The Most Cold Winter (Instrumental) — The Best Pessimist
Путешествия это хорошо, но не когда они вызваны предлогом найти пропавшего друга. Почти два месяца безрезультатных скитаний ни к чему не привели ведьму, кроме получения новых мозолей на ногах и бесконечной усталости. Мотели, в которых Шин в перерывах останавливалась, уже поперек горла сидели, а нервы все накаливались, доводя до ручки от игр в прятки с призраком прошлого. Вызывать такси или другой вид транспорта было слишком рискованно в ее ситуации, путь ведьмы никто не должен отследить и знать, а потому приходилось передвигаться исключительно пешком, лишь изредка она позволяла себе сесть в идущий мимо автобус и немного облегчить себе ношу. Карман греют старые записи предсказаний. Она не притрагивалась к ним более, но не из страха нанести себе увечье, а не желая вызвать гнев высших сил от игр с пророчеством. Было и так достаточно сделано, чтобы подвергнуть не только себя, но и других магов риску, ведьма ходит очень опасно по грани, но допустить непоправимое себе не позволит. Любопытство приходится погасить. Теплый пар от кофе струится вверх к потолку небольшой забегаловки, что обычно встречаются на пути и в которой женщина остановилась, чтобы дать себе час на отдых. В голове все еще не укладываются вещи, касающиеся пропавшей ведьмы, что когда-то приходилась подругой, мысли уносят в совсем ужасное русло, говорящие о возможном уходе той из мира живых. Но об этом ей сообщил бы Мин. У них нет контактов телефонов друг друга, но они всегда смогут друг друга найти, таковым было обещание, данное не один десяток лет назад. Она знала, где их искать, и по картам памяти набрела на дом, который ей был нужен, дом семьи Ким, но нашла на его месте лишь старые обломки некогда здания, поросшие мхом и вечнозелеными зарослями. Тогда-то и подтвердилась неутешительная догадка о неизвестном происшествии. Как будто бедствие обрушилось на когда-то цветущий, небольшой дом, в котором ведьме посчастливилось быть однажды, застав еще совсем маленького мальчика, носящегося по комнате за волшебным шариком света, как котенок за солнечным зайчиком. Внук Вихен, чье имя стерлось из памяти, упомянутое единицы раз при ней. Ван смотрит в кружку и на свои руки, обтянутые тонким винным свитером, как второй кожей. На улице уже январь, а она все еще скитается по стране, ища непонятно кого абсолютно безрезультатно. К Мину домой она не смогла попасть, по словам соседей тот уехал в Ильсан по личным делам, и вернется не меньше, чем через неделю-две. Но бросать поиски она не собиралась, даже не имея малейшей зацепки. На дом Вихен напали, потомственную ведьму изгнали, а о внуке неизвестно ничего. Шин этого так не оставит. И сколько времени уже прошло с трагедии, что обломки зеленью покрылись? Женщине тяжело думать, сколько времени она упустила, будучи занятой делами школы и своих детей. Но ее винить некому и не за что, это была часть ее новой жизни, где она несет ответственность за жизни сотен детей с магическими способностями, она не могла на подъеме и возведении школы с нуля резко бросить все и уйти. А сейчас, когда все стабильно и она уверена в безопасности и дисциплинированности учеников, — может. Но на горло давят слова пророчества, в котором задействованы ее ученики. Волнение за оставленных детей тугими кольцами стягивает грудь, а плохое предчувствие как поселилось внутри на днях, так и не покидает. Мужчина, которого она оставила на своем посту, странный, отчего-то не внушает доверия, но другого варианта, чтобы найти себе замену в кратчайшие сроки, не было. Несмотря на свое отсутствие, она знает каждое произошедшее событие. Ей известно, что было в Рождество в школе, какое представление устроили одаренные маги. «Пламя и голубой дракон». Выступление было бесспорно фееричным и ведьма, будь она там, аплодировала бы оригинальности стоя, но явившееся из слов пророчества существо отозвалось болезненным спазмом в груди. В пророчестве сказано было то, приближение чего будет совсем скоро, но не известна точная дата, о ней Ван могла только догадываться. Это могло быть и год спустя, и два, и десять, но все оказалось куда ужасней, чем она думала. Предписанное Высшими будет исполнено в наступившем году, наверняка, поскольку предсказания всегда следуют по тугой цепочке друг за другом. Но что мог значить этот дракон из голубого пламени, вызванный несколькими стихиями? Также было известно то, что произошло на ежегодных соревнованиях. Правила были изменены кем-то, кого не заботила сохранность юных магов, и это могло закончиться катастрофой, не имей маги четкого осознания о сохранности чужой жизни. Им ничего не стоило испепелить соперников, но они этого не сделали. Нововведенными испытаниями на прочность будто хотели проверить, насколько сильно новое поколение магов, словно хотели выявить лучших, найти сильнейших, одаренных. Зачем? Хороший вопрос, догадки на который женщина строить боится. Мысль о возможном присутствии Пожирателей прямо рядом с невинными юными магами вызывала дрожь, но она казалась единственной разумной причиной смены правил соревнований. Это было сделано, чтобы выявить лучших и поглотить их. Как назло лучшими стали ее дети, чему она не может искренне порадоваться, лишь впадая в уныние и приманивая к себе липкий страх за сохранность чужих жизней. И во имя их сохранности она обратится за помощью к ведьмам. Кофе остается недопитым на столе. Цель экспедиции меняется, но первую она не отметает насовсем. Она все еще помнит, что в фамильном замке Высших ведьм, где когда-то была, ведутся записи, в которых запечатлена родословная всех ведьм мира, поэтому вылазка ее не будет напрасной. Сложнее будет с ситуацией, произошедшей годами ранее. Ван все еще оклевещенная преступница, предательница ведьмовского рода, объяснить Высшим бессмертным мотивы своего поступка будет ее главным испытанием перед запросом о помощи. Но ради школы она готова на все, в ней ее жизнь, ее труд и ее дети, которых она поклялась оберегать от невзгод. Она за них костьми ляжет. Зима в этом году на редкость спокойная даже здесь, где она суровой была многие годы. Уши слегка щиплет от мороза — длинные смоляные волосы ведьмы собраны с тугой хвост, струящийся по спине, накинутое на тело теплое пальто согревает, но все равно заставляет поежиться, стоит ветру усилиться и проникнуть под сплетения шарфа в тон верхней одежде. Высокие сапоги утопают вновь в снегу, когда спустя долгие дни пути она наконец выходит на нужную тропу, ведущую к прошлому. В сердце волнительным трепетом разрастается предвкушение от возвращения в место, где она выросла, природа, чувствуя знакомую душу, послушно расчищает ей дорогу, позволяет найти короткий путь до замка, скрытого магией от людей, но не скрытого от леса. Женщина едва не падает, скользя на снегу, когда оказывается перед самим древним сооружением. Все так же мрачен и могуч, каким она его запомнила. И так же ее пугает, как пугал почти двадцать лет назад. Но этот страшащий вид завораживает и манит. Ван знает, что даже после того инцидента с Пожирателями, ведьмы — те, что уцелели — вернулись вместе с Высшими сюда. Они не смеют покидать родовой замок, прикованные к нему бессмертные являются хранителями тех заклятий, до которых не добрались ни огонь, ни руки Пожирателей. Она знает, что о ней помнят и будут помнить, как о предательнице, она бежала столько лет от руки правосудия, но сейчас собирается предстать перед Высшими и до конца отстаивать свои мотивы, против которых у них не будет воли пойти на казнь. Ведьмы чтят законы и правила, придуманные древнейшими много тысяч веков назад, женщина знает, что жизнь ей в конечном итоге сохранят, но юная девушка, которой она отсюда бежала, все равно трясется глубоко внутри от страха перед теми, кто всегда ее пугал. Встреча с Высшими ведьмами, где бал правит Верховная — хуже приговора, ими запугивали наставницы, о них ходило среди молодых ведьм столько слухов, что доходило порой до абсурдного, будто те питаются молодыми девушками, чтобы сохранить бессмертие. Слухам мало кто верил, но о жестокости наказаний, назначенных ими, ходила ужасающая молва. Самые жуткие казни за предательство, наказания, кочующие прямиком из древности, отличающиеся своей жестокостью. В замке долгие годы была строгая дисциплина из страха подвергнуться хоть одному из них. На памяти Ван был страшный случай, когда ведьма, плененная любовными узами к одному из Пожирателей, прошла чреду самых жестоких наказаний, прежде чем была сожжена заживо. После этого ведьмы почти перестали контактировать с магами, сократив связи вне стен замка до минимума. Те, у кого уже были семьи, были вынуждены избавляться от своих супругов, но оставлять одаренных детей, чтобы те, если унаследовали ведьмовскую магию, могли продолжить свой путь среди своих. Возле замка было до ужасного тихо даже для места, скрытого заклятием. Снег под подошвой слишком громко хрустел в едва ли не звенящей тишине, воздух рассек крик слетевших с ветвей елей ворон. Те, чего-то испугавшись, покинули место своего пребывания. Шаг женщины остановился, взгляд внимательно забегал по округе, но она не видела ничего, что могло бы послужить причиной испуга птиц. Природа за спиной шепчет, чтобы ведьма была осторожней, предостерегает и волнуется, качая верхушками деревьев на ветру, а Ван делает робкий шаг в ту сторону, откуда сорвались вороны. Снег все еще предательски громко хрустит. Ведьма идет, готовая в случае чего обороняться, направив энергию к кистям, и не зря — на нее из зарослей густого леса выбегает существо, что когда-то было девушкой завидной красоты, а сейчас от нее осталась обгоревшая изуродованная оболочка с потекшей обожженной кожей, покрывшейся копотью. Существо рычит грозно, нападает на женщину, пустившую в нее залп концентрированной энергии и отбрасывая ее подальше. Некогда девушка с кряхтением врезается спиной в ствол дерева и падает на землю, но вновь поднимается, рыхля снег, чтобы снова броситься в нападение. Ведьма повторяет магический залп и отвлекается на движение со стороны — еще две таких же изувеченных девушки несутся сломя голову на нее явно не с благими намерениями. Сколько бы она против них не применяла магии, они поднимались вновь и вновь, чтобы сделать попытку приблизиться к ней. Отвлекшись на звук, похожий на запуск какого-то механизма, Ван упускает момент, когда на нее нападают два существа, повалив на промерзлую землю. Волосы давно болтаются за спиной, сорванная резинка утеряна среди снега, его крохами и покрываются длинные смоляные вихры. Одна из девушек крепко держит руки, вторая приближается с рыком к лицу, и опешившая от чужих действий Ван не думает что-то предпринимать, словно парализованная. Когда уродливый рот некогда красавицы открывается, ведьма чувствует, как из нее буквально высасывают душу. Оставшиеся две девушки присоединяются к первой и помогают держать, пока ее лишают магических и жизненных сил. Все останавливается в тот момент, когда земля под ними расходится, и ведьма с девушками падает вниз. Они скользят по старому тоннелю, в нем существа неуклюже болтаются, как куклы в центрифуге стиральной машины, а Ван пытается развернуться ногами в ту сторону, в которую они скользят, но не успевает. Спустя долгие десять секунд они оказываются в старом подвальном помещении. Ван, поднявшись на выставленные перед грудью руки, устремляет взор прямо, туда, где стояло три незнакомых женщины, выглядящих раза в два старше нее, а подле них молодые приспешницы в темных плащах. Существа тут же, почувствовав твердую поверхность под собой, подрываются на ноги и бегут к могущественным на вид женщинам, а те, едва пальцем шевельнув, шепчут заклинание, и девушки рассыпаются в воздухе. Ван тяжело дышит, смотря на оставшийся на холодном полу пепел от существ, и вновь поднимает взор на ведьм. Перед ней стоят Высшие. В горле мгновенно пересыхает. — Негоже представать перед Высшими в таком виде, — говорит та, что в центре, Верховная, голос ее стар, как и она на вид, но все еще страшен, отдает могуществом и мудростью, накопленной годами. Ван бегло осматривает себя, все еще будучи на каменном полу: руки грязные, пальто перепачкано, волосы наверняка спутались и выглядят не менее ужасно, а за лицо она думать боится. И правда, негоже. — Приведи себя в порядок, а после тебя найдут, — продолжает ведьма, и легким жестом ладони велит своей приспешнице помочь Ван подняться и найти место, служившее душевой. Коридоры все так же загадочны, как на ее памяти, только гуляет она по ним уже не свободно, а в сопровождении незнакомки, скрывающейся под тканью плаща. Вести с ней светские беседы она не собирается, да и девушка не горит желанием расшевелить язык, а потому добираются до душевой в полной тишине. Ведьме услужливо предоставляют новую одежду, сложив стопкой на одном из стульев, и покидают ее, оставив в одиночестве. Теплая вода струится из отверстий, скользя вниз по коже, с губ ведьмы сходит вздох облегчения. Опасность пока миновала, но ей предстоит еще разговор с Высшими, который и определит конечный итог ее экспедиции. А пока она позволяет себе насладиться обволакивающей тело влагой. На ноге полученная при падении ссадина неприятно жжет, как и царапины на внутренней стороне ладони, но это все мелочи на фоне долгожданного очищения от пыли и грязи. В мотелях она не позволяла себе так расслабляться, да и мысли по большей части занимали ее голову, сейчас же, когда она была на волоске от смерти, такая маленькая радость, как медленный теплый душ, вызывает на губах слабую улыбку. Принесенной одеждой оказываются узкие брюки и белая рубашка с широкими рукавами, затянутыми резинками на запястьях. Возможно, это было выбрано исходя из вкусов ведьмы, которой данный образ очень соответствовал, а, может, незнакомка вздумала нарядить ее официально перед встречей с Высшими, чтобы выглядела Шин гоже. Высушенные магией волосы остались распущенными ниспадать на спину; каблуки стучат по каменному полу от размеренного шага, когда приспешница приводит Ван в до боли знакомое место. Туда, где решилась ее судьба. Глубь магического архива, где был запечатан ларец с книгой предсказаний. На лице не дрогнула ни одна мимическая мышца, страх был отпущен вместе с утекающей в слив водой. Если будет суждено умереть — она умрет, но если будет возможность зацепиться за жизнь и остаться в этом мире, она сделает для этого все, что в ее силах. Высшие уже ожидали ее в том же составе, сидя на небольших диванчиках, предназначенных для чтения. Девушка, сопровождающая ведьму, быстрым шагом вернулась на свое место, подле главной. Женщины сидели прямо, в руках было по чашке травяного отвара, которая стояла и на столе вместе с чайником. — Присядь, — проговорила ровно Верховная, указывая на пустующее кресло, под стать диванам, обитое темно-коричневой кожей. — Ванесса Шин, — растягивает имя, не звучавшее уже много лет. Имя, данное ведьме при рождении, часть от которого она похоронила вместе с сожженными в пожаре ведьмами. — Твой уход не прошел бесследно. Существа, которых ты встретила наверху — заблудшие души ведьм, которые погибли от рук Пожирателей в день твоего побега. Девушки, чьи жизни уже нельзя было спасти, подверглись проклятью, вызванному одним из Пожирателей, и были обречены на вечное существование в лесах на территории замка, пока их не освободят, то есть не убьют до конца. Жаль их. Но, увы, такова их судьба. Так было предрешено еще задолго до нас. Но ты все так же для всех — ведьма, предавшая свой род и обрекшая ведьм на гибель, — чашка с тихим стуком опускается на блюдце, а после на стол. — Этой встрече было суждено состояться, сколько бы ты не бежала от нее. Преступникам всегда воздается за совершенное преступление, ты же знаешь. А в мире ведьм — тем более. Шин, решая поддержать в знак уважения ведьм, берет со стола чашку с отваром, предназначенную ей, и, не отрывая взгляда от Верховной, пытается уловить в исходящем от жидкости аромате нотки яда, который ей могли добавить. Но его не обнаруживается и она делает глоток. — Нам не удалось застать твоего ухода, но мы знаем о твоих успехах, дитя, — продолжает ведьма. — Одна из лучших среди обучавшихся здесь ведьм, ты могла бы добиться многого, стать одной из Высших со временем, но ты выбрала путь бегства и унизительного предательства. Что ты можешь сказать на это? — Что моя ужасная слава явно бежит впереди меня, — так же ровно отвечает Ван и усмехается вместе с главной. — Моя история вам известна, я знаю это. Не понимаю, на что мы тратим время прямо сейчас, если преступление не было совершено? — темные глаза врезаются в нечитаемое лицо Верховной. Шин знала, что им известен каждый шаг ведьм, а значит, они знают истинную причину ее ухода из замка. — Верно, — не отрицает очевидного, — но упустить возможность распить этот дивный отвар в компании одной из гордости ведьм было бы ужасной ошибкой. А ты как раз среди немногих, достойных нашего внимания, — Шин скромно улыбается, но улыбка похожа больше на самодовольную натянутую ухмылку. — Но. Есть и преступление в том, что ты совершила много лет назад, — ведьма выдерживает паузу, давая возможность Шин самой понять, в чем ее преступление, но та молчит, лишь на секунду дернув бровями. — Страницы пророчества, украденные тобой. Тебя бы следовало за это как следует наказать, на казнь мы не пойдем, не позволительно терять такой самонадеянный кадр, но судьба уже успела тебя наказать посланными испытаниями, которые ты проходишь до сих пор, — теперь ухмыляется уже Верховная. — Будь добра, верни их на место. Ван не заметила, как за монотонной беседой одна из девушек ушла за ларцом, а сейчас поставила его перед ней, с заключенной внутри книгой предсказаний. Крышка ларца поднимается, а книга сама пролистывается до того момента, где вырваны страницы, теплящиеся в кармане брюк, что сейчас на ведьме. Всегда с собой. Расправив сложенные листы, ведьма поднесла их к книге и те к ней приросли, озарив светом темный зал, заставляя опустить на мгновение веки. Девушка закрывает ларец и аккуратно уносит его обратно. — Что ж, — вновь звучит от главной, — а теперь расскажи истинную цель своего визита. Не думаю, что ты проделала столь долгий путь, чтобы вернуть украденное у нас. — Моя просьба может прозвучать нагло, учитывая минувшие нас события, — Шин ставит чашку на блюдце, расположенное на колене. — Я слушаю, — дает добро на высказывание ведьма. — Я пришла узнать кое-что о ведьме, что ранее была здесь, а сейчас бесследно пропала. Но я знаю, что ни одной ведьме не скрыться даже в Аду, когда ведется запись о ней в книге судеб. И еще одна просьба, — для ее озвучивания требуется сделать глоток отвара, дабы смочить пересохшее в миг горло. — Я прошу о помощи. На мою школу надвигается опасность, прописанная в предсказании, о которой мне ничего не известно. Маги нуждаются в защите, а ведьмы в долгожданном покое. Высшие молчат, обдумывая сказанное ведьмой, пока одна, доселе молчавшая, не вынесла свой вердикт. — Пройдем к книге судеб, а после, в другой обстановке, обсудим подробней спокойствие ведьм, о котором ты говоришь. Ван не противится, но все равно понимает, что времени у нее мало, и нужно действовать как можно скорее, чтобы успеть предотвратить ужасное. Она ступает в глубь архива за одной из Высших, пока они не доходят до тайной комнаты, в которой все это время жили Высшие ведьмы. Там, на пьедестале, лежала запечатанная заклинанием книга судеб, где расписана родословная каждой ведьмы, жившей или живущей на планете. Проведя над обложкой книги раскрытой ладонью, ведьма снимает печать и книга открывается. — Подумай о нужной тебе ведьме и книга сама откроется на нужной странице, — инструктирует ведьма. У Ван сердце стучит звонко в груди, когда она подходит к пьедесталу вплотную. Забытое чувство предвкушения чего-то могущественно завораживающего снова топит ее с головой, как при первом взгляде на книгу предсказаний в юном возрасте. Книга, уловив чужие мысли, принимается искать запись с нужной личностью, и находит, замерев на полной имен странице. «Ким Вихен — жива. Магическая принадлежность — ведьма», — первое, что видит Ван и выдыхает облегченно. Ради интереса она скользит взглядом по строке дальше, читая имена родственников давней подруги. «Дочь — Ким Исыль — мертва. Магическая принадлежность — ведьма». «Внук — Ким Тэхен — жив. Магическая принадлежность — маг. Тип магии: пиромантия, гидромантия, аэромантия, геомантия». У ведьмы сбивается дыхание. Думая, что ошиблась, она перечитывает эту строчку снова и снова, пока не убеждается, что это правда. Мысли тут же подкидывают воспоминания о посещении дома ведьмы много лет назад. Когда к ним выбежал мальчик лет четырех с яркой улыбкой. — А кто это у нас сбежал из-за стола? — деланно строго спрашивала Вихен. — А ну-ка быстро за стол доедать суп, — и бежала за во всю хохочущим мальчишкой, угрожая устрашающей щекоткой. Чониль с кресла только посмеивался тихо, смотря им вслед. Ван и он тогда пришли к ведьме, как раз для советов в обустройстве школы, которая должна была открыться. Вернулась Вихен спустя десять минут с мальчишкой на руках и яркой улыбкой, какую у ведьмы она не видела раньше. В глазах плескалась чистая любовь к ребенку на руках, а залегшее в едва заметных морщинах счастье передавалось, словно по воздуху, и Ван. — Поздоровайся с нашими гостями, Тэхен-и. Мальчик, как и было велено, машет приветливо маленькой ручкой с широкой улыбкой, где пары зубов не хватало, и говорит не стесняясь «здравствуйте» неизвестным лицам. Ким Тэхен… Ученик, переведшийся к ней в этом году. Юноша, сменивший несколько школ не из-за проблем с дисциплиной, а из-за того, что ему пришлось бежать. Маг, обладающий редчайшим даром, которого не видели уже многие столетия. Ван припоминает наличие колец лунного солнца у него на пальцах. Все становится на свои места. Четырем дарам сложно ужиться в одном теле, его бы просто разорвало от такого количества энергии. Каждое кольцо было сделано, чтобы скрывать могущество его магии, Вихен все предусмотрела. Судя по документам, которые Ким ей предъявил, и которые она хорошо изучила, первое зачисление в школу магов было шесть лет назад. Целых шесть лет она была в неведении, что произошло нападение на дом семьи Ким. — Вижу, книга дала ответ на вопрос, с которым ты сюда пришла, — говорит Высшая, вырывая Ван из мыслей. Проследив за местом, где стоял по привычке палец, указывающий на строчку, она продолжила. — Ким Вихен, ведьма с тяжелой судьбой. Вдова, убившая тирана-мужа; мать, потерявшая по вине человека дочь; бабушка, обрекшая внука на не менее сложный жизненный путь. Ее история весьма драматична, не так ли? Но она же дала ей стимул и силы на свершение того, за чем, я уверена, пришла сюда ты. — Вы сказали, мы обсудим все в иной обстановке. — Сказали, но передумали. Твое предложение может положить конец страданиям ведьм, если они пойдут на это, рискуя своими жизнями. Мы готовы выслушать твою просьбу.***
— Я хочу все рассказать им, — звучит одним мартовским утром воскресенья. — О магии четырех стихий. Чонгук, запутавшись пальцами в светлых вихрах, недоуменно хмурит темные брови, замедляя движение ладонью, и думает, что комнате сейчас не помешает проветривание — после близости воздух стал словно раскаленным, было очень душно. — Вопрос: зачем? — задает лаконичный вопрос Чонгук, на что ему пожимают плечами, прижавшись плотней к оголенной груди. — Учебный год почти закончился, скоро мы все разъедемся, и ты их больше не увидишь, — имея в виду их друзей, — зачем тогда это? Для них эта информация не будет играть ровным счетом ничего, вероятнее всего, они тебя больше не встретят. Знать не самый лучший пункт твоей биографии им не стоит, я считаю, — высказывает свое мнение Чон. — Но Юнги же знает. Да и я бы не стал думать об этом просто так. — У тебя всегда все не без причины, — подмечает без упрека Чонгук, а скорее с восхищением. Такая способность к анализу, как у Тэхена, заслуживает уважения. Ким всегда рассудителен, не предпринимает чего-то, если это будет ему в убыток, ищет несколько вариантов решения проблем и сопоставляет несопоставимое, чтобы понять что-либо. — Что-то надвигается, — говорит Ким мрачно, вспоминая, какая недавно была гроза, и как болела за природу душа. Лес, в кружении которого они находятся, как никогда неспокоен, предвестники беды налицо, и каждая частичка волнения проходит через мага, рожденного ведьмой. — Головные боли участились, кольца не справляются с подавлением энергии геомантии. — Может, тебе показалось? — подхватывает настроение беседы Чонгук, убрав веселье с лица. Когда больно Тэхену, больно и ему, и это не просто сопливая метафора, а прямое описание одного из побочных эффектов укрепившейся магии соулмейтов. Чем больше времени они проводят вместе, тем ярче она раскрывается, показывая новые горизонты возможностей. Один из полезных эффектов — мгновенная связь на познании силы, но обратной стороной оказалась повышенная чувствительность. Первый раз это проявилось, когда на физической практике Чонгук неудачно вывихнул кисть руки, проходив с эластичным бинтом на запястье добрую половину месяца. У Тэхена его боль отражалась тупым потягиванием в кисти, будто ее кто-то усердно вытянуть пытается. На мелких телесных повреждениях это никак не отражалось, только на чем-то более серьезном. Появилась какая-то связь, помимо духовной, сделавшая их еще ближе друг другу. Но был и хороший аспект — при взаимодействиях боль притуплялась. Головную боль друг друга они не чувствовали — до такого еще не доросли, как любит шутить пиромант, — но Чонгуку хватало тех моментов, когда при нем Ким чуть ли не ежедневно пил обезболивающие отвары, чтобы избавиться от противной боли. Улыбка давно появлялась на любимых устах, будучи там и так не частой гостьей, теперь почитала их своим появлением еще реже. Меж бровей залегла глубокая складка от часто хмурого лица, которую пироманту очень хотелось разгладить пальцем, как-то облегчить давление природы на мага, но все, что он мог сделать, это находиться рядом как можно чаще, чтобы как-то посодействовать отварам. — Ты же и сам понимаешь, что мне не могло показаться. — Думаешь, это как-то связано с Пожирателями в школе? — скоро и у Чонгука морщинка заляжет меж бровей. — Возможно, что да. С недавних пор среди них поселилась догадка о нахождении кого-то из Пожирателей прямо здесь, в школе. Появилась она не на пустом месте, разумеется, а подкрепленная накопленными Юнги наблюдениями. Мин пришел тогда посреди ночи, намереваясь застать обоих магов в уединении без лишних особо возмущавшихся ушей — Чимина и Хейи — и не прогадал, придя в комнату к Тэхену тогда, когда с ним ночевал пиромант.Две недели назад.
— Есть разговор, — объявляет Юнги, нервно теребя за спиной переплетенные друг с другом пальцы. — Разве он не потерпит до утра? — поднимает голову с подушки сонный Чонгук, хрипя в устоявшейся тишине ночи. — Завтра… — начинает, но тут же исправляется, посмотрев на время, — уже сегодня, контрольная по наукам, приходи утром, — и снова валится лицом в подушку. — Утром не получится, я не хочу, чтобы это знал кто-то, кроме вас. Это связано с Пожирателями, — Чонгук снова заинтересованно поднимает голову и тут же ловит взгляд повернувшегося к нему через плечо Тэхена. Войдя в комнату, когда ее хозяин отступил в сторону, Юнги приземляется на стул и ждет пока Ким сядет на кровать к принявшему сидячее положение Чонгуку, все еще клюющему носом, но будучи явно заинтересованной стороной в этом разговоре. Светловолосый был на вид намного бодрей него. — Вы не замечали ничего странного за этот год, если отбросить ситуацию с Чонгуком на поляне? Чон усмехается сонно. Их с Тэхеном жизнь — одна сплошная странность, а у последнего так вообще минное поле — куда ни ступишь, найдешь свою отличительную черту, которая у обычных магов или людей в жизни не происходит. Он уже не помнит, что такое спокойная, не странная, жизнь. — Конкретней, — просит Чон, пытаясь отогнать сон методом растирания глаз пальцами. — Ладно, не буду ходить вокруг да около, я думаю, что в школе есть кто-то из Пожирателей. — У меня было такое предположение, но я думал, что показалось, и я себя накручиваю, — отзывается Тэхен. — Почему ты не говорил мне? — Тэхен не понимает в тусклом свете свечей, Чонгук хмурится от недовольства или сонливости, качнув голову тяжелую в его сторону. — Говорю же, думал, что показалось. — Не показалось, — вновь привлекает к себе внимание Юнги. — Мои подозрения падают на Хан Донина. Здесь есть несколько причин. Я долго наблюдал за ним и заметил, что его часто нет на рабочем месте, он постоянно куда-то пропадает из кабинета, но в то же время не покидает его. — Думаешь, где-то в кабинете есть портал, как мы видели на Чеджу? — Думаю, да. Иначе, других объяснений я не вижу, — пожимает плечами Мин. — Да и посудите сами. Школа. Место с одаренными детьми, энергией которых можно пополнить свою… — на последнем слове морщится, — коллекцию. Но для этого ему нужно было понять, кто достоин этой участи. Помните, как резко слегли с простудой осенью Чимин, Хосок и Хейя? Вы не заметили, как пристально он присматривается конкретно к нам? — Мы типа особенные? — спрашивает Чонгук. — Как ты сказал? Достойные. — Не знаю. Еще этот метод ведения познания силы, заклинание слуха, это все очень странно. Я не помню, чтобы на своей практике кто-то из учителей применял нечто подобное, даже Шин Ван. — У Хана был какой-то особый интерес к моим кольцам, — припоминает Тэхен, машинально смотря на свои руки, усыпанные кольцами. — Какие у вас интересные украшения. Насколько мне известно, очень сильные магические артефакты. — У него в кабинете есть ритуальный кинжал, как на Чеджу, — говорит Чонгук, приободрившись. Возвращаясь в дни пребывания на острове, Чон прокрутил почти каждый день, который они провели на соревнованиях, припоминая и проникновение к ним с Тэхеном в комнату двух магов с другой команды. А после день финальных состязаний, когда один из магов сказал то, чего Чонгук тогда не понял, а сейчас нашел связь с назревшей темой. — Тэхен! — едва не вскрикивает, повернувшись к магу, округлив глаза. — Помнишь парней с Чеджу, против которых мы были в конце? — Почему ты их вспомнил? — не понимает Ким, бегая глазами по замершему в осознании лицу пироманта. — Перед тем, как на тебя напасть, они переговаривались. — Я не слышал ничего, у меня звон в ушах после удара головой не проходил какое-то время. — Один сказал другому: «Дон сказал, он самый сильный». О тебе сказал, Тэхен. А какой Дон мог знать о тебе и твоих способностях достаточно, чтобы делать такие прогнозы, если не Донин? — Звучит вполне логично, — отзывается Юнги. — Но хер его знает, что теперь с этим делать. Мы не можем утверждать все наверняка, но сами видите, что слишком много вещей сошлось на одной лишь личности. — Как думаешь, — уже тише сказал Чонгук, опустив взгляд и визуально будто уменьшившись, и только после прозвучавших следом слов Тэхен понял, почему именно: — Донин пришел за тобой? — в голосе столько необъятного страха, но в глазах, поднятых на русоволосого, его еще больше, и Кима от него в холодный пот тут же бросает. — В каком смысле… за ним? — решает все же вмешаться Юнги. — Потому что ты управляешь не только огнем, но и воздухом? — вспоминая нашумевший случай, делает догадку. — Хуже, — отвечает Тэхен, опустив голову с нахмуренными бровями, и поднимает ее на темного мага, — потому что я еще и другими стихиями управляю.Сейчас.
Тэхен заметно поникает, снова морщась от доконавшей головной боли, что с каждым днем только усиливается, будто отсчитывает дни до чего-то страшного, и трет ладонью машинально лоб, будто это как-то поможет. — Все будет хорошо, — шепчет успокаивающе Чонгук, целуя светловолосую макушку. Тэхен только глубоко вздыхает. — Донин ничего не предпринимает, это пока к лучшему. — И что теперь делать, ждать, пока он решится напасть и быть застигнутым врасплох? — Но не идти в лоб самому. Неизвестно, что будет, если ты решишь показать, что знаешь все, и нападешь первым. Может, его получится изгнать, а нам придется бежать, или все произойдет менее прозаично, и мы — а, может, ты или я — погибнем. Я хочу оттянуть этот момент и пожить с тобой спокойно. Я только-только обрел смысл в этой жизни и не готов, чтобы у меня его отняли. — Меня у тебя не отнимут, ты же решил, что отправишься со мной, куда только нужно. — Маги, как и люди, смертны, и ты тоже, Тэхен. Мне страшно думать, что будет, если с тобой вдруг что-нибудь случится, — неосознанно пиромант прижимает теплое тело крепче, спустившись ладонью с волос на лопатки. — Я не хочу тебя потерять, — шепотом произносит свой самый сокровенный страх. Тэхен чувствует, как внутри него мир разрушается и воскресает, подобно фениксу из пепла, снова. Он льнет всем телом к пироманту, переплетая с ним ноги, находя вторую ладонь, чтобы пальцы переплести и к губам трепетно прижать. Ему тоже страшно перед неизвестностью. Теперь, когда он знает, что цель так близка, что до лучшей жизни рукой подать, он же знает, как со всем покончить, как истребить охотников за магией, но дает заднюю, потому что вспоминает, что ему есть, что терять, и осознает, что боится этого. Тэхен не дает обещаний. Такое случается только тогда, когда он уверен на сто процентов в том, что говорит. Но сейчас, в напряженной ситуации, когда он не может рассчитать процент вероятности удачи в уготовленном судьбой испытании, давать обещание — значит обрекать и себя, и Чонгука ложным надеждам. Носить розовые очки оба не привыкли, испытав на себе жестокость и несправедливость сучки судьбы, и пробовать надеть их сейчас, чтобы была хоть толика уверенности… Нет. Будет слишком больно, если стекла разобьются во внутрь. — Не иди на рожон, — просит Чонгук, прикладывая максимум усилий, чтобы впитать запах мага и не забыть его никогда. Вдохнуть и запереть на ключ в легких, чтобы по артериям, венам, капиллярам циркулировала не кровь, а лишь его аромат. — Позволь побыть нам подольше. Тэхен поджимает губы, силясь не выпустить подступившую к уголкам глаз влагу струиться по щеке. Он не может ничего обещать, как не может гарантировать своей безопасности при встрече с Пожирателем.***
Чонгук открывает глаза и на момент теряется в пространстве, обнаружив себя в прозрачном кубе среди кромешной тьмы, освещаемый неизвестным источником света сверху. Непроглядная тьма пробирает до мурашек своей пустотой, заставляет поежиться, обхватив себя за плечи руками, но не ощутив под хладными ладонями тряски от озноба. Напоминает сон-встречу с темной сущностью, который был у него когда-то, только сейчас здесь куда более одиноко, нет ни одного предмета, не считая прозрачной клетки, ни намека на чье-то присутствие, спину не прожигает мнимой щекоткой от чьего-то взгляда. Абсолютная пустота. — …ейя!.. — отголосок неполного слова, долетевший до слуха, заставивший напрячься и понять, показалось ли. — Хейя! — вновь рассекает пустоту, и Чонгук поднимается с колен, подбегая к не шелохнувшейся стене, словно мотылек, полетевший на свет лампочки. Стены его темницы слишком прочные, ударив по ним со всей силы, Чон только отбивает костяшки и оставляет попытки выбраться. Он снова всматривается вдаль, пытаясь разглядеть сощуренными глазами, откуда же имя подруги донеслось по воздуху. Это точно был голос Сокджина, он успел расслышать после второго раза. — …ет! …жал… ста! — Чонгук поворачивает голову влево к источнику нового звука, тот снова слишком далеко, почти не разобрать, что было сказано. Как сквозь водную пелену. — Т… ен! …хе-е-е-ен! Чонгук хмурится сильней, обойдя по периметру куб и остановившись там, откуда имя соулмейта прозвучало. Со стороны слышится его же голос снова, только в этот раз, повернувшись, он видит себя и точно такой же куб, в котором его заточили, только бьется об него кулаками другой Чонгук куда яростней и даже отчаянней. Издалека не видно, что происходит и почему его копия так взволнованна, нет, испугана, но пиромант решает понаблюдать за другим собой, чтобы понять это. Лишь спустя недолгое время он замечает, что тот Чонгук рыдает, падая на колени, но не отрывая ладоней от стены и взгляда от того, что происходит где-то за пределами куба. — Чонгук, — оглушительно звучит голос Хейи, но Чонгук не обращает на него внимания, приковав взгляд туда, где исчезает он сам, чтобы через мгновение перед ним по другую сторону прозрачной стены возник Тэхен. Он к нему сразу подлетает, расположив ладони на прозрачной преграде и чувствуя неимоверное облегчение, что видит его прямо сейчас. Слабая улыбка ползет на лицо, но медленно меркнет, потому что Ким перед ним не в порядке, он стоит, немного пошатываясь, лицо не выражает ничего, словно из него эмоции разом выбили, оставив лишь оболочку. — Тэ… — нежное обращение звучит обеспокоенно, на одном только слоге голос вдруг дрожит, когда маг перед ним падает на колени. Чон, как привязанный (нет, связанный с ним), опускается на свои следом, не переставая его звать, но от человека с пустым выражением лица и стеклянными глазами ноль реакции. — Тэхен, — стук по стене тоже не взымает эффекта, маг перед ним умирает. — Т-тэхен, — ошарашенные глаза бегают по телу, упавшему наземь. — Тэхе-е-е-ен! — повторяется издалека. — Тэхе-е-е-ен! — повторяет за своей копией Чонгук и просыпается. — Тэхен! По кабинету спустя секунду молчания пробегает гомон из смеха одноклассников, на которых Чон осоловело уставляется, как олень в свете фар, поздно осознавая, что он заснул посреди урока. Среди всех насмешливых взглядов он находит один, в другом конце кабинета, обеспокоенный, но живой. — Теперь я знаю, на кого ты дрочишь, Чон! — кричит кто-то из одноклассников и снова поднимает волну смеха. — Даниель! — хлопает по столу учитель Кан. — Извините, — поднимается с места, чтобы поклониться Чонгук, и сконфуженно возвращается за парту. — Впредь попрошу не засыпать на уроках, Чонгук, — так же строго произносит учитель. — Это первый и последний раз, когда я спускаю это с рук. Чонгук кивает, соглашаясь со словами учителя, и со вздохом ныряет лицом в ладони, поставленных на локти рук. — Я пыталась тебя разбудить, — говорит рядом шепотом Ли. — Ты плохо спишь в последнее время, у тебя все нормально? — интересуется девушка, бегло осматривая пироманта с ног до головы, будто сможет сканированием его внешнего вида определить причину его недуга, мешающего спать спокойно. — Хейя, надо срочно поговорить, — говорит Чон. — Это не терпит отлагательств, надо собрать всех после уроков. — Хорошо, я напишу в общую беседу, — Ли обеспокоенно последний раз смотрит на уткнувшегося в учебник парня и отворачивается, чтобы достать телефон. Мобильный Чонгука вибрацией посылает сигнал о входящем сообщении. Тэхен: Снова кошмар? Чонгук поворачивает голову, сразу ловит на себе прямой взгляд карамельных глаз в ответ, и кивает. Снова кошмар. Они преследуют его с завидной регулярностью после того разговора в комнате Кима. Он слишком сильно повлиял на него, а нервная система вместе с психикой и подсознанием словно решили поиздеваться над своим хозяином. Страх потерять Тэхена оказался слишком сильным, не стала ноша этой тайны в себе легче после ее озвучки, наоборот, будто бремя это стало в разы тяжелее. В каждом новом кошмаре Тэхен умирает. Но этот был ярче всех предыдущих, он был слишком реальным, Чонгук закричал, испугавшись, что останется там навсегда, обреченный смотреть раз за разом на смерть своего любимого человека, своей родственной души. К слову, прошла еще одна неделя, а все по прежнему так же: от Пожирателей ни слуху, ни духу; от Тэхена, — теперь еще и Сокджина, — жалобы на головную боль. Прибавить еще кошмары Чонгука и получится набор, держащий в напряжении каждый день в ожидании удара со стороны. Чонгук боится. Ему слишком страшно, чтобы спокойно существовать в стенах школы и мирно проживать счастливые дни с Тэхеном, как он того хотел. Страшно от мыслей о том, что вдвоем они не справятся. Не выдержат напора. Тэхена к концу урока отвлекает вспыхнувший экран телефона, лежащего под рукой. Сообщения из двух чатов: общего и диалога с Чонгуком. Хейя: После уроков собираемся у нас с Гуком в комнате, есть разговор. Чонгук: Расскажи им.***
После вываленной Тэхеном информации комната погрузилась в гробовую, натянутую тишину, где половина слушателей сидела если не с открытым ртом, то в шоке точно. Чонгук в качестве поддержки стоял подле Кима, пока впечатленный Сокджин вместе с Хейей и Чимином отсиживались на кровати девушки, Юнги стоял, уперевшись бедрами об изножье кровати, а Хосок сидел у рабочего стола девушки у окна, расположив стул спинкой к себе и закинув на нее руки. За окном лучистый март пробирается в комнату, а маги ни слова не роняют лишнего, не находя в принципе, что сказать на такой поток секретной, а главное, опасной информации. — Давно вы встречаетесь? — нарушает тишину Сокджин, задав вопрос, который меньше всего интересует здесь всех присутствующих, но это все от волнения. — Давно, — подтверждает Чонгук со слабым кивком. — А ты… — начал Чимин, обращаясь к Тэхену, — ну… по сути можешь менять температуру тела, в зависимости от стихии, которую пустишь с потоком энергии? — Да, — отвечает Тэхен сразу, но незаметно для всех теряется от подобного вопроса. Все-таки он, будучи магом с несколькими дарами, никогда никому не рассказывал о своей особенности, соответственно не мог даже предположить, какие мысли и вопросы могли бы возникнуть у других, обычных магов, к нему. — И ты можешь прям сделать одну сторону тела горячей, а другую холодной? — продолжает интересоваться Пак. — Наверное, — пожимает плечами светловолосый, и гидромант сам себе кивает, поджав губы, и все думают, что на этом поток тупых вопросов закончится, но Чимин снова открывает рот. — А чл… — Не опошляй, — перебивает его Юнги, чуть склонив голову влево к нему. — Окей, — тихо говорит гидромант и зажимает ладони между коленок, неловко сжавшись. — Нет, не окей, — мотает головой из стороны в сторону, нахмурившись. Пока не утолит любопытство, не успокоится. — Член тоже? — Айщ! — взвизгивает Хейя, и взмахом руки с магическим браслетом отвешивает гидроманту подзатыльник его же рукой. — Язык твой без костей! — Что?! Мне просто интересно! — возмущается Пак. — У меня это чисто научный интерес! — и поворачивается, с нетерпением заглядывая в глаза Тэхену, который подобного точно не ожидал. — Я… не знаю? — неуверенно отвечает вопросом и слышит, как тяжело вздыхает рядом Чонгук, покачав головой. Его друзья неисправимы, но если так подумать, он тоже был таким, когда только узнал обо всем. В нем тоже была уйма вопросов, на которые он хотел получить подробные развернутые ответы. Сейчас они уже забылись, пиромант и знать не знает, что он там хотел узнать о магии четырех стихий, найдя интерес не в ней, а в ее обладателе. — Ладно, покончим с клоунадой, — вздыхает в такт Чонгуку Хосок, смутившись чужой прямолинейности не меньше Кима, и проводит по лбу ладонью, мысленно собирая все ненужные эмоции и смахивая их легким движением руки. — Что делать-то с этим будем, товарищи знатоки? — Предлагаю на кое-что взглянуть для начала, — говорит Хейя и поднимается, скрипнув кроватью, чтобы подойти к полке с книгами и среди многих выбрать ту, что дарил Тэхен. — Ты говорил, что это переведенная копия, — обращается к нему Ли, подняв книгу согнутой в локте рукой. — Так и есть, оригинал у меня, а в чем дело? — Ким чувствует неладное сразу же, потому что если кто-то жалуется на ведьминскую книгу, значит что-то странное точно случилось, и он очень надеется, что не проклятье. — Где пульт от гирлянды? — осматривается девушка, покрутившись вокруг своей оси. — За Хосоком на столе, — кивает подбородком в нужном направлении Чонгук. — Спасибо, — Ли подходит к столу и, взяв нужный предмет, щелкает несколько раз по кнопкам, чтобы включить нужный свет, а после потоком воздуха подхватывает плед с кровати Чонгука и завешивает им окно, чтобы погрузить комнату в полумрак. — Если ты решила устроить чтение ведьминских сказок с атмосферой «Эйфории», то это заведомо херовая идея, — не может удержаться от комментария Чимин. — Ну это так, если кому-то интересно мое мнение, — пожимает плечами, вызывая цоканье со стороны Хосока, которому уже осточертело вызывающее поведение гидроманта, пытающегося привлечь к себе внимание. И только Юнги видит — Чимин волнуется, и это проявляется как раз через его глупые вставки, попытки найти место своим рукам, которые он уже куда только не пытался деть, и очень обеспокоенный взгляд, который он скрывает за маской весельчака. — Она сама открылась здесь дважды, — Хейя, долистав до конца книги, разворачивает ее к остальным так, чтобы было видно появившиеся в фиолетовом свете строки, блестящие бледно призрачными буквами. Чонгук подходит на шаг ближе, чтобы рассмотреть, что именно там написано, и с каждым прочитанным словом все больше его тело стягивают цепи тугого волнения, потому что если учесть последние события, то хронологию написанного можно восстановить на раз два, и сложится она в уродливую, страшащую картину. — Как только солнце луч последний спрячет, четыре света землю озарят. И будет ярок свет настолько, что пеплом обратит он всех… — проговаривает и перебирается к другой сноске, выделяющейся на фоне остального. — Магия четырех стихий, Пожиратели энергии, бедствие, совместимость, — зачитывает Чон, бегая быстро глазами по строчке, потом еще раз, чтобы в конце нахмуриться, повернуться к Тэхену и увидеть в его глазах то же, что настигло сейчас его самого, — понимание. — Мы подумали, что это что-то типа пророчества, — подает голос Сокджин. — И опять, сука, все всё знали и молчали, — говорит Хосок с тяжестью, залегшей на дне его усталого тона. — Вы все знали что-то, но не посчитали нужным сказать остальным, — очерчивает рукой пространство, собирая в этом жесте всех присутствующих. — Пожиратели, кинжал, Донин, предсказание, вы… Вы!.. — у Чона не хватает слов, чтобы описать ситуацию, и он выкручивается повышенной жестикуляцией, пристыжая друзей. — Пиздец. — Не кипятись, теперь-то, когда все всё знают, надо с этим что-то делать. — У ведьм вроде есть какая-то книга предсказаний, написанная самыми первыми ведьмами, — говорит Тэхен, подтверждая догадки Хейи и Сокджина. — Но их нельзя заведомо читать, там какое-то проклятье действовать начнет вроде, а тут считай прямая цитата оттуда. — Это книги твоей бабушки, — припоминает Юнги. — Какова вероятность, что она знала куда больше, чем все остальные, и во избежание чего-то ушла, а не просто исчезла после стычки с Пожирателями? — А тебе оставила это как наводку, — дополняет Сокджин. — То, что прописано было в твоей судьбе. — Будущее нельзя изменить, если просто вычитать что-то из книги предсказаний, — говорит Тэхен и складывает руки на груди. — Это ведь тоже заранее продумано. Любой, кто вычитает свое будущее и оно ему не понравится, захочет его изменить, и тогда все пойдет наперекосяк. Все предусмотрено так, чтобы судьба не была подвластна изменениям, какой бы путь кто не выбрал. Мы в итоге все равно придем к одному. — Тогда почему книга предсказаний не позволяет себя прочитать, если написанное в ней все равно не изменить? — на поступивший от Хосока вопрос у Тэхена не находится ответа. — Значит что-то все же можно сделать. — И как мы поймем, что нужно сделать и не приведет ли это нас в итоге к тому, что там написано? — указывает рукой на книгу Чимин. — Пиздец, история магии проще всей этой херотени, — вздыхает, склонившись и зачесывая волосы назад упертой в колено рукой. — А ты что думаешь по этому поводу, Чонгук? — поднимает голову Пак на молчавшего до этого времени парня, что перестал говорить после прочитанного. Пиромант слишком резко поворачивает голову, смотря зависшим взглядом на друзей, будто он случайно здесь появился и впервые видит их. Голова вдруг начинает сильно кружиться, а живот скручивает тугим спазмом. — Ты чего? — хмурится Сокджин. — Мне нехорошо, — Чон пулей вылетает из комнаты, едва успев под нос пробормотать, и сразу срывается на бег, чтобы успеть до совмещенного с ванной туалета на их этаже общежития. Он не видел, но Тэхен сразу же проследовал за ним, не обращая внимания на оклики Хейи, обращенные им вслед. Войдя сразу же за пиромантом в ванную комнату, он на ходу закрывает дверь на защелку и подходит к склонившемуся над унитазом парню, которого от волнения начало тошнить. — Блять, — сжимает кулак Чон от ярости на самого себя за такую вольность эмоциям, и снова содрогается всем телом в очередном рвотном спазме. Ему даже блевать нечем, аппетита не было с утра из-за сонливости на фоне общей подавленности, повышенное волнение стало последней точкой перед тем, как организм и нервная система не выдержали стресса. Тэхен в успокаивающем жесте поглаживает его по спине, поджимая пухлые губы. Он снова стал причиной, по которой состояние пироманта ухудшилось. Но он не станет делать шагов назад, как если бы поступил раньше, осенью, когда все только начиналось. Сейчас только вместе и до конца, за руки держась, в чертово «долго и счастливо». Но почему-то пока у них все только непозволительно скоротечно и больно. Никто не говорил, что будет легко, но кто ж знал, что любить настолько больно? — Прости, — шепчет Ким, силясь предательски не заплакать. Как же часто он начал подавлять в себе этот порыв! Чонгук уже минут пять нависает над унитазом, отпустив волнение вместе с водой через кнопку слива. Порывов выблевать свои внутренности больше не предвещалось, но желудок все еще отдавал болезненными уколами внутри. Пиромант поворачивается, чтобы сесть на холодный кафель и прижаться спиной к сидению, а после налитыми слезами от натуги (или же все-таки страха и жалости к самому себе) глазами впиться в опустившего голову Тэхена. — За что ты извиняешься? — чуть хрипло спрашивает, эта внезапная тошнота выбила последние силы, которых и так было всего ничего. — Тебе опять из-за меня плохо, — как ему хватает смелости произносить подобное, Чонгук не представляет. Озвучка стоящей ребром проблемы, которая беспокоит Кима, должна была как минимум притормозить его ответ, но он сорвался с губ так просто, будто он эту сцену в голове уже много раз проигрывал, готовясь и выжидая подходящего момента, чтобы сказать. Тэхен все еще не согласен с выбором Чона в свою пользу и все еще слишком сильно любит его, чтобы быть в силах пойти против. — А ты опять несешь глупости, — парирует и отворачивается к стене напротив. — Это не глупости, Чонгук, — голос обретает строгость, взятый под контроль максимально, чтобы, не дай бог, не дрогнул. — Снова заведешь песню о том, что стоило тебя тогда послушать и разойтись сразу? — тоже слишком легко звучит. Чонгук, честно, устал повторять одно и то же, но не перестанет этого делать, пока до Кима не дойдет. Фразы настолько заезженные в мозгу и наизусть заученные, что становится даже смешно. Они с Тэхеном снова пришли к тому, с чего начали, и оба к этому были готовы. — А в чем смысл, если ты снова меня не послушаешь? — Он в том, чтобы ты наконец понял: я от тебя никуда никогда не уйду, — четко выделяя каждое слово, чтобы заново вбивать в светловолосую голову. Он видит, как дрожит нижняя губа Тэхена, а глаза все же застилает маленькое море из сразу хлынувших по щекам слез. Труда не составляет найти уложенную на колени ладонь и взять в свою. — Чувствуешь? — спрашивает, а ему не отвечают, боятся, что голос сорвется на первом же слоге. — Они теплые, потому что так надо. Так было заранее предрешено, и ты не прав. Будущее можно изменить, но где-то, — сжимая ладонь крепче, давая прямую отсылку к ним, — оно останется неизменным. У кого угодно, Тэхен, но только не у нас. В нашем будущем мы бессильны, — ладони размыкаются только чтобы слезу с мягкой кожи стереть, чтобы к ладони приластились, закрывая в гримасе боли глаза. — Не сожалей о том, что было дано тебе судьбой. Что бы ни пришлось тебе пройти, знай, что жизнь на то и дана, чтобы проходить через разные трудности. Познавать горе и радость, счастье, утрату, набираться опыта, учиться на своих ошибках, но проживать. Жизнь никогда не посылает нам испытания, с которыми мы не справились бы. Оставь сожаления о выбранном решении и не вини себя во всех смертных грехах, когда дело касается меня, пожалуйста. Тэхен открывает покрасневшие от соленой воды глаза, грустно улыбаясь, потому что так любит человека перед собой, что многие сочли бы это за зависимость, что-то нездоровое, ведь как можно не любить того, кто смотрит на тебя не как на отброса общества, а как на самое ценное сокровище в мире, нет, во Вселенной. Вопреки собственным словам он ни за что уже не смог бы расстаться с пиромантом. В чужих глазах тоже блестят слезы, и они уже теперь точно от того, что проникся собственными словами. — Я не могу тебя сейчас поцеловать, но обещаю, когда… Тэхен не дает договорить, и, невзирая на не озвученный протест, целует сам, не брезгуя ни капли, забирает через него чужую боль и делится своей, чтобы они могли ее разделить на двоих. Не позволит больше ни себе, ни ему проживать весь негатив в одиночестве. — Я никогда не позволю тебе погрязнуть в ненависти к себе из-за меня, — обещает Чонгук. — Никогда. И Тэхен знает, что тот сдержит обещание. Чонгук их может давать, потому что в силах исполнить. Снова его личной панацеей становится и прижимает к себе, забыв сразу про собственную слабость и остаточную боль. Кого она волнует, когда физическая и рядом не стояла с душевной? Кого волнует своя боль, если страдает дорогой сердцу человек, содрагаясь от рыданий в твоих руках?