно забирается запах свежести, живых цветов и хвои, прячущихся за лиственными деревьями елей, и оседает в легких пыльцой ностальгии, заполнившей собой комнату. Повернувшись, Чонгук видит, как вниз из уголка глаза Тэхена катится блестящая слеза, оставляющая свой след. Поэтому притих, лежал, задержав дыхание, и гулял глазами по местам, оставшимся лишь в воспоминаниях. — Это… — Чонгук болезненно заламывает брови, не выдерживая чужой грусти, опустившейся на его плечи, как своя собственная. Тэхен скучает по местам, которые показывает Чонгуку, по которым ходил когда-то сам. — Мой дом, — подтверждает его догадки Ким и грустно улыбается, когда перед ним вырастает их с Вихен дом, обвитый извилистыми цветущими лозами, выращенные им же с помощью магии, в котором они вместе не так долго жили, как хотелось бы. — Не хочу думать, что стало с лесом, — опускает голову Тэхен. Он мальчик, росший с ведьмой, с детства ему говорили о важности сохранения природы и ее сущности, которая, как и его, человеческая. С ней обращаться бережно учили, отдавать столько же, сколько берешь, и Тэхен, состоящий на одну четвертую из природной стихии, боится представить, что осталось от той живой растительности, которой был окружен их дом. Он не знает, что было после его ухода, но помнит, какой сильной и разрушающей все вокруг была магия Пожирателей. Природа плакала, когда он покидал родные края. Но грусть не должна занимать его сердце сейчас, когда впервые за все эти годы он может «прогуляться» по таким живописным, кишащим воспоминаниями, местам. Слезы становиться контролировать сложно, они скатываются по вискам, щекочут кожу, и парень поднимается, принимая сидячее положение, чтобы стереть их руками. Он с улыбкой смотрит на знакомые места, блестя в окружающем свете «дня» карамельными глазами, и не видит, как садится рядом и Чонгук, цепляясь внимательно за каждую деталь густого непроглядного леса с распахнутыми губами. Ему бы даже в голову не пришла мысль о приятной ностальгии, он бы не додумался применять иллюзии, чтобы вновь оказаться в отчем доме, где когда-то произошло зарождение памятных воспоминаний с родителями. Никто не замечает, как ладони скрепляются между собой в безмолвной поддержке. — Здесь очень красиво, — и Чонгук не лукавит, говоря это с искренней улыбкой. Место, в котором вырос Ким, невероятное. И из его беспокойства о природе он выносит одну вещь для себя, открыв в парне одну из его черт характера. Он волнуется о каждом, кто его окружает, будь то растение, человек близкий или человек незнакомый, и совершенно не думает о себе. В этом красота его души, свойственная немногим людям, редчайшая хрупкая истина, которая его может погубить когда-нибудь. Такая же кристальная и чистая, как слеза, которую Чонгук подхватывает пальцем и не дает ей сорваться вниз. Вместо слезинки срывается Тэхен, накрывший его ладонь на своем лице своей и возвращающий когда-то отданный поцелуй в центре ладони, как пиромант ему дарил. Показывая тот трепет, живущий в груди, что просыпается от каждого касания, каждого сказанного слова или взгляда, в котором читается куда больше, чем между строк сказанного. Тэхен собой завораживает, вновь заставляет засматриваться на кукольное лицо, с блестящим следом влаги, скрывшейся в изгибе шеи, на дрожание тени опущенных ресниц, надутые пухлые губы, целующие ладонь пироманта сначала невесомо, а при следующем касании задерживаясь на теплой коже дольше. В сжавшемся до размера маленькой комнаты мире, пестрящим видом на звездное небо, открывшегося с бескрайнего поля возле мотеля, блестят слабым фиалковым светом радужки чарующих глаз. Истина, заложенная в аметистовом сиянии, пронзает одной на двоих стрелой с нитью, проходящей сквозь сердца. Натягивается, сближая двоих, исцеляет заблудшие души сладким чувством, разделенным только на них. Закрывает дверь в их маленький, обособленный от других, мир без страхов и невзгод.***
Оставив убаюканного выпущенными слезами Кима в комнате, Чонгук направляется к себе, когда стрелка на часах пробегает отметку в одиннадцать часов. Хейя, вымотанная за целый день репетициями, спит, как младенец, подмяв под себя одну из подушек, и веселит пироманта расплющенной по мягкой поверхности щекой. Ему же сон не идет, как бывало раньше, глаза не знают тяжести, свободно ориентируясь в пространстве, и находят среди вещей скетчбук. Рука плавно изгибается в кисти при нанесении штрихов, сначала кажущихся простой бессмысленной абстракцией, а после приобретших очертания отпечатанного в сердце образа мага. Но рисунку, остановившемуся на стадии наброска, явно не хватает чего-то, какой-то детали, часто фигурирующей, которая показала бы Кима так, как привык его видеть Чонгук, что-то, что есть только у него. За рисованием он не замечает, как пролетает несколько часов, в течение которых он не шелохнулся на своей кровати, увлеченный процессом, в отличие от Хейи, сменившей свою позу раз пять точно. Когда произведение гуляющего среди серой зелени рисунка парня готово, а цветным карандашом выделено то, что отражает его, выделяясь ярким пятном, стелющимся от нарисованных ладоней до самого дома, озаряя тот светом, Чонгук скоро откладывает наполненный рисунками блокнот на кровать и почти падает с нее, чтобы подбежать с возникшей идее к мирно спящей девушке. — Хейя, Хейя, — трясет ее легонько Чон, шепотом призывая вернуться из царства снов обратно в комнату. — Проснись. Ли через силу приоткрывает в недоумении один глаз, и тянется, чтобы включить лампу на тумбочке, тут же щурясь от вспышки света. — Чонгук? — спрашивает так, словно не была готова его увидеть в их общей комнате, а ждала кого-то другого. — Ты чего не спишь? — У меня есть идея, как завершить номер.***
Толпа собравшихся безустанно переговаривается о разном, разнося свой неразборчивый говор по концертному залу отголоском отскакивающего от стен и высокого потолка эха, не позволяя тишине окутать его до начала представления. Через три дня наступит Рождество, перед которым детей отпустят на зимние каникулы к семьям домой, а сейчас проводится ежегодный концерт, на который собралась вся школа, включая учителей и детей разного возраста. В первую очередь он устраивается для тех, что помладше, начальных классов, впечатлительных до умиления, во все свои огромные детские глаза смотрящих на сцену в ожидании первого номера. Тэхен, сидя в середине зала вместе с некоторыми учителями и не выступающим Юнги, в привычной для себя манере перекатывает между пальцев огненный шарик. Мин, замечающий уже не первый раз манипуляции чужими пальцами, решает поинтересоваться: — От нервов или просто нечем заняться? Тэхен сначала не понимает, о чем тот говорит, но, уловив внимание Мина на своей не лежащей спокойно руке, поджимает губы, и сжимает ладонь в кулаке, потупив взгляд. — Раньше от нервов, сейчас это стало привычкой. Когда будет начало? — переводит тему, уходя от менее приятной. Ему намного интересней узнать чуть больше о предстоящем представлении, чем обсуждать события минувших дней, вгоняющих в уныние. В предыдущих школах не было почти праздников или отмечались они не так бурно, к ним не подходили с такой ответственностью, уделяя больше времени учебным дням. Ролики в интернете из больших залов с удивительными номерами он тоже не смотрел, ему не говорили о таких мероприятиях, как школьные концерты, а потому не зная, чем ему интересоваться, он не мог найти нужной информации в интернете. А сейчас может, только не стал этого делать, желая оставить себя в неведении и не строить собственных ожиданий, чтобы получить как можно больше впечатлений от увиденного. — С минуты на минуту, — проверив время на телефоне, отвечает Юнги. — А как долго будет идти концерт? Юнги не жадничает словами, отвечая на все вопросы Кима. — Час-полтора, примерно. Почти каждый класс, начиная с шестых, подготовил один или два номера и будет с ними выступать. А в конце наши закроют концерт. — Я слышал, чтобы концерт удался, нужно его хорошо открыть и закрыть. Юнги усмехается. — Ну, мы не большой театр, не цирк и не певцы, чтобы руководствоваться такими правилами, но я тебя уверяю, что мы ничем не хуже. Хейя лично подготавливала каждый номер, дорабатывала, вкладывала всю себя в организацию, и поверь, оно того определенно стоит. Если бы это было платно, я бы отдал все свои деньги, чтобы на это посмотреть. — И это совсем не потому, что там выступает Чимин? — не успевает понять Ким, как слова сами срываются с языка необдуманно, озвучив первую пришедшую в голову мысль. Но Юнги не реагирует на подобное заявление резко или негативно, только многозначительно улыбается и пожимает плечами, а после свет в здании потухает и начинается представление. Как и говорил Мин, открытие было не менее чем грандиозным, по их меркам. Под звонкую музыку выступали с танцем дети из седьмого, кажется, класса, выполняя довольно сложные и быстрые элементы, на которые Тэхен смотрел завороженно, до этого не видя подобных перфомансов. Фейерверки из конфетти, световые эффекты, организованные магами света, все это делало выступление завораживающим. Полтора часа пролетели совсем незаметно за просмотром юмористических сценок, с которых смеялись дети и учителя, еще кучи танцевальных номеров, фокусы и даже интерактив с залом, когда девушка, облаченная в загадочную маску и плащ, выводит мальчика с младших классов на сцену и проделывает с ним разные интересные вещи, вызывая неподдельный детский восторг и ворох аплодисментов из зала. Основной программой вечера были небольшие сценки из школьной жизни и некоторые с тематикой предстоящего праздника, из них Тэхен выявил для себя некоторые характерные для Рождества вещи и постарался запомнить, чтобы организовать потом все с Чонгуком. Юнги примерно на середине мероприятия уходит, получив сообщение на телефон, и Тэхен провожает его недолго отстраненным взглядом, наверняка решив, что что-то произошло за кулисами и требуется его помощь. Признаться, без Чонгука смотреть концерт было не так весело. В том смысле, что он испытывал много эмоций, начиная от удивления и заканчивая легким смехом, вызванным не особо смешными шутниками, но не разделял этого с ним. Все же эмоции, разделенные на двоих, как и моменты, проведенные вместе, намного лучше одиночного наслаждения от увиденного. Мин не возвращается до самого конца, который наступает, когда миниатюрная девушка объявляет о его завершении. Из названия номера следует вывод, что повествование будет о четырех стихиях. Это заставляет Кима смотреть как никогда внимательно за происходящим на сцене.Don't Let Me Go — RAIGN
На сцене две фигуры, девушка и парень, Хейя и Хосок, показывающие стихию воздуха. На Ли белое простое платье до середины бедра, подлетающее при каждом движении девушки, под которым прячутся такие же белые шорты, на Чоне белоснежная свободная рубашка, расстегнутая на несколько пуговиц и такие же легкие белые брюки. В своих образах безумно воздушные и легкие, какими и представляют собственную стихию людям. На лицах блестит россыпь крупных блесток такого же белого цвета, блестящие в удачно меняющемся в зависимости от мелодии свете. Их танец не смотрится простым, каждое движение захватывает дух от того, как, владея стихией, они отрываются от земли и повисают на декоративных полотнах, как воздушные гимнасты. Стихия спокойствия и мира уединения, где только покой царит.«Don't let me go» Не отпускай меня. «Hold me in your beating heart» Удержи меня в своём бьющемся сердце.
Воздух сменяется в один миг землей. Зеленый свет озаряет сцену и буквально расцветших из бутонов цветов магов. Стихия свободная, в которой Сокджин ведет в танце девушку геоманта с ярким венком на голове и неизменными блестками возле глаз, под цвет стихии. Из сцены вырастают тугие лозы ветвистых растений, с пестрящими на них разноцветными бутонами цветов, пока контакт мага и его спутницы — природы — не завершается, уступая место следующему виду магии. На одиноко стоящую в одном конце сцены девушку падает темно-синий свет, заливая ее возведенное к потолку лицо с голубыми «слезами» холодом. В ее движениях сквозит грация, легкость и плавность, как штиль в море, ничем не обеспокоенная водная гладь, заключенная в тонком теле со светло-голубой тканью платья на нем. Чимин же будто полная ей противоположность, его рубашка и брюки заметно темней, и движения более беспокойные и резкие. От каждого движения рук вырастают двойники, замершие в одной позе, и тут же рассеиваются, стоит двум противоположностям столкнуться в одном танце. Неоднозначный, где граничат разлад и перемирие, две разные стороны одной стихии, встретившиеся для противостояния. Чимин, в отличие от Сокджина, своей партнерши почти не касается, как и она его, имитируя вечную борьбу, подкрепленную соблазном слиться при каждом приближении друг другу. Конец своей истории они не видят, исчезая, будто их и не было тогда, когда на сцене зажигается величественно огонь. Полотна, на которых ранее выступали аэроманты, в один миг вспыхивают ярким пламенем, открывая вид на двух оголенных по пояс пиромантов и хрупкую девушку с такими же волнистыми волосами, как у Хейи, в своем огненно-рыжем платье. На голове венок из сухих веток, сожженных растений, от ладоней — шлейфом тянется при каждом движении след неугасающего пламени. Тэхен завороженно следит за Чонгуком, кружащим в одной гармонии с Банчаном вокруг главной искорки, пускающей пламенный фонтан в центре. Его мышцы плавно перекатываются в рыжем свете, лицо сосредоточенно, играет каждая мимическая мышца, выражая величие и власть собственной стихии. От него оторвать глаз он не в силах до самого конца. А Чонгук словно и видит его среди толпы, отточенными движениями передавая пламя другому на сцене, говорит, приковывая взгляд: «Смотри, Тэхен, это для тебя». Когда мелодия, приблизившись к кульминационному моменту, своим звучанием предвещает что-то волнительно чарующее, Тэхен улавливает слова, что отбрасывают его в проведенные с пиромантом дни.«You can't see me» Ты меня не видишь. «But you still feel me» Но ещё ощущаешь.
Всегда чувствовал его присутствие, как и он его, им не нужны глаза и уши, чтобы понять, что кто-то находится рядом. За них ищут сердца, души, магический поток, сплетенный в один единый прочным вековым узлом. На сцене происходит немыслимое. Действо похоже на ритуал жертвоприношения, но нет того дара, который они отдадут богам. Сейчас все четыре стихии стоят там, внизу, девушки, сплотившись в центре, рукой каждая делает дугу над собой, телом извиваясь за ней следом. Шлейфом из ладоней дымка соответствующего цвета сыпется, сияя искрами: белого, зеленого, голубого и оранжевого цветов. Маги возле них кружат, меняя свое местоположение, пестря своими настолько разными нарядами, сущностями. Выйдя на сцену в четких границах, каждая стихия по отдельности, сейчас они сливаются в одну, окончательно смешавшись. На финале зал взрывается восторженными криками, когда из центра, где стоят девушки, из воздуха появляется дракон из голубого пламени, а с краев сцены столбом заблестели искры. Тэхен едва не встает с места, осознав, что только что произошло. По телу лавиной побежали мурашки, когда дракон голубым светом озаряет зал, волнами огибая пространство над головами зрителей, пока на сцене завершают свою историю магии совершенно разных даров. Теперь воздух не кружит с воздухом, ему на смену пришло пламя, а вода слилась с землей и ее пестрящим цветами венком на волнистых волосах. Все смешалось, слилось в одно целое, положив конец номеру. Зал взрывается овациями, Тэхен же сидит ни жив ни мертв, смотря в одну точку на сцене. В то место, где кланяется перед уходом один пиромант, прежде чем скрыться за кулисами. Там же Ким оказывается сразу, как объявляют завершение концерта. За сценой шумно, организаторы в лице двух старших классов возбужденно обсуждают реакцию зрителей на все увиденное. Тэхен пробирается сквозь них, идя туда, не зная куда, но чувствуя, что идет в правильном направлении, чтобы найти одного конкретного человека. Чонгук находится в окружении людей, с которыми у него был совместный номер. Взбудораженная Хейя вешается ему на шею, почти прыгая, чтобы обвить его тело еще и ногами и восторженно что-то пищит, среди слов Тэхен разбирает фразу о благодарности в чем-то. — Это был успех! — визжит она довольно, а Чонгук ее раскручивает, прибывая в не меньшем восторге. — Идея была чокнутой, но оно того стоило, — говорит удовлетворенно Чимин, улыбаясь так широко, что глаза становятся щелками. — О, — присутствие стоящего в стороне Кима замечает Хосок, призывая своей реакцией и удивленным вытянутым лицом повернуться в его сторону остальных. У Тэхена создается впечатление, что он попал в какую-то волшебную страну или и впрямь увидел сидящие внутри стихии воочию. В идентичных нарядах, только разных цветов, с переливающимися на свету блестками соответствующего цвета на лице, они выглядят волшебно, чарующе, приковывают к себе взгляд намертво. Единственное, что смущает — отсутствие у двоих из всех верха сценического образа. Хейя, стоило ей его увидеть, слезает с Чона и подбегает к нему, что-то говорит, говорит, но Ким улавливает только один вопрос из тысячи. — Тэхен, тебе понравилось? — Это было потрясающе, — медленно говорит, и Ли считает это за не сошедший шок от финала и остается довольной. Без слов под чужие разговоры, разразившиеся с новой силой, Чонгук мягко подхватывает его ладонь и отводит в сторону к кулисам, возле которых их никто не услышит. Киму предоставляется возможность рассмотреть пироманта во всей красе перед собой, и он себе позволяет жадно скользнуть взглядом по полуобнаженному телу, выпирающим тазобедренным косточкам, ладоням, все еще держащим его собственные, и подняться к лицу с россыпью рыжих крупных блесток, «вытекающих» из глаз. — У тебя есть вопросы ко мне, но хочу кое-что сказать в свое оправдание, — говорит первым Чонгук, и Тэхен его внимательно слушает. — Это было для тебя. Я не говорил, откуда знаю об этом трюке, я объяснил идею, они исполнили. Никто ничего не знает, — спешит успокоить, как будто Кима только это и волнует в данную секунду. — Неожиданно, — одним словом парень выражает весь спектр эмоций, охвативших его в зале. — Знаешь, идея этого номера была задумкой исключительно Хейи, выбор песни тоже, а моей задумкой была только концовка. Но… во время репетиций я кое-что понял, и сейчас я покажусь снова романтичным дураком, только не смейся, пожалуйста, — тараторит конец фразы Чонгук, смущенно усмехнувшись. — Не буду, — серьезность во взгляде Тэхена придает ему уверенности. Тот слушает внимательно и готовится внимать чужим словам, будто от них зависит его жизнь. — Увидев, насколько разные стихии и какие разные их носители, я подумал, что тебе тяжело держать в себе столько противоречий одновременно, но, вспомнив про голубое пламя, которое ты мне показываешь, я будто нашел их точку соприкосновения, в которой они находятся в симбиозе и мире. Тебе многое пришлось пережить, помимо разногласий внутри себя, и я боюсь представить, насколько тебе было тяжело одному столько времени, но я безумно рад, что ты остался таким же человеком с большим сердцем, каким был когда-то давно. И позволь я закончу свое маленькое признание словами из песни, которую ты сейчас услышал. У Тэхена, кажется, сотый раз за вечер останавливается сердце. — Дай мне уложить голову в тени рядом с тобою. Не отпускай меня, удержи меня в своём бьющемся сердце. Чонгук, пользуясь чужим замешательством, проводит по мягкой коже чужой щеки ладонью, смахивая большим пальцем несуществующие пылинки, и накрывает теплые губы своими, мягко сминая. Тэхен, поддавшись влечению, скользит по тонкой талии пироманта, скрещивая руки за его спиной, жмется к нему, как в последний раз, будто их сейчас разлучат, и клянется себе, что его удержит и ни за что в жизни не отпустит.