Spring Day Instrumental — Piano Tribute Players
Теперь же, когда его учебный год, проведенный в качестве учителя теперь уже официально, медленно подходит к концу, он понимает, что поступил правильно, взяв себя в руки несколько лет назад. Сейчас уже страшно представить, что было бы, проигнорируй он Чимина, не возьми он во внимание его слова в тот роковой день и продолжи самобичевание в поисках медленной смерти. От одной мысли невольно холодок по телу пробегает, оседая на костях инеем. Он… не сказать, что смирился, но попытался принять действительность. Как бы то ни было, Тэхена не вернуть, это как тогда с родителями — сколько ни думай о них, сколько ни воскрешай в мыслях и ни верь в необъяснимое чудо, к жизни они не вернутся, и это нужно принять, чтобы жить дальше, не терзая себя чувством вины и не грызя изнутри воспаленный от недосыпа мозг. Он навсегда остался в воспоминаниях как самый прекрасный и приятный сон, растянувшийся чуть больше, чем на полгода. Чонгук не позволит себе его забыть. Но от чего-то избавиться было невозможно: от привычек, повадок, слов, срывавшихся неосознанно с губ. Тех, что принадлежали не ему. Книги и оставленные вещи перекочевали в его новую одноместную комнату, что была по размерам чуть меньше, чем их с Хейей, однако отличалась мало чем, на самом деле. Разве что была не так обжита, но об этом Ли позаботилась, как ранее это делала и у них. Она приехала с коробкой и пакетами в охапке сразу после того, как пиромант заявил о своей новой должности и переезде в другой корпус, с множеством всякой всячины, которая должна была придать комнате уют и убрать чувство одинокой тоски. Ли, поступившая на журналистику, тогда долго висела у него на спине, хохоча, когда ее пытались скинуть путем раскручивания вокруг своей оси. Обустройство заняло немного больше времени, чем они изначально планировали, а потому, когда Сокджин приехал по просьбе девушки, чтобы забрать ее, то застал картину из абсолютного бардака по комнате, где на прозрачном тюле то зажигаясь, то медленно потухая, горела белая гирлянда-дождик; на стенах красовалась растяжка с совместными фотографиями, накопленными за годы дружбы; на столе все еще стояли пакеты с тем, что они не успели разобрать, полусъеденная лапша быстрого приготовления и даже маленький декоративный кактус с розовыми иголками — «вливай в него любовь и чуть-чуть воды, и он будет радовать тебя»; а на полу, в прозрачных обертках, на белом пушистом ковре, привезенном тоже девушкой, развалились пиромант и сама Хейя, обосновавшись у него под боком, крепко уснув. Неизменно в каждое Рождество Чонгук ходит к озеру в лесу и, проверяя затянувший водную гладь лед на прочность, медленно рассекает лезвиями купленных на первую зарплату коньков по нему, пребывая глубоко в своих мыслях в том единственном дне, когда его пытались научить держаться на скользкой поверхности. Он успел подучиться и теперь уверенно держится на льду, иногда выезжая в город вместе с детьми во время поездок, с целью отправиться на каток в поисках забытых ощущений. Кто-то назовет его мазохистом, причиняющим себе боль одними воспоминаниями и попыткой воспроизвести события, дни которых уже давно миновали. Но Чонгук хмыкнет в ответ, склонив с грустной улыбкой голову. Он мазохист только в те дни, когда, вернувшись с работы в пустую комнату, садится на кровати перед растянутыми лентами с полароидными фотографиями, закрепленными на маленьких прищепках разных цветов, и впервые детально рассматривает каждую. Вот победа на спортивных соревнованиях, где они с Сокджином держат на руках Чимина с кубком, а Хосок сидит у того не шее, подняв радостно руки со сжатыми победно кулаками. Вот день рождения Хейи, момент, когда с нелепым колпаком на голове девушка задувает свечи, надув щеки в полумраке. Фото с начальной школы, где они еще совсем крошки и Ли обнимает насупленного ребенка, в котором он узнает себя, и в первый день выпускного года, когда по школе бегала девушка, управляющая местной стенгазетой, и сделала общее фото, когда они всей компанией сидели в холле каждый на своем излюбленном месте. Или фотография с родителями, по которой пиромант едва ощутимо проводит кончиками пальцев, обводя фигуры людей, которые дали ему жизнь. Чтобы после с замиранием сердца в одном из замерших эпизодах жизни заметить того, чей облик остался на альбомных страницах грифельным отпечатком и самых потайных комнатах разума, там, где ни одна живая душа не нашла бы, узнавая того, кто жизнь, данную родителями, продлил. Пальцы аккуратно снимают фотографию, заставляя всю ленту покачнуться, и подносят ближе к лицу, пытаясь понять, бредит или это правда не кажется и он не сходит от тоски с ума. Только год спустя он замечает фотографию, сделанную не им, а кем-то другим без его ведома, на которой он, слушая, по всей видимости, Хосока, сидит в холле перед очередным уроком, а рядом, блаженно подняв уголки губ, с прищуром смотрит влюбленно на него Тэхен, обняв свои колени и расположив на них подбородок. В глазах моментально образовалась влага, за считанные секунды накапливаясь до той грани, когда несдерживаемым потоком срывается с нижних век и падает на одежду. Ладонь прижимается ко рту, а зрачки начинают судорожно бегать по фотографии, шевелящейся в воздухе из-за дрожи в руках. С надеждой он сразу начинает осматривать оставшиеся фотографии и находит еще две, от которых становится только хуже. Это два едва различимых в темноте силуэта, прижавшиеся друг к другу в сладком неспешном поцелуе возле темной стены, стараясь слиться с ней, чтобы не быть замеченными друзьями. И то, от чего сердце больно екает под ребрами. Яркая улыбка, когда Чонгук спросил как-то такую несусветную глупость, что даже кольцо лунного солнца не смогло сдержать порыв смеха у Кима. Пиромант не думает о том, кто исподтишка их фотографировал, он лишь благодарен этому человеку за то, что сохранил это. Перенеся утрату, Чонгук закрылся в себе, а после, уйдя в учебу и работу, поставил блок на любую отвлекающую его вещь, но на воспоминания и теплые мысли о Тэхене это не распространялось. Однако, уйдя с головой в свою новую жизнь, он постепенно начал забывать о старой, а фотографии, все это время находящиеся перед носом, вернули его обратно, отозвавшись чувством ностальгии и угасшей боли по человеку, которого он знал менее года, но к которому прикипел настолько сильно, что отрывать от сердца не представлялось возможным. — Учитель Чон! — снова скачет на месте девочка, оперевшись маленькими ладошками о парту. Чонгук с улыбкой усталой на нее смотрит. — Что такое? — миролюбиво интересуется и только сейчас замечает в одной из миниатюрных ручек листок бумаги. Наби — девочка сирота шести лет, учащаяся в классе, который за ним в этом году закрепили. У нее длинные темно-русые нетипичные для кореянки волосы с неизменно красующимся на макушке плоским белым бантиком-заколкой, большие голубые глаза, цвет которых Чонгук может сравнить разве что с бескрайним морем, загребущие ручонки с браслетами из бисера, и вечно не умолкающий рот, все говорящий и говорящий обо всем на свете впечатлённо. Шин Ван сказала, что девочка с рождения росла в приюте среди людей, пока они не узнали о ее особенности. Благо заведующая детским домом оказалась женщиной с большим сердцем и поступила не как многие люди, не стала убивать девочку — она же тоже ребенок! — а связалась с ведьмой через одного человека и договорилась о переводе Наби в школу магов. Чонгук хорошо относился ко всем детям в своем классе, стараясь уделять максимум внимания и пытаясь найти подход в контроле формирующейся энергии индивидуально к каждому. Наби была очень яркой и озорной, как многие дети, и у Чона не укладывалось в голове, как ребенок может оставаться таким беззаботным даже без родителей, но ответ прост: как они в ней не нуждались, так и она в них, окутанная с детства любовью женщины из приюта, а после прикипевших к ней учителей магии. — Как ты с ней справляешься, Чонгук? — смеялась тетушка Даын при общении с пиромантом, когда девчушка, смеясь, носилась вокруг них. Чонгук в ответ пожал плечами со сложенными руками на груди и посмотрел на девочку как-то особенно тепло, с умиротворенной улыбкой следя за ее непоседничеством. Это не ускользнуло от внимания женщины и когда прозвенел звонок, а Наби убежала в кабинет, провожаемая двумя взглядами взрослых, Мин сказала знающе: — Ты уже любишь ее не как ученицу, Чонгук, — пиромант перевел взгляд на бывшего опекуна, натыкаясь тут же на понимающий нежный взгляд, каким смотрят обычно матери на своих детей. — После того, что случилось с Тэхеном, на тебе лица не было, — приглушенно в постепенно затихающем коридоре. — А сейчас ты буквально светишься, стоит только Наби появиться на горизонте. Это правда. Смотря на Наби, не хочется грустить и хандрить, даже мысли собственные обрываются на полуслове, когда заразительный звонкий смех раздается где-то поблизости, и вот ты уже крутишь головой в поисках шустрого источника звука, налетающего издалека с таким приятным сердцу «учитель Чон!». Она полностью соответствует своему имени. Словно бабочка порхает изо дня в день, тратя свой неисчерпаемый заряд энергии на догонялки или прятки, а потом долго и громко хохочет, когда Чонгук подкрадывается к увлеченным игрой в «угадайку» детям, и с наигранно злым рычанием атакует девочку со спины щекоткой. Потом, конечно, дети всей дружной кучкой нападают с тем же на него, защищая «свою», но не суть. — Я хочу удочерить ее, — заявляет серьезно он тогда женщине, а та одобряюще улыбается, сказав, что будет готова помочь с оформлением документов в любое время. Но сейчас Чонгук имеет небольшой завал, плюс официально еще не закончил учебу и без образования получает не полную зарплату. А на содержание не только себя, но и ребенка, уйдет немало средств. Он хочет быть готовым к этому, и только потом пойдет оформлять документы. — Учитель Мин проболталась, что скоро будет какой-то особый день, который очень важен для Вас, — говорит девочка успокоившись. — И что Вы захотите провести его один. Чонгук мысленно закатывает глаза, на деле тихо вздыхая. Ничего нельзя ей доверить, болтун — находка для шпиона. — Только я это по секрету сказала, — спешно добавляет, оттопырив короткий указательный пальчик. — Я Вам ничего не говорила! — и машет им отрицательно. Чонгук кивает — не расскажет. — Так, и? — Я подумала, что… — мнется неловко Наби, — чтобы Вам не было грустно или скучно, я сделаю Вам подарок! — в конце приободряется, отпружинив на полусогнутых ножках и сверкнув широкой улыбкой, а после — протягивает тот самый лист бумаги с корявым, очень красочным рисунком, выполненном цветными карандашами. Над ним явно старались. Увиденное рождает в пироманте нежную улыбку, которую он не скрывает, рассматривая две фигуры на рисунке — себя и очевидно саму художницу. Они стоят где-то в лесу среди цветочной поляны, а из угла листа на них своими яркими лучами светит солнце. — Этот рисунок не даст Вам грустить. Но если станет совсем скучно, то я могу прийти и мы вместе поиграем. И вот как не полюбить эту вьющуюся огоньком девочку? Вот и Чонгук не знает. Расставляет руки в стороны и прижимает Наби к себе, укладывая подбородок на узенькое детское плечико. — Спасибо большое, — шепчет. — Если будет скучно, обязательно позову.***
Росток за прошедшие три года магическим (а как же иначе) образом вырос в высокое могучее дерево с густой кроной, скрывая в тени своих ветвей большую часть поляны. Обычно, когда нужно сконцентрироваться, подумать о чем-то или просто отдохнуть, посвятив себя тому, к чему не прибегал больше полутора лет — рисованию — Чонгук приходил сюда, садился на нагретую солнцем траву, прислонившись к твердому широкому стволу спиной, и занимался этим. Вокруг умиротворенно шелестели между собой деревья, перекликались последними новостями птицы в небе, шумела иссохшими листьями пробегающая мимо рыжая белка. — Представляешь, найти сумку не могу, — жалуется механическим голосом из динамика девушка, оставив телефон с камерой на столе, а сама принялась носиться по светлой спальне в поисках дорожной сумки. — А Сокджин не мог ее переложить? — пытается помочь догадками Чонгук, но Ли отмахивается только. — Он свои-то вещи не трогает, а потом забывает, где оставил, а ты говоришь о моих. Совсем недавно, буквально месяц назад, Ли и Ким съехались, сойдясь на мнении, что до учебного заведения им будет проще добираться из одного места, чем геомант сначала заезжал бы за Ли в другую часть города и только после этого они отправлялись бы на учебу. Поступили, к слову, в один университет: девушка — на журналиста, а Ким — на биолога-техника. Но где совместная жизнь, там и возникающие бытовые проблемы. — Нашла! — доносится гордое из-за кадра, а потом с кряхтением девушка показывается, вылезши из-под кровати с победным видом, и поднимает двумя руками черную дорожную сумку, чтобы отбросить ее за спину и упереть руки в боки. — Фу-у-у-ух, — низко тянет с недовольным лицом. Разговор завязывается непринужденно, пока девушка укладывает необходимые вещи в найденный багаж, а как устает, плюхается животом на кровать, взяв гаджет в ладонь и уже ведя беседу лицом к лицу. — А девочка та? — спрашивает Ли. — Наби, кажется. Как она там? — у Хейи от одного воспоминания о видео, которое ей прислал Чонгук, где девчонка с ним резвится, пока их снимает учитель Пак, улыбка на лицо просится. Активная улыбчивая девочка не оставляет равнодушным никого. — Сейчас, — говорит Чон и лезет в карман джинс, чтобы достать сложенный в несколько раз листок и развернуть изображением к девушке. — Это она нарисовала? — спрашивает с явным восторгом Ли, а получив короткое «угу» в ответ, пищит в динамик, постукивая ногами об постель. — Тетушка рассказала ей про годовщину, не вдаваясь в детали, разумеется, — убирая листок из кадра, но не из рук, поясняет, — сказала, что этот день много значит для меня и я его проведу один. И… — смотря на рисунок снова, чтобы после усмехнуться в камеру, — Наби сделала подарок на случай, если мне станет грустно. И сказала, что будет готова со мной поиграть, если мне будет совсем уж скучно одному. Ли снова пищит, уже не просто отстукивая ногами кровать, а натурально по ней катаясь колбаской. — Боже, какой милый ребенок! — А то, — хмыкает парень, а спустя некоторое время спрашивает: — Вы приедете? — Мы всегда приезжаем, — беззлобно закатывает глаза Ли, улыбаясь, и видит такую же светлую улыбку растянутыми губами в ответ. — А эти? — кивком головы обозначает других магов. — Не знаю, — неуверенно чешет затылок и оставляет руку закинутой, Чонгук. — Чимин, как и Юнги, не берет трубку уже неделю. Но они предупреждали, что отправились с группой в какой-то недельный поход, поэтому связь на время может пропасть. А Хосок уже в пути. Вот, только перед тем как я позвонил, написал. — Хорошо, — поджимает губы Хейя, одобрительно кивнув. Каждый год они собираются здесь, у этого дерева, выпивают, общаются и проводят время вместе, как в старые добрые времена, вместе с тем отдавая дань памяти парню, заключенному в фиолетовое кольцо, которое пиромант не снимая носит на безымянном пальце довольно долго. — Даже не верится, что прошло уже три года, — бормочет Ли, смотря с сочувствием и тихой поддержкой в улыбчивом грустно лице. Чонгук с печальной улыбкой крутит кольцо на фаланге большим пальцем и кивает. — Да… Повисшую в воздухе тишину разбавляет дребезжащий в пальцах телефон с сигналом о входящем звонке. — Кажется, Хосок уже приехал, — говорит, смотря на кружок с аватаркой друга на ней, и поднимается, чтобы двинуться по направлению к школе и встретить его. — Поговорим при встрече, — улыбается Ли. — Передай Хо от меня привет. — А ты — Сокджину. На том и прощаются. Ли вновь приступает к домашним делам, а Чон спешит встретить друга. До школы добирается за рекордные пятнадцать минут и уже внутри чувствует энергию друга, по которой истосковался за долгие месяцы разлуки. Остаточный след умело скрываемой энергии приводит Чонгука в холл, где во время последнего урока по-королевски развалился на диване Хосок, закинув одну руку за голову, а другую свесив, и согнув одну ногу в колене. Чонгук приглушенно смеется, подрагивая плечами, и качает головой. Годы идут, а они все не меняются. — Бо-о-оже, он всегда был таким удобным или мне так только кажется? — довольно тянет старший Чон. — Должно быть, всегда, — вскидывает брови пиромант и подходит, чтобы обнять поднявшегося на ноги друга. — Айгу, ты все вширь растешь, терминатор, — бурчит, ощущая крепкие мышцы под пальцами. Чонгук вот уже год занимается спортом, не знает, чтобы отвлечься и не дать мыслям противным засесть в голове или чисто для себя, но факт налицо — пиромант явно становится больше. — Я тебя скоро обнять не смогу, — возмущенно отстраняется и осматривает бегло с ног до головы, — у тебя плечи уже как у Джина! — Ты преувеличиваешь, я уже два месяца не занимаюсь, — хмыкает Чонгук. — Да ты ложку поднимешь и уже считай качаешься! — рукой возмущенно взмахивает. — Ладно, тебе еще далеко до идеала, — лицо спустя секунду меняется, и Чон уже тянет улыбчиво: — То ли дело я, — и задирает руки, напрягая мышцы так, чтобы они хоть чуть-чуть выпирали. — Качок! — и тут Чонгука на смех с широкой улыбкой от уха до уха пробирает. — Девчонки кипятком ссутся от меня, — заговорщически уверяет Хосок, обнимая друга за плечи со стороны. — А нужно всего-то… А для продолжения перейдите по ссылке. Теперь смеются уже вместе. Чонгуку этого не хватало. Его частенько посещают мысли, что из друзей рядом не осталось никого, только в телефоне. Среди преподавательского состава были те, кто имели с ним приятельскую связь, но сам Чон немного сторонился ее, потому что это в первую очередь люди, которые преподавали и у него, относиться к ним, как к себе равным, он считает как минимум неуважительным. А водить дружбу со старшеклассниками как-то тоже не очень. Для них он себя считает старым и отставшим от трендов дедом. И как щенок, дождавшийся приходя хозяина, он радуется каждый год приезду друзей, виляя невидимым хвостом и мысленно громко дыша, с высунутым из раскрытого рта языком. Картина на миллион. — Начнем завтра, как обычно? — спрашивает Хосок уже в столовой, отпивая ароматный кофе и закусывая печеньем из пиалы, поставленной посередине. Как же он скучал по этому вкусу и атмосфере школы. ВУЗ — это, конечно, хорошо, но не сравнится с местом, где ты обрел настоящих друзей, с которыми пережил едва ли не конец света. Ученики как раз хлынули шумной волной после звонка, а Даын, у которой на внеурочке был класс Чонгука сейчас, вела детей для перекуса, чтобы отправить позже на другую секцию, где они могли бы поиграть на свежем воздухе. Чонгук не успевает ответить, лишь набрав в грудь воздуха для этого, как ему издалека, со входа в столовую, дружным хором кричат дети примерно одного возраста. — Приятного аппетита, учитель Чон! — сработано не без наставлений Даын, с улыбкой машущей парням ладонью. — Спасибо, — отзывается Чонгук улыбчиво. — И вам! — он обожает своих детей, а они в свою очередь — его. — Нравится новая должность? — подперев щеку кулаком, смотрит Хосок на шумящих детей, которых Мин пытается усадить, чтобы всем досталось по порции. — Не жалуюсь, — витиевато отвечает Чон, отправляя в рот печенье. — Хейя рассказывала, как они недавно дружненько двинули в лес, когда белку увидели, — гаденько ухмыляется аэромант и смеется, когда видит, как от воспоминаний о том дне глаза Чонгука в возмущении лезут на лоб. — Так что можешь не отвечать. — Не могу никак иначе описать тот день, как «пиздец», — говорит так, чтобы слышно было только им, и начавшийся гомон ему в этом помогал. — Я думал поседею тогда, честное слово. А мне всего двадцать один. — Приятного аппетита, учитель Чон, — заигрывающе улыбаясь, говорит проходящая мимо старшеклассница. — Спасибо, — машинально отвечает Чонгук, не обращая на нее внимания, зато обращает его Хосок, немного выгнувшись в сторону с оценивающе опущенной челюстью. — Но дети — чудо, когда не творят всякую дичь, — оттаивает пиромант. — Ты чего? — замечая замершего со сканирующим взглядом друга, спрашивает Чон, и оборачивается назад, чтобы понять, куда тот так упорно смотрит. — Ты либо в глаза долбишься, либо просто тупой, раз не видишь, что к тебе в открытую подкатывают, — щурится Хосок, опираясь сложенными руками в стол, чтобы нагнуться к магу ближе. — Только шашней со старшеклассницами для сладкой жизни мне не хватало, — вздыхает, возведя глаза к потолку, Чонгук. — Да ты бы видел, как она на тебя смотрела! — Хосок, — попускает друга Чонгук спокойным, но твердым взглядом. — Я не ищу отношений, тем более интриг, тем более с ученицами. — Чимин бы в тебя плюнул, — качает головой Хосок, но отчасти даже понимает пироманта. Ни для кого не было секретом, что сердце его все еще находится в чужой власти, собранное по кусочкам и запертое в шкатулке внутри на тысячи замков, ключи к которым есть лишь у одного человека. Потому он и не ищет отношений, тем более интриг, тем более с ученицами. Потому что не просто не хочет, а считает это изменой. Да и не требуется как-то. Столько лет рукой обходился, а тут что, помрет от недостатка секса? Неа. Может, когда-нибудь созреет для одноразовой связи, может, даже влюбится снова, никто не знает, а до тех пор он придерживается своей позиции и против нее идти не собирается. — Кстати, говоря о Чимине, — кружка Хосока с громким стуком, означающим ее опустение, опускается на лакированный стол. — Ты знаешь, что они с Юнги решили расписаться? — Чонгук аж чаем своим давится, вылупив перед собой глаза, начинает сильно кашлять, а старший как и не замечает, только кивая. — Ага, вот и у меня такая реакция была. Нет, ладно, я бы еще понял, если бы Хейя с Сокджином, но они. Но Юнги! — выделяет шокировано. — Куда он лезет?! Эта фурия сожрет его и не подавится! — А им… не рано? — с горем пополам приведя себя в норму, спрашивает Чонгук. — Три года, — задумчиво говорит друг и замолкает, чтобы поразмыслить. — Хер его знает, — ведет плечом и нервно встряхивает головой, — это их дело, но неожиданно, конечно, тут ничего не скажешь. — Чон Хосок! — раздается грозный крик, а вмиг побледневший Чон судорожно осматривается в поисках укрытия, потому что этот голос он не спутает ни с одним другим. Грымза. Чонгук на это смеется, особенно, когда старший выдыхает, вспомнив, что он больше здесь не учится, а женщина подходит ближе, сверкая редкой, но меткой улыбкой. — Боже, — взвывает пострадавший, схватившись за сердце. — Вы меня так в гроб сведете. — Рано тебе еще, — хмыкает женщина. А Чонгук, следя за возникшим разговором между бывшими учеником и учителем, предается воспоминаниям давним.***
Ближе к вечеру, когда солнце уже медленно стало клониться к горизонту, а Чонгук вспомнил, что ему нужно было заполнить и сдать журнал одного из классов, они с Хосоком переместились к нему в кабинет, чтобы продолжить беседу в процессе заполнения уже там. Ничто не предвещало беды, как говорится. Пока в возникшей тишине не стали слышны подозрительно смелые бранные слова за дверью, заставившие Чона, который учитель, возмущенно нахмуриться и повернуть по направлению звука голову вместе с другом. — Они че, охренели? — возмущается уже вслух. — А че у них щас, внеурочка? — интересуется. — Она должна была закончиться еще час назад, куда Пак сонбенним смотрит? — Пак сонбенним, — повторяет с сарказмом в голосе Чон. — А говоришь, друзей среди коллег не нашел. — Пойду разгоню, а потом еще и нажалуюсь ему, — грозится Чонгук, а аэромант смеется. — Да ты дьявол в учительском обличии. Гроза матерящихся старшеклассников! Не успевает Чонгук и с места встать, как дверь в кабинет открывается, а в сторону коридора все еще орут надрывно и со вкусом, придерживая ручку двери: — Я тебе язык в жопу щас заткну, сосунок! А ебаться в комнате надо, а не в открытом, блять, кабинете! Пак Чимин собственной персоной. А сзади — тихо наблюдающий и ждущий окончания тирании гидроманта Мин Юнги, подталкивающий его наконец войти в кабинет. — Ебаный стыд, — выражается Хосок, подпирая щеку ладонью и во все глаза смотрит на вошедших. Чимин меняется за секунду, из грозного борца за порядок превращаясь в существо, походящее на Хейю. Что-то крякнув с ехидной улыбкой, мол, насолил молокососам и доволен, он почти на носочках заходит в кабинет с нежно персиковыми стенами, где буквально все кричит о том, что это класс начальной школы, в котором учатся маленькие, милые дети. — Всегда хотел так сделать, — признается он, едва не как злой гений потирая ладони. — Нихуя тебе хоромы доверили, — оценивает габариты кабинета, помня, что у них он был явно поменьше, а потом тихонько умилительно пищит, заметив на стене с «воспоминаниями класса» фотографии, где Чонгук стоит в окружении детей, вдвое меньших его. –Какая милота, ёбстудей, — и по-хозяйски вытаскивает одну фотографию, чтобы приблизить к лицу и рассмотреть лучше, усмехнуться снова и протянуть Юнги. — Смотри: Гулливер с стране лилипутов. — Юнги, как ты его терпишь? — качает головой Хосок, чем привлекает внимание Пака, тут же притянув к себе его сощуренный уничтожающий взгляд. — Я не забыл старые обиды, — говорит гидромант, чем сильней вызывает желание заржать. — Помни об этом, когда будешь сегодня засыпать. Юнги приветствует магов, поочередно обнимая каждого, а когда отстраняется от Хосока, тот с жалостью смотрит на серебристое кольцо на безымянном пальце того и сочувствующе говорит, хлопая по плечу: «Крепись, брат». — Чонгук, ты в курсе, что у тебя под носом, буквально в десяти метрах и два слоя стены, ебались старшаки? — показывая большим пальцем себе за спину, говорит Чимин, прежде чем подойти и обнять пироманта. — А то ж ты не ебался, перед тем как зайти! — вопит Хосок, а младший на всякий случай смотрит, закрыта ли дверь, а то получится довольно неловкая ситуация, если их нескромную беседу услышит кто-то из учеников или куда хуже — из преподавателей. — Вон, растрепанный какой. — Кстати, мы когда заходили, — привлекает внимание Юнги, предотвращая возможную перепалку гидроманта с Чоном, и уходя от щепетильной темы, потому что тот, падла проницательная, прав. Кхм… Путь в автобусе с встроенным туалетом был интересным. — К школе подъезжал серебристый хендай. — А мы когда заходили, — привлекает внимание новый недовольный голос, женский, как только дверь открывается, — кое-кто так упорно жрал чей-то рот, а потом орал на бедных детей, что нас не услышал. А вот и Хейя с Сокджином. — Нихуя-я-я, — тянет удивленно Пак, разворачиваясь корпусом к девушке, оценивая ее новый образ и не обращая внимания на камень, брошенный в его огород. Ли успела отрастить волосы, оставив длину доходящую до локтей и сходила на кератиновое выпрямление, теперь ее волосы не закручиваются игривыми завитушками, а смирно лежат, переливаясь в искусственном свете. — Чонгук-а! — тянет Ли и бежит к пироманту, уже готовому ее ловить в объятия. …За обменом любезностями они не заметили, как за окном уже медленно опускалась ночь, а кто-то, кто пришел с пакетом, который Чон не сразу узрел, начал доставать из него бутылки с алкоголем. Из столовой принесли кружки, которыми заменили фужеры, сдвинули пару парт и разговор пошел куда бодрей. В школе никого кроме них не осталось, Даын в крайнем случае предупреждена, чтобы в это крыло никого не пускать, поскольку остается допоздна, поэтому Чонгук не переживает, что кто-то может застать их за распитием спиртного. — А я и говорю, — возбужденно рассказывает Чимин, — милочка, ты не знаешь, сколько видела моя жопа, чтобы от такого ахуя увеличиться. Это тебе не спортзалы и протеины, а регулярный се… — Выпьем! — поднимает кружку Юнги, обрывая речь жениха, и все, смеясь, поддерживают его. — Вы как пришли к тому, что решили расписаться? — не может взять в толк Сокджин. — Во-первых, у нас нельзя, во-вторых, кто был инициатором? — Инициатор он, организатор я, — говорит Чимин, поочередно указывая на Мина, потом на себя. — Решили и решили, че трепаться? — закусывает маг. — Вы лучше скажите, когда сами планируете, — собирая с губ остатки алкоголя языком, интересуется Мин у всех. — А то часики тикают, так и до старости не далеко. — Блять, не говори это так. Я из-за тебя в двадцать один чувствую себя стариком, — возмущается Хосок и к месту вспоминает сегодняшний инцидент в столовой и соответственно рассказывает в жалобной манере. — Не, ну не дурак? — Не помню, чтобы на Гука раньше девушки прямо толпами вешались, — задумчиво тянет захмелевший Чимин. — Обычно роль самого ахуенного и сексуального холостяка доставалась мне. — А чего так скромно? — хмыкает Хейя, уже под градусом пару раз попытавшись спровоцировать с гидромантом конфликт. — Наваливай еще! От скромности точно не помрешь. — Этому столику на сегодня хватит, — подмечает Сокджин. — А фамилию чью оставите? — вновь обращаясь к Паку с Мином. — Фиолетово абсолютно, — пожимает плечами Чимин. — Важна не фамилия, а сама суть того, что мы будем — ахуеть не встать — замужем! — Учитель Чон?.. — скромно, даже пугливо доносится со стороны, а у Чонгука, кажется, холодеет все внутри. О нет… — Наби, ты что здесь делаешь так поздно? — обеспокоенно встает Чонгук, жестом показывая, чтобы маги прикрыли собой их поляну и спрятали пьяную вусмерть Хейю, чтобы она, не дай бог, не полезла с телячьими нежностями к ребенку в пьяном угаре. — Поспи, Пудель, — говорит тихо Чимин и одним четким движением по затылку вырубает девушку, заставляя ее тело опасть и быть пойманным — откровенно ахуевшим от сего действия — Сокджином, и вынуждая Хосока с Юнги прыснуть тихонько. Чонгук надеется, очень надеется, что от него не сильно несет алкоголем, когда меняет их местами, развернув девочку спиной к друзьям, а сам присаживается на корточки перед ней, взяв маленькие ладошки в свои. Наби, стоя в теплой куртке и легкой шапочке, осматривает мага с покрасневшими от повышения градуса в теле щеками и мнется смущенно, понимая, что зашла, когда не надо, и явно стала свидетелем чего-то запрещенного. — Разве учитель Мин не сказала, что сюда пока нельзя заходить? — спрашивает без нажима Чонгук, заглядывая в опущенное детское личико. — Я использовала магию, и она меня не увидела. — Ты полезла через окно? — хмурится Чонгук, складывая два и два. Девочка геомант и единственный способ, как она могла попасть сюда и быть незамеченной женщиной, — только через окно уже в этом крыле. Наби еще больше сжимается, приклеивая подбородок к куртке. — Но зачем? Что-то случилось? — расслабляет мышцы лица Чонгук, поднимая брови. Девочка, немного постояв, поднимает налившиеся вдруг слезами небесные глаза на Чона. — Мне… просто стало страшно. Чонгук теряется от вида детских слез, но тут же берет себя в руки, чтобы попытаться успокоить, заверить, что все нормально, и спросить, что натолкнуло ее на пугающие мысли. — Лес, — говорит почти шепотом девочка. — Там кто-то есть. Сказать, что Чонгука это пугает, значит промолчать. Ладно, если бы это сказал кто-то другой из детей или учеников постарше, но это ему говорит девочка-геомант, которая чувствует каждый шорох, который происходит, когда она находится вблизи леса. Он невольно напрягается, решает позвать Сокджина и выйти в коридор, потому что боится, что в воздухе витает запах перегара, плюс слишком душно. В коридоре явно прохладней. — Привет, — улыбается девочке Сокджин. — Здравствуйте, — кланяются ему в девяносто градусов почтительно. — Наби, — обращается к девочке Чон. — Расскажи дяде Сокджину, что именно ты чувствуешь. Он — как ты, он скажет, в чем дело. — Если речь пойдет о какой-то непонятно энергии, которую я почувствовал еще на подъезде к школе, то я собирался поднять эту тему утром, — не дает сказать Сокджин и начинает сам. — Лес умеет говорить, учитель Чон, — говорит Наби со знающим видом и сильней сжимает его ладони. — Он говорит, что там кто-то есть. Он боится, и из-за этого боюсь я. — Все хорошо, Наби, — присаживается, поравнявшись с пиромантом Ким, и успокаивающе улыбается, проводя ладонью по ручке, обтянутой шелестящей курткой. — Тебе нечего бояться, пока ты в школе, а тревоги леса могут быть напрасны. Может, гроза собирается, а, может, где-то далеко-далеко стая животных объявилась, вернувшись на родные земли. А вот этого Чонгуку хотелось бы меньше всего, учитывая любовь его детей искать приключения именно в лесу. — Давай договоримся, что ты не будешь уходить в лес, но если что-то будешь чувствовать, то сразу скажешь учителю Чону? — Сокджин поднимает ладонь с оттопыренным мизинцем для заключения обещания. — Идет? — Идет, — кивает девочка и вынимает одну из ладошек, чтобы сплести свой маленький пальчик с пальцем Кима. — Любишь апельсиновый сок? — в ответ геомант получает двойной кивок. — Секунду. Он удаляется, чтобы угостить девочку, а Чонгук, пользуясь тем, что остался с Наби один на один, тихонько зовет ее, привлекая внимание. — Почему, когда тебе стало страшно, ты пошла не к директрисе или учителю Мин, а ко мне? — шепотом, трепетным. А сердце теплом наполняется, когда девочка отвечает: — Потому что Вы можете меня защитить. Дети всегда идут к тем, от кого чувствуют тепло и чувство защищенности, как правило, такое испытывают к родителям. У Наби их не было, но был классный руководитель, души не чающий в ней. Она знает, что может к нему в случае чего обратиться, и от этого у Чонгука приятно на душе становится. Тут и Сокджин с соком объявляется, задержавшись на минуту, и протягивает вместе с несколькими шоколадными конфетами кружку, которую девочка благодарно принимает. — Хочешь, с нами посидишь? — предлагает он, и тут же видит плохо скрываемую панику в глазах Чонгука, но старается телепатически передать ему, что все схвачено, и не нужно ни из-за чего переживать. — Если учитель Чон, конечно, не против. Девочка молчит, не зная, что и делать в такой ситуации, и покорно ждет вердикта Чонгука, смотря вместе с Кимом на него в ожидании. — Ребята не высказали претензий, — добавляет Ким. — Это я так, к слову. — Хорошо, — говорит Чонгук, поднимаясь. — Но только ненадолго. Время уже позднее, — и помогает ученице разделаться с одеждой, после чего отмечает, что под курткой у нее была розовая кофточка с длинным рукавом и такие же штанишки — костюм, похожий на пижаму. Разумеется, время начало десятого, конечно, она уже готовилась ко сну, контролируемая, как и все дети в корпусе, вожатой. Вернувшись в кабинет, Чонгук с трудом сдерживается, чтобы не присвистнуть. На столе ни следа от алкоголя, только закуски, фруктовая и соленая нарезки, конфеты, сок, внезапно пропавшие с радаров Хейя и Хосок, и говоряще раскрытое нараспашку окно. — Привет, Наби, — улыбается лучезарно Чимин, фильтруя отныне речь при ребенке, и машет ладонью приветливо. — Меня зовут Чимин, но ты можешь звать меня оппа. Девочка, застыв от вида Пака, представшего перед ней как прекрасное создание, сошедшее со страниц сказок, стеснительно поджимает пухлые губки и рдеет пухлыми щеками тут же, вызывая приглушенный смех гидроманта. — А это Юнги, он для тебя тоже оппа, — дополняет он, кивая на Мина, подозрительно молча смотрящего на новую гостью их скромного застолья. — Здравствуйте, — скромно говорит Наби и машинально тянется ближе к Чонгуку, ища в нем поддержку. — Не бойся, мы не кусаемся, — смеется Пак, — мы только конфетами угощаем и фокусы показываем, — подмигивает заговорщически и видит, что фраза о фокусах девочку заинтересовывает. — Хочешь, покажу? — шепотом, а та кивает несмело. Чонгук ее прямо не узнает. Вечно активная и юркая, она сейчас боязливо едва не прячется за него и лишь слегка голову вытягивает, чтобы проследить за странными махинациями рук гидроманта. — Абракадабра, — говорит торжественно Чимин и направляет руки по направлению к окну, ровно туда, где через секунду из воздуха появляется Хосок. — Тада-а-а. — Здравствуй, Наби, — подмигивает девочке Чон. — Здравствуйте, Хосок-и оппа, — улыбается девочка и машет приветливо магу, которого видела уже сегодня. — Не понял… — растерянно бормочет Чимин, смотря, то на друга, то на юную магессу. — Вы что, знакомы? — разочарованно опускает плечи, поднимая невинно брови, и выглядит при этом так мило, что Хосок невольно думает, что ошибся кабинетом и влетел не в тот. — А я хотел фокус показать с появлением. — Эх ты, фокусник, — хлопает Пака по плечу Сокджин и садится на стул, тут же закидывая ногу на ногу, а сам мимоходом принимает под столом мятную конфету от Юнги, чтобы прогнать алкогольный смрад чуть-чуть, и передает такую же Чонгуку. …Уже когда посиделки спустя два часа заканчиваются, а Наби уснула на руках Чонгука, лавочку решают сворачивать до конца, и направляются в корпус детей и учителей, где по просьбе Чонгука друзьям подготовили комнаты для ночевки, благо свободных было достаточно. Наби мирно посапывала в объятиях несущего ее пироманта, подхватившего ее под попой, заставив обнять себя руками и ногами, пока маги неспешно шли по коридору. — Куда вы Хейю дели? — интересуется тихо Чонгук, не имея желания тревожить ни девочку на руках, ни других спящих магов на детском этаже — сначала нужно уложить магессу. — Когда Сокджин предложил позвать Наби к нам, Хосок сразу решил, что лучшим решением будет вынести ее оттуда и уложить спать, — говорит Юнги, идя рядом. Сокджин, Чимин и старший Чон сразу отправились на этаж выше в свои комнаты, разойдясь с ним и Чонгуком на лестнице. — Мы с Чимином убрали со стола и оставили окно на проветривание до прихода Хо, как ты знаешь. — В спецназе вам бы цены не было, — хмыкает Чон, дернув головой. — Ты как сам, вообще? — спрашивает вдруг Мин, повернув голову к нему. — Как и всегда, — с незаметным вздохом сказано. — Знаешь же, что для меня значит этот день, так зачем спрашиваешь? — Потому что ты стал выглядеть счастливей по сравнению с прошлым годом, — отвечает маг, смотрит на девочку, мирно посапывающую в руках друга, и кивает на нее подбородком. — Она делает тебя счастливей. Чонгук только улыбается, опуская взгляд, полный накопленной нежности, которую некому больше было дарить, на Наби, с трудом сдерживаясь, чтобы не коснуться расслабленного лба губами. — Хейя присылала видео, где ты играешь с детьми и особенно с ней. Тебе идет улыбка, с которой ты на нее смотришь. — При виде нее улыбка сама на лицо лезет. Открой эту дверь, — останавливаясь, говорит Чонгук, и ему открывают, пропуская в комнату, где предсказуемо расстелена кровать с героями диснеевских мультфильмов на постели. Уложив Наби и накрыв ее одеялом, Чонгук еще сидит несколько секунд перед кроватью, смотря на мило надутые во сне губки и расслабленное детское личико в целом. Разойдясь с Мином уже на втором этаже, пиромант оказывается в своей комнате, не чувствуя уже легкого опьянения, выветренного еще в кабинете, на его место приходит чувство, испытываемое им раз в год. Оставшись один на один с самим собой, он погружается в состояние ожидания дня, в который решилась судьба, изменившая его жизнь за какие-то минуты. Когда на часах стрелка останавливается на отметке в двенадцать часов, Чонгук не сдерживает вздоха, усаживаясь на кровать и смотря на кольцо. В желтоватом свете зажженных свечей, — которые стали обыденным атрибутом его комнаты, — оно поблескивает неярко, напоминая о том, что произошедшее три года назад, к сожалению, реально. Мир, в котором он беззаботен и счастлив с Наби, медленно рассеивается утренним туманом, возвращая на землю, где он — соулмейт, оставшийся один на один с жестокой судьбой. Опомнившись, он достает сложенный рисунок девочки, чтобы кнопками закрепить на стене над кроватью, там, где висят фотографии. Как только последняя закрепляет четвертый уголок детской поделки, в дверь несколько раз стучат. Чон недоуменно смотрит на дверь, будто вместо нее перед ним что-то необъяснимо необычное, прежде чем слезть с кровати, подойти к двери и открыть неожиданному гостю дверь. Гостье. Перед ним стояла женщина неизвестной наружности, с серьезным лицом и выкрашенными в каштановый волосами. Не высокая и не низкая, ниже Чона примерно на полголовы, она смотрела на него прямо. — Здравствуйте, — неловко здоровается пиромант, не зная, как вести себя в случае, когда к тебе в полночь заявляется хрен пойми кто. Только сейчас, обмозговав эту информацию, он находит ее подозрительной, а подливает масла в огонь страх леса, потому что в нем кто-то был, а Чонгук помнит, к чему такие прогнозы обычно приводят. — Я могу Вам помочь? — Можешь, огненный маг, — говорит женщина ровным голосом, от которого передается чувство мудрости, как и от слов Шин Ван. — Уверена, ты давно ждал, что с неба свалится кто-то, кто сотворит невозможное с одной очень интересной вещью, которую ты всегда носишь при себе. Думаю, я могу тебе в этом помочь. Меня зовут Ким Вихен. Чонгук хватается за дверь, чтобы не упасть на месте. Перед ним бабушка Тэхена.***
На сон времени не нашлось. Маги, сонные, разморенные после алкоголя и его остаточных паров, собрались в комнате пироманта, лицезрея новую, незнакомую им женщину. Чонгук, последовав примеру друзей и понаблюдав за ней немного, начинает замечать сходства с Тэхеном. Незначительные, но они заметны, когда долго думаешь об этом. У них схожей формы нос и если долго-долго всматриваться в глаза, то увидишь общие черты и в них. Но Чонгук не самоубийца, смотреть долго в глаза — на минуточку — ведьмы, несколько страшно, а ему его конечности еще нужны. Хотя, она же сказала, что он ей нужен, так что, вроде как, и переживать не надо. По щелчку пальцев Ким привела всех в бодрый вид, а Хейе, вдруг позеленевшей, дала какой-то пахучий отвар, который сделал и из нее человека. Магия ведьм, оказывается, и такое может. Чонгук, смотря на нее, не может поверить, что правда не спит, свалившись от усталости на кровать перед важным днем, а стоит в своей комнате, вдыхая ненавязчивый запах ароматизированных свечей, и смотрит на точно такие же ничего не понимающие взгляды друзей, устремленные на ведьму, но ни в коем случае не встречаясь с ней глазами. И она их тоже рассматривает. Только не как они — пугливо, а изучающе, медленно скользя карими глазами по замершим, будто замерзшим, фигурам магов, долго, ища в них что-то нужное лично ей. Она привлекает к себе взгляды и как за цепь держит, не позволяя отвлечься на крик совы за окном или тихий скрип кровати под ерзающим Сокджином. Ее почти не тронутый временем лик и каштановые волосы вынуждали жадно рассматривать, оценивать и удивляться красоте молодой. Подтянутое стройное тело и лицо практически без морщин могли бы стать отличной маскировкой, она бы без проблем сошла за их ровесницу, не знай они примерный возраст ведьмы. Хейя ежится, чувствуя давление от общего вида женщины: расслабленных опущенных плечей, отставленной в сторону ноги и сложенных на груди рук, а еще, пронизывающего холодного взгляда, от которого спрятаться хочется. — Демон, — проговорила она, смотря прямо на Юнги и чуть сощурившись. Кажется, в приглушенном свете ее глаза сверкнули на мгновение. — Демон? — спросили в один голос Чимин и Чонгук, не сумев сдержать удивления. — Темных магов у ведьм принято считать демонами, — объясняет Ким, мельком бросая взгляд на настенные часы, тоже перекочевавшие из комнаты Тэхена вместе с некоторыми вещами. — А светлые тогда получается… ангелы? — неуверенно тянет Чимин, тут же вздрагивая, когда вниманием удосуживают и его. Он чувствует себя под пронзительным взглядом некомфортно, хочется ерзать на месте от жгучего взгляда ледяных глаз. Эта женщина создает впечатление очень мудрой и строгой предводительницы какого-нибудь могущественного клана тех же ведьм, злить ее или донимать глупостями хочется меньше всего, но язык сам выворачивается. Вечная проблема гидроманта. — Можно и так сказать, — монотонно отвечает. Хейя, сидя до этого тише воды ниже травы, довольно выразительно смотрит на Чонгука, буквально прожигая его взглядом, чтобы тот наконец обратил на нее внимание. Что и происходит, когда пиромант чувствует на себе эту прогулку глаз по своему лицу. Ли, встретившись с его ничего не выражающим взглядом, отводит свои глаза в сторону ведьмы вместо кивка. Чонгук сначала не понимает ее, вопросительно изгибая брови, но когда Хейя уже более настойчиво указывает в сторону ведьмы, он выдыхает устало через нос. Вихен — бабушка (все еще не укладывается в голове, мозг просто отказывается воспринимать эту информацию за действительность) Тэхена, его соулмейта, его парня, и кому, как не ему, с ней контактировать, чтобы выяснить парочку щекочущих интерес вещей. Во-первых, почему она жива. Ну, задать вопрос конкретно с такой расстановкой будет грубо, однако ее долгое время считали пропавшей без вести, сам Тэхен тоже так считал, ни весточки не получая от нее, поэтому узнать это хотелось бы в первую очередь. Во-вторых, какова цель ее приезда. Откуда она узнала о школе, как сюда пришла и зачем. — Госпожа Ким, — прочистив горло кратким откашливанием, позвал ее Чонгук, а хитрые глаза переметнулись на него со слабым поворотом головы. Это почти сбивает с ног, ведьма действительно внушает собой силу и опасность, но надо собраться. — Вы сказали, что можете что-то сделать и для этого понадобимся мы. Мы здесь, так в чем дело? Вихен легким движением руки в воздухе притягивает к себе одну из книг, стоящих на полке, одну из своих книг, корешки и энергию которых она узнала сразу, и неспешно начинает листать ее пожелтевшие страницы. Чонгук, мельком глянув на них, понимает, что ничего не понимает, потому что текст в ней неизвестного ему языка, должно быть, ведьминского. — Я собираюсь вернуть своего внука, — не отвлекаясь, говорит ведьма. — Слишком долго он был в заточении кольца, которое ты носишь на пальце, — на секунду отведя взгляд на фиолетовую побрякушку. У Чонгука слова теряются в голове, а когда находятся, закручиваются в страшный водоворот, формируя тысячу и одну мысль, требующую своей озвучки. Но на деле он стоит нем как рыба и хлопает губами так же нелепо, смотря с кричащим в глазах вопросом «не послышалось ли ему» на друзей, но у тех в глазах светится точно такой же. — Вернуть? — переспрашивает тупо Чон, а потом его отбрасывает на долгие три года назад, когда его приговором стала фраза Шин Ван о том, что только кровный родственник сможет освободить Тэхена из кольца. — Для этого мне понадобитесь все вы, — шелест перелистываемых страниц прекращается, а Ким бегло оглядывает магов, обращаясь к ним. — Не думаю, что вы станете отказываться, иначе я бы сюда не пришла, — а прибегла бы к тому, что уже как-то раз использовала. Черная магия, за которую она потом поплатилась, наслав на Тэхена проклятье четырех стихий. — Как мы можем помочь? — подает голос Хосок, чувствуя подскочивший пульс в висках. — От вас требуется только ваша сила, — развернув к ним книгу, она показала на небольшой рисунок, на котором четыре камня разных цветов сливают свои энергии в центр, где видно силуэт человека. — И полная отдача процессу. — Пробных попыток не будет, да? — Пак Чимин, тебе стоит отрезать язык за шутки в серьезных ситуациях. — Нет. Все должно случиться сегодня же, — проверив время на часах, добавляет: — Через четыре часа. — Ритуал требует каких-то особых обстоятельств? — спрашивает из интереса Сокджин. — Нужны лучи рассветного солнца, — закрывая книгу и задвигая ее между двумя другими в небольшом шкафу, говорит Вихен. — Именно в его лучах заключены свет, надежда, прощение, молодость и воскрешение. Это уход вчерашнего дня с его проблемами и трудностями, и начало сегодняшней, новой жизни. Рассвет ознаменует чистоту, начало. Рассвет в нужную дату — имеет силу, которой не будет ни в один другой. И поверьте, эта магия куда сильнее той, что вы когда-либо встречали на своем пути. — Тэхен погиб на рассвете, — шепчет совсем незаметно Хейя Хосоку. — Если это так, — Ли замирает, чувствуя неприятную дрожь по телу оттого, что ее услышала женщина, — то печать, которую он на себя наложил, будет снять еще сложнее, чем могло бы быть до. В магии ведьм есть свои грани и тонкости, о которых он и вы не знаете, и одна из них — это время, в которое произносится заклинание. Если утром, днем или ночью, то она мало чем будет отличаться от обычной, но если это будет на закате, на рассвете или в полночь, то ее сила увеличится. Будем надеяться, что печать снимется без лишних проблем. Ах, да, — вспоминает ведьма, нахмурившись в моменте и притянув задумчиво к лицу руку с оттопыренным указательным пальцем, тут же легшим на подбородок. — Нам нужно будет покрывало или одеяло, а лучше два сразу, и место, где концентрата магии было больше всего. — То поле, — говорит Чонгук, обращаясь к друзьям с больше вопросительной интонацией, будто требующей одобрения. — До него далеко идти? — сразу улавливает нужное для себя. — Вы, может, хотите передохнуть с дороги? — услужливо интересуется Юнги, до этого молчавший. — Поспать пару часов перед тем, как мы пойдем? — На сон, к сожалению, пока нет времени, — вздыхает Вихен. — Мне нужно подготовиться к ритуалу, а вот вы можете вздремнуть часок, для него понадобится много сил. С этими словами ведьма покидает комнату. Куда она пошла, что будет делать, никто не знает и даже предположить не может. Однако ее уход оставил после себя пищащую в ушах тишину и ворох недосказанности.***
К назначенному времени все, включая ведьму Ким, собираются у входа в школу и выдвигаются в лес. Чонгук идет подле женщины, ведя в место, в котором бывал уже, наверное, чаще, чем у себя в комнате, а друзья наблюдались где-то позади. В руках у него, как и было велено, два пледа, на пальце неизменно кольцо, которое и есть самый важный элемент, разумеется, и множество вопросов в голове. Что ж, видимо, члены семейства Ким у него всегда будут вызывать все новые эмоции, загадочность и хитрость у них, кажется, в крови. Идти в тишине, где колебание воздуха нарушает только тихий шелест травы, опавших листьев да сухих иголок смущает. Неловкость становится осязаемой и утяжеляет одежду, вынуждая идти медленней. Стараясь отбросить это наваждение, Хейя догоняет Сокджина и сразу находит его пальцы, чтобы переплести со своими. Волнуется. — Вот вы бы сказали, что она бабушка Тэхена? — шепотом говорит Чимин, идя ближе к остальным, нежели к Чону и Ким. — Ты когда уже захлопнешься? — раздраженно шипит на него Хосок. — Блять, годы идут, а твой язык все еще никто не отрезал! — Юнги не позволит им это сделать, ты не знаешь, что этот язык вытворяет, когда надо. — Фу, — кривится Хейя, отвернув голову. — Честно, — говорит Сокджин, привлекая внимание друзей и отвечая на вопрос гидроманта, — никогда не подумал бы. — И почему она пришла только сейчас, когда могла прийти раньше и спасти Тэхена или вообще предотвратить его гибель? — задумчиво говорит Чимин. — Думаю, у нее на то есть свои причины, — встает на защиту Ким Хейя. — Кем бы она ни была, она не только бабушка, но и ведьма, а жизнь у них далеко не солнечные поля с единорогами. Так что винить ее в том, что она бросила Тэхена, мы не можем. В конце концов, сейчас она здесь и спасет его. — Уж чем, а воскрешением усопших я еще не занимался, — подает голос Юнги. Спустя недолгое молчание первой заговаривает уже Ли. — Я себя чувствую ущербно рядом с ней, — склонившись чуть в сторону к Сокджину, но не сводя с прямой спины, где волосы уложены аккуратно, взгляда. — Я в свои двадцать один не выгляжу, как она в свои… — и даже прикинуть не может в уме, боясь дать слишком мало. — Семьдесят два, — помогает ей ведьма. Хейя, кажется, выпадает в осадок, а остальные шокировано распахивают глаза. — Не хотела подслушивать, но так уж получилось, что заклятье слуха, которое я использовала, когда искала школу, все еще имеет остаточное действие. Прошу прощения, — и в качестве извинений считает долгом немного прояснить ситуацию. — Ведьмы существа необычные. Они как долголетние растения живут долго и цветут красиво, пока их кто-нибудь не сорвет. — Вы хотите сказать, что Вы?.. — тянет Хосок, со вскинутой бровью. — Нет, не бессмертна. Как и другие ведьмы. Наш век немногим длинней, чем ваш или человеческий, но отличает нас только то, что внешне мы не склонны к старению. Это не делает нас неуязвимыми, мы все так же смертны и подвластны болезням. Не делайте из ведьм вечных всадников апокалипсиса, которые переживут возведение нового мира и конец света. — Госпожа Ким, — пользуясь моментом, пока ведьма разговорчива и тишина не успела плотно осесть вокруг, Чонгук решает расспросить ее подробней о ритуале. — Что из себя будет представлять ритуал? — Тэхен задействовал внутреннюю энергию, полностью исчерпал ее, и, чтобы его вернуть, нужно восполнить утраченное, — отвечает Вихен, и в ее голосе неожиданно прослеживается сожаление, которое увидеть может лишь тот, кто подобное уже испытывал. Взгляд ее все еще непроницаем, однако устремлен уже не куда-то вдаль, а себе под ноги, это длится ничтожные секунды, но позволяет проследить в поведении что-то похожее на момент, когда тебя начинает грызть совесть. — Я… могу задать вопрос? — Задавай, раз уж начал, — снова сталь звенит, а невидимые стрелы, пускаемые из темных глаз, направленны вперед. Чонгук неловко откашливается, силясь собраться с мыслями. — Я провел много времени за чтением информации о магах-стихийниках, когда пытался найти способ спасти Тэхена, но везде была только общая информация о них. И там сказано, что маг, у которого обнаружено несколько даров, был не магом, а человеком. Как так получилось, что Тэхен… — от упоминания так часто его имени у пироманта внутренности сжимаются. Он так давно не смаковал его вкус на языке, что сейчас остановиться не может. — Это все из-за меня, — говорит ведьма. — По моей вине Тэхен стал тем, кем ты его увидел, из-за меня он был вынужден скитаться по Корее в поисках временного безопасного места, — Ким делает небольшую паузу, собирая частички воспоминаний в голове, и начинает свой рассказ. — Я помню, как Исыль сказала мне, что у нее будет ребенок, — с не скрытой тоской говорит, — тогда все, верно, подумали, что я поехала головой, настолько странно и возбужденно себя вела. В дочери я всегда души не чаяла, любила ее бесконечно и была рада, когда у нее нашелся ухажер, который полюбил ее сложную натуру и бойкий характер, — уголок губ Ким дергается в улыбке от мыслей о дочери. — Не каждый решился бы на союз с ведьмой, у меня камень с души упал, когда я узнала, что он не имеет ничего против, — улыбка в голосе исчезает. — Но на деле человек, которого она полюбила, оказался таким же мерзким, как и другие. Когда он узнал о беременности, то начал требовать аборт, потому что не хотел ребенка от ведьмы, который мог родиться магом или нам, ведьмам, подобным. Вся его гнилая натура показалась во время беременности Исыль. Он на время затаился, а я стала с дочерью как никогда близка. Я и сама понимаю, что была слишком заботливой и дотошной, но такое знаменательное событие, как рождение внука или внучки, я не могла позволить испортить. Все было хорошо, беременность Исыль проходила более чем прекрасно, но когда подступали сроки родов, объявился Джунсу, с пеной у рта заявляющий, что изменился, готов принять этого ребенка и любить его. Как будто одолжение нам делал, — с презрением выходит. — И произошло то, чего я так боялась… Это был восьмой месяц. В попытке убить ребенка, он подобрал момент, когда Исыль была наиболее уязвима, и пырнул ее в живот. От слов, прозвучавших громче, чем раскат грома в грозу, вздрогнул, кажется, каждый метр леса, поледенев от ужаса. — Действовать пришлось быстро. Джунсу сразу же сбежал, а я не стала гнаться за ним, когда на моих руках умирающее тело дочери и внука. До ближайшей больницы из дома в лесу, где мы жили, надо было ехать не меньше трех часов, я знала, что мы не успеем, и если я попытаюсь спасти Исыль, то неизвестно, что было бы с Тэхеном, а потому решила прибегнуть к единственному, как тогда казалось, выходу. Черной магии. Нашим счастьем и на радость Джунсу Тэхен оказался человеком. Если бы он имел хотя бы каплю магической энергии в себе, она бы отталкивала инородную, и спасти его не удалось бы. Попросив помощи у природы, я воззвала к стихиям, чтобы дать ему жизнь, но не знала, что это найдет отпечаток в его жизни впоследствии. Пришлось вызывать досрочные роды: его удалось спасти, но Исыль умерла, не успев даже взять его на руки… — теперь тяжесть окутывает всех от опущенной головы, выражение лица на которой видно только Чонгуку. Там боль, так хорошо ему знакомая. Боль утраты. Но Ким берет себя в руки, возвращая наиболее невозмутимый вид. — Я сразу почувствовала, что в Тэхене есть магия, но не думала, что ее будет так много. Уповая на лучшее, верила, что он родился магом. Но когда стихии начали проявляться одна за одной, я поняла, что совершила самую огромную ошибку в жизни, подвергла внука опасности намного большей, чем его недалекий отец. А в день, когда на нас напали Пожиратели, я поняла, что пока они существуют, ему покоя не будет. Чонгук находит себя тогда, когда замечает, что перестал на мгновение дышать. Получается, Вихен все те годы, что Тэхен проводил один, искала способ, чтобы убить Пожирателей и обеспечить ему спокойную жизнь? — Я своими руками устроила ему ад на земле, позволив родиться, но ни о чем не жалею. Я не могла позволить ему умереть. Но за допущенную мной ошибку расплачивался только он. — Вы поступили правильно, — выдает вдруг смело Хейя, чувствуя в глазах предательскую влагу. — Я знаю, — но от этого легче не становится, продолжением звучит у ведьмы в голове. — Поскольку Тэхен был рожден благодаря четырем стихиям, его возвращение может случиться только пополнением его энергии ими же, поэтому я и попросила вас прийти. Вы все — представители одной из четырех стихий, вы станете донорами, а темный маг и соулмейт — моим якорем, через который я смогу оставаться в этом мире, пока буду вызволять Тэхена из кольца. — Госпожа Ким, — взывает пиромант, — есть ли вероятность того, что Тэхен вернется обычным человеком? — Совсем без магии не вернется, но какой-то из даров потерять может, я думаю, — задумчиво заключает ведьма. — Ничто не исключено. — Можно ли как-то сделать, чтобы вернулось что-то одно? — продолжает настаивать Чонгук, вспомнив чужие слова, сказанные когда-то давно о желании быть простым магом, с одним даром. Это могла бы быть отличная возможность обеспечить это. — Я могу приложить усилия и… — Мы не можем это проконтролировать, — осаждает его Вихен, метнув строгий взгляд, означающий нежелание слушать его многочисленные предложения. — Во время ритуала может случиться все, что угодно. Нам придется задействовать твоих друзей: рождению Тэхена положило основу четыре стихии, а не одна. Каким он вернется — одному Богу известно, но то, что это произойдет, я могу гарантировать. И вот они выходят на поле, где могущественно возвышается огромное дерево, а время близится к рассвету.Oblivion — Zayde Wølf x Neoni
— Это здесь, — говорит Чонгук. — Отлично, мы как раз вовремя, — отзывается Ким и поворачивается к магам. — Сейчас вы будете делать то, что я вам говорю и без всяких «я боюсь», «я не уверен» и так далее. Попытка у нас всего одна, если мы ее провалим, придется отсрочить возвращение Тэхена на год. И поверьте, снисходительна в таком случае я к вам не буду. Было видно, что Ким сделает этим утром все, чтобы спасти внука, против нее идти страшно, а потому все упомянутые мысли приходится отпустить и попытаться взрастить в себе уверенность и твердость. — Положи это пока в сторону, а кольцо сюда, — говорит пироманту за пледы и указывает пальцем место, куда положить кольцо. — Подойдите все сюда и возьмитесь за руки, — обращаясь уже ко всем, — вы двое, идете ко мне, — говоря Чонгуку и Юнги отдельно. Маги послушно берутся за руки, образуя круг, Хейя от волнения крепче сжимает ладони Хосока и Сокджина, а Чимин чувствует успокаивающее поглаживание большим пальцем от Юнги. Все волнуются ужасно. — По моей команде будете по очереди вливать свою энергию в кольцо и не останавливаться, пока я не скажу. До смерти этот обряд вас не доведет, но до истощения — возможно, — сразу предупреждает, слыша чей-то совсем тихий облегченный вздох. — Не стоит ничего бояться, — спокойно, как детей успокаивая, смотрит на магов, — это займет не больше десяти минут, — обернувшись в сторону места, где восходит солнце и видя его первые признаки, ведьма объявляет: — Пора. Откройте мне свой разум, — первый приказ, которому маги повинуются. Не чувствуя препятствий на ментальном уровне, глаза закрываются, а губы ведьмы начинают проговаривать медленно заклинание. Последовав ее примеру, маги концентрируются на ощущениях, освобождаясь от оков, скрывающих их истинную силу магии. В груди слабая пульсация от могущества стихий, которые окутывают тела магов изнутри, разливаясь по всему телу со слабым светом. В теле легкость от свободы чувствуется, приходит мнимое расслабление. Постепенно повторяющееся набатом заклинание начинает звучать громче, а неизвестная энергия показывается наружу, являя сносящую с ног магию ведьмы, заключающую всех в свой плен, через который она будет качать их силу, чтобы наполнить кольцо. В волосах путается становящийся с каждым сказанным словом сильней ветер, вызванный заклятьем. Приходится закрыть глаза, чтобы пыль не попала в них, и полагаться полностью только на слух и ощущения. — Сейчас, — твердо объявляет ведьма. — Воздух! Хейя едва сдерживает вскрик, когда из нее в прямом смысле начинают вытягивать, как за канат, энергию, но не сопротивляется этому порыву. Хосок шипит сквозь зубы, сжимая ладонь Ли в ответ. Их тела светятся бледно-голубой и бирюзовой аурами. Вся разлившаяся по телу энергия стягивается к центру так ощутимо, словно внутри конечностей вшиты нити, за которые вдруг решили медленно потянуть. Лица магов кривятся от неприятных ощущений, Чонгук старается не концентрировать на них внимание, чувствуя, как постепенно и его энергия стремится вдоль рук и ног, не задерживаясь в груди. — Земля! Сокджин открывает от неожиданности глаза, что светятся ярко-зеленым, заполнив собой не только зрачок и радужку, но и белок, старается удержаться на ногах, чтобы не свалиться в центр, туда, откуда тянут за невидимые нити. Он старается довериться ведьме, ведь та знает, что делает и не даст случиться непоправимому. Но меньше боли внутри от этого не становится. — Вода! Юнги и Сокджин держат Пака как можно крепче, и только сейчас Мин ощущает, насколько же тот сильный, когда выпускает яркий поток синего в центр, где собираются другие два, но ни звука не издает, непоколебимо удерживаясь на месте и стараясь изо всех сил отдать столько, сколько сможет. — Еще! — командует ведьма, хмуря брови. Маги, превозмогая свои возможности, отдают сколько могут, им говорят что они могут прыгнуть выше головы, стоит только этого захотеть, и происходит немыслимое. Маги буквально сливаются с собственными энергиями, выпустив ее за пределы тела. Вокруг Сокджина начали прорастать растения разных видов, от зеленеющей травы, до молоденьких деревьев. Хейя и Хосок вызвали куда еще сильный порыв ветра, чем был до этого, окруживший их своим прозрачным куполом. Чимин бесконтрольно распространял влагу по округе. Она появлялась отовсюду: из почвы, из ладоней, из глаз, петляла между телами в ногах, чтобы начать сливаться тонкими потоками в кольцо. Чонгук чувствует, что его почти сносит от выпущенной магии, и понимает, что должен будет постараться, чтобы старания других не были напрасны. Он не видит Юнги, но чувствует его мощную ауру рядом, как тень, маячащую за спиной, его почти заглушает энергия ведьмы, кричащей в воздух заклятье. — Огонь! Все происходит слишком неожиданно, но приводит в чувство стрельнувшая в груди боль, когда последний, четвертый поток энергии стремится к центру, а тело Чонгука почти воспламеняется от слияния с собственной стихией, поджигая засохшие листья и траву вокруг. Это затягивается на какое-то время, которое по ощущениям длилось целую вечность. До тех пор, пока Чонгук не стал чувствовать что-то странное, что явно не входило в планы ведьмы. Кольцо начало притягивать его. Внутри сразу блок выстраивается, не позволяющий инородной магии просочиться и забрать к себе, а Вихен что-то настойчиво говорит, тихо ругаясь под нос. Что-то явно идет не так, как задумано изначально. И понимает это Чон тогда, когда якорем, удерживающим в этом мире, становится не он, а ведьма, и вместе с Юнги ментально хватается за него, чтобы не упустить, а он, замерев со странным чувством обдавшей тело легкости, когда первые лучи солнца падают на кольцо, закрывает глаза. А когда открывает, оказывается в месте, из-за которого невольно тянет вздрогнуть всем телом. Абсолютная тьма, за исключением прозрачного куба, на который льется непонятный поток света сверху. Место из кошмара, в котором он был. Но только внутри он видит не себя, пытающегося отчаянно вырваться, а Тэхена, сидящего на полу, прижав к себе колени и положив на них голову. Сердце пропускает удар. Ким, почувствовав странное колебание энергии в воздухе и присутствие кого-то, кого здесь быть явно не должно, поднимает голову и крутит ею в поисках незваного гостя, а как находит, нижняя челюсть тут же падает вниз, а глаза распахиваются. — Тэхен, — с придыханием растворяется в звенящей тишине, в которой Чонгук постепенно сходит с места и бежит к стеклу. Тэхен, поняв, что ему не кажется, поднимается тотчас и прижимается ладонями туда, где чужие расположились с глухим стуком. Как жаль, что чертова «клетка» служит препятствием, и он не может к нему коснуться по-настоящему. — Что ты здесь делаешь? — только и выходит спросить чуть хриплым от долгого молчания голосом, судорожно бегая карамельными глазами по пироманту, явно изменившемуся с их последней встречи. — Я бы тоже хотел это знать, если честно, — нервно усмехается Чонгук, дернув верхней губой. — Мы пришли за тобой, Тэ, — с губ машинально срывается нежное обращение, от которого больно щемит в груди и разрыдаться тянет предательски, и не только ему. В глазах Тэхена, он видит, уже застыли блестящие слезы. — Мы?.. — Чонгук, мы не можем удерживать тебя вечно, — эхом звучит напряженный голос Юнги, в жизни у которого ладони дрожью от тяжести барьера идут. — Поторапливайтесь. — Вы должны одновременно ударить по стене, — голос, от которого Тэхен крупно вздрагивает, подняв голову в неизвестном направлении звука. — Быстрее! — Тэхен, — привлекает внимание Чон и ловит его ошарашенный взгляд на себе, — все объяснения потом, сейчас мы должны вытащить тебя. Заторможено Ким кивает и ведет по стене задумчиво. — Здесь где-то была брешь, — поясняет свои действия. — Стена там слабее, чем в других местах, ударишь в нее. — Ударим, Тэ, — исправляет Чонгук, ходя по периметру вместе с парнем. — У меня магии ноль, я все истратил после битвы с Пожирателем на заклинание, — резко говорит Тэхен, пытаясь судорожно соображать, что делать, потому что, судя по всему, в плане по вызволению принцессы из замка тоже нашлась брешь, о которой никто не догадывался. — Ребята и я питаем сейчас кольцо энергией, у тебя есть магия, — настает на своем Чонгук, встречаясь твердым взглядом с соулмейтом, и чувствует, что тепло заполняет его тело даже сейчас, когда они оба на нервах и должны поскорей исправить проблему. Он так соскучился по нему, что сейчас ничего не может с собой поделать. — Здесь, — говорит Ким, остановившись. — Чувствую, — отвечает пиромант и прислоняет к стеклу ладони вместе с Тэхеном. — Готов? — Да, — кивает уверенно. Проходит не так много времени, прежде чем с громким хрустом идет первая трещина, потом еще одна и еще. «Клетка» рушится на глазах, внутри пульсация чужой энергии чувствуется, а когда стена между ними рассыпается на мелкие осколки, два тела сталкиваются тут же, прижавшись друг к другу. Чонгук открывает глаза, оказавшись снова на поляне, видит, как Чимин валится без сознания в руки Юнги, а Хосок, придерживая Хейю, опирается о дерево, возведенное Сокджином в процессе обряда, сам Ким тут же упал на землю, привалившись к стволу спиной. Пиромант, оставаясь, как и ведьма с Мином, в относительном порядке, опускает глаза. В центре распавшегося круга лежит обнаженная фигура парня вместо кольца. — Пледы, — командует Вихен, и Чонгук срывается за ними, почти падая к обездвиженному телу от приступа головокружения. Чон аккуратно приподнимает Тэхена, укутывает его сначала в один плед, потом в другой — на улице апрель, утро, еще немного морозит из-за поздних порывов минувшей зимы, что в этом году задержалась до начала второго весеннего месяца. Только пиромант собирается поднять его на руки, чтобы унести, как его останавливает ведьма. — Постой, ты не удержишь его сейчас, ты слишком слаб после… — Его надо перенести в школу, — стоит на своем Чонгук, чувствуя неожиданный прилив злости, и смотрит на ведьму прожигающим взглядом. — Ты свалишься без сил еще на половине пути, не будь глупцом. — Я хочу быть глупцом, — Чонгук чувствует острый укол дежавю. Одному Киму он уже говорил эти слова. Поэтому он берет того на руки, невзирая на чужие слова, расправляет крылья и уносит укутанное тело в сторону школы.