Братство "Совёнка"

Наступил пятый день. Какие новые заботы он принесёт? Почему я сказал «заботы»? Казалось бы, я больше отдыхаю на всём готовом и заботиться о хлебе насущном мне нет необходимости? Я здесь всего лишь пятый день, но уже не жалею о том, что согласился на съёмки. Мне повезло познакомиться со многими хорошими ребятами, и мне очень хочется получить в их лице хороших товарищей на долгие годы. Но дружба — это как огонь костра. Его надо постоянно поддерживать, а если ты отдалишься от друзей — постепенно и они от тебя отдалятся. Да и дружбу настоящую нужно выковывать долго. На то, чтобы стать верными товарищами, потребуется немало лет и усилий с каждой стороны. Вот поэтому я и говорю «заботы». Поддерживать огонь дружбы в душе — занятие очень трудное. Я проснулся очень рано. Видимо, мой мозг дал мне приказ: «Дал слово Виктории вчера — держи его». Взяв в одну руку умывальные принадлежности, а в другую — бутылку, в которую собрался наливать воду для поливки цветов, я отправился к умывальнику. Гигиенические процедуры прошли без происшествий. А когда я вернулся домой, я увидел, что Виктория стоит возле моего дома и ждёт меня. Когда мы поприветствовали друг друга, она спросила меня:  — Наш уговор остаётся в силе?  — А мы на линейку не опоздаем? — спросил я её в свою очередь.  — Бог с ней, с линейкой. Корону мне твой друг Вася передал ещё вчера, а больше там делать нечего — улыбнулась она.  — Логично. Тем более, что я ради этого сам проснулся спозаранок. — поддержал я подругу. — А я это ещё раньше тебя проснулась. И умыться уже успела — снова улыбнулась она, не сводя глаз с моих нагруженных рук.  — Тогда позволь мне полить цветы, и сразу же отправляемся — сказал я решительно. Примерно через пять минут растения на подоконнике получили свою живительную влагу, и нам с Викторией можно было отправляться в путь. Я уверенно шёл впереди. Солнце ещё не жарило, и можно было чувствовать себя уверенно и комфортно. Мы с моей спутницей шли, обдуваемые ласковым ветерком, к самому красивому месту окрестностей лагеря. Я очень сильно торопился. Конечно, можно было идти спокойно, но я чувствовал, что Виктории это путешествие нужнее не только, чем мне, но и нужнее, чем остальным моим здешним товарищам, и она очень волнуется, предвкушая встречу с чудесным озером. Я не должен был медлить. Не знаю, с чем сравнить это чувство. Возможно, оно было похоже на то, что испытывал горьковский Данко, освещавший людям дорогу своим сердцем, хотя нельзя сравнивать меня с ним. Во-первых, его окружало множество людей, а меня сопровождала одна Виктория. Во-вторых, он спасал людей из страшной беды — я же, наоборот, шёл к озеру для того, чтобы моя подруга насладилась его красотой и наполнила свою душу радостью, счастьем и стремлением к творчеству. Наконец, наш с ней труд был вознаграждён. Деревья расступились перед нами, и нашим глазам предстало озеро. Виктория сразу же подошла к нему и начала смотреть на то, как солнечные лучи отражаются в воде. Мельком взглянув на неё и оценив выражение лица, я понял, что она не из тех, про кого Пушкин сказал: «Мы ленивы и нелюбопытны». Она тонко чувствует красоту. Интересно, какие мысли сейчас блуждают в её душе? Наконец, после нескольких минут молчаливого созерцания, она призналась мне:  — Интересно, кто выбрал такую съёмочную площадку? Здесь так красиво, что не хочется ничего портить. Словно Бог именно это место сделал венцом своего творения.  — Ты права. Серёжа сравнивал это озеро с родными карельскими и сказал, что оно не хуже. Лицо Виктории из восхищённого стало мечтательным:  — У нас тоже есть красивые озёра. Синевир в Закарпатье, например. Но здешнее озеро ни в чём им не уступает.  — Что такое Синевир? — поинтересовался я. Виктория стала говорить воодушевлённо:  — Это очень красивое горное озеро. Настолько красивое, что его словами не опишешь. Это надо только своими глазами видеть. Я, когда увидела, была впечатлена на всю жизнь. А потом написала самую красивую из всех своих картин. Она пристально посмотрела на меня:  — Теперь я чувствую, что должна написать пейзаж этого озера. Ты не представляешь, какой душевный подъём я испытала! Такого давно не было! Только ради этого стоило сюда прийти.  — Понимаю тебя. Я такой красоты давно не видел. Точнее даже, никогда не видел — согласился я.  — А ты где-нибудь бывал, кроме родного города? — внезапно спросила она. Моё воодушевление мигом пропало. Девушка, сама того не желая, наступила на мою больную тему. Но она мне доверяет, а значит, я тоже могу говорить с ней, не тая никаких секретов.  — Только в Москве и в Калуге — признался я. Говоря эти слова, я боялся, что она меня поднимет на смех или рассердится. Но она не стала ни сердиться на меня, ни утешать, а только сказала:  — Знаешь, о чём я мечтаю? О том, чтобы накопить столько денег, чтобы можно было путешествовать по Европе. Я в детстве прочла очень много книг, в основном французских. Мне очень хочется побывать в Париже, в Испании, в других замечательных местах. Поражённый её словами, я только и мог вымолвить:  — Ничего себе! Здорово! Мы ещё долго стояли и смотрели на прозрачную озёрную воду. Мы ещё долго стояли и смотрели на прозрачную озёрную воду. Впрочем, Виктория, возможно, прикидывала, с чего начать изображать пейзаж — с самого озера, окружавшей его поляны или нежно-голубого неба. Я не спрашивал об этом, опасаясь своей неделикатностью нарушить ход её мыслей. Мечта Виктории была мне понятна, и я искренне хотел, чтобы она у неё сбылась, но с её взглядами на жизнь был в корне не согласен. Я, в отличие от девушки, думал о том, что, если у нас на родине есть такие красивые места, то не стоит никуда уезжать. Россия — очень большая, её не объедешь за всю жизнь. На Украине тоже есть много красивых мест — взять хотя бы тот же Синевир, с которым моя спутница сравнивает здешнее озеро. Хоть я его и не видел, я представляю, как там замечательно, если Виктория говорит, что «его словами не опишешь». Наконец, моя спутница оторвалась от созерцания. Она призналась мне:  — Так бы и приходила сюда каждый день. Здесь душа отдыхает.  — Неужели ты не хочешь возвращаться в лагерь? — удивился я.  — Нет, почему же. Теперь мне в лагере нравится. После того, как поближе познакомилась с Ростиславом, с тобой. Твой друг Вася — тоже замечательный парень. Корону мне вчера отдал, хотя я этого не заслуживаю.  — Про Васю ты права. Он наиболее разумно из всех нас к этому шоу подходит. Вчера он сказал мне, что желает изучать опыт здешних кружков, чтобы потом у себя в школе внедрить. Он учителем работает. Хорошо, когда у человека есть цель. Вот у тебя она тоже есть.  — А у тебя есть цель? — спросила Виктория.  — Сложные ты вопросы задаёшь. Так сразу и не ответишь — сказал я откровенно. Виктория заставила меня терзаться раздумьями. Всю обратную дорогу я мучительно размышлял: «Есть ли у меня в жизни цель?» И если есть, то в чём же она заключается? Ведь глупо же ставить перед собой цель, скажем, съесть два миллиона котлет или даже прочитать два миллиона книг. Чего человек этим добьётся? Жить надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы. Это мне отец говорил. Не знаю, сам ли он додумался, или в книге какой вычитал, но слова эти правильные и разумные. А у меня в жизни не было никаких целей. Карьера меня не привлекала, но и творческим человеком я себя не ощущал, несмотря на вокальные данные и довольно широкие, как я считал, взгляды. И вот мне стыдно признаться, что мне подруга задаёт вопрос, а ответа у меня на него нет. И кто мне этот ответ подскажет — неизвестно. До лагеря мы добрались как раз к завтраку. Второй день подряд я пропускаю линейку. Странно, но сейчас я не беспокоился насчёт этого. Пусть я пропустил линейку, зато я сделал доброе дело, показав подруге место, вдохновившее её на творчество. В столовой, расставшись с Викторией, я направился к Косте и Серёже. — Как живут уважаемые знатоки? — спросил я вместо приветствия.  — Нормально живём. Слава богу, хорошо выспались, и теперь можем с надеждой смотреть в сегодняшний день — ответил мне Серёжа. Мне понравился настрой Серёжи. Значит, он меня выслушает спокойно, и я не стану для него навязчивым.  — А меня всё мысли посещают всякие. Но обо всём по порядку. Когда я рассказал им о путешествии вместе с Викторией, то Костя сказал мне:  — Скажу тебе откровенно, возможно даже и грубо. Всё зависит только от тебя самого. Ты сам всё решить должен, если ты до сих пор не определился. Судя по тому, что ты пел на сцене для Васи, ты в музыкальный кружок записан? Я кивнул головой. Костя продолжил:  — Почему бы тебе не ходить туда чаще? Вот будет серьёзное дело до конца смены — работа с голосом и совершенствование вокального мастерства. С другой стороны, хоть я и атеист, но я знаю замечательную библейскую фразу: «Да — это да, а нет — это нет. А всё прочее — от лукавого». Так и здесь. Будешь всерьёз заниматься музыкой или любым другим делом — и у тебя не будет времени на прогулки. Не будешь — значит, будешь гулять по лесу. Определяться только тебе. И других это тоже касается. Я не стал возражать Косте. Возражать было нечего. Я должен определяться сам. Как и все остальные мои товарищи, как и все люди на земле. И определяться надо сейчас, когда мне досталась уникальная возможность — быть выдернутым на неопределённое время из своей среды, формирующей мой образ жизни и оказаться в незнакомом месте, где можно и нужно попробовать жить по-другому, пересмотрев свои привычки. Но вот завтрак закончился. Вместе с ним закончились и мои размышления. Пора было уходить из столовой. Вот только куда мне идти — я не знал. Просто же так бродить без цели мне не хотелось. Но и в музыкальном кружке, как мне казалось, делать мне было нечего. Музыкой я позаниматься ещё успею. А сейчас лучше пройтись по лагерю. Наверняка в нём ещё есть много мест, где я не бывал. Лучше гор могут быть только горы, на которых ещё не бывал — так, кажется, у Высоцкого поётся? Я вспомнил про лодочную станцию. В первый день я не успел её толком рассмотреть. К тому же возле неё спокойно и тихо, и можно будет поглядеть отвыкшим глазом на речные волны. Я отправился по знакомой дороге через пролесок. И вот я уже стою около лодочной станции и наблюдаю за течением воды. Это было чем-то вроде медитации, стремлением успокоиться от мыслей, постоянно лезущих без спроса в мою голову. Но тут над моей головой раздался голос:  — Раз ты здесь стоишь, может быть, поможешь мне? Я обернулся и увидел Славю. В её руках была связка ключей. Она поспешила ко мне. Опешивший от такого напора, я спросил:  — Что я должен делать?  — Мне нужно на лодочной станции убраться — не стала таиться Славя.  — Зачем? — удивился я. Славя зашептала так, словно играла роль вражеского шпиона:  — Только не говори никому. Вожатые хотят, чтобы вы по вечерам собирались и подводили итоги дня. Я считаю, что лодочная станция — это один из вариантов, где можно собираться. И вожатые меня одобрили. Я всё меньше и меньше врубался в происходящее. Но слова Слави меня очень взволновали. Я, возможно, первый пионер, которому будет позволено заглянуть внутрь. Пожалуй, лучше согласиться помочь Славе. Я смогу сделать доброе дело и, возможно, найду там что-нибудь интересное. Неизвестность всегда интригует.  — Согласен. Идёт! — сказал я решительно. И вот мы уже стоим около входа на лодочную станцию, и Славя открывает замок одним из своих ключей.  — Ну что, заходи — улыбнулась она и пропустила меня вперёд. Лодочная станция оказалась разделённой на две комнаты. Одна была довольно большой. В углу стоял зеркальный шкаф, доверху наполненный старой посудой и каким-то хламом, в котором единственной более-менее чистой вещью выглядела фигурка Олимпийского Мишки, стоявшая на верхней полке. Впрочем, в нём также виднелись несколько книг. Пространство рядом с ним было сплошь заставлено какими-то сумками и пакетами. В другом углу находилась гладильная доска с утюгом. Посередине же стоял массивный диван, обитый красным сукном. На полу лежал ковёр тёмно-зелёного цвета. Славя посмотрела внимательно, закрыла дверь на щеколду, и включила электрический свет. Когда огромный жёлтый светильник зажёгся и озарил всё вокруг, она сказала решительно:  — Не время стоять без дела. Начнём работать  — А где мы возьмём орудия труда? — поинтересовался я, поскольку их нигде не было видно.  — Тряпки и пылесос в другой комнате. Если хочешь, я тебя туда проведу — предложила мне моя спутница. Я усмехнулся:  — Здесь, похоже, как у кибернетиков — рабочее помещение и кладовка? Славя согласилась со мной, не забывая, по своему обыкновению, улыбаться:  — Можно и так сказать. Там сырьё для починки лодок и запасные вёсла. В идеале там должен был быть сторож, но, к сожалению, на сторожа деньги не выделены. Я настороженно взглянул на Славю:  — То есть внутреннее помещение лодочной станции постоянно пустует? Вместо ответа она только кивнула головой. Я пошёл в помещение «сторожки» и забрал оттуда тряпки и пылесос. Когда я вернулся, Славя предложила мне:  — Давай, ты протрёшь в том углу, где шкаф, а я — в том углу, где диван. Это мне нравилось. Возможно, я смогу увидеть, какие книги там находятся. Но особенного ничего я не нашёл. Книги были самые стандартные — Конан Дойль, Дюма, Маяковский, Пикуль, Паустовский, «Живые и мёртвые» Константина Симонова, «Молодая Гвардия», «Два капитана». Единственное, что не вписывалось в эту картину — некая книга с обложкой синего цвета, на которой был изображён юноша в расстёгнутой полосатой рубашке на голое тело и в джинсах. Он стоял, изображённый в профиль, и держал в руках голубя. На обложке белыми буквами было написано «Парус». Книга заинтересовала меня. Я раскрыл её наугад. На страницах оказался рассказ Шукшина. Что ж, книгу стоит читать хотя бы ради одного этого рассказа. Шукшин — замечательный писатель, посвящавший своё творчество простым, обычным людям, их радостям и бедам. Лишь бы только этот его рассказ не был в «Парусе» единственным достойным произведением! Я тщательно протёр все книги, все тряпки, всю посуду. Запах был такой, что мне казалось: всё здесь провоняло крысиным говном. Но работа есть работа. — Интересно, когда здесь в последний раз убирались? — спросил я Славю. Она остановилась и обернулась на меня:  — Не знаю. Я сюда точно не заходила. Наверное, ещё до того, как мы сюда заехали. Понятно. Немудрено тогда, что здесь всё так запущено. Если здесь на самом деле крысы устроили своё царство, то после уборки необходимо тщательно помыть руки, а после возвращения в лагерь добраться до медпункта и попросить у Виолы антисептический раствор. Если он у неё есть, конечно. Вот такие меня одолевали ипохондрические мысли. А вот Славя, похоже, была им неподвластна. Она, как всегда, выглядела оптимисткой и солнечным лучиком. Неизвестно, сколько я работал, но когда закончил протирать свой угол, я увидел, что Славя свою часть работы уже закончила. Удовлетворенно осмотрев мой участок работы, она сказала:  — Молодец! Принеси пылесос из того помещения, пожалуйста. Я покорно пошёл исполнять её просьбу. Пылесос нашёлся быстро. Правда, я не был уверен, что он сможет работать. Сказать по правде, несмотря на свою превосходную память, я совершенно не помню, каким пылесосом орудовали родители во времена моего детства. А когда я подрос и стал уже сам пылесосить свою комнату, у нас уже был заграничный. Но выбирать не приходится. Я докатил пылесос до основной комнаты и попросил Славю:  — Отойди, я всё тут пропылесошу. Она улыбнулась мне и сказала:  — Спасибо тебе! Я выйду тогда, подышу свежим воздухом. Она открыла дверь и вышла. Я её прекрасно понимал. Она наверняка устала убираться, а шум пылесоса, тем более такого стародавнего — не лучший способ релаксации. А вот, когда человек стоит на берегу и смотрит на речные волны — это самое лучшее средство отдохновения. Я включил пылесос. Ядрёна кочерыжка! Он орёт так, словно в нём сидит тысяча волков и воет на луну. Жалко, что я не захватил с собой наушников. Они бы мне очень пригодились. Тем не менее, превозмогая этот жуткий шум, я медленно и упорно пылесосил. Никто бы меня не упрекнул в том, что я сачкую. Я заглядывал в самые тёмные и потайные углы. Часов в этом помещении не нашлось, так что счёт времени я не ведал. Наконец, я выключил этот пылесос, достойный служить Зевсу, Перуну или Одину, и внимательно посмотрел в зеркало. Естественно, я протёр его загодя, поскольку оно при распределении обязанностей оказалось в моём углу. Комната светилась чистотой. Фух, вроде работа закончена. В комнате нигде не было рукомойника. Я посмотрел на свои руки. Ой, ужас! Они чёрные, как будто я только что ими уголь разгружал. Интересно, а у Слави они такие же? Я заглянул в соседнюю комнату, надеясь найти там рукомойник. Он там действительно был. Я подошёл к нему, взял в руки мыло и стал отмывать грязь. Процедура не была быстрой. Я понял, что грязь въелась довольно глубоко, как у настоящего шахтёра. Хоть переезжай жить на Кузбасс. Я тёр руки друг о друга, наверное, как поётся в известной украинской песне, «разiв сорок», прежде, чем решил, что с меня хватит. Отложив мыло и закрыв кран, я стал осматриваться по сторонам. Комната действительно напоминала хозяйственное помещение. Большую её часть занимал столярный верстак с инструментами. Должно быть, тут действительно ремонтируют лодки. В любом случае, здесь мне делать нечего. В принципе, можно было уходить, но у меня при себе не было ключей. Ключи были только у Слави. Надо было её найти как можно скорее. Я с трудом отодвинул щеколду и вышел на свежий воздух. И только тут заметил, что Славя не стоит на берегу. Она купалась в реке. Некоторое время я стоял и любовался на неё. Фигурой её, конечно, бог не обидел. У неё очень гармоничные пропорции тела. Древнегреческие скульпторы наверняка бы изваяли с неё какую-нибудь Афину Палладу. Наконец, она меня заметила и весело крикнула:  — Присоединяйся, если хочешь! Я крикнул ей в ответ:  — Выходи из воды! Помещение лодочной станции закрыть надо! Не сразу, но всё же она поняла, чего я от неё хотел, и вылезла из воды. Через пять минут, одетая, как полагается, она подошла ко мне и спросила строго.  — Ты всё закончил? Видимо, она была недовольна тем, что я за ней наблюдал.  — Думаю, что закончил — сказал я уклончиво.  — Давай проверим — отрывисто бросила она. Зайдя в помещение станции, она удовлетворённо всё осмотрела и сказала добродушно:  — Вроде всё чисто. Спасибо тебе, помог. Я эту помощь никогда не забуду. Она уже собралась закрывать дверь, как вдруг я вспомнил о книге. Попросив её подождать, я сбегал в помещение лодочной станции и забрал книгу «Парус». Увидев альманах, Славя сильно удивилась:  — Откуда здесь книги, да ещё такие?  — Сам не знаю. Мне такие альманахи прежде не встречались — развел руками я. Больше я не стал углубляться в эту тему и пошёл к дому. Дома я принялся читать альманах, но читать не получалось. Снова и снова мои мысли вели меня на лодочную станцию, на которой, как оказалось, находится столярная мастерская.  — Столярная мастерская, столярная мастерская, столярная мастерская — то и дело повторял я. Чёрт побери, почему эти слова ко мне привязались? Почему я то и дело их повторяю? Перед глазами встало лицо Виктории Ветощук. Оно смотрело на меня так, как будто украинка умоляла меня что-то для неё сделать. Я начал вспоминать наши с ней встречи и разговоры. Как она печалилась, что не может здесь рисовать. И тут меня осенило. Я смогу отправиться в столярную мастерскую и сделать для Виктории мольберт. И она не будет зависеть от Лены. Правда, я в одиночку с этим не справлюсь. Мне нужен кто-то, кто мог бы мне помочь. Вот только кто это может быть? Костя? Серёжа? Ничего, попробую справиться один. Но сначала надо найти Славю и попросить у неё ключи от лодочной станции. Я отправился к общим кружкам. Но не успел я подойти, как меня окликнули:  — Привет! Как жизнь молодая? Обернувшись, я увидел Сергея Соловьёва, шедшего со стороны музыкального кружка. Я подошёл и пожал ему руку.  — Ничего, не жалуюсь. Сергей сказал мне задорно, и в то же время немного укоризненно:  — Послушай, ты почему в музыкальный кружок не заходишь? Было бы прикольно сыграть несколько песен. У нас с Алексом во время уборки столовой хорошо получалась песня «Здесь куют металл». Почему бы не спеть её со сцены? Я подумал, что он делает мне предложение, от которого невозможно отказаться. Но помощь Виктории всё же важнее. — Потом, не сейчас. Сейчас я должен помочь одной хорошей дивчине. Я рассказал ему о том, что случилось с Викторией, которая не может жить без живописи. Выслушав меня, Сергей улыбнулся:  — Ты не представляешь, как тебе повезло. Я же столяр в обычной «гражданской» жизни. Так и быть, я тебе помогу. У меня от радости даже сердце ёкнуло. Ничего себе! Как удачно всё сложилось! Сказать по правде, повезло мне дважды. Во-первых, тем, что я не отказался помогать Славе с уборкой, и это помогло мне увидеть столярную мастерскую. И, во-вторых, тем, что сейчас встретил Сергея. Сегодня какой-то чересчур счастливый день.  — Тогда пойдём к Славе. Не будем терять времени — сказал я. И вот мы уже в кружке домоводства. Славя выслушала нас и дала нам напутствие:  — Это дело хорошее. Я бы сама вам с удовольствием помогла, если бы умела. Она отдала нам ключи, и мы уже собрались идти на лодочную станцию, но нас окликнул Электроник, выходивший из кружка кибернетики:  — Куда вы идёте? Когда я ответил, он рассмеялся прямо нам в лицо:  — Вы хорошо подумали, прежде, чем начать работать? Вы же измерения не сняли. Нужно сначала чертёж сделать. Я покраснел от стыда. Теперь я понял справедливость пословицы: «Поспешишь — людей насмешишь». Тут из здания кружков вышел Шурик.  — Что за шум, а драки нет? — спросил он. Когда мы объяснили Шурику, зачем нам чертёж, он предложил нам свои услуги:  — Мне тоже хочется помочь Виктории. Сделаете чертёж — приходите ко мне, пойдём вместе на станцию.  — Ты нам рулетку принеси тогда, пожалуйста — попросил я Шурика. Шурик не отказался. Пока он отсутствовал, мы с Сергеем попытались обсудить план действий. — Как нам чертёж сделать? — спросил Сергей. Я начал размышлять:  — Думаю, что мы должны пойти в библиотеку. У Лены есть мольберт. Я считаю, что для Виктории нужно сделать мольберт таких же размеров. Из здания кружков вышел Шурик, отдал нам рулетку и мы отправились в библиотеку. Снова я иду в книгохранилище — и снова не за книгой. Ирония судьбы. Когда мы зашли в библиотеку, мы увидели, что Лена сидит за рабочим столом и читает какую-то книгу белого цвета. Увидев нас, она улыбнулась.  — За книгами пришли? — спросила она. Но Сергею пришлось её разочаровать:  — Нет. Нам надо твой мольберт измерить.  — Для чего? — удивилась Лена. Объяснять, для чего нам нужен её мольберт, пришлось мне. Услышав мой рассказ, Лена просияла:  — Если Вика сможет написать столько картин, сколько задумала, то этого хватит на полноценную выставку. Хорошо бы, если бы у неё получилось.  — А ты ей помочь не хочешь? — спросил я. Она заколебалась. Казалось, я разбередил ей душу, и разбередил очень сильно. Неужели она задумается о том, чтобы отдать Виктории свой мольберт и будет делить его с ней? Подумав, она сказала:  — А это хорошая мысль. С завтрашнего дня можно устроить студию под открытым небом. Скажем, на озере. Мы сможем вместе работать. Отсиживаться здесь смысла нет. Всё равно книги никто брать не будет.  — У тебя есть листок бумаги? — спросил я. Она открыла один из выдвижных ящиков и достала оттуда пачку с бумагой:  — Берите, сколько вам нужно. Когда я отнёс бумагу Сергею, мы стали делить обязанности. Он предложил мне:  — Давай я буду измерять, а ты чертить будешь.  — Не надо. Я пишу, как курица лапой — возразил я. В итоге чертить пришлось ему. Чертил он действительно хорошо. Как сказал бы великий испанский историк Бартоломе де Лас Касас, «не только красиво, но и лакомо». Правда, делал это не сильно быстро, но ничего плохого в этом нет. Народ недаром говорит: «Тише едешь — дальше будешь». Тем не менее, когда мы закончили работу и показали Лене, она разочарованно заметила:  — Могли бы мне сказать, я бы вам помогла. Получилось бы быстрее. Она говорила спокойным тоном, но в нём чувствовался какой-то упрёк. Мне даже стало стыдно. Не знаю, сколько времени я бы чувствовал эту неловкость, но Сергей сказал:  — Пора уходить. Нас Шурик ждёт. Мы попрощались с Леной и ушли. По дороге до общих кружков я думал, что может быть, напрасно не попросил Лену о помощи. Наверняка с её помощью действительно прошло бы быстрее. Но что было — то было. Теперь уж не вернёшь. Шурик нас уже ждал. Он выглядел настолько нетерпеливым, что стоял около дверей кружка.  — Ну что, пошли? — спросил он решительно.  — Пошли — ответил Сергей. Мы думали, что около лодочной станции мы будем одни. Но получилось всё по-другому. На площади мы увидели Илью, Серёжу и Антона, которые о чём-то разговаривали. Увидев нас, они, однако, отвлеклись от разговора, и подошли к нам.  — Вы куда с бумагой идёте? — спросил Антон.  — Нам нужно подарок одной хорошей девушке сделать. Виктории Ветощук — ответил я за всех Антон посмотрел на меня удивлённо:  — Подарок? У неё что, тоже день рождения?  — Насчёт дня рождения не знаю, но планы у неё наполеоновские — сказал я и объяснил то, что Виктории хочется написать много картин.  — Я должен её мечту выполнить — закончил я рассказ. Верно говорилось в одном известном фильме — запоминается последняя фраза, как бы она ни звучала. Но я не ожидал, что она произведёт в итоге такой ошеломляющий эффект.  — Мне она тоже кажется хорошим, целеустремлённым человеком. Я видел, как она из дома выходит. Так идёт человек, уверенный в своих силах. И лицо у неё доброе — поделился своими впечатлениями Серёжа.  — Она — настоящий солнечный человечек, — более ярко высказался Илья. И только Антон не собирался говорить комплименты. Он просто спросил меня:  — Что ты собираешься делать?  — Нужно сделать ей мольберт и торжественно преподнести его.  — Тогда можно мы тебе поможем? Для хорошего дела ничего не жалко. Если возьмёмся за дело вместе — Виктория быстро получит свой подарок.  — Лично я не против буду помочь — согласился с Антоном Серёжа.  — Я тоже не откажусь — улыбнулся Илья. Я посмотрел на них. Какие же всё-таки замечательные люди меня окружают! Даже не верится. — Спасибо вам за помощь. Заходите, пожалуйста — сказал я, звякнув ключами. Не говоря больше ни слова, я открыл ключом дверь, и мы зашли в помещение лодочной станции. Зайдя туда, Серёжа и Антон стал всё внимательно рассматривать. Антон был очень сильно впечатлён убранством лодочной станции.  — Неплохое место. Тут даже можно жить — усмехнулся он. Кстати, интересно, а смог бы кто-нибудь из нас жить здесь? Несмотря на то, что мы со Славей утром убрались, условия здесь по-настоящему спартанские. Я включил электричество, и мы заметили около одной из стен шкаф.  — Там, наверное, инструменты. Эй, гуляйте, мужики! Забирайте, что есть! — закричал я тоном ярмарочного зазывалы, хотя и не был уверен в своём предположении. Но оно оказалось верным. Там действительно был полный набор инструментов. Мы забрали их и под руководством Сергея Соловьёва начали работу. Не знаю, за сколько времени я бы справился, работая в одиночку, но вчетвером у нас работа действительно шла достаточно быстро. Хотя, сказать по правде, я не знаю, сколько времени прошло точно. Часов у меня не было, да и некогда было за временем мне следить. Наконец, мольберт был готов. Когда мы закончили конструкцию, Сергей, внимательно всё отсмотрев, предложил нам:  — Полировать буду я сам. Надо же мне хоть как-то поработать физически. А вы отдохните. После обеда, когда он после полировки подсохнет, мы его Виктории отнесём. Выйдя из здания лодочной станции, мы с Серёжей, Шуриком, Ильёй и Антоном, не сговариваясь, отбили друг другу пятерню.  — Надеюсь, Виктория будет довольна — сказал Серёжа.  — Мы сделали доброе дело, и это здорово! — весело ответил ему Антон.  — Вика будет очень рада — сказал Илья. Шурик посмотрел на нас и предложил:  — После обеда встретимся на площади и пойдём забирать мольберт. А пока давайте отдыхать. Предложение было разумным. Мы отправились по домам. Дома я попробовал снова читать альманах «Парус». В нём в основном были рассказы и повести из жизни подростков. Обычные простые банальные сюжеты из повседневности. Повседневности мне в жизни хватает с лихвой, как хватало моим родителям, бабкам, дедам и всем предкам до седьмого колена. Мои размышления прервал звук горна. Мне пришлось отложить альманах. Хотя я не уверен, что стоит отложить его навсегда. Любую книгу надо стараться дочитывать до конца, так же как и надо стараться заканчивать любое начатое дело. Вдруг в конце обнаружится жемчужина литературы? Перед столовой я столкнулся с Антоном, шедшим впереди меня. Какой же он добрый человек! А ведь, казалось бы, увидишь такого в толпе — и пройдёшь мимо. Интересно, как они с Серёжей нашли общий язык? Что их сблизило? Когда я спросил об этом Серёжу, он ответил:  — Мы с ним немного поговорили ещё вчера. Во время той прогулки, с которой ты ушёл общаться с Васей. Начали с обсуждения вопросов, потом на футбол перешли. Он тоже болельщик. С ним интересно футбол обсуждать. После рассказа Серёжи мне ещё больше хотелось познакомиться с Антоном. Но для начала нужно принести Виктории наш подарок. После обеда все мы, создатели мольберта, отправились к дому Вики. Сергей Соловьёв внезапно заторопился:  — Пора показать ей наш подарок. И как можно быстрее Мы подошли к дому номер 15 и постучались. — Кто там? — раздался голос Виктории.  — Гости пришли — ответил за всех Антон.  — Какие гости? Я не жду никаких гостей — удивлённо сказала она. Антон продолжал свои дипломатические усилия:  — Позволь нам зайти, и ты всё узнаешь!  — Лучше я к вам выйду — предложила Виктория. Мне стало неловко за ту бестактность, которую мы допускаем. Сейчас не Рождество, и колядовать мы не собираемся. Могли бы не тревожить её и дождаться, пока она не пойдёт, скажем, в библиотеку. Когда она вышла и увидела, что мы пришли к ней целой толпой, у неё округлились глаза. Серёжа, к моему удивлению, взял инициативу на себя, сказав: У нас для тебя есть сюрприз. Пойдём с нами. Виктория не сводила с нас удивлённого взгляда.  — Куда? — спросила она. Теперь пришла очередь говорить мне:  — На лодочную станцию. — Там же нет ничего, кроме лодок — улыбнулась Виктория. Судя по всему, наши слова застали её врасплох, но она старалась не подавать виду. — А сюрприз находится не снаружи. Он находится внутри — уточнил Шурик. Виктория нерешительно мялась с ноги на ногу:  — Даже не верится, что мне приготовили сюрприз. Просто так, ни за что? — сказала она. — Почему ни за что? В знак дружбы и уважения — удивился Антон. Я не знаю, как я бы отреагировал на эти слова на месте Виктории, но девушку они вдохновили. По крайней мере, её лицо в один миг стало радостным.  — Ладно. Пошли смотреть то, что вы мне сотворили. Мы, не теряя времени даром, отправились на лодочную станцию. Наконец, мы добрались до неё. Шурик, которому я доверил ключи, вытащил их из кармана брюк, раскрыл дверь и сказал решительно:  — Виктория пусть пойдёт вперёд. Не потому, что она девушка, а потому, что подарок предназначен ей. Мы согласно пропустили Викторию вперёд, а сами зашли следом. Мольберт стоял посреди зала, чуть сдвинутый в сторону того шкафа, который я убирал утром. Увидев его, Виктория вся просияла:  — Ничего себе! Как вы догадались о том, что мне больше всего нужно? — спросила она. Тут её взгляд остановился на мне:  — Это ты догадался? После нашего вчерашнего разговора? Я смутился и не смог произнести ни слова. К счастью, мне на помощь пришёл Сергей: — Это была наша общая с Андреем идея. Он поделился со мной, и я решил ему помочь. Потом мы попросили у Шурика рулетку, сделали чертёж, и он собрался помочь нам сделать мольберт. А Серёжа и Антон присоединились потом, на площади. Виктория подошла к мольберту и провела по нему руками, а потом встала рядом с ним, как будто собираясь фотографироваться. Несколько раз она посмотрела его с разных ракурсов и сказала воодушевлённо:  — Ребята, спасибо вам большое! Вы настоящие умницы! Не сговариваясь, мы хором прокричали по-солдатски:  — Рады стараться! Но тут у Виктории воодушевление на лице сменилось задумчивостью. Она спросила нас:  — А где он храниться будет? Здесь я не могу рисовать, здесь слишком темно. Может быть, его в библиотеку перетащить? Чтобы он стоял вместе с мольбертом Лены? Я посмотрел на неё и напомнил:  — Ты же хотела его в лесу поставить, чтобы там рисовать. Она схватилась за голову:  — Его надо будет всё равно на ночь относить в лагерь. Вдруг дождь пойдёт? Серёжа в ответ предложил:  — А если клеёнкой его прикрывать?  — Его всё равно придётся переносить с места на место. Я же не могу одно и то же место всё время писать. Ничего. Это будет меня дисциплинировать.  — И всё же я достану тебе клеёнку — сказал Шурик.  — Точнее, мы достанем — повторил за ним Антон. Новая владелица мольберта аж подалась назад от нашего напора:  — Почему вы мне помогаете? — спросила Виктория удивлённо.  — Ты же мечтаешь перенести на холст красоту здешних мест. — объяснил ей Серёжа. А его тёзка добавил достаточно резко, словно собираясь одним махом высказать всё, что у него лежит на душе:  — Времени у нас в обрез. Мы уже пятый день здесь проводим. А у нас смена- настоящая, пионерская. Уже через две недели с небольшим мы отправимся по домам. Я вижу, что некоторые из нас хотят заниматься творчеством. Если мы действительно собираемся это делать, то мы должны начинать это сейчас. Виктория посмотрела на нас и сказала задумчиво:  — Да. Сколько мест мне придётся обойти с кистями и красками, чтобы исполнить свою мечту. И я начну прямо сейчас. Только отдохну немного.  — Ты куда пойдёшь? На озеро? — спросил Серёжа.  — Да, а куда же ещё? Раз я там уже была — легче начинать с уже виденного — улыбнулась хозяйка мольберта.  — А я там ещё не был — признался Шурик разочарованно.  — И мы ещё не были — добавили Антон с Сергеем. Для Виктории эти слова стали сигналом. Она встала перед нами, как Свобода на картине Делакруа, и позвала нас в путешествие:  — Давайте пойдём к озеру. До ужина ещё далеко. Кроме Сергея Соловьёва, все согласились. Он сказал.  — Извините, мне в музыкальный кружок нужно. Мы с Алексом собираемся музыкальную программу делать. Андрей, если хочет, тоже может с нами пойти. Я задумался. С одной стороны, мне было интересно, что они понимают под «музыкальной программой». Но с другой стороны и посмотреть за работой Виктории тоже было интересно.  — Я вечером, после ужина, к вам приду — обещал я Сергею. Мне очень хотелось побывать у озера ещё раз. Почему-то оно меня манило и притягивало, словно оно было пронизано какой-то магической силой. На этом мы разошлись. Сергей пошёл в музыкальный кружок, а остальные четверо мушкетёров остались ждать Викторию, ушедшую домой, чтобы взять оттуда пакет, в котором лежали кисти и краски. После того, как она вернулась, Серёжа Панов предложил:  — Можно я мольберт понесу? Виктория не отказалась. И мы снова пошли к озеру проторенным маршрутом. Пока мы шли, я поймал себя на мысли, что к озеру я готов ходить каждый день, и мне никогда не наскучит. Я мог бы про это озеро сочинить песню, но любая песня опишет лишь малую толику всей красоты, что нам доступна. Всю её словами описать может только великий поэт — такой, как Пушкин или даже круче. Но вот мы добрались до озера, и Серёжа поставил мольберт на землю.  — А здесь действительно красиво. Здесь можно бывать хоть каждый день, если у тебя нет особых занятий — сказал Антон восторженно. Услышав это, Виктория посмотрела на нас умоляющим взглядом:  — Я, конечно, вам благодарна, друзья, но я привыкла в одиночестве работать. Не беспокойтесь, я вам всё покажу, когда напишу свою картину.  — Удачи тебе — сказал Серёжа.  — Удачи. Спокойно работай и не спеши — согласился с ним Антон. Она поблагодарила нас и углубилась в работу. Мы направили наши шаги назад к лагерю. Она права — не надо мешать ей. Пусть она создаёт свои произведения искусства. Интересно, сколько картин она успеет написать? Впрочем, для этого нужно исследовать лагерь и окрестности. Потому что, если мы не будем искать для неё новые места, всей этой идее наступит швах. А она сама, без нас, в одиночку не справится. Снова и снова я возвращался к словам Васи. Теперь у меня появился ещё один повод составить Васе компанию. Если, конечно, он не предпочтёт записаться в один из кружков. Перед ним стоит трудный выбор, и ему сложно определиться. Мы проходили мимо той самой поляны, где я увидел белку. Я решил отдохнуть и заодно поговорить с ними. Когда я сказал о Васе и о той дилемме, в которой он оказался, Антон честно признался:  — Не знаю, я больше домосед. А вот Шурик меня поддержал:  — А вот я готов исследовать окрестности. Когда я входил в кружок кибернетики, я рассчитывал, что мы будем большие проекты делать. Но у меня этого не выходит. Слишком мало материала, слишком мало техники. Делать мне в кружке нечего по сути. Мне программировать хочется, а за это время чего спрограммируешь? Поэтому я с удовольствием составлю Васе компанию, если он решится.  — Я тоже не против пройтись по лесу. Тут наверняка ещё много красивых мест найдётся — согласился Илья. Больше мы не разговаривали до самого лагеря. Каждый из нас был погружён в собственные мысли. Меня мучил один вопрос: почему Электроник, если у него нет столько материала, так активно заманивал к себе в кружок народ? Это всё равно, как если бы кто-то из нас согласился бы переехать на постоянное место жительства, скажем, в королевство Лесото. Можно было поговорить с Шуриком об этом, но на площади он пошёл в сторону общих кружков, и я удерживать его не стал. А вот с Антоном поговорить мне хотелось.  — Антон, ты хороший человек. Ты здорово сегодня мне помог. Я бы хотел пригласить тебя к себе в гости. Антон улыбнулся и сказал:  — Странно, с чего бы это вдруг? Но ладно, не откажусь. Мы добрались до моего дома, и я пустил своего спутника вперёд. Я не стал откладывать дело в долгий ящик, и, когда мы расположились друг напротив друга, я спросил его:  — Это правда, что ты — футбольный болельщик? Антон не стал таиться:  — Правда. А тебе это почему интересно?  — Потому что я тоже футбольный болельщик. Я болею за ЦСКА ещё с 2001 года. Завязался оживлённый разговор. Мы вспоминали футбольные баталии прошлых лет и постепенно находили друг с другом общий язык. А когда выяснилось, что Антон живёт в городе Сызрань, где у моей матери была куча родственников, я стал полностью доверять ему. В общем, мы говорили с ним до самого вечера. Он оказался приятным собеседником. Правда, единственное, что меня в нём смущало — это то, что ему действительно было 14 лет.  — Получается, ты — единственный из нас, кого не пришлось омолаживать до «пионерского возраста», потому что ты сам ещё мелкий, грубо говоря? Антон посмотрел на меня и начал говорить, тщательно подбирая слова:  — Основная масса из тех, кто здесь снимается, это взрослые люди, которых заставили обманным путём оказаться в телах подростков, ты на это намекаешь? — спросил он меня. Я кивнул головой.  — Так вот, из этого правила есть исключение. И это исключение — я — сказал Антон серьёзно. Только никому не говори. Об этом моём секрете знают только ребята из кружка кибернетиков. Я посмотрел на него, как на какую-то неведому зверушку.  — Да. Мне действительно четырнадцать лет. И я не должен был оказаться здесь. Вместо меня мой старший брат должен был сюда ехать. Дроздов уже с ним договорился.  — Почему же твой старший брат не поехал? — Глупая история. Попал под сильный ливень и так промок, что ухитрился подхватить воспаление лёгких. А место, зарезервированное для него, было свободно. И тогда обратились ко мне. Я сказал недоверчиво:  — Что-то здесь не вяжется. Как же тебя в таком возрасте мать одного отпустила? Антон засмеялся. Похоже, из него вырастет большой весельчак и душа компании.  — Конечно, этим не стоит хвастаться. Но я очень самостоятельный человек. Причём я с раннего возраста таким был. Меня даже прозвали Дядей Фёдором, представляешь?  — Представляю. Я восхищённо смотрел на Антона. В эту минуту он мне казался былинным богатырём. Точнее, даже не богатырём, а мудрецом. Мне казалось, что человек, в таком возрасте взявший на себя такую большую ответственность, непременно станет кем-то знаменитым. Когда я ему сказал об этом, он засмеялся:  — Не знаю. Единственное, о чём я могу сказать тебе — это о том, что я — действительно больше домосед. Для меня посидеть лишний раз над учебником математики интереснее, чем прогуляться по лесу. Я даже не знаю, что из меня в итоге выйдет. В общем — разговаривали мы долго. Он, несмотря на свои самокритичные слова, оказался юным философом. Судя по его дальнейшим словам, в лагере он подметил две разные его ипостаси: одну радостную и приносящую удовлетворение, и вторую — грустную и тягостную. При этом он сам не понимал, какая из них пересилит:  — Надо решать, что делать, как себя вести. Сказать по правде, скука здесь смертная. В футбол только играть можно. С другой стороны, такого удовлетворения, и такой радости, как сегодня, когда я сделал для Виктории мольберт, я никогда не чувствовал. Хоть бы у неё всё получилось! Ради одного этого я готов остаться до конца смены здесь. Тут я готов был с ним согласиться: — И я тоже. Хотя у меня есть и другие занятия. Я в музыкальный кружок записан. Но Антон продолжал задавать мне каверзные вопросы:  — А как быть тем, кто никуда не записан?  — Как сказал бы аббат Сийес во времена Великой Французской революции — «как-нибудь». Честно говоря, я сам не знаю. Мы ещё долго разговаривали до тех пор, пока не раздался звук горна. Пора было идти на ужин. После ужина я стал держать путь в музыкальный кружок. Надо было выполнить данное Сергею обещание. Алекс и Сергей догнали меня по дороге. Я спросил их:  — Ну как, вы подобрали песни?  — Нет, не подобрали. Думаем до сих пор. Мы у Мику посмотрели все пластинки и диски. Но ничего подходящего не нашлось. Ты знаешь, мы рок любим. А у неё только классика и эстрада собрана — разочарованно заметил Алекс. Сам бы я с удовольствием спел песню какого-нибудь ВИА, но если им не нравится их звучание, я не имею права настаивать. Поэтому я спросил:  — А вам желательно что-нибудь попроще или посложнее?  — Не важно. Лишь бы нам самим понравилось и ребята смогли бы оценить — ответил задорно Сергей, которому явно не терпелось сыграть какую-нибудь достойную песню. Глядя на то, как они серьёзно настроены, я понимал, что не имею права отсиживаться в окопах. Мне оставалось только сказать:  — В любом случае вы можете на меня положиться. Когда мы дошли до музыкального кружка, мы увидели, что Мику о чём-то беседует с Алисой. Алиса отвлеклась и посмотрела на меня сердито, как вахтёр на опоздавшего студента:  — О, я вижу, отстающий товарищ пришёл. Слушай, Андрей, где тебя столько лет носило, негодяй ты этакий? Я хотел было ей ответить, но Алекс меня перебил:  — Кстати, неплохое для нас название. Я давно думал: если мне получится создать собственную музыкальную группу — то нужно назвать её «Весёлые Негодяи». Оно мне по душе и полностью соответствует моему характеру. Произнеся эти слова, он улыбнулся так, словно собирался произнести после этого тост и выпить за наше здоровье бокал доброго вина. Алиса это заметила: — Ты ведёшь себя так, как будто только что выпил. Давай лучше к делу переходи. Эти слова звучали, как упрёк. Тем большим было моё удивление, когда Алекс не обиделся, а сказал спокойно:  — Сейчас начнём. Мы для того Андрея и привели, чтобы он помог нам материал найти. У нас с Сергеем не получилось. Мику, молчавшая всё это время, сказала мне одновременно ласковым и призывным голосом:  — Тогда, Андрей, милости прошу в костюмерную. И снова я попадаю в костюмерную. Второй раз за последние несколько дней. Только на этот раз Мику повела меня не к шкафу с костюмами, а к шкафу со старинной посудой.  — Здесь только старинная посуда — удивлённо сказал я.  — Зато здесь самое удобное место для хранения пластинок. Ты открой нижний шкаф, и убедишься. Я поверил Мику и открыл шкаф. Мику же меня подначивала:  — Ребята их перетаскивали целый час.  — Неужели целый час? — спросил я недоверчиво. Мику начала мне рассказывать о событиях, свидетелям которых я не был. — По правде говоря, я сама виновата. Мне надо было каталог сделать — примерно такой, как у Лены в библиотеке. Да и то — у Лены в библиотеке меньше книг, чем у меня пластинок, пусть и ненамного. Мне Сергей уже посоветовал каталог сделать. Пожалуй, я его совету последую. Она тараторила так, словно пыталась переорать фронтмена хард-роковой группы. Я уже собирался сказать ей, чтобы говорила потише, но вскоре я был заворожён её коллекцией и больше не обращал внимания ни на что другое. Эта коллекция напоминала мне коллекцию пластинок моего отца, которую он собирал все годы своей молодости. Некоторые из них даже совпадали — например, рок-опера ансамбля «Песняры» на стихи великого белорусского поэта Янки Купалы под названием «Гусляр». Музыка с этой пластинки была одним из самых ярких впечатлений моего детства. За неё я полюбил «Песняров», и эта любовь останется со мной до конца моей жизни. Были и другие советские рок-оперы — как те, которые сейчас на слуху, вроде знаменитой «Юноны и Авось», так и оставшиеся памятниками советской эпохи «Орфей и Эвридика» и «Алые паруса». Но в целом я убедился в том, что мои друзья были правы. Здесь одна классика. Моцарт, Бетховен и Бах сами по себе интересны и писали выдающиеся шедевры, но они интересны только тем, кто ценит их и кому они ложатся на душу. А Алекс и Сергей такими не выглядят, да и я, к сожалению, тоже. Советскую эстраду же они воспринимают исключительно как артефакт — и не более. Но тут мой взгляд упал на конверт, на котором было написано «По волне моей памяти», и у меня ёкнуло сердце. Я просто обязан предложить товарищам этот гениальный альбом. Внимательно посмотрев на Мику, я сказал ей восторженно:  — Я возьму вот это. Она обернулась в мою сторону:  — «По волне моей памяти»? Ничего себе, ребята его не рассматривали даже. А тебе он, как я погляжу, сразу приглянулся.  — Даже не рассматривали, говоришь? Что ж, я постараюсь их переубедить — сказал я, уверенный в своей правоте. Меня уже ждали. Когда я подошёл к остальным товарищам, Алекс обратился ко мне немного насмешливо:  — Я вижу, ты уже выбрал пластинку. Ну-ка, покажи нам свой улов. Но я не обращал внимания на эти слова, вместо этого любуясь изображением на конверте. Прежде я слушал эти песни только в интернете, и, если и смотрел изображения этого альбома, то не обращал на них внимания. Теперь появилась возможность рассмотреть его во всех подробностях. На обложке можно было различить изображение какого-то древнего мудреца, статую древнегреческой богини мудрости Афины Паллады, парящий в вышине воздушный шар и едущего вдаль мотоциклиста — возможно, именно такого, каким был «герой асфальта» из знаменитой песни группы «Ария». Я восхищённо смотрел на обложку. У меня не было слов. Такая красота была под стать собранному музыкальному материалу.  — Андрей! Кажется, Алекс к тебе обращается — Алиса вырвала меня из мира грёз. С большим трудом я оторвался от созерцания обложки. Надо было возвращаться на грешную землю.  — Короче, у меня нет слов. Вам нужно послушать, и вы поймёте, почему я так люблю этот альбом.  — Ладно, тащите проигрыватель. Он в костюмерной стоит — решительно сказала Мику, обращаясь к нам с Алексом. Нам с Алексом пришлось возвращаться в костюмерную. Проигрыватель оказался в самом конце — ещё дальше, чем шкаф. Несли мы проигрыватель бережно и поэтому медленно. Несмотря на то, что Мику его убрала, как говорится, с глаз долой и из сердца вон, мы понимали, что если ненароком его разобьём, она рада этому не будет. Наконец, мы донесли проигрыватель. Вытянув вперёд левую руку, Мику взмахом показала, где он должен располагаться. Поставили мы его рядом с фортепиано. Мику вытащила пластинку из конверта. Убедившись, что та не поцарапана, Мику попросила нас садиться, протёрла её и поставила на проигрыватель. Я слушал эту великолепнейшую музыку уже огромное количество раз, но впервые в жизни я не просто ей наслаждался, а пытался анализировать. Впрочем, вместо анализа я больше наблюдал за тем, как реагируют на музыку мои товарищи. И я с удовлетворением заметил, что Алексу и Сергею нравятся эти песни. Алекс сидел рядом с Алисой. Они сидели и улыбались, время от времени посматривая друг на друга. Из этого я заключил, что они рады тому, что им повезло услышать этот шедевр. К сожалению, я не мог заглянуть им в душу и узнать, что конкретно им нравится в этих песнях. Гармоничность музыки? Красота литературной основы, состоявшей из великих классических стихотворений? Или что-то другое, что понятно лишь только им? Сергей и Мику, наоборот, слушали сосредоточенно, словно стремились уловить каждое слово. В конце концов, я забил на размышления, и стал просто наслаждаться музыкой. Но вот смолкли волшебные звуки, звуки музыки, и мои мысли вернулись к музыкальному кружку. Мику сняла пластинку, упаковала в конверт и протянула мне:  — Спасибо тебе большое. Я ни разу эти песни не слушала. Ты доставил мне неописуемое наслаждение. Вот только мы не сможем её сыграть. Последние слова вернули меня на грешную землю.  — Это почему же? — не понял я.  — Потому что на пластинке десять песен, которые поют девять разных исполнителей. А у нас в кружке только пять человек. Мы не справимся. Я разочарованно вздохнул. Ничего не поделаешь. Она была права. Сергей поддержал меня. Посмотрев мне в глаза, он спросил:  — Это какого года пластинка?  — 1976-го — ответил я.  — Подумать только, в 1976 году такие вещи делали. Даже не верится. И действительно жалко, что нам не хватит человек для того, чтобы все песни исполнить. Неизвестно, что произошло бы дальше, если бы в разговор не вступила Алиса:  — Вы хотите что-нибудь из того, что можно спеть троим?  — Да — сказал Алекс.  — Тогда милости прошу ко мне в гости. К сожалению, я это не принесла сюда. Не думала я, что мне придётся мой секрет раскрывать.  — Что ты имеешь в виду? — спросил Сергей заинтересованно. Он явно не ожидал от Алисы сюрприза.  — Увидите. А ну, пошли. Мы вышли из музыкального кружка и отправились к дому Алисы. К моему удивлению, нам пришлось идти долго. Мы прошли мимо площади и свернули почему-то на юг. В южной части лагеря, если не считать лодочной станции, я ещё не бывал. Интересно, что же там находится? А находились там ещё около десятка жилых домов. Большинство из них были выкрашены в ярко-оранжевый цвет, что выглядело очень красиво на фоне заходящего солнца. В окне одного из домов мы заметили висящий боком пиратский флаг — «Весёлый Роджер».  — Ничего себе! Это кто себе такой здесь повесил? — удивился Сергей. Алиса сверкнула взглядом в его сторону:  — Это я повесила. Это мой дом. Милости прошу, гости дорогие. А у Алисы, оказывается, есть художественный вкус. Впрочем, внутренняя обстановка дома Алисы с этим не вязалась. Эту обстановку можно было бы назвать одним простым словом — «раздрай». Ковёр на полу весь запылился, окна были грязные, кровати не застелены — всё выглядело так, как будто этот дом был только что разорён ордами кочевников. Впрочем, я сам не привык следить за порядком, поэтому спокойно сел на одну из кроватей. Рядом со мной сели Алекс и Сергей, а Мику и Алиса уселись напротив нас. Правда, Алиса почти сразу же встала и стала рыться в шкафу. Через некоторое время она, чертыхаясь, вытерла пот со лба и сказала:  — Неужели я её у себя в кабинете оставила?  — Ты что имеешь в виду? — спросила Мику. — Главное моё сокровище, которое мне отец передал. Запись «Ваньки-встаньки». Я решил проявить любопытство. Слово «Ванька-встанька» применительно к музыке мне ничего не говорило. Я даже не знал — отечественное это произведение или заграничное?  — Что это за «Ванька-встанька такой?»  — Рок-опера «Песняров» — объяснила Алиса. Впрочем, её объяснение меня не удовлетворило. Я сразу ввязался с Алисой в спор:  — Почему я её не знаю? Я о «Песнярах» всё знаю, но про эту рок-оперу впервые слышу. Мне действительно было интересно узнать что-то новое о моём любимом музыкальном коллективе. Алиса хитро посмотрела на нас и спросила:  — Вы знаете, что я белоруска? Мой отец в молодости с «Песнярами» тесно общался. И они разрешили ему для себя лично эту рок-оперу записать. На пластинках её не издавали.  — И ты теперь собираешься нам её предложить? Но ведь бывшие артисты «Песняров» ещё живы. Как они посмотрят на то, что мы без спроса используем их творение? Алиса развела руками:  — Моё дело предложить. Давайте так. Я вам покажу завтра эту запись в кружке, а вы решите, что с ней делать. В разговор вступил Алекс, сразу поддержавший Алису.  — Алиса дело говорит. Сначала нужно выяснить, нравится ли нам эта музыка, и уже потом решать остальные вопросы. Алиса хотела было что-то сказать, но тут из динамиков раздался звук, призывающий на ужин.  — Странно. Ужин уже был. Зачем понадобилось нас звать в столовую? — удивился Сергей. Как бы там ни было, мы заторопились в помещение приёма пищи. Но до столовой мы не дошли. Нам пришлось остановиться на площади, потому что именно на площади собрались все наши товарищи. Кроме нас, подходили и ещё отстающие. Когда один отряд встал друг напротив друга, Ольга Дмитриевна обратилась к Виктории:  — Вчера мы за вами не уследили. Итак, кому ты корону передаёшь? Виктория смутилась. Ей явно было трудно выбрать преемника. После долгого ожидания она призналась откровенно:  — Не знаю, кому отдавать. Мне очень много помогло сегодня ребят. Просто так, ни с того ни с сего, от доброты душевный. Предпочесть одного — значит, обидеть остальных. На помощь ей пришёл Шурик:  — Отдай мне. У меня есть план на завтра. Я хочу завтра всех вас в поход сводить. В его голосе чувствовалась решимость. Но вдруг он стал говорить более тихо.  — Ну, на самом деле я этот поход никому не навязываю, Кто согласится — тот пойдёт со мной, кто откажется — останется здесь. Я и сам мало чего ещё знаю.  — Не говори загадками, тебя товарищи не поймут — укоризненно покачала головой Ольга Дмитриевна. Но Шурик продолжал настаивать на своём:  — Я и не говорю загадками. Сегодня ещё узнаю поподробнее, а завтра на утренней линейке всё скажу. По выражению лица вожатых было видно, что они им сильно недовольны. Но в итоге они смирились с тем, что он ничего больше не скажет. Итог подвёл Валерий Геннадьевич:  — Ладно, завтра, надеюсь, всё будет яснее. А пока можно расходиться. Мы восприняли эти слова как руководство к действию, и собирались было уже идти к своим обиталищам. Возвращались мы домой вместе с Серёжей, и у поворота к домам уже собрались попрощаться, но тут нас догнала Виктория. Похоже, ей хотелось поделиться с нами чем-то радостным — и я даже догадывался, чем. Во всяком случае, откладывать дело в долгий ящик она не стала:  — Ребята, не хотите посмотреть мою картину — первую из серии пейзажей здешних мест?  — Лично я бы посмотрел с удовольствием — сказал Серёжа. Мне оставалось только согласиться с ним:  — Я бы тоже не отказался. Хочется взглянуть, как ты такую красоту смогла перенести на холст. Наверняка это было непросто. Виктория улыбнулась:  — На самом деле было легко — достаточно было просто смотреть на то, как переливалась вода в озере. А дальше воображение всё само довершило Дома мы прямо с порога заметили довольно большую бумагу, лежащую на столе.  — Подходите поближе, не стесняйтесь — пригласила хозяйка. Скажу честно, я подходил к этому столу медленно и неуверенно — я боялся найти в картине какие-то изъяны и этим самым огорчить девушку. Но я зря боялся. Озеро получилось совсем как настоящее. Оно выглядело таким красивым, что казалось похожим на озеро Светлояр, в котором скрыт легендарный град Китеж. Виктория тщательно прописала каждую травинку и былинку — но в то же время сделала так, что тщательность не превратилась в грубые мазки. Изображение было светлым и радостным. В моей душе заиграла красивая музыка, музыка Неба, не побоюсь этого слова. Но всё же я позволил себе дать ей один совет:  — Ты, главное, не торопись. Есть возможность поработать подольше — работай подольше. Спешить никуда не надо. Хозяйка дома, похоже, и без меня сама думала об этом — и не пришла ни к какому мнению. Во всяком случае, она решила посоветоваться с нами:  — Сказать по правде, я сама ещё не определилась, сколько у меня картин будет. Зависит от того, куда нас завтра Шурик поведёт. Как вы думаете, куда мы с ним пойдём?  — Вряд ли к озеру — улыбнулся Серёжа.  — Это верно, мы уже там были — согласилась Виктория. Она посмотрела на нас взволнованно:  — Ну как у меня получилось? — спросила она. . Впрочем, и без лишних слов было понятно, что наши лица выражали восторг. А вот словесно мы с Серёжей восторг высказали по-разному. Серёжа вспомнил свою родину:  — Если бы кто-то обрисовал наши карельские озёра так же, как ты нарисовала это озеро, то я бы этого человека на руках носил. А я вспомнил оперу Римского-Корсакова:  — Это озеро такое красивое, что напоминает мне озеро Светлояр из оперы Римского-Корсакова про град Китеж. Если бы этот великий композитор жил в наши дни, он бы вдохновлялся твоей картиной. Хозяйка дома, услышав наши комплименты, прямо засияла от счастья:  — Я очень рада это слышать. Теперь главное — сохранить такое же творческое настроение на последующие дни. Мы с Серёжей переглянулись:  — Тогда разреши нам откланяться. Ты устала сегодня. Тебе нужно отдохнуть — сочувственно сказал мой карельский товарищ.  — Большое спасибо, друзья. И за помощь, и за деликатность. Спокойной вам ночи. Мы попрощались с Викторией и теперь уже окончательно разошлись по домам. Дома я попробовал наконец-то дочитать «Парус», но у меня не получалось. То я думал об истории с «Песнярами» и «Ванькой-встанькой», то пытался догадаться, куда нас поведёт завтра Шурик. В общем, книгу пришлось отложить, потому что мысли постоянно прыгали из стороны в сторону. Вскоре они вернулись к утреннему походу с Викторией, и к её вопросу о том, есть ли у меня цель в жизни? Теперь я мог ответить на этот вопрос. Цель в жизни состоит в том, чтобы помогать людям, чтобы радовать их и исполнять их мечты. Как мы с друзьями сегодня исполнили мечту Виктории — исполнили просто так, не спрашивая у неё никакой благодарности. Поняв это, я сразу же разделся, выключил электричество и лёг спать. Завтра моих товарищей и меня ждёт немало дел.